Хроники ларгов: Богини судеб

Александр Викторович Крылов, 2022

Десятая книга. Заключительная, но не последняя. Жизнь на Этриусе протекала мирно и счастливо. Народы научились решать все вопросы дружно. Казалось, что ничто уже не разрушит привычный уклад их спокойного быта и добрых традиций, но печальные известия о катастрофе, произошедшей на далекой Земле, Родине ларгов, нарушил покой вождей. Сатир предложил помочь людям Земли. Король ларгов Евстигней Второй охотно поддержал его, а вождь орков совершенно не желает слушать ни одного из них, ни уж тем более дотошного вождя эльбов Азалуэрона. Впрочем, Крыг Гыр Рычуна можно понять. О чем они только думают? Нет. Нет! И еще раз нет! Еще чего придумали! Не бывать этому. Не позволю. Готовьтесь к войне.

Введение. Оскорбившийся бог

На берегу тихой речушки резвились полуобнаженные нимфы, облаченные в полупрозрачные тоги из тонкого льна. Они играли в догонялки. Здесь была небольшая вполне ровная площадка, небольшой луг, который они давно облюбовали и часто коротали время. Обрамляли это увеселительное место редкие кусты гибискуса, а ближе к лесному массиву величественно возвышалось фиговое дерево с густой могучей кроной, под которым и расположился Сатир, по своему обыкновению наслаждавшийся пением птиц и приятнейшим из зрелищ, которое он мог созерцать вечно, как ему на тот период его жизни представлялось.

Иногда Сатир смеялся, когда нимфы обменивались любезностями или колкостями, однако в мимике лица бога прослеживалось не умиротворение, а легкое недовольство. Неужели эти безобидные создания, которых он создал настолько прекрасными, что земным женщинам трудно было бы тягаться с ними в красоте, посмели как-то оскорбить его. В такое совершенно не верилось, ведь Сатир дал им указание испытывать к нему особое почтение, всячески ублажать его прихоти, приносить лишь пользу природе, людям и всегда быть преисполненными добра. Впрочем, понятное дело, что нимфы никогда не ослушаются своего создателя и боятся сердить его, хоть он и требовал от них вести себя рядом с ним непринужденно, вырабатывать в себе твердость характеров и индивидуально мыслить, а не ждать каких-либо приказов, словно неразумные зверушки. Сатир дал им право свободы действий и никаких иных конкретных обязательств, кроме тех, что уже вышеупомянуты.

Сейчас нимфы наиграются и вернутся к нему, чтобы поинтересоваться, не заскучал ли он. Так всегда обычно и происходит. Если создатель красавиц проголодается, они непременно организуют ужин, а как только его начнет клонить в сон, то он обязательно услышит какую-нибудь новую замечательную сказку. После пробуждения, конечно же, причешут волосы, почистят зубы, вкусно накормят и даже помассируют спину, если он вдруг отлежал себе лопатку, пока спал. С такими помощницами живи да радуйся, но нет. Что-то его в данный момент тревожило.

— Ах, вот ты где! Хотя чему я удивляюсь, — чей-то нежданный голос заставил Сатира вздрогнуть. Он нехотя повернул голову, чтобы увидеть того, кто посмел беспокоить его, хотя, возможно, наоборот кому-то следовало бы прийти и отвлечь бога от печальных раздумий милой беседой о чем-то приятном.

— Какие новости, Зевс? — поинтересовался Сатир у подошедшего к нему мужчины, имевшего на голове золотую диадему и одетого в тогу, расшитую разноцветными нитями, в то время как наготу создателя нимф прикрывала лишь набедренная повязка, какие носили бедняки.

— Друг мой, почему ты не в театре? Ты что забыл, что сегодня праздник Диониса и смертные давно мечтают лицезреть твой спектакль, который ты обещался им поставить ровно год назад? — возмущенно переспросил его Зевс и без приглашения уселся рядом с ним на траву.

— Нимфы слишком увлеклись и устали для игры в театре, — лукаво ответил Сатир.

— А мои глаза говорят мне, что они полны сил, что даже на руках тебя с легкостью отнесут в театр, только прикажи, — иронично возмутился Зевс.

— Да, утруждать себя нет причин, мой Создатель, — за спинами беседующих богов послышался нежный чарующий слух голосок, — А вот ваш друг, простите, пойдет своими ногами, мы, действительно, немного подустали.

— Дафна, не подслушивай. Я не собираюсь в театр, ты же знаешь, мы останемся здесь, — осек ее Сатир.

— Оставьте нас, — возмутился Зевс и пригрозил нимфе кулаком, — Какая наглая бестия.

— Еще бы! Ведь за ней ухаживает сам Аполлон, а она ему каждый раз дает отказ. Он просил помощи и благословения у Пенея и Геи, даровавших мне энергию своей любви для ее создания. Оказалось, что Дафна его опередила и предупредила своих родителей о том, что намерена блюсти целомудрие, — пояснил Сатир, — Будь нежнее с нимфами, они гораздо лучше людей, хоть и так же остры на язык, как и пьяные участники симпосиев.

— Ах, вот в чем дело! — засмеялся Зевс, — Ты снова оскорбился высказываниями и колкостями неразумных смертных.

— А ты бы не оскорбился, если бы тебя назвали рогатым богом, напившимся до беспамятства и упавшим с Олимпа в кучу неспособных окуклиться нимф?

— Это сильное оскорбление, сильное, друг мой. Я бы в тот же миг испепелил этого смертного и всех, кто был бы поблизости, чтобы не осталось ни одного свидетеля. Уверен, что в силу своей доброты, ты ограничился тем, что просто выбил насмешнику все зубы, окинул смеявшихся над тобой окружающих гневным взором и ушел, ничего им не сказав в ответ на такое оскорбительное поведение.

— Его зубы целы. Я представил, что он остаток свои дней не сможет кушать твердую пищу и будет вынужден отдавать предпочтение напиткам, что над ним будут надсмехаться еще больше, чем надо мной, и в итоге он упадет не с Олимпа, в кучу конского навоза, задохнется и умрет.

— Славно же придумано. Что тебя остановило?

— Любовь к людям, — не сразу задумчиво признался Сатир, — Человеколюбие.

— Тогда понятно, почему люди говорят, что у тебя на голове растут бараньи рога и почему ты снял со своей кудрявой головы чудесную золотую тиару со спиралями, — согласно кивнул Зевс.

— Послушать тебя, так гневное выбивание всех зубов глупцу даст ему ума, — отмахнулся Сатир, — Твои советы ни чем не лучше тех, что давал мне Арес.

— Могу ли я поинтересоваться, — заинтриговано уточнил Зевс.

— Можешь. Он посоветовал снять шкуру с насмешника, выделать ее и постелить перед входом здания для проведения симпосиев, — сказал Сатир и тяжело вздохнул.

— Подожди. Что-то не пойму логику.

— А в этот раз он посоветовал скинуть насмешника на кучу неспособных окуклиться нимф и именно с Олимпа, что ознаменовало бы всеобщий гнев богов.

— Да уж! Первая шутка оказалась смешнее.

— И мне она запомнилась.

— Когда Арес только успевает навещать тебя, ведь я итак явился к тебе парой часов позже того, как смертные оскорбили тебя на симпосии?

— Вот он сразу же и навещает, и только тогда, когда меня оскорбляют смертные.

— Последний насмешник перегнул палку. Он оскорбил нас всех, он испортил настроение всем в праздник Диониса, он сорвал спектакль. Убьем его показательно? — предложил Зевс.

Сатир сокрушенно покачал головой и не нашел слов.

— Проснись, друг мой, — прошептал Зевс.

Сатир попытался выйти из оцепенения и напомнить ему, что он вовсе не спит, а просто задумался, но расшевелить себя и произнести хотя бы слово оказалось не просто. Неужели он действительно уснул?

— Да проснись ты! — повысил голос Зевс и легонько встряхнул Сатира, ухватив его за плечи, — Где ты там, на празднике Диониса что ли?

Сатир засмеялся сквозь сон и приоткрыл глаза.

Да, бывает, что совершенно не хочется возвращаться к повседневной рутине жизни из какого-нибудь замечательного сновидения, в которое мы погружаемся как раз для того, чтобы отдохнуть от этой повседневной рутины жизни. Забавнее, когда нам снится что-то ужасное и хочется поскорее проснуться и поскорее забыть то, что создавалось нашим воображением во сне. Однако труднее всего понять то состояние, когда ты уже просыпаешься благодаря каким-либо процессам и даже не можешь определить, что для нас оказалось бы более желанным — остановить странный мыслительный процесс или же продолжить предаваться этой гремучей смеси из фантазий, страхов и воспоминаний, пока организм отдыхает и готовится к новым свершениям.