Питерские истории. Рассказы

Александр Киселев

Сборник рассказов, объединённых общими героями и атмосферой математического студенчества, начиная от самых ранних, которые были написаны мной ещё на первых курсах, и заканчивая зарисовкой времён пандемии…

Зимнее утро

Очередное, ничем не примечательное утро пятницы. Конец ноября. Мороз. Метель. Питер…

Иду чертыхаясь и традиционно ругаю коммунальные службы, с огромным трудом перебираясь через огромные творения стихии. Темно, только любимые фонари светят. До автобусной остановки обычно минут десять — сейчас иду все двадцать. На первую пару намечено переписывание старушкиной контрольной, а мне судьба туда опоздать — вот это неудача…

Хотя… Двухсотка пришла буквально через минуту после меня. Теперь бы ещё также свезло на пересадке…

На Гарькавого в автобус вошла девушка — из тех юных леди, на которых раз взглянешь и будешь смотреть всю дорогу. Живые голубые глаза, густые русые волосы с отдельными белыми и чёрными прядями («Крашеные», — решил я), красные с мороза щёки, а ещё она была крайне легко, не по погоде, одета: осенняя куртка, не особенно длинная юбка, довольно лёгкие туфли — на ней всё это, впрочем, смотрелось бы естественно, если бы не минус десять на улице. Она была, скажу я вам, просто прекрасна!

Когда к ней подошла кондукторша, девушка усиленно рылась в кошельке. Потом с виноватым видом достала «пятихатку»:

— Меньше нет… — робко произнесла она, судя по её виду, страстно желая провалиться куда-нибудь. Или я ничего в жизни не понимаю, или такой прекрасный и мелодичный голос я слышу впервые. Эта леди явно заслуживает повышенного внимания — но она явно не про меня. Уж слишком красива.

Я достал кошелёк, памятуя о завалявшихся в нём со вчерашнего дня двух бумажных «чириках». Кондукторша заметила мои действия и то ли решила, что я с девицей знаком, то ли думала, что я разменяю…

— Вам докуда, девушка? — спросил я, удивляясь и ругаясь одновременно на собственную наглость. Я заговорил с незнакомой девушкой, которая ещё и красивая? Ничего о ней не зная? Позвольте, но как же это так?..

— До «Ленты», — ответила та, скромно улыбаясь и с интересом глядя на меня, ожидая какого-то хода с моей стороны.

— Возьмите, — я протянул две десятки тётке-кондуктору. Та взяла деньги, сунула мне рубль сдачи и с надменным выражением лица вручила девушке билет. Бьюсь об заклад, она думала: «Ух я их, молодых и красивых!.. Вот ведь им вертихвосткам!..» Или что-нибудь в этом духе. Возможно, её смягчало то, что я никак не был похож на принцев, которые по идее должны доставаться таким молодым и красивым леди…

— Спасибо, — одарила меня благодарной улыбкой вырученная мною красавица.

— В общем-то, не за что… — улыбнулся я в ответ. — Всем так однозначно спокойнее будет.

— То есть, т… — она мгновенно поправилась, — Вы не для того, чтобы познакомиться, это сделали?

— А почему, собственно, я должен так уж хотеть с Вами познакомиться? Из-за короткой юбки, симпатичной мордашки ну и вообще…?

Она засмеялась:

— Вот именно из-за «ну и вообще»!

Боже, какой прекрасный смех!

— Хорошо, сдаюсь! Об этом я тоже думал…

— Все мужчины одинаковы! — заявила она.

— Вы только до «Ленты» или в Петергоф? — спросил я.

— Второе… Я в Петергофе учусь.

— Универ? — уточняю — она кивнула утвердительно. — А что именно?

— Физфак.

— Тоже бывает. У меня матмех.

— Никак не пойму, на что Вы намекаете…

— Видимо, нам судьба ехать вместе.

— Ерунда! Автобус большой, можно сесть в разные концы! С чего вдруг нам ехать вместе? Или Вы считаете, что вправе за меня решать?

— Что Вы… — я изобразил обиду. — Вы, очевидно, в состоянии всё решать сами!

— О чём Вы?

— Да так, — ответил я, окинув её красноречивым взглядом. — Не холодно?

Девушка вспыхнула, явно желая огрызнуться, но то ли чего-то постеснялась, то ли слишком хорошо понимала, что я прав.

— Нет! — ответила она с вызовом.

— А на улице? — съязвил я.

— А Вам-то какое дело? — беззлобно спросила она.

— Да вот, видно, на роду написано глупеньких девушек жалеть…

— Вы хотите сказать, что я дура? — ощетинилась моя собеседница. Вопрос явно болезненный.

— Я лишь рассуждаю о Вашей одежде.

— Можете не рассуждать, — резко сказала она.

— Элементарная вежливость, — отступил я, признавая за собой грубую ошибку. — Как Вас зовут?

— Алина. А Вас?

— Пётр.

— Как император?

— Как целых три императора!

— Главное, чтобы не как второй, — Алина продемонстрировала знание родной истории.

— А Вам его склонности не нравятся, или судьба?

— Это напрямую связанные вещи.

— Однако, если склонности, то Вы проявили заботу о моём окружении; а если судьба, то заботу обо мне.

— Вот одна вещь, Император Всероссийский, мне в Вас не нравится: Вы слишком много говорите не по делу.

— А Вы поставьте себя на моё место: стоял спокойно, никого не трогал…

— Довольно! Не желаю выслушивать это бормотание! Ты можешь говорить по-человечески?

— Я крайне зануден, это правда… Но ты сама виновата; вернее твоя внешность…

— Так тебя смущает моя красота? — засмеялась Алина. Она знала, что красива, но то ли не придавала этому значения, то ли не задумывалась над влиянием, которое оказывает на жалких неудачников вроде меня, привыкших жить в своём футляре.

— Весь такой смущённый… — протянул я, откровенно кривляясь. Она ещё веселее рассмеялась. У неё был приятный смех: лёгкий и, как говорят, звонкий. С каждой минутой она нравилась мне всё больше. Жаль, определённо жаль, что она не для меня!

Я вообще не привык общаться с красивыми девушками. Ими следует любоваться, да, но лучше с безопасного расстояния. В большинстве своём — не без исключений, конечно — они глупы; поговорить с ними не о чем. На первый взгляд, Алина всерьёз отличалась от моих прежних опытов в этом направлении. Общаясь с теми (просто общаясь, ничего больше не было), мне порой хотелось убежать и побиться головой об стену. Я, увы, не способен разговаривать с полными идиотами. С Алиной подобного рода проблем не было. Были другие: моё занудство, моя скованность… Но не скука.

— Нам пора, — сказала Алина, указывая рукой на дверь. Мы вышли из автобуса. На улице начинало светлеть, фонари погасли, хотя было ещё темно…

— Отличная обстановка, не находишь? — заметила Алина. Мы одни на остановке, никого больше не видно вблизи — насколько эта «вблизь» просматривалась. Да уж, неплохо!

— Ты, наверное, не поверишь, если я скажу, что буквально каждый день в такой оказываюсь?

— Не поверю. А ты не скажешь.

— Не скажу… Тебе, наверное, привычнее должно быть!

— Одна на тёмной остановке с незнакомым парнем? — уточнила она. Прозвучало зловеще, согласен.

— В принципе такого рода знакомства.

— Мне всё же казалось, что это не я инициировала наше с тобой знакомство…

— Это ни о чём не говорит!

— Да уж верно! — хмыкнула она. Я подумал, что она вдоволь наслушалась моих невнятных фразочек и я окончательно упал в её глазах. — Только маленькая деталь: мы сейчас оба здесь, одни, и разговариваем… Кстати, двести десятый!

Мы вошли в приехавший автобус. Я показал карточку, а Алина с застенчивой улыбкой посмотрела на меня. Пришлось искать в кошельке мелочь. Представляю, что про нас навоображала себе кондукторша!

— Не успели познакомится, как ты уже садишься мне на шею! — не преминул в шутку заметить я. Алина скромно потупилась, не в силах сдержать улыбку, но промолчала. — Чего же мне ожидать дальше?

— А чего ты ожидаешь? — продолжая улыбаться, лукаво поинтересовалась она.

— Я же говорю, что понятия не имею! Мне неведомо даже, как следует себя вести и о чём говорить…

— Надо же! А вот все твои предшественники думали, что знали…

— Очевидно, их это не спасло, — ехидно заметил я.

— Их сгубила эта самоуверенность!

— Вот видишь… Я честно говорю, что ни черта не знаю.

— Молодец. Возьми с полки порошок… То есть, я хотела сказать, пирожок.

Я поперхнулся, услышав её оговорку. Возможно, у неё были причины так сказать.

— Ты случайно оговорилась, или это типа шутка такая? — поинтересовался я. Алина отрицательно покачала своей прекрасной головкой, отрицая непонятно которую из частей фразы. Я решил спросить наугад: — Тяжёлое детство?

— У меня? — переспросила она. — Скучное. Могу рассказать, но тебе будет неинтересно…

— Расскажи, — попросил я, смутно предполагая, что Алина не привыкла рассказывать о себе. Чем-то, похоже, я заслужил её доверие…

— Я ранний ребёнок, — начала она. — Когда я родилась, родителям не было и двадцати. Бабушка вырастила меня практически в одиночку, родителей я видела редко. То, что отец наркоман, я узнала случайно и не так давно. Помню только, как в ссорах мама часто упоминала о порошке и б**дях, которые «сделали его не таким, каким она знала его в школе». А ещё помню, как он приставал ко мне двенадцатилетней в неадеквате. Я думала пьяный. Это я уже понимала тогда. Хотя, всё едино. О, как они тогда кричали!.. Мама, папа, бабушка… — Алина говорила тихо, но очевидно что она заново переживала всё то, что рассказывает. — Я сидела, боялась и пыталась закрыть глаза и представить, что ничего этого нет, что всё у нас в порядке… И вдруг оттуда донёсся звук какого-то удара, и всё в одночасье стихло. Потом пришла мама, вся в слезах, и каким-то странным тоном сказала, что убила его. Я сперва испугалась ещё сильнее… А потом вдруг подумала, что можно наконец перестать бояться…

Алина перевела дух, смахнула проступившие на глазах слёзы и вопросительно взглянула на меня, как бы извиняясь, что рассказала мне свою печальную историю. Я только спросил:

— А как из этого следует твой стиль одежды?

— Качаю независимость от бабушки… — усмехнулась она.

— А нельзя ли это как-то иначе делать, чтобы, скажем так, не в ущерб здоровью? — спрашиваю.

— Не думала об этом.

— Подумай. На тебя, как говорится, даже смотреть холодно!

— Не смотри, если не нравится! — огрызнулась Алина.

— Нравится! Но для тебя было бы лучше… А, сама знаешь!

— Знаю, — подтвердила она. — А как же!

— Вижу, тебе нравится быть наивной и беззащитной…

— А кому же не нравится? — резонно спросила Алина. — Вот только редко удаётся…

— Однако… Ты, должно быть, владеешь многими сердцами?

— Как Скарлетт? — улыбнулась она.

Неожиданное совпадение. Сколько моих ровесниц читали «Унесённых ветром»?

— Та была просто дура, а ты прикидываешься только.

— Вот и успех у меня гораздо меньший.

— Всего парочка десятков?

— Я ни с кем не встречаюсь в данный момент, и притом уже давно. А тебя это удивляет?

Я задумался. В первый момент, конечно, я бы этому не поверил, но теперь видел совсем иную картинку.

— В общем, нет. В тебе зашита независимость. Непримиримая гордость.

— Возможно. Мне просто скучно с некоторыми. А те, кто кажется мне достойным, не воспринимают меня.

— Внешность настораживает?

— Да. И резкость поведения.

— Ну и одежда, очевидно? — не удержавшись ввернул я шпильку. Алина улыбнулась:

— Тоже может быть. Встречают по одёжке…

— А провожают по этапу. В Магадан. Мне докладывали.

Она от души посмеялась. Как мне удалось пошутить, да ещё и не пошло, сам удивляюсь!

— Чему учат на физфаке? — спросил я, вспомнив про возможность ведения светской беседы.

— Ничему!

— Совсем?

— Почти. Школьный курс читают.

— Школьный курс, это Навье-Стокс; лапласик с градиентом? — уточнил я, внезапно догадываясь о причинах той лёгкости, с которой мы завели знакомство.

— Не без этого… — кивнула Алина с довольной улыбкой. — Вполне адекватный уровень школьной физики.

— А с математикой в твоей школе как было?

— Необходимый аппарат. Дифференциал, интеграл, ротор, градиент… Знакомо?

— Безусловно! Только, по правде сказать, за это и не люблю школьную физику…

Мы понимающе улыбнулись друг другу. В тех местах, где мы учились, принято знать существенно больше, чем в обычной дворовой школе. Названий можно не называть, мы друг друга и так поняли.

— Весело там было?

— В меру. В универе веселее.

— Особенно, в студгородке. Снежные бои мат-мех vs физфак при участии ПМПУ. В начале ноября, когда снег ещё был мокрый и противный.

— Я не бываю в городке.

— Я тоже. Со мной делились впечатлениями.

— Со мной никто не делится подобными впечатлениями.

— Вся группа из города?

— Не общаюсь с группой.

— Зря. Они могут быть полезны.

— Знаю. Но… Уж очень противно.

— Снобизм?

— Наверное… Ладно бы они только физики или математики не понимали — это легко бьётся прилежной учёбой; но с ними поговорить не о чем! Они все по жизни немного…

— Сочувствую. У меня вполне приличные внешне ребята. Нематематики, конечно…

— Мат-мех теперь и таких берёт?

— Мат-мех теперь всяких берёт. А из половины вырастит что-нибудь за пять лет. Мат-мех, он такой!

Алина засмеялась. Я вновь залюбовался ею. Она заметила мой взгляд и строго взглянула на меня:

— Похоже, я тебе нравлюсь.

— Не то слово!

— А какое то?

Я на мгновение замялся, не желая устраивать неподобающих ситуации сцен, но почти сразу нашёл выход:

— Очень нравишься.

— И только? — Алина так невинно посмотрела на меня, что я устыдился. Но всё же сумел перейти в контратаку:

— А ты чего-то иного ожидала?

— Нет, но… — она замялась и отвела взгляд, неожиданно для меня выдавая какую-то свою заинтересованность. — Пожалуй. нет. Да и с чего бы?

— Похоже, ты расстроилась… Уж не знаю отчего…

— Что ты, всё в порядке!

Настала пауза. Обстановка неожиданно накалилась, а мне в голову не приходило, как можно её разрядить. Алина же погрузилась в свои грустные мысли и не поддерживала более беседу. Автобус уже въехал в Старый Петергоф.

— Алина! Что случилось? — предпринял я попытку растормошить новую знакомую. Она повернулась ко мне: выглядело так, что она на грани истерики.

— Всё в порядке, — получилось почти ровно, но не без истеричных ноток в голосе.

— Ты перестала реагировать на внешние раздражители! Я беспокоюсь. Мне очень хотелось с тобой ещё поговорить!

— Да какое тебе до меня дело? Я просто красивая дурочка, вот и всё!

А я некрасивый дурачок. Два сапога — пара!

— Не психуй, прошу тебя.

— И ты ещё спрашиваешь, что со мной случилось… — с горечью заключила она.

Печально. Похоже, что мне вовсе не дано общаться с противоположным полом. Вот и здесь за полчаса общения, вероятно, я сумел надоесть, по сути, девушке своей мечты… Да, боюсь, что Алина — это тот самый идеал, о котором я столь непредметно беседовал как-то со Степанычем. Я был уверен, что в жизни мне таковой никогда не встретится. Так ведь не бывает…

Ну что ж. Я не очень ошибся. Просто своему идеалу я не нужен, наверное.

Мы сидели молча, только я изредка поглядывал на Алину. Она избегала смотреть на меня в ответ. Я видел, что она с трудом сдерживает слёзы, хотя не верил в их возможную причину. Автобус уже повернул на Ботаническую, вскоре требовательная остановка осталась позади. Я со вздохом встал, готовясь выходить. Алина внезапно достала блокнотик, вырвала листочек, на котором что-то быстро написала, вскочила с места и, неожиданно поцеловав меня в щёку, сунула этот листок мне в руку.

— Позвони мне. Пожалуйста, — сказала она совершенно убитым голосом.

— Обязательно, — пообещал я, постаравшись напустить в голос как можно больше тепла, и вышел. Только выйдя, я осознал, что обрёк её мучаться весь учебный день. Автобус безразлично поехал дальше. Я не видел, как Алина заплакала. По правде сказать, я это ощутил. Я взглянул на часы, надел шапку и перчатки, и пошёл переписывать к/р по матану. Предполагаемый челендж вовсе не выглядел таким увлекательным, как почти полтора часа назад, когда я выходил из дому.

«Ну что ж, давайте старт; я отрешён и собран…» — крутилось в голове. Но я понял, что мне наплевать: перепишу я работу или нет. Абсолютно наплевать. Чай не дурак.

Снег назойливо падал сверху, а нападавший раньше и лежавший под ногами мешал проходу. Ну никакого удовольствия от прогулок по таким улицам. К тому же, так или иначе, светит нам в конце этой прогулки по Ректорскому проезду — контрольная. Брр, неохота! Пусть и наплевать…

А вот и крыльцо родного мат-меха. Вперёд, к знаниям…

26—27 ноября 2010 годаСанкт-Петербург — Петергоф