Панвитал

Александр Иванович Торубара, 2022

Эта книга – о деньгах. О том, как и с чем они едят людей. И о людях, покорно идущих к ним на заклание… Что такое панвитал? Это тот „секрет“, которого не заметил сам великий Карл… И из этого проистекают практически все беды современности – одни „законно“ наживаются за счет других, одни купаются в невообразимой роскоши, а другие влачат жалкое существование; воровитость, алчность, продажность и моральная нечистоплотность являются „ощепринятой“, прославляемой и поощряемой „нормой“, а мир раз за разом сотрясают кризисы и чудовищные потрясения вплоть до мировых боен, принося страдания и гибель миллионам людей… Несколько слов об авторе. Автор – врач по профессии и, подобно Н. Барбону, Ф. Кэне, У. Петти и другим, не только врач…

Глава 1. Основополагающие категории экономического анализа

… ума холодных наблюдений

и сердца горестных замет.

А. С. Пушкин

Поскольку и по сей день адекватной экономической терминологии не существует (нет, терминология есть, но адекватной ее никак признать нельзя), приходится фундаментальные категории формулировать едва ли не с нуля.

Известно, что результат любого (и экономического в том числе) исследования в весьма значительной степени зависит от тех понятий, которые принимаются в качестве исходных основополагающих категорий, а эти последние в свою очередь определяются тем уровнем, с анализа которого начинается теоретическое построение (или той „глубиной“ явлений реальной действительности, до анализа которой доходят исследователи). Именно отсутствие адекватного понятийного аппарата по сей день препятствует адекватному пониманию экономической действительности в рамках экономических дисциплин.

И до сих пор основным таким уровнем в области экономических отношений являются процессы производства и обмена (обращения). Соответственно этому в качестве основополагающих экономических категорий используются понятия „труд“, „затраты труда“, „собственность“, „рабочее время“, „рабочая сила“, „спрос“, „предложение“, „стоимость“, „цена“. Причем содержание, смысл этих категорий определялся (и определяется по настоящее время) достаточно расплывчато и неопределенно, а экономический смысл категории „собственность“ вообще остается нераскрытым и по сегодняшний день (юристы кое-как сподобились определить ее в своих рамках через „пользование, владение и распоряжение“, но понять с помощью таких „определений“ экономический смысл рассматриваемых явлений невозможно). А, скажем, потребности вводятся окольным путем посредством так называемых „общественно необходимых затрат труда“ (то есть тех затрат, в которых общество испытывает потребность, необходимость, нуждается); какого труда — труда-товара, труда-деятельности или труда-овеществления? Интуитивно понятно, что в данном контексте это труд-товар. Но тогда как быть с „трудом-деятельностью“ и „трудом-овеществлением“? или, что практически то же самое, „общественно необходимого рабочего времени“, которые сами нуждаются в весьма непростой расшифровке, получающейся в результате, мягко говоря, не слишком убедительной, или в виде субъективных (!) представлений „участников хозяйственного процесса“.

Созданные на их базе теоретические построения (и далеко не в последнюю очередь трудовая теория стоимости), к сожалению, не в состоянии дать достаточно надежные и объективные ориентиры в буквально необозримом море экономических и социальных проблем. В самом деле, как признать удовлетворительной теорию, увязывающую стоимость не с потребляемостью товара — совокупностью его потребительных свойств (что напрашивается даже с первого взгляда), — а с „затратами труда“ (какого — труда-деятельности, „труда“-товара или „труда-овеществления“?) на его производство? А как в этом случае быть с затратами труда на оказавшуюся абсолютно бесполезной вещь и откуда взялась стоимость безусловно потребляемых, полезных вещей, не „впитавших“ ни грана „трудовых затрат“? Именно это побуждает к продолжению поисков таких категорий, которые позволили бы, наконец, получить такие ориентиры. Основными при этом, конечно же, будут вопросы о природе, сущности стоимости и собственности — те главные вопросы, удовлетворительных ответов на которые нет и по сей день.

Поскольку ни анализ обмена и обращения, ни анализ производства удовлетворительного ответа на эти вопросы так и не дали, уместен более широкий взгляд на существо проблемы, включающий анализ и того, что, строго говоря, осталось за пределами поля зрения — воспроизводства самой человеческой (да и не только человеческой) жизни.

Важнейшими моментами этого процесса, как в общем-то хорошо известно, являются потребление жизненных ресурсов и принадлежность этих ресурсов потребляющим их субъектам.

Хорошо известно, что ни одно живое существо (ограничимся пока рассмотрением простейших взаимоотношений между живым существом и его окружением) не может воспроизводить собственную жизнь, не потребляя, используя, утилизируя определенные внешние ресурсы, в которых они, таким образом, нуждаются, испытывают нужду, потребность (в одной из встретившихся мне работ, к сожалению, не запомнил автора и названия, проводится различение между нуждой как неосознаваемой и потребностью как осознаваемой необходимостью в соответствующих ресурсах. Возможно, где-то для тонкого анализа такое различение и существенно, но для решения принципиальных основополагающих вопросов необходимости в таком различении я не вижу). Причем существенно, что потребляют они не вообще из некоей неограниченной абстрактной „внешней среды“, а из некоторой вполне реальной доступной ее области, совокупность ресурсов которой следует называть сферой потребления, сферой пользования такого живого существа. Активное живое существо, связанное с ресурсами такой сферы посредством пользования, потребления, следует называть ее субъектом, а каждый из составляющих ее пассивных ресурсов — объектами (в дальнейшем развитии в роли субъекта могут выступать и различные объединения отдельных существ, но главное в них то, что они — субъекты, то есть активные участники соответствующих процессов).

В реальных условиях ограниченности подавляющего большинства жизненных ресурсов гарантии приоритетного доступа к ним и перспектив их потребления возможны лишь на основе безусловного обладания ресурсами данным субъектом, принадлежности их данному субъекту с ограждением их от посягательств конкурентов — как реальных, так и потенциальных.

В огромном большинстве случаев в „дикой“ природе ограждение жизненных ресурсов от таких посягательств осуществляется активно непосредственно самим обладающим ресурсами субъектом.

Принадлежность, основывающуюся на таком активном способе ограждения ресурсов, следует называть присвоением, а ядро сферы потребления, сформированной на их основе, — сферой присвоения. Пределы последней, в отличие от сферы пользования, сферы потребления, в определенной мере расплывчатой и аморфной, необходимо должны быть достаточно строго очерчены (ибо, как говорил Козьма Прутков, „нельзя объять необъятное“).

В противоположность этим отношениям „дикой“ природы в современном человеческом обществе ограждение ресурсов, принадлежащих отдельным людям либо различным их объединениям (физическим либо юридическим лицам), основывается не непосредственно на их собственной активной способности к отражению притязаний конкурентов (хотя бывает и такое), а опосредованно через использование с этой целью системы самоорганизации общества — в настоящее время государства, — своей властью и своим авторитетом (т.е. путем применения насилия либо только его угрозой) ограждающего имущественные интересы экономических субъектов общества от несанкционированных на них посягательств.

Такой вариант пассивной принадлежности ресурсов соответствующим частным субъектам, при котором активный момент — присвоение — является исключительной прерогативой общества в целом в лице специализированного его органа — государства, — а частный обладатель имеет возможность уверенного и гарантированного доступа к соответствующим ресурсам и всестороннего их использования, получил название собственности.

Так как ясно, что пассивное опосредованное обладание посредством авторитета и власти государства возникло путем исторического развития непосредственной принадлежности на основе присвоения, необходимо хотя бы в самых основных чертах рассмотреть этот процесс. При этом мы не можем обойтись без анализа основных моментов становления человека и как биологического вида.

Для этого нам придется провести (разумеется, логическую, опираясь на в общем-то достаточно известные факты) реконструкцию процессов возникновения и развития самого человеческого общества и основных экономических процессов, протекающих в этом обществе.

Это тем более уместно, что и по сегодня основой понимания экономических явлений общества является довольно поверхностный и в конце концов просто ошибочный экскурс в прошлое, проведенный в свое время А. Смитом:

„В обществе первобытном и мало развитом… соотношение между количествами труда, необходимыми для приобретения разных предметов, было, повидимому ⁹ , единственным основанием, которое могло служить руководством для обмена их друг на друга. Так, например, если у охотничьего народа обычно приходится затратить вдвое больше труда для того, чтобы убить бобра, чем на то, чтобы убить оленя, один бобр будет, естественно, обмениваться на двух оленей, или будет иметь стоимость двух оленей.“ (А. Смит. Исследование о природе и причинах богатства народов, с. 50.)

Пример этот вызывает целый ряд принципиальных возражений.

Во-первых, само существование где-либо и когда-либо „охотничьего народа“ с более или менее сформированными меновыми отношениями представляется крайне сомнительным, во всяком случае, убедительных доказательств этого, насколько мне известно, не существует и до сих пор.

Во-вторых, даже если предположить такое существование, где среди охотников такого „охотничьего народа“ найти охотника, способного добыть оленя и не способного добыть бобра? Это просто невозможно, у таких народов такому охотнику просто нет места (он погибнет раньше, чем доживет до такого состояния). А. Смит вследствие неосознаваемого этноцентризма приписывает гипотетическим „охотникам“ современную ему развитую дифференциацию и специализацию буржуазного общества.

В-третьих, если даже предположить, что такого „охотника“ удалось отыскать и что ему действительно хочется обменять оленей на бобров, где ему найти желающего совершить встречный обмен? Ведь в приведенном примере предполагается, что умеющему добыть бобра не представляет никакой проблемы добыть и оленя.

В-четвертых, случай, когда кто-то из сородичей сжалится над неумелым или немощным и согласится на такой обмен, никак не может рассматриваться как объект сколь-нибудь серьезного экономического исследования. Благотворительность к экономически обоснованному обмену имеет не большее отношение, чем известная бузина в огороде к не менее известному киевскому дядьке¹⁰.

Кроме того, А. Смит не различает качественный вопрос о природе стоимости и количественный вопрос о ее величине, одним махом „решая“ их оба.

Как видим, по всем существенным пунктам пример, мягко говоря, крайне сомнителен, и приходится только удивляться, как может в течение вот уже более двух сотен лет рассуждение, столь явно „шитое белыми нитками“, являться основой понимания экономических отношений человеческого общества. Консервативности привычек и представлений человека действительно, видимо, нет предела.

Для уяснения же сути вопроса нам необходимо как можно более строго проанализировать сам процесс становления человека (и, может быть, по его ходу нам удастся уяснить те основополагающие экономические закономерности, которые и по сей день ускользают от нашего понимания)

Примечания

9

Так (без дефиса) в источнике.

10

Для незнакомых с украинским фольклором: „В огороді бузина, а в Києві дядько“. Полагаю, в дополнительных разъяснениях поговорка не нуждается.