Адепт

Адам Пшехшта, 2016

Варшава начала 20 века. Появившийся в городе анклав, населенный демонами из мрачных легенд, окружен стеной из серебряных прутьев. Дома там приобрели необычные свойства, а улицы меняют направления. Аналогичные образования возникли в Москве и Петербурге. Внутрь могут входить только царские патрули и лицензированные алхимики в поисках ингредиентов для экспериментальных зелий. Польский алхимик Олаф Рудницкий вместе с офицером элитной царской гвардии встает на пути смертельной опасности. А тем временем близится война. Магические поединки, экспериментальные лекарства и растущее напряжение в месте прорыва потустороннего мира приводят к финалу, которого никто не ожидал.

Глава III

Александр Борисович Самарин стоял перед большим настенным зеркалом. Обнаженный торс мужчины был залит потом, а грудь и плечи красовались старыми шрамами. На правом плече офицера виднелось серебряное пятно в форме двуглавого орла.

— Что за чертовщина? — пробормотал он.

— Я бы тоже хотел знать. — Матушкин отложил саблю на тренировочную стойку. — Это не шрам, не татуировка. У меня что-то подобное на ключице, только Батурин легко отделался.

— Оно меняется, — сказал Самарин. — Вчера напоминало голову змеи.

— Может, барин Рудницкий знает?

— Возможно. Господин алхимик вообще много чего знает. Больше, чем должен.

Матушкин подал ему бокал шампанского на подносе и тарелочку с только что вынутой из магического пакета клубникой, и подождал подходящий момент.

— Заняться им?

— Ни в коем случае! Наблюдать, и все. Как там Батурин?

— Ноет. Врач говорит, что он и так выздоравливает слишком быстро, но сейчас еще должен лежать.

— А ты?

Матушкин подошел к зеркалу и равнодушно пожал плечами. Через лоб и щеку солдата пролегал красный, опухший шрам.

— Не буду уже таким красивым, — сухо произнес он.

— Когда снимают швы?

— Послезавтра.

— Ты выяснил, кто пытался убить Рудницкого?

— Нет, не до конца. Это довольно скрытное общество. Все эти маги и алхимики.

— Какое общество?

— Прошу прощения, ваше высокоблагородие, забылся, — быстро произнес Матушкин. — Я хотел сказать, что трудно из них хотя бы что-то вытащить.

Самарин, ничего не сказав, отправился принять душ. Спортивный клуб для офицеров варшавского гарнизона был одним из самых современных во всей Империи: тренажерный зал, боксерский ринг, татами для джиу-джитсу, фехтовальный зал, тир, сауна. Да-а-а, в Варшаве жилось совсем не плохо. Ну и ничего странного, не просто так ее назвали «третьей столицей»…

Алхимик… Самарину почти сразу понравился Рудницкий. Это не изменяет факт, что верность Рудницкого Империи была проблематичной. Очень проблематичной. Но что касается личной лояльности Самарин не имел ни малейших возражений: Рудницкий доказал, что ему можно доверять, еще в анклаве. Хотя нельзя отрицать, что бросить «русских» на произвол судьбы очень облегчило бы ему жизнь. К тому же алхимик знал анклав лучше, чем любой магистр гильдии. И может, неохотно, однако он делился знаниями. Это все делало его очень ценным, особенно принимая во внимание миссию Самарина. Наконец, офицер, как и большинство солдат, был немного суеверным. А не судьба ли поставила поляка на его пути? Ведь только благодаря ему они вышли из анклава живыми. Нет, решил он, никто не будет «заниматься» Рудницким. Даже если отец алхимика принимал участие в печально известном бунте в тысяча восемьсот шестьдесят третьем…

* * *

Самарин прищурил глаза: некоторые улицы Варшавы были освещены электрическими фонарями. Их неприятный яркий свет напоминал пропущенное через кусок грязного льда солнечное сияние. Он ослеплял. Пусть и на мгновение. Чтобы убить, достаточно и секунды. Ну, может, две…

Шаги за спиной означали, что за ним следят. Характерный стук металла о мостовую доказывал, что таинственный преследователь носит подкованные сапоги. Значит, любитель, это хорошо. А если так, то он точно не один. Местные бандиты никогда не действовали в одиночку — это слишком рискованно. К сожалению, существовал еще один вариант: возможно, речь идет вообще не о грабеже. Что проще, чем нанять несколько местных головорезов? И проверить, кем в действительности является некий Александр Борисович Самарин? Или просто убить подозрительного залетного из Петербурга. Нет человека — нет проблемы…

Офицер свернул на Школьную, направился в сторону небольшого сквера. Если кто-то захочет на него напасть, то только там. На ходу он расстегнул пуговицы длинного до щиколоток плаща, слегка повернул набалдашник трости. Он сомневался, что нападавший или нападавшие воспользуются огнестрельным оружием недалеко от центра города. Слишком много патрулей.

Когда он ступил на засаженную деревьями аллейку, от ствола огромного каштана отделилась долговязая тень. Через мгновение к ней присоединилась еще одна: засада.

Лязг складного ножа говорил о том, что это не уличное ограбление, никаких требований, команд или угроз. Только смерть.

Самарин молниеносно вытащил из трости шпагу и заколол нападавшего, после чего, не обращая на него внимания, — со временем учишься различать смертельный удар — стегнул следующего по запястью. Тот выругался и полез в карман. Офицер ударил его коварным пинком под колено и оглушил массивной рукоятью.

Последний, тот, что в подкованных сапогах, не удивился. Ему удалось вытащить собственную шпагу и занять фехтовальную позицию.

— En garde! — прошипел он с иностранным акцентом.

Самарин прощупал его быстрым выпадом, но вынужден был отступить, поскольку мужчина от обороны сразу же перешел в наступление с невероятной, почти сверхъестественной скоростью. Через минуту офицер увеличил дистанцию, отбивая все более жестокие атаки противника. Скорее всего враг решил, что превосходит россиянина в мастерстве. Возможно, так и было. Но он бился по правилам поединков, а Самарин не собирался следовать джентльменским принципам.

Офицер избежал удара противника и сделал обманный выпад, провоцируя мужчину к контратаке, после чего схватил за лезвие ладонью в перчатке. Нападающий попытался вырвать шпагу из захвата, но было поздно: клинок Самарина уже достал его сердце.

Еще минуту офицер прислушивался, не слышно ли шагов в темноте, но ночь молчала, опасность миновала.

Самарин обыскал трупы и при свете спички осмотрел документы убитого: паспорт выдан на имя де Рюйтер. Россиянин засомневался, что оно настоящее. Следующий труп не имел при себе ничего, кроме оброненной монетки, а последний, оглушенный, как раз поднимался на колени.

— Кто ты? Кто вас нанял? — рявкнул Самарин.

Тот сжал зубы и затрясся, безуспешно пытаясь унять дрожь.

— Отвечай! — офицер ткнул его шпагой в шею.

— Да кто ж тебе скажет! — прохрипел язвительно противник.

Самарин пнул его в живот, но опоздал на удар сердца. Мужчина успел разгрызть капсулу с ядом. Судороги, пена изо рта и запах горького миндаля — цианистый калий.

— Вот черт, — проворчал Самарин.

Это не могли быть обычные бандиты, те никогда бы не покончили с собой. Применение яда говорило об огромной дисциплине, характерной исключительно для шпионов высшей категории. «Еще одна проблема», — устало подумал офицер. Еще одна держава присоединилась к игре.

* * *

Несмотря на поздний час, окна неоготической каменицы, принадлежавшей тетке Самарина, были освещены множеством свечей. Княгине не нравились новомодные изобретения типа газовых ламп, не говоря уже об электрических. Единственной новинкой, о которой она говорила с признательностью, был телефон, благодаря которому она терроризировала семью и друзей.

Самарин отдал плащ и шляпу дворецкому и направился в салон. Он замер перед дверями, остановленный властным жестом доверенного княгини. Похоже, ему надоело играть роль кучера, и сейчас старик развлекался ролью майордома.

— Что опять? — гневно спросил офицер. — Скучно стало?

Старик, одетый в изысканную ливрею, красноречиво коснулся своего запястья. Самарин посмотрел вниз — на его манжете было кровавое пятно.

— Позвольте, барин, — буркнул майордом, щелкнув пальцами.

Тут же вырос, как из-под земли, молодой слуга с безукоризненно белой рубашкой.

— Накрахмаленная, — обреченно произнес офицер. С детства ненавидел жесткие воротнички.

— Слегка, — заверил его старик с фальшивой улыбкой.

Самарин застегивал пуговицы, стараясь не обращать внимания на тот факт, что накрахмаленная рубашка скрипела при каждом движении. А воротничок давал меньше свободы, чем собачий ошейник.

— Вы довольны, Иосиф Андреевич? — спросил он с укоризной. — Тетя у себя?

— Ожидают в салоне, — проинформировал слуга, полностью проигнорировав первый вопрос. — И не сутулься, прохвост!

Самарин резко выровнялся, словно ему снова было семь лет, а Иосиф Черский давал ему первый урок фехтования. Офицер до сих пор не знал, кем для тетки был этот мужчина, притворяющийся слугой, но из весьма смутных воспоминаний, которые себе позволяла время от времени Ее Светлость, он пришел к выводу, что Черский появился в ее жизни во время последнего польского бунта, когда Мария Павловна Волконская была еще молодой. С того времени она безгранично доверяла ему и, надо признать, никогда не разочаровалась в его преданности. Как и Самарин.

— Тетя Мария… — офицер поцеловал руку старой женщины.

Княжне недавно исполнилось семьдесят лет, но она не выглядела на свои годы: стройная, изящная, с еще привлекательными чертами лица, напоминающими о былой красоте. Судя по портретам — ошеломляющей красоте.

— Сашка, негодник! Где тебя носило?

— Тут и там, — загадочно ответил офицер.

Княжна понимала, что внук вынужден умалчивать определенные вещи, но он никогда не врал ей.

— Совсем забыл старую тетушку!

— Скажете тоже! Тетушка, вы выглядите с каждым разом моложе…

— Льстец! — Старушка легонько ударила его веером. — Ты не пришел на бал, — добавила она с укором.

— К сожалению, не мог, но сейчас восполню это, — заверил он.

— В смысле?

— Я хотел попросить вас, тетушка, организовать маленький раут.

— Раут? С каких пор тебя привлекают такие развлечения?

— Не привлекают, но нужно разузнать… ситуацию. Поэтому я бы хотел, чтобы вы пригласили несколько нужных людей. Не знаю, придут ли они, поскольку это очень специфические люди, однако…

— Никаких певичек и танцовщиц! — предупредила княжна. — И что значит «не придут»?! Ко мне?

Офицер с трудом удерживал серьезное выражение лица, княжна была невероятно чувствительна на пункте своего общественного положения. И правда, вероятность того, что кто-то отклонит ее приглашение, равнялась нулю. Ну, может, за одним исключением.

— Никаких танцовщиц! — сразу пообещал он. — Только серьезные люди. Несколько магов и алхимиков. Местные сливки общества. К тому же некий Олаф Рудницкий, но с ним могут быть проблемы…

— Поляк?

— Да, однако дело не в национальности. Это гордый человек, боюсь, он может принять приглашение за проявление… как бы это сказать? Благодарности. И вежливо его отклонить. Но мне очень нужно его присутствие.

— Благодарности? И за что? — Старушка нахмурила брови. — Не знала, что у тебя есть какие-то знакомства в Варшаве?

— Это очень свежее знакомство. Короче говоря, господин Рудницкий спас мне жизнь. Несколько дней тому назад в анклаве.

— Господи, что ты там делал?!

Самарин развел руками в многозначном жесте, но видя, что тетка и дальше ожидает пояснений, неохотно ответил:

— Это одно из тех дел, о которых я не могу говорить.

— А, из тех… — Княгиня неодобрительно поджала губы. — Ну хорошо, расскажи мне о своем друге. Как я понимаю, мне придется пригласить его лично.

— Боюсь, что именно так. Он шляхтич, на гербе ястшембец, не знаю, что он делал раньше, но где-то с пару лет занимается алхимией. Содержит аптеку. Из того, что я понял, дела идут успешно.

— Ястшембец… — задумчиво произнесла княгиня. — Интересно. Самарины тоже имели ястшембец на гербе от польской шляхты, хотя со временем претерпели значительные изменения в геральдике.

— Да, я знаю, — признал офицер. — Потому я называю его кузеном. О нет! Не бойтесь, он точно не будет претендовать на звание нашего кровного родственника. Это только шутка. А господина Рудницкого не особо волнуют люди с высоким социальным статусом. Случайно я подслушал, как он объяснял своей служанке, какое место я занимаю среди аристократов.

— В смысле? Граф Самарин…

— Вы не поняли. Он сравнил меня с карликовым пинчером…

— Что?!

Старушка ошарашенно уставилась на внука: мужчина веселился, но она не сомневалась, что в любой другой ситуации он бы воспринял ситуацию как оскорбление и отплатил бы шутнику чем-то большим, чем пощечиной.

— Понимаете, тетушка, он не хотел меня обидеть, а только успокоить служанку. Он не знал, что я подслушиваю. К тому же, боюсь, титул моей тетушки его не сильно впечатлит, а вот улыбка…

— Льстец! — повторила старушка. — Нечто такое могло быть правдой лет сорок, хотя нет, лет тридцать назад, но не сейчас.

— Ну почему же!

— Расскажи про него еще, — попросила она. — И самое важное: как он выглядит?

— Ну… — неуверенно начал Самарин. — Средний рост и фигура. Лицо… ну я не знаю… тоже среднее…

— Сашка!

— Ну правда, я его специально не разглядывал. Может, вы спросите меня про цвет глаз господина Рудницкого?

— Спорим, если бы речь шла про экзотическую танцовщицу, ты бы запомнил не только цвет ее глаз, а и размер бюста, — съязвила княгиня.

— Touché! — завопил Самарин, схватившись за сердце. — Как вы меня хорошо знаете…

— Знаю, знаю, негодник! Ну хорошо, расскажи про пинчера.

Самарин передал подслушанный разговор, идеально имитируя голос и акцент Оконёвой. Через минуту княжна смеялась до слез.

— Интересный молодой человек, — признала она, вытирая глаза платочком. — С удовольствием приглашу его лично.

* * *

Самарин пригубил бокал Grande Cuvée — тетка заказывала только наилучшие сорта шампанского — и оглядел салон: на вечеринке присутствовали тридцать человек. Ни много ни мало, в конце концов, это не танцевальная вечеринка, где толпа подтверждала социальное положение хозяев. Дамы в вечерних платьях, господа в элегантных фраках или мундирах с орденами. Ну и алхимики. Лысый, ужасно худой и бледный, напоминающий живой труп Марковский, магистр гильдии Серебряного Замка, и господин Потурин, представитель Северного Ветра прямо из Петербурга. Этот был упитанным, с густыми усами, потому напоминал старого моржа.

Рудницкий, о чудо, держался на расстоянии от коллег по отрасли и делил внимание между бывшим советником Шуваловым и несколькими молодыми и симпатичными девушками. Они выглядели как только что окончившие Институт Благородных Девиц… Хотя не исключено, что именно так и было: княжне нравилось играть роль свахи. Самарин только надеялся, что объектом манипуляций является Рудницкий, а не он сам…

Притворяясь ординарцем, Матушкин, подсунул ему поднос с закусками. Щедро заставленный поднос. Поскольку никто не брал у него закуски, так как шрам отпугивал гостей.

— Вы должны проследить за кузеном, ваше высокоблагородие, — прошептал солдат. — Кажется, он обратил на себя внимание всех присутствующих дам, и это не нравится некоторым офицерам.

Самарин кивнул и ленивым шагом направился к собравшейся вокруг алхимика группке. К своему удивлению, он заметил, что к словам Рудницкого прислушиваются не только молодые девушки, но и несколько зрелых дам, включая княжну.

— Что вы думаете про мой браслет? — спросила высокая стройная блондинка не старше двадцати лет.

Рудницкий оглядел золотое, усыпанное драгоценными камнями украшение и с улыбкой вернул его хозяйке.

— Все согласно с правилами, мадемуазель, — заверил он. — Тут правильное сочетание сапфира и опала. Оба камня принадлежат к планетарному хору. Ну и сапфиры подходят к вашим глазам, — добавил он любезно.

Девушка захихикала, прикрывая лицо веером.

— Господин Рудницкий, прошу, расскажите нам что-то еще, это очень интересно, — попросила княгиня.

— Согласно старым трактатам, дорогие камни связаны со звездами и планетами, и для украшений мы используем силы, которые они представляют. Однако существуют определенные ограничения. Можно их соединять между собой только в соответствии с правилами.

— И какие это правила?

— Они очень сложные, — признался алхимик. — Поскольку, кроме общих принципов, нужно принимать во внимание индивидуальные особенности, например, знак зодиака, возраст и даже семейное положение особы, которой мы дарим украшения. В основном существует три хора: планетарный, звездный и земной. Нельзя сочетать камни из разных хоров, за исключением жемчуга, который принадлежит к земному хору и может сочетаться с бриллиантами.

— Очаровательно! — воскликнула толстая матрона под пятьдесят. — Значит, возможно, я годами носила украшения, которые приносили мне неудачу?

— Не совсем, мадам. Негативное влияние драгоценных камней началось с прошлого года. С момента появления анклава. Раньше это были только безобидные суеверия.

— И мы теперь должны верить в сказочки про магию драгоценных камней? — фыркнул высокий мужчина в мундире майора.

— Не во все, это точно. Большинство из них — это бред. Но кто знает, какие именно воспринимать серьезно. Однако среди магов и алхимиков существует мнение, что лучше не испытывать судьбу, нося несовместимые драгоценные камни.

— А какие украшения вы посоветовали бы для замужних? — кокетливо спросила какая-то из дам.

— Только рубины, мадам. С давних пор считается, что ношение рубинов способствует верности и постоянству чувств. К рубинам подходят опалы, аметисты, бирюза, сапфиры и бриллианты.

Через минуту столик, за которым сидел Рудницкий, напоминал прилавок ювелира: большинство дам хотели знать мнение алхимика о своих драгоценностях. Их мужья следили за этой суматохой с неприкрытым беспокойством — не нужно быть ясновидцем, чтобы предвидеть, что негативная оценка может иметь далеко идущие последствия для семейного счастья и мужниных кошельков…

Тем временем разгневанный холодной отповедью майор направился к буфету. Большинство военных двинулись за ним. Самарин без удивления заметил, что они собрались возле вазы с пуншем. Похоже, они воспринимали алкоголь как обезболивающее. К сожалению, большинство из них были уже подшофе, так что еще бокальчик — и начнутся проблемы. Матушкин, слоняющийся между офицерами, подозвал Самарина едва заметным жестом.

–…от них вечные проблемы, — разглагольствовал майор с красным лицом. — Что не восстание, так требования большей автономии. А этот алхимик выглядит подозрительно. Хорошо, если ничего не потеряется после этого сеанса, — язвительно добавил он.

Спутники грубияна, кроме щуплого капитана с седыми волосами, разразились одобрительным смехом. Капитан смерил майора презрительным взглядом, но удержался от комментариев.

— Господа офицеры… — негромко произнес Самарин.

Хоть и в гражданской одежде, он без труда привлек внимание присутствующих. Несколько военных вытянулись почти по стойке смирно, другие стали серьезными, и только виновник этой шумихи смотрел на него исподлобья.

— Еще один чертов гражданский, — пробубнил он. — В чем дело?

— Ну… — прикинулся задумавшимся Самарин. — Коротко говоря, мне не нравится ваше поведение, майор. Я не люблю мужчин, которые не умеют пить, а также нахалов и дураков, и все эти термины точно описывают вас. Мне объяснить, или и так понятно?

На лице майора появилась самодовольная ухмылка, он принял Самарина за легкую жертву.

— Может, вы сначала представитесь, — предложил майор. — Вы понимаете, что бросить вызов можно только аристократу, а буржуазное быдло я просто бью по морде.

— Господин майор! — попытался его утихомирить капитан. — Так нельзя! Княжна не пригласила бы особу, недостойную уважения.

— Но этот алхимик здесь! — возразил мужчина. — Я жду! — кинул он Самарину.

— Александр Борисович Самарин. — Полковник слегка кивнул.

— Родственник княгини?

— Она моя двоюродная бабушка. А сейчас ваша очередь представляться.

— Завьялов Николай Сергеевич. И, ради уважения к нашей хозяйке, позвольте принести свои извинения.

— Боюсь, это невозможно, вы оскорбили моего друга, господина Рудницкого. К тому же благодаря таким, как вы, нас, русских, считают хамами и дураками.

Завьялов стиснул зубы и вылил на Самарина остатки пунша в бокале. Полковник молча вытер лицо, стараясь не выказать удовлетворение. Было очевидно, что рано или поздно кто-то попытается убить Рудницкого, хотя бы потому, что тот не хранит тайны анклава. Все другие алхимики или мало знают, или не собираются делиться информацией. А Самарину требовалась каждая крупица знаний. В этой ситуации нужно было преподать урок всем нынешним и будущим врагам Рудницкого. Суровый урок. А также удивляло поведение и самого Завьялова: если бы майор был пьяницей и хамом, княгиня никогда бы не пригласила его. И она жила довольно долго в Варшаве, чтобы ориентироваться в ситуации. Так что либо у него был плохой день, либо он выполнял задание. Задание, заказанное кем-то, кто очень хочет, чтобы секреты варшавского анклава не вышли наружу…

— Мои секунданты придут утром, — холодно проинформировал он.

— Ох, решим как-то, — пробормотал Завьялов. — А тем временем, раз я все равно ругаюсь с княгиней, я выскажу алхимику все, что о нем думаю.

Самарин вздохнул и дал пощечину майору.

— А теперь, наконец, я привлек ваше внимание? Прежде чем вы что-то кому-то выскажете, я требую от вас сатисфакции. Вы меня хорошо поняли?

Завьялов замахнулся кулаком, но два офицера схватили его за руки.

— Не здесь! И не сейчас! — резко кинул седой капитан.

— Значит, утром, — процедил сквозь зубы майор.

— Господа? Что тут происходит? — властно спросила княгиня. Очевидно, стычка привлекла ее внимание.

— Небольшое недоразумение, тетушка. Господин майор уже уходит. Понимаете, похоже, ему не пришелся по душе этот отличный пунш.

— Княгиня… — поклонился Завьялов.

Через секунду они остались одни, майор вместе с большинством офицеров оставил салон.

— Александр Борисович! — зловеще произнесла княгиня.

— Ничего серьезного, — примирительно ответил Самарин. — Майор перебрал алкоголя и начал шуметь. Я решил вмешаться, до того как другие гости заметят, в каком он состоянии.

— Перебрал с алкоголем? Никогда не слышала, чтобы он напивался. Или шумел. Будь осторожен, Сашка. Завьялов считается первоклассным фехтовальщиком и отличным стрелком.

— Буду, однако не думаю, что до этого дойдет, он извинится, как только протрезвеет, — соврал Самарин. — Кто бы хотел обидеть самую прекрасную княгиню в стране?

— Так или иначе, будь осторожен, — повторила она, игнорируя лесть. — У меня только один внук.

* * *

Самарин допил утренний кофе, взял еще одну газету из аккуратно сложенной стопки. Он невольно улыбнулся, читая объявления.

— Послушай, — кинул он Матушкину. — «Две молодые шалуньи познакомятся с такими же господами для совместных шалостей. Объявление под «Близнецами». Как тебе?

— Эти женские фантазии! — тоскливо вздохнул солдат. — Сразу видно, что это Варшава… Идут! — добавил он уже совсем другим тоном.

— Наконец-то, — буркнул полковник. — Я думал, что буду ждать до полудня.

Согласно правилам прошлого века секунданты двух сторон должны встретиться в течение двадцати четырех часов. Несмотря на то что дуэли считались незаконными, участники почти всегда могли рассчитывать на милость царя. Командиры подразделений, в которых служили дуэлянты, отправляли информацию о поединке в Министерство войны, а оттуда они непосредственно попадали к императору. Более того, уклонение от поединка приводило к немедленному увольнению из армии. Завьялов не имел выбора…

— Капитан Адам Варецкий и поручик Сергей Будаков, — представил Матушкин.

Самарин поднялся из-за стола и поздоровался с прибывшими легким кивком.

— Вино или коньяк? — предложил он.

— Спасибо, — ответил седой капитан. — К сожалению, дело, ради которого мы пришли, исключает приятельские посиделки.

— Я вас слушаю.

— Я так понимаю, что полюбовного решения спора не предвидится? — спросил Варецкий.

— Естественно, — подтвердил Самарин. — И с чего это странное предложение? Это было серьезное оскорбление. Я не совсем понимаю, почему вы, господа, настояли на том, чтобы встретиться со мной, а не обсудить условия поединка с моими секундантами?

— Мы надеялись прийти к пониманию. Прежде всего, — вступил в разговор Будаков, — вы правы, полковник. Обе стороны были серьезно оскорблены, и дуэль неизбежна, однако у вас двоих безупречная репутация, и никто бы не обратил… Простите, не упрекнул… — Он замолчал, не зная, как закончить предложение.

— Я надеюсь, что вы не предлагаете мне согласиться на одну из тех штучек для трусов? — зловеще спросил Самарин. — Как, например, максимальная дистанция или меньше пороха?

— Скажете тоже! — вяло запротестовал Будаков. — Нашей обязанностью было убедиться, что никакие соглашения невозможны.

— Будьте уверены, — сухо ответил Самарин. — А сейчас…

— С вашего позволения, — остановил его Варецкий. — Еще один вопрос. Коль мы уже говорим…

— Ну?

— Это правда, что майор Завьялов вел себя, по меньшей мере, невежливо, а его поведение по отношению к вам носит характер серьезного оскорбления, однако ваша реакция кажется слишком преувеличенной. А в отличие от Завьялова, вы не были пьяны. Я понимаю, что вы вмешались на правах кровного родственника княгини, однако ваше возмущение было несоизмеримо с ситуацией. В конце концов, кого волнует какой-то алхимик? Почему…

— Кажется? — прервал его Самарин. — Могу я уточнить кому? И почему это должно волновать меня?

— Нам, офицерам гарнизона, — пояснил капитан, не отводя взгляд. — Конечно, вы не обязаны давать мне какие-либо объяснения, однако я считаю, что это бы способствовало улучшению атмосферы, а может, даже успеху вашей миссии. Вы же не оказались тут случайно. Никто из нас, и Завьялов тоже, не знал, что вы офицер Конвоя. А это означает только одно: вы выполняете задание особой важности.

Самарин кивнул. Варецкий был прав — не было смысла вступать в конфликт с местными офицерами. Кто знает, чем он мог бы закончиться? Возможно, раньше или позже, но ему понадобится их помощь.

— Я принимаю этот аргумент, — сказал он. — Я лично заинтересован в добром имени господина Рудницкого. Прежде всего потому, что он мой родственник. Что правда, очень далекий, однако… — Он развел руками.

— Сейчас я понял, — сказал Будаков. — Никто вас не винит, кровь не водица.

— Но это еще не все.

— Мы слушаем.

— Недавно я был в анклаве. Рудницкий спас мне жизнь. Как и моим солдатам.

— Алхимик?! — воскликнул с недоверием капитан.

— Он прежде всего шляхтич и отважный человек, — заявил Самарин.

— Ваш ординарец тоже там был, — догадался Будаков. — Оттуда эта рана?

— Именно. Наконец, меня возмутило, что моего кузена оскорбил именно офицер гарнизона.

— Я не совсем понимаю…

— Мы все обязаны Рудницкому вечную благодарность.

— И почему это? — Варецкий нахмурился. — Я познакомился с ним только вчера.

— Какая у вас смертность в гарнизоне? — ответил он вопросом на вопрос. — Я про патрули.

— Конечно же, она выше, чем в других анклавах, видимо, этот варшавский является особенным.

— Если бы, — возразил полковник. — Особенным был только интендант. Господин Рудницкий обнаружил, что Круглов фальсифицировал сплав серебра, что используется в боеприпасах. Понимаете: содержание серебра было ниже нормы. Поэтому гибли патрули, их оружие было неэффективным. Сейчас только благодаря ему у вас, наконец, нормальные боеприпасы и новый интендант.

Черты лица Варецкого заострились, напоминая хищную птицу, Будаков выругался.

— Вот гнида! — рявкнул он. — Никому не пришло в голову, что он осмелится на что-то такое! Все знали, что он проворачивает темные делишки, но мы думали, они ограничиваются обманом поставщиков. Понимаете, полковник, жалобы были, но никто не обращал на них внимания. Это дела штаба, а не офицеров.

— Когда выявили эту фальсификацию? — процедил сквозь стиснутые зубы Варецкий.

— На днях. В анклаве мы случайно сравнили боеприпасы, и господин Рудницкий пришел к выводу, что наши содержат больше меди, чем серебра.

— Поэтому в последнее время не отправлялись патрули! — воскликнул Будаков.

— Да, нужно было заменить боеприпасы.

— Жаль, что этот гад застрелился, когда чистил оружие. Даже морду не набьешь!

Варецкий с удивлением посмотрел на молодого коллегу и покачал головой.

— Ох, Сережа, Сережа, — вздохнул он. — Круглов был свиньей, но не в первый раз держал в руках оружие.

Будаков открыл рот, чтобы запротестовать, но внезапно в его глазах появилось понимание.

— Так это… так, — пробормотал он. — Спасибо, господин полковник!

— Не знаю, о чем это вы, — отмахнулся Самарин. — Я хочу попросить вас об осторожности. Лучше, чтобы эта информация, касающаяся гарнизона, не вышла за пределы круга офицеров.

— У вас есть наше слово, — пообещал Варецкий. — Жаль только, что мы не встретились при более приятных обстоятельствах.

— Что делать — такова жизнь. А кстати, об оскорблениях: вас не задело мнение майора Завьялова о поляках?

Варецкий скривился, явно не желая ничего объяснять, поэтому просто пожал плечами.

— Мы вместе служили на Кавказе, — ответил он. — Вы сами знаете, полковник, что в кругу товарищей по оружию такое трактуется немного иначе. Уверяю вас, что что-то подобное произошло впервые, и сам майор извинился передо мной, как только протрезвел. Правда, жаль, что все зашло так далеко. А сейчас прошу прощения, полковник, время встретиться с вашими секундантами. Господин полковник…

— Господа офицеры…

* * *

Самарин глянул на часы — почти шесть. Над небольшой, но ровной лужайкой поднимался утренний туман, вдалеке виднелись нечеткие силуэты деревьев. За лесом притаились деревня, костел и… ни больше ни меньше кладбище.

— Начинаем! — приказал притоптывающий крепкий мужчина в военной шинели, накинутой на генеральский мундир. — Холодно.

Согласно правилам поединка, именно он следил за офицерским судом чести, а если речь шла о штабных офицерах, то был непосредственным начальником заинтересованных сторон. Начальник варшавского гарнизона генерал Проскурин.

— Господа! — Варецкий повысил голос. — Представители обеих сторон договорились, что поединок будет проводиться à volonté. Дистанция двадцать шесть шагов, противники стоят спиной друг к другу. По команде «Стрелять» поворачиваются и нажимают на курок. Каждый может выстрелить в любой момент, как услышит команду, но не позднее, чем в течение десяти секунд. По команде «Стой!» следует опустить оружие, независимо от того, стреляли вы или нет. Время отсчитывает господин Черский. К барьеру!

Самарин прошел на указанную позицию, под ботинками хрустела замерзшая земля. Старый седой врач спокойно курил сигарету, стоя над черной кожаной сумкой. Полковник сразу распознал в нем военного медика, привычного к операциям в более неблагоприятных условиях, чем лужайка под Варшавой.

Будаков подал Самарину заряженный пистолет, и полковник ощутил в руке холодную сталь. Краем глаза он заметил Батурина. Тот следил за Завьяловым, только в этот раз он был одет в мундир Конвоя с эполетами капитана.

— Готовы? — крикнул Варецкий.

— Готов! — ответил Самарин.

— Готов! — словно эхо ответил Завьялов.

— К бою! Стрелять!

Самарин плавно повернулся, поднял руку с пистолетом. Майор уже прицелился, но еще не нажал на курок.

— Раз, два, три… — отсчитывал, глядя на часы, Черский.

Они выстрелили почти одновременно. Завьялов на удар сердца быстрей. Оба устояли на ногах. Полковник осторожно напряг мышцы — простреленная рука болела, словно гнойный зуб, но, похоже, кость была цела. Он отдал дымящийся пистолет секунданту и быстрым шагом подошел к Завьялову. Майор уже сидел на земле с бледным, как бумага, лицом, врач срезал с него одежду.

— Пуля в плече, — констатировал он через минуту. — Нужна операция.

«Ну что ж, — подумал Самарин, — заказчик Завьялова должен поискать другого наемника. А господин Рудницкий поживет еще немного…»