Системный сбой

Александр Бубенников (2021)

Младший научный сотрудник НИИ Алексей Ветров разыскивает исчезнувшего исследователя-изобретателя Андрея Лосева. В квартире, которую снимал ученый, Алексей замечает следы обыска и узнает, что все компьютеры с уникальными наработками Лосева исчезли. Мало того, выяснилось, что бесследно исчезли особые алгоритмы Лосева, недавно отправленные ученым на институтский сервер, и стоимость которых за рубежом чрезвычайно высока. Под подозрение Ветрова попадают сотрудники НИИ, которые ведут себя уж слишком странно…

8. Похороны и поминки

До дня похорон у Ветрова, как, впрочем, у большинства ребят из его лаборатории, были сплошные хлопоты. Дирекция приняла решение устроить прощание с покойным в институте, в большом холле между актовым залом и аудиторией, в которых проходили заседания научно-технического и ученого совета. Чин церемонии похорон резко повышался даже не выбором места прощания, а тем, что, по слухам, при прощании должны были присутствовать директор и замдиректора по науке. Академика-директора в последнее время, из-за его недомогания и почтенного возраста видели только на заседаниях НТС и ученого совета.

От Сорина и Серина Ветров услышал совсем удивительную новость, что даже Клопов, узнав о скоропостижной кончине Андрея, решил прервать на пару дней свой отпуск, твердо обещав приехать на похороны прямо из санатория.

Рабочим распорядителем похоронной процедуры в институте был завлаб Серин. По его распоряжению и его стараниями просторный холл был превращен в похоронное скорбное место посредством присборенных черных штор на окнах, притушенных люстр с лампами, горящими в четверть накала, прибитых там и сям еловых ветвей вперемежку с черными траурными лентами.

Наверное, из-за присутствия на официальной процедуре прощания народу пришло много, не только из отдела Сорина, но и из других отделов. В длинной очереди ораторов, подобранной Сериным, Ветрову и Инне было уготовано место где-то в самом конце; еще бы впереди столько именитых и заслуженных людей. А самыми первыми должны были выступить директор и его первый зам Клопов.

Сразу после минуты памяти, торжественно объявленной Сориным, когда скорбным молчанием все присутствовавшие, склонив головы, отдали дань уважения покойному в дешевом гробе, в самом центре траурного холла, перед выступлением Клопова, Ветров внимательно разглядел мать и отца Андрея. Они были рядом, отец поддерживал свою супругу, с которой он развелся тогда, когда Андрей, по его словам, переходил из яслей в детский сад. Но траурный зал воспринимал их как одно неразрывное ценное — родителей человека, которого провожали в последний путь. Родители, почерневшие от горя, неотрывно глядели на гроб и что-то тихо синхронно шептали, никому не понятное, совсем не различимое.

Для скорбных речей был приготовлен микрофон, возможно, потому, что длинную очередь ораторов открывал сильно шамкающий директор с его нечленораздельной речью, которую трудно было воспринять на слух без соответствующей техники. Директор сказал что-то общее, что обычно говорят в таких случаях — сожаление о скоропостижной смерти перспективного сотрудника, которому работать бы и работать на благо отечественной науки. Незапланированный конфуз, происшедший в самом конце его выступления, не испортил впечатления от неожиданного появления на траурной церемонии директора. Он сказал то, что о чем не знал Ветров, вообще мало кто знал об этом. Оказывается Андрей, еще до прихода в институт, будучи студентом, опубликовал в международном математическом журнале всего одну авторскую статью с фантастическим рейтингом цитирования, редчайшим по всем меркам, так называемым «импакт фактором».

Директору чуть ли не со всех концов света слали письма мировые светила с приглашением Андрея на конференции, в институты и университеты для работы. Вторая недавно опубликованная статья Андрея в соавторстве с Клоповым, Сориным и Сериным, также набирает рейтинг в научном мире. Но смерть помешала юному, необычайно талантливому исследователю завершить цикл работ по прорывным поисковым алгоритмов распознавания образов и нечеткой логики, которыми он мог, воистину удивить и потрясти мир. Еще бы немного времени отпустить ему, и…

И тут кто-то из глубины зала негромко, но твердо сказал: «И удивил, и потряс уже, а не ещё». Директор то ли не расслышал, то ли плохо расслышал, но как-то скомкал речь, стушевался, заканчивая банальным — вечная ему память…

В выступлении первого зама директора, лощеного и загорелого членкора, звучал красной строкой тезис мэтра, будущего лидера института: Лосев был полон надежд и свершений, он много обещал как яркий и перспективный исследователь. Как много бы успел свершить в науке вообще, в сфере «Computer science», особенно в бурно развивающейся области поисковых и генерирующих решения алгоритмов и машинных систем, если бы не его ранняя трагическая смерть. Какие у него были безбрежные творческие планы, которым не дано было реализоваться и о которых знали его учителя. Имена учителей не были названы, но последовательное перечисление отдела, лаборатории и того непреложного факта, что отдел патронировался первым замдиректора по науке. Всё это свидетельствовало о том, что к научным учителям Андрея должны быть причислены и Клопов, и пишущие докторские диссертации завотделом Сорин и завлаб Серин. Как ни странно этот тезис о нереализованных планах усопшего, о которых знали только его учителя, развили выступившие следом Сорин и Серин.

Стоявшая рядом с Ветровым Инна взяла его за локоть. Легонько призвала склонить к её плечу голову. Прошептала прямо в ухо, чтобы никто из окружающих не расслышал ее гневной тирады:

— Не пойдёшь же на публичный скандал в таком месте и в такой скорбный час. Андрей сам мне рассказывал, как его уламывали его, чтоб он оказался в аспирантах у того же Клопова, или того же Сорина, даже Серина. Хотя всего несколько его гениальных озарений в его нескольких алгоритмах стоят всех научных трудов блестящей продвинутой троицы…

Когда дошла очередь до Ветрова, то тот, неожиданно потеряв дар речи у микрофона, неотрывно глядя на гроб, с трудом осилил несколько предложений, что Андрей был лучшим из лучших, в науке, в дружбе, во всём — только сейчас он это понял и просит за это прощения у друга… После своего скомканного выступления Ветров уже не слышал о чем говорила Инна… Церемония прощания подошла к концу, жизнь продолжалась с выносом гроба их холла… Подставив плечо гробу, Ветров неожиданно зажмурился, неожиданно люстры засияли сильней… Словно кто-то невидимый сверху решил, нечего зацикливаться на смертях, когда столько нерешенных дел и обязанностей у живых…

Вереница траурных автобусов подъехала к старому Кунцевскому кладбищу. Там у отца Андрея был скромный родовой придел. Письма из института и президиума РАН сыграли свою роль — хоронить там разрешили. По просьбе матери Андрея институт даже оплатил вызов похоронного оркестра на кладбище. Об этом уже в автобусе Ветрову буркнул Серин: попробуй, откажи ей, если она затвердила, что у них в ростовском роду всех достойных людей хоронили под оркестр. Понимать приказала так: лишь недостойных хоронят без оркестра… В ответ на улыбку Серина Ветрову надо бы было тоже улыбнуться, но того на кладбище среди могил, крестов и памятников совсем заклинило — ни улыбки, ни слов, ничего лишнего и суетного. И грохнул знаменитым шопеновским траурным маршем оркестр. И Ветров, чтобы никто не видел его слез, нацепил на нос специально взятые на кладбище огромные черные очки.

— А я, дура, не догадалась взять с собой темные очки, — тихо сказала ему Инна, держащаяся с ним рядом, поодаль откуда-то взявшейся на кладбище Лиды. Возможно, она была и в институтском холле на процедуре прощания, только Ветров там ее не разглядел в толпе сотрудников и других родичей Андрея, прибывших туда с его родителями.

Сначала надо было поднимать с могильного холмика мать и отца Андрея, потом Лиду. Самое время — припасть к холмику с цветами и венками Инне, но она не торопилась. Она по-прежнему стояла рядом с Ветровым с гордо поднятой головой, на удивление Ветрову в глазах ее не было не слезинки. Напрасно она что-то недавно говорила о необходимости взять с собой на кладбище черные очки. Не было такой острой необходимости.

Подошла Лида и негромко спросила Ветрова, нарочно, словно не замечая рядом Инны, будто там одно пустое место, где и когда будут поминки. Услышав чёткий подробный ответ, молчаливо кивнула головой и произнесла со значением.

— Правильно, скромно и со вкусом. Я так и думала, что в этом недорогом кафе. В институтской столовой Андрей никогда не закусывал. Да и вообще он мало времени проводил в институте, любил работать в одиночку или с тобой вдвоём, Алексей…

Только Лида отошла, как Инна полушепотом Пожаловалась Ветрову:

— Надо же и здесь она уколола меня… Я не из числа единственных напарников, общество которого выдерживал Андрей…

Кроме ребят из лаборатории и их отдела на скромные поминки пришли еще двое из других отделов. Одного из них Ветров часто видел Андрея, причем не только в стенах института, в кафе, на выставках, спектаклях — то был Влад. Второй «чужестранец» как бы лишенный признаков возраста был некто Жора, эсэнэс, из остепененных. Андрей старался избегать общества этого Жоры, но тот почему-то лип к компаниям молодых людей, где часто восседали Андрей и Алексей. Молодых да ранних Жора покровительствовал советами и поучениями, как надо жить и как надо работать в институтах закрытого профиля. Смешил научными и прочими байками из жизни академиков и членкоров, с которыми был, «на короткой ноге», с тем же замдиректора по науке. Славно и естественно комиковал Жора. Все воспринимали его, как необходимую к столу мебель со старым инвентарным номером, мебель, без которой ничего не происходит.

Ветров знал, что при жизни Андрей почему-то недолюбливал Жору, почти всегда при случайных встречах остро пикировался с ним, но почему-то именно к Ветрову справа подсел шустрый Жора, властно «попросив» освободить место рядом с «источником светопреставления». Ведь, как они когда-то договорились с Инной на кладбище, по левую руку от Ветрова села Инна.

Выпили по первой стопке, стоя, не чокаясь. И тут же, прилипший к Ветрову, как банный лист, Жора зашептал Андрею в ухо:

— Я уже слышал о вашем отпуске, всё подписано. Хоть в Ростов на похороны ехать не надо — странно ведь как-то… Очень странно и противоестественно, словно начальство порешило на какое-то время избавиться от надоедливого, много знающего сотрудника… А ведь не вы только один что-то знаете, Алексей… Я, к примеру тоже что-то знаю неизвестное вам, батенька о том, кто рабочие станции из квартиры Лосева дезавуировал…

— Игорь их с персональным компьютером дезавуировал, как вы изволили выразиться, — одними губами прошелестел Ветров. — Может быть, что-то еще более существенное я не знаю.

— Однако, батенька… — искренне изумился Жора. — В таких случаях говорят, покойник еще при жизни слишком много знал.

— Это Андрея вы имеете в виду…

— Причем здесь Андрей, — свистящим негодующим шепотом выдал Жора, — скорее вас, Ветров. Знаете откуда?

— От верблюда, Жора…. Скоро во всём разберемся… — Эти слова Ветров произнес уже не шепотом, а вполголоса, с надрывом. И подумал почему-то о том, что не видел на траурной церемонии прощания, потом на кладбище тоже отставника-полковника Игоря Ивановича, ведь тот обещал быть там — «как штык».

Жора отпрянул от Ветрова и с ненавистью поглядел на него. Инна, сидящая по левую руку, вызывающе в упор прожгла Жору испепеляющим взглядом и остановила взгляд, почти умоляющий на Ветрове.

— Алексей, я всё слышала, у меня музыкальный слух с детства, посему я должна с вами переговорить с глазу на глаз. Прямо сейчас. Разделяю вашу тревогу и напряжение. Я тоже больше всего удивлена тем, что с нами нет сейчас Игоря Ивановича. Он мне клятвенно обещал прийти в институт на прощание, потом поехать вместе с нами на кладбище. Я ему несколько раз звонила, но никто не подходит к телефону…Возможно, с ним что-то случилось… Нам надо вместе сходить на квартиру Андрея…

— И еще вместе с Лидой, — шепнул в ухо Ветрова Жора. — Весёлая у вас будет компания, Алексей… С двумя гражданскими женами покойного, бывшей и настоящей, к тому двумя аспирантками Клопова, пользованными шефом для мужских утех при фригидной жене Иде…

— Не надо так, — тихо, произнес Ветров, брезгливо поводя плечом, словно открещиваясь от скабрезной реплики Жоры, — пока ещё уважаемый Георгий…

— Понял, понял… — зашептал после очередной поминальной чарки Жора. — Всё, всё понял, как не понять, мы из понятливых. Только на первых импровизированных поминках понимаешь, как безжалостен мир, лишающий нас общества гениев. Я об Андрее, убывающем в вечность и забирающем с собой вечность земную с его любимыми женщинами… О, если бы вечно так было, помните слова из романса, Алексей, где в вечности нега, любовь всех близких мужчине женщин, которые были рядом с ним, светлым и чистым, как говорится и поётся в народе…

Ветров уже не слушал его, алкоголь делал свое черное дело, оглушая всё существо, чтобы не чувствовать хрупкости и беззащитности человеческого существа перед грозными опасными ветрами окружающего мира за его плечами. Он знал, что после пятой поминальной стопки, он поедет с Инной на квартиру Игоря Ивановича.

Так он и сделал, сказав ребятам из лаборатории: «Мы скоро вернемся, не закругляйтесь раньше времени, посидим еще, помянем».

Только вышли они из кафе не вдвоём, а втроём. К Ветрову с Инной за компанию присоединился Влад, из теоретического сектора, что находился в подчинении самого директора-академика. Оказывается, это был он, подавший странную многозначительную реплику во время директорской речи: насчёт «ещё» и «уже». Влад в этом признался сразу. Это была не первая неожиданность в скорбный день похорон Андрея. На квартире Игоря Игоревича они не застали отставного полковника, зато обнаружили сотрудников милиции. Оказывается, сегодня умер хозяин квартиры, почему-то вызвавшей на дом терапевта из поликлиники Киру Борисовну. Она же и позвонила в милицию.

— Он же собирался идти в поликлинику к ней сразу же после похорон, — сказал Ветров, глядя прямо в глаза Инне.

— Да, я тоже об этом сразу подумала, — сказала, еле ворочая языком, в каком-то столбняке Инна, — кошмар за кошмаром… А где же сама Кира Борисовна, — обратилась она к милиционерам, — что вас сюда вызывала…

— А ей самой стало плохо, прямо при нас, — ответил молоденький лейтенант с морской фамилией Морев. — За ней заехал ее коллега, врач… Ага, вспомнил имя, импозантный мужчина такой… Семен Борисович…