Свободный заключённый

Александр Киреев

Молодой спортсмен из Сибири отправляется покорять Америку. Но вместо американской мечты он оказывается в американской тюрьме, где ему грозит 80 лет заключения.Это исповедь сильного, но одновременно уязвимого и честного мужчины. Книга — глубокий диалог о том, на что способен человек, когда выбор стоит между совестью и деньгами. Она исследует мужскую уязвимость, хрупкость и умение принимать свою слабость. Но может быть, именно в этих качествах и скрывается истинная сила. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 1. Выбор

Москва, станция метро «Улица 1905 года». Наше время

Вся комната пахла тобой. Обволакивающий, манящий, возбуждающий аромат женщины пропитывал мою холостяцкую однушку. Нотки твоего запаха летали в воздухе, оседая на постельном белье, моей одежде, шторах и обоях. Частицы тебя оставались на каждой вещи, к которой ты прикасалась.

Я стоял в дверном проёме спальни и смотрел на тебя. Аромат затмевал мой разум, и я безвольно подчинялся ему. Ты лежала, как всегда, в самом неестественном для сна положении, словно кто-то или что-то заставляло тебя принять его. Хотя я ничуть не удивился бы, если бы узнал, что ночью в тебя действительно вселяется некая сущность и вытворяет всё это. Может, это был бог, а может и нет. Неважно. Сейчас важно только то, что мне хорошо с тобой, чертовски хорошо.

Словно специально позируя, ты лежала, слегка прикрывшись одеялом. Сонный и расслабленный, я уже был голоден и пожирал тебя взглядом, запоминая каждый сантиметр твоего тела. Невесомые, аккуратно вылепленные пальчики ног перетекали в лёгкие стопы идеальных размеров. Точёные голени и приятные на ощупь упругие икры. Полные жизни и страсти бёдра, словно созревшие фрукты, дурманили сладкими манящими формами. Изгиб гибкой талии, обхватывая которую, я легко поднимал тебя одной рукой.

Уверенные плечи царицы и смело выступающая аккуратная грудь.

Ты лежала лицом вниз, и было хорошо видно одно из моих любимых мест твоего тела. Изящная линия, соединяющая шею и плечи. Она поразила меня ещё при первой встрече. Тогда я подумал, как здорово будут смотреться на твоих аккуратных ушках длинные серьги. Эта линия напоминала правильно очерченную геометрическую гиперболу. Каждый раз, когда на рассвете я открывал глаза, то видел этот идеальный сглаженный угол, нарисованный самым искусным Творцом и воссозданный Богом.

Секретов этого места было много. Глядя на него, я любовался твоим врождённым изяществом. Подходя сзади, я нежно прикасался носом к той его части, где гладкая кожа переходит в шёлковые волосы. Я захлёбывался от удовольствия, и руки сами начинали скользить по твоему телу. Тогда в порывах страсти я сжимал твою шею, ощущая всю хрупкость и силу, текущую по ней. Бесконечная энергия жизни лилась через неё бурным потоком сильной реки. Сверху вниз и снизу вверх, не встречая ни малейшего сопротивления на своём пути. И мне хотелось напиться этой рекой, утолив свою жажду. А потом войти в неё полностью, и, омыв себя, научиться дышать под водой.

Не сумев сдержаться и в этот раз, я достал телефон и сфотографировал тебя. Видимо, я боялся, что всё это временно, и хотел запечатлеть такие моменты не только в памяти.

Мы встречались чуть больше недели, и каждый из нас ещё держал маску пристойности, оставляя скрытое под ней для самого себя. Ещё на первом свидании мы признались друг другу, что не ищем серьёзных отношений. Это было очень удобно. Я думал, что как обычно зайду в комнату, но дверь за собой до конца закрывать не стану. А как только что-то пойдёт не так, я спокойно выйду через эту незапертую дверь.

Со мной часто бывало такое. Особенно когда я чувствовал, что всё приобретает серьёзные обороты, и мне нужно раскрыться и довериться человеку. С кем-то меня хватало на год или два, с кем-то на неделю или месяц. Но каждый раз меня что-то останавливало. И я отказывался по-настоящему идти в глубину отношений. Может быть, я был не готов, а может быть, моя чуйка подсказывала, что ещё не время. Я не боялся отказываться от хорошего, потому что в глубине души верил, что могу обрести лучшее.

Помню, за несколько секунд до того, как нашёл тебя на сайте знакомств, я впервые озвучил вслух то, чего действительно хотел. То, о чём всегда мечтал не для кого-то, а для самого себя.

Я хотел быть счастливым. Быть рядом с женщиной, с которой можно наслаждаться жизнью.

«Хочу любить и быть любимым!» — сказал я вслух, сделал вдох, чуть прикрыл глаза и с выдохом открыл их. Это сработало мгновенно. Я наугад провёл вверх по экрану смартфона и из сотни сообщений и неначатых переписок увидел тебя. Изучив фото, я произнёс лишь одну фразу: «Хочу её!»

Уже вечером следующего дня мы сидели в уютном кафе.

— Я не люблю банальные разговоры об увлечениях, погоде и прочей ерунде, давай оставим это другим, — с уверенностью произнесла ты.

— Хорошо, я тоже не люблю тратить время впустую. О чём ты предлагаешь поговорить?

— О том, что по-настоящему важно.

— Дай угадаю. Секс?

— Да, именно о нём.

— Мне уже это нравится, — ответил я, чувствуя лёгкое возбуждение в теле.

Меня покорила твоя открытость. Лёгкость и умение озвучивать то, чего действительно хочешь. Смелость произносить то, что нравится и что хотелось бы попробовать. Ты не говорила о прошлом, тотально находясь здесь и сейчас. В тот момент я ещё не мог до конца поверить, что ты чётко знаешь, что тебе надо. Меня поразила эта соединённость с собой. Так мог говорить человек, изучавший себя долгие годы. Монах, который десятки лет сидел в уединённом храме высоко в горах Непала, но не юная москвичка, которая была на 11 лет младше меня.

«С ней я могу быть собой», — яркое осознание промелькнуло у меня в голове. Я смогу раскрыться полностью и быть честным до конца. Она примет всё и поймёт. С ней я смогу всё, чего захочу.

Ты проснулась и, нежно улыбнувшись, не говоря ни слова, поманила меня к себе. Весь день мы наслаждались друг другом, много болтали и смеялись, пытаясь понять, сколько нам ещё суждено быть вместе. А вечером, взявшись за руки, пошли гулять. Город дышал неприветливой прохладой, тлеющее солнце только создавало видимость тепла. Нам было всё равно, внутри согревало зарождающееся, доселе незнакомое чувство. Оно окрыляло, наполняя желанием дышать чаще, говорить искреннее, слушать чутче, прикасаться нежнее.

Я по привычке корчил из себя супергероя, которому неведомо чувство страха, искренне считая, что любить мужчину можно только за это. А когда ты спросила, боялся ли я чего-то в жизни на самом деле, я вдруг на секунду осёкся и замолчал. Я почувствовал, что тебе действительно было важно то, что я говорил. Перед глазами промелькнули мелкие обрывки памяти, и я не стал их озвучивать сейчас, как не озвучивал сотни раз до.

Тогда я подумал, неужели именно тебе я смогу открыться и рассказать если не совсем всё, то хотя бы какую-то часть? Потом посмотрел на твоё юное, местами детское лицо и промолчал. Мы направились домой, ты что-то говорила, я что-то отвечал, но в моих мыслях, не переставая, звучал твой вопрос.

Уже дома, выпив по бокалу вина, мы, обнявшись, стояли на балконе и в лучах заходящего солнца слушали дыхание друг друга.

— Ты так и не ответил на мой вопрос, — неожиданно произнесла ты.

Я знал, что это за вопрос, поэтому не стал делать вид и переспрашивать, а, сделав глубокий вдох, просто начал говорить. Точнее, говорил не я. Я только открывал рот, наружу сами собой медленно выходили тяжеловесные слова, которые многие годы копились внутри, трамбовались, уплотняя чувство боли и одиночества. Эти пережитые, но не прожитые мною эмоции и чувства со временем стали твёрдыми, как гранит. Плотно уложенные друг на друга, эти гранитные плиты формировали высокие стены, которые разделяли меня и весь мир. И чем дольше я не признавал их, тем плотнее становилась моя внутренняя крепость, в которую я заживо замуровал сам себя.

Спёртый воздух собственноручно возведённой гробницы отравлял лёгкие. Тусклый свет, едва попадающий внутрь, практически не освещал и не грел неживого пространства. Я как будто умирал изнутри.

Но именно в тот момент, когда я, заживо погребённый, перестал издавать звуки жизни и уже был готов водрузить последнюю надгробную плиту, появилась ты. Что-то мгновенно изменилось, пространство расширилось, воздух и свет попали внутрь, появилось место для глубокого вдоха, а вместе со вздохом родилась вера. За верой появился голос. Выкарабкиваясь из недр моих похороненных воспоминаний, он гулко зазвучал.

— Знаешь, я редко чего-то боялся в жизни. Хотя, наверное, по-настоящему я испугался один раз, осознав, что все мои предыдущие страхи были просто лёгкими испугами.

В 6 лет двое врачей держали меня за руки и ноги, а третий специальным устройством открывал мой рот, чтобы вырвать зуб.

В 9 лет на моих первых соревнованиях по Армейскому рукопашному бою меня трясло как в лихорадке, но не из-за страха перед соперником, а по причине жуткой, парализующей стеснительности. Я боялся, что люди будут смотреть на меня, и я могу что-то сделать не так.

В 11, когда шли стенка на стенку с ребятами из города, мои ноги не слушались, а колени подкашивались от страха.

В 17 я боялся, что не донесу ту бабку, которую сбила машина на моих глазах. Её нога болталась в неестественном положении, заливая кровью колготки. Я тащил её в травмпункт на руках, напрочь забыв о том, что 10 минут назад мне самому там зашивал руку пьяный хирург.

Я вспомнил эти и многие другие эпизоды, в которых я думал, что боюсь, и понял, что это были лишь проверки, испытания, подготовка в некотором роде. Затем я погрузился в то самое воспоминание…

То, что я услышал несколько секунд назад, заставило меня испытать все те предыдущие страхи, многократно перемноженные друг на друга.

Я словно видел себя со стороны.

Я стоял молча, смотря на ледяную металлическую решётку, которая разделяла меня и моего адвоката. Он что-то продолжал говорить, но я уже не слышал его слов. Я слышал звон. Гулкий, протяжный, въедливый звон, заполняющий собой всё вокруг.

Очнувшись, я с силой переборол его и повторил слова адвоката:

— Четыре статьи?

— Да.

Тишина и звон где-то глубоко внутри.

— И я могу получить по 20 лет за каждую?

— Да, — сухо ответил он.

Тишина и звон поднимались всё выше.

— Значит, я выйду, когда мне будет 100 лет?

И снова эти проклятые звон и тишина. Адвокат молчал. Потом он начал было говорить про условно-досрочное, но осёкся, а после паузы сказал:

— Алекс, им ещё надо всё это доказать, а пока у них мало материалов на тебя.

Я не знал, что сказать в ответ и что делать. Что тут можно сделать? Я закрыл глаза и на секунду представил, что могу никогда больше не выйти на Свободу. Что если никогда больше я не пойду туда, куда захочу и всю свою оставшуюся жизнь проведу взаперти? И вот эта ледяная металлическая решётка будет разделять меня и весь мир… Я представил, как буду взрослеть, а потом и стареть в стенах какой-то американской тюрьмы и там же закончу свои дни. Одинаковые дни несвободного человека. Представил, что будущего у меня нет.

Я часто вспоминал и до сих пор вспоминаю этот момент, когда на меня нападает грусть или тоска. Я же могу идти туда, куда хочу, делать то, что мне нравится, жить так, как мне хочется. Этого ли не достаточно, чтобы быть счастливым?

Выдавив то, о чём молчал уже давно, я с опасением и внутренним чувством вины поднял глаза, ожидая твоей реакции, и спросил: «Ты уверена, что хочешь слушать дальше?»

Твои маленькие нежные руки лежали на моих, твой взгляд был пропитан теплом и любовью. Твоё внимание и участие обволокло всё пространство комнаты. В то мгновение я понял, что ты готова принять меня полностью и впустить без остатка. Со всей болью, страхом, слабостями и несовершенством прожитой жизни. Именно в тот момент я осознал, что стою перед выбором. Раз и навсегда захлопнуть не до конца закрытую дверь, нырнуть в эти отношения с головой и… будь что будет. Или по привычке выйти, когда станет страшно.

Ты чуть слышно сказала: «Всё хорошо, продолжай». И я продолжил, сделав свой самый важный выбор.