Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей

Александр Герасимов (2024)

Первая часть романа вдохновлена гомеровским эпосом и рассказывает о событиях после гибели великой Трои. Царица Клитемнестра пытается сохранить власть в Микенах. Ради этого она даже готова посадить на трон своего сына Ореста, чтобы уже через него управлять царством. Но тот, вопреки планам, отправляется в странствие, оставив Микены на произвол судьбы…Эта книга о знаменитых героях, о дружбе, предательстве и мести. Ее страницы наполнены солнечным светом, ароматом морской соли и шелестом раскидистых олив. Она рассказывает о времени, когда мир был моложе, а люди — смелее.Роман продолжает историю, знакомую читателю по книге «Море, поющее о вечности».

Глава 7

Город Пилос медленно удалялся, скрываясь за каменной косой. Утреннее море казалось на удивление приветливым и спокойным, на небе не было ни единого облачка — хороший знак для мореплавателя. Корабли успешно покинули сияющее лазурью мелководье, и вошли в бескрайний простор, насыщенный глубоким сине-зеленым цветом.

Орест стоял на носу «Мелеагра», своего главного судна. По правую руку царевича находился его помощник Дексий, который одновременно отвечал за гребцов и охрану. Это был мужчина крепкого телосложения; его аккуратно стриженная борода, хорошая одежда и висевший на поясе дорогой клинок выдавали человека знатного рода. Он внимательно вслушивался в плеск весел и скрип дерева.

— По крайней мере, «Мелеагр» идет хорошо. Будем надеяться, те двое ему не уступают.

— Ты же лично все проверил. Раз десять, наверное, — Орест успокаивающе улыбнулся. — Наши корабли надежны и быстроходны. Беспокоиться не о чем!

— Я лишь соблюдаю осторожность, пока не увижу их в деле, — Дексий махнул рукой в сторону двух кораблей позади. — Но ты прав, это хорошие суда. «Арктос» — настоящий старый боец. После недавней починки он легко переживет десяток штормов. Хотя лучше обойтись без этого… А «Эвриал» совсем новый и удивительно прочный на вид.Про наш «Мелеагр» и говорить не стоит, ведь его когда-то строили для самого пилосского царя!

— Странно, что царь Нестор так легко уступил нам корабль, на котором можно доплыть до Колхиды. «Мелеагр» прекрасен.

— А я вот не вижу в этом ничего странного, — насмешливо фыркнул Дексий. — Всем известно, что старый владыка даже ноги моет с осторожностью, боясь утонуть в купальне… Полагаю, его «Мелеагр» строился лишь для отвода глаз. У Пилоса могучий флот, но вот повелитель не из тех, кто покидает уютный дворец по собственному желанию!

— Похоже на правду, — Орест засмеялся и бросил прощальный взгляд на Пилос, прежде чем тот окончательно скрылся из глаз. — Думаю, Нестору с лихвой хватило путешествия на «Арго» в юные годы… На этом запасы его сумасбродства иссякли.

Дексий кивнул:

— Они с Одиссеем хоть и старые друзья, но характером — полные противоположности. Говорят, владыка Итаки возвращается домой два-три раза в год, а то и реже!

— Мне кажется, старина Одиссей однажды просто забыл, что он царь… А напомнить ему об этом никто не осмелился, — пошутил Орест.

— Все так! Он отправит за борт любого, кто укажет ему на жестокую действительность! Хоть я и видел Одиссея лишь пару раз, но уверен, что в теле этого старика таится юная, горячая душа, — заявил Дексий, после чего пробежался взглядом по кораблю. Его пытливый взгляд подмечал все: слаженную работу гребцов, надежно закрепленный груз, устойчивость судна. Даже во время дружеской беседы этот человек не забывал следить за порядком на судне.

Очертания берега постепенно помутнели в морской дымке, превратившись в полупрозрачную узкую полосу. По команде Дексия сменились гребцы: одна половина ушла на заслуженный отдых, а другая — взялась за весла. Как Орест задумывал, команда состояла из микенцев и нанятых в Пилосе моряков — хоть и не все, но многие уже не раз выходили в море. Большинство также умело обращалось с оружием: всегда оставался риск стычки на суше или море, и терять кого-либо Оресту не хотелось.

Царевич дышал глубоко и неспешно, наслаждаясь знакомыми с детства ароматами. Воздух, столь теплый у берега, теперь стал немного прохладней; насыщенный солью, он щекотал ноздри. Солнечные блики на волнах так били по глазам, что становилось больно, поэтому Орест то и дело отводил взгляд от водной глади. Он все не мог окончательно поверить в свою удачу. Наконец он достиг своей цели — вырваться из душащих оков дворцового лицемерия и сладких речей на волю, к бескрайним морям.

Так начались странствия Ореста, старшего сына Агамемнона.

***

Акаст от души наслаждался жизнью. Дожидаясь своей смены, он стоял рядом с аккуратно сложенными доспехами и краем глаза наблюдал за Орестом и Дексием. Их разговор оставался для него загадкой: звуки моря заглушали речь, а подойти ближе Акасту было неловко. Но он и не стремился подслушивать. Молодой гребец просто желал, чтобы ощущение покоя продлилось как можно дольше — это чувство слишком редко появлялось в его жизни.

Потомок знатного рода Орест и Акаст, простой бедняк, оба наслаждались плаванием, оба купались в лучах приобретенной свободы… Но пришли к ней разными путями. И второй смог оказаться на борту «Мелеагра» лишь волею первого.

Мать Акаста, уроженка Милета, еще юной девушкой перебралась в Микены вместе со своим отцом. К сожалению, им не везло с самого начала. Дед Акаста вложился в рискованное дело и быстро прогорел. Семье пришлось узнать, каково было остаться практически без средств к существованию… Но милетцы поначалу сумели избежать нищеты: девушка начала шить, продавая свои работы на рынке, а ее отец стал кожевенником. Занятие тяжелое и неблагодарное, но зато хватало на хлеб, дешевое вино и крышу над головой.

Затем мелькнул короткий проблеск удачи. Мать Акаста без памяти влюбилась в командира одного из боевых отрядов Агамемнона, Кимона, и тот ответил взаимностью. Дело дошло до свадьбы, и у молодой пары вскоре родился сын.

Увы, счастье на этом и закончилось. Обрадованный рождением внука, дед в тот же вечер прикончил два кувшина крепкого вина, после чего отправился бродить по улицам… Где и угодил под колеса груженого медью обоза. Спасти старика не удалось: он умер в мучениях на руках у своей дочери, его грудная клетка была смята, словно лист папируса из Та-Кемет.

Маленький Акаст встретил свой первый день, окруженный суматохой, стонами и плачем безутешной матери. Казалось, это определило его дальнейшую судьбу.

Вскоре разразилась война Микен с Троей и ее союзниками. В число последних входил и город Милет, откуда была родом их семья. Мать с горечью вспоминала, как резко переменилось отношение микенских жителей в те дни. Из жены воина она превратилась в чужестранку, практически врага. Издали завидев несчастную женщину, знакомые начинали переходить на другую сторону улицы, а если не могли избежать встречи, то стремились как можно скорее прервать общение. Однажды на рынке ее закидали испорченными овощами.

На новой родине она стала для всех чужой. Только уважение к ее мужу, что отправился на войну с Троей, и удерживало людей от неприкрытой злобы. Наконец, случилась последняя трагедия, похоронившая любые надежды на лучшую жизнь.

Победу над Троей в Львином городе встретили с шумом и радостью — праздник продолжался несколько дней подряд. А в дом Кимона, где его дожидалась супруга с малышом Акастом, тем временем вошел отряд солдат. Их командир, крупный мужчина с темными глазами и перебитым носом, объяснил испуганной до полусмерти женщине:

— Твой муж ослушался царского приказа и повел солдат в безумную атаку. В том сражении погиб не только Кимон, но и весь его отряд, а также те, кого этот подлец оставил без прикрытия. Личным указом Агамемнона он посмертно объявляется изменником. Его дом, земля и все имущество уходят микенской казне. А ты убирайся отсюда со своим ребенком — пусть несмываемый позор ослушника падет на ваши головы!

Тем не менее отчаяние молодой вдовы слегка смягчило душу этого человека. Он позволил взять с собой немного серебра и теплую одежду, но не более того.

Отныне у них не было ни одного удачного дня. Мать Акаста, презираемая уроженка Милета и жена предателя, не могла найти работу. Она потратила все сбережения, после чего начала предлагать себя одиноким мужчинам, которые платили «жрицам любви» за веселые ночи. Это позволяло ей содержать маленькую лачугу на краю города, а также покупать для себя и ребенка скудную еду.

Таким запомнил Акаст свое детство. Бедность, постоянные голод и страх перед будущим… Отпрыску шлюхи и отступника, ему, казалось, суждено было провести жизнь среди насмешек, угроз и побоев.

Со временем они с матерью отдалились друг от друга: сын служил для нее живым напоминанием о бедах, которые одна за другой обрушились на ее семью. Также мальчик с годами становился живой копией отца, о котором она вспоминала с горечью и болью в голосе. Так или иначе, Акаст с матерью хоть и жили вместе, но практически не разговаривали.

Со временем он сумел кое-как устроиться к плотнику подмастерьем. Для спокойной и сытой жизни этого было недостаточно, но Акаста хотя бы кормили хлебом и овощами, а изредка даже и остатками мяса.

Однажды судьба все-таки улыбнулась ему, послав навстречу моряка по имени Гилас. Это был мужчина родом из Коринфа, средних лет и дородный, с густыми усами и мощными предплечьями. Он приходился двоюродным братом плотнику, у которого трудился Акаст. У Гиласа был низкий голос, а во взгляде горел дружелюбный огонек, который сразу располагал к себе. В Микены он наведывался раз-два в год, чтобы навестить родных.

Приезжий моряк вскоре сдружился с молодым подмастерьем. И один разговор по душам определил всю дальнейшую судьбу Акаста.

В тот вечер Гилас угощал его сытным ужином и добротным вином. Ничего подобного молодой Акаст ранее не пробовал и оттого быстро захмелел. У него развязался язык, и он поведал о своих бедах собеседнику, который слушал очень внимательно.

— Вот что, — заявил моряк, хлопнув ладонью по столу, когда Акаст окончил свой рассказ и невидяще уставился куда-то перед собой. — Так не годится, дружок. С братцем я договорюсь. Бросай-ка ты эту работу и следуй за мной.

— Куда, Гилас? — с горечью возразил ему юноша. — Идти мне некуда, жить не на что. Здесь хотя бы не приходится голодать.

— А ты стань гребцом, как я.

На миг воображение Акаста нарисовало изумительную картину: безбрежные просторы, свежий ветер, свобода от любых волнений… И вода, много воды вокруг! Акаст никогда не видел моря, только слышал, что оно цветом напоминает бирюзовые камешки на рынке. Прогоняя прекрасное видение, юноша потряс головой:

— Я же не умею грести. И плавать меня никто не учил…

— Это не беда, — отмахнулся Гилас, — я тоже не сразу до всего дошел. А гребцом стал, между прочим, когда был всего на три года старше тебя. Посейдон тебя проглоти, глупец, хочешь горбатиться здесь всю жизнь? Тогда не жалуйся!

Так все и решилось. Гилас сказал, что старший сын микенской царицы набирает команду гребцов для большого путешествия. Об этом уже знали во всем Львином городе, и назавтра был назначен смотр желающих поступить к Оресту на службу. Гилас сам собирался воспользоваться этим шансом, поэтому они могли бы отплыть вместе.

О большем Акаст не смел и мечтать! Он поспешно согласился, не дожидаясь, пока капризная удача вновь изменит свой нрав.

Впрочем, все страхи юноши вернулись и многократно усилились, когда на следующий день они с Гиласом пошли во дворец. Привыкший к нищете, Акаст совершенно растерялся от размаха и богатства царского гнезда. Его ужасно смущали роскошные фрески и высокие потолки.

Вскоре их принял мужчина в дорогом одеянии. Желающие стать гребцами подходили к нему — он беседовал с каждым, задавая множество вопросов. Затем либо утвердительно кивал, либо отрицательно качал головой — на этом смотр заканчивался.

Когда настала очередь Гиласа, тот подробно рассказал, куда и на каких кораблях ему доводилось плавать. Мужчина внимательно его слушал, изредка что-то уточняя; его осведомленность в морских вопросах была безупречной. Затем он сказал:

— Моряки, что отправятся с нами, должны не только обладать крепким телом, уметь читать по звездам и ставить парус, но и кое-что понимать в воинском деле. От каждого я жду владения оружием, чтобы все могли постоять за себя. Это обеспечит нам безопасность. Ты, я вижу, — его глаза скользнули по плечам и груди Гиласа, — сложен как Геракл и наверняка можешь своим ударом сбить с ног молодого бычка. Такие люди нам нужны… Ты принят! Приходи послезавтра на рассвете. Спроси Дексия — это мое имя.

Гилас поклонился, но не ушел, лишь шагнул в сторону. Дексий тем временем уже смотрел на Акаста. Тот сжался, как от удара бича, когда услышал:

— Мы не принимаем молодых и неопытных. Сколько тебе — четырнадцать? Поищи работу в другом месте.

— Да будет мне позволено сказать еще кое-что, — Гилас вновь выступил вперед, — Этот парень старше царевича Ореста, хоть и выглядит юным. Не суди по внешности! Дай ему возможность себя проявить.

Дексий глянул на Гиласа с неудовольствием:

— Здесь распоряжаюсь я. Мне нужны опытные люди, а этот жеребчик с трудом поднимет весло… и вряд ли поймет, с какого конца берутся за меч.

— Возможно, стоит хотя бы его выслушать, — посоветовал Гилас. — Ведь не узнаешь, зачем он рвется на корабль, пока не спросишь…

Дексий собрался возразить, но Гилас продолжил громче:

— Его отец был известным воином, парнишка имеет право высказаться! — в этот момент Акаст едва не застонал в отчаянии. — И какой же это смотр, если на нем не дают возможности даже рта раскрыть?

— Исчезни, моряк, — потребовал Дексий с металлом в голосе, и Гилас с коротким поклоном удалился. Но перед уходом он успел бросить на Акаста ободряющий взгляд, как будто говоривший тому: «Держись, малой, все будет хорошо!»

— Твой отец был воином? — спросил Дексий, вновь повернувшись к Акасту. — Как его звали?

Этого юноша и боялся. Зачем Гилас вообще упомянул отца?.. Дети предателей не нужны никому. Робко назвав имя, Акаст увидел, как лицо собеседника изменилось. Ему явно было известно, о ком шла речь.

— Вот как… Мой старший брат служил в его отряде, — задумчиво произнес Дексий, — и говорил, что лучшего командира не сыскать в целом свете. Я был совсем молод, когда узнал про кончину Кимона… Погиб весь отряд. Вместе с моим бедным братом.

В этот миг по спине Акаста пробежал холодок. У Дексия имелся весомый повод ненавидеть его отца! Будет чудом, если удастся уйти из дворца без оскорблений или побоев.

— Ты ведь знал, что Кимона в армии Агамемнона между собой звали Неукротимым?

— Нет, господин, — тихо ответил Акаст, подняв голову. К его удивлению, на лице Дексия не было злобы или насмешки. — Чем он заслужил такое прозвище?

— Он наводил страх на врагов, налетал на них бурей. В бою Кимон не ведал поражений и яростно бился до победного; казалось, ничто не могло причинить ему вред. В тот злополучный день, как мне рассказывали, Агамемнон терпел неудачу за неудачей, микенской армии приходилось отступать от троянских стен, чтобы не понести чрезмерных потерь. Проиграть битву еще не значит проиграть войну, но в самом разгаре боя об этом сложно помнить. Возможно, Неукротимый пришел в ярость даже от самой мысли о поражении, либо переоценил свои силы… Но Кимон рискнул, сделал ставку на встречную атаку — и потерял все, в том числе собственную жизнь. Хоть он и пожертвовал головой, однако до самого конца пытался что-то изменить. Не могу назвать его смерть позорной! И уж точно не назову Кимона предателем. Он совершил ошибку, один лишь раз ослушавшись царя… И дорого за нее заплатил.

Акаст слушал затаив дыхание. Но тут Дексий прервался и задумчиво почесал кончик носа:

— Мы сильно отвлеклись. Расскажи лучше, что ты умеешь делать.

— М-могу работать с деревом, — к горлу Акаста предательски подкатил комок; ему, «сыну изменника», прежде не доводилось слышать добрых слов про отца от кого-либо в Микенах. — Я плотник, подмастерье… — невпопад пролепетал он, совсем упав духом.

Вряд ли такая фраза послужила бы хорошей рекомендацией.

— Нам ведь нужны гребцы, — мягко заметил Дексий, и в его голосе впервые за долгое время прозвучало сочувствие.

И тогда Акаст не выдержал. Раз за разом сбиваясь и вытирая грязной рукой непрошеные слезы, он рассказал Дексию, что значила для него эта работа — единственный способ подняться со дна нищеты. Он боялся, что его вот-вот остановят и вышвырнут… но этого не произошло. Выпалив все как на духу, Акаст замолчал и окончательно растерялся. Казалось, он проявил невиданную в этих стенах дерзость… Дексий некоторое время о чем-то размышлял. А затем коротко бросил:

— Иди со мной. Пусть кое-кто другой решит, как следует с тобой поступить.

Они прошли по богато украшенному коридору в просторный зал. В его дальнем конце стоял красивый темноволосый юноша, на вид — сверстник Акаста, но крепче сложенный. Дексий велел Акасту ждать у дверей, а сам подошел к богато одетому юноше и тихо, почти шепотом, о чем-то с ним переговорил.

Закончив разговор, Дексий кивнул Акасту, приглашая присоединиться. Тот неловко приблизился и лишь тогда понял, что перед ним стоял старший сын владычицы Клитемнестры.

Это повергло Акаста в трепет. Ошибки быть не могло: ему не раз случалось видеть, как царевич Орест покупает всякие дорогие вещи на микенском рынке. Первым порывом было упасть на колени… и ноги в самом деле подогнулись.

— Перестань. Не подобает потомку славного воина падать ниц, словно рабу. Вежливого поклона достаточно, — подняв взгляд, Акаст увидел улыбку на лице царевича. — Итак, перескажи мне все, что ранее говорил Дексу. Почему хочешь устроиться на мой корабль, что умеешь делать?.. Не спеши — я тебя выслушаю.

Акаст еще раз, но уже лучше владея собой, поведал свою историю. Когда он закончил, Орест одобрительно кивнул:

— Ты правильно поступил, что пришел сюда. Я всегда считал, что у человека должен быть в жизни хоть один шанс на улыбку богов… Тебе повезло, Акаст! Да и нам тоже: иметь на корабле плотника весьма полезно. А гребному делу научиться успеешь — было бы желание.

Акаст не мог поверить своему счастью. Он не ослышался?.. Неужели он вырвется из нищей лачуги? Увидит море?..

— Ступай к своему другу. Скажи, что он хлопотал не зря и тебя берут в команду. Через несколько дней мы отправляемся в Пилос — там и начнется наше плавание. Вот мой указ: когда прибудете в город, наймите лодку и пусть твой приятель поучит тебя работе с веслом и парусом!

Посерьезнев, Орест добавил:

— И не вздумай расслабляться. Дексий отправится с нами в качестве командира гребцов. Уж он-то проследит за твоим обучением… На этом все, Акаст, сын Кимона! Твои черные дни окончены, но постарайся не упустить своей удачи.

Акаст низко склонился перед царевичем. Происходящее казалось удивительным сном.

Теперь он стоял на палубе «Мелеагра», наблюдая за Орестом и дожидаясь времени, чтобы сменить Гиласа на скамье гребцов… Акаста переполняли эмоции из-за самых простых вещей, его радовали и плеск волн, разбивающихся о нос судна, и безоблачное небо, и удивительно ароматный воздух. Он доселе и не знал подобного счастья! Не мешала даже боль в ладонях: хотя они и были загрубевшими от плотницкой работы, Акаст все равно натирал их веслами. А ведь Гилас перед плаванием советовал обмотать руки кусками ткани — его совету определенно стоило последовать.

Несколько морских птиц, пронзительно крича, парили над кораблем. Акаст, щурясь, следил за их полетом.

«Наверное, хорошо быть птицей, не знать ни забот, ни печали… Знай летай себе и подставляй спину солнцу! Да и с едой проблем нет…».

Мечтательно глядя в небо, он совершенно отвлекся от того, что происходило на море. Но внезапный шум и крики привлекли внимание Акаста. Он перегнулся через борт — синева сверкала и вспенивалась. Изогнутые, грациозные силуэты один за другим выпрыгивали из воды.

Конец ознакомительного фрагмента.