Одураченные. Из дневников 1939–1945

Август Фридрих Кельнер

Фридрих Кельнер, один из немецких чиновников-антифашистов, с 1939 по 1945 год почти ежедневно документировал преступления режима. Его целью было оставить свидетельства бессмысленной покорности немцев и оболванивающего воздействия нацистской пропаганды. Сочетание вырезок из газет и комментариев к ним превратили дневник Кельнера в важнейший исторический документ, в «изображение нацистской Германии, которого никогда прежде не существовало в такой яркой, краткой и впечатляющей форме» («Der Spiegel»). В издании представлены наиболее репрезентативные записи. This work was originally published by Wallstein Verlag in Germany. The owner of Friedrich Kellner’s diary is his grandson, Robert Scott Kellner, translator of the English edition published by Cambridge University Press. Оригинальное издание этой книги опубликовано издательством Wallstein в Германии. Правообладателем дневника Фридриха Кельнера является его внук Роберт Скотт Кельнер, автор английского перевода, опубликованного Cambridge University Press. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Биографический очерк

Ранние годы

В жилых комнатах над кондитерской Георга Кельнера в Файхингене-на-Энце в Южной Германии его жена Вильгельмина произвела на свет сына. На дворе было 1 февраля 1885 года. Отец, рожденный двадцатью двумя годами ранее вне брака в Арнштадте, в Тюрингии, решил запоздало придать легитимность семейной ветви, назвав сына Августом Фридрихом — как возлюбленного матери, Августа Фридриха Шонерта, человека, чьим отпрыском он стал. В последующие три года Вильгельмина, выросшая в большом семействе Вайгль в окрестностях Биссингена, родила еще двоих детей, но они умерли в младенчестве^[21].

Когда мальчику исполнилось четыре года, Кельнеры переехали в Майнц, «город Гутенберга», где Георг поступил на службу старшим пекарем. Юный Фридрих рос в поразительную эпоху изобретательства, когда в повседневную жизнь вошли радио, телефон, электрическое освещение, патефоны, кино, автомобили и аэропланы. Он был незаурядным ребенком, легко усваивал учебные предметы, особенно математику, проявлял способности к музыке и изобразительным искусствам. Прислушавшись к желанию родителей, он выбрал стезю, на которой станет первым «белым воротничком» в семье. Фридрих закончил государственную начальную школу и профессиональное училище, а в 1903-м, когда ему исполнилось восемнадцать, поступил на трехлетнее бесплатное обучение в качестве конторского служащего в суде Майнца. Его ближайшей целью была должность судебного инспектора (Justizinspektor), который следит за делопроизводством и учетом средств, в том числе выполняет обязанности архивариуса. Он рассчитывал когда-нибудь стать управляющим делами суда.

Дополнительным преимуществом для чиновников Германской империи при Вильгельме II были более гибкие условия военной службы: год в действительных войсках и время от времени — сборы в последующие шесть лет. Обязательный период начался для Фридриха в октябре 1907 года, когда ему было двадцать два. К счастью, его не коснулись события, связанные с Ихэтуаньским восстанием^[22] в Китае, и жестокие столкновения на германских колониальных территориях в Юго-Западной Африке: молодой человек спокойно маршировал и тренировался на плацу со своим полком, практиковался в стрельбе и часто попадал в «яблочко», за что получил на мундир снайперский шнурок.

На карнавальном празднике Фастнахт в 1910 году Фридриха представили его будущей жене, хрупкой девушке, которую он впервые увидел за несколько дней до этого: она каталась на коньках по пруду. Энергичная и независимая Каролина Паулина «Полин» Пройсс была на три года моложе своего поклонника. Ее отец, Карл Пройсс, работал жестянщиком, мать, Йоханна, урожденная Мартин, была крепкой особой — вырастила семерых детей, неся на себе нелегкое бремя немецкой домохозяйки^[23]. Паулина закончила профессиональное училище, и ее взяли конторской служащей на пивоварню Шофферхофер. Год прошел в ухаживаниях, а затем Паулина и девушки, с которыми она работала, предложили Фридриху вместе поехать во Франкфурт на первый Международный женский день, где он мудро поддержал требование избирательного права для женщин. По пути обратно в Майнц, в поезде, было объявлено о помолвке. Поженились они 18 января 1913 года, за день до того, как Паулине исполнилось двадцать пять, и за две недели до двадцативосьмилетия Фридриха. Он по-прежнему рассчитывал стать судебным инспектором, а она еще два года будет работать на пивоварне Шофферхофер, прежде чем сложится их семейный быт.

Война и политика

Четвертого августа 1914 года сержанту Фридриху Кельнеру пришлось оставить свой рабочий стол в суде, чтобы перейти в состав резервного подразделения, сформированного в пехотном полку принца Карла Прусского под номером 118, а затем отправиться на войну, которая охватит значительную часть мира. Не в силах повлиять на происходящие события, стойкая Паулина поддерживала родственников мужа и собственных родителей. Ее братьев Франца и Людвига тоже призвали на фронт.

Некоторым утешением была надежда на то, что «эта война положит конец всем войнам», но на Фридриха не действовали ни лозунги, ни муниципальные оркестры, ни ликующие толпы провожающих. Он словно смотрел в будущее. На странице его военного билета с рукописным заглавием «Участие в сражениях» вскоре появятся названия городов, где пройдут ожесточенные бои. Снайперский шнурок превратится для него в петлю: меткого стрелка из раза в раз будут посылать в бой.

Боевое крещение он прошел 22 августа в битве при Нешатó. К середине сентября на его счету будет уже восемь боев, в том числе несколько эпизодов первого Марнского сражения, когда французские и британские войска остановили германское наступление на Париж. Он узнал, что такое горечь поражения, но вместо возвращения домой пехотный полк принца Карла направился на северо-запад Франции^[24].

Два месяца Фридрих провел в грязных окопах, выложенных мешками с песком, к западу от Реймса, днем познавая страх в захлебывающихся атаках, а ночами, словно в кошмарном сне, проползая под колючей проволокой, чтобы забросать ручными гранатами позиции врага, пока земля и воздух сотрясались от ударов артиллерии. Он не одобрял неумелую стратегию Верховного командующего и гибельное стремление кайзера к славе — да и саму идею монархического правления. Ему казалось бессмысленным проливать кровь немецких солдат во Франции из-за того, что какой-то серб убил австрийца в Боснии. Он считал, что лучше встать вдоль границ рейха, ценою жизни защищая дом и родину. Здесь же свою страну защищали те, в кого он стрелял и кого убивал. Как он ни старался, он не мог связать свои действия с простым принципом: «Относись к другим, как к самому себе».

В ноябре Фридриха накрыло взрывом шрапнельного снаряда, и он оказался среди четырех миллионов немецких мужчин, раненных на этой войне, — не считая двух миллионов убитых. Битком набитый поезд, мокрый от крови стонущих солдат, боль в изрешеченной ноге и вероятность, что она загноится и ее придется ампутировать, — все это на время отвлекло его от философских размышлений.

Лечился он в госпитале Святого Роха в Майнце. К весне был годен к возвращению на передовую, но вместо этого его командировали в штаб интендантской службы во Франкфурте, где он в ярком свете увидел, что такое война и каких разрушений она стоит. Будучи недалеко от Майнца, он мог часто видеться с Паулиной. Двадцать девятого февраля 1916 года в квартире на Мозельштрассе в Майнце, в паре кварталов от Рейна, как символ жизни на фоне губительной войны родился их единственный ребенок. Ему дали имя Карл Фридрих Вильгельм, а называли Фриц.

Виной ли тому лишний день високосного года, наведший на новорожденного свою тень, или всеобщий нигилизм, охвативший мир в первой половине XX века, а может, ген чувственности, доставшийся мальчику от прапрабабки, принесшей на этот свет незаконнорожденного Георга, — как бы то ни было, во взрослой жизни счастье будет редкой гостьей Карла Фридриха Вильгельма Кельнера, он же с этим так и не свыкнется. Фридрих и Паулина и представить не могли те безмерные переживания, которые со временем доставит им маленький Фриц.

Плакатов, призывающих к героизму, и популярных песен было недостаточно, чтобы поднимать дух, когда страна проигрывает в войне. Нехватка хлеба и все более длинные списки потерь — это касалось почти каждой семьи. Младший брат Паулины, Людвиг, пропал без вести, а позже был признан погибшим. В 1907 году Фридрих сфотографировался вместе с однополчанином из своего резервного подразделения: они стояли с кружками пива в руках, гордые и довольные. На снимках 1917 года, где он изображен с сослуживцами по штабу интендантской службы, от воодушевления не осталось и следа. То, что Фридрих интуитивно понял относительно реальности войны в августе 1914 года, теперь зримо проявилось в суровом выражении лиц его товарищей. Старый германский порядок стремительно приближался к концу.

Веймарская конституция воодушевила Фридриха и Паулину: ей она принесла право голосовать, а его побудила участвовать в формировавшемся в Республике самоуправлении. В 1920 году Фридрих вступил в социал-демократическую партию (СДП), занялся организаторской работой и расширением партийных рядов^[25]. В апреле его назначили судебным инспектором, это был важный шаг на пути к заветной цели — должности управляющего делами суда. В том же году они с Паулиной официально перестали быть прихожанами Евангелической лютеранской церкви, «поскольку и Церковь, и большинство ее служителей вели себя в военные годы (1914–1918) не по-христиански», приняв сторону военных, продолжавших вести уже проигранную войну, вместо того чтобы капитулировать и спасти человеческие жизни^[26].

Фридрих распространял листовки СДП, вел агитацию на Шиллер Плац и на торговой площади перед собором Святого Мартина. Экстремисты с обоих концов политического спектра не давали проходу активистам вроде него и подогревали недовольство, и без того не спадавшее из-за огромных репараций, назначенных по Версальскому договору. Обвал немецкой валюты в начале 1923 года чуть не привел к падению правительства, но к 1924 году экономическая ситуация улучшилась. Возрождение оптимизма нации спутало планы одного честолюбивого политика, попытавшегося захватить власть в Мюнхене. Путч провалился, но пресса пристально следила за спектаклем, разыгравшимся в зале суда, так что через год, когда Адольф Гитлер вышел из тюрьмы, у него уже было все, что нужно: популярность, богатые покровители и сочинение, описывающее превосходство арийской расы, титульная нация которой сметет евреев и славян и конфискует у соседей земли и средства.

Летом 1925 года отец Фридриха вручил ему недавно опубликованную книгу, в которой излагались суровые методы формирования истинно немецкой идентичности путем беспощадного уничтожения врагов — в том числе неугодных немцев^[27]. Георг поддержал сына: автору нужно дать отпор. На следующем митинге, держа «Майн Кампф» в поднятой руке, Фридрих прокричал: «Гутенберг, твой печатный станок осквернен этой злодейской книгой!»^[28] Его презрение к Адольфу Гитлеру разозлило военизированных штурмовиков нацистской партии, но Фридрих не дрогнул — он и не такое видал в Бельгии и во Франции.

Здоровье Георга и Вильгельмины начало слабеть, они все больше времени проводили с внуком, Фрицем, и уговаривали его всерьез заняться учебой. Ребенок отличался живым умом и прекрасной памятью, но не любил прилагать усилия, для контрольных работ ему хватало знаний, усвоенных в классе. Домашние задания он воспринимал как помеху развлечениям и делал их из-под палки. «Этот мальчишка, — сказал Георг Фридриху и Паулине, — чем-то напоминает мою мать».

Осенью 1925 года, за пару месяцев до сороковой годовщины свадьбы, Вильгельмина умерла. Фридрих скорбел по матери и присматривал за страдавшим от недугов отцом. Они подолгу обсуждали будущее юного Фрица — и нестабильное положение в Республике. Георг убеждал Фридриха, что тот должен сам написать книгу — ответ абсурду «Майн Кампф». В ноябре 1926 года Георг умер и был похоронен рядом с женой на центральном кладбище Майнца. На положенном сверху большом, грубо обработанном камне была простая медная табличка с единственным словом: «Кельнер».

В конце того же года вышел второй том «Майн Кампф», содержавший такой вывод: «В эпоху нынешнего расового вырождения государство, посвятившее себя поддержанию лучших расовых свойств, когда-нибудь неизбежно будет править миром». Видя ужасающий подтекст этой книги и ее обращенность к глубоко укоренившимся предрассуд-кам немцев и их милитаризму, судебный инспек-тор сокрушался и спрашивал себя, долго ли еще он сможет оставаться оппонентом опасного автора. «Я с самого начала знал, что Гитлер и его политика ведут к войне»^[29].

В 1928 году социал-демократы удержали национал-социалистов на уровне трех процентов голосов, однако массовая безработица и потеря сбережений во время всеобщей депрессии 1929 года нацистов вполне устраивали. Их воинственный, но харизматичный лидер обрушился на капитализм и коммунизм, винил евреев во всех общественных болезнях, клялся вернуть величие Германии — возродить не просто прежнюю империю, но Великую Германию, и первым шагом к этому должна была стать аннексии Австрии. К 1930 году нацистская партия была уже второй по численности в стране, и че-тырнадцатилетний Фриц, будучи в том возрасте, когда подростковый бунт против родителей совершенно естественен, проникся все более явной очарованностью нации Адольфом Гитлером, чье представление об арийском превосходстве возвышало в дарвиновской иерархии даже самых тощих немецких мальчишек и позволяло им попирать «низших людей». Когда Фриц пришел из школы домой, насвистывая популярную песню о марширующих по просторам эсэсовцах, и заявил, что хочет вступить в гитлерюгенд, Фридриху пришлось приложить невероятные усилия, а обычно спокойной Паулине произнести гневную отповедь, чтобы его отговорить.

После приезда Гитлера в Майнц на массовый митинг сёстры Паулины и их мужья заговорили о том, что стране нужна «сильная личность», чтобы навести порядок. Ее брат Франц допустил, что проголосует за национал-социалистов. «Жертвы нацистской пропаганды» — так писал Фридрих о своей родне. Но еще больше тревожили его представители суда, включая прокуроров и судей, которые всерьез воспринимали воззрения Гитлера. Фридрих разозлил старшего инспектора, когда предрек новую войну, которую тот начнет. Один коллега посоветовал ему быть осторожнее: сочувствующих «гитлеризму» не всегда можно было сразу узнать, но эти люди могли быть опасны.

В июле 1932 года нацистская партия получила на выборах почти сорок процентов голосов и са-мою большое представительство в рейхстаге. В январе 1933 года, после полугода упорных политических интриг, Адольф Гитлер стал канцлером. Заняв это место, он установил такую диктатуру, что его имя стало синонимом слова «чудовище». «Кто за это ответит? — восклицал Фридрих, столько лет боровшийся против этого восхождения. — Безмозглые люди! Растоптать демократию и вверить одному человеку власть почти над восьмьюдесятью миллионами — это так ужасно, что невольно содрогаешься в ожидании грядущих событий»^[30].

Блудный сын

Не питая иллюзий относительно того, как нацисты в Майнце будут обходиться с оппонентами, Фридрих перевез семью в Лаубах, небольшой старинный город с замком, примерно в шестидесяти километрах к северу от Франкфурта, где никто не знал о его политической деятельности. Высокая должность, которая ждала его в суде Лаубаха, отчасти защищала от давления местных нацистских властей. Став управляющим делами суда, он получил одну из двух служебных квартир в здании. Главный судья с семьей жил этажом выше.

Большой город или провинция — если сравнивать, сколько там было фанатиков Гитлера, для Кельнеров все оказалось едино. Более шестидесяти процентов голосов в Лаубахе отдали за национал-социалистов, они получили контроль над муниципалитетом^[31]. Профессиональное сословие беззастенчиво заискивало перед новой властью и пыталось давить на Фридриха и Паулину, заставляя их вступить в нацистскую партию. Это не было обязательным, но в городе, где всего восемнадцать тысяч жителей, отказ не мог остаться незамеченным и навлекал на них подозрение. Не улучшило положение и то, что Фридрих неодобрительно высказался о принятых нацистами репрессивных законах — среди них был акт, обеспечивавший Гитлеру диктаторские полномочия, закон, не допускавший к гражданской службе евреев, и закон о стерилизации людей с наследственными заболеваниями.

Их сын был недоволен: в Майнце остались его друзья; найти с ним общий язык не получалось. Окончив школу, Фриц не стал искать работу. Сказал, что это ему неинтересно, ведь скоро его призовут на государственную службу или в армию. Он занимался тем, что паял радиоприемники, — зарабатывал их починкой. Чтобы избавить отпрыска от нацистского влияния, родители пристроили его на попечение к одному нью-йоркскому родственнику. Незадолго до отъезда Фриц побывал в Лондоне, где учился на курсах по радиоремонту и английскому языку при Политехническом университете. По возвращении в Германию его приняли на работу в суд, на неполный день. Когда с конторского стола пропала небольшая сумма — две марки, оставленные в качестве платы, — судья обвинил в этом Фрица. Доказательств не было, Фриц утверждал, что не брал деньги; однако судья пригрозил расследованием — он хотел не столько наказать сына, сколько унизить отца, не симпатизировавшего нацистам.

14 августа 1935 года на пароходе «Президент Рузвельт» Фриц отплыл из Гамбурга в Нью-Йорк. В списке пассажиров он значился как Фред Вильям Кельнер. Ему было девятнадцать, и для него все только начиналось. Пока океанский лайнер на всех парах выходил в Северное море, его безутешные родители подбадривали друг друга. Фридрих думал о своем отце, который хоть и был незаконным ребенком, но прожил достойную жизнь в усердном труде. Он молился, чтобы у внука Георга впереди был такой же путь.

Вновь они увидятся только через одиннадцать лет — тех страшных лет, за которые причал, где стояли Фридрих и Паулина, как и все верфи вокруг, и весь Гамбург, и бóльшая часть Германии будут разрушены мощными бомбардировками. Даже проницательный судебный инспектор не мог представить себе руины того мира, в котором они воссоединятся с сыном.

Через несколько недель после того, как пароход «Президент Рузвельт» взял курс на Нью-Йорк, властители Германии огласили новые расовые законы. Все евреи, независимо от того, насколько глубоко они укоренились в стране, произвольно лишались гражданства и прав^[32]. Фридрих воспринял это как немыслимое преступление. «Когда евреев, чьи очевидные достижения в экономике веками служили общему развитию нации, лишают всех прав, такое деяние недостойно культурной нации»^[33].

Официально объявляя евреев людьми второго сорта, власти поощряли низменную неприязнь к ним среди населения, переходящую в жестокую травлю даже в школьных классах. Об этом в репортажах из «новой Германии» сообщали миру многие иностранные корреспонденты, работавшие в Берлине. Но осуждались такие действия редко и нерешительно. При поддержке манипулируемых политиков, знаменитостей и фабрикантов в демократических странах, где потакали Гитлеру, новый лидер вместе со своими приспешниками начал планировать массовые беспорядки.

Сочувствие Фридриха германским евреям не обусловливалось дружескими или профессиональными связями. Евреи составляли менее одного процента населения, поэтому нет ничего необычного в том, что их не было в близком ему кругу. Просто он полагал, что инаковость — не повод для преследований, и его возмущало, что эту простую истину так легко свела на нет расовая пропаганда, рассчитанная на то, чтобы подогревать примитивную клановую вражду. Этим принципам предстояла проверка на прочность: весной 1935 года к Паулине обратилась еврейская семья Хайнеманн — им нужна была помощь Фридриха. Их зять Юлиус Абт и дочь Люси попали в поле зрения полиции и местного отделения нацистов. Узнав, что против Юлиуса сфабриковали дело, чтобы конфисковать его имущество, Фридрих помог преследуемому человеку безопасно покинуть Лаубах и перебраться в Америку. Люси Абт в июне должна была родить, поэтому она осталась. На следующий год, когда младенцу исполнилось девять месяцев, Фридрих и Паулина помогли им уехать. Они пытались убедить родителей Люси — Салли и Гульду Хайнеманн — эмигрировать, покуда для евреев это еще было возможно, но пожилая пара осталась: они были уверены, что соседи не сделают им ничего плохого^[34]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

21

Георг Фридрих Кельнер (Georg Friedrich Kellner, 7 июля 1862 — 8 ноября 1926); Барбара Вильгельмина Вайгль (Barbara Wilhelmine Vaigle, 17 ноября 1858 — 23 сентября 1925).

22

Ихэтуаньское (Боксерское) восстание — движение ихэтуаней (народных повстанческих отрядов) против иностранного присутствия в Китае в 1898–1901 гг., в подавлении которого участвовали силы военного альянса восьми держав, в том числе армия Германии. «Боксерским» восстание стали называть в западных странах, поскольку его участники владели особой атлетической техникой, напоминавшей кулачный бой. Примеч. пер.

23

Фридрих Карл Людвиг Эмиль Пройсс (Friedrich Karl Ludwig Emil Preuss, 18 июля 1859 — 26 сентября 1936); Йоханна Каролина Мартин (Johanna Karolina Martin, 22 января 1861 — 7 октября 1944).

24

Balzer W. “Mainz — eine Stadt und ihr Militär” Mainz: Vierteljahreshefte für Kultur // Politik, Wirtschaft und Geschichte. Bd. IV (Mainz: Bonewitz Communication, 1988). S. 125ff.

25

В 1960 г. Социал-демократическая партия Германии вручила Кельнеру свидетельство, подтверждающее, что он сорок лет является ее членом.

26

Дневник, 15 января 1943 г.

27

Hitler A. Mein Kampf / trans. Ralph Manheim, intro. by Konrad Heiden (Boston, MA: Houghton Mifflin, 1962). P. 338. Здесь и далее цитируется как Hitler, Mein Kampf. Кельнер ссылается на издание 1930 г., в котором оба тома объединены в одной книге. Первый том был опубликован в 1925 г., второй — в 1926-м, оба вышли в издательстве Franz Eher Nachfolger GmbH в Мюнхене. Перевод Ральфа Маггейма (Ralph Manheim) на английский язык выполнен по немецкому изданию 1930 г.

28

“Tagebücher gegen den Terror” («Дневники против террора») // Mainz Allgemeine Zeitung. September 24. 2005 S. 14. Кельнер приводит похожее выражение в дневниковой записи от 7 ноября 1942 г.

29

Дневник, 21 апреля 1945 г.

30

Дневник, 17 сентября 1939 г.

31

Braunroth H., Feuchert S. and Schäfer A. (eds.), 1925–2000: 75 Jahre Sozialdemokratische Partei Laubach, Dokumenta-tion zum 75 jährigen Bestehen des Ortsvereins Laubach der Sozialdemokratischen Partei Deutschlands (Giessen: Druckkollektiv, 2000). S. 57. В окрестностях Шоттена, к которым относится и Лаубах, за НСДАП было отдано более семидесяти процентов голосов. Franz E. G. “Volksstaat Hessen 1918–1945” in: Walter Heinemeyer (ed.), Handbuch der hessischen Geschichte. Bd. IV: Hessen im Deutschen Bund und im neuen Deutschen Reich (1806) 1815 bis 1945. (Elwert: Marburg, 2000). S. 916.

32

Два «нюрнбергских закона» были оглашены на ежегодном нацистском митинге в Нюрнберге в сентябре 1935 г.: Reichsbürgergesetz, Закон о гражданине рейха, лишавший евреев германского гражданства, и Schutze, Закон об охране немецкой крови и немецкой чести, запрещавший браки евреев и арийцев.

33

Дневник, 13 октября 1939 г.

34

Салли Хайнеманн (Heynemann, в дневнике — Heinemann, 1879–1942) — еврей, владевший магазином в Лаубахе. Его жена — Гульда Гортензия, урожденная Гаас (1879–1942). Джон Питер Абт, доктор философии, живущий в Сан-Диего, штат Калифорния, рассказывает, что его родители часто обсуждали прошлое и судьбу его деда и бабушки. При этом доктор Абт знал, что у его отца в 1935 г. были большие неприятности с полицией (из переписки Джона Питера Абта и Роберта Скотта Кельнера, 2003). В 1942 г. Салли и Гульду Хайнеманн отправили из Лаубаха в концентрационный лагерь в Польше, где они были убиты.