Лозоходец

Айлин Лин (2025)

Фэнтези история, основанная на реально произошедших событиях. Ограбление, спасение прекрасной девы, побег из заточения, попытка выжить в самом сердце Тайги и схватка с медведем… Думаете, это сюжет какого-нибудь средневекового рассказа? Нет! Это будни советского человека, мои будни. Союз только начинает зарождаться, и меня угораздило из XXI века попасть в это непростое время. А мои борцовские навыки и дар лозоходца, не оставляют и шанса на спокойную жизнь. Книга о судьбе одного человека, как он в непростых условиях остался самим собой. Принимал решения и нёс за них ответственность. Будет много приключений. История о дружбе, любви и верности. Подписка. Проды три раза в неделю: Вт, Чт, Сб.

Глава 9

Осенние ночи особенные. Тишина. Стихли песни птиц, умолкли сверчки и лягушки, извечные ночные «оркестранты», кажется, даже деревья стараются не шуметь листвой. Небо становится прозрачным, будто хрустальным. Звёзды сияют близко, руку протяни — и скользнёт в ладонь драгоценная жемчужинка.

— Ты чего в дом не идёшь? — Показалась на крыльце Даша, укутавшаяся в шаль.

— Воздухом дышу. Хорошо-то как.

— Да, — кивнула жена, — красиво у нас.

Она поёжилась под пронизывающим ветром, я обнял её и повёл в дом. И правда, давно пора ложиться.

Когда ночь уже торопилась к близкому рассвету, по деревне стали брехать собаки. Вот загомонила одна, за ней другая, и в каждом дворе псы начали рваться с цепей. Значит, в деревне чужаки.

Накинув телогрейку, я собрался во двор.

— Погоди, — отец прихватил старое ружьё, хранившееся у него в комнате, — вместе пойдём.

Наш пёс, Алтай, рвал цепь, заходясь в хриплом лае. Слышался стук копыт.

— Э, да тут банда целая, — придержал меня отец, когда я хотел высунуться в калитку, — погоди, так глянем. Мало ли.

Я подтащил к забору скамью и высунулся наружу. Темно, хоть глаз выколи, только тень какая-то шмыгнула в проулок. С соседней улицы донеслись крики.

— Не видно ни зги, — обернулся я к отцу.

— Идём, — он проверил ружьё, — вдруг помощь нужна.

Быстро прошли переулок, возле дома Данила и Евдокии собрался целый конский отряд, стояла большая телега. Люди в форме освещали себе путь факелами, сновали во двор и обратно.

Мы поспешили туда, на самом подходе нас окликнул дядька Панас.

— Стойте, куда вас понесло?!

— Что там? — обернулся отец.

Староста опустил голову:

— Выселяют их. Говорят — это имущество кулацкое.

Послышался женский плач, и я не выдержал:

— Пойду, гляну. Может, помочь чем надо.

— Опять за старое? — отец схватил меня за рукав.

— Не бойся, лезть не стану. А за погляд не арестуют.

Возле дома собирались соседи, не рискуя подходить близко, будто кулачество зараза какая, и на них перекинуться может. Во дворе, растерянная, стояла Евдокия, в одной ночной рубахе, сверху ватник. К ней жалась Лушка, растерянно моргая сонными глазами. Сыновья хмуро наблюдали, как солдаты тащат из дома, что ещё осталось, и что отдали соседи. Перечить они и не думали.

Из хаты вышел коренастый мужик. С щербатым лицом:

— Вам час на сборы, — сказал Евдокие, — с собой можно взять одежду и продуктов, — он окинул взглядом семью, — не более десяти килограммов.

— Да за что же? — рыдала Евдокия, она стояла босиком, не чувствуя холода.

— Цыц, — прикрикнул щербатый, — скажи спасибо, что не отправились все вслед за мужем лес валить.

— А жить-то нам где? — заломила руки женщина. — Зима ведь скоро.

— Не моё-то дело. Хватит! Идите, забирайте, что сказано, или так выметайтесь.

Белая как мел, Евдокия кивнула сыновьям, взяла за руку Лушу и пошла в дом.

— Служивый, — окликнул я мужика, — какой грех-то за бабой с детьми?

Тот подошёл ближе:

— Кто таков?

— Сосед, — ответил я.

— Вот что, сосед. Ступай подобру-поздорову, пока сам цел.

— Погоди, грозиться, — сказал я спокойно, — сам же видишь, там и забирать нечего. Зачем женщину из дома гнать?

— Положено так, — нахмурился щербатый, — нажито всё это нечестно.

— Ты на нас-то глянь, да на деревню нашу. Откуда здесь кулаки? Все единым трудом живём, спину гнём целыми днями.

— Ступай, — осерчал мужик, — много вас жалостливых подкулачников. Ничего, и до вас доберёмся.

Я отступил, ждать от него, что смягчится, оставит в покое Евдокию с детьми, бесполезно. За забором стояла почти вся деревня, молча и оттого страшно. Люди переглядывались, следя, как солдаты выносят последнее, что осталось от когда-то доброго хозяйства. Тащили всё: подушки, матрацы, продукты, посуду, не погнушались даже керосинкой и подсвечниками.

Из дома показался Панкрат, старший сын. К нему подошёл Панас:

— Веди мамку, айда ко мне. Сегодня заночуете, а завтра думать будем, куда вас…

Парень кивнул и вернулся в дом. Скоро показалась Евдокия с Лушей, тащившие по узелку с припасами, за ними шли двое сыновей с вещами. Вот и всё, что осталось от нажитого Данилом и его женой.

Панас увёл бедолаг к себе, народ потихоньку начал расходиться. Мне же что-то не давало покоя.

— Пошли, Егор, — дёрнул меня отец.

— Погоди, подождём немного, — остановил я его.

Старик удивлённо поднял брови, но спорить не стал. Мы присели возле забора напротив. В темноте не особо и разглядишь.

Солдаты собрали, что смогли унести, и скоро подвода тронулась, конные за ней. Воцарилась тишина, только на ветру скрипела старая калитка. Собаки, сорвавшие голоса от лая, умолкли.

— Не пойму, чего мы сидим? — пробурчал отец.

— Сдаётся мне, не просто так к ним приехали, — кивнул я на дом.

— Как это?

— Донос кто-то написал, — пояснил я.

— Да ну, брось. Людишки у нас всякие, но такой гнили не водится. Нечего тут высиживать

В конце улицы я заметил смутные тени и одёрнул отца:

— Тише. Гляди сам.

Вдоль заборов крались двое: мужик и баба. Подошли ближе к дому, осмотрелись, но нас не заметили.

— Иван, до утра не могло ждать? — раздался в темноте голос Алёны.

— Ага, и дождёмся, когда другой кто дом к рукам приберёт, — ответил тот шёпотом, — иди давай.

— Не по-людски как-то, — жалобно сказала женщина.

— А детям кажную зиму мёрзнуть можно? Не мели чушь, топай.

Тени шмыгнули в калитку, скрипнул засов и всё стихло.

Читал я про такие случаи, когда соседи писали доносы, стремясь поживиться на чужом горе. И понял, что привело солдат в деревню, только верить в это до последнего не хотелось.

Отец сплюнул:

— Дрянь какая, — он тоже догадался, что произошло, — идём, Егор, не то, не ровён час, сам его пристрелю.

Старик поднялся с земли, опираясь на ружьё и пошёл к дому. Плечи его были опущены, нелегко понимать, что живёшь рядом с такой мразью, что и родных не погнушается подставить.

Дошли молча, также разошлись по своим комнатам. Даша не спала дожидаясь. Мы улеглись, и я рассказал, что произошло. Слышал, как тихо всхлипывает жена.

— Егорушка, да разве так можно? — она искренне не понимала. Деревенская жизнь тяжела, не раз и не два обращаются друг к другу за помощью, живут селяне как одна семья. А тут…

— Спи, родная, — вытер я слёзы с её щёк, — спи. Не бросим в беде Евдокию.

Весть о том, что пьянчуга Иван занял чужую хату, разнеслась с утра быстрее пожара. Мы с отцом, позавтракав, отправились к Панасу. Евдокии и впрямь нужно помочь. Возле его дома, гудя, как осиный рой, стояли мужики, кто с вилами, а кто и с ружьями.

— Гнать их взашей, — послышался чей-то голос, — ишь, чего удумал, ирод!

— Охолонись ты, — поморщился Панас, — станем гнать, завтра и за нами приедут.

— Что же теперь, смотреть молча? — спросил неразговорчивый обычно Фёдор, наш кузнец. Жил он бобылём, нелюдимый. Дом его стоял ближе к реке, на самой околице.

— Что толку языками молоть, — вступил в разговор отец, — решать надо, что с бабой и детьми делать?

— Если дом Ивана нынче пустует, так может туда им поселиться? — предложил кто-то.

— А завтра он опять кляузничать начнёт, что его дома лишили. Хватит с них, нахлебались, — ответил отец.

Все замолчали. Избы у всех имеются, да лишние рты никому не нужны, самим бы прокормиться.

— К себе их заберу, — сказал хмурый Фёдор, — всё равно один. Проживём как-нибудь.

— Другое дело, — улыбнулся Панас, лицо его посветлело, — айда, будем с Евдокией говорить. А вы не стойте тут, — обернулся он на ходу, — дел других, что ли нет?

Рядом со мной объявился Стёпка, потянул за руку:

— Папка, пошли, что покажу.

Душа к делам всё одно не лежала, я потрепал сына по макушке:

— Куда хочешь?

— К речке, — не унимался он.

Отец махнул рукой:

— Ступайте, я домой.

Мы отправились к Бормотухе, Стёпка подпрыгивал от нетерпения, забегая далеко вперёд.

Скоро подошли к самой речке.

— Так чего ты хотел? — окликнул я сына.

— Смотри, — тот наклонился к воде, погладил её гладь, точно она была живой. Потом приподнял ладошку и глянул на меня, смотрю или нет. Вода приподнялась к самой руке, словно ласкаясь.

— Видел? — улыбнулся Стёпка. — Как ты могу, — и горделиво округлил тощую грудь.

— Братец, да у тебя дар проснулся! — удивился я.

Управление водой передавалось у нас от деда внуку. У моего бати дара не было. А у меня сила проснулась. Стёпке по идее ничего перейти не должно было. Но отчего-то судьба распорядилась иначе, да ещё так рано. Ему восемь, мне было пятнадцать, когда способности проявились. Выходит, дар его будет сильным.

— Только ты об этом никому не говори, — сел я рядышком, наблюдая, как сын играет с речкой, и та отзывается на его проказы.

— Почему? Все ведь знают, что ты лозоходец.

— Не все. И потом, видел какие люди иногда бывают?

— Ты про тех, что у тётки Евдокии дом отняли?

— Да, про них.

Стёпка задумался:

— Понял, папа. Молчать буду.

Я глянул ему в глаза, не по-детски мудрые. Плохо, когда детям приходится так рано взрослеть, расставаясь с наивными грёзами.

Пробуждение дара у Стёпки натолкнуло и меня на мысль заняться развитием своих сил. Раньше все дни занимала работа в поле и огороде, теперь же посвободнее стало. В такие времена моё умение может ой как пригодиться!