Фазеры. Часть первая. Фаза сна

Айя Рин

Сомнус-Сити – город, укрытый куполом от радиации извне – любит тишину и покой. Дни и ночи здесь принято проводить в общих снах, увидеть которые ТЕБЕ не дано.Ты высыпаешься за восемь часов, помнишь небо и солнце, но не помнишь свою прежнюю жизнь в этом месте.Кто ты?Чтобы узнать, придётся принять не одно решение.Вся эта книга – ряд выборов, открывающих девять различных путей. Найди свой.И вот твой первый вопрос – готов (а) ли ты стать главной героиней этой истории?

Глава 1. Одна среди людей

Когда-то давно люди верили, будто в будущем человечество вернется к истокам развития, перестанет делать открытия, а в итоге и вовсе погибнет после апокалипсиса — например, эпидемии чумы или взрыва вулкана. По крайней мере, так говорили у нас, в городе под куполом.

Есть у местных привычка разбалтывать мысли, пришедшие к ним во сне. Особенно крепко приживаются в народе теории о прошлом. Согласно одной из них, раньше бо́льшую часть времени люди проводили бодрствуя, а спали лишь для того, чтобы отдохнуть. Но достоверной ли была эта информация? Я всегда искал верный ответ на этот вопрос.

О, сколько старых компьютеров я взломал, сколько пыльных книг перелистал — нигде не нашлось упоминаний о том, что было до, так называемой, Великой войны. Ученые предполагали, что это событие послужило переломным моментом в истории всей Земли, ведь именно с него начиналось наше летоисчисление. Окончание Великой войны считалось первым годом, а жили мы уже в шестом веке. И до сих пор так и не разобрались, что случилось с нашей планетой. Но зато мы с уверенностью могли заявить, что человечество не погибло, ведь мы, горожане Сомнус-Сити, жили и развивались изо дня в день!

Вот и ты, дорогая моя героиня, с детства бережно хранила в сердце маленькую, но важную, как тогда казалось, цель. Все, о чем ты думала — идеальное выступление. Гимнастика была для тебя всем: отдыхом и работой, призванием и принуждением одновременно.

Я слышал, будто раньше художественная гимнастика считалась спортом. Смешно! Гимнастика — это танец, единение души и тела. Это не просто набор движений, выполняемых под музыку, а целая история, которую рассказывает артистка. Гимнастика — не короткий номер, а образ жизни. Это то, чем жила ты до того, как все произошло.

Поэтому волнение перед выступлением окутывало тебя плотной вуалью. В зале собралось множество людей — их лица мелькали то тут, то там, сливаясь в одно сплошное пятно. Зрители кричали с трибун, и их голоса соединялись в один протяжный звук: настолько громкий, что кружилась голова.

Мастер убыстрения пульса под названием Тахикардия сделала свое, и сердце с бешеной скоростью забилось в груди. Твое худенькое тело трясло, как при судорогах. Постоянно вздрагивая то ли от холода, то ли все же от страха, ты пыталась сосредоточиться, но противные мурашки, бегающие по спине, не давали этого сделать. Ты закрыла глаза, стараясь унять дрожь и успокоить напуганные мысли, мечущиеся по голове, как запертые в клетке животные. Рядом не было никого, кто бы мог подбодрить.

«Только не бойся, главное: иметь цель», — ты повторяла заветные слова из детства, хотя верила в них с трудом. Наверное, поэтому не помогало. Всегда помогало, но не в этот самый момент. «Глупая первая», — напомнило подсознание, и ты окончательно перестала надеяться на успех.

— На ковре А Кэ один! — объявили по микрофону.

Ты обмерла: неподвижно стояла, словно кто-то связал ноги, и не слышала ничего вокруг. Только пульс неразборчиво стучал в ушах.

— Давай же! Иди!

Кто-то легонько толкнул тебя в спину. Обернувшись, ты увидела напряженное лицо тренера.

— Ну же, давай! — повторила она.

И ты послушалась: встала на носки, ну или, как это у вас, гимнасток, называется, на полупальцы, вышла на широкий ковер и невольно растянула рот в неудачном подобии улыбки, которой учили всех в Школе Гимнастики. И тут уголок верхней губы нервно задергался.

Все в этом зале было каким-то размытым и ненастоящим. Все здесь были чужими, и только родной алый обруч подбадривал, будто говоря: «Давай, ты сможешь! Что бы подумала НП, будь она здесь? А дедушка? Давай! Выступай! Ради них!»

Заиграла знакомая плавная музыка, и ты начала: неуверенно и неуклюже. Сперва движения поддавались нехотя, будто сердились на тебя. «Ну же! Соберись!» — ругала себя, но не могла совладать со страхом. «От первых нет никакого толку», — шептало подсознание, как бы ты ни старалась его заткнуть.

«Итак, шаги, поворот, беговая, прыжок, равновесие, переворот… — Ты повторяла заученные до автоматизма движения. — Стоп! Я сделала нормальный прыжок? Уже хорошо!» — эта мысль придала немного уверенности. И тут все пошло само собой, гладко, как по накатанной горке. Обруч, к твоему удивлению, слушался, и все выходило не так уж и плохо. Еще один прыжок. «Надо же — получилось! Снова поворот, бросаем обруч, бочка…»

Ты вспомнила о заключительном прыжке, во время которого должна была подбросить предмет, а потом поймать его. У тебя редко получались прыжки. А этот элемент давался особенно сложно.

«Так, соберись. — Сердце бешено билось в такт музыке. — Шаг, галоп… И прыжок…» Ты подкинула обруч чуть позже, чем нужно. Все замедлилось. Ты повисла в воздухе и думала, что уже сделала этот прокля́тый прыжок. Как вдруг вспомнила про обруч, который непослушно полетел в сторону. Ничего не понимая, ты потянулась за ним. Тут сердце екнуло, и тело парализовало. Ноги подкосились, несчастный обруч ускакал к столу судей, а ты с грохотом свалилась на ковер и…

«Кажись, старшилка потеряла сознание», — было последним, что ты услышала до того, как лишилась чувств.

Но твое сознание отчаянно пыталось бороться, вырываясь из коварных рук тьмы: «Нет, я должна вернуться! Я обязана доказать всем, что первенцы могут быть сильными!»

Ты проваливалась в безвременье все глубже. Параллельно стирались границы с реальностью. «Почему я упала? Потому что первая? Из-за этого дедушка не пришел посмотреть, оставив меня одну?.. Каждый сам за себя…» Ты всегда стыдилась своего порядка рождения в семье, поэтому и не надеялась, что все получится, и ты станешь…

В виски больно ударило. И мысль медленно ускользнула из головы. «Кем я стану?..» — удивилась ты. Неимоверная боль пронизывала тело, будто заставляя забыть, но ты отчаянно пыталась вспомнить: «Что я стану?..» Мысли пустились в пляс. И слова, которые совсем недавно четко вертелись в голове, принялись медленно осыпаться: отколупываться, словно штукатурка, отслоившаяся от старой стены. «Я стану?..» Тебе показалось, что на секунду ты впала в бессознательное состояние, но тут же вырвалась из него. «Я?.. Что я?..» Неуверенные вопросы молниями замелькали в голове — эти бессмысленные сочетания слов отчего-то казались такими важными. «Что?..» Судорожно пытаясь ухватиться за поспешно убегающие мысли, ты запутывалась лишь сильнее.

Но в одну секунду у тебя получилось. Несколько слов возникло в сознании из ниоткуда. Они старались сбежать, но ты твердо схватила непослушную мысль за хвост. И я обязательно стану… Я обязательно стану… Обязательно стану… Стану… Я стану…

«Гордостью близких», — это предложение, словно эхо, каким-то крохотным отголоском отразилось в сознании.

— А-а-ах!

Легкие мгновенно налились холодным воздухом. Тело резко подалось вперед, но сразу же вернулось в горизонтальное положение: что-то мешало ему приподняться. Часто дыша, ты открыла глаза, но яркий свет заставил закрыть их обратно.

Привыкнув к освещению, ты все-таки смогла осмотреться. На шее и ногах были затянуты тугие ремни из грубого материала, который натирал кожу. К рукам тянулись прозрачные трубки и провода с присосками неизвестного предназначения. Замкнутое пространство, в котором ты находилась, оказалось небольшим: твердая койка, а сверху стеклянная куполообразная крышка, за ней, по всей видимости, белый потолок. Ты поморгала несколько раз для уверенности и задумалась, что же делать теперь.

— Я одна, — вдруг случайно соскочило с губ. — Каждый сам за себя…

«Откуда это?» — удивилась ты и только тогда осознала, что совсем ничего о себе не помнила — подобно тому, как сейчас вновь забыла эту историю. Некое ощущение неполноценности заполнило вены пульсирующей пустотой, словно у тебя не доставало руки или ноги. Это была не вся ты. Только часть. Оболочка.

Ты понимала, что девочка, что тебе, наверное, в районе тринадцати лет. А вот имя…

Неожиданно послышался трубный вентиляционный шум, и на тебя накатило цунами усталости. Борясь с тем, чтобы не уснуть, ты заметила едва заметное движение за стеклом.

— Помогите, — обессилено прошептала и потянулась к крышке.

Ты полностью выставила руку вперед и уткнулась в холодную поверхность. Не сразу ты поняла, что стекло подрагивает, и лишь когда вибрация перешла на кисть, отвела руку в сторону. А на запотевшем стекле остался бледный след ладони.

«Выглядит как облако на небе. Оно бесподобно…» — подумала ты и удивилась, почему неожиданно вспомнила небо — не просто слово, а образ: что-то бескрайнее, голубое и покрытое белыми пятнами.

За стеклом вновь появился нечеткий силуэт, и ты потянулась рукой. Человек сразу отпрыгнул. Потом он вернулся, склонившись к стеклу почти вплотную так, что получилось разглядеть очертания его лица. Твоих познаний хватило, чтобы распознать в них подростка противоположного пола.

Парень приложил к стеклу лист с корявыми записями. На фоне белого потолка рядом с бумагой того же цвета отчетливо мелькнула красная линия. Что это, понять тебе не удалось.

— П-ри-вет, — неуверенно прочитала ты и добавила чуть громче: — Привет!

Он отошел от стекла и вернулся с новой запиской, но уже подлинней:

Башка не раскалывается? Норм ся чувствуешь?

Ты кивнула, удивившись стилю речи незнакомца. Следующая записка гласила:

Окей. Помнишь че нить о себе?

— Нет. — Покачала головой.

Новый лист бумаги, на этот раз желтый:

Сейчас я открою крышку.

Кивнула. Нетерпение и страх только росли.

Следующие предложения были написаны на газете — видно, бумага закончилась:

Свет будет ярким. И может стать больно. Не очкуй.

Послышался прежний пугающий звук. Заработал вентилятор, и в висках застучало. Ты и не предполагала, что будет настолько больно.

Спустя, как тебе показалось, вечность, шум и боль прекратились, и стеклянная крышка с легким свистящим звуком отъехала в сторону.

Ты сделала вдох, и холодный воздух обжигающе коснулся кожи. Парень оказался прав: все ощущения в этом мире были сильнее, чем там, за стеклом — свет ярче, воздух холоднее, а боль острее.

Ты очутилась в небольшом помещении с белыми стенами. Многочисленные лампы отлично освещали комнату, и это помогло отчетливо разглядеть все, что здесь находилось. К стенам теснились шкафы с баночками, наполненными пилюлями. Около аппарата, в который ты была погружена, стоял прибор с десятком кнопок и проводов, ведущих к твоему телу.

Лишь через несколько минут, свыкнувшись с новыми ощущениями, ты обратила внимание на коренастого парня, который терпеливо ждал, пока ты придешь в себя.

— Эм, ну типа еще раз дарова, — довольно низким, но дружелюбным голосом сказал он. — Я УР два, а тя как звать?

Ты, не стесняясь, разглядывала первого увиденного человека — он был одет во все черное: черные штаны, черную куртку и черную шапку, из-под которой виднелись, на удивление, не черные, а каштановые волосы. На груди у парня висел небольшой кругляш с надписью «УР-2». «И почему он в шапке? — поначалу удивилась ты, но потом сама ответила на свой вопрос: — Ну конечно, в такую-то холодрыгу!» Переведя взгляд на себя, ты осознала, что лежишь в одной лишь ночнушке. Но кругляша с обозначением твоего имени на ней не оказалось.

— Эй, ты в норме? — обеспокоенно спросил УР-2, заглядывая тебе в лицо.

— Кажется, да. — Ты попыталась улыбнуться.

— Хлебнуть хочешь? — Он повернулся к столу и, налив в стакан воды, протянул его тебе.

Ты попыталась приподняться, но ремни вновь тебя удержали.

— Видно, они не хотят меня отпускать, — заметила весело. Внутри все еще клубился темный ком тревоги, но его засвечивала яркая вспышка желания понравиться другому человеку, наладить контакт. Судя по всему, с УР-2 ты раньше была не знакома.

— Ах, дырявая башка! — УР-2 рассмеялся — добрый знак: у тебя получалось общаться.

Затем подошел ближе и аккуратно расцепил ремень на твоей шее.

И вот снова перед глазами проскочила красная линия. Ею оказался плетеный браслет с металлической бусиной-звездой, притаившийся на запястье твоего собеседника. В том, что накачанный здоровяк, носил такую хрупкую вещь, таилось нечто трогательное и сокровенное. Тебе сразу же захотелось узнать, чем она была ему дорога. Но сейчас были заботы и поважнее: ты наконец-то смогла подняться, интенсивно разминая суставы, которые успели затечь. УР-2 потянулся к ногам, но ты его остановила:

— Я хочу сама. — И добавила как можно доброжелательнее: — Чтобы пальцы размять.

— No problems, — равнодушно пробормотал он и уселся обратно.

Расцепляя ремни на ногах, ты обводила помещение изучающим взглядом.

— Скажи, пожалуйста, — начала аккуратно, отсоединяя резиновые присоски, которые отходили с трудом и оставляли следы на теле, — где это мы? Что тут делаем? И почему я ничего не помню? И…

— Эй, эй, полегче. — УР-2 улыбнулся, и на его щеках появились ямочки. — Давай-ка по порядку.

— Хорошо. — Развернувшись на койке, ты осторожно спустила ноги. — Можешь сказать, кто я такая?

— Эм… Ну, я тут почекал твои доки, тебя, вроде как, А Кэ один звать. — Сосредоточенно глядя на какие-то листы, парень почесал затылок.

— А почему я ничего не помню? Как тут оказалась? И вообще где мы? — Ты глядела на свои болтающиеся в воздухе ноги с детской радостью. Вот, знала ведь, что это ноги — уже хорошо! Значит, что-то все-таки помнила. Другое дело, если бы забыла названия окружающих тебя предметов.

Несмотря на отсутствие ответов, пустота внутри медленно наполнялась ощущением безопасности.

— Мы ща в кабинете заморозки. — УР-2 повторно протянул тебе стакан с водой, стеклянная поверхность которого обожгла ладони прохладой. — А кабинет заморозки находится в дурке, ну, то есть в больнице.

— А что за заморозка? Это какая-то методика лечения, да?

УР-2 смерил тебя удивленным взглядом:

— Рили не въезжаешь?

Ты рассеянно покачала головой. Выходит, не все об окружающем мире ты помнила. Как вообще работала твоя память?

— Ну-у-у. — Он снова почесал затылок, позволяя браслету выглянуть из-под куртки. — Заморозка — это тип крышка, ну то есть наказание для барыг всяких… Ну, это самое, для преступников, короче. Это типа погружение в анабиоз на какое-то время. Ну, разумеется, есть свои минусы. Один из побочных эффектов — это потеря памяти.

— Получается… Я что, преступница? — Тревога вернулась в сердце, заставляя его трепетать.

— Ну-у-у… что-то типа того. — УР-2 стыдливо опустил взгляд, словно сам совершил преступление.

Силы, которые только начали к тебе возвращаться, вновь отступили. Вены заполнила пульсирующая пустота. Казалось, ты больше никогда не сможешь поднять себя с места.

— А что я сделала? — Этот вопрос дался тебе нелегко.

— Слушай, я ваще хэзэ. — УР-2 пожал плечами и стянул с головы шапку. — В твоем деле это не указано. Балин, странно все это.

— Я даже не помню, что сделала… Надеюсь, это не было что-то ужасное…

— Да не парься! Это зафигачила не ты, а типа твоя старая копия, сечешь? Да и ваще у нас в городе по всяким пустякам упекают…

— Правда? — Эти слова подействовали на твою кровь лекарственным уколом. — Но смогу ли я выйти отсюда? Хотя бы на минутку, пожалуйста. — Ты соединила ладони в умоляющем жесте. — Мне бы просто посмотреть на небо. Знаешь, оно такое красивое и…

— На небо? — УР-2 нахмурился и тряхнул копной лохматых волос. — Ты че, и это не знаешь?

— В общем, с грибами кончились — взял сырные, — вдруг раздался другой, более высокий, но тоже мальчишеский голос. И через несколько секунд в дверном проеме появилась спина незнакомца. Он нес что-то объемное и не мог закрыть дверь руками, поэтому толкнул ее ногой, но немного не рассчитал и стукнулся головой о косяк. Многочисленные пакеты посыпались из его рук, покрывая парня крошками. Он наклонился, чтобы собрать то, что уцелело: — Да уж, Волк, хорошо, что этот позор никто, кроме тебя, не видел. Балин! Я еще и газировкой рубашку закапал. Вот лох. Все время забываю, что слишком высо…

Наконец собрав все пакеты, парень поднялся и обернулся. Сначала его веселое лицо показалось тебе приятным, но когда спустя мгновение его взгляд скользнул в твою сторону, оно ужасающе искривилось:

— Э-э-э…

— Воды? — Ты протянула ему стакан с жидкостью, к которой так и не притронулась: ему она, наверное, была нужнее.

— Прошу прощения, но что она тут делает? — обратился он к УР-2, игнорируя твой жест. — Ты что, ее разбудил?

— Ну-у-у, не совсем… Я сам хэзэ, как так вышло, — оправдывался тот.

— Да разрази меня бессонница, я доверил тебе кабинет, а ты-ы-ы, — новоприбывший парень принялся нервно шагать по помещению взад и вперед.

Ты же в это время с невероятной скоростью моргала, предполагая, что может случиться с тобой теперь.

— Гори все синим пламенем! Дядя и так считает меня бесполезным… А теперь к нам будет удвоено внимание, и мы не сможем спокойно планировать побег. Что ты наделал?.. Это дело всей моей жизни! Нужно срочно вызвать полицию.

— Полицию? — рассеянно выдохнула ты. — Прошу, не надо полиции…

— Извините, но вас никто не спрашивал, — сердито кинул парень, продолжавший мерить кабинет шагами.

— Э-э-э, рили, не надо нам мусоров, — заступился за тебя УР-2 и, расправив широкие плечи, подошел вплотную к другу. Он был гораздо ниже, но зато, в отличие от худощавого дружка, выделялся мускулистым телосложением. Сложно было догадаться, кто одержал бы победу в драке, если бы та состоялась. Но УР-2 всего лишь перешел на громкий шепот: — Слушай, брат. Не думаю, что эта милая девочка, — он указал пальцем на тебя, — преступник! Это ошибка! Или кто-то специально упек ее в крио-сон. У нее даже в деле ничего не указано.

— Да пусть хоть десять раз милой будет! Ты подвергаешь опасности весь город. Даже по внешнему виду она мне уже не нравится: посмотри на ее хитрые кошачьи глаза. — Агрессивный парень кивнул на тебя, и пристально приглядевшись к твоим глазам, добавил: — Смотри-ка, зеленые, точно, как у кошки!

Желание понравиться тут же сдуло. Кем бы ты ни была, терпеть такое отношение к себе не могла — с вызовом посмотрела в глаза противника, и вдруг осознала, что они тоже зеленые.

— Сам кошак… — проворчала еле слышно — парни тебя не услышали.

— Емеля, гоу поможем ей выбраться? — спокойно спросил УР-2, игнорируя все колкости, сказанные другом до этого. — Ее ведь типа завалят. И на твоей совести будет смерть уже второй девушки после Софьи… Неужели твоя цель стоит жизни другого человека?

— Да, — холодно ответил Емеля, поправляя галстук, небрежно завязанный поверх белой рубашки, и вздохнул: — Нет… Ладно, ты прав… Пусть уходит, а мы пойдем в архив и сделаем вид, будто ее не видели.

— Она нифига не помнит, куда ей топать? — не унимался УР-2.

— Вот именно, что выведем мы ее из больницы, а дальше что? Об этом ты подумал, Волк?

Прозвище УР-2 тебе определенно нравилось. Отличная компания собралась: кошак, волк… А кем была ты?

— Хэзэ. — Парень развел руками. — У тебя же есть связи. И если че, за тобой должок, так что пришло время отплатить мне.

— Только не сейчас, Волк. — Емеля стиснул зубы, зашевелив желваками. — Не трать эту возможность попусту. Потом пожалеешь. Когда мы выйдем, моя помощь понадобится тебе в более серьезных положениях.

— Сори, брат, но все эти напряги, о которых ты треплишься, так далеки. Ну, то есть я ваще хэзэ сможем ли мы когда-нибудь свалить из этого бункера. А запара АК-1… Она рили прямо здесь и сейчас. Так что погнали. — Закончив, Волк взглянул на друга.

Тот огрел его уничтожающим взглядом и неожиданно кивнул.

— Немедленно поднимайтесь. — Приказ Емели выдернул тебя из размышлений. — Как вас там? — Он тряхнул головой, пытаясь убрать с лица длинную светло-русую челку, и наконец медленным голосом произнес: — Милая девочка, милая Мила — неважно! — вставайте, или вы хотите снова быть замороженной?

— Не хочу, — честно ответила ты и стала опускать ноги, вновь поразившись своему спокойствию. Этот парень не вызывал симпатии, однако ссориться ты не хотела. — Но если это станет проблемой для вас, то я могу и сама…

— Нет, — возразил Волк.

— Отлично, — обрадовался Емеля. — Выбор за вами, Ми-ла: уйти самой, не подвергая опасности нас, или воспользоваться помощью чрезмерно доброго Волка.

Ты закрыла глаза, прислушиваясь к миру внутри. Парни не знали, но в этот момент в твоей голове решался еще один не менее важный вопрос: постараться подружиться с ними и быть приветливой или остаться одной, но в спокойствии. Сердце наращивало свою скорость так, что у тебя закружилась голова. Ты открыла глаза.

— Разрази меня бессонница, — пробубнил Емеля, оттирая рубашку от газировки. — Как теперь это отстирать?..

Твой затылок вдруг сжало в тиски, а потом ты кое-что поняла:

— Лимон…

Неужели, так к тебе возвращалась память?

— Че-го? — не понял Емеля.

— Нужно замочить в лимонной кислоте с водой, — объяснила ты, сама не понимая, откуда это узнала. Слова словно всегда были в твоем подсознании, а сейчас, в нужный момент, просто вышли на первый план.

— И как вы это поняли? — иронично спросил Емеля.

— Не знаю… Просто пришло в голову…

— Вот как…

Ты снова задумалась насчет выбора.

— Не парься, — подал голос Волк. — Нам несложно, отвечаю. Мне будет по кайфу тебе подсобить.

И ты согласилась. Решение было принято, и принято твердо: дружба. Я ликовал: хоть ненамного, но мы приближались к моему идеальному виденью тебя. Прежняя АК-1 если бы и стала выбирать, то остановилась бы на одиночестве.

Стопы коснулись ледяного пола, и ты вздрогнула. Опираясь рукой о койку, поднялась на одну ногу, затем на другую, отпустила руку и упала.

— Вы серьезно? — усмехнулся Емеля. — Она что, даже ходить не умеет?

— Ну эт тип побочный эффект после заморозки, обычно он длится недолго, — заверил его Волк.

Ты попыталась подняться, но снова упала и, отчаявшись, прислонилась спиной к стене:

— Я думаю, улица никуда от меня не убежит. Главное, что я скоро увижу небо…

На твои слова опять никто не обратил внимания.

— Это ничего не меняет, друг мой, — с наигранным трагизмом начал Емеля. — К сожалению, наша подруга так и не сможет сделать шаги в сторону своей новой жизни, кхм… кхм… — Он фальшиво закашлялся. — И к свободе тоже.

— Ну че, закончил свою театральную постановку? Актеришка, блин! — УР-2 закатил глаза от раздражения. — Ты типа можешь опереться на меня и идти сама, — предложил он тебе.

Ты поспешно кивнула, не желая оставаться в этом холодном месте.

Пока парень заботливо помогал тебе подняться, Емеля, все еще презрительно поглядывая на вас исподлобья, достал телефон и зашептал что-то в трубку.

Вы вышли в темный коридор, еле освещаемый светом единственной лампы. Ты взглянула на нее и заметила, что вокруг на потрескавшемся потолке висели какие-то перья. Пригляделась и ахнула: они слегка шевелились.

— Что это такое на потолке? — поинтересовалась ты у Волка.

Парень сначала не понял и удивленно взглянул наверх, а потом воскликнул, разведя руками:

— Да это ж просто, как формула Эйнштейна!

— Кто сказал, что формула Эйнштейна — это просто?! — Ты наигранно поджала губы, строя из себя обиженную.

Волк по-приятельски похлопал тебя по плечу:

— Да лан, расслабься! Это ж братья мои меньшие. Мы с ними рили во многом похожи. Вот, например…

— Это сонтики, — скучающе перебил его Емеля, убирая телефон и глядя куда-то в стену.

Вы остановились, чтобы перевести дыхание, и уселись на приземистую деревянную скамейку — такие стояли с обеих сторон коридора. Стараясь понять, о чем говорит парень, ты проследила за его взглядом. На стене, покрытой неровным слоем краски, висел небольшой стенд — на нем несколько листов бумаги. Емеля сосредоточенно рассматривал один из них: «Как оградить себя от болезней?»

— О чем ты? Какие сонтики?

Не отрывая взгляда от плаката, парень поправил тебя:

— Не о чем, а о ком. Сонтики — мелкие насекомые, внешне напоминающие пушинки одуванчика: большая пушистая голова белого цвета и тонкое тело-тростинка с четырьмя лапками. Передвигаются сонтики прыжками…

— Ну-ну, — перебил его Волк, — харе, батан, задрал уже грузить инфой из своего мед словаря!

«Как сонтики относятся к медицине?» — ты задумчиво посмотрела вдаль. Вы отошли достаточно далеко от лампы, и теперь нельзя было увидеть насекомых, сидящих возле источника света.

Ты перевела взгляд на стенд и, щурясь, стала читать еле различимые в темноте правила, которые необходимо соблюдать, чтобы быть здоровым:

1) Здоровый сон — здоровый дух. Нужно спать 36 часов в день, но при этом нельзя забывать о бодрствовании. Многие относятся к нему пренебрежительно, но для нашего здоровья просто необходимо не спать как минимум шесть часов в сутки.

Емеля хмыкнул. «Видимо, прочитал что-то смешное», — решила ты и продолжила изучать стенд:

2) Никогда не путайте сон с явью. Сон — это реальность, это ваша жизнь. А бодрствование просто необходимо для восстановления сил. Не привязывайтесь к нему, не общайтесь не по делу, не произносите больше 250 слов в день — именно это максимально безопасное для здоровья количество слов установили медики…

Дочитать ты не успела, потому что Емеля воскликнул:

— Ну так вы идете? Я не подписывался на чтение этих абсурдных текстов! — Он встал и зашагал дальше по коридору, в конце которого виднелась высокая стойка приема.

Передвигаясь медленно, словно сутки не спавшие старики, вы с Волком побрели за ним.

— А почему вы общаетесь? — поинтересовалась ты.

— Не понял?.. — промямлил Волк, как-то воровато озираясь по сторонам.

— Там написано, что произносить больше двухсот с чем-то слов в день нельзя.

— А-а-а. Ну, короче, на детей эти правила, вроде, не распространяются. А еще — как бы тебе сказать? — я верю в легенду, а Емеля ваще…

Договорить он не успел — вы наконец дошли до стойки, из-за которой на вас строго смотрел Емеля. «Что за легенда?» — подумала ты и повернулась влево. Там, совсем рядом, переливаясь, горела неоновая табличка с надписью «Выход».

Отпустив руку Волка, ты сделала два шага на пути к свободе. И у тебя получилось. Ты сделала эти шаги. Сама. Обрадованная успехом, ты обернулась и одарила Волка улыбкой. Он улыбнулся в ответ, на его щеках заплясали ямочки.

Ты шагнула к двери, коснулась ручки, и тут тебя окликнул Емеля:

— Мила, стойте, если хотите увидеть небо!

Ты обернулась:

— Разве небо не за этой дверью?

Вдруг послышался пронзительный звук сирены. В ту же секунду включился свет. Заняв твое внимание пустым разговором, Емеля нажал красную кнопку, установленную на стойке. Дверь не поддалась. Ты заметила, как к только что включенной на потолке лампе молниеносно стали слетаться глупые белые насекомые, сонтики.

— Ты че, настучал? Вызвал сонат? Вот балин, нам каюк, — безнадежно пробормотал Волк.

Его искаженное лицо говорило все: парень испугался не меньше, чем ты. Вот тебе и принятое решение. Похоже, следовало выбирать одиночество. Ты все равно была одна. Одна среди людей.