Время одуванчиков

Александр Афанасьев, 2022

Остросюжетный криминальный роман о трех друзьях, которые в 90-х годах держали под собой целую область, а потом избрали каждый свою стезю. Ларин отвечал за криминалитет, его легальное не привлекало, Игорян, Мозг, – исключительно за легальное, а Ломов – подключался и там, и там. Но с той поры прошло двадцать лет, канули в небытие лихие 90-е, и бывшим друзьям пришла пора подвести некоторые жизненные итоги… Содержит нецензурную брань.

Далекое прошлое. 1988 год. Россия

1988 год…

В тот самый год — к нам прибился Игорек, Мозг — и во многом благодаря ему мы стали тем кем мы стали.

Получилось все совершенно случайно, случайнее не придумаешь. Мы шли из горсада, там стрелка была, тогда еще кстати слова «стрелка» не было. И увидели, как за школой — несколько местных уродцев шпыняют пацана. Портфель отобрали и вывернули, карманы вывернули, а теперь скоты просто развлекаются. Встали в круг — один ударит, другой. И ржут.

Чтобы вы понимали — в советской школе коллектив делился на тех кто издевается и тех, над кем издеваются. Школа была бесплатной и обязательной, никаких способов воздействия на малолетних подонков не было. Нет, конечно были, ими все время угрожали — поставим на учет, пойдешь в ПТУ. Но реально это никого не пугало — большинству из тех кто издевался, и так ничего кроме ПТУ не светило. И они прекрасно знали, где надо остановиться, чтобы против них не врубили действительно серьезные санкции — например, отправили в колонию.

Я сам в советской школке учился. И прекрасно знаю, кто издевался и почему. Советское бесклассовое общество на самом деле было классовым, и те кому ничего не светило — уже тогда это понимали и как могли — по-пацански мстили тем кому светило. Типичный социальный портрет школьного подшибателя — мама медсестра, батя рабочий, бухает и поднимает руку на семью, потому что на семью можно, а так посадят. Шансов подняться никаких, одежда и портфель — самые примитивные. Понятно, что они сбивались в стаи и творили что хотели…

А мы…

Знаете… у Ларина было такое… он мог врубиться в ситуацию на пустом месте. В нем было чувство справедливости. Вот я никогда так не делал, за друзей сам Бог велел, а в какую-то левую ситуацию — проходи мимо.

Вот Ларин увидел происходящее — и остановился

— Э, пацаны! А вам никто не говорил, что шестеро на одного не хорошо.

Пацаны обернулись. Заводила у них был второгодник и у него вернулся из армии старший брат. Это придавало ему чувство неуязвимости и он на беду не понял, кто перед ним и чем все это грозит…

— Сами разберемся! — нагло сказал он — идите своей дорогой

Ларин подошел ближе

— Ты чо, сучонок — весело сказал он — старших не уважаешь?

Остальные поняли опасность.

— Я брата приведу — сорвался один и побежал к четырехэтажным домам, выстроенным при раннем Хрущеве

— Ты чо, оборзел совсем?

— У меня брат из армии пришел — сообщил отморозок и соврал — он в ВДВ служил.

Ларин улыбался

— Да срал я на твоего брата, понял? Ты никто, понял. И брат твой — никто.

…

Правда, когда из ближайшего дома вывалились набуханные дембеля — стало как то невесело. Но не Ларину. Он огляделся, поднял половинку белого кирпича, засунул в карман куртки и застегнул молнию. Я свел руки за спиной, вытащил из-за пояса короткую, но действенную как римский меч дубинку из строительной арматурины и сунул в рукав.

Дембеля приближались.

…

В драке мы победили с разгромным счетом. Брат отморозка попал в реанимацию с проломленной головой. Я своей дубинкой свалил двоих точно — у одного перелом ключицы, у другого челюсть, зубы, черепно-мозговая…

Бедные дембеля. Они уходили защищать одну родину — а вернулись совсем в другую. Еще не освоились после возвращения и не поняли, что на улицах теперь не дерутся — на улицах убивают. В их Советском союзе появление старшего брата — это козырь, который можно перебить своим старшим братом или отцом. Но никак не кирпичом в кармане, который прекрасно череп проламывает. У них драка — это своего рода развлечение, способ силу молодецкую показать. А мы дрались уже насмерть.

Нам светило совсем плохое — но пацан над которым издевались — у него непростые родители были. Мать на мясокомбинате работала, а отец был директором местного торгового техникума и в этом качестве был на короткой ноге со всеми торгашами города. Он выслушал сына, как за него вступились незнакомые парни — и понял, что надо действовать.

Местное РОВД — получило продуктовые наборы, которые полагались только обкому партии. И по здоровенному кусману мяса без костей. После чего дядя Степа Марков, который был районным опером — навестил потерпевших и предельно жестко объяснил, что теперь будет. Тот пацан, над которым издевались — родители напишут заявление, что у него отнимали деньги и вещи и били. И это будет уже очень невеселая статья — сто сорок шестая, часть вторая. Разбой, совершенный группой лиц по предварительному сговору. От шести до пятнадцати лет с конфискацией имущества. И двести десятая прицепом. Вовлечение несовершеннолетнего в преступную деятельность. До пяти лет. С частичным сложением если — все равно как раз пятнаха и выйдет…

То, что разбойники в итоге в больнице — это никого не будет колебать, ни следствие ни судью. Из школы, в которой только и мечтают избавиться от малолетних отморозков, плохо учащихся, срывающих показатели и терроризирующих классы — напишут такую характеристику, что ни одна тюрьма не примет. И письменно подтвердят, что старший брат оказывал плохое влияние на младшего — хотя он только из армии пришел.

Опера поработают с гоп-компанией дембелей — и те, кто менее виноват — за возможность соскочить дадут показания, что так все и было. Судья тоже любит мясо кушать и желательно каждый день. Старший на пятнадцать лет поедет зону топтать, младшего — либо в колонию, либо в спецшколу, на выбор. Или — пишем отношение, что пьяный споткнулся на лестнице и разбил голову, тем более что в крови алкоголь найден. В суде это, кстати, будет отягчающим обстоятельством — тогда на излете был сухой закон, и за преступления совершенные в пьяном виде карали очень строго. И кстати, а откуда, алкоголь взяли? Может тут гонит кто, а? Еще одна статья, тем более что преступление совершено в пьяном виде. Значит — притон, могут и из квартиры выселить.

Семья была небогатая и без связей наверху, отец — рабочий. На то, что сын отнимает у одноклассников деньги и вещи ему жаловались, но он втайне считал что так и правильно — так и надо этим буржуям. Сыну ручки он не покупал, портфели тоже — лучше свободные деньги пропить, на бормотуху не хватало. Он и отнимал у одноклассников. Теперь: старший в больнице, младший с перспективой колонии и можно квартиру потерять. Он не понимал что делать, он был простым работягой, по рабочим дням вкалывал, по выходным нажирался, ходил на демонстрации, отправил сына в армию — и что делать с внезапно пошедшей против него государственной машиной — он не знал. В итоге — он сделал то что от него требовали, с горя нажрался, поставил фингал жене и жестоко выпорол младшего сына, вымещая на нем за несправедливость жизни.

Игоря в школе больше никто не обижал и ничего не отнимал — зловещая слава участника молодежной группировки теперь защищала его лучше завуча и пионерской организации…

Что касается нас — то мы стали вхожи в дом к Игорьку, Лев Игоревич его отец — нас к себе приблизил и стал учить уму — разуму тех, кто этого хотел. Я — хотел и слушал очень и очень внимательно то что говорил матерый зубр, тридцать с лишним лет отпахавший в советской торговле. Не родителей же слушать? Мне было очень интересно, как живут те кто выше нас, я осматривался по сторонам и запоминал. Именно у Льва Игоревича — мы десяток раз посмотрели на кассете Крестного отца и поняли, что так и надо двигаться. А потом — Лев Игоревич стал важным посредником между нами и торговлей. Он знал каждого торгаша в городе и когда пришла пора ставить крыши — именно он говорил, что да, уважаемые, время нынче такое, без крыши никак — но эти парни, они не беспредельщики, я их много лет знаю, с голой ж… не оставят и пытать не будут. Нас же он учил не менее важному — оценивать реальный выторг каждой точки, понимать, сколько можно взять, а сколько уже лишку. Учил нас, дураков — что никогда нельзя забирать у человека последнее, ибо если у человека ничего нет, ему нечего терять — он становится очень опасным. И еще он учил, что в схеме не должно быть недовольных людей — это тоже опасно. Лучше взять десять раз по рублю, чем один раз — десять и потом потерять точку. Я много его слушал и запоминал.

Льва Игоревича убили воры в девяносто девятом. По сути — с этого начался наш конфликт с ворами, который шел несколько лет и в котором немало людей полегло. Потом Игорю и мне удалось отомстить, уничтожив воров в области…

Но это уже другая история…