Чустя

Александра Маркова, 2021

Это очень непросто – быть подростком. Комплексы. Недоверие к взрослым. Первая любовь. Заклятые враги. Благодаря своим одноклассникам Настя искренне верит в то, что она некрасивая. Её жизнь – это ее личный непрекращающийся ад. И даже смена места жительства и школы не могут убедить девушку в обратном. Преодолевая свои собственные страхи и комплексы, она смогла найти себя во лжи, закрывшись от реальности маской из косметики и не замечая, что рядом с ней есть люди, для которых внешность – не главное. Она не верит тем, кто хочет ей помочь. Она не желает принять себя такой, какая есть.

Глава 4. Честь семьи

Это впервые, когда крыса позволила себе распустить руки. Еще ни разу она не опускалась до этого, предпочитая бить словами, уничтожать меня морально. Но сегодня она перешла все мыслимые границы! Переступила свою собственную черту! И тут же вляпалась в неприятности!

Слезы обиды еще не обсохли на моих глазах, но радость от торжества справедливости уже так и просится наружу. Я едва сдерживаю уголки своих губ, чтобы на расплыться в злорадной улыбке. Боюсь, что завуч неправильно поймет моей восторг.

— Что здесь происходит? — повторяет она, чеканя слова, — Что вы тут устроили?

— Ничего, — отвечает Ирка, — Разговариваем просто…

Да, наглости ей не занимать! Хороши разговоры… Весь макияж мне испортила и выдрала клок волос! Я непроизвольно хмыкаю…

Маргарита Анатольевна смотрит испытывающее на ухмыляющуюся Ирку, на перепуганных, сбившихся в кучку девчонок за ее спиной, переводит взгляд на меня.

— Разговариваете…, — протяжно повторяет она, — И, можно ли мне узнать, о чем?

— О всяком, разном, — пожимает плечами крыса, и ее адепты подтверждающее кивают головами.

— Ну, что ж, — поджимает губы Маргарита Анатольевна, — Пойдемте! — она разворачивается и выходит из туалета.

— Куда? — спрашивает Ирка удивленно.

— К директору!

Они даже не дали мне привести себя в порядок, смыть остатки косметики с лица. Ирка схватила меня под руку, словно лучшую подружку, и потащила по коридору вслед за завучем. Я мельком увидела свое отражение в зеркале и похолодела от ужаса. Мои волосы превратились в сорочье гнездо, под глазами красовались большие черные круги от потекшей туши, а помада была размазана вокруг губ, образовывая яркий клоунский рот… И вот в таком виде, не смея сопротивляться, я вынуждена была идти через всю школу посреди перемены, а злой смех и ядовитый шепот были моими спутниками, если не считать виновницы моего фиаско, крепко держащей меня за локоть.

Перед самой дверью в кабинет директора, Ирка остановилась, наклонилась к моему уху и очень тихо, но вполне различимо, произнесла:

— Скажешь хоть слово — тебе не жить!

Уже второй раз за последние пять минут, она угрожает мне смертью! По-моему, одного человека убить дважды нельзя… Но это физически! Морально меня можно уничтожать бессчётное количество раз, каждодневно, ежесекундно, без перерыва на обед и сон. От этой мысли меня передергивает. И я решаю молчать.

— Ну-с, — вопрошает директор, оторвав свой уставший взгляд от компьютера, — Что там у вас?

Он человек старой закалки, ценитель книг и советской системы образования, но вынужден идти в ногу со временем, хотя у него получается совсем не в ногу… Он так старается вывести нашу школу на новый, цифровой уровень, что совсем не обращает внимания на то, что происходит вокруг. Он практически не выходит из своего кабинета и целыми днями смотрит в монитор, нажимая одним пальцем на кнопки клавиатуры.

— У нас драка в женском туалете! — выдает Маргарита, глядя на него поверх очков, — Девочки!

— Что у вас случилось? — спрашивает директор, устало потирая переносицу и даже не глядя на нас.

— Ничего! — твердо говорит Ирка, — У нас все в порядке! Мы просто разговаривали! Да, Чу… Насть?

Я молчу.

Взгляд директора упирается в мое размалёванное лицо под сорочьем гнездом волос, его глаза удивленно расширяются, и правая бровь подлетает вверх.

— Разговаривали…, — повторяет он, потирая подбородок, — И о чем же?

— Это наши девчачьи дела, — говорит Ирка, — Да, Насть? — она пихает меня локтем в бок.

Я снова молчу.

— Ты решила, что мы тут дураки что ли все? — вспыхивает директор, переведя свой взгляд на крысу, — Или первый год работаем и не знаем, как вы там «просто разговаривали»?

Теперь молчит она, громко сглатывая. Георгий Палыч злиться редко, но когда это случается, он становится очень пугающим, прямо до дрожи в поджилках.

— Чего молчишь? — кричит он ей прямо в лицо, — Порастеряла свой пыл?

— Вы не имеете права…, — щебечет она себе под нос.

— Не имею права на что? — еще чуть-чуть и у него пойдет из ноздрей пар.

— На нас орать, — говорит она почти шепотом.

— А, ты? — он подходит у ней близко и нависает сверху, сверля ее взглядом, — Ты имеешь право обижать учеников? Есть у тебя такое право? — кажется, что ее мгновение, и он схватит ее за шкирку и выкинет вон.

— Я никого не трогала! — кричит она в ответ, но голос ее звучит неуверенно, в нем слышаться первые нотки слез, — Да, Насть? — но я лишь пожимаю плечами в ответ.

Директор на грани нервного срыва, с красным от гнева лицом и раздутыми ноздрями молча смотрит на нас и скрипит зубами. Он сжимает кулаки и садить на свое директорское место.

— Завтра в школу с родителями! — выносит он свой вердикт, — Обе!

***

М-да… Вот этого еще мне хватало… Теперь придется все рассказать бабушке. А она расскажет маме и папе, да и сама вряд ли удержится от того, чтобы пару недель не повыносить мне мозг. Мама, скорее всего, отреагирует спокойно, ей некогда думать о таких глупостях, а вот, папа… Папа устроит мне настоящий прессинг со всеми вытекающими… Ну, как минимум на ближайшие пару месяцев я буду обеспечена домашней работой без права выхода на улицу…

Я бреду домой по тротуару, лениво шаркая подошвами и пиная мелкие камушки. Не спешу. Это, возможно, последний день в моей жизни, когда я вижу солнышко, чувствую на коже движение ветерка, ловлю губами первую каплю дождя. Впереди меня ждет большой нагоняй и тюрьма под названием «своя комната». И мне уже некуда спешить…

Поднимаюсь по лестнице, отпираю дверь, вхожу в квартиру:

— Я дома, — кричу я, скидывая с усталых ног обувь.

В прихожую выходит бабушка. Вид у нее какой-то печальный. Она подпирает плечом дверной косяк, поднимает очки и вытирает платком слезы.

— Что случилось, ба? — подскакиваю к ней я.

— Твоя мама, — говорит она с надрывом, — Ее в больницу забрали…

— Почему? Когда?

— Днем… Я зашла к ней узнать, не хочет ли она есть… Ты ведь знаешь. Она уже два дня ничего не ела! Вообще с кровати не вставала! Ну, я и подумала… Что стресс, стрессом, а есть то все равно надо. Вот и пошла… А она…, — бабушка разразилась неудержимым рыданием, — А она там без сознания лежит… И вообще ни на что не реагирует! И таблетки какие-то по кровати разбросаны…

— Бабуль, бабуль, не волнуйся, хорошо? — я хватаю ее под руку и уволакиваю в гостиную на диван, — Давай, тут с тобой посидим… Накапать тебе пустырника?

— Не, я уже целую бутылку выпила…, — говорит она.

— Где сейчас то мама? С ней все в порядке?

— Да, откуда ж мне знать? Я сразу в скорую позвонила, да отцу твоему… Ее в больницу увезли. Папа сразу с работы туда поехал. И Даня тоже, сразу, как узнал… А я тебя тут осталась ждать.

— А чего не позвонили то?

— Да, кто ж его знает… Как-то не до этого было… Да и уроки у тебя!

— Так, ясно! Я в больницу! Ты со мной?

— Нет, милая… Я не могу в больницу. Я лучше тут подожду хороших вестей. А ты беги, беги…, — она гладит меня по плечу, — И не забудь мне позвонить, как все узнаешь…

***

Я подхожу к палате и заглядываю в приоткрытую дверь. Мама лежит на кровати, такая бледная, такая грустная, но живая! Я облегченно вздыхаю. Рядом сидит папа. Я впервые вижу его таким. На нем нет лица. Он смотрит на маму с такой болью в глазах и что-то негромко ей говорит. Она кивает в ответ и грустно улыбается ему.

— Подслушивать не хорошо! — выстреливает мне в ухо одну из своих забористых фраз Даня.

Я вздрагиваю от неожиданности, а он бесцеремонно проталкивает меня в палату.

— Смотрите, кого я нашел под дверью! — почти хохочет он.

Вот, вроде бы умный парень! А такой дурак! Неужели он не видит, что происходит что-то плохое? Неужели ему нет дела до того, что мама только что чуть не погибла? Что за бесчувственность? Откуда столько цинизма?

Едва мы с братом оказываемся по эту сторону двери, родители замолкают, глядя на нас.

— Мамочка, — я бросаюсь ей на шею и начинаю рыдать, — Мамочка! С тобой все хорошо?

— Не волнуйся, милая, — она прижимает меня к себе и нежно гладит по голове, — Со мной все будет в порядке. Я просто очень устала!

— Как же ты могла? — спрашиваю я, заглядывая ей в глаза, — Как ты могла захотеть оставить нас одних??? Зачем?

— Прости меня, — говорит она, пытаясь скрыть горечь в голосе, — Прости родная! Я была не права… Я так больше никогда не поступлю!

— Но я не понимаю! Почему? Ты же была такая веселая в центре, мы так хорошо провели время… А потом…

Она не отвечает мне. Смотрит пристально на отца с немой просьбой во взгляде.

— Так дети, — тут же вклинивается он, — Маме нужно отдохнуть! Давайте, вернемся сюда завтра! На выход! — командует он, — Шагом марш!

И мы повинуемся. Я еще раз крепко прижимаюсь к маме, она аккуратно смахивает мне слезинку с щеки, и мы втроем, во главе с полковником Смирновым, покидаем палату.

— Пап, — говорю я, едва мы оказываемся в коридоре, — Ты только не волнуйся, ладно…

Он останавливается резко, поворачивается ко мне и сверлит меня своим самым жестким, самым тяжелым взглядом. По моей спине бегут мурашки, и я понимаю, что не могу ему сейчас это сказать. Да, и не время… Только слово не воробей. Я молчу, хлопая ресницами, а он терпеливо ждет…

— Тебя завтра в школу вызывают! — почти выкрикиваю я, преодолевая свой страх.

Даня мгновенно заливается хохотом и валиться на пол, держась за живот. Лицо отца удивленно вытягивается, но он быстро берет себя в руки и становится прежним, несгибаемым, невозмутимым.

— Дома поговорим! — отчеканивает он, резко разворачивается и шагает к выходу.

Дома… Эх, доживу ли я до дома? Что за фигня такая вокруг твориться? Каждый новый миг страшнее предыдущего. Я даже боюсь предположить, что будет со мной через полчаса.

***

Семейный совет — дело в нашем доме крайне редкое. Его собирают только по особым случаям. А таких «особых случаев» за последнюю неделю я могу насчитать с десяток! Мы садимся за стол, во главе которого, при полном параде восседает глава нашего семейства. Он откашливается и начинает собрание:

— Дети, — говорит он слегка наиграно, — И мама, — он обращается к бабушке, — Как вы уже заметили, в нашей семье произошло ЧП, которое требует он нас немедленного реагирования. Наша мама…, — она замолкает, сглотнув, — Ваша мама заболела… И, хотя, она против, я считаю, что вы должны об этом знать! Маму уволили с работы, повесив на нее большую недостачу! Сумма недостачи такова, что мы не сможем расплатиться в течении нескольких лет! Как я понял, к этому шло уже давно, но она никому об этом не говорила, дотянув ситуацию до беспрецедентного масштаба! Если бы она сказала об этом раньше…, — он вздыхает, — Но она не сказала!

— Это первое, что я хочу до вас донести: если у вас проблемы в школе, с друзьями, с деньгами и прочее! Я хочу, чтобы вы не боялись порицания и немедленно сообщали мне об этом! Семья — это единственное место, где все должны доверять друг другу! Я знаю, что бываю несколько груб, но это издержки моей профессии, и к вам лично, они не имеют никакого отношения! Это понятно?

Мы с Даней киваем. Бабушка фыркает.

— У тебя есть, что сказать, мама? — спрашивает он ее, командным голосом.

— Нет, — отвечает она, поджав губы.

— Так, с этим разобрались… Пункт два! — продолжает он, — В связи с тем, что с сегодняшнего дня в нашем доме будет царить атмосфера доверия, я делаю первый шаг и сообщаю, что наша мама серьезно и давно больна! Это психическое расстройство, которое долгое время не давало о себе знать. Но недавний стресс сильно пошатнул ее здоровье, и болезнь вернулась! Поэтому, маму не выпишут из больницы домой! Она какое-то время будет находится в стационаре. Примерно месяца три-четыре. До тех пор, пока не придет в норму! В связи с этим, я прошу вас, дети и мама, не беспокоить ее по пустякам и не задавать неудобных вопросов, — он пристально смотрит на меня, — Давайте, не будем усугублять ситуацию, и поможем ей поскорее прийти в себя. Согласны?

— Да, — отвечаю я.

— Шиза что ли? — не стесняясь спрашивает Даня.

— Биполярное расстройство личности, — отвечает отец.

— И что это? — не унимается брат, переходя все границы дозволенного.

— Пункт три, — продолжает отец, вместо ответа, — В связи с тем, что мы внезапно стали должны банку очень большую сумму денег, я принимаю решение, продать нашу квартиру, расплатиться по долгу и переехать в более дешевое жилье. Это очень сложное и серьезное решение, потому я обязан спросить у вас, дети, как вы относитесь к этому?

— Мне пох, — сказал Даня и тут же получит звонкую оплеуху от бабушки, — Ай!

— Выбирай выражения, пострел, а то рот зашью!

Даня надул губы и отвернулся.

— Я тоже за! — сказала я, — Мне тут, вообще, не нравится…

— Пункт четыре, — перебил меня папа, — Ты сказала, что меня вызывают завтра в школу!

Я побледнела.

— Я, конечно, схожу… Но, чтобы мне быть на твоей стороне и не выглядеть глупо перед директором, я должен знать все детали произошедшего! Так что… Все могут быть свободны! А нам с Настей предстоит серьёзный и довольно длинный разговор.

***

Наверное, ходить в школу с родителями очень унизительно для старшеклассника, но не для меня! Я была очень горда, что мой папа в полном параде, вышагивал по школьному двору почти строевым шагом и притягивал взгляды всех детей во дворе. Она смотрели на него с нескрываемым восхищением и открывали удивленно рты. А я семенила рядом, и чувствовала себя под его защитой.

Мы вчера два часа сидели с ним в гостиной и разговаривали, разговаривали… Он даже всплакнул, когда рассказывал мне, как переживал за маму. И тогда я поняла, что он тоже живой человек, что он любит нас, любит маму, не смотря на все наши недостатки, и желает нам только добра. Я увидела в нем отца, впервые! И поверила ему! И из меня бесконечным потоком полилось все то, что я так тщательно скрывала.

Я рассказала ему все! Вообще все! И даже про свою глупую щенячью любовь к Семёну и про крысу Ирку… И он не ругал меня за слабость. Он обнял меня и сказал:

— Разберемся!

И мне сразу стало легче! Настолько легче, что я не могу передать это словами. Я словно поднялась над землей, стала выше на целую голову, открыла в себе новое сильное желание жить!

И сейчас мы шли с папой по школьному двору и была уверена, что чтобы ему не наплели у директора, он все равно будет на моей стороне! Потому что я — часть его жизни! Его семьи! Я заслуживаю больше доверия, чем вся школа вместе взятая. Я даже если они все вместе хором будут убеждать его в обратном, он все равно поверит мне!

Знаете, как у нас принято входить в кабинет директора? Очень осторожно! Это целый ритуал! Нужно осторожно, не слишком громко, но и не слишком тихо, постучаться. Лучше, если будет не больше трех ударов. Потом, приоткрыть слегка дверь и очень лебезящим, заискивающим голоском произнести «волшебную фразу»:

— Здравствуйте, можно?

И только после того, как он соизволит поднять на визитера свои глаза и небрежно кивнуть, разрешая войти, только после этого, можно переступить порог.

Вы знаете, как вошел в кабинет директора мой папа?

Он открыл ее с ноги! Без лишних слов переступил порог и, не дожидаясь разрешения говорить, выпалил:

— Что тут у вас происходит?

Директор вскочил со своего места и обескураженно посмотрел на нарушителя своего спокойствия, открыл рот, чтобы поставить на место наглеца, но не успел.

— Почему моя дочь говорит мне, что ее гнобят в школе с шестого класса?! — кричит он на директора, — Какого черта, вы не следите за своими учениками и не принимаете мер?

— Что вы себе позволяете? — верещит директор, но папа резко обрывает его нелепую попытку взять ситуацию в свои руки.

— Я немедленно забираю своих детей из вашей школы! — чеканит он, — И готовьтесь к иску! Такая халатность по отношению к детям не должна оставаться безнаказанной!

От слова «иск» директор заходится кашлем.

— Это неприемлемо! Вы абсолютно, совершенно некомпетентны и не должны более занимать место директора! И будьте уверены, я позабочусь об этом!

На лбу у Георгия Палыча выступают капли пота. Мне даже жаль беднягу, ведь, по большому счету, он ни в чем не виноват! Но папа считает иначе. Кто сейчас сможет ему перечить? Вокруг кабинета собралась целая толпа зевак.

— Это папаша Чучи что ли? — шепчет кто-то за моей спиной.

Папа вытягивается тугой пружиной, разворачивается на каблуках и делает шаг к говорившему.

— Ее Настя зовут! — чеканит он, наклонившись прямо к лицу ученика.

Я не вижу, кто это. Выглядываю из-за папиного плеча и просто умираю от счастья. Это крыса Ирка отведала сейчас праведного гнева полковника Смирнова.

Я обожаю тебя, папа!