Сатурн, Змея и Амариллис

Александр Зайцев, 2023

Бостон, конец XIX века. Адам – талантливый, но безуспешный художник, чьи странные и пугающие картины не могут добиться признания, встречая лишь взгляды, полные тревоги и отвращения. Не найдя себе места в обществе, став добровольным затворником в собственной мастерской, меланхоличный художник, однако, не оставляет попыток создать полотно, способное донести до людей его искажённое видение красоты. Проследуйте за ним по этому пути и станьте свидетелями того, куда может привести заблудшего творца всего одна роковая встреча.

II

— Десять долларов? Это что, какая-то шутка? Уговор был на пятнадцать.

— Уговор был также на то, что ты закончишь работу в срок.

— Я же целую неделю потратил, рисуя эту вывеску для твоего торгаша!

— Вот именно! А должен был управиться за пять дней! Соблюдай условия, тогда будет тебе и пятнадцать, и даже двадцать долларов.

Выдохнув через ноздри, мужчина отвернулся к окну, укрытому плотными слоями занавесок, и вынул из кармана брюк неаккуратно смятую пачку сигарет. На его угловатой челюсти отчётливо вздувались желваки из-за стиснутых с силой зубов. Стоя у дверного проёма и подпирая дубовый косяк своим широким плечом, он закурил одной рукой, держа по привычке другую в кармане. Я наблюдал за ним из глубины просторной комнаты, сидя за нелепо большим столом, размер которого лишь сильнее уничижал объём моего гонорара, занимавшего собой такую незначительную часть его широкой пустующей поверхности. Атмосфера была далека от непринуждённой, но в тёмных глазах ирландца и морщинках по их уголкам читалась скорее обычная раздражённость, чем откровенная враждебность. Не пойму от чего, но нормального разговора у нас никогда не клеилось. За всяким обменом несколькими фразами неизбежно следовал переход на повышенные тона и взаимные оскорбления. Самое забавное то, что мы оба, кажется, в какой-то момент приняли такой способ общения как очевидную норму. Что для стороннего наблюдателя казалось словесным конфликтом, для нас являлось обыденным диалогом.

— Послушай-ка, парень, ты хороший творец, но ужасный делец, не берись со мной спорить о вещах, в которых ни черта не смыслишь.

— Значит, десять долларов за неделю…

Я медленно выдохнул и заметил, как у него поднимается бровь.

— Примерно столько и получают ребята на фабрике. Вот только они, в отличие от тебя, работают ради тех денег, а не просиживают задницу дома. Так что радуйся, а не ной.

— А труд художника, значит, по-твоему не работа?

Громко хмыкнув в ответ, он отвёл от меня полный снисходительности взгляд, сопровождавшийся горькой улыбкой.

— Даже не знаю… Покажи-ка мне свои руки, для начала — посмотрим на твои мозоли. Или, быть может, у тебя так ноет спина, что невмочь подняться и подойти поближе? Нет? Я так и думал.

Перед квадратным лицом моего собеседника медленно расплывался густой клуб синего дыма. Хруст почесываемой рыжей щетины прервался неожиданно громким сухим кашлем. Обычно я не возражал против того, чтобы люди курили в доме, до тех пор, пока мы не находимся в мастерской. Теперь я подобное даже приветствовал, ведь мог лицезреть, как этот болван давится собственной сигаретой. Что впрочем не умаляло моего негодования, вынуждающего запрокидывать голову в бессильных причитаниях.

— Чёрт, я должен был посвятить свою жизнь искусству, а вместо этого продаю свой талант за гроши такому жулику, как ты…

— Как я погляжу, твоё хвалёное искусство не делает лёгкой тебе задачу наполнить себе тарелку, а мне — стакан. Выходит, не шибко уж ты и талантливый, а, юнец?

Его голос мне показался немного охрипшим после едва прошедшего приступа кашля.

— Хватит ко мне так обращаться, «старик». Какая у нас разница в возрасте? Четыре, ладно, пускай пять лет? Ты и сам ещё жевал сопли, когда я родился. Кстати, надеюсь, сейчас ты так не делаешь?

— Очень смешно.

— В любом случае, теперь уже мой черёд упрекать тебя в разговорах о вещах, в которых ты ни черта не смыслишь. Талант не всегда измеряется лишь деньгами, которые он приносит, но такому беспросветному деревенщине это сложно понять. Готов поспорить, ты так же редко видишь толковую литературу и приличное общество, как бедная миссис Деннехи — трезвого по вечерам тебя.

Эта самодовольная улыбка, расплывшаяся на его лице, была скорее вызвана моей жалкой попыткой вывести его из себя, чем самими словами, пролетевшими мимо цели.

— Можешь обижаться на меня и огрызаться, сколько душе угодно, а только это ничего не меняет. Скажи спасибо своему отцу за то, что родился в достатке, иначе быть бы тебе голодранцем где-нибудь в Норт-Энде с таким-то «талантом». Старик к тебе на удивление снисходителен, однако всю свою жизнь вас обоих тянуть на горбу он не сможет. Надолго ли хватит его терпения, прежде чем он наконец устанет от этих бесплодных игр в искусство? Рано или поздно, а всё же и тебе придётся повзрослеть…

Закончив с сигаретой, мужчина аккуратно завернул окурок в свежий носовой платок, который затем был отправлен во внутренний карман пиджака из бурого твида. Разговаривая, как простой обыватель из рабочих кварталов, манеры при этом имел он почти джентльменские.

— Что ж, в отличие от тебя, бездельника, меня ещё ждут кое-какие дела. Так что теперь я, пожалуй, пойду.

— Да, избавь меня, пожалуйста, от своего общества.

Зреющая в затылке боль заставила меня накрыть глаза дрожащей ладонью, небрежно отмахиваясь другой от упёртого собеседника. Этот бессмысленный спор, ни к чему не ведущий, успел утомить нас обоих.

— И тебе не хворать. Будет ещё какая работа — дам знать. Ну, бывай, парень.

Придерживая плоскую кепку за край козырька, он преувеличенно вежливо поклонился и неторопливо зашаркал к выходу, вновь оставляя меня в привычном одиночестве. С этим человеком мы были знакомы не первый год, но я до сих пор о нём почти ничего не знал. Всё, что мне было известно, так это то, каким способом он зарабатывал на жизнь. Никакой конкретной профессии за ним не числилось, зато всем была известна его репутация «того, кто знает нужного человека». Если требовались люди для какой-то работы, нужно было всего лишь спросить у Джилроя — он быстро найдёт того, кто всё сделает в срок, качественно и не возьмёт слишком дорого. Те, кому нужна была подработка, также обращались к нему — Джилрой отыщет щедрого нанимателя, какими бы навыками ты не располагал. В оплату он брал лишь небольшую часть денег от общей суммы сделки, поэтому всем было известно, что старина Деннехи не обманет и не подведёт — ведь сам он, будучи посредником, получал выгоду только тогда, когда обе стороны были довольны и жали руки. Ходили нередкие слухи, что, благодаря своим талантам и связям, он был популярен также и в криминальных кругах. Полагаю, никто бы этому не удивился, однако и придавать особое значение тоже бы не стал. Своё дело он знал исправно, а другого такого человека найти было вряд ли возможно. Сам же я благодаря нему был избавлен от участи заниматься «настоящей» работой и мог посвятить всего себя творчеству.

Возможно, именно потому мы и сталкивались с ним лбами при всякой встрече. Привыкнув по большему счету общаться с обычными трудягами, во мне он при этом видел лишь избалованного бездельника. Для меня же Джилрой был живым напоминанием о том мире, где я решительно не мог найти себе места, но с которым мне неизбежно приходилось иметь дело, чтобы добывать средства к существованию. Пожалуй, хотя бы в этом я точно не был одинок — пускай мир вокруг меня был велик и многообразен, но к каждому он при этом одинаково равнодушен.