Вход и выход. Эпизод 1

Александр Валерьевич Темной, 2021

Иван Корский достиг многого: он занимал руководящий пост в торговой фирме, был женат. В один момент он потерял всё. Иван скатился по наклонной плоскости так низко, что дальше, казалось бы, уже было некуда. Но судьба предоставила ему шанс в лице друга из параллельного мира, и он снова смог встать с колен и гордо поднять голову. Увы, жадность и гордыня откинули его назад, к точке, из которой пути назад уже нет. Содержит нецензурную брань.

«Он был сказочно богатым и сексуально привлекательным. Он мог себе позволить, если не всё, то почти всё.

Самые красивые и влиятельные женщины осаждали его дворец в Монако и мечтали просто его увидеть. Увидеть! О том, чтобы провести с ним вечер, они даже мечтать не могли. Ещё бы, Джон был неуловим: он то был на съёмках очередного фильма, то на буровой вышке, то на одном из своих заводов, то на строительстве очередного небоскреба или просто бороздил водные глади на своей огромной яхте под названием «Мечта», наслаждаясь каждой секундой своей жизни, купаясь в роскоши…»

— Тьфу, бл… Хрень какая-то, — недовольно проворчал Иван

Корский, бросая книжку в мягкой обложке в мангал.

«Красавчик Джон» — так называлась эта книга.

Языки пламени тут же принялись лизать симпатичного мужчину на обложке, в объятиях которого была стройная брюнетка, и яхту на заднем плане, превращая грезы домохозяек в прах.

Недовольство Ивана можно было понять: читать книгу о жизни богатеньких ублюдков, у которых всё было схвачено и за всё заплачено, было неинтересно. Вот если бы книга начиналась словами о том, что в мешке нашли расчлененный труп сказочно богатого и сексуально привлекательного, было бы совсем другое дело. А так — пустая трата денег, пусть даже книжонка была куплена по дешевке, на распродаже.

Смеркалось. Иван залпом осушил полстакана водки, закусил соленым огурчиком и, крякнув, откинулся в старом, прожжённом сигаретами кресле.

Огонь в мангале разгорался всё сильнее и сильнее, разгоняя полчища комаров. Это хорошо: скоро будут готовы угли, на которых можно будет поджарить шашлыки.

Разумеется, шашлыки он купил самые дешевые, с истекающим сроком годности. Он не гордый. И такие съест. Дурацкая привычка — на себе экономить! Но что поделать? Это, как говорится, не мы такие, а жизнь такая. К тому же, жизнь в нужде учит на всём экономить. Иван Корский знал, что такое нужда не понаслышке, а потому боялся её и не любил вспоминать те дни, когда ему приходилось побираться, но их из жизни не выкинешь.

Подумать только, а ведь совсем недавно всё было совсем по-другому. У Корского были все шансы стать тем самым Джоном из дешевого чтива, но он все эти шансы упустил. Просрал, профукал, причем, по собственной глупости.

А ведь ещё недавно он работал в одной из крупнейших торговых фирм Кургана заместителем директора. У него была семья, квартира, машина и всё прочее, на чем он не собирался останавливаться. Планы были грандиозными и далеко идущими, но, как всегда, все карты спутал случай. Долбаный случай, будь он неладен!

Всё шло, как по маслу: карьера, деньги, власть. Разумеется, власть Ивана распространялась только на офисный планктон, но все равно ему было приятно. Власть ведь она — как наркотик: если с первого раза понравился, потом соскочить с него трудно. Практически невозможно. Человек теряет контроль над собой, и в какой-то момент, сам того не замечая, оказывается в большой, глубокой жопе, выбраться из которой без посторонней помощи тяжело. Но Корский считал, что всё держит под контролем.

Ведь не он, а его босс — Максим Эдуардович — мог на спор и по пьяни гнать по встречке со скоростью двести километров в час. Тот же Максим Эдуардович мог бегать голым по улице и при этом снимать себя на видео. Он мог нассать на официанта в ресторане и дать пинка администратору, мог заказать в свой офис несколько шлюх, заставить их ублажать себя, а потом, не заплатив им ни копейки, гнать их в шею. Разумеется, это он делал только по пьяной лавочке. В трезвом состоянии это был образцовый отец-одиночка, все силы бросающий на то, чтобы единственная дочурка ни в чем не нуждалась.

Иван Корский не страдал такой ерундой. Он считал, что самоутверждаться в своей конторе нужно умом, а не эпатажем. Поэтому, получив в своё время дополнительную специальность — «Управление персоналом», он, не без помощи шефа, урвал возможность принимать на работу и увольнять всех нижестоящих работников — от дворника до старшего менеджера.

Разумеется, в первую очередь всеми законными и незаконными способами он уволил тех, кого на работу лично не принимал.

Проводя собеседования с кандидатами на вакантные должности, он всегда тяжело вздыхал и говорил: «Ну, я даже не знаю, можно ли с вашими анкетными данными претендовать на эту должность? Я говорю не только про нашу, но и про другие организации. К тому же, у меня есть кое-какая негативная информация о вас из источников, которые я не могу вам раскрыть…»

Человек пугался, расстраивался. И тогда Иван, нагибаясь, доверительно хлопал, казалось бы, безнадежного, кандидата на вакантную должность по плечу и с хитрым прищуром добавлял: «…Но вы мне нравитесь. Я вас возьму в свою команду!»

Таким образом, за короткое время он, с молчаливого согласия шефа, окружил себя стукачами и жополизами, готовыми из шкуры вон вылезть, лишь бы угодить любимому «заму».

А «зам», тем временем, всегда зная, что и когда происходит в фирме, безнаказанно прокручивал под носом босса всевозможные махинации, ведущие к не совсем законному личному обогащению.

В какой-то момент Корский почувствовал себя неуязвимым и непотопляемым. И ему всё сходило с рук. До поры — до времени, пока его не пригласил на вечеринку в свой загородный дом босс.

О той треклятой вечеринке, которую позже Иван будет вспоминать только матерными словами, он практически ничего не помнил. Помнил только, как Максим Эдуардович налил ему большой пузатенький бокал коньяка и предложил сигару. Потягивая коньяк и попыхивая сигарами, они сидели с шефом на кожаном диване в беседке и говорили о политике.

Где-то на заднем плане играла классическая музыка. Вечерний ветерок приятно обдувал тело и играл зеленой листвой деревьев и кустов. Пахло цветами и фруктами.

Это был ещё один вечер в гостях у босса. Скучный, на котором не пошалишь, но весьма полезный для карьеры. Всё было вполне нормально, пока не пришла Лиза — дочь босса. Корский с Максимом Эдуардовичем как раз закончили обсуждать Америку и экономические санкции против России. Иван уже решил, что разговор с боссом окончен, хотел уже вызывать такси, чтобы ехать домой, но тут вдруг Лиза нагнулась и принялась что-то шептать отцу в его большое ухо, обрамленное сетью морщинок, словно растущее из паутины. Корский посмотрел на её упругую задницу, на длинные ноги, обтянутые черными чулками, на гибкий стан и почувствовал, как член наливается кровью, оттопыривая ткань брюк. В голове Ивана тут же возникла мысль о том, что он с удовольствием вдул бы Лизе, не будь женат. Черт, но почему жена выглядит не так, как эта сучка?!

И всё! На этом мысль оборвалась, как оборвалось и всё хорошее, что было на тот момент в его жизни.

Он почувствовал, как куда-то проваливается, и мир вокруг него тает, как кусок масла на раскаленной сковороде, теряя свои очертания.

Из провала он вышел внезапно, словно проснулся после долгого и болезненного сна. Голова гудела, перед глазами всё двоилось. Когда два изображения слились в одно, Иван приподнялся на локтях и огляделся по сторонам. То, что он увидел, его не обрадовало. Он понял, что находится в какой-то лачуге, из мебели в которой есть только стол, сколоченный из необструганных досок, да такая же кровать, на которой он и лежал. С потолка на проводе свисает почерневшая, давно сгоревшая лампочка. Из-под бревен торчит пакля, похожая на не знающие расчески волосы старой алкоголички. Окна разбиты, сквозь них внутрь прорывается холодный ветер, несущий запах навоза, неприятно обдувая своим зловонным дыханием лицо и руки… В общем, жуть!

Рывком приняв сидячее положение, Корский увидел двух облезлых мышей, снующих у него между ногами, почему-то обутыми не в немецкие туфли, а в кирзовые сапоги. Когда Иван топнул этими сапогами по полу, мыши мгновенно разбежались по углам дома.

От топота собственных ног боль в голове Корского усилилась ещё больше, и он застонал, сдавив виски руками. Только стон его был больше похож на хрип старого деда, который всю жизнь курил махорку.

Когда боль немного поутихла, Иван медленно, с трудом преодолевая слабость во всем теле, поднялся на ноги. Сразу же закружилась голова и к горлу подкатила тошнота.

Чтобы не упасть, Корский оперся на шероховатую спинку кровати и закрыл глаза. Постоял немного. Неприятные ощущения вдруг стали проходить.

— Зашибись! — буркнул себе под нос всё тем же стариковским голосом Иван, после чего разлепил веки и оглядел себя. Он был одет, как бомж: рваная телогрейка с просвечивающей сквозь дыры ватой, дырявые спортивные штаны, сильно растянутые в районе колен. — Что это за дерьмо?

Словно ища ответ на свой вопрос в грязной хибаре, Корский вновь начал осматривать помещение, пока взгляд его не уперся в деревянный стол, на дощатой крышке которого что-то блестело.

С трудом переставляя вялые ноги, он дошел до стола и протянул руку к тому, что привлекло его внимание. Это было видавшее виды зеркало в пластиковом корпусе, с наполовину отломанной ручкой. Когда же Иван глянул в это зеркало, он не поверил своим глазам: вместо привычного отражения своего, как ему всегда думалось, красивого и брутального лица, он увидел распухшую рожу немытого, нечёсаного бомжа, словно только что вылезшего из помойки.

— Нет! — закричал Корский. Зеркало выпало из его ослабших пальцев, упало и разбилось, усыпав пол десятками осколков. — Нет! Нет!

Конечно, этого не могло быть. Ведь еще вчера он был в гостях у босса, в его загородном доме, пил дорогой коньяк…

Коньяк! Вот, почему он, Иван, оказался здесь и так себя плохо чувствовал. Скорее всего, Максим Эдуардович решил разыграть его, как он это любил делать по пьяной лавочке. Не исключено, что босс подсыпал в коньяк снотворное, перевез спящего Ивана в эту дыру, загримировал его, и сейчас снимает его на скрытую камеру и ржет сидя где-нибудь неподалеку. Это в его стиле. Ему это по карману.

Иван вцепился себе в бороду, пытаясь оторвать её, но она не отрывалась. Вцепился в длинные, сальные волосы, потянул…

Бесполезно. Всё было своим, настоящим. Но как такое возможно? Как?! Ведь за один день такое не отрастет. А была ли вечеринка вчера?

Хрустя по осколкам зеркала, Корский приблизился к окну. За рамой без стекол простиралась заброшенная деревня с покосившимися домиками. Редкие листья на деревьях, холод и сырость свидетельствовали о том, что была уже поздняя осень. Осень! А вечеринка была 5 июня. Как можно было на такое время погрузиться в небытие, Иван не знал. Если бы шеф его всё это время набухивал до беспамятства, он бы хоть что-то помнил, а тут — чистый лист, вообще никаких воспоминаний.

Может, его как-то погрузили в искусственную кому? Но как и кто, а главное — зачем? Шеф не стал бы этого делать, так как Корский нужен ему как рабочая лошадка, на которой можно и нужно пахать, вспахивать вдоль и поперек поле чудес в стране дураков.

Может, это происки конкурентов? Но почему тогда память обрывается на ягодицах дочери босса, а не на какой-нибудь разборке с братьями Габиевыми или с"Мегапродом"?

Лиза? Вряд ли. Она же со своим отцом заодно. Значит, ей Иван нужен так же, как и Максиму Эдуардовичу.

Тогда что это, если не бред?

Бред-не бред, а всё равно нужно было как-то выбираться из этого дерьма и что-то делать. Поэтому Иван толкнул скрипучую дверь и вышел из грязной хибары, со стороны больше похожей на сарай. Неужели в этом доме кто-то когда-то жил?

Корский пересек заросший травой двор, по лежащему на земле пролету забора, как по мосту, перешел через лужу, остановился на вязкой дороге, долго смотрел по сторонам, выбирая направление, в котором двигаться, и направился направо, где домов было больше. Ведь ему необходимо было найти хоть кого-то, кто мог бы подсказать, что это за деревня, и в какой стороне находится Курган.

Увы, найти"хоть кого-то"оказалось делом непростым. Дома, попадавшиеся на пути, были либо наглухо заколочены досками, либо смотрели на Ивана слепыми глазницами без окон. В одной из таких"глазниц"Корский увидел сморщенное лицо старухи, которое появилось на миг из темноты дома и спряталось. Иван минут пять стоял под окном, упрашивая бабку ему помочь, но та больше не показывалась. Тогда, плюнув, Корский пошел дальше.

Он уже решил, что в деревне вообще никого нет, как вдруг впереди показался домик с решетками на окнах, на котором над крыльцом большими буквами было написано:"Милиция", а рядом с домом стоял желтый уазик.

Дверь дома открылась, и на крыльцо вышел пухлолицый полицейский. Немного постояв, почесывая большой живот, полицейский направился к машине.

Именно в тот момент, будучи без мобильного, без денег, без документов, глядя на толстяка при погонах, Иван осознал полную степень безнадежности своего положения. А также то, что для него этот полицейский — посланник Божий, счастливый билет, с которым можно быстро доехать до Кургана и разобраться с шутником, который пошутил над ним столь неудачно и столь не вовремя.

— Господин полицейский! Господин полицейский! — от радости у Корского даже голос прорезался, и появились силы, чтобы бежать вприпрыжку.

Увидев его, полицейский приоткрыл от удивления рот и остановился в шаге от водительской дверцы уазика.

— Тебе чего надо? — тряся тройным подбородком, рявкнул толстяк при погонах, когда Иван подбежал к нему.

— Понимаете, сам я из Кургана. Сегодня проснулся в том доме, — Корский указал пальцем в ту сторону, в которой находился сарай, в котором он провел не самые приятные минуты своей жизни. — Нет ни денег, ни мобилы, ни документов, а мне домой надо, в Курган. У меня там жена, работа. Помогите мне, пожалуйста, а?

— Больше тебе ничего не надо, бомжара? — Лицо полицейского расплылось в улыбке

— Ну-у-у, — Иван ненадолго замолчал, морща лоб. — Не отказался бы от сигаретки. Курить очень хочется.

— Не переживай. Сейчас чего-нибудь придумаем! — Толстяк повернулся к Корскому спиной.

В душе Ивана забрезжил лучик надежды. И, едва он успел подумать о том, что представитель власти поможет ему, не оставит в беде или в"биде", как в подобных случаях говорили в офисе, толстяк развернулся и ударил Корского в челюсть.

Иван упал на спину. Когда попытался подняться на ноги, его стало болтать из стороны в сторону, как пьяного, и он снова упал. На сей раз на бок. В тот самый момент толстопузый мент начал избивать его резиновой палкой и пинать ногами, приговаривая:

— Вот тебе, вот тебе, вот тебе, вот тебе, бомжара вонючий!.. В курган он захотел, бл… Типа своих бомжей там не хватает!..

Полицейский бил и пинал Ивана так сильно, словно хотел вышибить из него дух. И вышиб бы, не позвони ему на сотовый неизвестный абонент, который, сам того не желая, спас Корскому жизнь.

— Алло! — прорычал в трубку толстяк, наконец-то прекратив экзекуцию. — Что? Я?.. Ладно, сейчас подъеду.

Хлопнула дверца машины, затарахтел двигатель, и уазик покатил по грязи, увозя толсомордого мента водному лишь ему известном направлении.

А Корский остался лежать, скорчившись, в позе зародыша. Часов у Ивана не было, и он не знал, сколько так провалялся на жёлтой траве, но, судя по ощущениям, не меньше часа. Немного придя в себя, он осторожно поднялся на ноги и, постанывая и харкая кровью, пошел по следам уазика. Он был уверен, что где-то недалеко есть автострада, по которой он и сможет вернуться домой. Пешком или автостопом, ему было наплевать, лишь бы быстрее убраться из этой деревни, которую, ввиду отсутствия указателей, он про себя окрестил Хрензнаеткаковкой.

Чутье его не подвело. Он действительно минут через сорок вышел к автомагистрали, чему был несказанно рад. А ведь раньше он никогда бы не подумал, что ему могут нравиться такие признаки цивилизации, как: рекламные щиты, пердящие выхлопными газами автомобили, линии электропередач и вышки мобильной связи, стоящие вдоль дороги.

От радости Иван чуть не заплакал. Ему хотелось опуститься на колени и поцеловать темный асфальт. И только боль в правой ноге помешала ему это сделать, так как он понимал, что, если опустится на колени, может потом не подняться. А ведь ему ещё до дома нужно добраться, а уж там можно упасть. Да!

Направление, в котором нужно двигаться, Корский определил для себя сразу. Ориентиром был для него указатель, манящий издалека своей яркой синевой. Он шел к нему по обочине с таким чувством радости и надежды в душе, с каким шёл на первое свидание со своей будущей женой.

Однако, чем ближе он подходил к указателю, тем меньше становилось в душе радости.

Сначала он думал, что ему это кажется, но по мере приближения к указателю он понимал, что нет.

Надпись на дорожном указателе гласила, что до Катайска осталось 26 километров, до Шадринска — 97 и до Кургана — 237 километров. 237 гребаных километров!

— Вот дерьмо! — только и смог тогда сказать Корский, сплюнув себе под ноги кровавый сгусток.

Впрочем, думал он, всё не так уж и плохо. Достаточно лишь остановить какую-нибудь машину. И тогда часа через три он точно окажется в Кургане. К гадалке не ходи.

Конечно, остановить машину просто, если ты — молоденькая красотка с длинными ногами и с большой грудью, но в случае с Иваном всё оказалось гораздо сложнее. Машины проносились мимо, как бы он ни махал руками, и ему только и оставалось, что крыть матом"черствых, бездушных говнюков"и идти по обочине пешком.

Но вот впереди показалась заправка. Для Корского это был ещё один шанс, который он не мог упустить. К тому же, эти машины не нужно было останавливать. Они и так стояли.

На заправке были два грузовика и три легковушки. Корский не сомневался, что здесь ему точно повезет, кто-нибудь хоть чем-то обязательно откликнется на его душещипательную историю и поможет, но почти все водители отгоняли его от своих машин и послылали на три буквы, известные любому русскому. А водитель грузовика, на кузове которого были изображены дети, с аппетитом жрущие мороженое, даже пригрозил проломить Ивану голову монтировкой. Для пущей убедительности он даже потряс перед лицом Корского своим проржавевшим инструментом.

Иван тяжело вздохнул и направился к кассе. Подождал, когда расплатится последний покупатель и жалобно пропищал рыжеволосой даме с добрыми глазами, как у коровы:

— Красавица, разреши позвонить в Курган, а? Ты не смотри, что я так выгляжу. Когда я доберусь до Кургана, я тебе закину денег на карту столько, сколько пожелаешь. В Кургане я человек не бедный. Просто попал в такой переплет, что…

Дама с добрыми глазами пристально посмотрела на Корского. В какой-то момент ему даже показалось, что он увидел искорки понимания в её больших, красивых глазах, жирно обведенных тушью. Но это только показалось.

— Пошёл в жопу, бомжара вонючий! — послышался визгливый голосок дамы с коровьими глазами. — Пошёл в жопу и не пугай наших клиентов!

Тут же открылась дверь сбоку, и из кассового узла вышел лысый охранник, больше похожий на урку-пересидка.

Поняв, что кому-то сейчас не поздоровится, и этим"кем-то"окажется он, Иван поковылял прочь от кассового узла, но, так как был уставшим и сильно болела правая нога после знакомства с ментом, далеко уйти не смог. Охранник быстро догнал его, схватил за шиворот, повалил на асфальт и принялся пинать его ногами. К счастью, пинал не так сильно, как толстый ментяра, иначе второго избиения за день Корский просто не пережил бы.

Из динамиков снова послышался знакомый визгливый голосок:

— Стёпа, вернись в кассу! Мне нужна твоя помощь!

Охранник пнул Ивана ещё пару раз и посеменил в сторону кассового узла.

Корский немного полежал, набираясь сил и начал подниматься на ноги, сплошным потоком извергая из себя проклятия в адрес водителей, самой заправки, кассира с коровьими глазами и охранника. Но никто его не слышал, и хрип его голоса тонул в шуме проезжающих по автостраде машин.

— Да пошли вы все… — Иван резко замолчал, увидев у себя под ногами кошелек и красивую зажигалку в металлическом корпусе.

Определённо, эти вещи принадлежали охраннику и вылетели из его карманов, когда тот так увлеченно пинал Корского, скорее всего, пытаясь произвести впечатление на кассирку с коровьими глазами.

Зажигалка исправная, в кошельке — около пятисот рублей и фотография Стёпы 3 на 4 сантиметра. Что ж, и на том спасибо! Скажем так, не зря повалялся на асфальте и пострадал животом, спиной и задницей. Зато появился огонь, который согреет ночью и деньги, на которые можно будет купить еды в какой-нибудь придорожной закусочной.

Ещё в июне, до той вечеринки у босса, Иван поднял бы кошелёк и зажигалку, отдал бы всё это Стёпе-недотёпе, а так… Хрен ему! Пусть вспомнит, КОГО он пинал на асфальте и жалеет об этом, когда захочет покурить или пожрать в закусочной.

А зажигалка красивая, стильная, с золотистым орлом на блестящем корпусе.

Щёлкнув колёсиком, Корский с восторгом посмотрел на яркий огонёк, согревающий не столько тело, сколько душу, захлопнул крышечку, рассовал свои"трофеи"по карманам штанов и похромал дальше.

Идти было очень тяжело, но он упрямо шёл вперед, преодолевая боль и усталость. В какой-то момент ноги перестали его слушаться. Иван запнулся и упал, сильно ударившись лицом и поцарапав его об камушки. Полежав немного, поднялся и присел на большой валун. И тут мужество, с которым он в тот день сносил все удары судьбы, покинуло его. Свесив руки между колен, он опустил плечи и заплакал. Это были горючие слёзы бессилия, усталости и боли. Слёзы, которые лились не из глаз, а из его израненной души.

— Я — бомж! — всхлипывая, повторял он. — Сраный, вонючий бомж! Бомжара…

Оказалось, что не зря врачи пишут, что плакать полезно для здоровья. Вдоволь наревевшись от жалости к самому себе, Корский почувствовал себя гораздо лучше, и у него появились силы на то, чтобы идти дальше. Главное — он был уверен в том, что всё то, что он делает — правильно! И эта уверенность подгоняла его, как попутный ветер.

Солнце клонилось к закату, удлиняя тень. Впереди показались какие-то строения, со всех сторон окруженные грузовиками. Так как это не было похоже ни на заправку, ни на ментовку, Иван ускорился, так как не сомневался в том, что именно там можно будет раздобыть хоть немного еды. К тому же, желудок от голода, казалось, уже давно переваривал сам себя.

Это оказался кемпинг"Подорожник", состоящий из двух гостиничных корпусов, магазина, закусочной и бокса, на котором белой краской было написано:"Ремонт, шиномонтаж".

Разумеется, первой мыслью было сразу пойти в закусочную, но, глянув на своё отражение в стекле припаркованного у гостиницы внедорожника, Корский решил пока не спешить, чтобы ему лишний раз не намяли бока.

Иван остановился и начал осматриваться. Тут же на глаза попались металлические бочки, установленные под водосточными трубами гостиничных корпусов. К одной из этих бочек он и направился, на ходу снимая с себя телогрейку и пряча её в кусты.

Под телогрейкой оказалась тельняшка — на удивление чистая и без дырок. Очень похожая на ту, которую Корскому когда-то подарила на 23 февраля тёща. Тельняшка, которая когда-то перекочевала на дачу и сгинула там в ворохе всякого ненужного барахла.

Начал мыть свалявшиеся волосы и лицо. Потом помыл шею и руки. Хотел помыть ноги, но передумал: вода уж больно холодная. И, если кто-нибудь подловит его за этим занятием, проблем не избежать.

Вода отдавала машинным маслом, из чего Корский сделал вывод о том, что он не первый, кто решил привести себя в порядок подобным образом. Первопроходцами, по-любому, были дальнобойщики. Наспех помывшись, Иван побежал в сторону закусочной: холод сдавил виски, словно желая выдавить глазные яблоки из глазниц и скрючил пальцы на руках, которые стали похожи на куриные лапки.

Народу внутри было много, и почти все столики были заняты. Но Корского это не волновало, так как он сидеть за столиком не планировал.

Почти все, кто был в закусочной — дальнобойщики. На их фоне Иван практически не выделялся, и впервые за день ощутил себя полноценным членом общества, а не бомжем.

Перед кассой стояли ещё двое таких же, как он — в грязной одежде, небритые. И пока кассир их обслуживала, Корский читал меню. Конечно, он с удовольствием съел бы котлетку с пюре и запил бы всё это компотом, но решил ограничиться несколькими булочками и бутылкой минеральной воды.

Один мужик рассчитался, с полным подносом сел за стол, а второй со своими несколькими чебуреками что-то принялся шептать на ухо кассирше. Та немного помялась, потом достала из-под прилавка бутылку водки и протянула мужику. Пока тот рассчитывался, Ивану почему-то расхотелось есть булки. Он захотел напиться, а завтра — будь, что будет. Причем, желание выпить водки было непреодолимым. Выпить водки и закусить чебуреками. Это желание заглушило голос разума, и Иван принялся убирать с подноса булки и заменил их чебуреками.

Голос разума заговорил в Корском только тогда, когда он вышел из закусочной с пустым кошельком, бутылкой водки и двумя чебуреками:"Ну, я и осёл! Какого хрена я всё бабло потратил? Завтра сосать буду! Понятное дело, не лапу".

Достав из кустов телогрейку и натянув её на себя, он направился к лесу. Заметив двух бомжей, ходящих от машины к машине и просящих у водителей мелочь"на пропитание", спрятал бутылку во внутренний карман телогрейки и ускорился.

Между кемпингом и лесом была большая свалка. Иван хотел пройти мимо, но подумал, что в его положении и в мусоре порыться не грех. Можно найти что-нибудь полезное. Однако руками рыться в мусоре он не смог, предпочтя ворошить вонючую кучу палкой. Нашел кусок тента и веревку. Всё это взял с собой. Ещё прихватил тонкую полоску жести.

В лесу, пока не стемнело, собрал длинные сухие палки. Полоской жести разрезал верёвку на несколько частей. Связав маленькими веревочками палки, соорудил каркас шалаша, поверх которого кинул кусок тента. Углубившись в лес, всё той же полоской жести нарезал еловых веток, положил их вниз, по бокам и в верхней части шалаша. Оглядел конструкцию, мысленно похвалил сам себя. Насобирав сухих палок, пользуясь зажигалкой охранника с заправки, Иван разжег костер, что было весьма своевременно, так как солнце село, и лес погрузился в темноту.

Глядя на языки пламени, Корский думал о том, что нужно было в закусочной украсть стакан. Хотя зачем ему стакан? Он и так не гордый, может пить из горла. Что он и сделал. А через час он уже спал крепким сном.

Он проснулся утром от того, что кто-то волоком вытащил его из шалаша, навалился на него и начал ощупывать карманы. Открыв глаза, Иван увидел, что на нем сидит бомж — один из тех двоих, что вчера клянчили мелочь у дальнобойщиков. В одной руке он держал нож с выкидным лезвием, а второй шарил по карманам Корского. Заметив, что Корский проснулся, он приставил нож к глазу Ивана и, обдав его лицо зловонием, прохрипел:

— Не рыпайся, сука! На куски порежу…

Наверняка, любой бы на месте Корского испугался. Когда на тебе сидит бомж и тычет ножом в глаз, обещая порезать на куски, нельзя не испугаться. Но Ивану почему-то страшно не было. Зато была злость. Лютая злоба за то, что его грубо выволокли из его личного шалаша, оскорбили, угрожали и дышат в лицо какими-то помоями.

Ивана молчал, глядя снизу вверх на бомжа, разглядывая его грязное, морщинистое лицо. До чего же хотелось ударить по этой вонючей харе! Так хотелось, что правая рука сжалась в кулак и дернулась.

"Откуда здесь стекло?" — подумал Корский, когда костяшки кулака коснулись гладкой холодной поверхности. Тут же вспомнив, что это — его стекло, пустая бутылка из-под водки, от которой остались лишь воспоминания, он понял, что сделает. План действий возник в голове сам собой. И он так понравился Ивану, что тот даже улыбнулся.

— Что ты лыбишься, с-сука? — снова прохрипел бомж.

— Весело мне, — ответил Корский и ударил бомжа по голове бутылкой, которая тут же разбилась, превратившись в"розочку".

Тут же на лицо Ивану капнули капли теплой крови, а бомж обмяк, словно марионетка, у которой разом перерезали все нити.

Скинув с себя бомжа, всё еще сжимая в руке"розочку", Иван поднялся на ноги и тут же увидел напарника попрошайки, который стоял в двух шагах от него, опираясь на костыль.

Когда Корский сделал шаг в сторону второго бомжа, тот угрожающе поднял свой костыль и прорычал:

— Не подходи, сука! Башку проломлю!..

— Да что вы все сегодня"сука", да"сука"? — изобразив недоумение на лице, задал вопрос Иван.

–…Петьку убил, падла…. — словно не слыша слов Ивана, продолжал напарник.

— На, держи. Это возмещение морального вреда. — Корский достал из кармана штанов кошелёк и бросил его к ногам бродяги.

Тот удивленно посмотрел сначала на кошелёк, потом на Корского, что-то прожевал беззубым ртом и начал нагибаться. Иван тут же подскочил к нему, вцепился левой рукой в волосы, а правой вогнал"розочку"бомжу в шею.

Бродяга уронил свой костыль, схватился за шею, издал клокочущий звук и завалился на бок.

Ухватившись двумя руками за нижнюю, утолщенную часть костыля, Корский несколько раз обрушил его на голову бомжа. Тот перестал булькать и затих. Кровь, текущая на землю из бутылочного горлышка, была похожа на красное вино. Иван подставил под струю крови два пальца, облизал их, пробуя кровь на вкус. Отнюдь не вино. Нечто солоноватое и теплое, от чего хочется блевануть.

— Какой ты сам — дерьмо, такая и кровь у тебя! — произнес Корский, плюнув кровью в распростертое на земле тело бомжа.

Сзади послышался нечеловеческий рёв. Обернувшись, Иван увидел того, первого бомжа, которого считал мертвым. Оказалось, что он очень даже живой. Левую руку он прижимал к окровавленной голове, в правой держал всё тот же нож, которым размахивал, пытаясь пырнуть им Корского.

Иван размахнулся костылем и ударил им бомжа по голове. Перекладина для упора в подмышечную впадину угодила попрошайке в висок. Рёв мгновенно прекратился. Бомж, как подкошенный, рухнул на землю.

— Надеюсь, больше не воскреснешь, — произнес Корский, когда поднял с земли нож, сложил его и положил в карман телогрейки.

Вывернув карманы бомжей и убедившись, что там ничего ценного нет, он перетащил их тела в шалаш, сложив друг на друга. Вход в шалаш закрыл еловыми ветками. От вони разлагающихся трупов они, конечно, не спасут, но от посторонних глаз — ещё как!

В двух шагах от поляны, которая приютила на ночь, и которая чуть не убила его утром, Иван нашел в кустах вещи бомжей — мешок и рюкзак. В них оказалось рваное, вонючее тряпьё, которое Корский бросил там же, в кустах. Пустой рюкзак Иван решил оставить себе. Что-то подсказывало ему, что рюкзачок ещё может пригодиться.

На глаза попался кошелёк, лежащий на земле там же, куда Иван его кинул. Корский хотел поднять его, как-никак, жалко было оставлять такую добротную вещь из натуральной кожи. Но, заметив на кошельке пятна крови, и вспомнив, до чего противной на вкус оказалась кровь беззубого бомжа, решил оставить кошелёк на поляне. Он себе ещё лучше купит, когда вернется в Курган. И ничего не будет напоминать ему о том, как он побывал в шкуре бомжа и убил двух человек.

Убил двух человек! Какой ужас! Именно кровь на кошельке вернула Корского к действительности. А действительность такова: он — убийца, забил до смерти двух человек. В любую минуту их может кто-нибудь найти, и тогда отправится Иван Константинович Корский в места не столь отдаленные, откуда живым он, скорее всего, не вернется. И, чтобы этого избежать, нужно, как можно быстрее убраться из этого леса. Желательно, никому не попадаясь на глаза.

И он двинулся к шоссе, продираясь сквозь кусты и буреломы, запинаясь об корни деревьев и коряги.

А перед его глазами стоял образ покойной бабушки, которая, как в далеком детстве, сдвинув брови, говорила ему, грозя крючковатым пальцем:"Не убий! Не убий. Это заповедь…"

Уже убил! Причем, дважды! Как с этим жить дальше? И как потом объяснять людям, что это всего лишь было превышение необходимой обороны? Лучше никак не объяснять. Всё равно не поверят!

Впереди показалась очередная куча мусора. Но только на изучение её содержимого у Ивана не было времени: нужно было поторапливаться. Однако метров через сто Корский увидел просвет между деревьями и вышел к деревянному забору, опоясывающему дачный поселок. Ещё через сто метров он увидел щебеночную дорогу, ведущую к проржавевшим воротам. Это был въезд в поселок, который, судя по всему, или не охранялся совсем, или охранялся, но очень плохо. Поэтому Иван беспрепятственно прошел на территорию поселка и начал осматриваться.

Дачный поселок выглядел всеми покинутым: не было машин на парковках у домиков, не было людей, собаки не лаяли, не бегали по участкам кошки, дети не катались на велосипедах, как это бывало обычно в СНТ"Дружба", где была дача Корского.

Все будто собрали весь свой урожай и разъехались, что для осени — абсолютно нормальное явление.

Даже дым из труб бань и домов не шёл.

И только какая-то женщина в костюме садовода, больше похожем на обноски, набирала воду в эмалированные ведра из водопроводной колонки.

Колонка! Это уже хорошо. Ведь в колонке должна быть вода. А на тот момент Корскому ничего так не хотелось, как смочить горло, избавиться от сушняка, который мучил его с самого утра, верблюжьей колючкой застряв в горле.

Дождавшись, когда женщина наполнит свои ведра и скроется за поворотом, Иван подошел к колонке, нажал на рычаг и жадно припал губами к сливной трубе. Вода была такой вкусной, что, казалось Корский в жизни не пил ничего вкуснее. А ещё вода была холодной. Такой холодной, что от неё начали тупой болью ныть зубы. Но Иван старался не обращать на эту боль внимания. Он пил, как в последний раз в своей жизни. Пил, пока не захотел по малой нужде, которую справил тут же, в кустах. Потом снова припал к металлической трубе и пил, пил, пил, пока не стало побаливать горло.

Едва он подумал, что нужно найти где-нибудь емкость, чтобы набрать воды с собой, на глаза тут же попалась пятилитровая пластиковая бутылка с оторванными ручками, лежащая в пожелтевшей траве.

Корский наполнил её водой до верха, радуясь тому, что обитателей дачного поселка не очень заботит его чистота. Иначе ему пришлось бы искать бутылку на помойке.

Бутылку с водой он убрал в рюкзак, чтобы не нести её в руке. Вот и рюкзачок бомжей пригодился!

Вроде, нужно было идти дальше, если планируешь вернуться в Курган до Нового года, но Иван не спешил. Он понимал, что вода — всего лишь цветочки. Ягодки его ждут ещё впереди. Только их нужно поискать.

И он двинулся вглубь дачного поселка, разглядывая опустевшие дома, перекопанные грядки, почти голые плодовые деревья. Так он прошёлся по улице Клубничной, свернул на Яблоневую. В самом конце Яблоневой улицы он увидел участок, огороженный живой изгородью — черноплодной рябиной. На участке никого не было, и Корский принялся рвать грозди сочных черных ягод и горстями отправлять их в рот. Он так увлекся, что не заметил, как оказался на участке. Чужом участке. Но чувство голода вытеснило осторожность и чувство приличия, а потому он ел и ел, как медведь, который отъедается на зиму. Ел, пока не почувствовал неприятные ощущения в животе. Только после этого он отошёл от живой изгороди и начал рассматривать то, что было на участке.

Кроме кустов, яблонь и грядок, на участке стоял двухэтажный дом. Чуть в стороне ютилась небольшая банька, и с торца к дому был пристроен сарай. Похоже, всё это строилось в советские времена из того, что только можно было достать. А потому все постройки выглядели серыми и топорными.

Иван уже хотел уйти, но ноги сами повели его к дому, а руки вцепились в дверную ручку и начали неистово дергать за неё. Дверь не открывалась, закрытая на врезной советский замок, который не только был надежным, но мог ещё и захлопываться.

А раз тут всё советское, значит, хозяева дома тоже люди основательные, советские. Наверняка, у них в доме есть консервы, ещё что-нибудь, на чем можно протянуть до Кургана. Всё это можно будет взять, и хозяева дома вряд ли расстроятся. Ущерб ведь минимальный, да? И зачем им эти консервы, если дачный сезон закончился?

Так думал Корский, разбивая камнем окно и забираясь через него в дом.

Как раз в ту минуту перед его глазами снова встала бабушка. На сей раз, грозя пальцем, она говорила:"Не укради!"

Ну, подумаешь, нарушу ещё одну заповедь, про себя рассуждал Корский. Всё равно это не так страшно, как убить, да? И, если убийство пока сошло с рук, сойдет и мелкое воровство. Главное — помнить, что это плохо. А это, действительно, плохо! Очень плохо! Мне стыдно за свои поступки, но что делать? Я творю всё это не потому, что не отдаю отчет в своих действиях, а потому, что хочу выжить. Только и всего. Выжить!

По дому были расстелены газеты, на которых были разложены дары огорода: картофель, морковь, яблоки. Если"картошку и моркошку"Иван с детства"терпеть ненавидел", то яблоки он с удовольствием засунул в рюкзак.

Пройдя на кухню, Корский обшарил все шкафчики и все ящички, быстро нашёл то, что искал — рыбные и мясные консервы. Они тоже отправились в рюкзак. К ним присоединился консервный нож.

Иван даже нашёл спрятанную за хлебницей пачку сигарет. Тоже прихватил. Курево всегда пригодится.

Уже в прихожей увидел ящик с инструментами и вспомнил про сарай. Вдруг там тоже есть что-то хорошее?

Выудив из ящика фомку, Иван направился к сараю. Одним движением руки сорвал навесной замок вместе с петлями и распахнул дверь.

Тут его ждал настоящий сюрприз — велосипед! Какое не есть, а всё же — средство передвижения, которое поможет добраться до Кургана гораздо быстрее, чем на"пешкарусе".

От радости у Ивана перехватило дыхание, и сердце учащенно забилось, словно хотело выбраться наружу.

Действительно, это был весомый подарок судьбы, который Корский оценил побольше, чем яблоки и консервы.

Сделанный ещё в советские времена, велосипед был в идеальном состоянии. У него даже краска на раме не облупилась. Иван мечтал о таком в детстве, но родители почему-то не покупали. И вот теперь он стоял перед Иваном и словно подмаргивал Корскому светоотражателем под рулем и говорил: Ну, что, прокатимся, приятель? Давай, покатаемся! Мне уже надоело стоять здесь в пыльном сарае! Хочу на свободу! Мне простор нужен!"

Выкатив за руль велосипед из сарая, Иван любовно стер пыль с седла, и уже хотел было взгромоздиться на своего железного друга, но взгляд его упал на разбитое окно, потом переместился на распахнутую дверь сарая. И он подумал:

"Я же не скотина какая-то, чтобы так просто обокрасть людей и уехать. Я же — заместитель директора! Пусть сейчас я похож на бомжа и совершаю поступки, о которых потом буду жалеть, я всё же белый человек, офисный работник. Нет. Я не могу просто так уехать, не отблагодарив хозяев этого дома, которые, возможно, сами того не зная, спасли мне жизнь".

И он снова зашел в дом. В одной из комнат, на комоде нашел карандаш и тетрадку. Вырвав из тетради листок, начал писать:

"Уважаемые хозяева! Меня зовут Иван К. Это я влез в ваш дом. Я взял Ваши яблоки, консервы и велосипед. Дело в том, что мне позарез нужно в Курган, а когда я там буду, я не знаю. Поэтому мне понадобилась еда и средство для передвижения. Когда я приеду домой, я сниму деньги со счета, приеду к Вам как-нибудь в выходной день и щедро отблагодарю Вас. Может быть помогу с ремонтом. Мы отметим наше знакомство и забудем об этом неприятном инциденте раз и навсегда. Не сердитесь на меня и не обращайтесь в полицию, пожалуйста!

Искренне Ваш Иван К.

P.S. Сигареты взял тоже я. Буду должен".

Перечитав записку, Иван прикрепил её к гвоздику в стене, на котором раньше, скорее всего, висела ложечка для обуви, облегченно выдохнул и вышел из дома.

Выкатив велосипед с участка, он залез на него и начал крутить педали. Но сразу же заметил, что ехать по щебеночной дороге не так уж и просто: рюкзак оказался слишком тяжелым, и не было былой легкости в управлении велосипедом. Так что, пока Корский не доехал до шоссе, он несколько раз чуть не свалился со своего двухколесного коня.

Когда Корский катил по обочине шоссе, он был уже весь мокрый от пота. Он никогда бы не подумал раньше, что ездить на велосипеде, оказывается, не так уж просто. И опасно, если есть риск упасть. Это вам не шубу в стринги заправлять!

Плюс к тому же, слева дул сильный ветер, и велосипед всё никак не желал разгоняться.

В какой-то момент Ивану всё же удалось набрать приличную скорость. Это произошло как раз тогда, когда боковой ветер стих.

Корский испытал недетский восторг от скорости, с которой велосипед тащил его тело и от того, что очень скора снова окажется дома.

Опять подул боковой ветер, грозящий сдуть Ивана в кювет. Иван дернул рулем влево, и как раз в этот момент мимо него пронесся синий внедорожник. Причем, так близко, что Корский даже почувствовал жар, исходящий от двигателя автомобиля.

Не на шутку испугавшись, он дернул рулем вправо. Велосипед накренился, рюкзак свесился вправо, окончательно нарушив и без того шаткое равновесие, и Корский упал завалившись на бок. Падая, он ушиб правое плечо, правый локоть, правую ногу.

"Неужели я себе что-то сломал? — думал он, безуспешно пытаясь выбраться из-под велосипеда. Тщетно: правая нога за что-то зацепилась, да ещё рюкзак придавливал к земле своим весом. — Только этого не хватало! То, что ни мусор, ни бомжи мне не сломали, мне сломал долбаный велосипед!"

Тем временем внедорожник, частично виноватый в падении Ивана, остановился и принялся сдавать назад. Глядя на его быстро приближающийся задний бампер, Корский с ужасом подумал, что сейчас его точно задавят и довершат то, что за последние два дня не довершили другие.

Дверца машины распахнулась, и из неё выскочил интеллигент с испуганным лицом. Увидев его, Иван облегченно выдохнул. Хуже было бы, если бы он увидел двухметрового амбала с рожей головореза. Тогда пришлось бы худо. У этого же мужичка на лице было написано, что он — лошара, и опасаться его не стоит.

— Мужчина, мужчина! С вами всё в порядке? — интеллигент подскочил к Корскому, убрал в сторону велосипед.

— Даже не знаю, — Иван принял сидячее положение и начал растирать ушибленные места. Всё болело, но не сказать, чтобы сильно.

Из машины, с пассажирского сиденья, вывалилась толстуха с жуткой химией на голове и принялась отчитывать интеллигента, как могут это делать только жены:

— Я же тебе говорила, чтобы ты не гнал! Ты же меня не слушаешь, ты же всегда считаешь, что самый умный. Вот и доумничался, человека сбил. Гоняет, как Шумахер, а ездить-то так и не научился!

— Не чувствовать габариты новой машины и не уметь ездить — разные вещи, — с обидой в голосе через плечо бросил толстухе интеллигент. — "Не научился ездить"это про тебя. Я же пока габариты не чувствую.

— Да ладно вам, не ссорьтесь, — глядя то на интеллигента, то на его супругу произнес Корский. — А то ещё подерётесь тут…

— А мы и не ссоримся, — интеллигент развел руками. Мы так всегда живем… Кстати, что у вас болит? Давайте, я вас в больницу отвезу!

— О! Так и знала! — толстуха ткнула пальцем в маленькую царапину на задней пассажирской дверце с правой стороны. — И вмятина уже есть. Это на новой-то машине…

— Хрен с ней, с вмятиной! — отмахнулся от неё интеллигент. Здесь человеку помочь надо, а ты… Так, что у вас болит?

— Всё! — ответил Иван. И это было чистой правдой, так как у него уже второй день болело абсолютно всё. В основном, конечно, от побоев.

— Тогда я вызову"Скорую"! — Интеллигент полез в карман за мобильником.

— Не надо"Скорую"! — поднимаясь на ноги, Корский принялся растирать ушибленные места. — Отвезите меня в Курган, пожалуйста!

— А вы тоже из Кургана? — спросила толстуха.

— И вы уверены, что вам не нужно в больницу? — интеллигент пристально посмотрел на Корского.

— Да, черт побери! — ответил Иван сразу на два вопроса. — Тогда я никаких претензий к вам иметь не буду. Будто вы меня не сбивали.

— Хорошо, как скажете, — интеллигент распахнул заднюю пассажирскую дверцу своего внедорожника. — А велосипед, наверное, мы положим в багажник.

— К черту велосипед! — Корский поднял с земли своего двухколесного коня и с размаху закатил его в кювет. Заметив удивление на лицах интеллигента и его жены, пояснил: — Кому нужно это старьё? Потом как-нибудь заберу, если не сдадут в металлолом.

Садясь в машину, Иван отметил, что на заднее сиденье положили клеенку. Видать боялись, что он его испачкает.

Толстуха, протиснувшись между передними сидениями, обрызгала Корского духами.

— Вот так, — сказала она, улыбаясь. — Зато сейчас будете пахнуть французскими духами, и все подумают, что вы едете от дамы…

— Пристегнись, дама! — насмешливо произнес интеллигент.

Когда толстуха обвила ремнем безопасности своё неохватное тело, машина тронулась.

"Зашибись! Я еду! — подумал Корский. — Редкостное везение. Вот, что значить — встретить настоящих лохов! Редкостное везение!"

В дороге они и познакомились. Выяснилось, что интеллигента зовут Аркадий, у него свой автосервис.

Толстушку, жену Аркадия, зовут Надей, и она работает у Аркадия главным бухгалтером.

Когда же очередь дошла до Ивана, он рассказал своим новым друзьям, чем занимался раньше и как проснулся в доме, похожем на сарай, как его отказывались подвезти и как он решился добраться до Кургана на велосипеде. Разумеется, он не стал рассказывать ни о встрече с ментом, ни об охраннике со стоянки, ни о бомжах, которых ему пришлось убить и спрятать в шалаше. О том, как поживился за счет дачников, тоже умолчал. Про велосипед он сказал, что взял его в лачуге и понятия не имеет, чей он, так как спросить было не у кого.

Конечно, на Аркадия и Надежду его рассказ произвел сильное впечатление, особенно, тот факт, что Иван — заместитель Максима Эдуардовича. Оказалось, что босс — постоянный клиент Аркадия, и они давно знакомы.

Также выяснилось, что и Корский, и Аркадий с женой живут недалеко друг от друга: Иван на улице Ленина, а лошарики — на улице Гоголя. Поэтому Аркадий согласился довезти Ивана до его дома.

— Сломается тачка — приезжай ко мне! — сказал Аркадий Корскому напоследок, пожимая руку и протягивая свою визитную карточку. — Починю качественно и недорого!

— Непременно! — парировал Иван, помахал рукой и направился к своему подъезду.

Широко шагая, он всё ещё не верил, что идёт не по лесу, не по обочине, а по асфальту родного двора, в котором не был, судя по ощущениям, очень давно и по нему соскучился. Но ещё больше он соскучился по жене Вике. И Корский уже представлял, как выходит из ванной в своём белом халате, а жена уже ждёт его в спальне абсолютно голая. Он сбрасывает с себя халат, прыгает на Вику, как тигр на добычу, и терзает её своим набухшим, истосковавшимся по сексу членом.

Конец ознакомительного фрагмента.