Исход

Александр Авраменко (2017)

На своей земле, своему государству эти люди были не нужны. Более того, опасны своей памятью. Поэтому они ухватились за возможность покинуть этот мир, уйти в новые, неизвестные края, попытаться построить своё собственное государство, где будут реализованы их мечты и представления об идеальном устройстве жизни. Но, как обычно бывает, мечты слабо соприкасаются с реальностью. Да, новый мир. Да, новая жизнь. И вроде бы всё складывается хорошо, даже слишком. Но… Рядом с пришельцами с Земли живут аборигены. Такие же точно, как беглецы. Их мир очень похож на Европу Первой мировой войны. И точно так же, как и когда-то на Земле, бушует пламя пожарищ, цепи солдат штурмуют окопы врага. И точно так же мировая война перерастает в революцию… Остаться бесстрастным наблюдателем? Как-то это не по-человечески. Не по душе пришельцам. Рождённым в СССР…

Глава 3

Два одетых в коричневые длинные плащи, или шинели, солдата проходят мимо ребят, вжимающихся в мокрую глину. Хвала богам, не замечают, и дочь, готовая в любой момент спустить курок, медленно опускает ствол винтовки. Я, в отличие от неё, не расслабляюсь, потому что мои цели рядом: за ближними кустами возле повозки, запряжённой самыми обычными лошадьми, возятся четверо — трое солдат и покрикивающий на них то ли офицер, то ли прапорщик, если таковые существуют в местной армии. Доносятся глухие удары деревянного молотка по дереву. Потом крики прекращаются, раздаётся протяжный скрип, лошади фыркают, с натугой трогая с места гружёный воз. Слышны сочные шлепки больших копыт по дороге.

Над ухом кто-то засопел, и я привычно вскидываю руку, сжатую в кулак, потом спохватываюсь — откуда парням знать, что означает этот жест? Впрочем, реагируют они верно, замирая на месте. Ждём пару минут — повозка скрывается за поворотом, и я напрягаю слух. Кажется, можно. Растопыриваю большой палец и мизинец, и, подчиняясь жесту, двое из наших укладываются в кювете, смотря в разные стороны. До поворота, заросшего кустами, метров сто, так что нормально. Снова вскидываю руку — ещё двое наших торопливо перебегают дорогу, стараясь не шлёпать по лужам, в свою очередь укладываются в канаве с противоположной стороны, так же направляя оружие в разные стороны. Снова ждём. Тихо. Вскидываю левую руку вверх и сгибаю её в локте два раза. Все, кто не занят, в том числе и я с дочерью, пригибаясь, бесшумно преодолеваем препону и скрываемся в кустах. Там на удивление сухо. А то уже задолбала эта слякоть. Последними, дождавшись, когда люди с той стороны, контролирующие кювет, переберутся к нам, от дороги отходят страхующие. Перестраиваемся в боевой порядок: впереди снова Крыс и Эсминец, позади — я и Ирина, в середине все остальные.

Странно, но густой лес почти на линии фронта пуст. В том смысле, что ни людей, ни животных. Не видно ни окопов, ни заграждений, не замечаем ни блиндажей, ни землянок. Вообще ничего. Стволы деревьев неизвестной породы почти все одной толщины — от полуметра до семидесяти-восьмидесяти сантиметров в диаметре… Впрочем, разглядывать некогда, да и много ли увидишь в темноте? Мы торопливо, волчьим бегом углубляемся как можно дальше.

Внезапно бегущий впереди Крыс вскидывает руку и замирает в напряжённой позе. Мы дружно приседаем на одно колено, ощетиниваясь стволами в разные стороны. Засада? Патруль? Ягд-команда?! Мужчина шевелит пальцами в воздухе, на фоне громадного светящегося пятна на небе мне удаётся хорошо их разглядеть. Оглядывается, безошибочно находит взглядом мою дочь, манит. Короткий взгляд в мою сторону, едва заметный кивок, и на удивление бесшумно, несмотря на отсутствие практики, Иришка тенью скользит среди кустов, останавливается возле Крыса. Тот что-то шепчет ей на ухо. Кивок. Она вскидывает винтовку, приникает к прицелу, несколько минут крутит стволом в разные стороны, что-то шепчет. Наш камрад кивает, затем показывает для всех влево. Понятно. Все бесшумными тенями скользят по толстому слою мокрой прошлогодней листвы. Мягко перекатывая ступни с пятки на носок, чуть её подворачивая, чтобы вся тяжесть тела приходилась не только на большой палец, а на всю стопу. Так устаёшь меньше, и можно проделать более длинный путь до привала, чем обычным шагом. Да и следы вытягиваются в одну цепочку, сбивая с толку преследователей.

Ещё два по субъективному ощущению километра — и мы оказываемся на высоком берегу реки. На том берегу, чуть в стороне от тёмной полосы моста с блестящими рельсами, видно множество огней. Инженер и Владыка Войны уходят на фланги, я остаюсь в тылу, остальные срезают ножами по нескольку кустов и укладываются в ряд. За импровизированной баррикадой наблюдаем за огнями. Мне тоже любопытно, но дождусь смены. Моё дело — прикрывать тыл. Поэтому прикидываю запасную позицию, проверяю, всё ли на месте, ничего не потерял? Кидаю в рот пару кусочков самого обычного рафинада — сахар обостряет ночное зрение. Ну и жду, разумеется. Смены и рассвета.

Много огней — значит, либо лагерь, что маловероятно, либо город или большая деревня. Скорее всего, город. Уж больно на большое расстояние раскинулись огни… Никак не могу понять одной вещи: почему оказался пуст лес? Да и повозочники, как я заметил, относились к растущему вдоль дороги кустарнику с явной опаской. Может, тут водятся опасные для людей хищники? Точнее, не могут не водиться. Лошадей, или их точное подобие, я очень хорошо рассмотрел. Да и аборигены неотличимы от людей. Во всяком случае, я ничего эстраординарного, вроде лишних, или, наоборот, недостающих пальцев на руках не увидел. Черты лица — практически наши, европейского типа. Рост, правда, ниже. Примерно на голову меньше меня. Но, насколько я знаю, и на Земле в начале прошлого века средний рост населения был значительно ниже. Термин «акселерация» придуман не зря. Да что далеко ходить, сын в свои двадцать куда выше меня. И стал таким уже в восемнадцать. А ведь и я без трёх сантиметров сто девяносто… Меня хлопают по плечу — смена. Меняющего я услышал ещё метров за тридцать от себя. Сопит как паровоз. И даже узнал по этому дыханию — Тролль. Так он себя именует у нас.

— Что?

— Иди отдохни, поешь, посмотришь на город. Серый сказал, до темноты на месте будем.

— Понял. — Короткий кивок на прощание, и я исчезаю в быстро рассеивающейся темноте.

Хм, грамотно! Кусты переплетены ветками над старым, полуобвалившимся окопом, скрывая его сверху. Этакое импровизированное убежище, поскольку срезанные кусты очень густые. В разведённых ветках — просветы, в которые уставились объективы цифровых камер с длинными объективами. Это Серый придумал! Глаза, конечно, важны. Но тут, во-первых, расстояние. А во-вторых — у каждого своё восприятие увиденного. Да и убедить скептиков, а таковые, естественно, найдутся, проще будет…

У-у-у-у! — доносится далёкий заунывный гудок.

Паровоз? Вряд ли. Слишком сильно для обычного свистка. Скорее фабричный или заводской. А над водой звук разносится далеко…

— Что думаешь делать дальше? — толкаю я Серёгу в бок.

Он убирает от глаз бинокль, и я откровенно улыбаюсь. Серый обиженно спрашивает:

— Ты чего?

Окуляры, которые он прижимал к глазам, оставили круглые красные отпечатки, и смотрится он, что твой вампир из голливудских сериалов. Жалею, что мой нож чернёный. Но только миг. Зато в темноте не выдаст.

— Видок у тебя сейчас…

Он тоже улыбается. Потом спохватывается:

— А ты что предлагаешь?

— Ты уже успел образцов надёргать, как я понял?

В ответ следует утвердительный кивок. Он, зачем-то оглянувшись и убедившись, что все спят на дне окопа на специальных ковриках, почти неслышно шепчет:

— Я тут уже полгода шастаю. Правда, одному тяжеловато, но вот результаты сам видел. Даже речь их чуть-чуть понимаю.

— Значит, нужен язык…

Внезапно позади нас вздрагивает земля, и спустя пару мгновений доносится грохот, и я вижу, как по небу плывёт чёрное облачко. Обстрел?! Спустя несколько секунд убеждаюсь в правоте мысли — разрывы мощных снарядов следуют один за другим. Но наши люди то ли умаялись, то ли просто подсознательно ощущают себя в безопасности, так что спокойно спят. Серый на этот раз говорит, а не шепчет, правда вполголоса:

— Теперь до обеда будут гвоздить. Потом сорок минут на приём пищи. Ну и дальше часов до семнадцати.

— А наш проход? — напрягаюсь я, но тот успокаивает меня:

— Проверено, не волнуйся. Не первый день и не первый раз.

— Надеюсь…

Тут явно что-то нечисто. Или сверхтехнологично. Короче, не моего ума дело.

Серый лезет в свой мешок и извлекает советский бинокль Б12X30. Надёжный, несмотря на устаревший, с точки зрения Голливуда, дизайн, и непревзойдённое и ныне качество изготовления. Стёкла приближают расстилающийся за рекой город, и я словно оказываюсь на его улицах, погружаясь в хаос улочек и строений, в кипящую, несмотря на грохочущую совсем рядом, по нашим меркам, войну… Эмоции зашкаливают. Меня интересует всё: поведение, одежда, внешний вид и повадки аборигенов, их техника… На улицах очень много военных, если судить по однообразной одежде военного образца. Пассажирами набиты вроде омнибусов, вспоминаю, это называется конкой. Вот же, иностранное слово сразу всплыло в уме, а родной предшественник трамвая — с некоторым трудом. Влияние нового «образования»… Беззвучно ругаюсь про себя, но тут меня толкают в бок. Отрываюсь от линз — дочка.

— Что, Ир?

— Дай глянуть.

От волнения она облизывает губы. Нехотя отдаю ей прибор, и дочь прилипает к окулярам. Судя по её реакции, иногда тихим восклицаниям, она полностью там, на улицах города. Серый, увидев, что я наконец освободился от созерцания, делает знак, и мы уползаем немного в сторону, где устраиваемся на обычном туристическом коврике.

— Считаешь, нужно взять языка?

— Да. Без знания местных реальностей и обстановки наши планы не стоят и доллара по его истинной цене.

Удивлённый взгляд на меня — сравнение нетипичное.

— И… — тянет он.

Я успокаиваю:

— Легко. Только дотащим ли? Проход узенький.

— Сам побежит.

— Тогда не вижу сложностей. Гляди, они шастают, не боясь, — показываю привычно большим пальцем в сторону города. — Там — дорога, — новый жест в ту сторону, где мы переходили её. — Полчаса, ну час — и наверняка будет какой-нибудь припоздавший из города. Иначе я не знаю господ офицеров.

Серый широко улыбается.

— Ну и… — делает характерное движение при захвате за горло.

— И откуда же у тебя, папочка, такие знания и умения? — Надо мной нависает лицо дочери. Она пышет гневом. — Значит, на стройки ездил? Народного хозяйства?!

— Матери не вздумай брякнуть. А то сама знаешь, чем дело кончится.

— И ты молчал?!

Серый пытается её успокоить:

— Тише, Ирина! Услышат же!

— Да?!

Характер у неё мамин, так что проще потушить огонь бензином, чем успокоить мою дочку раньше, чем она выговорится. Народ начинает шевелиться, смотрит в нашу сторону с любопытством. Но бушующему урагану под именем Ирина на всё плевать. Наконец я не выдерживаю тоже:

— Дома поговорим! А тут не хватало, чтобы всех спалила!

Это действует холодным душем, и она затихает, но злые взгляды в мою сторону говорят сами за себя. Серёга вопросительно глядит в мою сторону, но я на мгновение прикрываю веки, и он успокаивается. Я продолжаю разговор:

— Тут вещь такая: как я понимаю, обратного хода у нас уже не будет.

— Именно. Поэтому надо сразу решать, куда податься. К этим… — он машет в сторону города, — или к тем, — жест в противоположную сторону.

А я напрягаю память и вспоминаю атлас. А если…

— Или вообще ни к кому.

— То есть?! — Он и Иришка восклицают это слово одновременно.

— Не лучше ли организовать своё? В смысле — государство. Насколько я помню, даже у нас была куча относительно свободных земель. В той же Африке, на Востоке, даже янки и те осваивали свободные земли аж до двадцатых годов прошлого века, не говорю уж об Амазонии…

Серый чешет затылок:

— Но это же… Потянем ли? — Он лихорадочно просчитывает варианты.

— Надо Инженера озадачить, — кидаю небрежно фразу.

И рот Сергея приоткрывается. Инженер у нас голова, как говорил один мультипликационный персонаж. Высшее образование, затем самостоятельная разработка электроники, его даже в Китай приглашали из-за этого. Словом, если уж говорить откровенно, из нас всех он самый-самый. И просчитать наивыгоднейший для нас вариант внедрения-переселения ему — что сложить два и два в уме. Вижу, Серый загорелся идеей, и безжалостно обрываю мечты:

— Но — дома. И после допроса языка. А его ещё взять нужно.

Хотя по поводу последнего я спокоен как удав. Народец здесь, как я вижу, непуганый. А после двух лет войны — год на отдыхе, для меня это… Дочь толкает в бок, шепчет:

— Хватит. У тебя глаза такие, что у меня мурашки по спине бегают.

Отвечаю ей тоже шёпотом:

— Как тебе новое место?

Она корчит рожицу, и я невольно улыбаюсь.

— Примитивные они.

— Так это и хорошо. Значит, нам не соперники. Тут можно таких дел наворотить — ого-го!

— Думаешь, мать на это пойдёт?

— А ты считаешь — нет? По крайней мере, тут хоть сможем жить нормально, а не в ожидании неизвестно чего и от одной подачки до другой. Да и мне уже не так много осталось деньги в командировках зарабатывать. И Вовку надо к настоящему делу пристраивать. Хватит с него. А то так и жизни не увидит. А тут… — обвожу коротким жестом вокруг себя.

Дочка улыбается. Она помалкивает, но мне как-то раз по пьяному делу поведала о тех нравах, что творятся у них в полиции… В общем, тоже не сахар и тоже не очень. Словно пауки в банке…

Остаток дня пролетает в мгновение ока: наблюдение за аборигенами, сон, дежурство. К пяти вечера, как Серый и говорил, артподготовка за нашими спинами затихла, так что будем возвращаться назад без риска попасть под «чемодан» или схлопотать осколок…

— Интересная у них здесь война, — говорит Эсминец.

Инженер зло отвечает:

— Джентльменская. Всё по правилам, по уложениям, благородно. Только от этого крови меньше не становится.

— Всё, — смотрит Серёга на часы. — Тридцать минут глубокого отдыха, потом выдвигаемся назад. Миха, на тебе с Врединой то, о чём говорили.

Киваю, машинально трогаю рукоятку 78-го на поясе. Нет, резать пленника я не собираюсь. Ни в коем случае. Тут своя фишка, отработанная на доброй полусотне прежних языков в куда более жестоких местах. Дочка косится, но молчит, протирая перчаткой начинающий запотевать воронёный ствол СВД.

— Тогда мы пошли.

Серый кивает. А чего народ задерживать? Пока они доберутся, мы своё дело сделаем.

…На ловца, как говорится, и зверь бежит. Едва мы с дочерью приблизились к дороге, переведя дух, поскольку рванули бегом, как услышали негромкие возгласы на непонятном языке. Понятно почему — мир другой и, соответственно, всё иное. Вряд ли здесь будет что-то общее, несмотря на совпадение названий стран.

Осторожно раздвинув кусты, я сразу заметил сгорбленную фигуру, оттирающую обувь большим листом, чего-то вроде лопуха. Она-то и чертыхалась, судя по интонациям. Чуть другого оттенка плащ-шинель, большая кобура на поясе с местным образцом пистолета или револьвера, длинный клинок на боку в ножнах светлой кожи — всё говорило о том, что это явно не рядовой. Рука легла на рукоятку ножа, расстегнула клапан, удерживающий его в ручных ножнах. Я примерился — подходяще. Дочка с некоторым страхом следила за моими действиями, напрягшись, словно струна. Я сделал привычный жест, мол, смотри по сторонам. Теперь только дождаться, пока абориген выпрямиться… Есть. Резкое движение, и… С тупым стуком рукоятка 78-го врезалась ему в затылок. Тушка беззвучно кувыркнулась в глину. Готово. Взгляд на Ирину — в ответ короткий кивок. И я, неожиданно для себя, громадным прыжком оказываюсь рядом с ним. Мать! Забыл, что тут явно сила притяжения меньше земной! Адреналин бушует в крови, но руки действуют чётко. Выдёргиваю из кармана брюк обычный пластиковый хомут, рывком затягиваю на запястьях. Закидываю пленника на плечо и скрываюсь уже на другой стороне дороги. Следом тенью бесшумно скользит дочь, держа винтовку настороже и озираясь по сторонам.

Углубляемся в лес метров на двадцать, и я сваливаю тело на землю. Извлекаю всё «холодное и горячее», тщательно обшариваю карманы: большой неуклюжий кошелёк натуральной кожи, пара писем или чего там в нагрудном кармане, россыпь патронов в другом, складной нож, вроде садового, довольно грубой работы с деревянными щёчками. Всё? Похоже. Теперь подождать. Грудь пленника мерно вздымается, и жилка на виске пульсирует в такт слабому дыханию. Ирина задумчиво смотрит на аборигена.

— Он симпатичный.

И верно — черты лица правильные, относящиеся к давно утерянному у нас фенотипу, который ещё можно иногда увидеть в глухих местах страны и на старинных фотографиях и дагеротипах. Равнодушно пожимаю плечами.

— Па… Давно ты этим занимаешься?

— Как сказать… В армии научили. Знаешь же, где я служил…

— Да ты почти не рассказывал. Только пару фотографий и видела.

Ухмыляюсь в ответ:

— Так их и так всего две. Меньше знаешь, лучше спишь. И маме только не говори, что видела.

— Как?!

— В смысле — обо мне. О переселении ещё ничего не решили. Идею вбросили, ребята тоже наверняка свои мысли имеют. Так что обсудим дома и решим, что и как.

Дочка чертит пальцем по земле, потом поднимает голову, поправляя выбившийся из-под тактической шапочки локон, а я невольно любуюсь ей — она у меня красавица… В маму.

— Не знаю я, пап. И дома ловить уже нечего, и сюда как-то стрёмно.

— Понимаю. Но сначала послушаем господинчика. Атам уже решим.

Она согласно кивает.

Тем временем из кустов подтягиваются наши. Они удивлённо рассматривают мирно «спящего» рядом с нами языка.

— Что? Как заказали — так и получите.

— Ну ты… — Владыка Войны завистливо цокает языком.

Я машу рукой:

— Они здесь непуганые. Ничего сложного. Будь кто из наших, пришлось бы попотеть…

Срезаем шест, стягиваем пленнику руки и ноги пластиковыми стяжками, заклеиваем на всякий пожарный скотчем рот, и Тролль и Эсминец подхватывают его, словно охотничью добычу. Мы спешим к точке перехода. Хвала богам, пленник вскоре приходит в себя и по тоннелю шагает на своих двоих.

На этот раз путь под землёй даётся мне легче. Дочка вообще цветёт и пахнет, перехватывая уважительные взгляды взрослых мужчин. Королева! Я улыбаюсь краешком губ. Серый открывает крышку люка, и мы выбираемся в его палатку. С облегчением усаживаюсь на стул и вытягиваю ноги. Оружие оставлено в подземной камере, только нож на поясе. Дочка плюхается рядом. Серый облегчённо машет рукой:

— Уф! Наконец-то…

— Что с пленником будем делать?

— Как что?! — Серый даже подскакивает на табуретке. — Сейчас чайку попьём и будем допрашивать!

— А кто его язык знает?

Серёга хмурится:

— Ну, не скажу что хорошо. Но понять сумею…

Он со вздохом поднимается, шлёпает к кулеру, стоящему в углу. Я делаю себе крепкий кофе с лимоном, Иришка пристраивается рядом, жадно осушая кружку с чаем. Разные у нас вкусы. Я — кофейник. Она — чайник. Серый что-то неразборчиво говорит в стоящую на столе портативную «моторолу», и вскоре полог палатки распахивается. Нам приносят пышущую жаром еду. Раздался общий довольный возглас, и через пару минут со всех сторон послышалось размеренное чавканье, аппетитом никто не обижен. Но у меня после возвращения такое ощущение, что со мной что-то происходит, явно чувствую некие процессы в организме…

После еды, по-быстрому возле входа перекурив, приступаем к допросу слегка помятого пленника. Нас интересует всё. От цвета трусов среднестатистического жителя до того, носит ли он таковой предмет одежды вообще. И конечно, самое главное на настоящий момент — политическая обстановка в мире…

Супруга встретила нас с дочерью насмешками:

— Сутки пробегали, и никакой добычи! Эх вы, горе-охотники!

Ирина вспыхнула, но я успокаивающе положил ей руку на плечо:

— Мы же не виноваты, что всю дичь распугали до нас.

— И стоило сутки лазить? Вернулись бы сразу, как увидели, что пусто!

Развожу руками:

— Ну, извини. Народ решил поискать хоть что-нибудь. Не будем же мы одни возвращаться? Да ещё через ночной лес.

Она хмыкает, потом задумчиво говорит:

— Тоже верно. Леса тут дремучие. Пойдёшь — не вернёшься. — Умолкает, потом вдруг вскакивает со своего стула: — Может, вы есть хотите? Я сейчас…

Машем руками оба, получается даже синхронно:

— Ой, не надо! Мы у командира поели! — добавляет Ирина.

Супруга с удивлением смотрит на дочь, задумчиво покачивает головой, потом ставит чайник на небольшую плиту.

— Хоть чаю попейте.

На это мы согласны. Я выношу стул на улицу, ставлю возле палатки, медленно отпивая кофе, ничего другого потому что не пью, задумчиво смотрю на расстилающуюся передо мной гладь озера в обрамлении бронзовых стволов сосен. Иришка пристраивается рядом. Из палатки выходит сын, смотрит на нас с завистью. Потом спрашивает:

— Далеко ходили?

— Километров двадцать, наверное, — отвечает ему сестра.

Я молчу, осмысливая узнанное от пленника. Да, самое лучшее для нас — действительно построить своё государство, ни от кого не зависящее. Только надо побольше народа. А где его взять? И сколько средств нужно для закупки самого необходимого? Даже для поездки сюда у меня ушло несколько тысяч евро: продукты, вещи, одежда, оружие, боеприпасы. А тут намечается настоящий Исход. Значит — техника, инструменты, опять же оружие. Боезапас на несколько лет, продовольствие на первое время, скот, мануфактура, да в принципе, нужно всё: от ниток и иголок до станков и специалистов с учёными. И люди должны быть людьми, а не существами и не потребителями… Да, даже голова пухнет от размышлений!

Достаю из кармана мобильник, набираю номер, забитый в памяти. Не телефонной. В голове.

— Бруммер. Два ноль. Четыре ноль.

— Институт. Четыре два четыре.

Если бы цифры были нечётные, как и их сумма, то это знак, что работают под прослушкой. А так — можно хотя бы намекнуть.

— Есть серьёзная тема.

— Много надо?

— Много. Всего. Железо.

— Принял. Лови.

— До встречи.

Теперь нужен планшет или ноутбук. Поворачиваюсь к сидящему рядом сыну:

— Тащи свой агрегат.

Он сначала не понимает, о чём речь, и я делаю жест, будто двигаю файл по экрану. Доходит. Скрывается в палатке и через минуту выскакивает обратно. Протягивает мне «Эйсер». Вхожу в почту. Есть письмо с вложением. Сбрасываю файл, на этот раз забитый на карту памяти моего смартфона. Архив открывается, и я пробегаю его глазами. Однако… Цены значительно выросли. Зато и товара — на любой вкус и цвет, как говорится. Начиная с тактических фонарей и до гранатомётов и БМП. Обмундирование. Рации, обувь и запасные аккумуляторы, патроны, стрелковое и личное оружие, есть даже вертолёт. «Крокодил» после капиталки. Но… Увы, через тоннель ничего не пройдёт. Только двигатели, коробки передач, трансмиссии. Кабины, кузовы, даже рамы придётся делать на месте. Да и по остальному ограничение: как я уже говорил, сто двадцать на двести сорок сантиметров. Хоть длина не ограничена. И можно попробовать поставить лебёдку на конечных станциях.

И тащить не на собственном горбу, а на тележке. Впрочем, до этого ещё далеко.

Скидываю расшифрованный файл на флешку, стираю письмо, очищаю «корзину», правлю логи. Моя часть работы сделана. Теперь — что решит совет. Ну а я твёрдо намерен отстаивать отдельное, ни от кого не зависящее государство, даже место присмотрел — есть на одном материке громадный пролив с не очень широким перешейком от основной части материка. Вроде как слитые воедино Африка и Австралия, только значительно меньше размером. По словам языка, там практически никто не был и живут лишь нескольких малочисленных диких племён. Диких — в прямом смысле слова с точки зрения цивилизованного европейца. И ни одно из основных государств туда вроде руки не протянуло. Но это надо ещё уточнять. Проблема — как туда добраться. Да ещё толпой. Путь пока лишь один — морем. Значит, потребуется корабль. И не один. А ещё — безопасное место, где можно накопить переселенцев, подальше от глаз местных властей. И свободный выход к морю, к удобным бухтам. А что будет нас ждать на новом месте… Вот же зараза!!! Нет чтобы проход сделать побольше!!!