Светя другим – сгораю

Александра Морозова, 2022

Как сильно нас держит прошлое? Почему не отпускают ошибки юности? Да и можно ли считать ошибкой логичный и оправданный шаг?Главный герой – успешный врач, работающий за границей, – возвращается в родную страну, чтобы понять, верным ли было решение ради карьеры покинуть любимую…

Глава 14.

— А в каком возрасте у тебя впервые было… с девушкой? — спросил Пашка.

Матвей, не ожидавший такого вопроса, слегка растерялся, но быстро сообразил, что сейчас ему нужно стать как никогда чутким, открытым и серьёзным. Каким бы был настоящий отец.

— В шестнадцать, — ответил он и замолчал, ожидая ещё вопросы.

— Ты… боялся?

— Волновался, — ответил Матвей, стараясь точнее вспомнить свои чувства.

— Но всё прошло хорошо?

— Да. Думаю, да.

— А эта девушка, с которой у тебя было, кто она? Не переживай, — поспешил добавить Пашка. — Я ничего не расскажу Алике.

Матвей заметил, что до сих пор держит в руках учебник, открытый на теме оксидов. Видимо, заниматься химией они сегодня уже не будут.

— Да я не переживаю, — ответил он, закрывая учебник. — Алика знает. Я ей рассказывал. Не во всех подробностях, конечно, но… Её звали Татьяна. Танечка. Мой папа помогал ей писать какую-то научную статью. Собственно, так она и оказалась у нас дома.

— Она была старше тебя?

— Да, лет на пять, — Матвей прикинул в уме. — Я ещё в школе учился, а она была на третьем или четвёртом курсе медицинского.

— Такая взрослая, и вы всё равно?..

— Переспали, да, — закончил фразу Матвей. Пашка ещё смущался подобных слов. — Я тогда считал себя очень взрослым. Но Таня была во всех этих вещах куда более опытна. Многому меня научила, если это можно так назвать. Со мной ещё идиотская история произошла, — Матвей усмехнулся воспоминаниям и заёрзал на стуле, который вдруг стал неудобным. — Мы как-то внезапно начали встречаться. Разумеется, тайно, у меня дома. Она приходила несколько раз, и всё было отлично. Пока однажды мама не нашла в их с отцом постели заколку. У Тани была такая приметная заколка в виде какой-то ракушки. Как увидишь — сразу представляешь на её белокурых волосах. До сих пор не знаю, как её проглядел. Я ведь, как настоящий разведчик, перед приходом Тани менял на родительской кровати постельное бельё, а после её ухода снова стелил старое, чтобы никто ничего не заметил. Кровать у родителей была больше, и Тане в принципе не нравилась моя комната. Наверное, заколка под кровать упала, а мы не заметили. Но когда мама увидела эту заколку, она подумала самое логичное — что отец ей изменяет — и устроила скандал. Представляешь, какой это для неё удар! Она же почти двадцать лет его дрессировала, была уверена в нём, как охотник в своём сеттере, а тут такое. Да ещё и со студенткой! Да ещё и прямо в их постели! Она кричала, плакала, швырялась вещами, не знаю, как у неё от всего этого сердце не остановилось. А отец — он ведь на самом деле ни в чём не виноват — не знал, как оправдаться. Чуть не поседел от маминых истерик. Короче, они уже почти дошли до развода, и я понял, что должен во всём сознаться, — Матвей засмеялся. — В жизни не чувствовал себя так глупо!

Пашка тоже засмеялся, и они как будто оказались наравне. Ни дать ни взять — родные братья.

— К нам на танцы пришла новая пара, — начал Пашка, отвечая откровенностью на откровенность. — И мы с Лизой… ты ведь помнишь Лизу?

— Твоя партнёрша, да? Невысокая, тёмная?

— Да, так вот. Мы с Лизой помогали им почувствовать ритм пасадобля, потому что ощущение такое, что они вообще никогда не танцевали. Я, естественно, взял на себя девушку, и стоило мне дотронуться до неё — со мной такого ещё никогда не было, — будто всё внутри перевернулось.

— Ты влюбился?

Матвей постарался спросить так, чтобы в голосе даже случайно не промелькнула насмешка или неодобрение.

— Не знаю, — ответил Пашка. — Мне постоянно хочется прикасаться к ней. Её тело прямо гипнотизирует. Теперь она только меня просит помогать. Именно меня, хотя в группе полно других парней. Она такая гибкая, игривая, так легко трогает меня и даёт трогать себя, — Пашка шумно вдохнул. — Мне кажется, она хочет меня. Или просто играет со мной.

— А ты её хочешь? — прямо спросил Матвей.

Пашка нервно вздохнул и потёр лицо руками.

— Понимаешь, я как-то боюсь всего этого. Даже думать об этом… Мне кажется, что у меня ничего не выйдет. А ещё, — добавил Пашка, понизив голос. — Мне это снилось. Уже дважды. А ведь мне почти шестнадцать. И тебе было шестнадцать… Может, со мной что-то не так?

— Всё с тобой нормально, — улыбнулся Матвей. — Просто ты очень волнуешься, а зря. В таком деле чем меньше волнуешься, тем лучше получается. А сколько лет этой девушке?

— Не знаю, мы вроде ровесники. Но у неё такой взгляд, — дыхание Пашки снова стало тяжелым. — Я даже не понимаю, как у меня получается с ней танцевать. А к той девушке, к Тане, ты испытывал что-то, кроме желания? Ты любил её?

— Нет, — честно ответил Матвей. — Я бы даже сказал, что и желание не было таким уж сильным. Но понял я это уже потом, когда появилась возможность сравнивать. А вообще, знаешь, у меня было много девушек, но все такие… — Матвей гримасничал, подбирая слово, — легкодоступные, что ли. И мне казалось, что всё это так здорово, что спать с ними бесподобно, что я влюблён. Я подменял этим понятием любовь, понимаешь? — и по Пашкиному взгляду он видел, что тот всё понимает. — И, естественно, верил, что рождён не для долгой любви и не для семьи, потому что ни с одной из этих девушек мне бы не хотелось остаться навсегда. Только когда встретил твою сестру, понял, хоть и не сразу, что всё это значит. Мне захотелось не только получать, но и делиться, понимаешь? Своей лаской, теплом… Я это к чему. Пока ты не найдёшь ту девушку, которую действительно полюбишь, всё это будет приятным — без сомнения, — может, даже захватывающим, но пустым. Так стоит ли спешить? Только из-за возраста? Разве это важно?

— Нет, — сказал Пашка, опустив глаза. — Наверное, нет. Но… что если я не полюблю никого до сорока лет?

— Полюбишь! — рассмеялся Матвей. — Разве можно в юности никого не полюбить?

— Даже если и так. А вдруг девушка, которую я полюблю, не полюбит меня?

— Это будет настоящая трагедия. Но ведь и от тебя тоже зависит, полюбит она тебя или нет. Только зачем думать об этом сейчас?

— Не могу не думать. А с тех пор, как к нам пришла та пара…

— Ты слишком много нервничаешь. Накручиваешь себя. Расслабься, — Матвей несильно толкнул его в плечо. — Серьёзно тебе говорю.

— Тебе легко, у тебя уже вон сколько девушек было.

— Было, но если бы я мог, с радостью позабыл бы всех, кроме твоей сестры. А вообще, если тебе так неспокойно, попробуй позвать эту свою танцовщицу на свидание. Сходите с ней в кино или в кафе. В более личной обстановке вы узнаете друг друга лучше, чем на тренировке, где вместе с вами вся группа.

— Шутишь? Да я даже разговаривать с ней боюсь — начинаю заикаться. Она никуда со мной не пойдёт. А если и пойдёт, тут же поймёт, что я дебил.

Матвей снова не удержался от смеха.

— Если будешь правильно себя вести, она ничего не поймёт, — ответил он. — Шутка. Ты не дебил. Ты просто не уверен в себе. Запомни: ты мужчина. Из вас двоих ты сильный и смелый. Женщина должна это чувствовать, иначе всё пропало.

Пашка вздохнул и посмотрел в окно, где ослепительные солнечные лучи растапливали снег, предвосхищая приход весны.

Матвей знал, что вряд ли чем-то ещё поможет Пашке. Говорить можно бесконечно, но он сам должен почувствовать, что такое стать мужчиной.

— Как её зовут? — спросил Матвей.

— Николь, — ответил Пашка, не взглянув на него.

— Тянет нас с тобой на девушек со странными именами, — усмехнулся Матвей. — И знаешь, что ещё? — вспомнил он и двинулся вбок, чтобы поймать взгляд Пашки. — Независимо от того, повлияла на тебя моя лекция о любви или нет, не забывай о предохранении. До тех пор, пока ты, после серьёзных разговоров со своей женой, не примешь взвешенного решения стать отцом. Это очень важно, — подчеркнул он, глядя Пашке прямо в глаза. — Я знаю, мы с тобой об этом уже говорили и не раз. И ты уже знаешь весь механизм, но что касается психологического аспекта… Девушки часто стесняются этого и полагаются на нас. Это не хорошо и не плохо — скорее естественно. Они доверяют нам. Поэтому тебе как мужчине, придётся думать за двоих. Понимаешь? Сейчас.

Матвей поднялся, чтобы удобнее было залезть пальцами в карман брюк.

— Вот, — он положил на стол перед Пашкой шуршащий глянцевый квадратик. — Просто носи с собой. На всякий случай. Как носовой платок.

— А ты всегда их с собой носишь? — спросил Пашка, посматривая на презерватив, но не трогая его.

— Практически. Иногда это спасает. Пойми меня правильно, я люблю твою сестру, но нам ещё рано становиться родителями. Она меня убьёт, если что-то случится, хотя сама тоже не больно-то думает о предохранении. В этом нет ничего пошлого или неприличного, — добавил он, заметя недоверие в глазах Пашки. — Это можно считать обычным средством гигиены. А вообще, если хочешь стать врачом, нужно привыкать говорить о таких вещах открыто. Секс одна из естественных сторон жизни человека. Если ещё не самая естественная. Но одна из самых прекрасных — уж точно.

Пашка посмотрел на Матвея, потом немного левее и вдруг вздрогнул и опустил голову чуть ли не к самому столу, словно солдат, прижимающийся к земле в ожидании обстрела.

— Я смотрю, с химии вы перешли на биологию!

Алика вошла в комнату беззвучно. Как же они забыли закрыть дверь?

— Подслушивать нехорошо, — сказал Матвей, поворачиваясь к ней.

— Я журналист, — ответила Алика. — Подслушивать — это мой хлеб. А у вас тут conversations adultes.⁴

Она подошла к столу, взяла двумя пальцами презерватив, пошуршала упаковкой.

— Можешь теперь передать это своему сыну, как семейную реликвию.

— Лик… — начал Пашка, но Матвей его перебил:

— Что ты такая противная?

Схватил Алику за руку, потянул и усадил к себе на колени.

Он был недоволен, что она вклинилась в разговор. Однако вряд ли Алика сделала это специально. Просто так, от скуки, она бы их не прервала. Скорее всего услышала, о чём они говорят — подслушивала ли или просто проходила мимо комнаты брата, — а когда Пашка её заметил, растерялась и, вместо того чтобы бежать, решила пойти в наступление. Она не хуже Матвея знала, как Пашке нужен отец. Или тот, кто сможет хоть в чём-то его заменить.

— Зачем пришла? — спросил Матвей.

— Я голодна. Лена с самого утра занялась конфитюром из вишни. Думаю, другой еды мы сегодня не дождёмся. Этот, — Алика кивнула на брата, — тоже думает совсем не об обеде.

Вот почему она оказалась возле комнаты Пашки — искала себе личного повара.

— Могла бы и сама что-нибудь приготовить, — воспользовался шансом отыграться Пашка.

— Я не умею готовить, — просто ответила Алика.

Это ни для кого не было секретом, и Алика нисколько не стыдилась своей бытовой беспомощности.

— Поэтому Матвей на тебе никогда не женится, — буркнул Пашка.

Матвей засмеялся, но Алика так сильно стукнула брата по голове, что он тут же перестал хохотать и, хоть и запоздало, схватил её за руки.

— Эй! Аль, ты чего?

— А он чего? — спросила она, кивнув на Пашку, потирающего голову.

— Взрослая девочка, а все ждёшь, когда тебе поесть приготовят и в рот положат, — не унимался тот.

— Какой же ты неблагодарный! Как у сестры деньги просить на кино, так ты первый, а как курицу ей сварить, так вон гордый какой. Или что думаешь, презерватив в карман положил, и всё — можешь огрызаться?

— Аль, — попытался влезть в разговор Матвей.

Но Алику было не остановить.

— Я так скажу. Презерватив всё равно, что паспорт — раз ты дорос до секса, значит, повзрослел. А ты как ребёнок себя ведёшь.

— Так всё, — сказал Матвей, вставая и тем самым заставляя Алику встать. — Идём в кафе. Паш, ты с нами?

— Нет, — мрачно ответил Пашка. — Я лучше умру голодной смертью, чем с ней куда-нибудь пойду.

Он снова открыл учебник и тетрадь.

Матвей посмотрел на Алику. Это нормально, по-твоему?

Она вздохнула, а потом сказала брату:

— Умри. Тогда я останусь здесь единственной наследницей.

Пашка захлопнул учебник.

— Уговорила. Идём.

Примечания

4

Взрослые разговоры (фр.).