Сальватор. Книга IV

Александр Дюма, 1863

Вниманию читателя, возможно, уже знакомого с героями и событиями романа «Могикане Парижа», предлагается продолжение – роман «Сальватор». В этой книге Дюма ярко и мастерски, в жанре «физиологического очерка», рисует портрет политической жизни Франции 1827 года. Король бессилен и равнодушен. Министры цепляются за власть. Полиция повсюду засылает своих провокаторов, затевает уголовные процессы против политических противников режима. Все эти события происходили на глазах Дюма в 1827—1830 годах. Впоследствии в своих «Мемуарах» он писал: «Я видел тех, которые совершали революцию 1830 года, и они видели меня в своих рядах… Люди, совершившие революцию 1830 года, олицетворяли собой пылкую юность героического пролетариата; они не только разжигали пожар, но и тушили пламя своей кровью».

Глава CVII

В которой господин Жакаль, как и предполагал, поднимается и спускается

Почувствовав, что карета остановилась, господин Жакаль, начавший уже привыкать к общению со своими похитителями, решился спросить:

— Мы, случаем, не должны ли кого-нибудь здесь захватить?

— Нет, — лаконично ответил уже знакомый голос. — Но кое-кого мы здесь оставим.

И, услышав какую-то возню на сиденье кучера, господин Жакаль почувствовал, как одна из дверец кареты внезапно распахнулась.

— Дайте вашу руку, — произнес голос одного из трех оставшихся людей.

Это не был голос кучера или человека, который сидел рядом с ним в карете.

— Руку? Зачем? — спросил господин Жакаль.

— Да я не вас прошу подать руку, а вашего дурака-кучера. Он готов с вами расстаться. А поскольку он вас, возможно, уже никогда не увидит, то он хочет попрощаться с вами.

— Что? Бедняга! — воскликнул господин Жакаль. — Неужели с ним приключится какая-то беда?

— С ним? Да какая беда может с ним приключиться? Отнюдь: его аккуратно доставят в условное место и только там с него снимут повязку.

— Но что же в таком случае означают ваши слова? Вы ведь только что сказали, что он, возможно, никогда больше меня не увидит!

— Это означает только то, что он, возможно, не увидит вас больше вовсе не потому, что несчастье случится обязательно именно с ним.

— А, ну да! — сказал господин Жакаль. — Ведь нас же двое…

— Вот именно. Несчастье может приключиться только с вами.

— Да, — произнес господин Жакаль. — А этот парень должен обязательно покинуть меня?

— Так надо.

— И все же, если мне позволено будет выразить желание, я хотел бы, чтобы этот парень остался со мной, каков бы ни был итог всего этого.

— Мсье, — ответил незнакомец, — не нам говорить такому человеку, как вы, каким может быть итог всего этого (он сделал ударение на последних словах). Но свидетель нам не нужен.

Эти слова, а особенно тон, которым они были произнесены, заставили господина Жакаля вздрогнуть. Он знал, чем может закончиться дело, когда убирают свидетелей. Сколько опасных преступников было казнено на его глазах ночью за городом в какой-нибудь яме, за какой-нибудь стеной, в лесу и без свидетелей!

— Что ж, — сказал он, — поскольку так необходимо, чтобы мы расстались с этим несчастным парнем, вот моя рука.

Кучер поцеловал руку господина Жакаля и одновременно спросил:

— Не будет ли нескромным с моей стороны напомнить вам, мсье, что завтра вы должны заплатить мне за месяц?

— Ах, дурень ты этакий! — сказал господин Жакаль. — Так вот что тебя заботит в такой момент? Господа, позвольте мне снять повязку, и я расплачусь с ним.

— Не стоит, мсье, — сказал незнакомец. — Я заплачу ему сам. Держи, — обратился он к кучеру, — вот пять луидоров за месяц работы.

— Мсье, — сказал кучер, — это на тридцать франков больше, чем нужно.

— Выпьешь на них за здоровье твоего хозяина, — произнес насмешливо голос, который господин Жакаль уже раз слышал.

— Ну, хватит, — сказал сосед господина Жакаля по карете. — Закройте дверцу, и поехали дальше.

Дверца закрылась, и карета опять понеслась с той же скоростью.

Мы больше не будем анализировать впечатления господина Жакаля от этого ночного путешествия.

Начиная с этого момента, с каким бы вопросом он ни обращался к своему спутнику, он получал такой ужасающе краткий ответ, что вскоре предпочел помолчать. Но его начали осаждать тысячи призраков. Чем быстрее катила карета, тем более многочисленными становились его опасения. В результате всего этого беспокойство его переросло в испуг, испуг в страх, страх в ужас, а ужас в отчаяние, когда его спутник сказал после получасовой бешеной скачки:

— Приехали.

Карета остановилась. Но, к большому удивлению господина Жакаля, дверца ее не открылась.

— Вы сказали, мсье, что мы уже приехали, не так ли? — отважился спросить господин Жакаль у своего спутника.

— Да, — ответил тот.

— Но почему же в таком случае нам не открывают дверцу?

— Потому что еще не пришло время ее открывать.

Услышав, как с крыши кареты снимают груз, который был положен туда во вторую очередь, и как он трется о крышу, начальник полиции снова подумал, что это должна быть лестница.

Это, действительно, была лестница. И человек в маске, заменивший кучера, приставил ее к стене какого-то дома.

Лестница доставала как раз до окна второго этажа.

Установив лестницу, человек этот открыл дверцу кареты и произнес по-немецки:

— Готово.

— Вылезайте из кареты, мсье, — сказал спутник господина Жакаля. — Вам подают руку.

Господин Жакаль, не говоря ни слова, вылез из кареты.

Мнимый кучер подал ему руку, поддержал, когда он спускался с подножки, и подвел его к лестнице.

Спутник господина Жакаля вылез следом и тоже приблизился к лестнице.

Там, чтобы господин Жакаль не почувствовал себя покинутым, он положил ему руку на плечо.

Второй незнакомец, уже взобравшийся на лестницу, вырезал с помощью алмаза стекло на уровне шпингалета.

Вынув стекло, он просунул в образовавшееся отверстие руку и открыл окно.

После чего подал сигнал оставшемуся внизу товарищу.

— Перед вами лестница, — сказал тот. — Поднимайтесь по ней.

Господин Жакаль не заставил себя упрашивать. Подняв ногу, он нащупал первую перекладину лестницы.

— Теперь, больше чем когда-либо, остерегитесь произносить хотя бы звук. Иначе вы погибли.

Господин Жакаль кивнул, подтвердив тем самым, что все понял.

И подумал:

«Итак, сейчас будет решаться моя судьба. Мы приближаемся к развязке».

Это только укрепило его в сознании того, что следует хранить молчание и взбираться по лестнице. Он исполнил этот маневр так, словно у него и не были завязаны глаза, стоял солнечный день, а лазание по лестницам было самым его любимым занятием.

Поднявшись по лестнице и на всякий случай насчитав семнадцать ступенек, он почувствовал, как его взял за руку тот человек, который уже влез в окно, и услышал, как тот ему сказал:

— Перенесите ногу.

Господин Жакаль проявил полное послушание.

Он перелез через подоконник.

Поднявшийся следом за ним человек сделал то же самое.

После этого тот, кто залез в дом первым и у кого, несомненно, не было другой задачи, как прокладывать путь и помочь господину Жакалю подняться по лестнице, спустился вниз, закинул лестницу на крышу кареты и, к ужасу господина Жакаля, умчался, пустив лошадей в галоп.

«Итак, я в заточении, — подумал он. — Но вот где именно? В каком месте? Это точно не подвал, поскольку я поднялся на семнадцать ступенек. Да, ситуация осложняется».

Затем обратился к своему спутнику.

— Не будет ли нескромным, — спросил господин Жакаль, — спросить у вас, закончилась ли наша прогулка?

— Нет, — послышался голос, по которому он узнал своего соседа по карете, который явно взял на себя обязанности его телохранителя.

— И длинный ли нам предстоит еще путь?

— Мы прибудем на место приблизительно через три четверти часа.

— Значит, мы снова поедем в карете?

— Нет.

— Тогда, значит, пойдем пешком?

— Точно.

«Ах-ах! — подумал про себя господин Жакаль. — Теперь все становится еще менее понятным. Три четверти часа ходьбы по второму этажу дома! Каким бы большим и живописным ни был этот дом, гулять по нему три четверти часа — дело чрезвычайно утомительное. Странно все это. И куда же мы придем?»

Тут господин Жакаль увидел, как через закрывающий его глаза платок пробивается свет. Это навело его на мысль о том, что его спутник снова зажег фонарь.

Затем он почувствовал, что его взяли за локоть.

— Пойдемте, — сказал ему его спутник.

— Куда же мы идем? — спросил господин Жакаль.

— Вы очень любопытны, — ответил проводник.

— Хорошо, я неточно выразился, — снова сказал начальник полиции. — Я хотел спросить: как мы пойдем?

— Говорите тише, мсье, — ответил ему голос.

«Ох-ох! Мы, кажется, находимся в жилом доме», — подумал господин Жакаль.

А затем произнес вслух тем же тоном, что и его собеседник, то есть, как и просили, тихо:

— Я хотел спросить у вас, мсье, каким образом мы будем передвигаться. Пойдем ли мы по ровной поверхности, придется ли нам спускаться или подниматься?

— Будем спускаться.

— Хорошо. Если надо просто спуститься, давайте спускаться.

Господин Жакаль произнес это игривым голосом для того, чтобы показать свое спокойствие. Но в глубине его души беспокойство все нарастало. Сердце колотилось с неимоверной частотой. Находясь в полном мраке, он подумал о тех, кто путешествует свободно при безмятежном свете луны, per arnica silentia lunae^[2], как говорил Виргилий.

Следует добавить, что это грустное настроение очень быстро прошло.

Тем более что господина Жакаля вывело из меланхолии одно событие.

Ему послышались шаги приближающегося к ним человека. Затем его спутник тихо о чем-то переговорил с вновь прибывшим. Поскольку этот вновь прибывший был именно тем человеком, кого они ждали, и только он мог провести их через какой-то лабиринт. Открылась дверь, и они начали спускаться по ступеням лестницы.

Все сомнения относительно этого окончательно рассеялись, когда спутник господина Жакаля сказал ему:

— Держитесь за перила, мсье.

Господин Жакаль взялся рукой за перила и стал спускаться.

Как и при подъеме, он стал при спуске считать ступени.

Их было сорок три.

И эти сорок три ступени вели во двор, мощеный булыжником.

В этом дворе был колодец.

Человек, который держал в руке фонарь, направился к этому колодцу. Господин Жакаль в сопровождении своего спутника последовал за ним.

Подойдя к колодцу, человек с фонарем наклонился над его краем и крикнул:

— Эй, вы там?

— Да! — ответил ему голос, заставивший господина Жакаля вздрогнуть: ему показалось, что голос этот шел из глубины земли.

Человек с фонарем поставил тогда свой осветительный прибор на край колодца, схватился за конец веревки и потянул ее вверх, словно доставая из него ведро воды. Но вместо ведра он вытащил на поверхность корзину. Она была достаточно велика, чтобы вместить человека, а то и двух.

Но как осторожно он ни тянул из колодца эту корзину, блок, который, по всей вероятности, давно не смазывали, начал жалобно повизгивать.

Господин Жакаль узнал этот звук, и тело его начало покрываться холодным потом.

Но у него, как он ни хотел, не было времени на то, чтобы справиться с волнением, поскольку, едва корзина оказалась на земле, его впихнули в нее, подняли над землей, пронесли по воздуху и опустили в колодец с такой ловкостью и стремительностью, что можно было подумать, будто он имеет дело с шахтерами.

Господин Жакаль не удержался и испустил восклицание, которое скорее походило на стон.

— Если будете кричать, — сказал ему знакомый голос его спутника, — я отпущу корзину!

Это предупреждение заставило господина Жакаля вздрогнуть. И одновременно умолкнуть.

«Вообще-то, — подумал он, — если бы в их намерения входило сбросить меня в колодец, они не стали бы мне этим угрожать и сажать в корзину. Но куда, черт возьми, ведут они меня этим глупым путем? Ведь на дне колодца может быть только вода».

Но вдруг, вспомнив о своем спуске в Говорящий колодец, он подумал:

«Нет-нет, зря я считаю, что на дне колодца может быть только вода: там есть еще и эти огромные и запутанные подземные ходы, которые называются катакомбами. Все эти повороты и развороты были предназначены для того, чтобы сбить меня с толку. Но если все это делалось для того, чтобы запутать меня, моей жизни ничто не угрожает: ведь никто не станет запутывать человека, которого везут убивать. Не запутывали же Брюна, не запутывали Нея. Никто не сбивал с толку четырех сержантов из Ларошели. Единственно, что во всей этой истории ясно, так это то, что я попал в руки карбонариев. Но зачем бы им было меня похищать?.. Ах, да! Арест Сальватора. Ну, конечно же! Чертов Сальватор! Проклятый Жерар!»

Размышляя так, господин Жакаль, сжавшись в комок в своей корзине и ухватившись руками за веревку, спускался на дно колодца, а тем временем наверх с помощью тех, кто остался во дворе, поднималась другая корзина, нагруженная камнями и весившая почти столько же, сколько начальник полиции.

Почти одновременно раздался крик сверху, на который ответили снизу, чуть ли не рядом с господином Жакалем.

Крик сверху означал: «Он у вас в руках?», а крик снизу ответил: «Да, в руках».

Господин Жакаль был на дне колодца.

Его вынули из корзины. Она еще дважды поднялась и опустилась, доставив под землю обоих телохранителей господина Жакаля.

Примечания

2

«Per arnica silentia lunae» (лат.) — «Под защитой луны молчаливой». (Прим. изд.)