Мысли без правил

Александр Игоревич Жабоедов

Во все времена людям внушали определенные правила мысли. Иногда это было ненавязчиво, в силу человеческого легковерия, в другую пору – целенаправленно, по-диктаторски, с кровавым размахом. Но результат всегда один – безволие мысли. А вам бы не хотелось нарушать правила, особенно те, которые идут вразрез с вашей внутренней свободой? Мне – да.

Не по пути

Губка медленно наворачивала круги по мокрой тарелке, оставляя на её голубой поверхности загадочные пенные спирали. Илья смотрел сквозь эту пузыристую галактику, терзаемый странным беспокойством, причина которого была неясна. Тревога нарисовалась пару дней назад невесть откуда, и теперь мешалась, как мелкий камушек внутри ботинка. «Что же это? — не понимал Илья. — Меня мучают собственные мысли. И ладно бы они хоть что-то значили, так они же пустые, как душа чиновника. Бред какой-то!». Он поставил тарелку в сушилку и принялся за стакан, который казался в его руке почти напёрстком. «Я что-то должен вспомнить. — Решил он вдруг. — Но что? Чёрт!» Илья чуть сильнее надавил на стакан и тот лопнул, разлетевшись на мелкие осколки.

— Зая, что там у тебя? — услышал он голос жены за спиной.

— Да, так, мелочь. Ничего страшного. — Он повернулся к супруге, в очередной раз снеся дверцу шкафчика над раковиной. «Хрущёвка» была маловата для Ильи и за годы, прожитые здесь, великан приобрёл форму шахматного коня. В принципе, он и ощущал себя таковым, потому что пахать приходилось за троих ломовых.

— Ой, Зая, ты не порезался? — испуганно запищала жена манерным голоском, увидев осколки в раковине.

— Да шо мне сделается? — пробасил Илья.

— Дай, посмотрю. — Супруга схватила его лапищу, и с докторским интересом принялась её разглядывать.

«Тощая стала, как гвоздь. — Подумал он, взирая на её крашенную макушку. — Такая сочная баба была: ноги, бёдра, грудь. Загляденье! А теперь что? Вобла сухая. А эти губищи, такое ощущение, что она пасечником работает без защиты. Тьфу!»

— Ты чего плюёшься? — возмутилась жена.

— Ничего. — Отвёл Илья печальный взгляд.

— А кто у нас тут такой грустненький? — супруга встала на носочки и потеребила мужнину заросшую щёку. Затем отошла на шаг назад, достала телефон и сделала пару снимков. — Отлично! Пускай люди посмотрят, какой ты бука. Так и подпишу: «Мой муж — бука». — Довольная своим остроумием она скрылась в комнате.

— Ох-ох-хоо! — тяжело вздохнул Илья. Призрачная тревога всё больше одолевала его сознание. Ему стало душно в своём теле, и он решил прогуляться.

— Я в гараж. — Бросил он, проходя через комнату.

— Твоя грустная мордашка быстро набирает лайки. — Объявила жена, не отрываясь от телефона. — Тут кто-то предположил, что ты съел хлебопечь, и теперь печёшь унылый батон. — Она неестественно засмеялась, быстро цокая по экрану нарощенными ногтями.

Илья укоризненно покачал головой. «Хренова блогерша. — Подумал он про себя. — И ведь сколько же таких, как она, идиотов. „Ой, посмотри сколько у меня лайков. Ой, я такая популярная. Ой, какая у него дебильная фотка“. Бесит!» — Илья невольно зарычал, зашнуровывая здоровенный ботинок.

— Сына с собой возьми. — Крикнула жена из комнаты. — Пусть погуляет на площадке.

Хмурые тучи облепили небо. Тяжёлый душный воздух обещал неминуемую грозу. Илья стоял, облокотившись о свой гараж. Думал. Одной затяжкой он выкурил целую сигарету, и бросил бычок в кучку из свежих окурков. Запил «Тремя богатырями».

— Тёплое, зараза! — выругался он, покрутив в руке металлическую банку.

— Здорова, сосед! — перед лицом Ильи замаячила чья-то пятерня. Он опустил глаза и увидел худосочного мужичка с тоненьким, загнутым к низу, носом.

— Здоров, Соловей! — поприветствовал Илья.

— Как жизнь? — мужичок улыбался, от чего его раскосые глаза сузились до размеров щели в копилке.

— Думаю. — Коротко ответил Илья.

— О чём? — не унимался любопытный Соловей.

— Если бы я знал. — Илья закурил очередную сигарету.

— Это как так? — удивился Соловей. — Думать, и не знать о чём думаешь?

— Понимаешь, — Илья потёр свой широкий лоб, — я уверен, что должен задать себе какой-то серьёзный вопрос. Но какой, не знаю. Я лишь чувствую, что если его не задам, и не отвечу на него, то пропаду навсегда.

— Куда? — выпучил глаза Соловей.

— Если б я знал. — Илья устремил взгляд на детскую площадку. — Соколик, не тронь ребёнка. Ух, я тебе! — для убедительности он показал массивный кулак.

— Сорванец то твой уж какой большой. — Ухмыльнулся Соловей.

— Тощелыга. — Отозвался Илья. — Десять лет пацану, а руки и ноги, как спички. Не пойму, в кого он таким глистом пошёл? В Златку, наверное.

— Ничего, ещё отъестся. — Успокаивал его сосед.

В этот момент мимо песочницы пробегала чёрная кошка. Соколик её увидел, да как засвистит. Напором воздуха от свиста он сдул кошку вместе с песочницей. Мяукающее животное пролетело над пятиэтажкой и скрылось в неизвестность. Звук свиста смерчем ворвался в сознание Ильи. Вдруг терзавшая его призрачная мысль начала обрастать плотью. Он медленно повернул голову и пристально посмотрел на соседа.

— Чего? — глаза Соловья забегали от обжигающего взгляда здоровяка.

— Ах, ты ублюдок! — Илья схватил его за футболку, и, словно тряпичную куклу, поднял кверху. — Как ты посмел?

— Ты чего? Чего? Я ничего… — испуганно лепетал Соловей, хватаясь руками-сосисками за огромный кулак. — Я не виноват. Это всё она… Всё она… — скулил он. — Ты в дальнобой тогда ушёл. А она позвонила мне и попросила помочь, кран починить. Я пришёл, а она как накинется на меня. Ну, и это. Того…

— Мразь! — Илья уже заносил кулак для сокрушительного удара, как вдруг Соловей засвистел, сбив обидчика с ног. Сосед вскочил на свой велосипед и шустро закрутил педалями.

— От меня не уйдёшь! — Илья не спеша поднялся и выкатил из гаража «Бурушку» — мотоцикл «Урал» чёрного цвета с хромированным рулём. Заодно он прихватил с собой неимоверного размера кувалду. Зажигание. Газ. «Бурушка» взревел и тут же понёс своего хозяина вперёд. Лихой ветер развивал длинные жёлтые кудри. Унылые пятиэтажки мелькали серой размазнёй.

— Стой, разбойник! — Впереди показался Соловей, нелепо крутящий педали. Илья размахивал кувалдой над головой. Бросок. Молот сделал дугу и угодил в заднее колесо велосипеда, согнув его до неузнаваемости. Соловей перелетел через руль, пропахав метров пять по дороге. Илья остановил «Буруша» рядом со стонущим соседом. Не слезая с мотоцикла, он поднял щуплое тело с асфальта. Вгляделся в окровавленное лицо.

— Профти! — простонал Соловей, пуская изо рта красные пузыри.

— Такое не прощают! — прокричал Илья соседу в самое лицо. — Или я не… — Тут он замер. Неожиданно он понял какой вопрос должен себе задать. Илья посмотрел в глаза соседа. Хитрые и наглые, они прятались за узкими амбразурами век. Противно! Указательным пальцем Илья проткнул ненавистный глаз. Раздался гром. Палец застрял. Увяз. Илья вдруг почувствовал, как его руку обволакивает холодная тьма, вытекающая из Соловьиного глаза. Густой массой, сантиметр за сантиметром, она покрывала здоровяка, словно дёготь, пока не охватила полностью. Илья оказался в необычном месте. Ни света, ни тьмы, ни звука. Вакуумное ничто. Он не чувствовал своего тела. Казалось, оно просто растворилось. Осталось лишь одно сознание с единственным вопросом. Затем понеслись потёртые воспоминания, как фотографии из старого альбома, они сменялись одно за другим.

Он маленький лежит в люльке. Мать с отцом смотрят на него и улыбаются. Теперь он мальчик, но всё ещё лежит. Мать плачет. Почему? Затем он юноша, но всё никак не может встать с постели. Руки и ноги — бесполезные отростки, которые ни разу так и не шелохнулись. Вот ему за тридцать. Борода по грудь, а он всё так же обездвижен, на печи. Какие-то чужаки хотят пить. Он бы рад помочь, да не может. Они ведут беседу. На, выпей. Он выпил. Силы вдруг наполнили его неподвижное тело, и он пошёл. Широкое поле. Здоровенный мужик спит на лютом коне. Святогор — больший брат.

— Никогда не забывай себя, Илья из Муромля. — Говорил этот великий человек. — А если забудешь, остановись и задайся вопросом: кто ты?

— Кто я? — повторил Илья — А я — богатырь! — громогласно закричал он, стряхнув с себя загадочный вакуум. Под собой он вдруг почувствовал что-то мягкое и шевелящееся. Опустил глаза.

— Бурушка, ты ли это? — радостно воскликнул Илья, сидя верхом на своём коне, весь облаченный в металлические латы. В руке он держал длинное копьё. Они стояли на распутье трёх дорог, а перед ними на земле лежал большой камень с упреждающими надписями: прямо пойдёшь — смерть обретёшь; налево пойдёшь — коня потеряешь; вправо пойдёшь — женатому быть. Илья с отвращением плюнул вправо. Затем посмотрел налево. Бурушка тут же под ним заволновался и недовольно зафыркал.

— Не беспокойся, родной! — богатырь погладил коня по смоляной гриве. — Я друга никогда не предам, а смерть и так за мною ходит по пятам. — Илья Муромец легонько ткнул Бурушку в бока, направив его прямо по тропинке.