Музы светлого Дома изящной словесности

АВ Романов, 2023

Творческим людям необходимо вдохновение. Оно генерируется Музами. Писатели, например, могут заключить с ними союз в Доме изящной словесности.Серафима – оператор творец-машины, которая распределяет Муз и Музов по авторам. Ей же самой предписано счастье только с чёртом. А они в светлой литературе – редкость. Она вроде и примирилась со своей участью, уже перестала надеяться… Но её чёрт уже рядом! Сумеет ли он завоевать суровую Серафиму и объяснить необходимость их союза? А что будет с другими Музами и авторами, которым тоже необходимо счастье? Вот об этом эта история…Стёб. Неформат. Романтично.

Глава IX. Предестинация!!!

На ступеньках Приёмной творца сидел небритый дед в кепке. Перед ним стояли Аделаида и разбитная деваха, типичная «ночная бабочка», каких часто можно встретить в ночных клубах (крашеная блондинка, симпатичная, с «боевым» макияжем; короткое синее платье; колготки, имитирующие чулки; вычурные туфли со стразами).

— Что ты творишь, старый хрен?! — отчитывала Аделаида деда. — Тебе Муза для чего была нужна?

— Да! — возмущённо поддакивала девица.

А дед водил руками и заплетающимся языком пояснял:

— Муза мне, чтобы писать. Я герой войны! Я понять хочу — почему это мои побасёнки никому не нужны, а тыкалово паскудное в тренде? Женечка моя ничего в этом тыкалове не понимает! Нет, она хорошая, ласковая, двадцать лет вместе. Но не соображает она ничего в этом паскудстве, понимаете?! А мне нужно знать…

— Он что, пьяный? — брезгливо спросила Серафима.

— Да, — ответила деваха. — Это у него не сон, а пьяный бред! Платье мне порвал. «Раздевайся, — говорит, — современные тренды изучать будем!». И как ему доказать, что я не такая, как выгляжу? Нет, словами всё пояснить, на пальцах показать, стриптиз продемонстрировать — пожалуйста. Но не с каждым же! Я вообще больше по молодёжной линии. Ошибся творец!

— Возвертаю эту шалашовку! — торжественно заявил дед. — Профнепригодная она. Вдохновения ни на хрен! Расторгай контракт.

— Кто-нибудь мне чего-нибудь объяснит толком? — спросила Серафима.

— Главного редактора заменили, — раздался тихий женский голос сзади, из темноты, — она его военные рассказы сняла с печати. Сказала, что у читателей другие тренды и издательство будет им соответствовать. Посоветовала пикантные истории из фронтовой жизни вспомнить.

Волков, Серафима оглянулись, отступили чуть в сторону. В круг света от фонаря, висевшего перед входом в домик творца, вступила невысокая аккуратная девушка в военной форме.

— Женечка, — всхлипнул старик.

— Женевьева, — то ли приветствуя, то ли с неприязнью произнесла деваха-блондинка.

— Катюха, — ответила тем же тоном военнослужащая и продолжила рассказ. — Он напился…

— Напился! — подтвердил дед. — Ведь этот капитан был полная погань! Он, как под пули попал, так в штаны и наложил! И тогда в тылу, ворюга, пристроился, шуры-муры вертел подлые, пока не удавили гниду по-тихому. А я про него истории писать должен?! Что он — пример! Ворюга и герой-ловелас! Да я застрелюсь лучше!

— Ты почему его бросила? — строго спросила Серафима девушку в военной форме. — Двадцать лет вместе пишете. Это что, ничего не значит?!

— Да кто же его бросал?! — в отчаянье воскликнула девушка. — Его же, старого чёрта, не переспоришь! Напился, крушить всё начал. Мне сказал, что я устарела! И творец туда же: «Предписываю назначить в качестве эксперимента Музу Катюху». А меня — в отставку. Доэкспериментировались!

— Это когда было такое? — удивилась Серафима.

— Вы тогда к Овечкиной ушли, — неохотно пояснила Аделаида. — Меня дежурить оставили.

— Понятно, — тяжело вздохнула Серафима. — Пойдёмте в кабинет.

Дед, кряхтя, начал подниматься. Муза Женевьева кинулась ему помогать. Катюха и Аделаида терпеливо ждали. Аделаида при этом внимательно, можно сказать, с нездоровым любопытством рассматривала обольстительную Катюху.

— Ты чего? — смутилась та.

— Смотрю, — с непонятным выражением ответила Аделаида.

— Ты можешь не присутствовать при разбирательстве, если не хочешь, — тихонько сказала Серафима Виту.

— Не говори ерунды, — также тихо ответил он. — Я тебя не брошу. Ругань ещё не началась, ты уже расстроилась, а у меня новый носовой платок есть.

И Волков достал из кармана платок. Обычный, клетчатый, вроде как даже чистый.

— Спасибо, — тихо вздохнула Серафима.

— Значит, что тут у нас?

Все заинтересованные лица расселись в небольшом кабинете с творец-машиной. Вопрос Серафимы повис в воздухе.

— Жалоба автора, жалоба Музы, — после паузы подсказала Аделаида.

— Заявления? — официальным тоном произнесла Серафима.

— Женечка, — попросил дед, — ты напиши там, что возвращаю я творцу эту непутёвую Катюху, а тебя обратно хочу. Напиши, что я старый дурак, что погорячился, что я это… рамсы попутал.

— Хорошо, — тихо ответила Женевьева, выводя аккуратные буковки.

— Будем опять, как в молодости, — бормотал дед, — резюме рассылать, наградами трясти, уговаривать, жаловаться… На одной глупой бабе свет клином не сошёлся…

Катюха же, как умеют только крашеные блондинки, одновременно и строчила что-то на листе бумаги, и мечтательно глядела в невидимую даль, и крутила левой рукой собственный «локон страсти».

— Вы вообще ничего не написали вместе? — спросила Серафима.

— Написали, — фыркнула Катюха, отвлекаясь. — Великую женскую мудрость.

— Какую?

Дед скривился, словно от зубной боли, а разбитная блондинка преднамеренно нудным тоном процитировала:

"Правильно воспитанная грудь становится бюстом! Запущенная — обычными сиськами. Откормленная — сисяндрами. Любая девушка должна помнить об этом."

Повисла тишина.

— В принципе, это справедливо, — заметила Аделаида. — Только за такие слова…

— Глупости это, — покраснела Женевьева, поправляя гимнастёрку. — Вот наше заявление.

Творец-машина съела представленное заявление, но продолжала гудеть. Тихо-тихо, на пределе слышимости.

— Второго заявления ждёт, — пояснила Серафима.

— Зачитать? — нагло спросила Катюха.

— Дай, посмотрю, — Серафима протянула руку, взяла бумагу и замерла, изучая написанное. — Так… Катюха, Муза, специалист по гетерам, проституткам, гейшам, оторвам, курвам и прочее… волнующие танцы, тантрические обряды… гадание, мистика, нетрадиционные отношения, молодёжка… Ты считаешь, значит, что автор нарушил договор, заставляя тебя делать что-то против воли. Справедливо. Ты пишешь, что в квартире вонь и грязь. Что на уборку автор не вдохновляется…

— Он инвалид! Там, у себя, — вскинулась Женевьева. — Инвалид! Понимаете?

— Порядка в доме это не отменяет, — запальчиво ответила Катюха. — Нет чистоты в доме — нет порядка в произведении.

— Нет чистоты в ДУШЕ — нет порядка в произведении! — возразила Женевьева.

— СТОП! — прервала словесную перепалку Серафима. — Продолжаем. Ты считаешь, что как человек он козлина, как автор — ноль, заявляешь, что вёл себя неадекватно, разоблачался, хватал тебя за волосы, порвал платье… Пишешь, что его воображаемый писюн — крохотный… Короче, тебе такой автор не нужен и ты настаиваешь на разрыве союза?

— Да, — подтвердила Катюха.

— Дура! — в сердцах сказала Женевьева. — Стерва!

— Сама дура! — огрызнулась Муза. — Изложила всё как есть.

— Да что «как есть»! — внезапно возмутилась Аделаида. — Ты, Катюха, совсем не соображаешь! Творцу про писюны пишешь! Очень ему это интересно, конечно. Других дел у него нет!

— Я правду говорю! — обиделась Катюха.

— Стоп! — опять вмешалась Серафима, отправляя второе заявление в творец-машину. — Ждём вердикта молча.

Все затихли, слушая монотонное гудение. Однако на листе, выползшем из недр творец-машины, было написано следующее:

"Вопрос к автору. Вы признаёте, что покушались на честь Музы Катюхи?"

— Покушался, чего уж там, — вздохнул дед. — Поди на неё не покусись, раз она такая раздетая. Но я не только из похоти покушался, а и для искусства ещё, чтобы тренды эротические понять.

Творец-машина затянула бумажку с вопросом обратно. Погудела. Затем выдала текст, который был зачитан вслух Серафимой. Вердикт гласил:

"Эксперимент признан неудачным. Союз постановляю разорвать. Автор, виновный в покушении на честь Музы, наказывается прокрастинацией на одну неделю."

— На неделю! — ахнула Женевьева. — Серафима Андреевна! Он столько не выдержит. У него, кроме творчества, ничего и никого нет. А союз? Про союз со мной ничего не сказано!

— Во время прокрастинации, — мрачно сказала Аделаида, — союз невозможен.

— Но он же опять пить начнёт! — воскликнула Муза.

— Да не лебези ты, Женька! — оборвал её дед. — Виноват я. Перед тобой прежде всего. Жёстко, конечно. Уборкой займусь, телевизор посмотрю. Ну и выпью немного, наверное… Как такое без выпивки пережить?!

— Я же говорила! — заломила руки Женевьева.

После этих слов творец-машина выдала новую бумагу:

"Муза Катюха! Вы удовлетворены вердиктом? Или тоже считаете его слишком жестоким? Учтите, что оставить без наказания покушение на честь Музы я не могу."

— Неделя, — задумчиво проговорила Катюха, — это и правда как-то слишком. Я же не дура, я всё понимаю. Автор без творчества — это как каша без кастрюли. Если наказание обязательно, то пусть будут сутки.

— А совсем без этого нельзя? — воскликнула Женевьева.

"Назначено наказание — сутки прокрастинации."

После того как эти слова были зачитаны, наступила внезапная тишина. Дед застыл, парализованный. В правой руке Серафимы появилась огромная сияющая печать. Она проверила клише на торце — «1 сутки». Затем, прямо сквозь кепку, она опустила её на лоб пожилого автора. Все, находящиеся в комнате, вздрогнули. Сияние оттиска разлилось по деду, его фигура начала исчезать. Печать в руке Серафимы тоже в буквальном смысле испарилась, истаяла.

— Вот и всё, — безнадёжно сказала Женевьева. — Вот и всё. Сутки…

Она, шатаясь, вышла из комнаты. Шаги её слышались недолго. Из окна кабинета было видно, что девушка слепо побрела по тропинке.

— Вот и всё, — повторила её слова Катюха. — Свобода, девы. Приглашаю всех в рифмобар, там сейчас самая-самая тусовка начинается.

Серафима уселась в своё кресло. Вид у неё был мрачный, замученный. Вит подошёл, осторожно погладил по голове, как маленькую девочку.

— Сложная у тебя работа, — тихо сказал он.

Аделаида, внимательно разглядывая Катюху, посторонилась, приглашая и её выйти из кабинета.

— Аделаида, — сказала Катюха, — ты чего весь вечер мои ноги разглядываешь? Я тебя даже бояться начала.

— Это у тебя что? — обвиняюще спросила могучая заместительница Серафимы, ткнув пальцем в край короткого платья Музы.

— В каком смысле — что? — удивилась Катюха. — Где — что?

— Это у тебя колготы или чулки?

— А-а-а, — Муза Катюха приняла очень таинственный вид. — Это у меня чулки.

— А как они держатся? — допытывалась Аделаида. — Подвязок нет, ремней нет.

— Их держит любовь! — заявила Катюха.

— За дуру меня принимаешь? — возмутилась Аделада.

— Ладно, — сжалилась Катюха. — Колготки это. Просто фасон такой. Ты зачем интересуешься? Хочешь свой гардероб обновить?

— Как ты себя в них чувствуешь? Они жмут или нет?

Катюха с удивлением посмотрела на Аделаиду.

— Где они должны жать?

Но Аделаида продолжала смотреть на неё требовательным недоверчивым взглядом.

— Я, кажется, поняла, — хихикнула Катюха. — Хочешь попробовать такие же надеть, но чего-то боишься, да?

— Может быть, они мне не подойдут, — прошептала Аделаида. — Девочки говорили, что они везде жмут.

— Та-ак, — решительно сказала Катюха. — Где тут у вас бельё?

— В гардеробной.

— Пойдём! Не надо думать, надо просто примерить. Попробовать…

Когда Аделаида с Катюхой ушли, Серафима пожаловалась Виту:

— Сколько раз уже приходилось клеймить авторов прокрастинацией, а всё не могу привыкнуть.

— Нелегко это, — согласился Вит. — А вот скажи: а Катюхе никакого наказания не полагается?

— Её-то за что наказывать?

— Ну как сказать…

Вит немного помялся, но потом решительно спросил:

— Ответь, только честно. Если Музы рождаются талантами, то для каких таких великих произведений была рождена Муза Катюха? В тёмном Доме таки Муз и Музов через одного… Или через одну.

— Ты к ней несправедлив, — вспыхнула Серафима. — Ты тоже судишь по внешнему виду.

— А как я должен судить?!

— По произведениям! Например, у неё было очень интересное сотрудничество с одной больной девочкой. «Личная жизнь молекул». Не встречал такую книжку?

— Не помню, — сознался Вит. — Фурора она точно не произвела.

— Ещё у Катюхи была пьеса, очень известная, про любовь лука, сыра и грибов в пицце. У авторши ещё псевдоним был очень странный…

— «Пицца и жар любви»? — удивился Вит. — Нетта Та? Или Та Нетта, как её чаще называли.

— Да, она. Точно.

— Интересная вещица, смотрел, её к нам на гастроли привозил кто-то.

— Ну вот видишь! Катюха — настоящая Муза.

— Ладно. Что это я, в самом деле? — стушевался Вит. — Взялся судить о том, чего не знаю…

— Давай не будем ссориться из-за ерунды, Вит…

— Есть! — в комнату, потрясая конвертом упаковки, ввалилась радостная Аделаида. — Подобрали с Катюхой мне обновку! Говорит, жать не будут.

Вит и Серафима встали и одновременно изобразили на лицах улыбку.

— Рада за тебя, — сказала Серафима.

— Можно посмотреть, — попросил Вит. — Очень странная расцветка у упаковки.

— Конечно, — Аделаида торжественно протянула Виту заветный конвертик. — Хотя это только для девочек, но мужчины тоже должны быть в курсе…

Вит рассмотрел обновку, хмыкнул и, не в силах сдержать смех, согнулся, присел на стул. Его скорчило в судорогах.

— Что не так? — обиделась Аделаида.

— Боюсь, — Вит едва мог говорить сквозь смех. — Боюсь, Катюха пошутила над вами, Аделаида. Вам нужен такой же размер, наверное, но колготки должны быть обычные, не компрессионные. А эти бу… будут… жать…

И его опять скрутил приступ смеха.

— А она говорит, что не будут, — растерянно сказала Аделаида. — Надевай, говорит, и приходи в рифмобар веселиться…

— Не получится, — Вит всё не мог успокоиться. — Второй номер компрессии. Весело вам не будет, наверное…

— А где, интересно, Ухрюп-яга? — неожиданно спросила Аделаида.

Чувствовалось, что она разгневана.

— Закрываем приём, идём в рифмобар, — решилась Серафима. — Вит, сиди здесь. Аделаида, успокойся. Пойдём, я помогу тебе выбрать нормальные…

На этих словах творец-машина опять загудела, выдавая очередную бумагу. Серафима приняла её, зачитала вслух.

"Поступил запрос от светлого Дома вкусной еды. Готовится фестиваль. Шеф-повар мероприятия, Некоторый Сергей Николаевич, хотел бы ангажировать для собственного вдохновения Музу Аделаиду. Ему разрешён визит в светлый Дом изящной словесности и переговоры с Музами."

— Ну вот, — обратилась к своему секретарю Серафима, — и ты понадобилась. Знаком тебе этот Некоторый?

Гнев Аделаиды моментально прошёл, она покраснела, обрадовалась.

— Это Серёга! — пояснила она. — Толстяк, шалун, лоботряс! Люблю его! Он у нас уже был.

— Почему-то я этого не помню, — растерянно сказала Серафима.

— Потому что я его скрывала, — честно созналась Аделаида. — Повар он от творца, а вот с выражением собственных мыслей у него туго, автор он никакой. И ещё он ленивый, как медведь! Обещал закончить книгу про особенности приготовления креветок и других морских гадов, но так и не сподобился. Но теперь-то я ему устрою! День и ночь у меня пахать будет.

— Так тебя, по-моему, — заметила Серафима, — приготовление еды на пищевом празднике вдохновлять приглашают, а не для создания произведенияйя.

— Еда готовится днём, — пояснила Аделаида, — а ночью можно и книги писать.

— И десятки печей, запылав адским пламенем, исторгли из своих недр тысячи пирожков… — совсем-совсем неслышно прошептал Вит. — С начинкой из морских гадов…