Путь ликвидатора

Александр Арсентьев, 2017

Сергей Решетов даже на свет появился при экстремальных обстоятельствах. Его мать была на последней стадии лучевой болезни. Тем не менее Сергей родился совершенно здоровым. А дальше этого «чудо-ребенка» ждала тяжелая жизнь. Детдома, спецприемники, армия, особое подразделение, тюрьма, бунт, новый этап… другой мир, где пришлось драться уже не только с людьми…Содержит нецензурную брань.

СЕДОЙ

Уже третьи сутки страдали заключенные в тесном купе столыпинского вагона. Жара в это лето была в буквальном смысле невыносима. Что уж говорить про узников, которых в количестве четырнадцати человек затолкали в настоящий ад на колесах. Несмотря на то, что все остальные камеры были свободны, зэков, словно животных, забили в одну — так было удобно конвоирам. Вообще-то конвой был приятно удивлен этим необычным спецрейсом — в таком малом количестве никто из них еще не перевозил заключенных. Если бы не адская жара, то поездку можно было бы назвать увеселительной.

— Седой, может чифиру замутим? — лениво поинтересовался пожилой зэк, смахнув капли пота с куполов церкви, вытатуированной на широкой груди.

— А мотор у тебя не накроется? — мрачно ответил мужчина лет тридцати с небольшим и взъерошил свои, абсолютно белые от седины, короткие волосы. — Коваль, на твоем месте я бы поостерегся — годы не те.

— И то правда! — вздохнул Коваль. — Когда после бунта прессовали — скрутило, аж жуть!

— Это сколько ж здесь градусов? — свесившись с верхней полки, воскликнул молодой щуплый парень.

— Полтинник, если не больше! — важно ответил Коваль и шутя щелкнул молодого по носу. — Не маячь — без тебя тошно.

— Эй, командир! — крикнул дородный, весь покрытый потом мужчина и несколько раз ударил своим кулачищем по решетчатой двери камеры.

В коридоре послышались тяжелые шаги, и вскоре сквозь решетку на арестантов воззрилась недовольная мина конвоира.

— Чего надо? — прохрипел сержант, вытирая форменной кепкой вспотевший лоб.

— Слышь, командир, воды принеси! Глотки пересохли — сил нет!

— Потерпишь. Через пару часов на место прибудем, так что — собирайте манатки, — здоровенный детина наигранно зевнул и, развернувшись, направился восвояси.

— Хрен тебе в ухо! — процедил сквозь зубы толстяк и крикнул уже громче. — Куда прибудем-то?

— Там все и узнаешь! — раздалось из глубин «продола».

— По ходу — в Карелию едем, — подал голос сверху Череп. — Ночью конвой что-то про Петрозаводск лопотал.

— Странно как-то все, — задумчиво произнес Седой и почесал переносицу, от которой к скуле протянулась белая полоска шрама. Зеленые глаза смотрели в одну точку, а лоб парня был нахмурен. — Ни суда, ни допросов — взяли и повезли…

— Раньше думать было надо, — буркнул толстяк и недобро сверкнул водянистыми глазами, — когда капитану шею сворачивал. Теперь вот все едем — незнамо куда.

Седой ответил ворчуну холодным, словно блеск отточенного лезвия, взглядом и промолчал. В отличие от него, Коваль не смог оставить без внимания отпущенную реплику — длинными худыми пальцами с синими перстнями он схватил за кадык недовольного и, с силой сдавив, прошипел:

— А что бы ты, сука, делал, если бы тебе стволом в лоб уперлись?! Пацан все по понятиям сделал — не забздел. За это ему везде уважуха будет — куда бы ни попал. А ты, мразь, только о своей поганой шкуре думал, когда кипиш поднялся. — Коваль залепил толстяку широкой ладонью в лоб, отчего тот свалился на пол.

— Да ладно, Коваль, ну его — пусть живет, — миролюбиво вмешался Седой. — Не хватало еще самим в этом собачнике перегрызться.

Коваль криво усмехнулся и недовольно покачал головой:

— Смотрю я на тебя, Серега, и удивляюсь: вроде не блатной, а пацан правильный — не подкопаешься. Ты чем по жизни занимаешься, если не секрет?

— По жизни — живу! — улыбнулся Седой. — А ты, если на исповедь развести меня хочешь, сан священника получи для начала!

— Ладно, говорливый, — с долей иронии проворчал Коваль. — Ты меня еще жизни поучи!

Седой ответил ему хищной улыбкой и промолчал, не желая ввязываться в базар «за жизнь». Как показывала эта самая «жизнь» — гораздо выгоднее было уметь по-настоящему слушать, нежели трепать языком. Сергей катнул желваки и понуро уставился в одну точку. Жизнь…

Жизнь Сергея Решетова началась в убогой провинциальной больнице, куда доставили его беременную и умирающую от лучевой болезни мать. После тяжелых и сложных родов мама не протянула и двух часов — тихо скончалась на скрипучей больничной койке, застеленной линялым бельем, прижав к себе сверток с ревущим во все горло Серегой. Врачи долго поражались тому, что у роженицы с такой степенью облучения (которое она, кстати, получила неведомо где) мог родиться абсолютно здоровый ребенок, который мало того, что выжил в радиоактивном чреве, так еще был и практически не восприимчив ко всевозможным недугам, выпадающим на долю новорожденных. Участники консилиума в областной клинике, куда маленького Решетова доставили спустя две недели, изумленно качали седыми головами, изучая заключение о смерти его матери.

В дальнейшем судьба Сергея устремилась по накатанным рельсам участи тысяч подкидышей и «брошенных»: дом малютки и последовавшая за ним череда детских домов, которые он менял с завидной регулярностью. Не то чтобы его тяготила скупая опека родного государства, нет — мальчуган с рождения умел приспосабливаться везде, куда бы ни забросила его шальная судьба. Гораздо сильнее этого беспокоило Серегу пристальное внимание, оказываемое ему людьми в белых халатах. Парень рос и развивался значительно быстрее своих сверстников; практически не болел (за исключением легкого насморка) и везде отличался завидными физическими данными. Все это, вкупе с довольно любопытной медицинской картой, весьма интересовало назойливых эскулапов. Одно из светил советской медицины даже хотел сделать Решетова темой своей кандидатской. Подобное навязчивое внимание настолько достало свободолюбивого и неугомонного парня, что, едва ему исполнилось двенадцать, он сбежал из очередной богадельни, на этот раз — окончательно.

Мотаясь по широким просторам Отчизны в компании таких же, как и он, беспризорников, Серега познал все трудности взрослой жизни, обрушившиеся на неокрепшие плечи подростка. Казавшийся бесконечным, калейдоскоп подвалов, спецприемников и различных ночлежек прекратился лишь тогда, когда парня взял под свое крыло тверской вор Вартан, углядевший в смышленом пареньке, как ему тогда казалось, будущую «звезду» криминального мира.

Криминальный авторитет, никогда не имевший своей семьи, за короткий срок привязался к неугомонному беспризорнику. Словно родного сына, обучал он парня суровым реалиям жизни в современном обществе. Да и Сергей, никогда не ведавший — что такое родительская любовь, проникся к своеобразному «папаше» чувством глубокой благодарности и преданности. Это время, проведенное в большом загородном доме предводителя криминального мира Твери, было самым счастливым эпизодом трудного и непредсказуемого детства Сергея Решетова.

Увы, грандиозным планам авторитета так и не суждено было воплотиться в жизнь — через четыре года он сел всерьез и надолго. Осиротевший Сергей вновь вернулся к сомнительным прелестям жизни беспризорника. Кочуя из города в город, приобретая новых друзей и занимаясь не вполне легальной деятельностью, Решетов встретил свое восемнадцатилетие в стенах изолятора временного содержания, куда его направили после задержания за мошенничество — команда юнцов-гастролеров весьма активно «лохотронила» на местных вещевых рынках.

Внимательно изучив дело задержанного и усмехнувшись при виде даты рождения, следователь добродушно взглянул на парня и произнес:

— Ну, бандит, с Днем рождения тебя! Вот что, Серега: хорош дурью маяться! Пора и о жизни своей задуматься! — подспудно он набирал номер на телефонном аппарате. — Алло, военкомат? Мне бы Ивана Трофимовича… Иван, у меня для тебя клиент имеется, — следователь подмигнул поникшему Решетову.

Вот так, абсолютно неожиданно, Сергей угодил в тесные и гостеприимные ряды Вооруженных сил Родины. Выбора особого на тот роковой момент у него не было: либо здание с непрезентабельными решетками, либо — служба в РА. Разумеется, пацану, привыкшему к вольному образу жизни, весьма затруднительно было свыкнуться со строгим распорядком и железной дисциплиной, царящими в учебке, но он старался, как мог… Старался до того момента, пока однажды, после отбоя, сержант с замашками садиста в компании с двумя старослужащими не собрался поучить строптивого «духа» тонкостям армейской жизни, выходящими далеко за рамки воинского устава и являющимися неотъемлемой частью воспитания молодых бойцов.

— Ну, боец, — развязно произнес верзила-сержант. — Как жить дальше будем: по уставу, или…, — повинуясь его одобрительному кивку, один из «дедов» противно усмехнулся и резко ударил Решетова в грудную клетку здоровенным кулаком.

У Сергея перехватило дыхание, а разум затопила волна жгучей ненависти — никому и ни при каких условиях не позволял он обходиться с собой подобным образом. То, что произошло впоследствии, никоим образом не укладывалось в планы старослужащих, привыкших к рабскому подчинению и беспрекословному выполнению их команд. Правая рука новобранца с вытянутыми указательным и средним пальцами метнулась к лицу ударившего его бугая — тот, прикрыв рукой глаза, взвыл, подобно раненому слону. Ребром левой ладони Сергей коротко и мощно ударил по горлу стоявшего слева — ефрейтор захрипел и упал на колени, пытаясь вернуть вдавленный кадык на место. Оторопевший от происходящего, третий участник «баталии» — сержант застонал и, сделав пару шагов назад, взглядом загипнотизированного кролика смотрел на приближающегося, словно тайфун, «духа», во взгляде которого хохотала Смерть. Сам не ведая почему, он визгливо заорал: «Рота! В ружье!!!». Этот истеричный сигнал тревоги был резко оборван страшным ударом, ломающим челюсть выродка и разбрасывающим его выбитые зубы веером в радиусе нескольких метров. Поднятые по тревоге, солдаты лихорадочно устремились было к своему обмундированию, аккуратно уложенному на табуретках, но внезапно замерли, узрев живописную сцену последствий произошедшего короткого сражения…

Этот роковой инцидент кардинально изменил всю дальнейшую судьбу Сергея Решетова…

Ранним пасмурным утром майор-особист, внимательно ознакомившись с рапортом дежурного по части, пристально смотрел в усталые и холодные глаза новобранца Решетова. Чем-то весьма импонировал ему этот упрямый парень. Возможно — своей независимостью и какой-то бесшабашной смелостью: вот так, запросто, в одиночку пойти против сложившейся на протяжении многих лет системы неуставных взаимоотношений — дано далеко не каждому. Злосчастная троица старослужащих глубокой ночью была срочно доставлена в госпиталь. По предварительному заключению врача двоим из них грозила инвалидность: один лишился правого глаза, у второго — что-то серьезное с гортанью. Сломанная челюсть сержанта Соломатина тоже была весьма неприятной деталью, но этому, как говорится, еще повезло. У Решетова из телесных повреждений — лишь огромный синяк на грудине. Опытному особисту картина произошедшего в части была довольно ясна: «наезд» на «духа» — жесткий ответ новобранца. Свидетелей, как и всегда в подобных случаях, нет. Все четыре персонажа в один голос утверждают, что «упали с лестницы». Зарвавшиеся «деды», конечно, заслуживали наказания, но чтобы так! С другой стороны — парня тоже понять можно: один против троих — ситуация довольно предсказуемая, поэтому действовал на опережение — выводил из строя противников наиболее эффективными способами. Майор усмехнулся — чисто Рэмбо.

— Значит, говоришь, упал? — устало спроси особист. — И о том, что случилось с Кононовым, Хреновым и Соломатиным, не знаешь?

В ответ Решетов угрюмо покачал головой и взглянул на собеседника:

— Товарищ майор, к чему все это? Если есть за что — наказывайте, нет — разрешите идти…

Внезапно майор рассвирепел:

— А ты знаешь, герой, что по твоей вине двое солдат инвалидами стали?! Что их дома живыми и здоровыми ждали?! Знаешь, что тебе теперь дисбат корячится?!

Решетов в упор взглянул на собеседника, секунду помедлил и тихо, чуть ли не шепотом ответил:

— Да, майор, их ждут. Меня — нет… Дисбат…, ну что ж — и там выживу! — он помолчал и добавил, немного повысив голос. — Что же касается того, что у вас люди с лестниц падают — так это не моя вина, за чистотой лестниц следить нужно! — он встал и вплотную подошел к майору. — Тебе — в том числе!

Особист оторопел и даже на полшага отшатнулся от парня — такой неприкрытой ненавистью «дохнуло» из зеленого омута глаз солдата. Он в растерянности опустился на стул. Так неуверенно майор не чувствовал себя даже «на ковре» у взыскательного начальства. Что делать-то?! Парень по-своему прав — вина за произошедшее лежит полностью на плечах офицеров части, допустивших саму возможность возникшего инцидента. А то, что солдат проявляет подобную независимость — так судьба у него нелегкая была ( перед допросом особист внимательно ознакомился с делом Решетова).

— Ну, — наконец собрался с мыслями майор, — и что мне с тобой прикажешь теперь делать?!

— Я, вообще-то, товарищ майор, к вам сюда не рвался, — спокойно ответил солдат. — По-моему: раз уж в армию — значит в армию. А тереть здесь полы и беспредел ваш разгребать — не мое это.

— Армия, говоришь? — неожиданно светлая мысль разогнала замешательство, окутавшее разум особиста. Он с облегчением потянулся и подмигнул Решетову. — Будет тебе армия!

Через неделю рядовой Решетов был переведен на Таджико-афганскую границу, где в то смутное время обстановка все более накалялась. Используя свои связи в кругах вездесущих особистов, майор добился-таки зачисления своего строптивого «протеже» в штат резведывательно-диверсионной группы, действовавшей в зоне участившихся вооруженных конфликтов. После трехмесячной подготовки под началом майора СВР группа из шести новичков влилась в тесные ряды спецподразделения, занимавшегося ликвидацией главарей бандформирований.

Талантливый по своей природе, Сергей постигал новую для него науку воинского ремесла легко и быстро, практически на лету усваивая тонкости проведения диверсий, ориентирование на местности при любых погодных условиях, подрывное дело, основы рукопашного боя и другие немаловажные навыки, от владения которыми нередко зависела его жизнь. С головой окунувшись в мир суровой романтики и высокой степени риска, Решетов уже не представлял свою дальнейшую жизнь без всего этого. Свист пуль; ликование после удачного проведения боевой операции; азарт охотника, выслеживающего свою добычу; боль от потери товарищей; напряженная, терзающая нервы тишина ожидания в многочасовой засаде; долгожданная и ненавистная цель в перекрестье оптического прицела — таков был далеко не полный перечень ингредиентов адской смеси, ежедневно тонизировавшей организм бойца спецназа. Прежняя жизнь, наполненная бесполезными скитаниями, казалась ему теперь уже такой далекой и никчемной, что подчас возникало странное ощущение — все это происходило не с ним, не с Сергеем Решетовым — « Седым» (как окрестили его бойцы после того, как он — абсолютно седым вернулся из-под получасового артобстрела, застигшего его в засаде).

Дальше… Северная Осетия… Чечня… Многочисленные краткосрочные командировки далеко за пределы родного государства… Цели, в основном, все те же…Годы стремительно летели мимо — свой юбилей, тридцать лет, Сергей встретил на очередном задании в далекой африканской стране. Былой азарт давно исчез, и теперь уже все чаще Решетова посещало назойливое ощущение, будто все они являлись разменной монетой в многомиллиардных сделках нечистых на руку политиков; пешками в чужой, непонятной для них игре. Итог закономерен — однажды, в жаркой Ливии, две такие «пешки»: Решетов и его напарник Тимофеев — стали заложниками нестандартной ситуации, по сути — обычной накладки, возникшей в многоходовых комбинациях спецслужб. В самый последний момент, когда ситуация на политической арене резко поменялась, их попросту «скормили» местным оппозиционерам именно в тот роковой момент, когда они уже приступили к своему непосредственному заданию, а именно — ликвидации предводителя этой самой оппозиции…

Сергей молча кивнул Лехе Тимофееву и прильнул к оптике. Так, объект выходит из двухэтажного здания в сопровождении приближенных и телохранителей… Поправка на ветер… Расстояние — восемьсот… Лоснящееся лицо в перекрестье… Генерал широко улыбается и даже не подозревает о том, что через несколько секунд он станет трупом, возле которого будет с ужасом суетиться его «пристяжь». Он что-то говорит своему помощнику и вальяжно помахивает сигарой… Так, стоп… Сигара в правой руке!!! У нашего вместо правой — протез!! Подстава!!!

— Леха, валим! Это — двойник!

Молчание… Леха, с аккуратной дырочкой во лбу, из которой толчками билась струйка крови, завалился на бок. Все еще не веря в происходящее, Решетов тряхнул напарника:

— Эй, братуха!

Что-то больно ударило в переносицу и вскользь чиркнуло по щеке… Практически мгновенно правая часть лица стала влажной и липкой… Снайпер, мать его! Решетов моментально перекатился влево и замер… Каменные брызги от валуна, за которым он был секунду назад… Фонтанчик песка в нескольких сантиметрах от лица… Не уйти… Оглушительный взрыв где-то совсем рядом… Не уйти!!!

Решетов вскочил и, исполняя немыслимые акробатические кульбиты, рванул в сторону джипа, стоявшего в пятистах метрах. По-любому, у него был только один шанс из миллиона. Нет — из десяти миллионов! Сзади слышался треск автоматных очередей; то и дело справа и слева от него взлетали в воздух целые барханы… Инстинкт самосохранения заставлял его тело совершать невозможное: «качая маятник», пригибаясь и резко меняя направление, Сергей, словно молния, несся по горячему ливийскому песку, матерясь и молясь одновременно. Удар в спину… Черт, по всей видимости — осколком зацепило! Сергей по-звериному зарычал. Надо подняться! Решетов выплюнул песок вперемешку с кровью и, шатаясь, подбежал к машине… Движок мгновенно откликнулся на поворот ключа. Давай, родной!!! «Лендровер», словно шальной, сорвался с места, на котором секунду спустя образовалась воронка радиусом в несколько метров…

Одному Богу известно, что ему пришлось тогда пережить, пока он, брошенный на произвол судьбы с тяжелым ранением, выбирался из злополучной страны…

Госпиталь, люди в белых халатах и масках… Три сложнейшие операции. Нужно отдать эскулапам должное — поставили-таки на ноги. Хотя заведующий отделением, старый седой профессор, долго качавший головой и бормотавший себе под нос: «Феноменально, ежкин кот…», при выписке горячо пожал Седому руку и как-то грустно произнес: «Тебе, парень, не меня благодарить нужно! Себя, родителей своих… природу, мать твою! Короче — в рубашке ты родился, да и возможности организма поражают!».

Решетов сильно похудел и осунулся. Разум терзал безжалостный рой мыслей о правильности избранного им пути. Кругом была пустота… Кто он теперь?! Каким идеалам служит? Ради каких высоких целей ставит на кон свою жизнь и жизнь боевых товарищей?!

Через месяц Сергей, в парадном кителе и орденах, вручил своему непосредственному командиру рапорт об отставке. Нахмурив густые брови, полковник внимательно изучил протянутый ему Решетовым документ и грустно взглянул на подчиненного:

— Сломался, значит?

— Нет, Петр Андреевич — не сломался. Другое тут…

— Что другое-то?! — воскликнул командир. — Помнишь «Офицеров»: «Есть такая профессия — Родину защищать»?

— Родину, говорите? — спокойно ответил Сергей, умело сдерживая бешенство, рвавшееся из груди. — Как понятие «защищать» соотносится с моими командировками в недоразвитые африканские страны? Как араб, управляющий кучкой головорезов, может повлиять на безопасность моей Родины?! Вы прекрасно знаете, что я защищаю: котировки цен на нефть; увеличение бюджета некоторых, известных Вам, ведомств; миллиардные вливания народных средств в весьма сомнительные предприятия. Скажите мне, что это не так — и я порву свой рапорт! Заметьте — я не спрашиваю о том, что послужило причиной провала последнего задания, но именно после этого у меня наконец-то открылись глаза!

Петр Андреевич тяжело вздохнул и по-отечески потрепал Сергея за плечо.

— То, что ты мне сейчас сказал… короче, не говори это больше никому. Что же касается твоей пафосной речи, то здесь ты прав… лишь отчасти. Пойми, безопасность государства складывается из многих факторов…, — полковник замялся и, не находя слов, свернул тему. — Пойми, Сережа, мы с тобой — солдаты и поэтому должны выполнять приказы…

— Петр Андреевич, при всем уважении к Вам, я не хочу слушать эту сказку «про белого бычка». Я для себя уже все решил.

— Ну, — развел руками Петр Андреевич, — неволить тебя я, конечно, не стану… Уверен — ты сам через месяц-другой вернешься. Ты уже, наверное, и позабыл — что такое гражданская жизнь?

— Как таковой, ее у меня никогда и не было, — мрачно усмехнулся Решетов.

Расставшись с армейской жизнью, Сергей даже и не подозревал, в какой изощренный капкан он себя загнал. До сего момента его существование было наполнено риском, требовало полного самоконтроля и использования всех личностных ресурсов на-полную. А теперь…

После ухода в отставку Решетов осел в своей однокомнатной квартире на окраине маленького провинциального города — ее он приобрел пару лет назад, готовя себе возможные «пути отхода» после отставки. Вскоре, вдоволь насытившись охотой, рыбалкой и прочими прелестями свободной холостяцкой жизни, Сергей не на шутку заскучал. В последние годы своей службы он не раз предавался мечтам о том, как, демобилизовавшись, заживет обычной гражданской жизнью. В реальности все оказалось совершенно иначе — покой осточертел уже через неделю. Решетов невольно стал ловить себя на мысли, что его до тошноты раздражают унылые и вечно чем-то озабоченные лица мирных обывателей. Организм, привыкший к работе на износ и небывалым нервным перегрузкам, отказывался принимать произошедшую перемену — не раз уже Сергей просыпался средь ночи от кошмарных видений прошлого и с тоской дикого зверя, попавшего в неволю, стонал, до боли стиснув зубы. Помнится, раньше он всерьез задумывался о семье; о том, что когда-нибудь, осторожно держа маленькие ладошки своего сына, поможет ему совершить первые неуверенные шаги. О той, единственной и неповторимой, что станет ожидать его возвращения домой… Все эти нелепые мечты растаяли, словно утренний туман под порывом свежего ветра. На недостаток женского внимания в своей шальной жизни Сергей никогда не мог пожаловаться — природное обаяние, чувство юмора и пылкая натура настоящего мужчины-воина всегда привлекали представительниц прекрасного пола. Но… Бесконечная вереница Юль, Вероник и Елен; смятые после сумасшедших ночей постели; череда романтических выходок, бросающих к его ногам сердца очередных жертв — вот все, что Решетов мог вспомнить о своих отношениях со слабым полом. О том, чтобы связать себя на долгие годы с одной-единственной девушкой, Сергей никогда не думал. Как это ни печально, он до сих пор так и не встретил ту, предназначенную самой Судьбой, что стала бы ему женой, а его детям — любящей матерью.

Что касается дальнейшего существования в образе мирного законопослушного гражданина, то и здесь Решетов оказался в полном неведении относительно своих дальнейших действий. Ежедневно горбатиться за нищенскую зарплату на каком-нибудь заводе на благо местного олигарха — в подобной ипостаси Сергей даже представить себя не мог. Создать свой бизнес без начального капитала и связей в различных чиновничьих структурах — не реально. В какое-либо охранное агентство — самого себя стыдно (с его-то послужным списком). В очередной раз взвесив все «за» и «против», Сергей мрачно усмехнулся и покачал головой — полковник словно в воду смотрел: « Смотри — сам назад прибежишь». Хитер, старый черт — знает, что ликвидатор-отставник — это уже не профессия, а практически призвание! Образ жизни, можно сказать!

Внезапно в груди полыхнуло таким всеобъемлющим гневом, что Седой буквально захлебнулся им. Гневом на себя, за то, что повелся, словно ребенок, на суровую военную романтику. Гневом на тварей в погонах, которые используют, словно презервативы, душевные порывы неопытных юнцов. Гневом на свою злосчастную судьбу, заставлявшую его мотаться по жизненным просторам неприкаянным пучком перекати-поля. И уже через мгновение опомнился, глубоко вздохнул и недобро улыбнулся:

— Судьбу, говоришь?! — прошептал он куда-то в темноту. — Пожалел себя, бедняжка?! А кто, кроме тебя, Сереженька, ее делает?! Лоханулся! Загнал себя в угол?! Ну так выбирайся!!!

— Да хрен вам всем! — зло выкрикнул Сергей, обращаясь к гипотетическому образу манипуляторов в военной форме. — Не пропаду без вашей пафосной, фальшивой богадельни!

Эта отчаянная бравада, разумеется, не возымела на дальнейшую судьбу Решетова абсолютно никакого положительного действия. Все так же томительно тянулись весенние непогожие дни. Хмурое небо, мрачные мысли, полнейшая апатия — все это доводило пылкую натуру Сергея до исступления. Последней каплей стало известие о гибели одного из фронтовых товарищей, причем произошло это не где-то на задании, а от поганых рук малолеток-наркоманов, подкарауливших Игоря в подъезде. После похорон Решетов тяжело запил и за какой-то месяц превратился в жалкое подобие человека — этакая пародия на некогда грозного воина. Он потерял счет дням; квартира стала напоминать неухоженную трущобу, часто посещаемую личностями весьма сомнительного вида.

Однажды, теплым солнечным днем, Сергей с трудом разлепил заплывшие глаза и отуманенным взором оглядел окружающий его беспорядок: пустые бутылки из-под всевозможных спиртных напитков занимали уже около трети комнаты, перевернутая пепельница, какие-то элементы кружевного женского белья — одним словом, полный бардак. Решетов тяжело застонал, осмотрел стоящие на столике бокалы на предмет остатков спасительной влаги и, ничего не обнаружив, громко выматерился. В тот же момент скривился от пронзившей голову жуткой боли. На подкашивающихся ногах он добрался до ванной, наспех умылся и пригладил взлохмаченные волосы. Затем страдалец с замиранием сердца порылся в карманах куртки и джинсов. Видимо — удовлетворившись результатом поисков, поспешно оделся и отправился на улицу — по уже привычному маршруту: в табачный киоск и магазин.

Через десять минут, покинув стены заветного магазинчика, Сергей сбросил «кирпичное» выражение лица и лихорадочно зашарил в позвякивающем пакете, достал запотевшую бутылку пива и нетерпеливо открыл ее зубами. Он смущенно огляделся по сторонам и присосался к спасительному горлышку тары. Постепенно окружающий мир вновь начал обретать свои яркие краски; сердце перестало бешено колотиться и, теперь уже — более уверенной и неторопливой походкой, Решетов направился к своему «логову», дабы через несколько часов вновь впасть в тяжелое забытье.

Остановившись у пешеходного перехода в ожидании зеленого сигнала, Сергей невольно залюбовался молодой женщиной, стоявшей на противоположной стороне дороги. Высокая эффектная брюнетка поправляла шапочку дочурке лет пяти, которая недовольно отворачивалась от матери, возмущенная тем, что ее так бесцеремонно отвлекают от созерцания яркого воздушного шара, который она держала своей ручонкой. Загорелся разрешающий сигнал и девчонка, видимо уже разбирающаяся в правилах дорожного движения, вывернулась из рук женщины. Озорно смеясь и оглядываясь на мать, она выбежала на «зебру» и остановилась, призывно маша рукой. В этот момент откуда-то из дворов на проезжую часть с огромной скоростью вылетел черный внедорожник, водитель которого нагло проигнорировал красный сигнал светофора. Устремившиеся было к переходу, пешеходы в ужасе отпрянули обратно на тротуар. Девчушка же, слепо доверяя зеленому человечку на указателе и не замечая угрозы, вприпрыжку бежала по белым полосам на асфальте, весело размахивая своим шаром.

Сергей, словно во сне, взглянул в широко распахнувшиеся от ужаса глаза женщины. Ее полный отчаянья крик, словно команда к действию, прозвучал в ушах Решетова. Не раздумывая ни мгновения, Сергей бросил свою «драгоценную» ношу, рванул навстречу девчонке и в сумасшедшем прыжке успел-таки выхватить ее из-под самых колес машины. Приземлившись спиной на спасительный тротуар и крепко прижав к себе девочку, Решетов перевел сбившееся дыхание и благодарно взглянул в синеву небес. Водитель джипа, запоздало среагировавший на происходящее, резко повернул в сторону. Зацепив бампером фонарный столб, его машина в развороте вписалась своим шикарным задом в газетный киоск. Решетов облегченно вздохнул и выпустил из рук вырывающегося испуганного ребенка. Девочка со слезами устремилась к подбежавшей матери и, зарывшись лицом в складки ее плаща, громко зарыдала.

Из помятого внедорожника выбрался высокий грузный человек с заплывшими, несомненно — залитыми изрядной долей спиртного, глазками и, пошатываясь, направился в сторону поднимавшегося на ноги Сергея.

— Ты куда, скотина немытая, лезешь?! — орал толстяк, в исступлении брызжа слюной. — Да ты у меня теперь в рабах сгниешь! Ты даже представить своими куриными мозгами не можешь — сколько эта тачка стоит, быдло!

Решетова словно током ударило — полупьяный ас даже не заметил того, что несколько секунд назад чуть не отправил на тот свет ребенка! Пелена ярости затопила разум Сергея. Ни слова не говоря, он шагнул навстречу надвигающемуся на него, словно танк, здоровяку и, сделав корпусом обманный выпад влево, страшным ударом справа уложил того на едва начавший зеленеть газон. Не считая более поверженного нарушителя опасным для себя и окружающих, Решетов огляделся, взглядом отыскивая свой пакет. В окнах проезжающего мимо милицейского УАЗа Сергей заметил заинтригованные взоры людей в погонах. Словно нехотя, машина блюстителей закона остановилась. Из открывшейся двери лениво вылез верзила с лычками старшины, злобно выругавшийся, задев бритой макушкой проем дверцы. Картинно закинув сложенный АКМСУ за спину, облеченный властью детина направился к Решетову.

— Документы предъявите, гладиаторы! — старшина требовательно взглянул в глаза Сергею и слегка отпрянул, встретив его жесткий взгляд.

— И куда вы только смотрите, дармоеды! — пробурчал водитель джипа, поднимаясь с земли и вытираю кровь на разбитой «в фарш» губе. — Кто за тачку ответит, сержант?!

Словно в доказательство того, что имеет право говорить в подобном тоне, мужчина в дорогом костюме достал из кармана удостоверение и, развернув его, сунул под нос милиционеру, который секунду спустя уже стоял по стойке «смирно», пытаясь втянуть отвисающий животик. Выскочивший из УАЗика следом за старшим по званию, ефрейтор мгновенно оценил ситуацию: презентабельный господин, при виде удостоверения которого его командир отдал честь; стоявший рядом, невзрачный мужчина в потертой одежде не первой свежести, только что ударивший сего достойного гражданина. На ходу откинув приклад автомата, незадачливый парень ударил им Сергея в основание черепа, отчего тот без чувств рухнул на землю.

— Разберемся, господин депутат! — старшина одобрительно кивнул подчиненному, вновь отдал толстяку честь и защелкнул наручники на запястьях безвольно лежащего Сергея.

Такой поворот событий не ускользнул от внимания дамы, которая успокаивала плачущую дочку. В порыве негодования она подбежала к милиционерам, пытаясь исправить ситуацию.

— Куда же вы его?! Он моего ребенка от смерти спас! — с мольбой воскликнула молодая женщина, растерянно оглядываясь в поиске поддержки.

Но очевидцы произошедшего уже торопливо расходились, смущенно пряча глаза. Одна лишь тщедушная старушка, по всей видимости — подоспевшая «на интересное» только что, голосила, размахивая облезлой палочкой:

— Так его, родимого! Пущщай знает, как на честных людей набрасываться!

— Не волнуйтесь, гражданочка, — разберемся, — важно произнес сияющий, словно мыльный пузырь, ефрейтор. Он уже мысленно прибавлял к своему небольшому окладу премию за поимку опасного преступника — судя по разъяренному виду «важного» человека, этот парень несомненно таковым станет.

Затолкав бесчувственного Сергея в «собачник» и включив мигалку, стражи порядка отчалили, оставив растерянную женщину, обнимавшую ребенка, и продолжавшую что-то бормотать себе под нос старушку.

После трех суток содержания в КПЗ, где Решетов сражался с тяжелейшим похмельем и последствиями страшного удара, отправившего его в небытие, он был ознакомлен с обвинительным заключением и доставлен в мрачное здание следственного изолятора. Настаивать на своей невиновности Сергей не стал — толку-то! Гниды в погонах и мантиях все описали весьма доходчиво и красиво: «хулиганство… нанесение побоев… алкогольное опьянение… сопротивление сотрудникам…». Красавцы — самого Сатану задержали!

Решетов переступил порог тесной душной камеры и негромко поздоровался с арестантами, ожидающими здесь кто — суда, а кто — отправки на зону.

— Проходи-проходи, присаживайся, — произнес знакомый голос, который Сергей никогда не спутал бы с тысячей других: невообразимые по глубине басы и плавающий характерный акцент.

Крупный, можно сказать — огромный, мужчина кавказской национальности в спортивном костюме приглашающе кивнул на табуретку:

— Ну, что сказать о себе можешь, парень?

— А что — уши свободные есть? — дерзко улыбнулся Сергей и, предупреждая волну негатива, готовую обрушиться на него от мгновенно вскинувшегося грозного «сына гор», добродушно добавил. — Ну, Вартан, дал Бог — свиделись.

Вор недоуменно уставился на новичка, с минуту подумал, наморщив широкий лоб, и, наконец, удивленно спросил:

— Я тебя должен помнить?

— Не гадай, Вартан, — не вспомнишь! — хитро прищурился вновьприбывший. — Серега — «Решет»!

— Вах! — изумленно вскрикнул пожилой авторитет и добавил длинную фразу на своем родном диалекте.

Затем, наповал сразив видавших виды зэков, старый вор вскочил и, вдоволь наобнимавшись с новеньким, засуетился, словно радушный папаша.

— Ну, говори: как, что, какими судьбами? Чем помочь смогу? — без остановки тараторил обрадованный неожиданной встречей Вартан.

— Да угомонись ты! — рассмеялся Сергей. — Наговоримся еще — времени навалом.

Но время сыграло со старыми друзьями злую шутку… Буквально через неделю, после традиционной вечерней проверки Вартана не стало…

Привычные к подобным процедурам, заключенные торопливо покинули осточертевшие стены «хаты» и выстроились в галерее для переклички и положенного осмотра тюремным фельдшером. В этот роковой вечер обычное, по сути, мероприятие отклонилось от своего обычного сценария. Вартан слегка занемог и проигнорировал проверку, оставшись лежать на «шконке». И все бы ничего (не раз уже подобные вольности со стороны авторитета, как говорится, «прокатывали»), но в этот злополучный день дежурил капитан Лесков, отличавшийся особой «говнистостью» и жестокостью. Хуже того — сегодня он был изрядно навеселе. Зачем-то, может — забавы ради, он прихватил с собой двух крупных кавказских овчарок, которых вели на поводках «цирики». Капитан пошатывался, пытался обнять молоденькую медсестру, шепча ей на ухо пошловатые шутки и вообще вел себя вызывающе, даже — по отношению к персоналу изолятора. Обнаружив, что ненавистного ему «смотрящего» нет среди построившихся, Лесков мгновенно вышел из себя. Его худое, синюшное лицо побагровело, а тонкие губы сложились в хищную усмешку. Словно предвкушая предстоящую разборку, капитан облизнулся и, вырвав поводок одной из овчарок из рук охранника, нырнул в проем камеры.

— Ты какого хера разлегся?! — заорал он, брызжа слюной. — А ну — встань, придурок лагерный!!!

— Не пыли, капитан, — недобро сверкнув глазами, спокойно ответил вор. — Без меня сегодня обойдетесь — приболел я.

— Ты у меня сейчас приболеешь! — рассвирепел Лесков, видя, что ему и не собираются повиноваться. — Пообещаю паре быков свободу и закрою тебя с ними на несколько дней, смотришь — авторитет твой приопустят! — капитан наигранно громко рассмеялся, приглашая присутствующих оценить его остроумие.

— Язык придержи, начальник! — сурово ответил Вартан. — Не ровен час — потеряешь.

— Урка, ты мне угрожать вздумал?! — зашипел Лесков и крикнул овчарке, натянувшей поводок. — Дара, кто пиздит?!

Собака, повинуясь довольно замысловатой команде, сделала стойку и тихо зарычала, бдительно фиксируя умными глазами каждое движение потенциальной жертвы.

— А ведь напугал! — громко рассмеялся Вартан и притворно содрогнулся. — Мозгами не вышел ты, капитан, меня на понт брать!

— Ах, ты…, — Лесков отпустил поводок. — Взять!!!

Яростно рыча, Дара бросилась на заключенного…

Сергею, стоявшему среди прочих сокамерников в коридоре, все произошедшее в камере было слышно довольно отчетливо, как, впрочем, и остальным действующим лицам. На какие-то короткие мгновения все впали в психологический ступор, пораженные нереальностью происходящего. Поэтому, едва услышав последние слова Лескова и последовавший за ней шум схватки зверя и человека, Решетов сорвался с места и беспрепятственно вбежал в камеру. То, что он там увидел, на несколько минут заглушило в нем все цивилизованное, оставив лишь первобытного дикаря, охваченного жаждой крови. На еще подергивавшемся в конвульсиях теле дорогого ему человека распласталась неподвижная овчарка, мертвой хваткой сжавшая своими стальными челюстями горло Вартана. Из левого бока собаки торчала заточка — видимо, умирая, вор сумел-таки вытащить ее из-под матраса и вонзить в осатаневшего зверя. На эту жуткую кровавую картину с каким-то непередаваемым адским азартом смотрел капитан Лесков, вытирая о брюки вспотевшие ладони.

Бесшумно, словно готовящаяся к прыжку пантера, надвигался побледневший Решетов на недочеловека с погонами капитана. Тот, краем глаза уловив движение в дверном проеме камеры, оторвал свой зачарованный взгляд от живописного зрелища. Увидев заключенного и почуяв угрозу, Лесков выхватил из кобуры пистолет, направил его на Сергея и истерично заорал:

— Тебе чего надо?! Завалю!

Холодная ярость мгновенно мобилизовала тренированное тело бывшего киллера спецслужб, пробуждая инстинкт выживания, а вместе с ним — и ту сверхъестественную скорость и реакцию, благодаря которым Решетов неизменно выходил победителем из большинства рукопашных схваток. Мгновенный выпад в сторону и вперед — ушел из простреливаемого пространства… Пытаясь проследить молниеносное передвижение потенциального противника, Лесков сам повернул шею — Сергею осталось лишь придать повороту нужную силу и направление… Секунду спустя Решетов тихо опустил на пол тело капитана, остекленевшими глазами смотревшего в разверзшиеся пред ним врата Ада… Тишина…

Через несколько минут территорию следственного изолятора наполнили яростные крики, стрельба и вопли умирающих…