Игра колибри

Аджони Рас, 2019

Нобелевский лауреат по физике из России и агент ФБР из Лос-Анджелеса, что их может связывать? Возможно, темнокожая мексиканка, в которую безумно влюблен русский ученый, или маньяк, безнаказанно орудующий много лет и ставящий в тупик лучших агентов? Или же их связывает еще один гений медицины, который научился копировать память и пересаживать ее другому человеку? На что способен человек ради любви и готов ли он расплатиться собственной жизнью ради того, кто никогда не ответит ему взаимностью? Дружба двух ученых из России и агента ФБР скреплена одной целью – поймать самого таинственного маньяка Города ангелов.

Глава 17

Интересное знакомство

Я брел по улице, совершенно не понимая, куда иду. Просто переставлял ноги, стараясь найти вывеску какой-нибудь забегаловки, где мне смогли бы плеснуть крепкого. Голова звенела после громкой музыки, но я почти не замечал этого звона. Перед глазами стояло лицо Ди Джи, и его взгляд, и она… Алиса. То, как она прикасалась к нему, как отзывалась на его ищущие руки.

Взгляд зацепился за яркую надпись «БАР 24», и я без раздумий толкнул видавшую виды деревянную дверь с маленьким смотровым окном, оказавшись в один миг в Америке тридцатых годов. Заведение не казалось какой-то стилизацией под ретро — оно было самым настоящим старым баром, бережно поддерживаемым в том стиле, который некогда придали ему строители. Пахло пролитым алкоголем, подгоревшим луком и кислым пивом. В баре царил полумрак. Из посетителей, кроме меня, были лишь мужчина, сидевший у барной стойки, не отрывающий взгляд от телевизора, и несколько человек у бильярдного стола в дальнем углу.

За стойкой красовалась пышногрудая дама в сером переднике, надетом поверх красной блузки. Она не обратила на меня внимания, продолжая читать потертую книжицу. Я прошел к стойке и сел прямо перед грудастой Кармен, по крайней мере, так было написано на табличке, висевшей, а точнее, практически лежавшей на ее огромной груди справа от глубокого выреза блузки. Девица, с виду лет сорока, с яркой красной помадой и густо подведенными веками, изобразила удивление и, отложив книгу в сторону, спросила:

— Выпить? Кухня не работает, могу предложить фирменный хот-дог: курица, говядина, говядина со свининой и свинина с сыром, — отчеканила она давно заученную фразу и замолчала, вопросительно глядя на меня.

— Водка есть? — Неожиданно мой голос прозвучал, словно чужой.

— Есть, но она недешевая, могу предложить виски…

— Водка, можно бутылку, — перебил я ее.

— Она последняя, все, что осталось. — Кармен повернулась к полкам за спиной и указала на литровую бутылку Smirnoff.

— Да, сойдет, — согласился я.

— Содовой? — поинтересовалась Кармен, снимая запыленную бутылку с полки и протирая ее полотенцем.

— Хот-дог и побольше огурчиков, если есть.

— Могу положить больше, но придется платить.

Я достал из кармана стодолларовую купюру и передвинул ей по заляпанной кетчупом и горчицей стойке.

— Если уйду в минус, скажете.

— Нет проблем, красавчик, — улыбнулась Кармен, довольная собой, и купюра тут же исчезла в кармашке передника. — Сядете куда-нибудь или здесь?

Я еще раз оглядел бар и решил, что посижу у стойки, составив компанию незнакомцу, явно не ищущему шумного общества.

— Пожалуй, здесь. — Добродушно улыбнувшись, я облокотился на барную стойку и принялся смотреть, как Кармен готовит хот-дог.

Наблюдая за ловкими движениями пухлых рук, которыми Кармен переворачивала булочку на электрогриле, я невольно задавал себе вопрос: что сейчас делает Алиса, вот в этот самый конкретный момент? Вспоминает ли она обо мне? Ищет там, среди распаленной толпы, или давно забыла в объятиях чернокожего гиганта? А если ищет, то почему не пишет и не звонит?

За спиной Кармен маячило мое отражение в зеркале, закрывающем заднюю стенку полок и создающем иллюзию большого пространства. На меня смотрели уставшие глаза мокрой дворняги, поскуливающей перед входом в супермаркет в надежде, что ей достанется кусок бургера или сосиска. Меня ждала сосиска.

Таким я быть не хотел. Рука сама потянулась к бутылке, и я наполнил стакан почти до краев. Взгляд пошарил по стойке, но закуска пока не появилась. Кармен продолжала колдовать, подрумянивая на гриле бордовую сосиску, размеру которой мог порадоваться любой голодный человек.

— Держи, — прозвучал голос откуда-то слева. Знакомый, я мог поклясться, что уже слышал его, но мозг пока не находил никаких ассоциаций. — Водку без закуски пьют или русские, или спятившие парни, — закончил голос, и крепкая мужская рука с аккуратно подстриженными ногтями и косым шрамом на кисти поставила передо мной тарелку с чипсами.

Не говоря ни слова, я опустошил стакан, взял картофельный кружок, понюхал и положил перед собой на стойку.

— Спасибо, старина, я русский, — прохрипел я, пытаясь избавиться от неприятного ощущения после выпитой теплой водки.

— Поставить в морозилку? — поинтересовалась Кармен, глядя, как я пытаюсь изо всех сил вернуть лицу нормальное выражение.

— Да, будь добра, — прохрипел я, — и налей содовой, и тому господину повтори, что он там пил.

— Пиво, — довольная тем, что, несмотря на столь поздний час, клиенты продолжают тратить наличные, заговорщицки прошептала она.

— Отлично, и мне тоже, — закончил я.

— Один момент, — ответила барменша, ставя передо мной тарелку с хот-догом. — Все сделаю в лучшем виде.

— Думаешь, водка поможет? — проговорил все тот же голос.

Я посмотрел на профиль мужчины, сидящего в двух метрах от меня, и сразу же узнал его. Это был тот самый агент из новостей, с итальянской внешностью, я даже запомнил, как его зовут, — Патрик Гассмано. Он безучастно смотрел новости, улыбаясь каким-то своим мыслям. Его серый плащ висел на спинке стула, словно спущенный флаг павшей крепости. Перед ним стояли пустой пивной бокал и пепельница с двумя окурками.

— А вам помогает? — ответил я вопросом.

Он посмотрел точно такими же глазами, которые взирали на меня минуту назад из отражения в зеркале, и я понял, что помощи следует ждать только от общения. Одиночество сейчас не самый лучший друг. Патрик пожал плечами.

— Теперь уже все равно, — обреченно выдавил он.

— Я видел вас в новостях, вы тот агент. Кстати, мне понравилось, как вы держались с этими крикливыми курицами.

— Вы так считаете? Спасибо, и за пиво тоже. — Он отсалютовал мне бокалом, поставленным перед ним Кармен. Я сделал то же самое.

— Как у вас продвигаются дела? — поинтересовался я. — Не отвечайте, если это…

— Да все нормально, меня сегодня выперли, так что какая на хрен разница. — Он тихо рассмеялся и тут же утопил губы в пышной пивной пене.

— Мне жаль, — искренне промолвил я.

В конце концов, он был почти старик, и для него увольнение — огромный шок, а мои проблемы — всего лишь разбитые надежды или даже не надежды, а обычные мальчишеские мечты.

— Так бывает, не со всеми, но дерьмо случается, так что… — Гассмано поджал губы и сморщился, словно откусив лимон. — Я еще жив, а это уже неплохо.

Привычным движением он пошарил руками по скругленной спинке стула и, нащупав рукоять трости, с облегчением выдохнул.

— Все время боюсь, что где-нибудь оставлю эту чертову палку, — проворчал он.

— Это ваша трость? — осведомился я, глядя на совсем непростую рукоять в виде сидящей на ветви птицы. По задумке мастера птичка превращалась в довольно удобную рукоять, с впадинкой перед вздернутым кверху хвостиком.

Трость висела на птичьем хвосте, украшенном голубыми камнями. Морские оттенки присутствовали и на поверхности самой трости. Я точно знал, что видел это раньше, но только на разных рисунках, и было это, как мне казалось, в те дни, когда я изучал историю Древнего Египта.

— Нет, эту штуковину я должен был отвезти в полицейский департамент Лос-Анджелеса как улику по делу Разоблачителя, но мне позвонили и сообщили, что улики их не интересуют. Их, видите ли, дело Разоблачителя не волнует.

— Надеюсь, это не орудие убийства?

— Кто знает, все случается, и время от времени повторяется все. Вещица необычная, хотел узнать, что это может быть, и посмотреть картотеку в полицейском департаменте.

— Я могу вам сказать. Тут ничего загадочного…

— Вот как? — Он удивленно посмотрел на меня, внимательно и с нескрываемой подозрительностью к каждой детали.

— Эта птичка — символ египетской богини Хатхор, в чьем образе часто изображали царицу Клеопатру. Ее считают одной из самых мудрых правительниц древности, а голубой цвет трости означает не что иное, как небо. Владелец трости словно опирается на власть небес, являясь носителем божественного.

Я закончил и увидел округлившиеся глаза Патрика, а затем и Кармен.

— Это было, черт побери, сногсшибательно, и никак иначе, — с чувством отметил Патрик и посмотрел на трость, как будто на старого приятеля. — А это? Что значит это? — Он снял трость со спинки и, протянув ее в мою сторону, показал мне надпись: — «СОΤЭ».

Я пересел на соседний с ним стул, Кармен передвинула тарелку с нетронутым хот-догом, и я внимательно осмотрел рукоять трости. Птичка была отлита как бы в профиль, в египетском стиле, и с одной ее стороны, рядом с клювом, неизвестный мастер решил изобразить эти четыре буквы, разделенные точками. С другой стороны значилась только одна буква «Я».

— Я — СОТЭ, или СОТЭЯ, — прочитал я надпись по-русски, поставив «Я» в конец слова. — Это, судя по букве «Э», написано на кириллице, возможно, на русском, а может, на другом языке, использующем тот же алфавит, но что это значит, не скажу, никогда такого не встречал.

Какое-то время мы сидели молча, каждый думая о своем, пока перед нами не материализовалась пышная Кармен, водрузившая на стол запотевшую бутылку водки, в которой оставалась добрая половина содержимого. Вечер переставал быть вечером потерянных надежд и превращался в вечер новых интересных знакомств.

— Ну, с тростью мы разобрались, а что тебя привело сюда посреди ночи? Или ты просто решил выпить водки в излюбленном баре отставных копов? — Патрик усмехнулся одними глазами, как умеют делать старики и актеры.

Я несколько секунд молчал, решая, что отвечать этому уставшему от бесконечной рутины человеку. Мне было понятно, что он лишь похож на искренне интересующегося собеседника, коего можно без труда встретить в любом ресторане Москвы. Обычный американец не станет лезть в душу, а уж изливать свои горести и обиды новому знакомому наверняка не будет. Но Патрик был копом, точнее федералом, а это порода особая, любопытная и цепкая к словам. Мне же хотелось выговориться, хотелось получить оценку собственным страданиям и мыслям, пусть даже если я не озвучу самое их дно, а лишь пройдусь по краю.

— Влюбился в соседку, но у нас такая разница в возрасте, что, боюсь, мне совсем ничего не светит. К тому же ее мать явно будет против такого романа. — Я все это время старался смотреть на лицо Патрика, чтобы уловить малейшее изменение в его настроении. — Она, знаешь ли, строгая католичка, к тому же мексиканского происхождения.

Лицо Патрика не дрогнуло, он не нахмурился, не улыбнулся, а просто, причмокнув губами, сказал:

— Понимаю.

Неожиданно он протянул руку и представился:

— Патрик Гассмано.

— Адам Ласка, — проговорил я. — За знакомство?

Патрик не возражал. Мы выпили, потом еще выпили, пока беседа сама собой не вернулась к работе Патрика, о которой знал весь штат. Не знаю, почему Гассмано так разоткровенничался со мной, но мне показалось, что он был более многословен, чем в репортажах по ящику.

— Все его жертвы, все эти бедняжки, — говорил он вполне трезвым голосом, но крайне тихо, так что мне приходилось склоняться к его плечу, — они были настоящими красавицами, Адам. Ты бы видел их, ты бы видел… Юные, живые и счастливые! Но выход из паучьих сетей всегда один — смерть. Он их укутывает, ласкает своими грязными лапками долгие месяцы, чтобы в конце выбросить, как пустой мусорный пакет. Этот человек умен, за столько лет ни одной ошибки, так что даже общественность, кажется, свыклась с его неизбежным существованием. Я таких не встречал, Адам…

Патрик закашлялся и занюхал очередной глоток водки кружком огурца. Последние полчаса мы говорили об Октябре, и Патрик пытался объяснить мне, почему не удается прижать его к стене.

— Вот ты, Адам, ты умный? — Он склонил голову набок в ожидании ответа.

— Лауреат Нобелевской премии, — честно сказал я.

— Да иди ты… — Патрик всплеснул руками, выдув из пепельницы облако пепла.

— Я не шучу, работаю в Калтехе, там же и преподаю.

— Выходит, ты потенциально можешь быть Октябрем. — Патрик усмехнулся. — У нас нет даже фоторобота, так что я могу сказать только одно: эта тварь умна, умна и хитра.

Он налил еще и, не дожидаясь меня, осушил рюмку.

— Но ты не он! — Патрик раскурил очередную сигарету и предложил закурить мне, что было очень кстати.

— Я тоже так считаю, — попытался пошутить я.

— Ты считай как хочешь, но будь ты Октябрем, то уже трахал бы свою куколку в укромном местечке, и плевать бы тебе было на то, чего хочет она или ее мать… Понимаешь разницу? Ты… Ты! — Патрик буквально воткнул палец в мое плечо. — Ты человек, ты испытываешь стыд, боишься, сомневаешься, люди это называют жизнью, да, тут согласен, но он не такой.

— Он ведет себя, как хищник. Никакого сожаления, — вставил я догадку в его уже не совсем стройную речь.

— Возможно, Адам, очень даже возможно, но вполне вероятно, что мы и вовсе далеки от истины… Он может быть психом, или их может быть целая группа, и тут все силы ФБР и полиции стоят перед пропастью, да что там пропастью, перед кучей дерьма, и имя ей — полное ничто!

— Жутко думать, что, пока мы тут сидим, Октябрь выбирает очередную жертву на этих самых улицах, возможно, на соседней улице или на другой стороне дороги, — проговорил я, пережевывая хот-дог.

— А еще хуже, если он заправляет твой автомобиль или же ты каждый день покупаешь у него пару фунтов хлеба.

Он тихо рассмеялся и снова закашлялся, прикрывая рот кулаком.

— Предлагаю перейти на текилу, — прохрипел он, прочистив горло. — Теперь я угощаю.

— Отлично, я совсем не против.