Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 7

Александр Атрошенко

Повествование исторической и философской направленности разворачивает события истории России с позиции взаимоотношений человека с Богом. Автор приподнимает исторические факты, которые до сих пор не были раскрыты академической школой, анализирует их с точки зрения христианской философии. В представленной публикации приводится разбор появления материализма как закономерный итог увлечения сверхъестественным. Книга содержит нецензурную брань.

© Александр Атрошенко, 2024

ISBN 978-5-0062-0017-3 (т. 7)

ISBN 978-5-0060-8120-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Повествование разворачивает события истории России с позиции взаимоотношений человека с Богом. Автор приподнимает исторические факты, которые до сих пор не были раскрыты академической школой, анализирует их с точки зрения христианской философии. Например, образование Руси, имеющей два основания — духовное и политическое, крещение, произошедшее далеко не в привычной интерпретации современной исторической наукой, которое следует правильнее обозначить крещением в омоложение, чем в спасение, в справедливость, чем в милость, «сумасшествие» Ивана IV Грозного, который всей своей силой олицетворял это русское крещение, вылившееся затем все это в сумасшествие Смутного времени, реформатор Никон, искавший не новых начал, а старых взаимоотношений. Показывается, как русская система сопротивляется силе ее цивилизующей, впадая тем в состояние, точно сказанное классиком — «шаг вперед, и два назад» — в свою молодость, чему яркое подтверждение служит деспотичное и в то же время реформаторское правление Петра I, а затем развернувшаяся морально-политическая эпопея трилогии в лице Петра III, Екатерины II и Павла I. В представленной публикации приводится разбор появления материализма как закономерный итог увлечения сверхъестественным и анализ марксистского «Капитала», ставшее основанием наступившей в XX в. в Восточной Европе (России) «новой» эры — необычайной молодости высшей фазы общественной справедливости в идеальном воплощении состояния высокого достоинства кристаллизованного матриархата.

Александр III Александрович

Человек с большим сердцем за восстановление исторической традиционности — чистоты российского патриотизма. Рост стачечного движения. Появление марксизма

Место российского трона 1 марта 1881 г. занял второй сын Александра II, тридцати шестилетний Александр III. Александр Александрович родился в Аничковом дворце в Санкт-Петербурге 26 февраля 1845 г., он был третьим ребенком и вторым сыном в семье императора. Александр не был наследником престола и воспитывался не как будущий император, а как великий князь, главным образом для военной карьеры. Воспитание его, как и прочих своих сыновей, Александр II поручил генерал — адъютанту Н. В. Зиновьеву. С 1860 г. воспитанием великих князей Александра и Владимира перешло к генерал-адъютанту Б. А. Перовскому. В числе преподавателей у Александра были такие известные ученые того времени: А. И. Чивилев, — профессор Московского университета, доктор политической экономии, на нем лежало и общее руководства по образованию Александра; курсы русского и немецкого языков, а также истории и географии читал академик Я. К. Грот., так же были приглашены Ф. И. Бунаев, И. К. Бабей, К. П. Победоносцев, сыгравший впоследствии столь важную роль в царствовании Александра, и другие. В науках молодой Александр Александрович не блистал, хотя и не был нерадивым учеником. Победоносцев как-то очень точно отметил, что у его воспитанника «бедность сведений, или, лучше сказать, бедность идей, удивительная»¹. В семье Александра называли «монсом», «бульдожкой» и «бычком», прозвища, относящиеся скорее к характеру за его неуклюжесть и застенчивость, поскольку в молодости Александр был обычного телосложения.

1867 г. А. А. Половцов отмечал в дневнике, что «при жизни старшего его брата покойного великого князя Николая Александровича воспитание Александра Александровича было очень пренебрежено; его считали менее одарённым и, имея пред глазами опыт великого князя Константина Николаевича, считающего себя умнее и образованнее царствующего брата, направили занятия великого князя Александра Александровича преимущественно на военное дело»². О том же писал впоследствии в своих мемуарах и граф С. Д. Шереметев. А князь Н. А. Орлов ещё 21 июля 1865 г. сообщал новому наследнику престола, что «все реакционеры возлагают на Вас большие надежды»: «Думают, что Вы страшный охотник до разводов и учений, и что поэтому Вы бросите всё остальное»³.

Военные науки играли большую роль в воспитании Александра III. Со дня своего рождения он был зачислен в списки полков лейб-гвардии: Павловского, затем Преображенского, Гусарского и назначен шефом двенадцатого гренадерского Астраханского полка. Впоследствии состоял шефом девяти полков, числился в списках 17-го драгунского Нижегородского полка. За несколько дней до кончины цесаревича Николая Александровича Половцов писал в дневнике, что несмотря на неподготовленность вел. кн. Александра Александровича «к ожидающим его великим занятиям» и отсутствие у него склонности к серьёзным трудам, «Государь чрезвычайно его любит и даже балует». «На днях, — сообщал он, — граф Перовский, заведывающий воспитанием великого князя Александра Александровича, жаловался Государю на то, что воспитанник его груб с своими преподавателями. Государь шутливо взял его за ухо и поцеловал, сказав „Ах ты мой повеса!“»⁴

12 апреля 1865 г. в Ницце внезапно скончался старший брат, наследник престола Николай Александрович, и право на престол перешло к Александру. Зиму 1865 г. он посвятил дополнительному своему образованию, слушая лекции К. П. Победоносцева по законоведению и Ф. Г. Тернера по финансовым наукам. Курс истории ему читал известный историк С. М. Соловьев, автор 29-томного труда «Истории России с древнейших времен». Курс Соловьева окончательно сформировал у молодого Александра любовь к российской истории. Уже в 1866 г. при активном участии царевича было создано Императорское Историческое общество, которое и позже оставалось под его почетным президентством и покровительством. Много лет собирал он картины русских мастеров, позже составившие основу собрания Русского музея в Санкт-Петербурге, при нем в Москве архитектором В. О. Шервудом было закончено строительство здания исторического музея, которое, впрочем, не пришлось по духу современникам за свой «неорусский» или «псевдорусский» стиль.

После смерти старшего сына император Александр II начинает приобщать Александра к государственным делам, приглашать на доклады министров, направлять на ознакомление официальны документы, что бы царевич высказал о них собственное мнение. Наследник получает множество новых, формальных и реальных, назначений. Он становится генерал-майором Свиты Его Императорского Величества и атаманом всех казачьих войск России, в 1868 гг. — членом Государственного совета, Комитета и Совета Министров. Известность великому князю принес пост Председателя особого комитета по сбору и распределению пособий, голодающим вследствие неурожая 1868 г.

После выстрела Каракозова цесаревичу приходилось считаться с тем, что он может в любой момент взойти на престол. После покушения на Александра II в Париже 25 мая 1867 г. он доверительно сообщал о своих переживаниях матери: «Прошлогоднее 4-го апреля и этот день никогда не выйдут у меня из памяти, это были ужасные испытания для моего бедного сердца. Уже 2 раза висела над моей головой страшная обязанность, и можешь себе представить, милая Ма, что я должен был перечувствовать в эти минуты… Папа говорил несколько раз, что если ему суждено предстать перед Господом, он готов, а я получаю всю ужасную обузу, которую хотел бы отдалить, сколько возможно, от меня»⁵.

Александр II постоянно внушал сыну, что долг самодержца является «страшной обузой», которую нужно нести во что бы то ни стало. Ещё весной 1866 г., когда цесаревич, влюблённый в княжну М. Э. Мещерскую, сделал попытку отказаться не только от сватовства к датской принцессе Дагмаре, но и от престола, у императора в раздражении вырвалась фраза, которую наследник занёс в дневник: «Что ж ты думаешь, что я по своей охоте на этом месте, разве так ты должен смотреть на своё призвание?»⁶ Обосновывая свои требования, император ссылался на авторитет Николая 1, настаивавшего на том, что каждая минута жизни наследника престола «должна быть посвящена матушке России»⁷.

28 октября 1866 г. Александр вступил в брак с бывшей невестой Николая, принцессой Софией-Фредерикой-Дагмарой, дочерью Датского короля Христиана IX, получившая в православии имя Мария Фёдоровна. Несомненно брак был и по симпатии, и по расчету: молодые приглянулись друг другу, и обе царствующие династии были заинтересованы в укреплении родственных связей, но более стремились породниться Романовы, поскольку Датский королевский дом состоял в родственных отношениях с английской, немецкой, греческой и норвежской царствующими фамилиями. Во дворце у цесаревича появился роман с фрейлиной своей матери, княжной Марией Мещерской. Чувства были настолько большие, что в 1866 г. Александр даже отказался от престола, что бы сохранить Мещерскую, о чем имел крайне тяжелый разговор с отцом. Император жестко приказал сыну забыть о своей любви и жениться на Дагмаре. 11 июня царевич, наконец, сделал принцессе предложение. Тогда же в Копенгагене состоялась их помолвка (о своей «милой Дусеньке», как называл Александр Машу Мещерскую в своем дневнике, он услышал еще дважды: в 1867 г. она выйдет замуж, через год во время родов в возрасте 24 лет она умрет).

Женившись, молодые жили на небольшом расстоянии от шумного двора, в Аничковом дворце, всюду появлялись вместе, даже на военных парадах. У них родилось шестеро детей, сыновья — Николай, Александр, Георгий, Михаил, дочери — Ксения и Ольга. Александр писал Победоносцеву: «Рождение детей есть самая радостная минута жизни и описать ее невозможно, потому что это совершено особое чувство, которое не похоже ни какое другое»⁸. В глазах общественности Александр пользовался репутацией примерного семьянина. Александр охотно занимался музыкой и участвовал в домашних концертах, играл на валторне и «басу». Из детей он больше всего любил Мишу и позволял ему подшучивать над собой. В воспоминаниях одного из современников близкого ко двору, находим такой эпизод. Александр III находился с семьей в селе Ильинском в гостях у брата Сергея. «Взрослые сидели на террасе, уставленной цветами, а Миша копался внизу, в песке. Взяв лейку с водой, бывшую случайно возле него, Александр крикнул: „Ну-ка, Миша, становись сюда!“ Миша стал под террасой, и отец вылил ему на голову немного воды. Все посмеялись и хотели уже послать мальчика переодеваться, как он потребовал, чтобы его место занял отец. Делать нечего, Александр сошел с террасы, а Миша, завладев наверху лейкой, все ея содержимое отправил на блестевшую на солнце лысину царя, после чего оба отправились менять свои туалеты»⁹.

В быту Александр III был прост и скромен. По свидетельству Витте, во время поездки императора по Юго-Западной железной дороге Сергею Юльевичу постоянно приходилось видеть, как камердинер Александра III Котов штопал рваные штаны царя.

Будучи наследником, Александр любил выпить. Дело доходило до настоящих запоев, от которых его впоследствии вылечил С. П. Боткин. Но пристрастие осталось. Вместе со своим собутыльником начальником его охраны генералом П. А. Черевиным Александр выпивал втихомолку и развлекался очень своеобразно. «Государь выпить любил, но „во благовремении“. — рассказывает Черевин. — Он мог выпить много без всяких признаков опьянения, кроме того, что делался необычно в духе — весел и шаловлив, как ребенок. Утром и днем он был очень осторожен относительно хмельных напитков, стараясь сохранить свежую голову для работы, и, только очистив все очередныя занятия впредь до завтрашних докладов, позволял себе угоститься, как следует, по мере желания и потребности. На дворцовых средах он держится, бывало, пока не схлынет лишний чужой народ, а — когда останутся свои — тут начнет шалить и забавляться. Ляжет на спину на пол и болтает руками и ногами. И кто мимо идет из мужчин, в особенности детей, норовит поймать за ногу и повалить. Только по этому признаку и догадывались, что он навеселе»¹⁰.

Современники отмечали и несдержанность Александра III. Выражения «скотина», «каналья» являлись для него обычными словами. В своем дневнике А. В. Богданович, со ссылкой на П. А. Монтеверди, редактора «Петербургской газеты», пишет, что «когда еще государь не был наследником, его приближенные радовались, что не он будет царем — такой свирепый характер он проявлял»¹¹.

Великий князь Александр Михайлович передает интересные моменты, связанные с императором: «Александра III все боялись, как огня.

— Перестань разыгрывать Царя, — телеграфировал Александр III тому же самому Сергею Александровичу в Москву.

— Выкинуть эту свинью, — написал Царь на всеподданнейшем докладе, в котором описывались скандальныя действия одного сановника, занимавшаго ответственный пост, который ухаживал за чужой женой.

— Когда Русский Царь удит рыбу, Европа может подождать, — ответил он одному министру, который настаивал в Гатчине, чтобы Александр III принял немедленно посла какой-то великой державы.

Однажды какой-то чрезмерно честолюбивый министр угрожал отставкой Самодержцу. В ответ на эти угрозы Царь взял его за шиворот и, тряся, как щенка, заметил:

— Придержите ка ваш язык! Когда я захочу вас выбросить, вы услышите от меня об этом в очень определенных выражениях.

Когда Вильгельм II предложил Александру III «поделить мир между Россией и Германией», Царь ответил:

— Не веди себя, Вилли, как танцующий дервиш. Полюбуйся на себя в зеркало.

Часть этих изречений доподлинно исторична, другая прибавлена и разукрашена людской молвой»¹².

«На большом обеде в Зимнем Дворце, сидя за столом напротив Царя, посол начал обсуждать докучливый балканский вопрос. Царь делал вид что не замечает ѳго раздраженнаго тона. Посол разгорячился и даже намекнул на возможность, что Австрия мобилизует два или три корпуса. Не изменяя своего полунасмешливого выражения, Император Александр III взял вилку, согнул ее петлей и бросил по направлению к прибору австрийскаго дипломата:

— Вот, что я сделаю с вашими, двумя или тремя мобилизованными корпусами, — спокойно сказал Царь.

— Во всем свете у нас только 2 верных союзника, — любил он говорить своим министрам: — наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас.

Это мнение Александр III выразил однажды в очень откровенной форме на обеде, данном в честь прибывшаго в Россию Князя Николая Черногорскаго, в присутствии всего дипломатическаго корпуса. Подняв бокал за здоровье своего гостя, Александр III провозгласил следующий тост:

— Я пью за здоровье моего друга, князя Николая Черногорскаго, единаго искренняго и вернаго союзника России вне ея территории.

Присутствовавший Гирс открыл рот от изумления; дипломаты побледнели. Лондонский «Таймс» писал на другое утро «об удивительной речи, произнесенной русским Императором, идущей вразрез со всеми традициями в сношениях между дружественными державами».

Но в то время, как Европа все еще обсуждала последствия инцидента под Кушкой, русское Императорское правительство сделало новое заявление, заставившее лондонский кабинет запросить по телеграфу Петербург о достоверности полученной в Лондоне ноты. Не признавая условия позорнаго Парижскаго мира 1855 г., по которому России было запрещено иметь на Черном море военный флот, Александр III решил спустить на воду несколько военных кораблей именно в Севастополе, где коалиция европейских держав унизила русское имя в 1856 г. Царь выбрал для этого чрезвычайно благоприятный момент, когда никто из европейских держав, за исключением Англии, не был склонен угрожать войною России. Турция еще помнила урок 1877—1878 гг. Австрия была связана политикой Бисмарка, который мечтал заключить с Россией союз. Проект Железнаго Канцлера был бы несомненно осуществлен, если бы Александр III не чувствовал бы личной неприязни к молодому неуравновешенному германскому императору, а Вильгельм II и его «Овенгалли» — Бисмарк — не могли понять характера русскаго Императора. Во время их визита в С.-Петербург они оба вели себя совершенно невозможно. Вильгельм II держал громкия речи, а Бисмарк позволил себе прочесть Александру III целую лекцию об искусстве управления Империей. Всю это окончилось плохо. Бисмарку объявили выговор, а Вильгельма высмеяли. Оба монарха — русский и германский — представляли своими личностями разительный контраст. Вильгельм — жестикулирующей, бегающей взад и вперед, повышающий голос и извергающий целый арсенал международных планов; Александр III — холодный, сдержанный, внешне, как бы забавляющийся экспансивностью германскаго императора, но в глубине души возмущенный его поверхностными суждениями»¹³.

По отзывам современников Александра III не отличался большим умом, зато имел «большое» сердце. Начальник Главного управления по делам печати Е. М. Феоктистов, в целом положительно относившейся к императору, не очень высоко оценивал его умственные способности: «Нельзя отрицать, что в интеллектуальном отношении государь Александр Александрович представлял собой весьма незначительную величину — плоть уж чересчур преобладала в нем над духом… Нередко случалось ему высказывать очень здравые мысли, а наряду с ними такие, которые поражали своей чисто детской наивностью и простодушием»¹⁴. Даже почитатель Александра III министр финансов С. Ю. Витте вынужден был признать, что «император Александр III был совершенно обыденного ума, пожалуй, можно сказать, ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования». «Император Александр III был человек сравнительно небольшого образования, можно сказать, он был человеком ординарного образования. Но вот с чем я не могу согласиться и что часто мне приходилось слышать, это с тем, что император Александр III не был умным. Надо условиться, что подразумевать под словом ум: может быть, у императора Александра III был небольшой ум — рассудка, но у него был громадный выдающийся ум — сердца; это своего рода ум, присутствие которого часто, в особенности в положении лиц, которым приходится умом предвидеть, предчувствовать и предопределять, несравненно важнее ума рассудка. Наконец, у императора Александра III было совершенно выдающееся благородство и чистота сердца, чистота нравов и помышлений. Как семьянин — это был образцовый семьянин; как начальник и хозяин — это был образцовый начальник, образцовый хозяин. У него никогда слово не расходилось с делом. Он мог относительно того, в чем он был не уверен, не высказать, смолчать, ожидать; но если что-нибудь он сказал, то на его слово можно было рассчитывать, как на каменную гору. / Вследствие этого император Александр III пользовался, с одной стороны, общим доверием и уважением всех своих приближенных, а с другой стороны, что гораздо еще важнее — уважением и доверием всего света»¹⁵.

Вероятно, «обыденность ума», отсутствие каких бы то ни было «военных талантов», а также привязанность к спиртному, являлись причинами того, что Александра II отсоветовали назначать наследника главнокомандующим всей армией во время русско-турецкой войны. Александру была поручена скромная должность командира Рущукского отряда. Главнокомандующий же великий князь Николай Николаевич, дядя Александра, поручил ему охранять дорогу от переправы через Дунай у Систово к Тырново. Отряд почти не принимал участия в боевых операциях, представления к наградам офицеров отряда игнорировались. Один из спутников Александра, граф С. Шувалов, писал в дневнике: «Очень жаль царевича; тяжелое его положение»¹⁶.

После вступления Александра на престол, для облегчения его труда в министерствах была заведена практика сопровождать каждый письменный доклад, ежедневно направлявшийся императору, коротенькой запиской, излагавшей суть дела.

В тот миг, когда скончался Александр II, «мы все опустились на колени. — пишет вел. кн. Александр Михайлович. — Влево от меня стоял новый Император. Странная перемена произошла в нем в этот миг. Это не был тот самый Цесаревич Александр Александрович, который любил забавлять маленьких друзей своего сына Никки тем, что разрывал руками колоду карт или же завязывал узлом железный прут. В пять минуть он совершенно преобразился. Что-то несоизмеримо большее, чем простое сознание обязанностей монарха, осветило его тяжелую фигуру. Какой-то огонь святаго мужества загорелся в его спокойных глазах. Он встал.

— Ваше Величество имеете какия-нибудь приказания? — спросил смущенно градоначальник.

— Приказания? — переспросил Александр III. Конечно! Но, повидимому, полицая совсем потеряла голову! В таком случае армия возьмет в свои руки охрану порядка в столице! Совет министров будет собран сейчас же в Аничковом дворце.

Он дал рукой знак Цесаревне Марии Федоровне, и они вышли вместе. Ея миниатюрная фигура подчеркивал могучее телосложение новаго Императора. Толпа, собравшаяся пред дворцом, громко крикнула «ура». Ни один из Романовых не подходил так близко к народным представленьям о Царе, как этот богатырь с русой бородой.

Стоя у окна, мы видели, как он большими шагами шел к коляске, а его маленькая жена еле поспевала за ним. Он некоторое время отвечал на приветствия толпы, затем коляска двинулась, окруженная сотнею Донских казаков, которые скакали в боевой готовности, и их пики ярко блестели красным отблеском в последних лучах багроваго мартовскаго заката»¹⁷.

Убийство Александра II произвело на сына ошеломляющее впечатление. Страх перед покушением буквально отравлял его жизнь. Под председательством министра двора И. И. Воронцов-Дашкова образуется комиссия по созданию почетной телохранительной стражи для государя. И с этой целью в марте 1881 г. было создано тайное общество «Священная дружина». Идея создания такой организации принадлежала С. Ю. Витте, который вскоре был посвящен в члены дружины. «Священная дружина» — это «попытка правительственных кругов, высших эшелонов бюрократии выработать новые средства для борьбы с революционным движением, организации которого нужно было противопоставить тайное общество, также основанное на конспиративных началах»¹⁸. Представители дружины вели переговоры с Исполнительным комитетом «Народной воли», которому было предложено воздержаться от террористических актов до коронации Александра III.

Особенную заботу о своем воспитаннике проявлял в те дни К. П. Победоносцев. В письме от 11 марта 1881 г. он предостерегал Александра: «Когда собираетесь ко сну, извольте запирать за собою дверь — не только в спальне, но и во всех следующих комнатах, вплоть до входной». Победоносцев советовал проверить перед сном звонки, мебель, надежность людей, и «если кто-нибудь был хоть немного сомнителен, можно найти предлог удалить его…»¹⁹ Такая забота способствовала усилению тревожных настроений. 27 марта 1881 г. Александр III покидает Санкт-Петербург и поселяется в Гатчине. Там он выбирает для своего пребывания не парадные покои, а «маленькие мрачные и жуткие» комнаты на антресолях, где человек среднего роста мог легко достать рукой до потолка. «В Гатчине поражает приезжего вид дворца и парка, оцепленных несколькими рядами часовых, с добавлением привезенных из Петербурга полицейских чинов, конных разъездов, секретных агентов и проч. и проч. Дворец представляет вид тюрьмы; никого не пропускают без билета с фотографическим на обороте изображением предъявителя. Гатчина и без того носит мрачный, подавляющий отпечаток; теперь же она производит удручающее впечатление»²⁰. Такою увидел Гатчину Д. А. Милютин. Александр III добровольно сделался «гатчинским пленником».

Меры предосторожности были предприняты и на случай, если бы заговорщики хотели отравить государя. За провизией посылали каждый раз в новое место и к новому лицу. Поставщики не знали, что их припасы забирают для царского стола. Император распорядился, чтобы ежедневно назначались новые повара, причем в последний момент, неожиданно для них. Повара и поварята тщательно обыскивались дежурными офицерами.

При дальних поездках государя и его семьи (на юг, за границу) за 1—2 недели до прохождения царского поезда солдаты становились цепью вдоль рельсов и получали приказ стрелять во всякого, кто бы ни приблизился к путям. Применялись и другие хитрости по обеспечению безопасности императора. Менялось направление следования, и войска выставлялись по различным железным дорогам. В другой раз пускали с небольшими промежутками один за другим три одинаковых поезда, и никто не знал, в каком находится царь.

Одним из самым значительным для Александра Александровича стало участие в русско-турецкой войне 1877—1878 гг. Царевич был командиром отдельного сорокатысячного Рущукского отряда, задача которого состояла в задержании движения турецких войск, расположенных в крепостях Шумке и Силистре, и в охране тыла действующей армии. За турецкую кампанию Александр получил ордена «Святого Владимира» с мечами и «Святого Георгия 2-й степени».

Война не принесла царевичу лавров полководца, но она многое значила в его судьбе. Он познакомился с людьми, которые потом стали его соратниками: генералом П. С. Ванновским, начальником штаба цесаревича (впоследствии военный министр при Александре III) и начальником кавалерии графом И. И. Воронцов-Дашковым (позже министр императорского двора). Александр Александрович на деле увидел недостатки существующей военной организации России, в частности, слабость русского флота. После войны он создал Добровольный флот, состоявший из судов, которые в мирное время использовались как транспорт, а в военное — превращались в боевые корабли. Вице-председателем комитета, заведовавшего этим делом, цесаревич сделал своего наставника К. П. Победоносцева. Ужасы войны сильно повлияли на мировоззрение цесаревича. Он не мог забыть, как в октябре 1877 г. на его глазах погиб двоюродный брат Сергей Лейхтенбергский, слышал о бессмысленных и кровавых штурмах Плевны («эта несчастная Плевна! Этот кошмар войны!»²¹ — писал он Победоносцеву 8 сентября), видел бестолковость действий командующего — дяди, великого князя Николая Николаевича. «Командир войны» породил в нем стремление избегать на будущее вооруженных конфликтов России с другими странами, определил миролюбивую внешнюю политику Александра III, прозванного Миротворцем за то, что в течение тринадцати лет его правления империя так по-настоящему и не была ни разу втянута в военное противоборство.

Во внутриполитических делах Александр придерживался взглядов, что его отец Александр II, идет на либеральные реформы только вследствие нажима извне, считал, что нежелательные меры и решения были «навязаны папа» его окружением. Беседы с Победоносцевым и письма наставника укрепляли цесаревича в этих убеждениях, что сама по себе либеральная политика является ошибочной. Либерализм приведет к конституции, писал Победоносцев, а конституция — «великая ложь нашего времени». «Одно из самых лживых политических начал есть начало народовластия, то, к сожалению, утвердившаяся со времени французской революции идея, что всякая власть исходит от народа и имеет основание в воле народной»²². Все консерваторы старались не замечать удачных исторических примеров, конституционное правление Англии, ни тем более Северной Америки. Но великий князь не всегда разделял полностью убеждения Победоносцева, одно время он интересовался славянофильскими теориями, однако принцип сильной самодержавной власти, как своего рода историческая истина, был ему более всего близок. В письме Победоносцеву от 14 декабря 1879 г. Александр писал про либеральный курс, что страна оказалась в «грустном и страшно тяжелом положении. Так и хочется помочь государю выйти из этого тяжелого положения, а не знаешь — чем»²³.

Тем не менее, 1 марта Александр III подтвердил свое намерение исполнить последнюю волю покойного отца. Казалось, Россия получила конституцию. Но тут в ситуацию срочно вмешался Победоносцев. Уже вечером он настаивал Александру III уволить М. Т. Лорис-Меликова, и хотя царь счел это не возможным, в 2 часа ночи Меликов получил из Аничкова дворца (там жил Александр Александрович) распоряжение приостановить печатание программы и подвергнуть ее новому обсуждению.

Все больше и больше Александр III прислушивался к консерваторам, пытавшихся опорочить и похоронить как сам проект «Конституции», так и весь либеральный курс. Когда утром 2 марта ему принесли присягу члены Государственного совета и высшие чины, он сказал: «Я принимаю венец с решимостью. Буду пытаться следовать отцу моему и закончить дело, начатое им»²⁴. Однако вскоре общество убедилось в обратном. 28 марта 1881 г. выступая с публичной лекцией, философ В. С. Соловьев произнес речь, по окончании которой залом ему была устроена овация: «В прошлое воскресенье на этом самом месте вы слышали красноречивое изложение идем царя по народному воззрению. Я с ним согласен… Истинная мысль не была досказана. Беру на себя смелость ее досказать… Если царь действительно есть личное выражение всего народного существа, и прежде всего, конечно, существа духовнаго, то он должен стать твердо на идеальных началах народной жизни… Сегодня судятся и, вероятно, будут осуждены убийцы царя на смерть. Царь может простить их, и если он действительно чувствует свою связь с народом, он должен простить…»²⁵ (Соловьеву по поводу свей речи пришлось дать письменное объяснение с.-петербургскому градоначальнику Н. М. Баранову, им даже было написано письмо Александру III).

Революционеры-террористы требовали от нового императора амнистии по политическим делам и созыва народного представительства, тонко напоминая в своем обращении — «не обманываете себя отзывами льстецов и прислужников. Цареубийство в России очень популярно»²⁶. Одновременно общество выражает новому самодержцу необходимость «увенчания здания». И либералы, и революционеры в эти дни оказались едины в своих притязаниях. Но император больше прислушивается к другой точке зрения. «Нет, нет, и тысячу раз нет — этого быть не может, что бы Вы перед лицом всего народа русского, в такую минуту простили убийц отца Вашего, русского государя, за кровь которого вся земля (кроме немногих, ослабевших умом и сердцем) требует мщения и громко ропщет, что оно замедляется»²⁷ — уверяет императора Победоносцев.

Назначенное на 4 марта Совещание по поводу принятия «Конституции» было перенесено на 8 марта. Проект защищали либеральные министры Александр II М. Т. Лорис-Меликов, военный министр Д. А. Милютин, министр финансов А. А. Абаза, министр юстиции Д. Н. Набоков, председатель Госсовета великий князь Константин Николаевич и даже противник Лорис-Меликова председатель комитета Министров граф П. А. Валуев. Зная настроения Александра III они пытались уверить императора, что ничего опасного в создании законосовещательных учреждений, из представителей местных органов самоуправления, нет, самодержавие остается неприкосновенным. Абаза «произнес блестящую речь в защиту предложения»: «Когда же время? Не рано, а поздно обсуждаем мы этот вопрос: еслиб покойный государь обнародовал указ хотя бы 19 февраля, он прожил бы последнюю неделю среди ликований народа, всеми благословляемый, а, может быть, не случилось бы и страшнаго 1-го марта. Начать царствование подписанием лажащего здесь указа — значит сразу укрепить самодержавие на многие века и привлечь на главу самодержавца благословение миллионов, говорящих на сотнях языков, и любовь всей империи, в которой солнце никогда не заходит»²⁸. В их выступлениях, особенно Лорис-Меликова, постоянно проскальзывала мысль, что принятие проекта — это дань памяти умершему родителю Александра III, завершающий этап его реформ. Но противоречивость подобных заявлений была в том, что Александр III, будучи цесаревичем, видел под каким давлением его отец пошел навстречу этим настроениям. Эта была вынужденная мера, перед лицом смертельной угрозы, и теперь молодой император стоял на позиции возврата и отстаивания сложившегося устоя фамильной непререкаемости.

С наиболее яркими консервативными речами выступили граф С. Г. Строганов, специально приглашенный на заседание в противовес либеральным министрам, и Победоносцев. Восьмидесятишестилетний Строгонов начал с критики в адрес «разных шалопаев, думающих не о пользе общей, а только о своей личной выгоде»²⁹, которые в случае реализации проекта придут к власти, заканчивая, что путь, предлагаемый министром внутренних дел, ведет прямо к конституции, которой он не желает ни для государя, ни для России. Обер-прокурор Синода Победоносцев «льстиво и неискренно преклонялся перед волею покойнаго государя, но находил, что привидением ея в исполнение надо обождать»³⁰, заметил, что «нам предлагают устроить говорильню вроде французских „Etats generaux“. Но у нас и так слишком много этих говорилен — земские, городские, судебные… Все болтают и никто не работает. Хотят устроить всероссийскую верховную говорильню. И теперь, когда по ту сторону Невы, рукой подать отсюда, лежит в Петропавловском соборе еще не погребенный прах благодушного царя, который среди бела дня растерзан русскими людьми, нам решаются говорить об ограничении самодержавия! Мы должны сейчас не о конституции говорить, а каяться всенародно, что не сумели охранить праведника. На нас всех лежит клеймо несмываемого позора…»³¹ — направил он свою речь против лично Лорис-Меликова, который должен был обеспечивать безопасность покойного императора. В случае продолжения либерального курса, утверждал Константин Петрович, можно будет говорить, что наступил «Finis Russie!»³² «Народ ждет от государя твердой, властной руки, способной укрепить расшатанное внутреннее управление, а не умалять эту власть предоставлением обществу давать свой отзыв по вопросам, в которых прежде его мнение вовсе не спрашивалось. Теперь только духовенство и наставляет еще народ на путь истины; народный наш учитель заражен нигилизмом столько же, сколько и прикасающиеся к крестьянину земские люди; только священник учит народ быть верным Богу, царю и отечеству. Если священник увидит, что кроме царя есть еще какое-то собрание, он перестанет говорить народу о царе, и народ совсем забудет царя»³³.

Несмотря на сочувствие противникам Лорис-Меликова, 8 марта император не решился похоронить проект, который представлялся многим завещанием, предсмертной волей его покойного отца. «Странно слушать умных людей, которые могут серьезно говорить о представительном начале в России, точно заученные фразы, вычитанные ими из нашей паршивой журналистики и бюрократического либерализма. Более и более убеждаюсь, что добра от этих министров ждать я не могу…» «Трудно и тяжело вести дело с подобными министрами, которые сами себя обманывают»³⁴ — писал Александр III Победоносцеву.

Разворачиваясь в обратном направлении, резко повернуть вспять, принятое движение России при Александре II, новому императору мешал обычный страх, и, конечно, разумное понимание, что капитализация, какая-никакая, все же необходима стране.

Главной причиной нерешительности Александра III, независимо от неудобства начинать свое царствование отменой последних распоряжений отца, были, по-видимому, носившиеся в придворном и высшем бюрократическом кругу слухи о весьма приподнятом и тревожном настроении общества, — слухи, как оказалось, не вполне основательные. Когда Победоносцеву удалось, наконец, убедить императора в том, что со стороны общества нельзя ожидать никаких сколько-нибудь крупных и опасных для спокойствия страны выступлений, то Александр решил положить конец неопределенности и издал неожиданно для совета министров манифест 29 апреля 1881 г. (опубликованный 30 апреля), составленный Победоносцевым и Катковым. Документ возврата к традиционным ценностям, известный в историографии как Манифест о незыблемости самодержавия, точнее сказать — о незыблемости реакционного самодержавия, возвещающий об отходе от прежнего либерального курса, кроме того, открыто признававший (от факта никуда не деться), что убийство Александра II рукою русского народа было благоугодным в глазах Бога, и в то же время, фантастически упрямо абсолютно не делая никаких выводов на этот счет, мантрически гласил: «Богу, в неисповедимых судьбах Его, благоугодно было завершить славное Царствование Возлюбленнаго Родителя Нашего мученическою кончиной, а на Нас возложить Священный долг Самодержавнаго Правления. / Повинуясь воле Провидения и Закону наследия Государственнаго, Мы приняли бремя сие в страшный час всенародной скорби и ужаса… /…Низкое и злодейское убийство Русскаго Государя, посреди вернаго народа, готоваго положить за Него жизнь свою, недостойными извергами из народа, — есть дело страшное, позорное, неслыханное в России, и омрачило всю землю нашу скорбью и ужасом. / Но посреди великой Нашей скорби Глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело Правления в уповании на Божественный Промысел, с верою в силу и истину Самодержавной Власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народнаго от всяких на нее поползновений»³⁵. Из этих слов (где «Проведение» смешивается с Богом) можно было заключить, что консерваторы победили, и новое правительство отвернулось от конституции, и от либеральных заигрываний с обществом. Однако вместе с тем самим реформам покойного императора давалось положительная оценка. Манифест призвал «всех верных подданных Наших служить Нам и Государству верой и правдой, к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, — к утверждению веры и нравственности, — к доброму воспитанию детей, — к истреблению правды и хищения, — к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России Благодетелем ее, Возлюбленным Нашим Родителем»³⁶. Подобные формулировки так же характеризовали отношение нового императора к либеральным учреждениям Александра II: для «водворения порядка» необходимо эти учреждения пересмотреть (и, конечно, не в сторону расширения их прав).

Сразу же по изданию Манифеста либерально настроенные министры и сановники, Лорис-Меликов, Дмитрий Малютин, великий князь Константин Николаевич, вынуждены были подать в отставку. Во главе Министерства внутренних дел, то есть ответственного за внутриполитический курс, 4 мая стал граф Н. П. Игнатьев, имевший тогда репутацию славянофила; во главе военного министерства — П. С. Ванновский. Изданный графом Игнатьевым 6 мая 1881 г. «циркуляр начальникам губерний», среди прочего, гласил: «…великие и широко задуманные преобразования минувшего Царствования не принесли всей той пользы, которую Царь-Освободитель имел право ожидать от них. Манифест 29-го апреля указывает нам, что Верховная Власть измерила громадность зла, от которого страдает наше Отечество, и решила приступить к искоренению его…»³⁷ В мае 1882 г. министром внутренних дел стал граф Д. А. Толстой, имевшего суждения не просто консерватора, но яркого реакционера. Из-за одиозности его фигуры Лорис-Меликов еще 1880 г. отправил графа в отставку. Победоносцев заметил по поводу назначения Толстого: «Имя его служит знаменем целого направления». Приветствовал назначение Толстого и Катков, говоря, что он «представляет собой целую программу»³⁸. После смерти Толстого в 1889 г. его сменил бывший товарищ министра внутренних дел И. Н. Дурново.

В дневнике А. С. Суворина 8 сентября 1897 г. сделана запись: «Под 20 апр. приведены слова государя Баранову: «Конституция? Чтоб русский царь присягал каким то скотам?» Студенты публично «судили» государя, и прямо говорили в универ. совете, что они «плюют на все», «на всю империю»…

…7 сент. Государь велел Игнатьеву написать Лорису, чтоб он не приезжал в России. Государь сказал, что он знает, что Лорис держит себя, как главу оппозиционной партии, принимает журналистов, между прочим, Суворина, вообще, держит себя вызывающе.

…На записке Петра Шувалова надпись государя: «Чепуха русского аристократа, не знающего истории и жизни народа».

…«Созвездие стоит благоприятно» — из телегр. Делянова»³⁹.

Курс Александра III у либеральных историков конца XIX начала XX веков получил название «контрреформ», то есть преобразование направленных против Великих реформ 1860—1870 гг. Конечно, речь не шла полностью вернуть страну в дореформенное состояние, абсурдность этого понимали самые консервативные круги. Либеральный общественный деятель В. А. Маклаков отмечал: «Я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь в эти 80-ые годы мог серьезно желать не только возстановления крепостничества, но возвращения к прежним судам, к присутственным местам, времен Ревизора и Мертвых душ и т. д. Это кануло в вечность»⁴⁰. Александровская контрреформа выглядела, главным образом, в новом насаждении уже не модных к этому времени старых мировоззрений незыблемости самодержавия и православия. Для этого отрицались любые либеральные и тем более конституционные поползновения — «гнилая интеллигенция»⁴¹, как называл Александр III всех либерально настроенных, — и сдерживалась капитализация общества, давая одним (по большей части дворянам) более выгодные, другим — менее выгодные условия для предпринимательства. По мнению историка С. С. Ольденбурга, во время правления императора Александра III в правительственных сферах наблюдались «не огульно-отрицательное, но во всяком случае критическое отношение к тому, что именовалось „прогрессом“; и стремление придать России больше внутренняго единства, путем утверждения первенства русских элементов страны»⁴².

После убийства Александра II народовольцы оказались под непрекращающимися ударами правительства и находились практически в изоляции. Одной из их последней акцией стало письмо Исполнительного комитета «Народной воли» Александра III. В нем содержался призыв принять представительство, после чего организация предлагала самороспуск. Но Александр III не пошел на этот политический компромисс. После ареста Желябова, Перовской, Михайлова, Кибальчича и других видных народовольцев, бегство за границу Тихомирова и Ошаниной в России остался лишь один член Исполнительного Комитета — В. Н. Фигнер. Она попыталась воссоединить организацию, опираясь на народовольческие кружки в Харькове и Одессе, но на ее пути встал начальник Санкт-Петербургского охранного отделения Г. П. Судейкин. Незаурядный руководитель жандармского ведомства, изучивший работу тайных полиций ведущих европейских стран и наладивший в России систему так называемой полицейской провокации (перевербовка члена революционного кружка или организации и попытка захвата с его помощью руководства в них либо создание вокруг своего агента новой революционной группы), Судейкин прославился еще в 1879 г. С помощью шпионки, подосланной в кружок киевских террористов, он сумел предотвратить покушение на Александра II. Ту же тактику он применил и в 1882 г. для поимки Фигнер. Перевербованный Судейкиным народоволец С. П. Дегаев выследил ее, после чего последовал арест. С помощью Дегаева шеф столичной охраны пытался позже создать послушную ему организацию террористов, что бы держать в постоянном напряжении императора и убирать несговорчивых министров, да и просто удачливых конкурентов. Затея Судейкина провалилась, он сам был убит революционерами в 1883 г.

Дегаевщина и провокации деморализовали и дезорганизовали народничество, но дух его не исчез. Новому его укреплению послужило проникновение в Россию марксистских взглядов, которые в своем крайнем (более положительном для Маркса) направлении очень напоминали народнический бунт кровавой мести старому режиму.

Опасаясь террористических актов, коронация Александра III состоялась только 15 мая 1883 г. Кроме предводителей дворянства, городских голов и представителей губернских земских управ в Москве были собраны так же из разных мест волостные старшины, к которым государь обратился с речью, внушая им слушать предводителей дворянства. 23 апреля опубликованы были милости для военного ведомства ввиду предстоящей коронации: производство в офицеры сверх вакансий, расширение прав об увечных, пособия семьям погибших на войне. Манифест, изданный в день коронации, прощал ряд недоимок, пеней, штрафов, убытков и начетов, давал облегчение виновным в польском мятеже 1863 г., прощал недоимки, накопившиеся к январю 1883 г. по подушной подати во всей империи, давал полное прощение высланных с Кавказа за мятеж горцам и тому подобное. В память коронации Александра III была отчеканена особая медаль.

Внутриполитические мероприятия императора Александра III в первую очередь направлялись на борьбу с революцией. 14 августа 1881 г. было принято «Положение о мерах к охранению государственной безопасности и общественного спокойствия», которое предоставляло право политической полиции в десяти губерниях Российской империи действовать согласно ситуации, не подчиняясь администрации и судам. Власти при введении этого законодательного акта в какой-нибудь местности могли без суда высылать нежелательных лиц, закрывать учебные заведения, органы печати и торгово-промышленные предприятия. Фактически в России устанавливалось чрезвычайное положение, несмотря на его временный характер, просуществовавший до 1917 г.

Усиливается репрессивный аппарат. В рамках МВД еще в последний год правления Александра II образовали Департамент полиции, который, помимо собственно вопросов охраны правопорядка, ведал политическим сыском, внутренней и заграничной агентурой, открытым и негласным надзором за гражданскими, и контролировал ход политических дознаний. Значение этого органа подчеркивает то обстоятельство, что его директора В. К. Плева и П. Н. Дурново позже возглавили МВД. Полиция работала на опережение, не дожидалась, когда «неблагонадежные» граждане начнут метать бомбы. Еще более оперативно работали создаваемые на местах секретно-розыскные (позже охранные) отделения. Они отслеживали деятельность подозрительных лиц и организаций, перлюстрировали почту, внедряли своих агентов в общественное движение. Не было практически ни одной общественной организации в России, даже правого и монархического толка, в котором охранка не имела своих агентов.

Современникам правительственная политика казалась жесткой и карательной. Советские историки часто повторяли слова лидера большевиков В. И. Ленина, именовавшего власть Александра III «самодержавием полиции», а чрезвычайные меры — «основным законом», и в этом Ленин, как критик, был, несомненно, прав. Однако, несмотря на всю чрезвычайность размах карательной политики Александровского правительства нашим современникам может показаться скромным. Так, в период борьбы с террористами — «народовольцам» в 1874—1882 гг. было казнено 29 человек, в 1883—1890 гг. суды вынесли 58 смертных приговоров, причем, в большинстве случаев император заменил смертную казнь каторжными работами и пожизненным заключением в Шлиссельбурге. Известный американский исследователь Ричард Пайпс указывает, что в «период реакции» в России было казнено 17 человек. Все казненные или участвовали в цареубийстве, или готовились к нему, ни один из них не раскаялся. Всего за 14 лет правления Александра III за антигосударственные деяния было допрошено и задержано около 4 тысяч человек (при 120 млн жителей страны). Сам император не был человеком жестоким и злопамятным, например, на докладе о беспорядках в Ростове-на-Дону он написал: «Если б возможно было главных зачинщиков хорошенько посечь, а не предавать суду, гораздо было бы полезнее и проще»⁴³, хотя с другой стороны, это характеризует императора подверженности примитивной простоте, желание решать дела по старинке, т. е. в общем, в цивилизованности, куда направлялись русские, основой должна остаться нецивилизованность.

«Народная воля» как идеальная конспиративная революционная организация убедила, что можно и с ничтожными силами реально противостоять репрессивному аппарату могущественной империи. Терроризм расценивали в качестве весьма действенного средства сопротивления властям предержащим. Поражение «Народной воли» ее последователи объясняли нехваткой людских ресурсов у партии, которая не сумела превратить терроризм в систематическое орудие борьбы. В 1880-е годы террористическую тактику признают эффективной и включают в свои программные документы не только все мало-мальски заметные группы народовольческого толка, но даже плехановская группа «Освобождение труда».

1 марта 1887 г. народовольческой группой под названием «Террористическая фракция «Народной воли», основанной в декабре 1886 г. в Санкт-Петербурге была предпринята неудачная попытка покушения на Александра III. В «Террористическую фракцию» входили: организаторы — П.Я Шевырев и И. Д. Лукашевич, техник — А. И. Ульянов, старший брат В. И. Ленина, метальщики — В. С. Осипанов, В. Д. Генералов, П. И. Андреюшкин. Организация объединяла главным образом студентов университета и была независима от других народовольческих групп, поддерживала связи с кружками в Вильнюсе и Харькове, с революционно настроенными учащимися столичных военно-учебных заведений, вела пропаганду среди рабочих. Члены фракции действовали как под влиянием идей К. Маркса, Ф. Энгельса, Г. Плеханова, так и программных документов «Народной воли». В программе «Террористической фракции» признавалось необходимость организации социалистической* партии, ядром которой должен стать рабочий класс, национализация земли, фабрик, заводов и, как конечная цель, установление социалистического* строя.

Следуя народовольческой традиции, авторы программы считали первоочередной задачей организации борьбу за политические свободы посредством «дезорганизации» правительства, метод борьбы признавали террор. Они готовили покушение на императора Александра III, назначив его на 1 марта 1887 г., в честь дня, когда шесть лет назад был убит император Александр II так же от рук народовольцев. Теракт должен был произойти на людном Невском проспекте при помощи бомб, начиненными отравленными элементами с поражающим действием более двадцати метров во все стороны.

Но покушение не удалось — за террористами уже давно следила полиция. 4 марта в «Правительственном вестнике» появилось сообщение: «1-го сего марта, на Невском проспекте, около 11 часов утра задержано трое студентов С.-Петербургского университета, при коих, по обыску, найдены разрывные снаряды. Задержанные заявил, что принадлежат к тайному преступному сообществу, а отобранные снаряды, по осмотру их экспертом, оказались заряженными динамитом и свинцовыми пулями, начиненными стрихнином»⁴⁴. Участников и организаторов покушения (пятнадцать человек) судили 15—19 апреля в Особом присутствии правительственного Сената. Сначала суд приговорил к смертной казни всех, но Александр III утвердил высшую меру только пятерым. 8 мая 1887 г. в ограде Шлиссельбургской крепости были повешены Ульянов, Андреюшкин, Генералов, Осипанов и Шевырев, остальные приговорены к разным срокам каторги и сосланы в Сибирь.

Примечательный эпизод воспроизводит в своих воспоминаниях сестра А. Ульянова Анна Ильинична. Товарищ прокурора Князев, присутствовавший при одном из последних свиданий Марии Александровны Ульяновой с сыном в конце апреля 1887 г. в ДПЗ, запомнил слова осужденного на смерть Александра матери, которая просила подать прошение о помиловании. Но сын ответил отказом: «Представь себе, мама, что двое стоят друг против друга на поединке. В то время как один уже выстрелил в своего противника, он обращается к нему с просьбой не пользоваться в свою очередь оружием. Нет, я не могу поступить так»⁴⁵.

Особое беспокойство властей вызывало положение в деревне. После 1 марта 1881 г. здесь упорно распространялся слух, будто дворяне убили Александра II за то, что он дал крестьянам волю. Разъяснение через губернаторов ложного этого слуха оказалось недостаточным. 28 декабря 1881 г. правительство предписало переход крестьян на выкуп обязательным, выкупные же платежи были понижены в среднем на четверть. В мае 1882 г. понижается подушная подать, а в 1885 г. она совершено отменяется. Чтобы компенсировать потери для бюджета правительство увеличило налоги с государственных крестьян, на наследство и казенные бумаги, держателями которых были в основном состоятельные классы (землевладельцы, промышленники, банкиры, высшие чиновники). 18 мая 1882 г. учреждается Крестьянский банк, с целью поддержки небольшого процента населения, то есть «ставки на сильных» и «хозяйственных мужичков», для их отрыва от общей неимущей массы. В проекте они должны были стать сельской буржуазией, то есть успешными фермерами, производящие для населения сельскохозяйственные продукты. Поддержка сильных, кроме гарантирования сохранения системы ступенчатости-сословности, признака мистицизма, удачно вписывалась, в недоразвитой философии мировоззрения, в вечный российский дефицит финансов.

Действие Крестьянского банка распространилось на всю страну, за исключением Остзейского края. Крестьянский банк находился в ведении министерства финансов. Банк выдавал ссуды в размере 80—90% стоимости покупаемой земли на срок от 13 лет до 51 года 9 месяцев индивидуальным покупщикам, крестьянским обществам, крестьянским товариществам. По ссудам Крестьянский банк взимал от 7,5% до 8,5% годовых.

Открытие этого банка повлекло к массовому спросу крестьянских банковских операций, то есть закладов, что давало возможность крестьянам покупать дополнительно землю у помещика. Многие же помещики, не утруждаясь в новых капиталистических формах ведения хозяйства, лишь повышая цену на землю, с удовольствием стали ее продавать. Увидев усиленную ликвидацию земельных территорий дворянства, правительство теперь спешило поставить этому различные препятствия, и деятельность Крестьянского банка была вскоре сокращена.

Всего за 1883—1915 гг. свыше одного миллиона крестьянских дворов приобрели через Крестьянский банк более 17,6 миллиона десятин земли. Банк способствовал рост земельных цен (49 руб. за 1 десятину в 1896 г., 111 руб. в 1905 г., 136 руб. в 1914 г.) Высокие платежи по процентам вели к росту недоимочности заемщиков. За невзнос платежей Крестьянский банк отбирал у крестьян землю (в 1883—1895 гг. было отобрано 0,2 миллиона десятин земли, в 1905—1915 гг. — 0,6 миллиона десятин). Из всего запаса Крестьянский банк к 1917 г. продал 61% земли. После прихода большевиков к власти декретом СНК от 28 ноября 1917 г. был упразднен.

Крестьянство есть сословие, прикрепленное к земле, к наделу в общине — с таким твердым взглядом из прошлого строится и вся административная надстройка. Для того чтобы сохранить крестьянскую общину, усматривая в этом гарантию против нищеты, законом 18 марта 1886 г. правительство ограничило семейные разделы, чтобы избежать дробление и уменьшение крестьянских участков, а в 1893 г. установило, что переделы земель в общине могут производиться не чаще, чем раз в двенадцать лет. Законом 12 июля 1889 г. произведена замена мировых судей земскими начальниками, избираемых из потомственных дворян. В их руках сосредотачивались административные и судебные функции, перечеркивая этим права крестьянского самоуправления. По Положению 3 июня 1894 г. выйти из крестьянской общины стало практически невозможно. Для какого-либо передвижения выдавались временные паспорта только «с согласия схода, подчиненного земскому начальнику, а членам крестьянского двора — с согласия земского начальника». Но для заселения окраин по закону 1889 г. было облегчено переселение крестьян из перенаселенного центра на малолюдные окраины. Переселенцам давались большие льготы, в том числе освобождение на три года от всех податей и воинских повинностей.

Быстрая ликвидация дворянского землевладения и почти поголовный отъезд дворян в города, грозили изменению всей структуры сельского хозяйства. Для удержания дворян на местах и облегчения ведения хозяйства 21 апреля 1885 г. был основан Государственный Земельный Дворянский банк. Вся работа этого банка сводилась к разного рода покровительственным и вспомогательным мерам по отношению к дворянскому сословию. Действия Государственного Земельного Дворянского банка распространилась на Европейскую Россию, исключая Великое княжество Финляндское, царство Польское, Прибалтийские губернии и Закавказье. Ссуды выдавались помещикам под залог их земельных владений в размере 60—75% от стоимости земли (в том числе обремененной долгами). Максимальный срок погашения ссуды, достигавшей в начале 48 лет 4 месяцев, позже был увеличен до 51 года, а затем до 66 лет 6 месяцев. Процент, уплачиваемый по ссуде, составил в 1880-х гг. 5—6%, а к 1897 г. был снижен до 3,5%. Банк предоставлял помещикам отсрочки платежей без взимания процентов, в итоге его положение становилось крестьянским. Для снижения задолженности клиентов банк приобретал часть их владений, некоторые затем перешли в Крестьянский банк. К 1914 г. остаток долгосрочных ссуд, то есть долг помещиков Дворянскому банку, достиг 894 миллиона рублей, что равнялось остатку ссуд под залог сельскохозяйственных имений, помещичьих и не помещичьих, у всех десяти акционерных земельных банков, вместе взятых. Это были буквально выброшенные на ветер государственные деньги, поскольку предпринимательство само по себе являлось чуждым по духу явлением для дворянства, понижающее их честь и достоинство до уровня среды работных людей, и потому они в большинстве случаев пропивались, проедались, проигрывались, т.е. пускались на демонстрацию собственного благородства, удали, швырянием денег на ветер, и чем больше, тем лучше, приближались к состоянию божественности. По объективному замечанию Г. В. Плеханова, «это привело „первое сословие“ к экономическому краху и полнейшей деморализации»⁴⁶. Дворянский банк ликвидирован декретом ВЦИК от 14 декабря 1917 г.

В Манифесте по случаю 100-летия «Жалованной грамоты дворянству» Екатерины II, император выражал стремление, чтобы и впредь «Российские дворяне и ныне, как и в прежнее время, сохраняли первенствующее место в представительстве ратном, в делах местнаго управления и суда, в безкорыстном попечении о нуждах народа, в распространении примером своим правил веры и верности и здравых начал народнаго образования»⁴⁷.

Жесткие меры последовали в отношении печати. По «Временным правилам» от 27 августа 1882 г. (действующие до 1905 г.) правительство создало специальный контрольный орган, ведавший прессой — Особое совещание четырех министров (внутренних дел, юстиции, народного просвещение и обер-прокурора Синода). Этот орган мог делать газетам и журналам предостережение за печатание недозволенных материалов, а после трех предостережений — вводить усиленный цензурный режим или совсем закрыть издание. От политики правительства более всего пострадала демократическая и либеральная пресса. Закрылись популярные «Отечественные записки», «Голос», «Страна» и другие.

В сфере народного просвещения новый министр народного образования И. Д. Делянов делал все, чтобы ограничить само «народное образование», направляя его в русло православного самодержавия. Для этого обер-прокурор Синода Победоносцев, при поддержки Делянова, по правилам от 13 июня 1884 г., подчинил «школы грамоты» церковному ведению. Утверждая «Правила о церковно-приходских школах» император наложил резолюцию: «Надеюсь, что приходское духовенство окажется достойным своего высокаго призвания в этом важном деле»⁴⁸. Уже в 1882 г. первые суммы поступили на счет Святейшего Синода ведавшего церковно-приходскими школами. Количество школ росло и в 1894 г. достигло почти 31 тысячи, в них обучалось около миллиона детей (в 1884 г. — 4,4 тысячи со 105-ю тысячами учеников). Вместе с тем финансов не хватало, и церковно-приходские школы часто влачили самое жалкое существование. Победоносцев неоднократно замахивался и на земские школы (существовавшие при земских органах самоуправления, по качеству обучения и материальному обеспечению были лучшей в России начальной школой), но у правительства хватало мудрости оставить их в покое.

Следующая мера коснулась гимназий. Еще граф Д. А. Толстой, будучи главою народного образования, сделал немало, чтобы установить между гимназическим начальством и учениками полицейские отношения. Однако доступ в гимназии (хотя бы теоретически) по-прежнему оставался открыт даже для выходцев из самых низов. Делянов быстро восполнил «пробелы», оставленные его предшественниками. 1 июля 1887 г. был издан «Циркуляр о сокращении гимназического образования», прозванный «Циркуляром о кухаркиных детях». Им предписывалось ограничить доступ в гимназии «детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детей коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию… Что же касается до сокращения числа гимназий и прогимназий… также сделано соображение о возможности закрытия или преобразования оных, смотря по местным условиям и средствам на них отпускаемым…»⁴⁹ «Каждый сверчок знай, свой шесток» — так расценила циркуляр общественность. Само же правительство исходило из взгляда, что для народного образования «сверх меры» не только не полезно, но и вредно, поскольку способно «развратить» подрастающее поколение. Циркуля исходил из воззрений Победоносцева о необходимости «остудить» российское общество, ограничив передвижение из «неблагородных» слоев населения в разночинцы и студенты, основную движущую силу революционного подъема предшествующих лет.

Процент грамотности населения приведен в таблицах ниже.

Грамотность населения Европейской России в 1897 г. по губерниям.

Грамотность населения России в 1897 г. по полу и возрастным группам.

Показатели грамотности населения Средней Азии в 1897 г.

Показатели грамотности на 1000 человек из «Нового энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона» (1911—1916,т.14), написанная русским публицистом и статистом Н. А. Рубакиным.

К моменту воцарения Александра III в России действовали университеты: Московский, Дерпский (современный Тарту, Эстония), Санкт-Петербургский, Казанский, Варшавский, Киевский, Новороссийский (Одесса), Гельсингфорсский (Хельсинки, Финляндия). Харьковский (Украина). В 1888г. открылся первый университет в Сибири — Томский. Существовали они главным образом за Государственный счет. Университетский устав 1863 г. представлял высшим учебным заведениям широкую автономию. Ректор и профессора избирались, студенты имели право на создание землячеств и ассоциаций «по интересам», Дисциплинарные нарушения рассматривались университетским судом, существовало и особая университетская полиция. Университетская автономность и обособленность от государства вели к тому, что они становились центрами антиправительственной агитации. Часть профессоров, особенно преподававшие гуманистические дисциплины, читали лекции не столько по своему предмету, сколько по текущей политической злобе дня, не скупясь на критику «общих порядков». При этом повлиять на них было почти не возможно, так как они избирались «ученой корпорацией». Нелегальная литература распространялась в университетах почти свободно, а студенческие ассоциации главное внимание уделяли обсуждению политических вопросов. Беспорядки студентов, участие их антиправительственных акциях, стали обычным явлением в 60-70-е годы XIX века. Обозначился еще один недостаток существующей организации. Единых общероссийских учебных программ не существовало, и в каждом университете дисциплины преподавались на свой лад. В результате знания по одному и тому же предмету выпускников различных университетов часто мало сочетались. Правительство усматривало во всем этом ненормальность ситуации, требующая изменения.

Еще при Александре II в 1880 г. тогдашний министр просвещения граф Д. А. Толстой внес в Государственный совет проект нового университетского устава, предусматривающий усиление государственного контроля над высшими учебными заведениями (введение единых государственных экзаменов, назначение ректора Министерством народного просвещения, ликвидация университетского суда). Но тогда дело не нашло поддержки. Уже при Александре III в ноябре 1882 г. новый министр просвещения Делянов опять внес в Государственный совет проект изменения университетского устава, в основном совпадающий с предложениями Толстого. После длительных обсуждений в мае 1884 г. при общем голосовании мнения разделились, большинство высказалось за продолжение «изучения вопроса», то есть оставление без изменений. Ожидалось, что дело затянется на годы, но через три месяца царь снова созвал совещание. Выслушав доводы, Александр III решил больше не откладывать решение. 15 августа 1884 г. он утвердил мнение меньшинства Государственного совета.

Сущность нового устава заключалась в уничтожении автономии университетской коллегии и в подчинении профессоров административному надзору и воздействия, как в отношении личного ее состава, так и программ преподавание, то есть ликвидировалась университетское самоуправление. Студенты ставились из положения членов университетской корпорации в просто «слушателей» и «посетителей». Александра III волновал больше вопрос воспитания, чем познания. С этой же целью с 1895 г. был введен и надзор в училищные советы земских начальников.

После принятия нового устава многие профессора покинули университеты, студенты вынуждены были платить намного больше за свое обучение, а поступление в университеты и получение стипендии определялись теперь главным образом политической благонадежностью. В случае неповиновения начальству студент быстро оказывался за стенами университета и по всеобщей воинской повинности его ждала служба в армии в качестве рядового. В это же время была введена и обязательная форма для студентов. Форма была красивой, нравилась девушкам гимназисткам, демонстрировала принадлежность молодого человека к престижной социальной группе. Но ее введение диктовалось чисто утилитарными соображениями: при каких-либо «сборищах», митингах, уличных беспорядках по форме студента очень легко было отличить в толпе людей.

Консервативный публицист М. Н. Катков в «Московских ведомостях» приветствовал новый университетский устав как символ поворота правительственной политики. По мнению Каткова если либеральный устав 1863 г. был «началом системы упразднения государственной власти», то устав 1884 г. ознаменовал «возвращение властей к их обязанностям» — «Итак, господа, встаньте: правительство идет, правительство возвращается!… Не верите?»⁵⁰

Не отвечал интересам правительства и императора и независимый суд, учрежденный уставами 1864 г. «Судебная республика», по определению М. Н. Каткова, или безобразие судов», как считал сам Александр III, были для общества символом общественной и частной независимости. Более всего администрацию раздражал воцарившейся в суде дух свободы. Как правило, судебные заседания являлись открытыми. Исключение делалось лишь при разборе богохульства, оскорбления женской чести и некоторых категориях имущественных дел. Ограничения на информацию о процессах не налагалось и газеты подробно воспроизводили речи обоих сторон. Порой зал суда становился трибуной политической агитации. Но как бы правительство не устраивало «непокорность» судов (случаи, когда судебное учреждения даже вопреки законам, выгораживали государственных преступников, например, как в нашумевшем случае 1878 г., когда власть не пожелала применить какие-либо меры к воздействию на виноватых со своей стороны, то есть генерал-губернатора Ф. Ф. Трепова, а суд принял сторону и оправдал народницу-террористку Веру Засулич), ни прежний министр юстиции Д. Н. Набоков, ни новый (с 1885 г.) министр А. Н. Манасеин не провели судебную контрреформу в духе полного ее закрепощения, так как понимали, что без минимально нормально действующего суда невозможно само существование государства. Потому суд эпохи Великих реформ подвергал только частичным ограничением. Так, к 1886 г. политические дела окончательно изымаются из ведения суда присяжных, а следствие по ним от следователей. Законом 7 июля 1889 г. ограниченная компетенция суда присяжных закрепляется. Отныне наиболее тяжкие преступления, как правило, касавшиеся покушения на политические устои, изымались из ведения окружных судов и передавались в судебные палаты, где рассматривались судьями с участием сословных представителей, председателя дворянского общества, городские головы, волостного старшины местного уезда. А «Положение о мерах по охранению государственного порядка и общественного спокойствия» изданного 14 августа 1881 г. дало неограниченный простор к несудебному воздействию и административной инициативе в широком поиске «неблагонадежных» элементов. 12 февраля 1887 г. царь одобрил заключение Государственного совета по ограничению гласности судебного процесса. Теперь доступ в судебное заседание малолетних и учащихся запрещается, двери суда закрывались для публики и в тех случаях, когда суд признавал, что обстоятельства разбирательства могут оскорблять религиозное чувство, нравственность, затронуть т.н. достоинство государственной власти и нанести вред общественному порядку. Закон 28 апреля 1887 г. повысил имущественный ценз для присяжных заседателей. Ряд законов и циркуляров направлено для усиления надзора министра юстиции за судьями и судами. На практике почти прекратилось утверждение судебных следователей в должности, дающее им право несменяемости. Деятельность мировых судей упразднена за исключением шести крупных городов и столиц. Сенат получил более реальные права увольнять с должности судей-правонарушителей.

Но все эти меры, как бы ни были они важны с точки зрения правительства, играют второстепенную роль сравнительно с реформами крестьянского управления и земского и городского самоуправления. Эти преобразования коснулись главных оснований государственного строя и привели их во внешне и внутренне стройную и связную систему.

Реорганизация «расшатанной» либеральными реформами власти на местах началась с введения в 1889 г. земских начальников (по сословному происхождению — дворяне-землевладельцы), получившие обширные административные и судебно-полицейские полномочия над крестьянским самоуправлением. В следующем году было издано новое положение о земствах. Земская контрреформа преследовала две цели — сделать земство сословным (в противовес ставшего бессословного плательщика земских сборов) и усилить его зависимость от администрации. И то, и другое было осуществлено положением 12 июня 1890 г. Как объяснялось официально цель закона — «приблизить власть к населению», то есть вновь передать в руки поместного дворянства, не крепостную, но определенную моральную опеку над крестьянами. Теперь система распределения земских избирателей от принципа имущественного ценза возвращалась к старым принципам сословности: дворянской, городской и крестьянской, с представлением дворянскому землевладельческому элементу численное преобладание в земских собраниях.

Новый закон усиливал права администрации по надзору за деятельностью земских собраний и их исполнительных органов; по утверждению избранных председателей и членов управ; по назначению других в случае неутверждения избранных. Высшее наблюдение за деятельностью земских собраний возлагалось на министра внутренних дел, текущее — на губернатора и особую при нем коллегию. Теперь все постановления земских собраний надлежало утверждать губернатору. Губернатор в своем решении мог исходить не только из принципа законности, но и «целесообразности». Земства имели возможность отстаивать свою правоту в суде, обжаловать решения губернатора и министра в вышестоящих инстанциях (в Сенате, если речь шла о законности постановлений земств, в Государственном Совете и Комитете министров, когда вопрос касался целесообразности распоряжений земств).

Новое Городовое Положение 1892 г. столкнулось с невозможностью проведения сословного принципа в элементарной форме. Решили опереться на наиболее состоятельный слой городского населения. С этой целью был введен высокий избирательный ценз, отстранивший от участия в городском самоуправлении значительную часть мещан и ремесленников, и совершенно были исключены квартиронаниматели. Пассивное и активное участие было предоставлено только домовладельцам и владельцам торговых и промышленных заведений. Из-за этих мер число избирателей в Санкт-Петербурге понизился с 21 тысячи до 8 тысяч, в Москве с 20 тысяч до 7 тысяч. Законом был допущен недобор гласных до одной трети состава. Уклонение от участия голосования, абсентеизм, предвиделся и как бы вперед поощрялся.

Городские думы в значительной мере были подчинены административному контролю и воздействию правам губернатора или министра внутренних дел утверждать или приостанавливать различные думские решения. Исполнительные органы городского самоуправления, наоборот, были поставлены в преимущественное положение: их компетенции и права были расширены за счет городских дум, но сделано это было вместе с почти непосредственным подчинением их администрации, утверждающей глав и членов управ, контролирующей их действия и налагающей на них взыскания. Существенно ограничены были и бюджетные права городских самоуправлений.

В промышленно-финансовой сфере правительству Александра III удалось добиться определенных успехов. С императором работали такие министры финансов как М. Х. Рейтерн, Н. Х. Бунге, И. А. Вышнеградский, при Александре III начал свой путь С. Ю. Витте — автор будущей реформы 1897 г. Для создания благоприятных условий развивающейся российской промышленности в 1891 г. правительство вело протекционистский таможенный тариф. Великие реформы и определенная стабильность, достигнутая при Александре III, способствовали бурному индустриальному росту. В 90-е гг. XIX века был завершен промышленный переворот. За десять лет (1886—1895 гг.) выплавка чугуна в России утроилась (Англии для этого потребовалось 22 года, Франции — 28 лет). Невиданными темпами росла протяженность железных дорог, пароходных линий. Число речных пароходов в 1881—1895 гг. возросло более чем в 2,6 раза, протяженность железнодорожных путей, в царствование Александра III, увеличилось более чем на 22 тысячи верст (сколько за предыдущие два правления). Причем строительство железных дорог не только создавало необходимые внутреннему рынку пути сообщения, но и ускоряло развитие многих отраслей промышленности, работавшими на обеспечение этого строительства. В царствование Александра III было спущено на воду 114 новых военных судов, в том числе 17 броненосцев и 10 бронированных крейсеров; но русский флот по-прежнему занимал третье место в мире после Англии и Франции. В целом 90-е годы XIX века стали периодом, когда промышленность России занимала первое место в мире по темпам развития. Показательно, что тяжелая индустрия росла быстрее, чем легкая. Объемы их производства за десятилетие выросли соответственно в 2,8 и 1,6 раза.

Промышленный переворот в России способствовал складыванию новых для России прослойки — рабочих и буржуазии. В пореформенную эпоху (1860—1900) численность индустриальных рабочих выросла с 720 тысяч до 2,8 миллиона человек, то есть в 3,9 раза. Тем не менее, говорить о завершении процесса классообразования еще не приходится. Несмотря на необычайно высокую концентрацию российских рабочих на крупных предприятиях, рабочие в целом оставались тесно связанные с деревней. В 80-90-е годы только ²/₅ рабочих были потомственными.

Впервые рабочие России напомнили о себе в 70-е годы. Первые рабочие организации возникли в 1875 г. в Одессе и в 1878 г. в Санкт-Петербурге и назывались «Южнороссийский союз рабочих» и «Северный союз русских рабочих». Оба они находились под влиянием идей народничества, хотя Северный союз, возглавляемый В. П. Обнорским и С. А. Халтуриным, отметил в своей программе, что именно рабочему классу суждено стать ведущей революционной силой. В 80-е годы рабочее движение расширялось, но носило еще чисто экономический характер. Требование стачечников касались увеличения зарплаты, уменьшения продолжительности трудового рабочего дня, улучшения условий труда и т. п. Однако именно в эти годы рабочие впервые заявили о себе на всю страну.

В 1885 г. на Никольской мануфактуре Морозова в Орехово-Зуеве состоялась крупнейшая в пореформенной России стачка. Рабочих возмутило то, что экономические трудности хозяин попытался целиком переложить на ткачей, в 5 раз снизив расценки за работу и увеличив размер штрафов. У стачечников выявились вожаки — П. Моисеенко, В. Волков и Л. Иванов, которые не дали разгуляться стихии бунта и перевели протест рабочих в организованное русло. Были выработаны требования к владельцам мануфактуры, которые стачечники передали владимирскому губернатору. Последний вызвал войска и арестовал зачинщиков стачки. Однако во время судебного процесса все 33 обвиняемых были полностью оправданы присяжными заседателями. Властям удалось в административном порядке (то есть без суда, по распоряжению министра внутренних дел) выслать лишь Моисеенко и Волкова.

Стачечное движение рабочих с 80-х годов быстро росло. В 1880—1884 гг. состоялось 95 стачек с 34,4 тысяч участников. В следующие пять лет (1885—1889гг.) число стачек увеличилось в 1,9 раза — до 177. а их участников — в 2,6 раза (до 88,5 тысяч). В 1890—1894 гг. произошло уже 195 стачек со 120,5 тысячью участников, а в 1895—1900 гг. число стачек возросло до 1395, а участвующих в них — до 395,4 тысяч человек. В 80-е годы рабочее движение практически не соприкасалось с движением революционеров, хотя на отдельных предприятиях и велась соответствующая пропаганда.

Поскольку рабочие в России становились одной из заметных социальных групп, притом по темпам роста самой прогрессирующей, правительство принуждено было обратить внимание на ужасающие условия их жизни, ведущее к прямому возникновению оппозиции власти, то есть пролетариата. В 70-е годы XIX века для промышленников выгодным делом был прием на работу детей, подростков, женщин, которые работали не меньше мужчин за половину зарплаты. Закон 1 июля 1882 г. запрещал труд на фабриках детей до 12 лет, труд малолетних (от 12 до 15 лет) ограничивал восемью часами. 3 июня 1885 г. был издан закон «О воспрещении ночной работы несовершеннолетним и женщинам на фабриках, заводах и мануфактурах». 3 июля 1886 г. вышел закон, урегулировавший условия приема рабочих на предприятия и расчета с ними, ограничивал штрафы и запрещал для заводчиков такую распространенную форму расплаты с рабочими, как товаром из фабричных лавок, где их цена была выше обычной. Для надзора за выполнением рабочих законов правительство создало специальную фабричную инспекцию. Вместе с тем издавая эти законы, правительство стремилось пресекать случаи неповиновения рабочих и последним законом ввело ответственность за стачки.

Генерал А. Ф. Редигер (военный министр в 1905—1909 гг.; в царствование Александра III служил в центральном аппарате министерства) в своих воспоминаниях (1917—1918) писал о кадровой политике в военном ведомстве этого времени: «Во все царствование императора Александра III военным министром был Ванновский, и все это время в военном ведомстве царил страшный застой. Чья это была вина, самого ли государя или Ванновского, я не знаю, но последствия этого застоя были ужасны. Людей неспособных и дряхлых не увольняли, назначения шли по старшинству, способные люди не выдвигались, а двигались по линии, утрачивали интерес к службе, инициативу и энергию, а когда они добирались до высших должностей, они уже мало отличались от окружающей массы посредственностей. Этой нелепой системой объясняется и ужасный состав начальствующих лиц, как к концу царствования Александра III, так и впоследствии, во время Японской, во время Японской войны»⁵¹.

Вследствие финансовой политики строжайшей экономии Александр III отменил роскошную форму для разных родов войск. Указом 14 ноября 1881 г. для всех родов войск и всех чинов вводилась однотонная и дешевая военная форма, напоминавшая традиционную русскую одежду. В армии переобмундирование вызывало своеобразный шок, отчего многие офицеры, не выдержав нововведений, уходили в отставку.

Бережливость императора проявлялась во всем, начиная от личного гардероба и заканчивая выдачей наград и даже императорской семьей: Александр III провел закон, по которому «великими князьями» могли именоваться только дети и внуки царствовавших императоров, а остальные члены августейшей фамилии получали титул «князей императорской крови» — соответственно с сокращением им денежных выплат.

В 1876 г. Александр II составил завещание своему наследнику, в котором заповедовал: «Да поможет ему Бог оправдать мои надежды и довершить то, что мне неудалось сделать для упрочения благоденствия дорогого нашего Отечества. / Заклинаю Его, не увлекаясь ложными теориями, пещись о постоянном его развитии, основанном на любви к Богу и на законе. Он не должен забывать, что могущество России основано на единстве Государства, а потому все что может клониться к потрясению сего единства и к отдельному развитию различных народностей, для него пагубно и не должно быть допускаемо»⁵². Из этого завещания Александра III неукоснительно следовал только идее народного единства. Князь С. М. Волконский писал: «Смешение принципов национального и религиозного достигло последних пределов уродства. Только православный считался истинно русским, и только русский мог быть истинно православным. Вероисповедной принадлежностью человека измерялось его политическая благонадежность»⁵³. Пользуясь искренней набожностью государя и его преданностью православной вере (Александр III выстаивал до конца все службы и соблюдал обряды) обер-прокурор Синода Победоносцев развернул буквально травлю не православного населения, причем наибольший удар наносился представителям христианских не православных течений. Одновременно правительство стремилось любыми путями поощрять переход населения в православие. Консервативный «Гражданин» князя В. П. Мещерского, издание, ценимое и читаемое императором, 11 февраля 1892 г. писал о действиях православных горе-миссионеров: «С Восточной Сибири — из Иркутской губернии сведения еще печальнее; они повествуют об ужасных насилиях, совершавшихся для обращения буддистов в православие… К счастью, эти ужасы дошли до сведения иркутского генерал-губернатора, и началось следствие. Но все же событие это вдвойне печально: во-первых, потому, что крещение насильное, с облавами в лесах, с побоями, истязаниями, даже над беременными женщинами, совершалось полицией по требованию местного духовенства, а во-вторых, потому, что с этими действиями, не имеющими имен, сопоставляли дорогое всем русским имя царственного первенца…»⁵⁴

Национальная политика правительства была не менее эксцентричной. Историк начала XX века А. А. Сидоров полагал, что «после 1 марта с воцарением императора Александра III и в правительстве, и в обществе взяла верх национальная идея. Под ея влиянием были предприняты меры по объединению окраин»⁵⁵. Русификации подвергались и регионы родственные русским (Украина), и те окраины, где фактически не было русских жителей (Прибалтика). Еще в 1875 г. было запрещено издание книг на украинском языке и постановка украинских пьес. При «русофиле» Александре III в 1881 г. эти ограничения вновь подтверждаются. В результате центр украинофильского движения переместился в Галицию, территорию Австро-Венгрии, власти которой более спокойно относились к претензиям своих народов на национальную самобытность, а само украинское движение приобрело антирусскую ориентацию. В эпоху Александра III закончилась русификация Польши. В Прибалтийском крае (Лифляндии, Эстляндии и Курляндии) велась «борьба с германизацией». Здесь остзейцы, потомки немецких и шведо-датских родов, захватили все должности в местной администрации, от чего управление, суд и школы в качестве государственного языка использовали немецкий. От этого страдало не только русское правительство, с которым остзейцы зачастую мало считалось, но, прежде всего эстонцы и латыши. Поэтому перевод администрации, судебной системы, школ и университетов на русский язык встречал среди местных жителей понимание.

Политика русификации не затронуло великое княжество Финляндское, являвшееся единственным островком конституции в океане самодержавной империи и даже расширила свои права. Финляндский законодательный орган — сейм — получил при Александре III право законодательной инициативы, которую он добивался два десятка лет. Государственными языками по-прежнему оставались шведский (на котором говорило 5% населения) и финский, валютой — золотая финская марка.

Одним из бесправных инородцев в Российской империи продолжали оставаться евреи. Уже впервые два года правления нового императора России познала масштаб еврейских погромов, охвативших «черту еврейской оседлости» — 15 западных губерний. Зачастую погромы проходили при бездействии и даже сочувствии власти, причем сами погромщики были убеждены в существовании специального царского указа, разрешавшего на Пасху «бить жидов». Правительство солидаризировалось с известным славянофилом И. С. Аксаковым, который восклицал, «каков же должен быть характер взаимных экономических отношений Евреев и Русских!», и далее приходил к заключение, что погромы являются ответом на «гнет Еврейства над Русским местным народом… для того последнее народное движение не представляет в себе ничего не только противоестественнаго, но даже неожиданнаго»⁵⁶.

Защита евреев была не по душе императору, но он вынужден был давать на места указания не допускать повторения «беспорядков». «Это-то и грустно во всех этих еврейских безпорядков» — писал он на отчете варшавского генерал-губернатора за 1882 г., в котором с циничной откровенностью указывалось, что «вынужденная роль защитников евреев от русскаго населения тяготила правительство»⁵⁷. В целом политика правительства к евреям сводилась к большим ограничениям. В 1887 г. из черты оседлости были изъяты Ростов-на-Дону и Таганрог, с передачей их области войска Донского. Евреев перестали утверждать в должности присяжных поверенных (адвокатов) и допускать к экзаменам на офицерский чин. В 1887 г. введена процентная норма для еврейских детей в гимназии и университеты: в черте оседлости — 10%, в остальной России — 5%, а в столицах — 3%. Сквозь пальцы смотрели и на нарушения административного порядка. Так, московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович, дядя императора, организовал массовое выселение из Москвы и прилегающих губерний даже тех еврейских семей, которые находились там, на вполне законных основаниях.

Во время коронации Александр III, в мае 1883 г. в Москве был освящен храм Христа Спасителя. Он был задуман как памятник в честь победы над Наполеоном. Указ о его строительстве появился еще 25 декабря 1812 г. Первоначально храм предполагалось построить на Воробьевых горах по просьбе архитектора А. Л. Витберга. Из-за нехватки средств при Александре I произведено было лишь закладка храма. Николай I забраковал проект Витберга и по проекту архитектора К. А. Тона перенес строительство в центр города, на берег Москва — реки. Храм начали сооружать в 1838 г. и к 1859 г. здание было построено, затем более 20 лет продолжались внутренние работы. Над отделкой храма трудились лучшие скульпторы и художники России: П. К. Клодт, В. И. Суриков, В. М. Васнецов, В. В. Верещагин, Г. И. Семирадский и другие. По открытию это колоссальное сооружение могло вместить до десяти тысяч человек. Но именно здесь хочется вспомнить летописные слова о покинувшем свой сан митрополита Феодосия, общий смысл которых в том, что для каждого человека лучше иметь один храм внутри себя, нежели множество внешне великолепных, но бестолковых.

Александр III знал, что сановники при разработке законов, чаще всего руководствуются настроением монарха и потому он старался не высказываться о предмете до предстоящего обсуждения. Когда же ему говорили, что без заявления монаршей воли «будут разногласия», то царь не раз подчеркивал, что «присутствие разных мнений очень полезно для дела»⁵⁸. Царь не любил и то, когда решение какого-либо вопроса затягивалось бесконечными обсуждениями в министерских комиссиях, в госсоветовских заседаниях. Прислушиваясь к мнению умудренных опытом сановников, однако пресекал попытки превратить госсовет в самодавляющий орган: «Государственный совет есть ближайшее, помогающее мне и правительству учреждение, а не противостоящее ему»⁵⁹.

Александр III гордился историей России, делами своих предков и немало делал для ее изучения. Душевной привязанностью Александра Александровича являлось и собирание произведений искусства, на что император, как исключение, денег не жалел.

Эпоха Просвещения в России стала приносить свои двойственные плоды — культурный подъем и реакционное напряжение недовольства всего общества. Во второй половине XIX века в России происходит подъем в живописи: И. Н. Крамской, И. И. Левитан, В. С. Перов, И. Е. Репин, В. А. Серов; музыке: М. П. Мусоргский, П. И. Чайковский, С. В. Рахманинов, И. А. Римский-Корсаков; театре: М. Н. Ермакова, В. Ф. Комиссаржевская и певец-актер Ф. И. Шаляпин; архитектуре: М. О. Микешин, А. М. Опекушин, М. М. Антокольский. Сильное развитие в это время получила также и русская наука. Врач С. П. Боткин, химик А. М. Бутлеров, историк С. М. Соловьев, физиолог И. П. Павлов, химик Д. И. Менделеев, физик А. Г. Столетов, изобретатели А. Н. Лодыгин, П. Н. Яблочков, А. С. Попов, А. Ф. Можайский (немного раннее инженеры Черепановы), географы и путешественники Н. Н. Миклухо-Маклай и А. М. Пржевальский — эти имена встали в ряд самых выдающихся деятелей мирового научного мира.

Для обучения населения строились учебные заведения. К концу XIX века в России числилось 196 мужских гимназий, 44 прогимназий (с укороченными курсами обучения), 117 реальных училищ и сотни различных средних учебных заведений. Количество же начальных школ и училищ измерялось десятками тысяч. Несмотря на все это около 60% населения (главным образом людей среднего и старшего возраста) все еще не умели ни читать, ни писать. В 1894 г. в России выходило 804 периодических изданий. Большая их часть на русском языке. Имелись также издания на французском, немецком, польском, украинском, еврейском и других языках. Существовали издания общественно-политические, литературные, юмористические, научные, рекламные, справочные, спортивные.

В 90-е годы развитие капитализма и устремление Англии, Японии и США в Корею и Маньчжурию резко интенсифицировало экономическое и политическое освоение Дальнего Востока. Мысль о грандиозном сооружении сквозной железной дороги через всю Сибирь к портам Тихого океана увлекает императора в конце его царствования и ознаменовывается в 1891 г. путешествием в Японию юного наследника престола, Николая Александровича, обогнувшего морем с юга всю Азию, побывавшего в Китае и в Японии и вернувшегося через Владивосток и Сибирь сухим путем. Во Владивостоке царевич лично участвовал в закладке великого железнодорожного пути, постройка которого окончательно решена была в это время.

По возвращению цесаревича Николая был образован особой комитет по постройке сибирской железной дороге, председателем его стал наследник. Еще раньше императору пришлось учредить другой особый комитет, так же под председательством цесаревича, для сбора пожертвований и оказания пособия голодающим, по случаю голода, начавшегося во многих губерниях Европейской России вследствие полного неурожая осенью 1891 г. Голод, охвативший огромное пространство самой плодородной полосы Европейской России, повторившийся, вместе с холерой, и в следующем 1892—1893 гг., был грозным предостережением, указывающим на глубокое расстройство хозяйства в России. Голод 1891—1983 гг. и постройка сибирской железной дороги, сопровождавшаяся крупным развитием переселенческого движения в Сибирь, были самыми крупными событиями последних лет царствования Александра III.

К времени правления Александра III стали обнажаться проблемы связанные с присоединившемся ранее Закавказьем: «Выходит, что грузины едва не молились на нас, когда грозила еще опасность от персов. Когда гроза стала проходить еще при Ермолове, уже появились признаки отчуждения. Потом, когда появился Шамиль, все опять притихло. Прошла и эта опасность, — грузины снова стали безумствовать, по мере того, как мы с ними благодушествовали, баловали их и приучали к щедрым милостям на счет казны и казенных имуществ. Эта система ухаживания за инородцами и довела до нынешнего состояния. Всякая попытка привести их к порядку возбуждает нелепые страсти и претензии¹» — писал К. Победоносцев императору из Кисловодска 6 июня 1886 г. по поводу убийства студентом ректора семинарии, сетуя, что на судебном процессе «масса публики обнаруживала явно свое сочувствие преступнику, так что председателю приходилось ее сдерживать²», и попутно добавляя, «германское правительство внесло нынешней весной проект закона о дальнейшем ограничении публичности, а мы боимся сделать и первый шаг в этом направлении³»⁶⁰.

Религиозное мировоззрение российского общества этого времени характеризуется присутствием в нем множества религиозных течений, которые в сумме своей откладывают отпечаток на общее духовное состояние. В России присутствует православие (самое многочисленное течение), его рукав — старообрядчестве, а так же ислам, католицизм, протестантизм, иудаизм, буддизм и откровенно языческие, как анимизм, культ предков, магия, теротеизм, тотемизм, фетишизм, шаманизм и другие. Во всех течениях присутствует воздействие мистических сил, больше или меньше. Вместе с тем иудеи своей закупоркой не принимают спасение от Бога, а наиболее прогрессивные передовые протестантские течения слишком малы, чтобы оказывать противодействие мистицизму, тем более, что в них самих мистицизм присутствует. Кроме этого в российском обществе распространены различные секты, псевдохристианского направления, соответственно, с достаточно большим воздействием в них мистических сил.

Стремящийся к свободе, т.е. к первенству, мистицизм ищет пути реализации своих амбиций. Вывод напрашивается сам собой — в XX веке, воспользовавшись давлением низов и смягчением властно-православного режима, в либерализме взглядов победит партия большинства — народного мистицизма. Абсолютный мистицизм реакционной волной недовольства своим аскетизмом займет трон российской власти.

В реакционном противодействии (по другому и не могло быть в мистическом обществе) идущему либеральному духу император Александр III попытался поднять значение православия: увеличил оклады для духовенства, поставил духовенство во главе дела народного образования, восстановил многие, прежде закрытые приходы, открывал новые храмы и увеличил число монастырей (ежегодно освещалось до 250-и новых храмов и открывалось до 10-ти монастырей) — Россия еще раз попыталась «надеть» на себя старое неудобное платье, чтоб вскорости окончательно сорвать его и поспешить нарядиться еще более старыми, с виду обновленными лохмотьями, впаренные ей под видом последнего писка (мистической) моды. Россия делала последние приготовления для собственного перевоплощения, реинкарнации древней обожествленности.

В 1876 г., наконец, произошел выход перевода полной русской Библии, — православной церкви, волей-неволей, пришлось следовать за передовыми христианскими течениями и снимать гриф сакральности с текстов Священного Писания, размистифицировать, равно как и русскому царизму, превозмогая холодное отношение и к Богу и к народу, проглотить осуществление необходимости элементарного народного образования. Конечно, и библейский взгляд необходимости заботы о бедняках, и возможность смены форм правления (судьи — цари) и династий (Саул — Давид), причем, совершено независимо от родовой значимости, и, вообще, отсутствия в еврейском народе крепкой сословности, все это не приветствовалось русским царизмом. Ветхий Завет в глазах российских монархов был своеобразный красной тряпкой, не имеющий никаких устоявшихся аксиом для родовитости, почему и перевод его делался черепашьими темпами, не говоря уже о незаинтересованности в этом самой православной церкви, делавшая всё, чтобы народ не знал Бога.

Появление Библии на русском языке в массе не изменило ситуацию. Духовное состояние русского народа почти на рубеже веков описал К. П. Победоносцев в своем письме 8 марта 1880 г. наследнику цесаревичу Александру Александровичу: «Впечатления петербургские крайне тяжелы и безотрадны. Жить в такую смутную пору и видеть на каждом шагу людей без прямой деятельности, без ясной мысли, и твердого решения, занятых маленькими интересами своего я, погруженных в интригах своего честолюбия, алчущих денег и наслаждения и праздно-болтающих, — просто надрывает душу»⁶¹.

Были и мыслящие люди, которые искали свою философию жизни, пытаясь открыть что-либо новое, в общем русле бегства от действительности. Арианомистические направления в них преобладали. Яркая демонстрация тому взгляды проинтеллигентного Л. Н. Толстого, который в письме от 7 марта 1905 г. к К. Верксхагену пишет следующее: «Меня очень радует, что я, сам того не зная, был и есть масон по своим убеждениям. Я всегда, с самого детства, питал глубокое уважение к этой организации и думаю, что масонство сделало много добра человечеству»⁶². Толстой служит и своеобразным примером бегства из плена русского бытия, в котором, и где ярко соединились два русских противоречия — поддержка православия и желания из него вырваться: Толстой всю жизнь то и дело стремился бежать, то в мир — мирские законы, науку, то в монастырь, ища в нем правду мироздания, и не находил его ни там, ни там, и остался в конечном итоге «у разбитого корыта» на перепутье дорог станции Астапово. К. П. Победоносцев писал Александру III о Толстом и его учении 1 ноября 1891 г.: «Толстой — фанатик своего безумия и, к несчастью, увлекает и приводит в безумие тысячи легкомысленных людей… Самый разительный пример — кн. Хилкова, гвардейского офицера, который поселился в Сумском уезде, Харьковской губ., роздал всю землю крестьянам и, основавшись на хуторе, проповедует крестьянам толстовское евангелие, с отрицанием церкви и брака, на началах социализма. Можно себе представить, какое действие производит он на невежественную массу!.. Хилков успел уже развратить около себя целое население села Павловки и соседних деревень. Он рассылает и вблизь, и вдаль вредные листы и брошюры, которым крестьяне верят. Народ совсем отстал от церкви: в двух приходах церкви стоят пустые, и причты голодают и подвергаются насмешкам и оскорблениям. В приходе 6.000 душ, и в большие праздники, нар., в Покров, было в церкви всего 5 старух. Под влиянием Хилкова крестьяне для общественных должностей отказываются принимать присягу. Такое положение грозит большою опасностью…»⁶³ Здесь надо понимать, что речь идет о социализме гуманистического уклона, т. е. Толстой в совмещении христианства с гуманизмом подменял социализм христианский социализмом антихристианского направления. А словами о невежественной массе автор письма точно показывает на общее религиозное, и не только, состояние народа.

Древние русские мистические корни в средневековой Руси вылились в арианское крещение. Дух арианства, непонимание И. Христа, присутствовал в русском обществе на протяжении всей его последующей истории, и даже пропитка русской церкви греческой верой (тоже с душком арианства) не изменила эту ситуацию; русских священнослужителей более всего заботило «чистота» культа. Кульминационное развитие русского мистификоционизма, арианства, воплотится в России в XX веке в гипнотизирующем поклонении науки, и в превозношении личностей символизирующих уход от Бога, в возводимых им почестей как получеловекам-полубогам (одинаково, что Ленину, что Сталину). Абсолютным отражением этого стал роман А. М. Булгакова «Мастер и Маргарита» с преклонением в нем русского общества перед дьявольщиной, его абсолютным всемогуществом, с сатанинским добродушным гуманистическим Христом-полубогом, который сам отрицает спасение человечества — Свое распятие, и главного смысла человеческих стремлений не в спасении, а в свободе.

Россия, по арийским корням — передовик производства, — она берет только самые последние достижения. Поэтому, зачем ей передовое смешанное с отсталостью, западный пример т.н. христианского гуманизма, когда передовая идеализация мистической позиции требует кристальной однородности гармоничных отношений. Поэтому для идеальной чистоты необходимо произвести радикальное очищение, где старая зашлакованность, любыми религиозными понятиями, выкидывается.

В 1899 г. епископ Антоний Храповицкий говорил, что Россия это «государственное существование, основанное на народном себялюбии и чуждое религиозной идеи». В Казанском журнале «Деятель» владыка писал: «Это уже не народ, но гниющий труп, который гниение свое принимает за жизнь. А живут на нем и в нем лишь кроты, черви и поганые насекомые, радующиеся тому, что тело умерло и гниет, ибо в живом теле не было бы удовлетворения их жадности, не было бы для них жизни»⁶⁴. Единственное, что можно добавить к этим словам, так только то, что епископ ошибался масштабом времени, — просто капитализация, появление класса интеллигенции, сильнее проявила те факторы, которые всегда присутствовали в этом народе, и особенно в самой церкви, превозносившая сакральность культа — мистику, и потому народные духовные черви — это, в первую очередь, и есть учительская церковная мертвечина, которой питаются черви мистицизма.

Русский историк-эмигрант Г. В. Вернадский описывал время правления Александра III: «Меры, направленные на улучшение экономических условий страны, лишь на короткое время могли приглушить раздражение внутренней политикой Александра III, политикой подавления социального недовольства и политической оппозиции. В действительности все время его правления и в первую половину царствования Николая II внешне все было тихо, но накапливалось социальное недовольство, выражавшееся в бурных вспышка»⁶⁵ позже. Точнее оценку состояния русского общества можно выразить тем, что шел бурный процесс осмысления мироустройства, его переоценка с все большим убеждением в лживости старого порядка, где власть, с древним ореолом православности, стремилась любым способом лишь приунизить перед собой все общество, в реформах постоянно плелась позади цивилизованной Европы: развитию страны мешала сама православная власть…

Незадолго до своей смерти Александр III разговаривал с доверенным ему генерал-адъютантом Рихтером: «Я чувствую, — говорил Александр III, — что дела в России идут не так, как следует; я знаю, что вы мне скажите правду; скажите, в чем дело?» «Государь, — ответил Рихтер, — Вы правы; дело в том, что у нас есть страшное зло — отсутствие законности». «Но я всегда стою за соблюдение законов и никогда их не нарушаю». «Я говорю не о Вас, а об вашей администрации, которая слишком часто злоупотребляет властью, не считаясь с законами». «Но как же вы себе представляете положение России?» На это Рихтер ответил: «Я много думал над этим и представляю себе теперешнюю Россию в виде колоссального котла, в котором происходит брожение; кругом котла ходят люди с молотками, и когда в стенах котла образовывается малейшее отверстие, они тотчас его заклепывают, но когда-нибудь газы вырвут такой кусок, что заклепать его будет невозможно, и мы все задохнемся». После таких слов «государь застонал от страдания…»⁶⁶, — вспоминал Рихтер.

Первые рабочие кружки в России возникли в 70-е годах. «Южнороссийский союз рабочих» в Одессе (1875 г.) и «Северный союз русских рабочих» в Санкт-Петербурге (1878 г.) Это были пронароднические организации, хотя и с некоторым присутствием в них марксистского влияния. Значительно большую роль сыграла созданная в Женеве в 1883 г. организация под названием «Освобождение труда». В ее состав вошли члены бывшей организации «Черный передел», оказавшиеся в эмиграции после убийства Александра II: Г. Плеханов (руководитель), В. Засулич, П. Аксельрод, Л. Дейч, В. Игнатов. Они разочаровались в народничестве после того, как увидели, что убийство императора Александра II не привело к народному восстанию. Значит надо искать другие пути достижения заветной цели обобществление российского мироустройства. Маркс, в свою очередь, был тем философом, призывающим к обобществлению средств производства, в основном через революцию, которую может совершить только рабочий класс. Это очень подошло русской интеллигенции, мечтающей о прогрессе страны старыми укладами. Российский мистицизм нуждался, еврейско-германо-английский — предлагал. Они очень дополняли друг друга. Г. Плеханов и его сторонники начали переводить труды Маркса, а на страницах своих брошюр и книг критиковать своих недавних друзей — народников, не желавших принять марксизм, отрицавших неизбежность капитализма и отвергающих теорию о мессианском предназначении пролетариата.

Марксизм стал известен в России с 1872 г., когда был переведен на русский язык I том «Капитала» (II том — в 1885 г., III том — в 1896 г.) Инициатором перевода был кружок, в который входили: Г. Лопатин, Н. Любавин, М. Негрескул, И. Даниельсон. Вначале за перевод взялся Бакунин, который перевел несколько страниц. Затем за эту работу взялся Лопатин, который фактически и был переводчиком «Капитала». Царский цензор Д. Скуратов, от которого зависела судьба русского перевода I тома «Капитала», разрешил публикацию книги, пояснив в своей резолюции, что «ее немногие прочтут в России, и еще менее поймут ее»⁶⁷, и ошибся.

Несмотря на проникновение в Россию марксизма первым российским марксистским кружком стала зарубежная плехановская группа «Освобождение труда» (стоит заметить, кружком умеренного марксизма; существует разный марксизм). Книги самого Плеханова «Социализм и политическая борьба» (1883 г.), «Наши разногласия» (1884 г.) наносили сильный удар по экстремистскому народничеству и способствовали распространению в стране марксистских взглядов.

Группа «Освобождение труда» работала весьма активно, издав с 1883 по 1903 гг. около 250 марксистских работ. Успехи нового учения в Европе, пропаганда его идей Плехановым и крушение народничества привели к возникновению в России первых социал-демократических* групп Д. Н. Благоева, П. В. Точинского, М. И. Бруснева, Н. Е. Федосеева. Они были немногочисленны, состояли в основном из студенчества и интеллигенции, но отдельные рабочие уже потянулись к марксизму, который импонировал им беспощадной критикой капитализма, выдвижением пролетариата в передовые борцы с эксплуатацией человека человеком и надеждами на построение общества т.н. всеобщего равенства и социальной справедливости.

Правительство пока мало внимание обращало на социал-демократию* (по признанию самой полиции, это произошло впервые в 1895 г.) Власти тревожили, главным образом, признаки народнического террора, а не люди, занятые политэкономией, философией и социологией. Никто не подозревал, что заканчиваются последние «тихие» годы существования самодержавия в России: мистицизм, одетый в научные формы — супермистицизм, станет супербогом в российском невежественном болоте культов. Русское невежество, пользующееся услугами то одного, то другого знахаря, и оставаясь по-прежнему в больном состоянии, по слухам, решило обратиться к сильному чародею, который враз снимет любую порчу, сделает общественный организм наиздоровейшим и наисчастливейшим — наигармоничнейшим. Русское общество приглашало Вия на трон власти

В 1888 г. марксистский кружок возник в Казани, его лидером стал 17-летний Н. Федосеев, исключенный из гимназии за политическую неблагонадежность. В этом же году этот кружок посетил В. Ульянов, недавний студент юридического факультета Казанского университета, исключенный в декабре 1887 г. за участие в студенческой сходке. Выходец из не богатой дворянской семьи глубинки он был ярким представителем ее гуманистических настроений, хорошо обученный и имеющий способность запоминать и обрабатывать в уме большую информацию он сыграет решающую роль в претворении в России на фундаментальном уровне мировоззрений гуманизма.

P.S.: Примечательно, в русских сказаниях существует много волшебства. Очень выразительно это передано в поэзии Пушкина, например, в «Руслане и Людмиле»: — «Там царь Кащей над златом чахнет — Там русский дух… там Русью пахнет!..» Конечно, волшебство в сказаниях может быть плодом творческой фантазии автора. Но может быть и отражением духа местности, которому кроме волшебства (самостановления — вытягивания самого себя за волосы) нечего предложить. Понять к какому роду относится волшебство можно только по степени цивилизованности общества, и в отношении России нетрудно сделать вывод о причастности его к форме — на словах красиво, а на деле — никак. Волшебство в России присутствует в такой степени фундаментальности, что его даже не видно, оно существует как само собой разумеющееся, как бездействие в главных вопросах, уповая на саморешение — т.е. на бездействие, или на традиционные силовые методы — полярности гармонии, как раболепство перед вышестоящим, как будто перед ним бог, как отношение к низшему по положению как к ничто (как взрыв ненависти противостоящих сторон, готовых уничтожить друг друга). Это волшебное состояние удерживается духом магии, духом отступнической старины. Поэтому старина в России имеет степень сакральности, в различных реформах закамуфлированное под передовые институты, например, православие. Дух же старины никуда не делся. Поэтому слова того же Пушкина выглядят пророческими в вечном движении страны назад, поэтически выраженном в стихотворении «Зимнее утро», в призыве скорейшего прихода чудо перевоплощения прошлой вьюги и, вообще, хмурого времени в новое бытие дыхания блеска света, блеска холода и его составляющим деревенским уютом, с духом ностальгии, соответственно, по прошлому, по всегда бывшему, из стари поведенному… «Пора, красавица, проснись: — Открой сомкнутой негой взоры — Навстречу северной Авроры, — Звездою севера явись!… — Веселым треском трещит затопленная печь. — Приятно думать у лежанки… — И навестим поля пустые, — Леса, недавно столь густые, — И берег, милый для меня»…

Интересно проследить также результат действия усилившегося мистицизма XIX в. от заинтересованностью в европейский прогресс и благополучие, но на началах мировоззрения справедливости, равенства и достоинства, который в следующем веке в России привел к революции и большевизму, в Турции увидел в армянах государственную угрозу, вылившееся в геноцид армянского населения, что будет воплощено еще в более открытой и масштабной форме в мистической Германии, вначале приложив все силы, для развязывания Первой мировой войны, приведшая к республики, а затем занявшейся суперочищением своего общества, закончившееся претензиями на мировое господство, а дальше, в XX — начале XXI века, усовершенствованным под технический прогресс пантеизмом, практически повсеместно, поскольку мировоззрение гармонии мира охватывает фактически все человечество, различными НЛО-шными проявлениями.

После Берлинского конгресса, когда Александр II еще находил возможным поднять бокал за императора Вильгельма, как за своего «лучшего друга», наследник приобрел известность человека, который «не любит немцев»⁶⁸. С точки зрения европейской политики, в его лице на русский престол вступил деятель с очень определенными симпатиями и антипатиями. «Политическая философия» Александра III была ясна и практична: правительство должно проводить политику исключительно угодную России. В рескрипте на имя военного министра П. С. Ванновского царь писал: «Отечеству Нашему, несомненно, нужна армия сильная и благоустроенная, стоящая на высоте современного развития военного дела, но не для агрессивных целей, и единственно для ограждения целостности государственной чести России»⁶⁹. Министр иностранных дел Н. К. Гирс позднее назвал внешнеполитический курс Александра III «спокойной политикой».

Как пишет великий князь Александр Михайлович, который приходился дядей последнему русскому царю Николаю II, когда Александр III собирал своих приближенных, у него часто звучала фраза: «Во всем свете у нас только 2 верных союзника, — наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас»⁷⁰.

«Горький опыт XIX века, — пишет там же великий князь Александр Михайлович, — научил Царя, что каждый раз, когда Россия принимала участие в борьбе каких-либо европейских коалиций, ей приходилось впоследствии лишь горько об этом сожалеть. Александр I спас Европу от Наполеона I, и следствием этого являлось создание на западных границах Российской империи — могучих Германии и Австро-Венгрии. Его дед Николай I послал русскую армию в Венгрию для подавления революции 1848 г. и возстановления Габсбургов на венгерском престоле, и в благодарность за эту услугу — император Франц-Иосиф потребовал себе политических компенсаций за свое невмешательство во время Крымской войны. Император Александр II остался в 1870 г. нейтральным, сдержав таким образом слово, данное императору Вильгельму I, а восемь лет спустя на Берлинском конгрессе Бисмарк лишил Россию плодов ее побед над турками.

Французы, англичане, немцы, австрийцы — все в разной степени делали Россию орудием для достижения своих эгоистических целей. У Александра III не было дружеских чувств в отношении Европы. Всегда готовый принять вызов Александр III, однако, при каждом удобном случае давал понять, что интересуется только тем, что касалось благосостояния 130 миллионов населения России»⁷¹.

Сразу после восшествия на престол государь разослал иностранным государствам депешу, в которой объявлял, что император желает сохранить мир со всеми державами и особенное ее внимание сосредоточить на внутренних делах. Испытывая кризис прежней прогерманской ориентации (Германия и Австро-Венгрия на Берлинском конгрессе 1878 г., своим вмешательством лишили Россию завоеванного в войне с Турцией влияния в Болгарии и других балканских странах) Александр III признавал, что лучший выход для империи — не искать никаких союзов, не брать на себя обязательств на случай столкновений европейских стран. И хотя на Чёрном море флот еще не был воссоздан, а на Берлинском конгрессе русская дипломатия потерпела сильное поражение, политический вес России был слишком велик, ни один сколько-нибудь важный мировой вопрос не решался без участия империи.

По окончании Турецкой войны Болгария некоторое время была под русским управлением. В апреле 1879 г. Дундуков-Корсаков открыл в Тырнове Учредительное собрание для выработки конституции. «Великое собрание» избрало болгарским князем поддержанного царским двором племянника императрицы Марии Александровны, принца Александра Баттенбергского. Образовались две партии: буржуазно-консервативная и либерально-демократическая. Вскоре между русским дипломатом и болгарскими консерваторами возникли трения, причиной которой стал вопрос о постройке железных дорог. Неудовольствие друг другом привело к разрыву отношений. Обе партии сблизились на идеи, сформулированную премьеров Д. Цанковым: «Мы не хотим ни русскаго меда, ни русскаго жала!»⁷² Правительство негодовало на болгарскую неблагодарность, в Болгарии упрекали русскую власть в стремлении к политической и экономической эксплуатации страны.

На почве разобщения разыгрался и другой эпизод. С мая 1879 г. Восточной Румелией правил, поддержанный Россией, генерал-губернатор Алеко-паша, болгарин, поощрявший подготовку объединения княжеств, на что сама Россия выражала недовольство. В 1884 г. с соглашения русского правительства генерал-губернатором Восточной Румелии был назначен Г. Крыстевич, с первых же дней своего правления начавший бороться с агитацией объединения. Однако решающим для последующего переворота послужило несколько факторов: поддержка английского кабинет; германский империализм, используя Австрию для «не австрийских целей», обнаружил тяготения к Ближнему Востоку; русское правительство, обманувшись в своем расчете на предмет Болгарии, с 1883 г. сближалась в своих воззрениях на балканские дела с Портой, и прежние опасения, что через болгарские области на Эгейское море выйдет русская мощь, теперь оказывались ложными.

В ночь с 5 на 6 сентября 1885 г. в Филипполе было провозглашено соединение с княжеством, временное правительство призвало князя Александра. На волне энтузиазма он принял титул обеих Болгарий. Россия выразила резкое осуждение этого события, за то, что «правительство князя, не посоветовавшись с Россией, решило действовать самостоятельно и вопреки желанию Императорского кабинета»⁷³. Русские офицеры были отозваны из Болгарии. Однако уверенность болгарского правительства в своих силах еще больше окрепла после победы над сербскими войсками, брошенными Миланом в этот момент на Болгарию в расчете, что лишенная русского руководства болгарская армия окажется бессильной. Вместе с тем, на конференции послов в Стамбуле российская дипломатия оказалась в странном положении, Лондон предвидел последовательную позицию России: защитницей неприкосновенности Берлинского трактата, суверенитета султана, целостности и неприкосновенности Османской империи выступила именно Россия, тогда как представитель английской стороны наоборот просил как можно меньше ссылаться на Берлинский трактат, чтобы не толковать его постановлений «в ограничительном смысле для тех народов, учесть которых надлежит улучшить»⁷⁴. В результате переговоров между Болгарией и Портой состоялось компромиссное соглашение: державы признали князя Александра генерал-губернатором Восточной Румелией. Гнев Александра III обрушился лично на князя, считая его первым виновником болгарской неблагодарности и ослушания, определенно высказав это болгарской депутации. Теперь не только Англия, но и Австрия стремилась использовать сложившуюся ситуацию, вытекающую из общего настроения русского правительства.

Австрийская дипломатия начала открыто покровительствовать князю Александру и поддерживавшему его радикальному правительству Стамбула. Однако в результате самой партийной борьбы приверженцы примирения с Россией, многочисленные в армии, в августе 1886 г., руками софийского гарнизона, свергли князя и передали его в руки русских властей.

Александр III позволил удалиться принцу Баттенбергскому в Галич. Но в Болгарии готовиться уже новый переворот, вновь провозгласивший Александра князем. Однако тот царствовать вопреки русскому императору не захотел и телеграфировал из Рущука Александру III: «Россия даровала мне мою корону, и эту корону я готов вручить ея Монарху»⁷⁵. Александр III ответил: «Я буду воздерживаться от всякаго вмешательства в печальное положение дел, до котораго доведена Болгария, пока Вы будете там оставаться»⁷⁶. Однако Александр отказался еще раз от престола. Постепенно в Болгарии взяло верх течение противников Российского влияния и в 1887 г. князем был избран покровительствующий Австрией Фердинанд Саксен-Кобург-Готский. С этого времени из-за своей эксцентричной политики Россия надолго теряет связь с болгарскими государствами. В 1889 г. Александр III называл князя Черниговского единственным верным другом России. Но лишь на его дружбе, конечно, нельзя было основывать русскую политику на Ближнем Востоке: все другие, более стойкие основы ее были разрушены. Оставалось два выхода: исправлять ошибки или отвернуться от балканских славян. Сделано было последнее.

В европейской политике выстраивания коалиций Бисмарк оказался искусственным игроком. В противостоянии против Франции он соединил Германию, Австрию и Россию в один союз с соглашением от 2 сентября 1880 г., с присоединением к ней в 1881 г. Италии. Однако в марте 1887 г. Россия отказалась продлить соглашение, из-за встреч интересов России и Австрии на Балканах. В ноябре Александр III прибыл в Берлин, где предполагалось выяснить наиболее острые спорные вопросы. С громадным трудом Бисмарку удалось получить его соглашение на новый союз, но без участия Австрии. Канцлер твердо рассчитывал, что теперь возникновение возможности союза России — Франции устранена надолго, вопреки всем усилиям Французского правительства. Но именно в это время болгарские события резко подчеркнули русско-австрийской антагонизм, подчиненная канцлеру Германская печать травила Францию, и Россия мобилизовала восемь с половиной корпусов в Польше. Немедленно после ноябрьского свидания с Александром III канцлер потребовал от рейхстага нового увеличения кадров ландвера и ландштурма, что вызвало бурю в русской и французской печати. Отношения резко изменилось к худшему. Тогда канцлер решил устрашить противников Германии. 22 января 1888 г. он опубликовал текст договора австро-германского союза, второй параграф которой содержал прямую угрозу России. Через пять дней канцлер произнес в рейхстаге речь. Он перечислил свои услуги России, а также и роль на берлинском конгрессе, когда он был, по его выражению, «как бы четвертым русским уполномоченным». Закончил свою речь Бисмарк грозными словами как бы брошенные всей Европе, и ставшими потом патриотической формулой немецкой нации: «Мы, немцы, боимся Бога, но не боимся ничего в мире…»⁷⁷

В это время и у России и у Франции стали проявляться взаимные интересы. Франция, напуганная Германским антагонизмом, нуждалась в сильном покровителе, у России были проблемы в финансовой сфере, она нуждалась в большом и постоянном рынке размещения займов, кроме обычной Германии, которая уже перестала удовлетворять. До сих пор русские займы реализовывались в Германии. Но с ростом германской промышленности и с развитием расширяющейся торговой политики германский капитал устремился на завоевание заокеанских рынков и на питание широко развивавшегося производства. Правительству пришлось болезненно почувствовать свою финансовую зависимость от германского рынка; в момент острых кризисов имперские и частные банки начали суживать или совершенно закрывать кредит под русские государственные бумаги. Поэтому при посредничестве двух дельцов, датчанина банкира Госкье и известного Циона были налажены переговоры с Францией, которая эту идею встретила очень благоприятно. Первый заем в номинальной сумме в 500 миллионов франков был выпущен в июне 1888 г. Теперь, поставленная на финансовую основу лучше любых писаных договоров, и невзирая на разные политические устои, русско-французское сближение быстро развивалось. Во время визита французской эскадры Кронштадт в 1891 г. Александр III стоя слушал революционные гимн Франции — Марсельезу, призывавшую народы во имя свободы «к оружию к борьбе с тиранией», т.е. абсолютизмом, и провозгласил тост за здоровье президента Французской республики Карно.

Наконец, сближение двух держав заключалось подписанием 24 декабря 1893 г. обоюдной конвенции о военной взаимопомощи. В Берлине еще долго не хотели верить в свершившееся. В отличие от Франции, которая стремилась втянуть Россию в антигерманский союз ради будущего военного реванша за поражение в 1870 г., Александр III считал конвенцию залогом европейский стабильности. Узнав о кончине Александра III французский журнал либерального направления «Revue des Deux Mondes» («Обозрение двух миров») писал: «Это горе было и нашим горем; для нас оно приобрело национальный характер; но почти те же чувства испытали и другие нации… Европа почувствовала, что она теряет арбитра, который всегда руководился идеей справедливости»⁷⁸.

Внешность Александра III Витте описывает следующим образом: «Фигура императора Александра III была очень импозантна; он не был красив, по манерам был, скорее, более или менее медвежатый; был очень большого роста, при чем при всей своей комплектации он не был особенно силен или мускулист, а скорее был несколько толст и жирен, но, тем не менее, если бы Александра III явился в толпу, где бы совсем не знали, что он император, все бы обратили на эту фигуру внимание. Он производил впечатление своею импозантностью, спокойствием своих манер и с одной стороны, крайнею, твердостью, а с другой стороны, — благодушием в лице»⁷⁹. «По наружности — походил на большого русского мужика из центральных губерний, к нему больше всего подошел бы костюм: полушубок, поддевка и лапти: и тем не менее, он своею наружностью, в которой отражался его громадный характер, прекрасное сердце, благодушие, справедливость и, вместе с тем, твердость, несомненно импонировал, и, как я говорил выше, если бы не знали, что он император, и он бы вошел в комнату в каком угодно костюме, — несомненно все бы обратили на него внимание. Поэтому меня не удивляет то замечание, которое я, помню, сам слышал от императора Вильгельма II, а именно, что он завидует царственности, самодержавной царственности, которая проявлялась в фигуре Александра III»⁸⁰.

А. Луначарский описывает Александра III со слов А. Кони: Это был «бегемот в эполетах», человек тяжелый, самое присутствие которого и даже самое наличие в жизни словно накладывало на все мрачную печать. Подозрительный, готовый ежеминутно, как медведь, навалиться на все, в чем он мог почуять намек на сопротивление, — какой уже там «первый дворянин своего королевства»! — нет, первый кулак своего царства на престоле»⁸¹.

В молодости Александр Александрович не был обделен здоровым и силой — легко разгибал подковы. «Физические качества Александра III казались верхом человеческаго достижения робкому Цесаревичу, и без сомнения было много обаяния в зрелище, как серебряный рубль сгибался в железных пальцах Императора»⁸². Напоминая своим видом былинного богатыря, Александр казался олицетворением цветущего здоровья. Лишь перенесенный им в 27-летнем возрасте тиф в тяжелой форме оставил свой след — царевич лишился половины своих сверхгустых волос.

Зимой 1883 г., уже будучи императором, Александр выпав на ходу из саней, поранив при этом себе руку. Подробности инцидента в печати не сообщались, чтобы не повредить авторитету коронованной особы, глухо говорилось лишь о болезни императора (видимо, не без причины: в момент падения он был не совсем трезв). Сообщение породило слухи о покушении, в связи с чем К. П. Победоносцев потребовал от министра внутренних дел Д. А. Толстого опубликования успокоительных бюллетеней о здоровье Александр III.

17 октября 1888 г. около станции Борки, в 50 км от Харькова потерпел крушение царский поезд, следовавший из Севастополя в Санкт-Петербург. Семь вагонов оказались разбитыми: были жертвы среди прислуги, но царская семья, находившаяся в вагоне-столовой, осталась цела. Александр получил сильный удар в бок. При крушении обвалилась крыша; и как говорили, император удерживал ее на своих плечах, до тех пор, пока вагон не покинули все находившиеся в нем⁸³.

Расследование обстоятельств дела, показало, что причиной катастрофы послужил целый набор нарушений. Неисправность тормозной системы; превышение скорости движения; отсутствия телефонной связи между двумя паровозами; выявлены неисправности ходовой части, приводящие к раскачке вагона, и состава в целом. Правление дороги, нещадно эксплуатируя персонал, экономило на ремонте подвижного состава; мошенничало с закупками угля (те же лица, что входили в правление дороги, образовали угольную компанию и сами себе продавали бросовый уголь по завышенным ценам, а убыток покрывали казенной дотацией) и закупало материалы низкого качества, или вовсе бракованные. Участок пути Тарановка-Борки, на котором потерпел крушение царский поезд, еще летом того же 1888 г. был признан аварийным, и машинистам рекомендовали тихую езду. Этот отрезок пути был введен в эксплуатацию всего за два года до крушения, но он изначально был уложен с превышением допустимого угла наклона, балласт насыпали меньше нормы, и насыпь постоянно оседала и размывалось дождями. Строили торопливо, шпалы клаки бракованные, слабые, как следует держать рельсы они не могли, а за два года кое-где и вовсе прогнили и рассыпались. Правда, перед проходом чрезвычайного поезда балласт подсыпали, а шпалы заменили, но не новыми, а снятыми с другого участка.

Следствие по этому делу было поручено славившемуся принципиальностью и честностью блестящему юристу А. Ф. Кони (при дворе его недолюбливали из-за дела Веры Засулич: Кони был председателем на суде и допустил ее оправдания). Проведя тщательное расследование А. Ф. Кони пришел к заключению, что причина крушения «представляет сплошное неисполнение всеми своего долга»⁸⁴ (современный уголовный кодекс квалифицировал бы это как «преступную халатность»). Он решил, что привлечь к суду непосредственно виновных крушения — машинистов, Кроненберга и Кованько, было бы неправильно. Кони замахнулся на высших лиц — Таубе, Шернваля, Черевина, Посьет. Кроме того, он считал необходимым отдать под суд и членов правления Курско-Харьковско-Азовской железной дороги — за хищение и за то, что довели дорогу до опасного состояния.

Привлечь к суду персонал такого ранга было делом беспрецедентным. В железнодорожном ведомстве прочно укоренилась положение, согласно которой любую ответственность за аварии несли железнодорожные служащие, но ни как не собственники дорог, какие бы злоупотребления за ними не водились. Власть имущие держали оборону нападением. Против Кони стали вести подкопы. Победоносцев докладывал императору, что Кони несет «вредное и разрушительное для православной церкви направление»⁸⁵, выразившееся в уважительном отношении адвоката к другим вероисповеданиям (кроме, изуверски). Но и случай оказался из ряда вон выходящий, под угрозой оказались государь и наследник. К следствию были привлечены и уволены в отставку министр путей сообщения адмирал К. Н. Посьет, главный инспектор железных дорог барон Шернваль, инспектор императорских поездов барон А. Ф. Трубе, управляющий Курско-Харьковско-Азовской железной дорогой инженер В. А. Кованько и ряд других лиц. Но к суду никто привлечен не был, поскольку главных высокопоставленных виновных, Посьет и Шернваля, дворянский корпоратив, используя процедуру привода к суду только через согласие Государственного совета и департамента гражданских и духовных лиц, отклонил. А предавать суду не высокопоставленных лиц было слишком необъективно. Кони дал согласие, и император издал милостивый манифест. На этом дело о крушении закончилось. Позже на месте крушения в память об этом событии были воздвигнуты храм Христа Спасителя и часовня Нерукотворного Спаса.

Несмотря на то, что крушение царского поезда обошлось без видимых последствий для императора, впоследствии Александра III стал жаловаться на боли в пояснице. В 1889 г. он писал Победоносцеву: «Чувствую себя еще отвратительно; 4 ночи не спал и не ложился от боли в спине. Сегодня, наконец, спал, но глупейшая слабость»⁸⁶. Профессор Трубе, осмотревший Александра, пришел к выводу, что страшное сотрясение при падении послужило началу болезней почек. Болезнь неуклонно развивалась. Государь все чаще чувствовал себя нездоровым. Цвет лица его стал землянистым, пропал аппетит, губы синели, давало о себе знать сердце.

В 1893 г., во время пребывания в Дании, у императора открылось сильное носовое кровотечение, замечалось ослабление сил и лихорадочное состояние. В январе 1894 г. он перенес сильную инфлюэнцию (грипп). Был определен плеврит, затронуто легкое. Вспоминая об этом времени С. Ю. Витте писал: «Но сам государь болезнь свою не признавал. Вообще в царской семье есть какой-то странный — не то обычай, не то чувство — не признаваться в своей болезни и, по возможности, не лечиться, и вот это-то чувство, эта привычка у императора Александра III были особо развиты»⁸⁷. Он присутствовал на необходимых церемониях, выносил длительные церковные службы и парадные обеды. Однако окружающим все больше и больше бросались в глаза его быстрая утомляемость, бледность, одутловатость лица. Из Москвы был вызван крупный специалист медицины, профессор Г. А. Захарьин. Император поправился, несколько занялся здоровьем, но не выполнял всех предъявляемых Захарьиным требований, — не утомлять себя слишком занятиями, больше спать и отдыхать, избегать простуды.

В июне 1894 г. произошло новое ухудшение общего состояния здоровья, периодически император страдал от сильных поясничных болей, чуть ли не до потери сознания. Захарьин категорически настаивал на соблюдении строжайшей диеты, лечебном режиме и срочном перемене места жительства.

Состояние императора постепенно ухудшалось. По свидетельству современника, «7 августа около 5 часов дня государь посетил наш полк в лагере при Красном Селе… О болезни государя было уже известно, но когда он вошел в собрание, нам сразу стало очевидно, что он чувствует себя весьма нехорошо. Он не без труда передвигал ноги, глаза были мутные, и веки приспущены… Во время беседы цесаревичем на призовой стрельбе я спросил его, как здоровье государя. На что цесаревич ответил, что государь уже давно чувствует себя нехорошо, но что врачи не находят ничего особенно угрожающего, но они считают необходимым, чтобы государь уехал на юг и меньше занимался дедами⁸⁸».

Пренебрегая советами врачей, будучи охотником Александра III в сентябре с семьей отправился Беловеж, а оттуда в Спалу (под Варшавой). Берлинский профессор Эрнст Лейден, приехавший в Россию по вызову, нашел у императора нефрит. По его настоянию Александр 17 сентября отправился в Крым, прибыл в Севастополь 21 сентября, а оттуда на крейсере «Орел» отбыл в Ялту и поселился в Ливадии. При больном находились выдающиеся медики России и Германии: Г. А. Захарьин, Э. Лейден, М. А. Попов, И. Ф. Клейн, А. К. Белоусов, Г. И. Гирш, Н. А. Вельяминов. Однако, несмотря на старания медиков и благоприятный климат, болезнь прогрессировала, государь похудел и пожелтел, но бодрился и совершал поездки в экипаже. Последняя поездка была 4 октября, когда ему сделалось дурно. Отек ног увеличивался со дня на день, сердце работало слабо, падали силы. М. Каменев писал позже: «…положение лечивших Александра III (врачей) было очень тяжелым. Для них с самого начала было ясно, что дни императора сочтены, между тем приходилось каждый день сочинять бюллетени, в которых нельзя было, конечно, говорить о безнадежности положение больного, так как Александр III до самого, кажется, последнего дня своей жизни просматривал и русские, и иностранные газеты и не мог не видеть, что о нем пишут… Приходилось ежедневно выдумывать такие отчеты о здоровье, которые обманывали прежде всего самого больного, а за ним и весь мир, причем мир специально медицинский имел полное основание утверждать, что больного „не так лечат“»⁸⁹. Усилия врачей не смогли спасти больного и 20 октября в 2 ч.15 мин. пополудни Александр III в возрасте 49 лет скончался.

28 октября были опубликованы сообщения о диагнозе заболевания и акт вскрытия. Диагноз болезни гласил: «Хронический интерстициальный нефрит с последовательным поражением сердца и сосудов, геморрагический инфаркт в левом легком с последовательным воспалением»⁹⁰. Причина смерти в акте указывалась так: «На основании вышеизложенного мы полагаем, что государь император Александр Александрович скончался от паралича сердца при перерождении мышц гипертрофированного сердца и интерстициального нефрита (зернистой атрофии почек)»⁹¹.

Наш современник, бывший коллега по Центральному клиническому военному госпиталю им. А. А. Вишневского, патологоанатом с более чем сорокалетним стажем В. В. Вец, ознакомившись с актом вскрытия, дал свое заключение, основанное на современных представлениях: «Смерть наступила от прогрессирующей декомпенсации сердца („паралич сердца“ старых авторов) и развившейся на этом фоне инфаркт-пневмонии»⁹².

В правильности диагноза больного сомневались еще при его жизни многие. И. А. Вельяминов пишет: «врачи, бесспорно, не знали о столь грозном увеличении сердца, а между тем в этом и крылась главная причина смерти. Изменения в почках были сравнительно незначительны… Неточность распознавания не принесла больному ни малейшего вреда, ибо бороться с такими изменениями в сердце мы не имеем средств, но диагноз не был точен — это факт бесспорный»⁹³.

Тело покойного несколько дней оставалось в Ливадийском дворце в ожидании прибытия из Санкт-Петербурга дубового и металлического гробов. 27 октября на руках гроб с телом был перенесен в Ялту и морем отправлен в Севастополь на крейсере 1-ого ранга «Память Меркурия» под конвоем эскадронного броненосца «Двенадцать Апостолов» и крейсера «Орел». Далее в траурном поезде по железной дороге тело 1 ноября было доставлено в Санкт-Петербург и положено в усыпальнице Российских императоров в Петропавловском соборе. На похоронах усопшего монарха провожали в последний путь его подданные и армия. Командир одного из эскадронов Д. Ф. Трепов в самый ответственный момент своего отряда скомандовал: «Смирно! Голову направо! Смотри веселей!»⁹⁴ Случившееся было оставлено без последствий: власти не хотели афишировать конфуз и, конечно, понимали, что эскадронный командир отдал приказ по выучке и привычке, забыв про печальный характер мероприятия.

Оценки современников правления Александра III взаимоисключающие. Приведем наиболее яркие. С. Ю. Витте: «Большое несчастье, что он процарствовал так мало: всего 13 лет; но все эти 13 лет фигура его, как императора, совершенно обрисовалась и выросла… / Но императора Александра III его современники и ближайшее поколение далеко не оценили, и большинство относиться к его царствованию скептически. Это в высшей степени несправедливо. / Император Александр III был великий император»⁹⁵. Г. В. Плеханов: «Целых тринадцать лет Александр III сеял ветер»⁹⁶.

Оценку деятельности Александра III (впрочем, как и всех правителей) следует рассматривать не в плоскости принятия тех или иных законов, выбора пролиберального или прореакционного пути следования, в конце концов, общество может счастливо существовать и без конституции. Или, например наивный вопрос: что для человека благоприятнее, либерализм в мире глупости или тоталитаризм — в мудрости? Поэтому в данной оценке следует обращать главное внимание на то, какой дух наполняет ту или иную форму.

Период правления императоров Александра II и Александра III характеризуется появлением осмысленного противостояния власти нового политического центра, со своими взглядами и идеологией гуманного либерализма для обретения населения страны настоящего «благочестия», исторического достоинства. Эта идея нашла достаточную поддержку у населения, и поэтому можно говорить о появившемся звучном призыве к переходу к новому состоянию. Испытывающая давление низов власть, конечно, могла пойти на уступки, но, будучи символом не народа, а святых народа, мистических «Небес» — видя свою миссию в истории страны и мира в сохранении своего «мессианского» высокомерия, всегда заботилась только об одном — чтоб не упала ее «Небесное» высокое достоинство, — все ее действия были реакционны и нелепы, и не случайно, что сговорчивости двух мистических сторон, борцов за счастье, достоинство страны, не получалось.

Отличительная черта правления Александра III от Александра II состоит в стремлении приподнять значение православия (как неотъемлемая часть самодержавия), установка аскетизма которой спроецировалось в усилении реакции власти. Страну должным образом очередной раз подвергли трансу аскетической медитации Николаю Угоднику, Богоматери и т. п. Только в отличие от прежней истории, в России теперь была политическая группировка (или группировки, менее или более реакционные, но с одной целью) призывающая идти еще дальше в транс, вперед (т.е. назад) к древнему источнику, к перевоплощению, к прежним устоям. Поэтому правления императоров Александра II и Александра III представляются ближайшими переходными звеньями цепи, в давнем движении России к состоянию мистического озарения, к моменту перевоплощения в обожествление себя, а Александр III, поднявшего православие, буквально сделавшего роспись, чтобы это перевоплощение произошло. Теперь дело оставалось за малым, найти слабое, уязвимое место, дождаться, когда страна окажется в тяжелом состоянии (по причине крупномасштабных войн, эпидемий, голода и т.п.) и власть (это касается не только царя) окажется в шатком состоянии, в котором не сможет противостоять нажиму самых верных последователей «прогрессивной» старины, что, кстати, одновременно является и пиковой доктриной положений православия.

Раз власть по историческим причинам не может совершить духовное «очищение» своего народа, приблизить его к «Небесам», приводящее к великолепию, на смену ему придут другие, более дерзкие — среднего уровня иллюзионистов заменят высшие иллюзионисты, которые займутся созданием суперсвятого, супермистического, суперправославного государства, — Россия войдет в форму высшей иллюзии, примет юродивое состояние — «ничто», трансмедитации с танцем на углях, и в абсолютной честности станет демонстративно показывать то, что до сих пор было сокрыто внутри, будет высмеивать само себя — громи и круши все, что хоть как-то напоминает о Боге, вот, по-настоящему, какие мы есть! — Это высшая степень православия, нирвана, высшая степень мистического обожествления и перевоплощения в нее — умопомешательство. В вечном движении к сумасшествию, веры в иллюзию, ложь, русский народ войдет в фазу абсолютного помутнения сознания, формы суперразвития православного положения достижения духовных высот, — XX век, экстремистским православием отрицающее православие, станет веком триумфального шествия православной святости! — высшим достоинством на лестнице в «Небеса»! — иллюзионистическим совершенством действия, совершенством общественных отношений, повышено упорным состоянием раскручивания вечного двигателя, становления республики — «Фалл»… Переходной же ступенью, предтечей, олицетворяющий покров «высшей святости» на всю землю, станет представитель взглядов глубинки народной древности, иллюзионист-целитель, истинно православный, промонашеско-юродивый, совершенствующийся и совершенный подвижник Распутин. И, наконец, волна пикового православия, сметающая все со своего пути, придет все с тех же представлений глубинки народной древности, вооружившись оружием массового поражения в непоколебимом представлении — 2 × 2 = 4.

P.S.: Очень часто физическое состояние человека отражает его внутренний духовный мир. Очень часто состояние правителя является отражением духовного состояния нации.

В медицине: декомпенсация — это неспособность сердца поддерживать адекватную циркуляцию крови вплоть до ее застоя.

Сердце — орган, связь которого с сознанием человека ощущается им в первую очередь. Сердце царя — орган, связь которого с сознанием нации отображается в его состоянии. Губительное состояние сердца царя — губительное, саморазрушающее состояние сознания нации, ведущее к застою и гибели общественного организма.

Народная поговорка о добром человеке — человек с большим сердцем. Александр III — добрый человек, всей душой, всем сердцем заботившейся о своем народе, о сохранении его исконных устоев, милостивый, простой русский мужик — человек с большим сердцем.

В идеале мистицизм стремиться очиститься от всего, что напоминает ему о Боге-Творце. Поэтому русское мистическое больное состояние мозга нации входит дальше в стадию мистического саморазвития-саморазрушения, отторжения Бога, перехода от мистически умеренного православия, красивой суки, к абсолютной мистике, транссексуалу. Это общество, впадающее в шизофрению и олигофрению, управляемое абсолютными добряками, мудрыми наставлениями сверху. Это движение к абсолютной нирване, миру мистического счастья, гармонии и доброты. Добрый мужик мертв! — Да здравствует самый человечный человек! Смотри веселей!…

Примечания

1

Геллер М. Я. История Российской империи. В 3-х томах. Т. 3. Москва, МИК, 1997, стр. 150.

2

ГА РФ, ф. 583, оп. 1, д. 7, л. 24 об.

3

ГА РФ, ф. 677, оп. 1, д. 944, л. 7 об.

4

ГА РФ, ф. 583, оп. 1, д. 4, л. 79.

5

ГА РФ, ф. 641, оп. 1, д. 115, л. 78—78 об.

6

ГА РФ, ф. 677, оп. 1, д. 299, с. 80..

7

Там же, д. 669, л. 40, 41 об.

8

К. П. Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки. Т. 1. Полутом 2. Выпуск 3. Предис. М. Н. Покровского. Москва, Петроград, Госиздат, 1923, стр. 1008.

9

Голос минувшаго. 1917. №4. Москва. Николай II. Материалы для характеристики личности и царствования. В. П. Обнинский. Последний самодержец. (Материалы для характеристики Николая II). Москва. 1917. С. 42.

10

Голос минавшаго. 1917. №5—6. Москва. Черевин и Александр III. С. 99.

«К концу восьмидесятых годов врачи ему совершенно запретили пить и так напугали царицу всякими угрозами, что она внимательнейшим образом начала следить за нами (т.-е. за мужем и за Черевиным, как его другом и человеком прославленно пьяной репутации). Сам же государь запрещения врачей в грош не ставил, а обходиться без спиртного ему с непривычки, при его росте и дородстве, было тяжело. На средах императрица, словно надзирательница какая-нибудь, раз десять пройдет мимо его карточнаго стола, — видит, что около мужа нет никакого напитка, и спокойно, счастливая, уходит… А, между тем, к концу вечера — глядь — его величество уже опять изволить барахтаться на спинке, и лапками болтает, и визжит от удовольствия… Царица только в изумлении брови поднимает, потому что не понимает, откуда и когда это взялось? Она же все время следила!…

— А мы с ним, — лукаво улыбается Черевин, — мы с его величеством умудрились: сапоги с такими особыми голенищами заказывали, чтобы входила в них плоская фляжка коньяку, вместительностью в бутылку… Царица подле нас — мы сидим смирнехонько, играем, как паиньки. Отошла оно подальше, — мы переглядываемся, — раз, два, три! — вытащим фляжки, пососем, и опять, как ни в чем не бывало… Ужасно ему это забава нравилась… Конечно, не столько ему коньяк был нужен, сколько заманило это его: как, мол, вот, он царь, самодержец и прочее, а будто бы жены боится и должен от нея в выпивке скрываться, как какой-нибудь армейский обер-офицер… В роде игры… И называлось это у нас: „голь на выдумки хитра“… Раз, два, три! — Хитра гол, Черевин? — Хитра, ваше величество!.. Раз, два, три!.. и сосем…» (С. 99—100).

11

Богданович А. В. Три последних императора. Дневник А. В. Богдановича. Москва / Ленинград, изд. Л. Д. Френкель, 1924, стр. 151.

«Затем все эти слухи умолкли, характер его смягчился, но теперь, видно, снова наступила реакция, которую Ментеверде приветствует, так как наше общество так сгнило за последнее время, что его нужно круто взять в руки. Говорил, что у нашего царя есть задатки, что он будет Иоанном Грозным и это слава богу. От себя скажу, что не дай бог, так как теперь не те времена» (С. 151).

12

Вел. кн. Александр Михайлович. Книга воспоминаний. Прил. к «Иллюстрированной России». Paris, LEV, 1933, стр. 173—174.

Эмигрант, князь П. Ишеев пишет в «Воспоминаниях»: «Спокойный, закрытый рейд у Котки, усеянный небольшими островками, населенными флегматичными финнами, преимущественно рыбаками, был очень удобен для наших занятий.

С корабля была видна массивная, деревянная дача Александра III, куда Император приезжал на рыбную ловлю и откуда последовала историческая депеша Царя: „Когда русский Император удит, Европа может подождать“.

Такого множества всякой рыбы, которая была в шкерах, я никогда больше, в своей жизни, нигде не видел. За бортом корабля, у рукава с отбросами, ее кишела целая масса. И каких пород мы здесь только не наблюдали?…

Вспоминается, как раз, будучи на одном из островов, мы наблюдали за финном, который сидел в лодке и, попыхивая трубкой, спокойно накручивал ногами конец от невода, подтягивая его к лодке. Вдруг показалась огромная рыба, которая затем с такой силой вскочила в лодку, что чуть не выбросила из нее финна. Но он не растерялся, моментально схватил большую деревянную колотушку, вскочил верхом на рыбу и стал наносить ей удары по голове. Оглушив таким образом это „чудовище“, он выволок его на берег. Сбежалось все население этого островка, от мала до велика, выражая свою радость и предвкушая хороший заработок. Это был чудовищной величины лосось, редкость не только для нас, но очевидно и для самих финнов» (Ишеев П. П. Осколки прощлого. Воспоминания, 1889—1959. Нью-Йорк, 1959, стр. 36).

13

Вел. кн. Александр Михайлович. Книга воспоминаний. Прил. к «Иллюстрированной России». Paris, LEV, 1933, стр. 68—69.

14

Феоктистов Е. М. За кулисами политики и литературы. Воспоминание. 1848—1896. Вступ. ст. А.Е. Преснякова, Ю. Г. Оксмана. Москва, Новости, 1991, стр. 215—216.

15

Витте С. Ю. Воспоминания. Детство. Царствование Александра II и Александра III. (1849—1894). Т. III. Ленинград, Госиздат, 1924, стр. 154, 334.

16

Чулков Г. И. Императоры. Психологические портреты. Москва — Ленинград, тип. Госиздата «Красный пролетарий», 1928, стр. 344.

17

Вел. кн. Александр Михайлович. Книга воспоминаний. Прил. к «Иллюстрированной России». Paris, LEV, 1933, стр. 61—62.

18

Исмаил-Заде Д. И. И.И. Воронцов-Дашков — администратор, реформатор. СПб, Нестор-История, 2008, стр. 23.

19

Письма Победоносцева к Александру III. Т. I. Предис. М. П. Покровского. Москва, Новая Москва, 1926, стр. 318—319.

20

Дневник Д. А. Милютина. 1881—1882. Т. IV. Ред. и прим. П. А. Зайончковского. Москва, тип. журн. «Пограничник», 1950, стр. 51.

21

Чулков Г. И. Императоры. Психологические портреты. Москва — Ленинград, тип. Госиздата «Красный пролетарий», 1928, стр. 345.

22

Московский сборник. 1896. Изд. Н. П. Победоносцева. Москва. Великая ложь нашего времени. С. 31.

«Нам велят верить, что голос журналов и газет — или так называемая пресса, есть выражение общественнаго мнения… Увы! Это великая ложь, и пресса есть одно их самых лживых учреждений нашего времени¹. /…Ежедневный опыт показываете, что тот-же рынок привлекает за деньги какие угодно таланты, если они есть на рынке — и таланты пишут что угодно редактору. Опыт показывает, что самые ничтожные люди — какой-нибудь бывший ростовщик, жид фактор, газетный разносчик, участник банды червонных валетов, разорившейся содержатель рулетки — могут основать газету, привлечь талантливых сотрудников, и пустить свое издание на рынок в качестве органа общественнаго мнения. Нельзя положиться и на здравый вкус публики. В массе читателей — большею частью праздных — господствуют, наряду с некоторыми добрыми, жалкие и низкие инстинкты празднаго развлечения, и любой издатель может привлечь к себе массу разсчетом на удовлетворение именно таких инстинктов, на охоту к скандалам и пряностям всякаго рода²» (С. 1 — 57, 2 — 60—61).

23

К. П. Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки. Т. 1. Полутом 2. Выпуск 3. Предис. М. Н. Покровского. Москва, Петроград, Госиздат, 1923, стр. 1035.

24

Новый энциклопедический словарь. Т.1. Издат. Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. Под общ. ред. К. К. Арсеньева. СПб. 1911. С. 968.

25

Былое. Журнал посвященный истории освободительнаго движения. 1 марта 1881 года. По неизданным материалам. 1918. №10—11 (4—5). Петроград. П. Щеголев. Событие 1 марта и Владимир Соловьев. С. 330—331. Очевидец события Слонимский пишет: «Он нарисовал такой идеально-высокий образ Царя, какого не могло существовать в действительности, и затем прямо перешел к волновавшему всех процессу цареубийц. Он говорил медленно, отчеканивая отдельные слова и фразы, с короткими паузами, во время которых он стоял неподвижно, опустив свои удивительные глаза с длинными ресницами. „Царь может их простить“, — сказал он с ударением на слове „может“, и после недолгой остановки продолжал, возвысив голос: „Царь должен их простить“. Особая напряженная тишина господствовала в зале, и никому не приходило в голову прерывать ее рукоплесканиями. Никаких возгласов не было; никто не поднимался перед эстрадой с угрожающими словами, никто не кричал: „Тебя перваго казнить, изменник! Тебя перваго вешать, злодей!“ Это было бы совершенно немыслимо при общем тогдашнем настроении. Не было также криков: „Ты наш вождь! Ты нас веди!“ Соловьеву была устроена овация только по окончании лекции, когда он сходил с кафедры и направлялся потом к выходу мимо взволнованной публики; и если к нему „протягивались десятки трепетных рук“, преимущественно курсисток, то вовсе не для того, чтобы качать его „высоко“ над головами толпы…» (Былое. Журнал посвященный истории освободительнаго движения. 1907. №3. СПб. Л. Слонимский. Письма в редакцию. (Лекция В. С. Соловьева по поводу 1-го марта 1881 года). С. 306).

26

Сборник программ и программных статей партии «Народной Воли». Женева, изд. Г. А. Куклина, 1903, стр. 42.

«Вы знаете, Ваше Величество, что правительство покойнаго Императора нельзя обвинить в недостатке энергии. У нас вешали праваго и виновнаго, тюрьмы и отдаленныя губернии переполнялись ссыльными. Целые десятки так называемых „вожаков“ переловлены, перевешаны: они гибли с мужеством и спокойствием мучеников, но движение не прекращалось, оно безостановочно росло и крепло… Это процесс народнаго организма, и виселицы, воздвигаемыя для наиболее энергичных выразителей этого процесса также безсильны спасти отживший порядок, как крестная смерть Спасителя не спасла развратившийся античный мир от торжества реформирующаго христианства¹. /…Покровительством закона и правительства пользуется только хищник, эксплуататор; самые возмутительные грабежи остаются без наказания. Но зато какая страшная судьба ждет человека, искренно помышляющего об общей пользе. Вы знаете хорошо, Ваше Величество, что не одних социалистов ссылают и преследуют. Что же такое — правительство, охраняющее подобный „порядок“? Неужели это не шайка, неужели это не проявление полной узурпации²…» (Письмо Исполнительнаго Комитета к Александру III. С. 1 — 40,2 — 42).

27

К. П. Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки. Т. 1. Полутом 1. Выпуск 2. Предис. М. Н. Покровского. Москва, Петроград, Госиздат, 1923, стр. 47.

Победоносцев требовал раздавить гадину: «Если бы это могло случиться [пойти либеральным путем], верьте мне, государь, это будет принято за грех великий, и поколеблет сердца всех Ваших подданных. Я русский человек, живу посреди русских и знаю, что чувствует народ и чего требует. В эту минуту все жаждут возмездия. Тот из этих злодеев, кто избежит смерти, будет тотчас же строить новые ковы. Ради Бога, Ваше величество, — да не проникнет в сердце Вам голос лести и мечтательности» (С. 48).

28

Былое. Журнал посвященный истории освободительнаго движения. 1 марта 1881 года. По неизданным материалам. 1918. №10—11 (4—5). Петроград. Совет министров 8 марта 1881 года. Разсказ графа Лорис-Меликова В. А. Бильбасову, с введением барона Б. Э. Нельде. С. 191—192.

29

Чулков Г. И. Императоры. Психологические портреты. Москва — Ленинград, тип. Госиздата «Красный пролетарий», 1928, стр. 338.

30

Былое. 1918. №10—11 (4—5). С. 190.

31

Чулков Г. И. Императоры. С. 340.

32

Там же, стр. 339.

33

Былое. 1918. №10—11 (4—5). С. 190.

34

Чулков Г. И. Императоры. Психологические портреты. Москва — Ленинград, тип. Госиздата «Красный пролетарий», 1928, стр. 348.

35

ПСЗРИ. Собрание 3. Т. №118. С. 54.

36

Там же, стр. 54.

37

Правительственный вестник. 1881. №98. 6 мая. С. 1.

38

Романовы. Исторические портреты. 1762—1917. Екатерина II — Николай II. Под ред. А. Н. Сахарова. Москва, Армада, 1997, стр. 537—538.

39

Дневник А. С. Суворина. Редак., предис., прим. М. Кричевского. Москва / Петроград, изд. Л. Д. Френкель, 1923, стр. 166.

40

Маклаков В. А. Власть и общественность на закате старой России (воспоминания современника). В 4-х отделах. Отдел 1. Реакция. Париж, изд. журн. «Иллюстрированная Россия», 1936, стр. 15—16.

«Молодежь моего времени росла среди таких настроений и их отражала как в увеличенном зеркале. Среди нея тоже одни смеялись над увлечением шестидесятых годов, другие по ним тосковали. И поэтому, что сами их не видали, их идеализировали; шестидесятые годы стали для нашего поколения «легендой», какой весь XIX век пробыла Французская Революция. Идеи шестидесятых годов, свобода, законность и самоуправление — не были еще ни чем омрачены. Правительственный нажим одних ломит, а в других воспитывает заклятых врагов себе. Так было в 30 и 40-вых годах при Николае I. Те, кто тогда не были сломлены, в Самодержавии видели одно только зло, а в революционных переворотах — светлое и завидное время. То-же продолжалось и с нами; но в наше политическое настроение вошло два новых фактора. Мы знали, что недавняя эра либеральных реформ была открыта Самодержавием; поэтому такого безпощаднаго отрицания, как в 40-х годах, у нас к нему быть не могло. А во-вторых реакция 70-х и 80-х годов нам показала силу Самодержавия. Революция и конституция оказались мечтой, не реальностью. Никакого выхода из нашего упадочного времени мы не видели¹…

Царствование Александра III оказалось роковым для России; оно направило Россию на путь, который подготовил позднейшую катастрофу. Мы это ясно видим теперь; тогда же по внешности это царствие казалось благополучным. Вырос престиж России, и Самодержавия, и самого Самодержца. Его личныя свойства мирили с ним даже тех, кто его политику осуждал. Он казался не блестящим, не эффектным, но скромным, простым и преданным слугой своей родины. Это впечатление свои плоды принесло. В последние голы его короткаго царствования все были уверены, что он самодержавный режим укрепил и надолго.

Его царствование считалось «реакцией» и общества и правительства. Мы сами об этом судить не могли, но старшие в том были единодушны. Одни с негодованием, другие с похвалой говорили, одни об упадке, другие об отрезвлении общества. И то и другое было²…

Монархические чувства в народе были глубоко заложены. Недаром личность Николая I в широкой среде обывателей не только не вызывала злобы, но была предметом благоговения. Когда я студентом прочел «Былое и Думы», ненависть Герцена к Николаю оказалась для меня «откровением». Я до тех пор встречал восхищение Николаем. «Это был настоящий Государь», говорили про него. Восхищались его ростом, силой, осанкой, его «рыцарством», его голосом, который во время команды был слышен по всем углам Театральной Площади. «Он и в рубище бы казался царем», фраза, которую много раз в детстве я слышал. Добавляли: «ни у какого злодея на него не поднялась бы рука». В сравнении с ним Александр II, несмотря на все его заслуги перед Россией, терял личное обаяние; а о простецкой скромной фигуре Александра III говорили скорей с огорчением. Даже те анекдоты о Николае, которые мое поколение возмущали, как проявление самодурства, передавались среди обывателей с национальной «гордостью». Все это были пережитки старой эпохи. Следы рабства проходят не скоро. Они воскресли в Советской России; они лежат в основе мистическаго обожествления — Ленина и постыднаго холопства перед Сталиным.

Но при всей идеализации личности Николая, о порядках его времени вспоминали со страхом; никто к ним не хотел бы вернуться. От царствования его осталось в памяти ужас. Разсказы про времена Николая I с детства производили на меня впечатление того же кошмара, как разсказы про татарское иго. Это время покрывалось определением: тогда была «крепость». Несуществующее крепостное право в моем детском воображении превращалось в реальное представление о «крепости» с башнями, бойницами, гарнизонами и часовыми³…

…Можно видеть, что тогда не покушались мечтать о возвращении к дореформенной эпохе в России. После реформ 60-х годов с крепостниками произошло то-же, что и с большинством сторонников неграниченнаго Самодержавия после 1905 г. Они могли осуждать направление Государственной Думы, могли желать повернуть избирательный закон в свою пользу, использовать новыя учреждения в своих интересах — но вернутся к эпохе настоящего Самодержавия, уничтожить представительство они не только были не силах, но уже не хотели. В 80-х годах было то-же самое. Крепостники не только поняли, что ввести снова крепость нельзя, но они поняли пользу «новых порядков», и только стремились — что было их правом — извлечь из них для себя наибольшую выгоду. Поэтому настроение 80-х годов настоящей «реакцией» не было. В нем было другое, чему умное правительство могло бы только порадоваться. В обществе наступило отрезвление и успокоение; оно от этого стало гораздо способнее к реальной и полезной работе, чем в эпоху своего «Sturm und Drang». Поэтому глубокое преступление пред Россией совершили те, кто толкнул политику Александра к настоящей «реакции“⁴» (1 — 6, 2 — 13, 3 — 15, 4 — 19).

41

Тютчева А. Ф. Воспоминания. По двухтомному изданию «При дворе двух императоров». Пер. Е. В. Герье. Вступ. ст. и прим. С. В. Бахрушина. Москва, 1928—1929. Москва, Захаров, 2002,стр. 344. «Что за отвращение вся эта петербургская пресса — именно гнилая интеллигенция! Они вообразили, что теперь хороший случай ставить мне условия». (С. 344).

42

Ольденбург С. С. Царствование императора Николая II. Т. 1. Белград, изд. Общества Распространения Русской Национальной и Патриотической Литературы, 1939, стр. 16.

43

Любош С. Б. Последние Романовы. Москва, Астрель; СПб, Полигон; 2010, стр. 171.

44

Трофимов Ж. А. Дух революции витал в доме Ульяновых: Симбирские страницы биографии В. И. Ленина. Москва, Политиздат, 1985, стр. 139.

45

Ульянова Елизарова А. И. О В. И. Ленине и семье Ульяновых: Воспоминания, очерки, письма, статьи. Москва, Политиздат, 1988, стр. 106.

46

Плеханов Г. В. Сочинения. В 24-х томах. Т. 24. Под ред. Д. Рязанова. Москва — Ленинград, Госиздат, 1927, стр. 164.

47

Сборник законов о Российском дворянстве. Сост. Г. Э. Блосфельдт. СПб, Д. В. Чичинадзе, 1901, стр. 277—278.

48

Циркулярные указы Святейшаго Правительствующаго Синода, 1867—1900 гг. Собр. А. Завьялов. Издание 2. СПб, изд. И. Л. Тузова, 1901, стр. 191.

49

Сборник постановлений по Министерству Народнаго Просвещения. Т. 10. Царствование Александра III. 1885—1888. СПб, тип. Общественная Польза, 1894, стр. 881—882.

50

Собрание передовых статей Московских ведомостей. 1884 год М. Н. Катков. Изд. С. П. Катковой. Москва, тип. В. В. Чичерина, 1898. №278. С. 511—512.

«Наступила, сказали мы, пора правительству возвратиться на свои места после долгаго отсутствия, возвратиться к своим обязанностям вернее и лучше чем когда-либо понятым. Это не есть только наше желание, — что значит наше желание? — этого ждет не дождется вся Россия. Кого, кроме воров, может испугать появление законного правительства во всеоружии своих обязанностей?…

Какая функция должна, по смыслу новаго закона, принадлежать правительству в жизни университета? Прежде всего надлежит ему собрать и взять в свои руки все что имеет значение власти, и тем водворить в университетах мир и свободу академической жизни. В утверждении и обезпечении законной свободы состоит весь долг правительства на всех местах в благоустроенном государстве. В университетах, по смыслу новаго закона, оно должно освободить профессора от товарищеской тирании, от гнета господствующей в коллегии партии, от интриг насилующих его совесть. Он должен положить конец неуместной в университетах игре партий, устраняя выборное начало и прекращая борьбу за власть в профессорских коллегиях. Оно имеет освободить учащихся от произвола преподавателей, обязывая студентов знать только то что признается необходимым для избираемых ими профессий, все сверх того предоставляя свободе их любознательности. Оно должно освободить науку от всякой чуждой ей примеси, ото всяких эгоистических интересов. Выбор профессоров, назначение университетских властей, возлагает новый устав на личную ответственность министра, ничего не предоставляя случаю. Он обязывает правительство требовать чтобы как учащие так и учащиеся исполняли свои обязанности соответственно прямому назначению университетов. Ставя профессора в независимое от коллегии положение и не стесняя его в преподавании, закон обязывает его иметь в виду неуклонно потребности слушателей и способствовать им в приобретении тех необходимых познаний в которых они должны отдать отчет на правительственных испытаниях. Отменяется монополия факультетов. Независимо от штатных профессоров правительство имеет открыть и облегчить посторонним ученым доступ к университетскому преподаванию, обеспечивая их независимость от коллегии, возбуждая плодотворное соревнование между преподавателями и предоставляя студентам свободный выбор руководителей в своих занятиях. Кто же, в самом деле, кроме воров будет пугаться правительства когда оно возвращается с такою мессиею? Будут ли правительственные органы на высоте своей задачи, будут ли они должным образом исполнять требование закона, — это другой вопрос, и это покажет нам будущее. Но таков смысл и таково направление реформы, против которой так бесновались наши либералы превратившиеся в консерваторов и реакционеров, говоря их выражением.

Теперь спрашивается, почему реформа не должна идти в том же направлении и по всем отраслям народной жизни где присутствие правительства не менее требуется? Почему правительство не должно повсюду исполнять ту же свою благотворную и исполнительную мисси?…» (№291. С. 530—531).

51

Редигер А. Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра. В 2-х томах. Т. 1. Москва, Канон-пресс-Ц, Кучково поле, 1999, стр. 157—158.

52

ГА РФ. Ф. 678. Оп. 1. Д. 948. Л. 2, 2 об., 4 об. 5. (подчеркнуто в рукописи).

53

Волконский С. М. Мои воспоминания. В 2-х томах. Т. 2. Родина. Москва, Искусство, 1992, стр. 55.

«Такое отношение к важнейшим вопросам духовной жизни низводило их на степень чего-то служебно-зарегламентированного, в чем проявлению личности не было места и в чем открывался необъятный простор лицемерию. И вот, я не могу иначе назвать всю тогдашнюю систему, как школой лицемерия. Это было политическое ханжество, в предмет которого никто в душе своей не верил. Удивительно, как ложная постановка этих вопросов приводила прямо к какому-то искажению мысли» (С. 55).

54

Зайончковский П. А. Российское самодержавие в конце XIX столетия. Москва, Мысль, 1970, стр. 129.

«Массовые крещения, неоднократно отмечаемые источниками на протяжении всего XIX в., носили, как правило, формальный характер. При этом основное внимание уделялась «на внешнюю сторону миссионерского деяния, т. е. на возможно большее количество крещений», а догматы и культы православия оставались непонятными для новой паствы… Все это порождало многочисленные случаи двоеверия, совращения в язычество и т. д. Посетивший в 1833 г. Березовский округ тобольский гражданский губернатор Муравьев доносил начальству, что крещение ханты и манси «ни в образе жизни, ни в образе мыслей… ни в чем не различаются от язычников и даже продолжают… тайно в лесах свое прежнее богослужение». Об основах веры они не имели «ни малейшего понятия“¹…

Кампания крещения аборигенов с новой силой развернулась в 1891 г., когда православные миссии решили использовать путешествие по Сибири наследника престола великого князя Николая Александровича, присваивая всем новокрещенным мужчинам имя Николай. Большую помощь в этом деле миссиям оказывали чины земской полиции. В июле 1891 г. балаганский окружной исправник Поздняков разослал главам бурятских ведомств циркуляр, в котором предписывал им принять деятельное участие и привлечь «к святому крещению возможно более число инородцев». Всех лиц, подлежащих крещению, следовало к определенному сроку «доставить в миссионерский стан». За неисполнение этого распоряжения бурятская родовая администрация должна была «ответить по закону».

Имеющиеся в нашем распоряжении материалы позволяют со всей определенностью заключить, что угрозы эти не оставались только на бумаге. Поздняков и некоторые бурятские родоначальники оказались ретивыми православными пастырями. Во время крещения бурят Балаганского округа по личному указанию исправника казаки ловили разбежавшихся по лесам от страха перед насильственным крещением мужчин и женщин, а сам Поздняков палкой избивал инаковерующих, стремясь подобными действиями заставить их креститься²» (Дамашек Л. М. Внутренняя политика царизма и народы Сибири. (XIX — начала XX века).. Иркутск, изд. Иркутского университета, 1986, стр. 1 — 160, 2 — 161—162).

55

Сидоров А. А. Инородческий вопрос и идея федерализма в России. Москва, тип. В. М. Саблина, 1912, стр. 38—39.

56

Русь. 1881. №30. 6 июня. С 2.

57

Календарь русской революции. Под ред. В. Л. Бурцева. Петроград, Шиповник, 1917, стр. 104.

58

История России. С древнейших времен до наших дней. История в одном томе. А. Н. Боханов Л. Е. Морозова, М. А. Рахматуллин, А. Н. Сахаров, В. А. Шестаков. Под ред. А. Н. Сахарова. Москва, АСТ, 2023, стр. 1138.

59

Там же, стр. 1139.

60

Письма Победоносцева к Александру III. В 2-х томах. Т. 2. Москва, Новая Москва, 1926, стр. 1 — 112, 2 — 114, 3 — 115.

61

Письма Победоносцева к Александру III. Т. I. Предис. М. П. Покровского. Москва, Новая Москва, 1926, стр. 275.

Дальше интересное продолжение письма: «Добрые впечатления проходят лишь изнутри России, откуда-нибудь из деревни, из глуши. Там еще цел родник, от которого дышит еще свежестью: оттуда, а не отсюда наше спасение. Там есть люди с русской душой, делающие доброе дело с верою и с надеждою» (С. 275).

Эту мысль цивилизованного горожанина, что родник золотой истины находится «во глубине сибирских руд», т.е. неграмотного, во многом мистическо-настроенного народа, стоит запомнить для дальнейшего понимания происходящих событий, мысль, которая и в наше время вполне актуальна.

62

Масонство и русская культура. Сост., предис., коммент. В. И. Новиков. Москва, Искусство, 1998, стр. 351.

63

Письма Победоносцева к Александру III. Т. II. Москва, Новая Москва, 1926, стр. 252—253.

64

Тальберг Н. Д. История русской церкви. Москва, изд. Сретенского монастыря, 1997, стр. 831.

65

Вернадский Г. В. Русская история. New Haven, Yale University Press, 1969. Пер. с анг. В. С. Антонов, М. М. Гурвиц. Москва, Аграф, 1997, стр. 237.

66

Епанчин Н. А. На службе трех императоров. Воспоминания. Вступит. ст. А.Г. Кавтарадзе. Москва, журн. «Наше наследие», гос. фирма. «Полиграфресурсы», 1996, стр. 166.

67

Красный архив. 1933. Т. 1 (56). Москва. Д. Скуратов. Доклад цензора Скуратова в Петербургский цензурный комитет 23 марта 1872 г. С. 7. «Но как ни сильны, как ни резки отзывы Маркса об отношениях капиталистов к работникам, цензор не полагает, чтоб они могли принести значительный вред, так как они, так сказать, тонут в огромной массе отвлеченной, частью темной, политико-экономической аргументации, составляющей содержание этой книги. Можно утвердительно скапать, что ее немногие прочтут в России, а еще менее поймут ее. Притом же исследование автора относится исключительно к заграничным порядкам фабричной промышленности, преимущественно английской, о русских фабриках упоминается только вскользь в двух или трех местах. Маркс не предлагает и не защищает в этом сочинении до 324 стр. какой-либо новой организации труда, основанной на коммунистических началах. Его сочинение имеет характер преимущественно критический, как явствует из заглавия. Критика его направлена не против существования индивидуальных капиталов или частной собственности, а против злоупотреблений как собственностью, так и капиталом, проистекающих из неограниченной конкуренции, проповедуемой господствующей в Англии политико-экономической теорией невмешательства н свободной торговли. Эта-то неограниченная конкуренция и возбудила, по его мнению, чрезмерное, ничем не ограничивающееся стремление к увеличению частных состояний на счет довольства и благосостояния рабочих классов. „Дело это“, говорит он на стр. 218, „не зависит от добрых или злых наклонностей отдельного капиталиста. Свободная конкуренция придает постоянным законам капиталистического производства значение внешнего принудительного закона но отношению к каждому отдельному капиталисту“.

Цензор полагает, что книга эта тем менее может быть подвергнута судебному преследованию, что правительство наше вовсе не следует принципам теории невмешательства и свободной торговли и что в настоящее время особой комиссией составлен проект, в котором благосостояние рабочих столь же заботливо ограждается против возможных злоупотреблений со стороны хозяев, как и выгоды хозяев против распущенности или невыполнения обязанностей со стороны работников» (С. 7)..

68

По словам Черевина, «величайшею личною антипатиею царя был Вильгельм II. И не то, чтобы Александр III его ненавидел, а просто — именно — терпеть его не мог: претило ему от Вильгельма, органически этот последний был противен царю. Настолько, например, что — когда Александру III подали к утверждению какой-то церемониал, скопированный с германскаго двора, царь возвратил его перечеркнутым с надписанием: — Я не мальчишка и не обезьяна!» (Голос минувшаго. 1917. №5—6. Москва. Черевин и Александ III. Москва. 1917. С. 100).

69

История России. С начала XIX века до начала XXI века. В 2-х томах. Т. 2. Под ред. А. Н. Сахарова. Москва, Аст; Владимир, Астрель; 2008, стр. 244.

70

Вел. кн. Александр Михайлович. Книга воспоминаний. Прил. к «Иллюстрированной России». Paris, LEV, 1933, стр. 68.

71

Там же, стр. 70.

72

Энциклопедический словарь. Т. 37а (74). Изд. Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. СПб. 1903. С. 793.

73

Три века. Россия от Смуты до нашего времени. В шести томах. Том VI. Репринтное издание. Под ред. В. В. Калаша. Сост. А. М. Мартышкин, А. Г. Свиридов. Москва, ГИС, 1995, стр. 273.

74

Любош С. Последние Романовы. Москва, Астрель; СПб, Полигон; 2010, стр. 155.

75

Полоцкие епархиальныя ведомости. 15 сентября 1886 г. №18. Отдел Оффициальный. С. 2.

76

Там же, стр. 3.

77

Fürst Bismarck’s gesammelte Reden. Band I. Berlin. S. 361.

«Wir Deutiche fürchten Gott, aber jonft nichts in der Welt (lebhaftes Brabo); und die Gottesfurcht ift es fchon, die uns den Frieden lieben und pflegen läst» [Мы, немцы, боимся Бога, но не боимся ничего в мире (оживленное «Браво»), и богобоязненность — это то, что заставляет нас любить и заботиться о мире].

78

Ольденбург С. С. Царствование императора Николая II. Т. I. Нижний Новгород, Чёрная Сотня, 2013, стр. 13.

79

Витте С. Ю. Воспоминания. Детство. Царствование Александра II и Александра III. (1849—1894). Т. III. Ленинград, Госиздат, 1924, стр. 153—154.

80

Там же, стр. 154—155.

81

А. Ф. Кони. Избранное. Сост., вступ. ст. и примеч. Г. М. Миронова и Л. Г. Миронова. Москва, Советская Россия, 1989, стр. 446.

82

Вел. кн. Александр Михайлович. Книга воспоминаний. Прил. к «Иллюстрированной России». Paris, LEV, 1933, стр. 168.

83

Великий князь Александр Михайлович относит свидетельство удержания императором крыши к области народного сказания, но подчеркивает, что эти слухи сильно подействовали на мировую общественность: «После покушения в Борках 17 октября 1888 года весь русский народ создал легенду, что Александр III спас своих детей и родных, удержав на плечах крышу разрушеннаго вагона ресторана, во время покушения революционеров на Императорский поезд. Весь мир ахнул» (Вел. кн. Александр Михайлович. Книга воспоминаний. Прил. к «Иллюстрированной России». Paris, LEV, 1933, стр. 168).

84

А. Ф. Кони. Собрание сочинений в восьми томах. Том 1. Из записок судебного деятеля. Москва, изд. «Юридическая литература», 1966, стр. 457.

85

Сашонко В. Н. А.Ф. Кони в Петербурге — Петрограде — Ленинграде. Ленинград, Лениздат, 1991, стр. 178.

86

Нахапетов Б. А. Тайны врачей дома Романовых. Москва, Вече, 2005, стр. 104.

87

Витте С. Ю. Воспоминания. Детство. Царствование Александра II и Александра III. (1849—1894). Т. III. Ленинград, Госиздат, 1924, стр. 367—368.

88

Нахапетов Б. А. Тайны врачей дома Романовых. Москва, Вече, 2005, стр. 106.

89

Там же, стр. 108.

90

Там же, стр. 110.

91

Там же, стр. 111—112.

92

Там же, стр. 114—115.

93

Там же, стр. 113.

94

Витте С. Ю. Воспоминания. Царствование НиколаяII. Том I. Издание 2. Ленинград, Госиздат, 1924, стр. 2.

«На Невском проспекте, вдруг, я слышу голос: „Смирно“. — Я невольно поднял глаза и увидел молодого офицера, который при приближении духовенства и гроба скомандовал своему эскадрону: „Смирно“. — Но вслед за этой командой — „смирно“ он скомандовал еще следующее: „Голову направо, смотри веселей“. Последние слова мне показались такими странными, что я спросил у своего соседа: — Кто этот дурак? На что мой сосед мне ответил, что это ротмистр Трепов».

95

Витте С. Ю. Воспоминания. Детство. Царствование Александра II и Александра III. (1849—1894). Т. III. Ленинград, Госиздат, 1924, стр. 331.

96

Плеханов Г. В. Сочинения. В 24-х томах. Т. 24. Под ред. Д. Рязанова. Москва — Ленинград, Госиздат, 1927, стр. 169.

Перу английского корреспондента Диллону принадлежат строки о Александре III: «В заключение не можем не привести пример анекдота, очень популярнаго в Петербурге, рисующего отношение к царю петербургских обывателей. На посту возле Аничкова дворца стоит городовой. Мимо проходят двое интеллигентных по виду господ. Один, продолжая начатый разговор, замечает другому: „Уверяю тебя, что это так. Ты знаешь, что он трус и глуп…“ — „Извольте, господин!“, вмешивается городовой, „пожалуйте в участок“. — „В участок? Да ты с ума сошел, что ли?“, — удивляется прохожий. — „Знаем мы, знаем, кто это трус и глуп… Пожалуйте в участок, там разберутся!“

Таков этот царь, пугало для западной Европы, где политическая карикатура иначе не изображает его, как в образе медведя с короной на голове, — человек, не внушающий ни любви, ни уважения, тупой и ограниченный ум, которому, по злой иронии судьбы, вверена участь громаднаго государства». (Голос минавшаго. 1917. №5—6. Москва. Александр III. С. 94—95).