140 ударов в минуту

Агния Арро (2024)

Он — безбашенный байкер и бабник, в жизни которого недавно случилась трагедия. Она — перспективная скрипачка, мечтающая о мировой славе и собственной музыкальной школе. Между ними огромная пропасть и брак по расчету. Выгодные условия и никаких чувств. Но почему, когда она рядом, его сердце бьется сто сорок ударов в минуту?

Глава 3

Саркис

Во двор нас провожает охрана. Анаит притихла. Крепче держится за мою руку и настороженно смотрит по сторонам. Отец стоит на каменных ступеньках перед резной двустворчатой дверью. В пальцах зажата сигарета. На белой рубашке расстегнута пара пуговиц, и рукава подвернуты до локтя. Удивленно смотрит на собственную дочь, будто не знает, сколько ей лет. Хотя он вполне мог забыть такую мелочь. О нас же он забыл. Зачем ему дата рождения Ани?

Сестренка больше, чем я, взяла от мамы. Кудряшки, похожие на пружинки, улыбка, мягкие черты лица. У меня же отцовские выраженные скулы, форма подбородка, нижней челюсти, да и в остальном я больше похож на него. Хорошо, что только внешне.

— Знакомься. Твоя дочь, — киваю ему на Ани, крепче вцепившуюся в мою ладонь.

— На Лену очень похожа, — замечает Предатель.

Тушит сигарету в пепельнице. Спускается к нам, присаживается на предпоследнюю ступеньку и тянет руку к Анаит, как к уличному щенку или котенку, которого хотят подозвать, чтобы покормить и пойти дальше. Ани, естественно, к нему не идет. Делает шаг назад и прячется у меня за спиной.

— Ты меня совсем не помнишь, Ана? — спрашивает отец.

Я аж слюной давлюсь от возмущения. Что за идиотские вопросы? Ты, урод, сбежал, когда она еще даже не ходила! С чего бы ей тебя помнить? Этот Предатель и раньше-то был приходящим. Они с матерью год вместе жили, потом просто регулярно спали. Вот тогда, видимо по неосторожности, и родился я. До четырех лет я искренне думал, что у меня есть папа. Странно такое помнить. Анаит вот себя в четыре года не помнит, а у меня в памяти что-то осталось или на уровне ощущений, я не понимаю. Просто отец тогда впервые исчез из нашей жизни. Наверное, на подкорке отпечаталось такое важное для мальчишки событие.

Я рос. Мать мне про него много рассказывала. Что папа всегда мечтал иметь свой ресторан и сейчас ему приходится очень много работать, у него бизнес, поэтому ему не до нас. Пыталась убедить то ли меня, то ли себя, что это нормально, ведь мужчина должен зарабатывать. Только забывала упоминать важный факт — зарабатывал он «для своей семьи». Мы же были скорее запасным вари антом. Нас вычеркнули из жизни за ненадобностью, выбросили, забыли…

Помню, как мама ждала его. Любила, несмотря на предательство, а у него была другая жена. Мне, маленькому, все это сложно было понять. Постепенно, конечно, доходило, и ненависть к человеку, из-за которого часто плачет мама, росла. Уже тогда мне хотелось ее защищать. А потом, спустя примерно пять с половиной лет, отец решил, что соскучился. С женой у него не ладилось, а тут есть Лена — любящая его, верная, вечная любовница.

Я отца на тот момент уже категорически не принимал. Он для меня стал чужим человеком, после ухода которого мать опять все время плакала.

— Ты просто маленький еще. Ты не понимаешь. Вот влюбишься, — говорила она, когда я пытался гнать отца из дому, — тогда обязательно меня поймешь.

Не хотел я так влюбляться. И до сих пор не хочу. То, что чувствовала мама, было больше похоже на болезнь, а больные люди не могут быть счастливыми. Без любви гораздо честнее. Главное, никому ничего не обещать и… предохраняться. В тот период мама снова забеременела. Это я уже хорошо помню. Родилась Анаит, и все, что дал ей наш так называемый отец, это свою фамилию. Он помирился с официальной семьей и исчез. А у нас дома снова были слезы, страдания, нехватка денег и прочие прелести.

Мне мамины слезы давались тяжко. Я ее очень любил. Да и она нас любила. Несмотря ни на что, пыталась сохранить нормальный образ отца, много работала, поддерживала, пока я взрослел. А я помогал ей с Аной.

Мамы нет теперь. Я еще не привык к этой мысли. Меня злит, что спасти ее не получилось. И этот козел, который играл с ее чувствами, особенно злит.

— С чего она должна тебя помнить?! — огрызаюсь на отца. — Ты же сбежал после ее рождения и не вспоминал о нас, пока я сам к тебе не приполз. Мама умирала. Она три года умирала! А тебе было плевать! Но я снова приполз. Что мне в этот раз сделать, чтобы ты не вышвырнул нас? Могу на колени встать. Хочешь, папа? — выплевываю с ненавистью.

Понесло. Я идиот! Чертов идиот! И при сестре не надо было выдавать все эти эмоции. Но так сложно держать их внутри. У меня слишком много еще не заживших ран, нанесенных этим человеком. Мне плевать, что он не приходил ко мне. Он не помог спасти маму!

— Саркис. — Отец подходит и кладет ладонь мне на плечо. Сбрасываю. — Мне правда жаль, что с Леной все так вышло. Но я уже ничего не могу изменить. Пойдем в дом. Спокойно поговорим.

У меня за спиной тихо шмыгает носом сестра. Разворачиваюсь, присаживаюсь перед ней на корточки и крепко обнимаю.

— Прости, что сорвался, — шепчу ей на ухо. — Наговорил лишнего. Прости, прости, пожалуйста, — целую ее в щеку. — Не плачь. Все будет хорошо. Я больше не буду.

— Давай уйдем, — шепчет Ани. — Нас тут не любят.

— Нам не надо, чтобы нас любили, — говорю громче, чтобы отец тоже слышал. — Надо, чтобы помогли. Твой старший брат не со всем может справиться один.

Отец снова приглашает нас в дом. Заходим. Анаит с приоткрытым ртом смотрит по сторонам, а я продолжаю грызть себя за то, что выкрикнул. Собирался же сдержаться.

Мой взгляд натыкается на красивую женщину в легком брючном костюме цвета слоновой кости, стоящую на лестнице, ведущей на второй этаж. Жена отца положила ладонь на перила, поджала губы и даже не пытается скрыть, что совсем не рада нашему визиту.

— Наташа, — отец зовет свою женщину, — забери Анаит, познакомь ее с младшими братом и сестренкой. Пусть поиграют в детской, пока я разговариваю с сыном.

— С сыном? — Ее передергивает. — Мальчишка опять пришел просить денег?

— Уйди, я сказал! И возьми ребенка! — теперь взрывается отец. Удивленно веду бровью. Однако высокие у них отношения.

— Я не хочу. — Ани прячется за мою спину.

А я понимаю, что так действительно будет лучше. Уговариваю ее. Заверяю, что никуда не денусь, и она все же соглашается пойти с Натальей.

— Сурен, я отцу своему позвонила, — бросает та с лестницы. — Он приедет на ужин.

Предатель кивает и приглашает меня пойти за ним. Сворачиваем в небольшой коридорчик, из него попадаем в столовую. Просторная комната с двумя арочными входами, отделанными деревом. Стены в мягких бежевых тонах увешаны черно-белыми портретами неизвестных мне людей. По углам стоят живые цветы в кадках. Их темно-зеленая листва бликует под светом люстры в виде прямоугольной рамы с лампочками, висящей под высоким потолком. В центре стоит длинный стол с закругленными краями. Тоже дерево, лакированное, отполированное до блеска. И стулья с резными спинками и мягкой обивкой в основной тон комнаты.

Не впечатлен. Мне, в принципе, плевать на все, что здесь есть. Важно лишь добиться цели.

— Скажи, у тебя внутри хоть что-то дернулось, когда я сказал, что матери больше нет? — В груди все еще горит, и мне зачем-то надо услышать его ответ.

— Мы с Леной давно стали чужими людьми. Она вам даже фамилию поменяла. И отчество, — отвечает недоотец, не выказывая никаких эмоций.

— Это я настоял, — агрессивно дергаю подбородок выше. — Когда мы виделись в прошлый раз, ты четко расставил приоритеты. У тебя семья, дети. Согласись, при таком раскладе странно носить фамилию постороннего мужика.

— Но ты все равно пришел. И привел сестру, — замечает отец.

— У меня снова не осталось выбора. И я пришел просить не за себя.

Отец откупоривает бутылку вина, разливает по бокалам. Свой осушает сразу. Я не притрагиваюсь.

— Лена хорошо тебя воспитала, — улыбается он. — Ты вырос мужчиной. Защищаешь своих женщин: мать и сестру. Вспыльчивый. Весь в меня, — говорит с какой-то тупой и неуместной гордостью. — А Анаит так похожа на мать… — Отец перекатывает ножку бокала подушечками пальцев. — Знаешь, сын, я был в нее влюблен. Между нами была огненная страсть, в которой родились красивые дети. Но семью я тогда оставить не мог. Отец Натальи вложился в мой бизнес и потребовал, чтобы я оставил любовницу. Честная сделка, на мой взгляд. Да и пора было определяться.

— Ты сделал выбор.

— Да, сделал. Прощения просить не буду. Может, когда ты станешь старше, по-мужски сможешь меня понять. Рассказывай, ради чего ты наступил на горло своей гордости и приехал ко мне, — усмехается отец.

— Мне нужно, чтобы ты обозначил себя отцом в службе опеки и Анаит не забрали в детский дом. И еще мне нельзя в армию. Кто будет заботиться о ней целый год?

— Это целых две просьбы. — Отец наливает себе еще вина. — Но ты знаешь, — его улыбка становится шире, — думаю, мы сможем помочь друг другу.

— Сделка?

Даже не сомневался. Он ведь не может просто взять и помочь нам. Из всего пытается извлечь выгоду.

— Что-то вроде. Я сейчас озвучу тебе ряд условий. Если ты согласишься, я решу твои проблемы. А заодно, может, мы начнем налаживать отношения. Ведь нам с тобой придется общаться.

— Слушаю. — Ставлю ноги шире и складываю руки на груди, рефлекторно принимая более устойчивую позу.

— Ты, наверное, знаешь, что я владею несколькими ресторанами в городе. Мы с моим старым другом затеяли слияние бизнеса в крупную сеть и его дальнейшее развитие по стране. Я все ломал голову, как бы закрепить эту сделку. И знаешь, какие печати на договорах самые крепкие? — Отец наливает себе еще вина, я снова отказываюсь.

— Просвети, — криво ухмыльнувшись, наклоняю голову к левому плечу.

— Поставленные родственниками. У Владимира Денисовича повзрослела очаровательная дочь. У меня есть взрослый сын. Женишься на девочке, станешь еще и наследником части уже не партнерского, а семейного бизнеса, — подчеркивает он, будто для меня это должно иметь какое-то значение. Я никогда не был частью этой семьи и вряд ли когда-либо стану.

— Хорошо, — киваю, все же делая глоток вина.

— Так просто? — От удивления его густые темные брови оживают, дергаясь вверх.

— Я же сказал, что готов поунижаться перед тобой, лишь бы Анаит не забрали. Надо жениться, значит, женюсь. С невестой хоть познакомишь? Или как в Средневековье, вслепую?

— Обязательно познакомлю. Для опеки и для заключения этого брака вам с сестрой придется вернуть и мою фамилию, и мое отчество. Вы ведь мои дети, — уже в который раз акцентирует он, а меня передергивает от столь наглого заявления. — И представлять вас всем я буду именно так.

— Окей. Что-то еще? — перекатываю между пальцами тонкую стеклянную ножку бокала. Ловлю себя на том, что недавно отец проделывал то же самое, и тут же прекращаю, крепче перехватив бокал ладонью.

— Пожить какое-то время вам придется здесь. — Недоотец продолжает озвучивать условия, словно проверяя меня на прочность. — Пока я утрясу все формальности. Пока решу с опекой. Ты же понимаешь, они придут смотреть жилищные условия. Что я им покажу, если вы тут не живете? Да и для моего тестя, как и для отца твоей будущей жены, так будет лучше.

— Потом мы вернемся в свою квартиру или после свадьбы тоже будем жить тут? — Для меня это важно, поэтому решаю уточнить детали «на берегу».

— Этот вопрос мы с тобой обсудим немного позже. Скорее всего, мы подарим вам что-то более приличное, чем твоя трешка в спальном районе.

— Какая щедрость! — раздраженно закатываю глаза.

— Выгодная сделка, мой мальчик. Так что? По рукам? — Предатель протягивает ладонь. Пожимаю. Нет у меня выбора. Нет! — Я распоряжусь, чтобы вам с Анаит приготовили комнаты. — Он вновь переходит на будничный тон. — Завтра перевози вещи. Если нужна машина, я обеспечу. Как только устроитесь, займемся восстановлением фамилии и поедем в опеку, чтобы ты не сомневался в том, что я сдержу свое слово. Надеюсь, Саркис, ты сдержишь свое.

— Не сомневайся. — Залпом допиваю остатки вина, прощаясь со своей свободой.