Экспедитор. Оттенки тьмы

Александр Афанасьев, 2018

Нелегко жить в мире, где ожившие мертвецы – печальная обыденность, а гуманность, закон и порядок стремительно становятся устаревшими понятиями. Однако жителям города Ижевска и окрестностей удалось сохранить оазис спокойствия посреди гибнущего старого мира. Неудивительно, что Александр и его команда, возвращаясь домой после нелегкого рейда на территорию бывшей Украины, надеялись на то, что жестокие бои остались позади. Но их ждала встреча с новым врагом, намного более опасным, чем полчища зомби и банды озверевших националистов…

Бывшая Россия, Агрыз — Ижевск

Девятьсот семьдесят девятый день Катастрофы

Ты шел не спеша,

Возвращаясь с войны

Со сладким чувством победы,

С горьким чувством вины…

Группа «Чайф»

От Зеленого Дола до Казани и Агрыза мы дошли нормально — там дорога поддерживалась в нормальном состоянии. Казань обошли.

Дом, милый дом…

Знаете… я как-то не очень любил Ижевск до Катастрофы. Я много времени в Москве проводил, много ездил. Да и чего… Ижевск ведь довольно примитивен в том плане, что здесь очень тонки культурные пласты. Здесь практически нет ничего из девятнадцатого века, не говоря о том, что старше — есть старый корпус оружейного завода 1802 года постройки, одно из четырех заводских зданий адмиралтейского типа в России (еще одно есть в Воткинске), пара купеческих зданий и… все. Здесь никогда не было какой-то значимой общественной жизни, до революции это был не город даже — Ижевский завод, поселок при заводе, а относились мы к Вятской губернии. Здесь нет признанного и выделенного городского центра с общественным пространством, здесь никогда не происходило ничего особо значимого — просто место для жизни и работы людей. Но сейчас… во время Катастрофы Ижевск стал городом-крепостью, единственным, кто так успешно противостоял заразе и смог сохранить нормальность жизни почти полностью. Мы не только выстояли, мы и помогли соседям, а сейчас, видимо, Ижевск станет одним из центров, откуда человечество перейдет в контрнаступление. Потому что, как сказали братья Стругацкие, главный подвиг человечества в том, что оно выжило и намерено выживать и далее.

Как? Ну, я думаю, мы сможем сохранить и поддерживать уровень технической культуры на уровне 60-70-х годов прошлого века. То есть то, что было до компьютеров — электронику мы точно потеряли. Но ведь не так уж дико тогда и жили, верно? Не в землянках, и машины уровня первых «КамАЗов» мы осилим рано или поздно. Рано или поздно мы победим бандитизм, восстановим связность территорий. И можно сказать — реколонизируем землю.

А я, получается, — один из тех капитанов, которых Англия, Португалия и Испания посылали от своих берегов.

Ну вот. Сам себя не похвалишь…

Подходили к городу мы от Агрыза, на развязке с Ижевской кольцевой — нас ждала целая делегация — машины ГИБДД, правительства, полиции и ФСБ. От завода были. Встречали нас как героев — не только прошли такой долгий путь с минимальными потерями, но и в качестве трофея пригнали БТР.

Среди встречающих — я заметил и Димыча, тот, поймав мой взгляд, кивнул…

После того как все началось, совершенно неприспособленные к этому госструктуры были вынуждены исполнять несвойственные им функции. Например, местное отделение УФСБ было вынуждено исполнять функции стратегической разведки. Но не обстоятельства определяют человека, а человек — обстоятельства. И нет таких крепостей, которые не смогли бы взять большевики…

Мы сидели в здании управления ФСБ — старом здании на Пушкинской, рядом со стадионом «Динамо». Это чуть ниже здания правительства, чуть выше моей родной школы. Сейчас ФСБ разрослась, потому что МВД переехало, и часть помещений бывшего МВД передали ей, в том числе и большую бетонную высотку на той стороне. Но мы сидели в старом здании — просто два старых приятеля, которые хотят выжить и хотят, чтобы выжил их край.

— Значит, транспортировка все же возможна.

— Возможна. Одним из двух путей. Либо по действующей железке на Ростов, а затем — водой до нас. Либо транспортными конвоями на Ульяновск. Вероятно, первый путь следует оставить для основного груза.

— Но будет ли он?

— Будет.

— Уверен?

— Уверен. Не устоят они.

— А если устоят?

Я ничего не ответил.

— А у вас тут что?

— Да как сказать….

И сердце — защемило ощущением беды.

— Поехали, сам все и увидишь…

Воткинское шоссе. Прошли мимо старого здания ГИБДД на повороте, теперь превращенного в крепость МВД, пошли дальше к гаражам. И — опа!

Это сейчас всегда так бывает. Опа — и ты не знаешь, что делать. Хотя… наверное, и всегда так было…

Как кирпичом по башке.

Расстрелянная колонна машин стояла за «Буммашем», в сторону ГИБДД, на повороте. Там рядом, в высотном здании — райсуд и еще что-то. Машины просто сдвинули в сторону, чтобы не мешать, и оставили. Продырявленные, ржавые уже кузова, выбитые стекла, спущенные шины. В основном крузаки…

Ё…

У меня просто слов других не было. Нецензурные только.

Через монокуляр я разглядывал дома по обе стороны Воткинского шоссе, раздумывая над тем, как могло вообще такое произойти.

Судя по всему, заходили они как раз со стороны Воткинска. Разумно предположить, что с Перми пришли, хотя хрен его знает. В Перми до сих пор нет порядка, причина очень проста — не компактный город на сложном рельефе, его и зачистить сложно, и оборонять. А в Пермь они откуда пришли?

Судя по всему, они хотели сворачивать в город, и тут по ним и открыли шквальный огонь с высотных зданий по левую руку и спереди. Все произошло быстро, стволов было очень много, а умершие наверняка восстали и бросились на живых. Вот и все.

Десять машин.

— Кто это был?

— Блатные. С Подмосковья, с Твери, с Нижнего, с Мордовии. Вот только те, что установлены…

Дмитрий протянул мне пачку отпечатанных на плохой бумаге ориентировок, я начал перебирать их, думая, как все могло произойти. Ну да, вот этого будет достаточно. Одного этого. Вахтанг Сухумский — из молодых, входит в группировку, имеющую паи и в нижегородском торге, и в Подмосковье. Несмотря на молодость — коронованный вор.

Как он тут оказался?

— Как они тут оказались? Почему по ним открыли огонь?

— Прорвали заградительный пост на горке. Пришлось отвечать.

— Что ты мне втираешь! Какой, на хрен, пост на горке?! Это авторитетные воры, они тут могут быть только по приглашению! Кто их пригласил?!

— Не ори. Нас в известность поставили, постфактум уже.

Я огляделся… сделанного уже не воротишь. Надо думать, как разгребать теперь.

— К кому они приехали?

— МВД считает, что к Ришату.

— К Ришату? Что за хрень?!

Ришат был одним из «разрешенных» авторитетов, их существование негласно допускалось в обмен на то, что через них не будет ничего серьезнее проституции и азартных игр. Азартные игры мы разрешили и с ними не боролись, потому что если кто-то дурак — то это его личная проблема. Ришату разрешили восстановить некогда знаменитое место под названием «Шарк-клуб» на Татар-базаре.

— А Ришат что говорит?

— Ничего.

— То есть?

— Оказал сопротивление при аресте и был уничтожен.

— Да что за бред такой?

Дима поморщился.

— Не ори, я же сказал.

— Извини, но это хрень полная.

— Может. И что делать будем?

— Разбираться, что еще делать. Ты хоть понимаешь, что произошло?

* * *

— Это люди, связанные с нижегородским торгом!

— И что?

— Слушай, ты дурак или как? Теперь о нормальном торге забыть можно — нам мстить будут на каждом шагу. Нормально?

— Ну, формально мы были правы. Они же на прорыв пошли!

— Формально?! Е…ть, формально! Знаешь, как на том памятнике написано?! Здесь лежит такой-то, погибший в аварии. Он был прав.

— Ну а что делать-то было.

— Что делать?! Вежливо, твою мать! Вежливо выпроводить их, если они тут не нужны. Вежливо, а не стрелять!

Я был так зол, что слов не находил. Я ведь и сам немало постарался, чтобы нас приняли в Новгороде, и не просто как еще одних — а как гостей дорогих. Новгород ведь торгом живет, и чем богаче у них торг, тем всем выгоднее — нам, им. Теперь же удара можно ожидать с любой стороны и в любую минуту. Блатные никогда не простят гибели воров, что бы дальше ни случилось. Мы ответим… и пошло-поехало.

— Поехали, — сказал Дима.

— Куда?

— Поехали, поехали.

От Ижевска скоро домчали до Воткинска, там повернули, краем, не заходя в город. Еще через двадцать минут мы были уже на плотине, в Чайковском — стратегический объект, он сильно охранялся, потому что другого такого источника электроэнергии у нас не было и не будет. От плотины мы почти сразу повернули к затону, к кладбищу старых кораблей, которые никогда уже не пойдут в рейс.

Как только повернули, я сунул руку в карман, к револьверу — мало ли. Димыч заметил и усмехнулся…

В затоне мы взяли спрятанную там кем-то «Казанку», и на ней — вышли в Воткинское море — искусственное водохранилище у ГЭС. Конечно, море так себе… но другого у нас и нету…

Зачем мы идем, мне стало понятно, когда мы увидели впереди по курсу еще одну «Казанку» и сгорбившегося в ней человека в длинном рыбацком плаще. Вот уже и до секретных встреч дошло.

Человек был маленьким, мне по плечо, пожилым, с аккуратной мушкетерской бородкой. Да, он заядлый рыбак.

Судья в отставке Федорин. Прокурор республики…

— Разрешите к вам на огонек? — громко осведомился Димыч.

— Рыбу распугаете, — буркнул Федорин.

— Мы быстро.

Федорин посмотрел на меня… он меня должен был помнить еще по работе судьей. Но не узнал. Или сделал вид.

— Это кто с тобой?

— Свой.

— Свой?

— Отвечаю.

Федорин иронически посмотрел на меня. Потом протянул руку. Он ведь помнил меня, я у него судился в свое время.

— Проблему я вижу так, молодые люди…

Мягкая волна качала сцепленные бортами лодки.

— В этом мире не может быть ничего общего. Как только появляется общее, кто-то сразу хочет превратить это в частное.

Федорин — невысокий, бородка клинышком, очки, типичный чеховский интеллигент — я вспомнил, был судьей с 1982 года. Так что он знал, о чем говорил.

— А мы, молодые люди, ни туда ни сюда. С одной стороны у нас коммунизм, с другой — чуть ли не НЭП. Вот и примеряются… к нам превратить частное в общее.

Я поморщился.

— Анатолий Иванович… по-моему, тут что-то другое.

— Расскажешь?

— Бандиты с Нижнего и с Подмосковья раскатали губу на наш город. Это рано или поздно должно было произойти. Сначала им было достаточно комиссионного дохода, но потом они подумали, что слишком большие потоки проплывают мимо них. И они начали думать, как им прибрать нас к рукам.

— Это понятно, — перебил судья, — но что произошло тогда на Воткинском шоссе?

— Казус белли.

— Повод к войне? Десять машин забили?

— Мне кажется, у них тут есть свои люди. Это спектакль. Я не выяснял насчет тех, кто был в машинах, но мне почему-то кажется, что если разобраться в ситуации поконкретней, то выяснится, что они многим мешали. В Новгороде. Их и отправили сюда на бойню. А конкретно — мешать они могли москвичам. Тем, кто связан с обналичивающим бизнесом.

Судья остро посмотрел на меня.

— Думаю я, молодой человек, что вы знаете что-то, что не знаем мы. Расскажете? Раз уж рыбу распугали.

Я рассказал все, что знал. Начиная от моих мыслей по поводу Забродина и заканчивая тем, что рассказал мне Саня — про то, что за фрукт крутился на Камбарском причале. Фрукт как раз из московских тем.

Когда я закончил говорить, судья посмотрел на Дмитрия, тот развел руками.

— А что вы хотите, Анатолий Иванович. У нас и половины тех возможностей нет, как раньше.

— Когда я начинал, работали без компьютеров. И порядок был!

— Ну, извините.

Судья посмотрел на меня.

— Александр, я ведь вас помню. Вы у меня по «Солид-Инвесту» судились, так?

— Было дело.

— А теперь чем живете?

— Он наш, Анатолий Иванович… — вступил Дмитрий.

— Я не тебя спрашиваю, — оборвал судья.

— Чем живу? — переспросил. — Да тем же, чем и все. Выживаю. Депутатствую, на торг езжу. Чтобы вы понимали — претензий от руководства завода по поводу левака или чего там — ко мне не было никогда.

— Это мы знаем. Иначе бы ты со мной и не разговаривал даже. Вопрос в другом — ты как будущее видишь?

Я невесело усмехнулся.

— Будущее? А какое у нас будущее? Вы понимаете, с какого-то момента, как только численность рода снижается ниже определенной величины, он начинает угасать. И сколько бы детей ни рождалось — все равно дело плохо. Вспомните Красную книгу — скольким видам удалось из нее выйти? А ведь им человек помогал. А нам — кто поможет?

Судья какое-то время думал, а мы молча ждали. Волна шлепала о борт.

— Мрачно, — наконец сказал Анатолий Иванович, — не ведется у вас политработа на заводе. Плохо это.

* * *

— Ты один из тех, кто часто бывает за пределами республики и многое видит. Скажи, хоть в каком-то месте, которое ты посещал, есть справедливость?

— Это зависит от того, что считать под этим словом.

— Не юродствуй. Ты прекрасно меня понял, справедливость одинакова. Что для меня, что для тебя, что для него. Вот только когда речь заходит о собственном брюхе и кармане, мы делаем вид, что не понимаем, о чем речь.

— Постойте… Анатолий Иванович… вы что, хотите… коммунизма нового?

Бывший судья покачал головой.

— Волосы уж седые, а слова все дурные. Коммунизма я не хочу, да и вряд ли он возможен. Коммунисты сильно ошибались в сущности человеческой натуры, — и только когда проверили теорию практикой — поняли. Да поздно было. Нет, разверсток я не хочу. Но я считаю, что, если человеку дать ради чего жить, — он преодолеет любое «как». Ты видел, сколько рабов, людьми как скотом торгуют! Нас и так мало осталось! Рабы, засилье бандитов кругом.

— И что вы предлагаете?

* * *

— Идти в поход, освобождать рабов?

— А почему нет?

— Да потому, что сил у нас не хватит.

— Саш, — сказал Дима, — не получится по-другому. Мы их или они нас. Или они нам свои порядки навяжут — или мы им. Не отсидимся.

Откуда это в нас. Чудом, чудом, можно сказать, выжили — и нет, надо спасать мир.

Или это я какой-то ненормальный?

— Постойте, — вдруг понял я, — уже обсуждали что-то конкретное? По Новгороду, еще по чему-то?

Молчание было красноречивее любых слов. Обсуждали. Что было дальше — догадаться несложно. Как и в почти любом подобном заговоре — кто-то слил.

— Еще вопрос. Беспалов, глава администрации Камбарки, в курсе был? Он с вами?

— А что? — осторожно спросил Дмитрий.

— А то, что у него дочь пропала!

Повисло молчание. Каждый мог додумать сам. Господи… ну куда нас несет? Хотя если выбирать между ментами и этими… я выберу этих.

Хотя и те и другие — идиоты.

— Что делать будем? — спросил Дмитрий.

Интересный вопрос.

— Для начала, может, разберемся, кто следит за нами с берега? — ответил я.

* * *

— Не оборачивайтесь. Вон там, у мыса я видел проблеск…

Следили скорее всего за судьей. Мы слишком мелкая сошка, чтобы за нами следить.

Наш джип прошел в обратном направлении плотину, но за плотиной — вместо того чтобы идти на Воткинск — Димыч резко повернул руль вправо. Машину затрясло на проселочной дороге…

— В багажнике, — проговорил Димыч, не отрываясь от дороги.

Я прямо на ходу полез в багажник. Трясет, конечно, изрядно, так можно и шею свернуть. Ого…

Вжикнула молния. Помимо «калаша» — в багажнике была «Сабатти 300», охотничья.

— На хрена ты дрянь такую возишь?

— Сам ты дрянь. На Кавказе спецы с такой только ходили.

— Бред.

— Отвечаю. Не будешь же ты с «ТРГ» или AW по горам сайгачить. А эта — и дешевая, и точная, и легкая, самое главное. На шестьсот метров траектория почти прямая, а дальше и не надо.

— Уговорил, забирай.

— Вот жук…

— А ты думал.

Место это я знал. Это пансионат, я тут был один раз до Катастрофы. Камские дали называется…

— Стой.

Но Димыч уже сам остановил машину — не надо на территорию въезжать, еще непонятно, что там…

У меня при себе револьвер и «ПБ», я взял себе автомат, так как с винтовкой я не знаком совсем, а автомат — он автомат и есть. Димыч идет первым. Его автомат — «АКС-74У», ментовский, без обвеса, без всего, только магазины изолентой обмотаны.

Приклад откинуть, переводчик на ОД — понеслась!

Ломиться можно по дороге, а можно обойти. Мы обошли.

Там основное здание — теремком, дальше — домики. А за домиками — очень крутая тропка вниз, прямо к воде. А так как я тут был не один — то от этой тропки у меня остались самые приятные воспоминания…

Лагерь был пуст. Совсем. А вот за теремком был припаркован джип, китайский. «Тигго», небольшой, китайская копия «РАВ-4».

Димыч занял позицию на прикрытие. Я приблизился… машина заперта, но стоит тут недавно. Недолго думая я достал нож и порезал покрышки справа, и спереди, и сзади. Пусть теперь уехать попробует…

Некошеная трава, сгнившие домики. Вот тут мы в футбол играли…

Не думать. Не думать ни о чем, что было раньше, три года назад. Иначе крыша съедет.

Не думать.

Вот и спуск к морю, за тем домиком.

Только спуститься нам не дали… едва я выглянул — снизу долбанули из чего-то нарезного, пуля прошла совсем рядом.

С…а!

— Дай!

Там был еще один спуск, я помнил. Но дикий. Ошибешься — метров двадцать кувыркаться будешь…

И если тут мертвяки есть…

Ага, вот. Заросло все, но вот…

Осторожненько…

Там дерево росло, на самом обрыве. К нему я и прислонился. Левой рукой за ствол, поверх цевье винтовки.

Ага… вон по берегу убегает…

Бах!

Легкая винтовка — жестко отдала в плечо, но результат был таким, как Димон и обещал — как копьем, попал с первого выстрела. Убегавший — споткнулся и упал всем телом вперед…

Слева — несколько выстрелов и короткая автоматная очередь.

— ФСБ! Сдавайся!

Еще выстрелы. Из «СКС» садит.

Все это я думал, обматывая вокруг пояса паракорд. Спускаться буду. Вот оборвется сейчас паракорд или дерево сломается, полетит моя тушка вниз — и кто расскажет вам о том, что дальше было, а?

Обожгло руки, спуск превратился почти в неконтролируемый, но я все же спускался, а не падал. Там, у самой кромки воды, узенькая полоска, можно пройти.

Винтовку я оставил там, наверху — не нужна она. Выхватил из кобуры «ПБ», ладони обожгло болью, как за раскаленное схватился, — плевать. Сбросил с предохранителя, начал продвигаться вперед…

Увидел стрелка. В горке, лысый, остервенелое лицо. «СКС», как и думал.

— Замри!

Он на секунду замер, а потом стал разворачиваться, вскидывая карабин. Выбора у меня не было…

Первому, который убегал, я попал в позвоночник. Хотел в ногу, да хрен там. Он уже успел умереть и возродился, когда мы подошли, он застонал, но не как человек, которому больно, как нежить, протягивая к нам руки.

Хлопнул «ПБ», и проблемы не стало…

Понятное дело, документов не было ни у одного из них.

«СКС». Непростой, с длинным магазом, на пятнадцать патронов и ЭОТЕКом, еще «ТТ», у того что убегал — мы нашли «Глок-17», которого у простого человека не могло быть, по определению. Блокнот, в нем записи, китайская труба для наблюдения за звездами, два фотика, один из них дорогой — я плохо разбираюсь, но объектив внушает. Что-то серьезное, дорогое, такое не покупают, «чтобы было», чтобы отпуск заснять.

Нашли и ключи от джипа. А самое главное — осмотрели их самих… и эти люди не выглядели, как те, кто живет на дикой территории, не моется неделями, зарастает грязью и щетиной, и все такое. Эти люди выглядели как люди до Катастрофы… побритые, совершающие все необходимые гигиенические процедуры, имеющие возможность воспользоваться услугами врача. У одного их них был свежий шрам — от аппендицита, сейчас это проблема, люди едят что попало…

Трупы мы обобрали и скинули в воду — пусть думают что хотят. Машину отгоним и спрячем, пусть ищут.

— Дальше чо?

Крузак — несся к городу. Из-за мощной подвески — все ухабы и колдобины почти не чувствовались.

— Морду топором, и…

Я покачал головой.

— Дим, вопрос не по нашей ответственности. Ты что, думаешь, что вы сможете инфу накапливать и в нужный момент отработать ее?

— А что — нет?

— Нет. И знаешь, почему — нет?

* * *

— Потому что тогда у любого, кем ты занимался, было что терять. Сейчас — нам всем терять нечего. И им — тем более.

Димыч угрюмо промолчал, потому что знал, что я прав.

— Ты понимаешь, что скорее всего своими разговорами про атаку на рабовладельцев как раз вы и вызвали ответную движуху?

— Нет, ну а что — так, что ли, все это оставлять?

Да как сказать…

Я рабов не покупал и не продавал, и если получалось карать тех, кто их покупал и продавал — то карал, и карал жестоко. Но я и не думал замахиваться на систему в целом. По мне — важнее всего было создать какую-то устойчивую систему в рамках нашего социума, исходя из того, что мы реально можем, на что хватает людей и ресурсов. А нам реально не хватит людей, кроме как на Удмуртию плюс какие-то куски соседних регионов — Пермь, Вятка, Татарстан. Ну нет сил. Самое страшное — что нет. И как только мы освоимся, поднакопим сил, соберем под свое крыло тех, кого сможем — вот тогда можно будет замахиваться на что-то большее.

Но по здравом размышлении я понял, что и Анатолий Иванович в чем-то прав. Никто не будет ждать, пока мы окрепнем и укрепимся. Скорее попытаются сделать все, чтобы уничтожить. Чем крепче мы будем — тем больше найдется желающих против нас дружить. Таковы законы этого мира, которые со дня Катастрофы ни разу не изменились. И если так — то не разумнее ли и в самом деле ударить первыми.

— Ты Элинке подарок привез?

Мне вдруг стало очень стыдно. Как-то не умею я «жить для двоих».

— Нет.

— Давай заедем.

— Спасибо.

— Да не за что. Я знал, что ты не подумаешь…

Вечером, точнее ночером, как сейчас говорят, мы усталые и счастливые пили чай, Элинка рассказывала о византийских интригах в сфере здравоохранения, а я не мог сосредоточиться на том, что она говорит — я продолжал думать.

В чем смысл той бойни на Воткинском шоссе? Самый очевидный — сплотить против нас всех или что-то другое? Насколько в теме менты? Спросить Мешка? С учетом того, что он меня на Воткинское шоссе и возил?

С другой стороны — кто Мишке Новосельцев, и кто — я? А хрен его знает, сейчас все с ног на голову встало, да и до Катастрофы не легче было. Ни в ком нельзя быть на сто процентов уверенным, понимаете? Ни в ком и ни в чем.

Если менты в теме — то худо дело. Поскольку армии у нас не было, они у нас главные силовики. А за многими грязь еще с давних времен тянется, равно как и связи с корешами из других регионов. А я замечаю, мотаясь на торг, что немало их выжило. Конечно, смертность запредельная, потому что в самом начале, как только поступал вызов, что кто-то там ходит и людей кусает, выезжал наряд полиции. Но с другой стороны — давайте не будем путать хрен с пальцем, а патрульного с опером из шестой ОРЧ к примеру. Первый-то скорее всего относительно честный — где ему хапнуть? А вот второй…

И понятно, что погибали в первую очередь как раз первые, а вторые многие вовремя поняли, чем что пахнет, со стволами пересидели, а потом объявились. Уже со связями, с навыками, со спайкой.

Новосельцев тоже предлагал по Новгороду ударить, но скорее всего он на вшивость меня проверял — клюну или нет. Они не знают, за кого я. И им бы не помешал доступ к оружию. Особенно тот, который могу обеспечить я, ведь те стволы, что уходят за пределы республики, с учета автоматически снимаются. Продали и продали, какой сейчас учет? Так можно роты вооружить. Батальоны.

Если они решились устроить бойню — значит, развязка близко. Не зная точно, за кого я, они попытаются исключить неконтролируемый фактор из общего расклада. То есть попробуют меня убрать.

— Элин…

* * *

— Где у нас пистолет?

— В ящике, — недоуменно отозвалась она.

— Пошли, покажешь.

Пистолет у нас лежал в спальне, в ящике, который был замаскирован под книгу и стоял среди книг. Я остановился у входа, показал глазами — доставай.

— Что-то случилось? — поняла она.

— Доставай, доставай.

Элина сняла книгу с полки, она раскрылась, и пистолет чуть не выпал, но не выпал. Это был Sig P226, но не немецкий, а китайская копия. Их у нас делали в травматическом варианте, а как началось — переделали обратно в боевой. Отделка у китайца, конечно, хромает — но так ствол надежный и сделан качественно. Китайское оружие вообще лучше, чем о нем думают, оно лучше, чем, к примеру, турецкое, потому что в Китае оружие производят только государственные компании и по военным стандартам. Те же чинарки — китайские М4, которые появились перед этим самым, ничуть не хуже родных. Кучность ниже — но это потому, что ствол хромированный, а так — все в порядке там.

И СИГ — крепко сделан.

— Разряди.

Элина сделала то, что я сказал — выбросила магазин и патрон из патронника. Пистолет встал на затворную задержку.

— Положи на полку.

* * *

— Давай так. Я бросаюсь на тебя, ты должна успеть схватить и выстрелить. Потренируемся, ладно?

В ее глазах появился страх — тот самый, которого не было уже давно.

— Зачем?

* * *

— Что-то случилось?

— Сядь сюда. Сядь, сядь…

* * *

— Помнишь, что я тебе говорил? Когда мы первый раз с тобой поехали на стрельбище.

— Помню…

— Повтори.

— Первое, что я должна уметь, — выстрелить в человека.

— Правильно. А второе?

— За счастье всегда надо платить…

Она вдруг задрожала, уткнулась мне куда-то в подмышку.

— Не хочу… не хочу… не хочу…

А я — хочу? Да жизнь — тварь такая, заставляет…

Такова жизнь…