Долина скорби

Алан Банкер, 2020

Падение надгробий, восхождение западной звезды, восстание мертвых и смерть королевы от руки собственного сына – что объединяет все эти как будто не связанные между собой события? Ответ один – древнее, как срединное королевство, пророчество, которое вот-вот должно сбыться: мертвые восстанут, и не останется ни одного уголка в мире живых, где бы мог спрятаться человек. Пороки, безверие и междоусобицы, в которых погрязли обитатели королевства, подтачивают основы некогда великой державы, и как будто нет силы, способной предотвратить надвигающуюся катастрофу. Однако не все так безнадежно, как кажется на первый взгляд, ибо среди людей есть те, что еще не позабыли о таких достоинствах, как честь, мужество, справедливость и чувство долга. Столкнувшись с доселе невиданным врагом, уничтожающим на своем пути все живое, они встают грудью на защиту всего того, ради чего живут и умирают. Содержит нецензурную брань.

ВСТРЕЧА

Пробудившись от заливистого пения птиц, Тармиса обнаружила себя под сенью раскидистого дуба. Мерно и величаво покачиваясь на ветру, он походил на многорукого великана, защищающего родное дитя. Солнечные лучи, продирающиеся сквозь темно-серую листву, уподоблялись воинам, попавшим в самую гущу врагов: мечась из стороны в сторону, они тратили остатки сил в бесплодных попытках продвинуться вперед. Подняв голову, Тармиса узрела в трех шагах от себя потухший костер, дорожный мешок и тетушку Мэй, лежавшую к ней спиной. В сторонке гулял конь, черный, как смоль, с притороченным к седлу мечом. Встряхивая гривой, он поедал траву и озирался по сторонам, точно стражник, пребывающий в дозоре. Подобрав ноги, Тармиса поправила на себе синее парчовое платье и попыталась подняться, но из этого ничего не вышло. Ноги, будто налитые свинцом, ее не слушались. Вздохнув, она перевалилась на грудь и поползла к спутнице.

— Тетушка, вставай, нам пора в дорогу, — сказала Тармиса, толкнув старуху в спину. — Тетушка, ты меня слышишь?

Не услышав ответа, она схватила старуху за плечо и дернула ее на себя.

— О, Боги! — вскрикнула Тармиса, отпрянув от старухи.

И без того суровое лицо тетушки Мэй, выглядывающее из белого

чепца, казалось ей ужасным: пустой взгляд, острые черты лица, на котором проступали темно-синие пятна, и тонкая полоска бледных губ свидетельствовали о том, что старуха отошла в мир Богов не иначе, как несколько часов тому назад. Прослезившись, Тармиса заревела, тихо и натужно, словно боясь нарушить покой старухи. Конь, стоявший поодаль, прекратил жевать и посматривал на нее умным взглядом, будто разделял ее безграничное горе. Впрочем, это продолжалось недолго.

— Эй, не голоси! — небрежно бросил Калум, вынырнув с младенцем из-за дуба. — Иначе последуешь следом за старухой.

От неожиданности Тармиса подпрыгнула на месте и вскочила на ноги, будто никакой немощи в них не было и в помине.

— Это вы… вы ее убили? — спросила Тармиса дрожащим от негодования голосом.

— Нет.

— А кто же!?

— Ты.

— Я… не может быть?!

— С лошади падала?

Услышав про лошадь, Тармиса на миг задумалась, ощутив в теле ломоту.

— Да… падала, но я не убивала тетушку Мэй! Помню, как лошадь

нас скинула, помню, как мы упали, как…

— Да так неловко упали, что ты ее и придавила.

— Я… я не убивала тетушку Мэй!

— Не начинай снова, — сказал Калум, завидев в глазах Тармисы

слезы. — У ползучих гадов хороший слух.

— Они-то здесь причем!?

— Очень даже причем… ваша лошадь, поди, взбрыкнула непросто так.

Посмотрев на вороного коня, мирно пощипывающего траву, Тармиса вспомнила и про шелест в высокой траве, и про холод на тракте, и, конечно же, голоса, от которых не было никакого спасу.

— А вы, господин, откуда все это знаете? — спросила она, вытерев слезы рукавом платья.

— Когда с вами приключилась беда, я у дуба находился. А когда подоспел, так старуха была уже мертва.

— Стало быть, вы змею прогнали?

— Да, — ответил Калум, не упомянув, что змея, оказавшаяся гадюкой, готовилась впиться в ее шею в тот самый момент, как он подоспел.

— Я, наверное, должна вас поблагодарить?

— Не стоит, всякий на моем месте поступил бы так.

— И, все же, я вас…

Поняв, что не знает имени спасителя, Тармиса покраснела по самые уши и опустила взгляд в землю, усыпанную желудями.

— Калум Круил, — представился Калум, наградив Тармису белоснежной улыбкой. — Можно просто Калум, и без всяких там господинов!

— Я благодарна вам… тебе, Калум, что не прошел мимо, — улыбнулась в ответ Тармиса.

— Да брось ты! — махнул Калум. — Ты лучше вот что скажи, как тебя звать и куда путь держишь?

— Тармиса, а путь держали на юг.

— Юг большой, Тармиса.

— Южное побережье, там мой дом.

— Не близкий путь, особливо для двух женщин, путешествующих без сопровождения.

— Не в первой, Калум, — соврала Тармиса. — Мы с тетушкой навещали дядю, и вот теперь возвращаемся…

Не договорив, Тармиса глянула на спутницу и издала тяжкий вздох, тут же унесенный ветром.

— Если у тебя в столице дядя, то лучше воротиться.

— В эту дыру, никогда?!

— Дыра, не дыра, а все же безопаснее, чем по тракту в одиночку.

— А если я попрошу тебя составить мне компанию?

— Не могу, — ответил Калум, кивнув на королевское дитя. — У меня и без того полно забот, вон, сын-кроха, да и конь троих не потянет.

— А где твоя жена? Ребенку нельзя путешествовать без матери.

— Жену Боги прибрали, а я вот за отца, и за мать, — соврал Калум.

— Боги порой жестоки, — взгрустнула Тармиса.

— Не больше чем люди, — улыбнулся Калум.

— Ты прав, — согласилась Тармиса.

Осмотревшись, она шагнула в сторону и подобрала толстую корягу, один конец которой был заострен.

— И чего это, позволь спросить, ты собралась делать?

— Как чего, хочу предать тело тетушки земле?!

— Вот удумала еще! Брось ее, о ней звери позаботятся.

— Это не по-людски, — заметила Тармиса и с размаху вонзила корягу в землю.

— А я говорю — брось это дело, если хочешь воротиться до сумерек!

— Я не могу ее оставить, вот так, посреди поля.

— Мертвые уже мертвы, а живым надо думать о живых.

— Вот и думай, у тебя сын, и в добрый путь! — вспылила Тармиса.

— Ох, женщины-женщины, — пробурчал Калум, но Тармиса и бровью не повела, продолжая долбить почву с таким упорством, которому мог бы позавидовать и осел. Впрочем, как она не старалась, земля никак не желала поддаваться. Понаблюдав за Тармисой с некоторое время, Калум хмыкнул и снял с пояса кинжал.

— На вот, подержи, — сказал Калум и протянул Тармисе младенца.

Узрев незнакомое лицо, тот собрался было всплакнуть, как тут же переменился в лице, завидев смешную гримасу.

— Спасибо, Калум.

— На здоровье.

Сбросив плащ, Калум преклонил колено и продолжил дело, умело орудуя кинжалом.

— Калум, а давно ли ты потерял жену? — спросила Тармиса немного погодя.

— Давно.

— В столице или в дороге?

— В столице.

— А как сына звать?

Воткнув кинжал в землю, Калум на мгновение задумался, а затем снова принялся за работу.

— Много вопросов, — ответил он, только сейчас поняв, что так и не придумал королевскому отпрыску имя.

— Прости.

— Это ты меня прости, просто не люблю, когда лишние вопросы задают.

— Понимаю, мой отец то же не из говорливых.

Подняв голову, Калум посмотрел на Тармису долгим взглядом и, вытерев пот со лба, возобновил работу, с которой управился довольно быстро.

— Ну, вроде все, — сказал Калум, вытерев кинжал о землю.

Поднявшись с колена, он подошел к старухе, наклонился и подхватил ее так, точно она была гусиным перышком — легким и невесомым. Могила два на шесть футов стала последним пристанищем для тетушки Мэй, отделяемой от мира живых футом земли.

— Спасибо, — снова поблагодарила Тармиса, глядя, как ее спаситель закапывает могилу, орудуя руками.

Пропустив благодарность мимо ушей, Калум спрятал кинжал за пояс, накинул плащ на плечи и взял из рук Тармисы младенца, не выказавшего особого желания с ней расставаться.

— Ну, Тармиса, прощай.

— И тебе прощай, Калум Круил.

Обойдя дуб, Калум подобрал дорожный мешок и направился в сторону коня. Бросив последний взгляд на Тармису, он взобрался на коня и погнал его в сторону Королевского тракта. Что до Тармисы, то проводив взглядом спасителя, она подобрала мешок с провизией и побрела вслед за ним.

— Ну, чего скис? — буркнул Калум, завидев на лице младенца гримасу недовольства. — Вот сейчас выйдем на тракт, будет тебе дорога.

Но, королевское дитя эта весть не особо порадовала. Хмыкнув, младенец всплакнул и разверзся слезами, чего прежде с ним не случалось.

— Вот дурашка! — усмехнулся Калум, стрелой выскочив на тракт. — А я, было, думал, что ты из Бланчестеров.

Но, и это не особо порадовало младенца, ни сном, ни духом не ведавшего, про каких таких Бланчестеров говорит Калум. Пытаясь успокоить младенца, он корчил всевозможные рожицы, а когда это не помогло, не в шутку рассердился.

— Вот же напасть! — вскричал Калум, в сердцах встряхнув младенца.

— Калум, не тряси ребенка, это тебе не кукла, — проговорила Тармиса, появившись за спиной Калума.

— А, это ты, — отозвался Калум, обернувшись на голос. — Миддланд на севере, а не на юге.

— Я знаю.

— А если знаешь, то куда тебя демоны понесли!?

— В родные края, — с достоинством ответила Тармиса, не обратив внимания на неучтивый тон спасителя.

Улыбнувшись, она похлопала коня по крупу и последовала дальше, всем видом показывая, что от своего не отступит.

— Эй, Тармиса, постой! — крикнул Калум, подстегнув коня.

— Не говори ничего, я так решила, и сделаю так, как мне нужно! — выпалила Тармиса на одном дыхании.

— Да подожди ты! — вскричал Калум, преградив Тармисе дорогу. — Если уж решилась, то позволь проводить тебя до ближайшей таверны.

— Только до ближайшей?

— Это малое, что я могу сделать для тебя, а там, глядишь, найдешь попутчиков или еще кого.

— Хорошо, — поспешила согласиться Тармиса.

— Вот и славно, — заулыбался Калум, спешиваясь с коня.