Граница ночи. Роман в новеллах

Автандил Хазари

Им выпало жить на границе эпох. Ныне их век считается зарёй Нового времени. Но для них он – начало долгой сумрачной ночи.

Археус

«Вот мой город, его тесные улочки, дома из дерева и редкого камня, устремлённый в высь шпиль собора. Словно и не было долгой разлуки, словно я тот юноша, что бродил здесь прежде, полный дум, надежд и мечтаний. Вот мой дом, он тёмен и пуст, не встречают меня постаревшие, но по-прежнему родные лица. Не дождались мать и отец, разбрелись братья, наполняют уютом чужие дома сёстры. И старый дом погрузился в воспоминания, прислушивается к неслышно звенящим между стен звукам, ждёт хозяйской руки, способной победить тлен и хаос.

Дождалась ли меня та, что клялась в верности? Ах, стоит ли вспоминать порывы юности, тревожить призраков минувшего? Но я бреду к её дому, ищу её окно, страшась и вместе с тем надеясь. Дождусь ночи и явлюсь ей, бедный рыцарь, достойный своей прекрасной дамы, не предавший клятв и сдержавший слово проявить доблесть в далёком походе во славу Господню».

«Июльская ночь не терпит плотных одежд и запертых ставней, не любит одиночества и грусти, она будит воображение и шлёт послания порывами тёплого ветра. И я отвечаю ей, подставляю ветру лицо и пускаю ночной воздух внутрь. Что-то входит — в окно, в комнату, в меня, и милые образы минувшего встают перед полуприкрытыми очами. То ли это уже сон, то ли память слишком жива, но я вижу того, кого долго ждала и кого так устала ждать. Или это всего лишь полночный морок? Только я потеряла надежду и отпустила тебя, не похоронила, а отпустила, надеясь на твоё и своё счастье, как ты являешься мне призрачным видением. Или это лишь сон, и мои волосы теребит ветер…»

«Я пришёл. Всё это время я был в пути, сначала туда, бесконечно долго и трудно, и я дрался и побеждал. Затем обратно, ещё дольше и труднее, словно Господь, проникшись благодарностью за наш подвиг во имя его святынь, не хотел отпускать меня. Или то была, напротив, месть за вторжение в место его вековечного покоя? Хотя нет в той земле покоя, народы сменяют друг друга, как волны, шумят и пенятся, что-то приносят с собой и что-то уносят. И сами уносятся в туман бесконечного моря человеческого. Я ушёл, и шёл долго, дорога полна опасностей и невзгод, всё по чужим недружелюбным землям. Открывались пред нами врата, когда нас было много, закрылись врата, когда я остался один. Но я шёл, а смерть шла за мной следом, принимая разные обличья. Смотрел я на её маски, подчас уродливые и покрытые язвами, подчас прекрасные и соблазнительные, но за каждой угадывал её, царицу вселенской пустоты, ставшую моей тенью.

В лесу возле города состоялось наше последнее свидание. Послала она своих сватов — лесных разбойников, отпетых душегубов, чтобы скрепили они наш союз вечной печатью, обвенчали нас в прохладе чащобы. Но снова отверг я ухаживания искусительницы, не принял её даров, о, пламенная любовь моей юности…»

«Я не знаю, верить ли тебе… Правда ли ты остался верен мне в столь долгом и опасном странствии, не прельстился ли посулами многоопытной соблазнительницы, всегда готовой даровать уставшим ласку и отдохновение, утишение боли и умаление страданий. Ведь вижу я на тебе следы её касаний, чувствую запах, горький аромат земли. И сам ты, словно со мной и не со мной, вот твой дух, вот твой образ, лёгкий эфир, колеблемый тёплым ветром ночным. Но где ты сам, где твоя мужественная плоть, где тяжесть рук, где звучность голоса? И пришёл ты ко мне, и не пришёл, или всё это сон, дразнящий меня ликом того, кого я уже отпустила, не похоронила, а отпустила, надеясь на его и своё счастье».

«Уменьшил я бесконечное пространство между нами до расстояния касания, но эту последнюю преграду мне не одолеть… О, коварство судьбы, не дотянуться мне до тебя, будто не властелин я телу моему, будто лишился его и парю в бесплотной пустоте. Хочу согреть тебя в объятиях, но лишь холод разливается вокруг, споря с жаром июльской ночи, и зябнешь ты, ещё более одинокая, чем прежде. Хочу кричать тебе о любви, но великая немота обуяла меня, тишина воссела на трон неколебимого царства вечной беззвучности. Я стою прямо перед тобой, но не могу обмануть твои глаза».

«Как холодно, как страшно сделалось в милой обители моей, словно не вдвоём мы здесь, и множество глаз смотрит на меня оттуда, из мира вечного „может быть“, и они зовут меня к себе, наполняя именем моим расползающиеся вокруг каверны. Не того я ждала эти годы, не такого тебя, ждала своего, а вернулся чужой, принадлежащий не мне, а вечной сопернице людской. О, как часто мы вспоминаем слово „вечность“… И снова я отпускаю тебя, не хороню, а отпускаю, оставь меня здесь, я не готова проститься с солнцем, пением птиц, зеленью трав, лаской материнской руки… Я останусь здесь, а ты отправляйся в своё бесконечное странствие по мирам познанным и непознанным со своей подругой тенью. Ты человек пути. Ушедши, иди».

«И снова тесные улочки родного города, готовый проткнуть луну шпиль собора, старый дом, понимающий мою печаль без слов. Но прочь отсюда, всегда вперёд, нет больше преград и границ. Я вернулся в лес, нашёл израненную одежду духа, омытую ночной росой. Только сейчас я понял, насколько наг. Но я не одинок, ведь много тех, кому не нашлось места в империи полудня. И мы ищем врата, предо мной открылись врата в град земной, теперь мой путь — в град небесный, призывно сияющий по ту сторону долгой и тёмной ночи».