Тени давно минувших лет

Александр Койфман, 2023

Этот сборник содержит три повести и новеллу о женщинах европейского Средневековья – очень разных, по-разному оказавших влияние на свое время. Время это и место действия тоже разные: от X до XVI века, от Каспийского моря до Атлантики, от Балтийского моря до Средиземноморья. В повести «Малуша, мать князя Владимира» мы видим двух женщин X века: властную княгиню Ольгу, решительно управляющую гигантским лоскутным княжеством, про-стирающимся от Балтики до Черного моря, и Малушу – тихую образованную придворную девушку, волей судьбы и необузданного князя Святослава ставшую матерью князя Владимира Красное Солнышко.

Малуша, мать князя Владимира

Глава I

952 год

Середина июня 952 года от Рождества Христова, месяц сиван 4712 года, мэлэх Иосиф в одиночестве сидит в относительно прохладной комнате в глубине своего дворца. Думы не радуют его. Опять со всех сторон приходят вести о постоянных нападениях соседей: Хорезм наступает с востока. Да ладно бы только он — степняки значительно опаснее. А тут еще и у булгар снова появился деятельный князь — того и гляди опять объединит их и откажется платить дань. Придется собирать войско, отправляться в поход, а это деньги и деньги. Откуда их взять? Опять обращаться к наследственному хранилищу в Семендере?

Вот так 13 лет назад в сиване 4699 года русский князь Хельгу (Игорь), подкупленный Константинополем, напал на Самкерц (Тмутаракань), уничтожил охранявший его хазарский отряд. Он тогда был болен, пролежал в постели около трех недель. Стали раздаваться голоса, что мэлэха нужно сменить. Да и каган высказался в узком кругу непростительно неопределенно. Неожиданно для врагов выздоровев, он тогда круто повернул события. Сказал кагану в присутствии всей знати:

— Твой срок службы еще не прошел. Ты должен служить народу еще пять лет, но ты недостаточно молишься о даровании войску победы.

Каган смиренно заявил в ответ, что стар, уже давно мечтает о вечном отдыхе. Верный слуга надел на голову кагану мокрый мешок, ведь проливать священную кровь нельзя, прижал плотно к лицу и подержал так несколько минут. Каган при этом не шелохнулся. Потом Иосиф объявил каганом младшего брата умершего. Надел ему на шею шелковую петлю, туго затянул ее и спросил, согласно обычаю:

— Сколько лет ты хочешь заботиться о народе?

— Я не молод. Не выдержу больше пятнадцати лет.

Услышав это, Иосиф распустил петлю, пал перед новым каганом ниц. Следом пали ниц все присутствующие.

Наверное, новый каган лучше молился, потому что посланный Иосифом с усиленным отрядом полководец Песах не только отобрал у Хельгу все, что тот награбил в Самкерце, но и захватил три города в Крыму у греков. Потом он вызывал к себе в столицу по очереди трех братьев отца, и они как-то неожиданно умирали. А ведь до этого он, взойдя на престол мэлеха после смерти своего отца Аарона II в возрасте 22 лет, прислушивался к советам дядей, поручал им ответственные дела в армии и в управлении отдаленными землями.

Своего одногодка Малка он тогда не тронул, сказалось то, что в детстве они были близки, вместе играли, почти одновременно прошли бар-мицву. Ни дед Иосифа Бениамин, ни отец Аарон II не готовили Малка к военному руководству каганатом. Были многочисленные, более взрослые, чем Малк, братья Аарона, было кем заменить Аарона на посту мэлэха в случае необходимости. Малк не интересовался войсками, занимался какими-то науками, не представлял, по мнению Иосифа, опасности.

Но теперь, после очередной болезни, Иосиф посмотрел на дело совсем по-другому. Ведь жена родила ему только трех девочек, нет прямого наследника. Наверное, не зря он не пригласил год назад Малка на свадьбу своей старшей дочери. Нужно будет и с Малком решить все, исходя из государственной пользы. Не должно быть соперника для его маленького пока внука. Да пора задуматься и о замене кагана. Ведь тому осталось служить только два года.

Прошло всего лишь две недели, и вот теперь Малк со своими верными слугами и детьми таится в лесу, дожидаясь темноты, чтобы двинуться дальше. Аврум — наиболее опытный слуга — выбрался на опушку леса, внимательно оглядывает окрестности. Вроде никого на горизонте нет. Отдает короткий приказ, и на опушку выводят лошадей. Молча рассаживаются по лошадям, в том числе и малолетняя Малка и маленький Товия. На самом деле все сокращают его имя до краткого Тов, и он привык уже к этому. Собственно, маленьким его уже и нельзя назвать: осталось только один год прожить до совершеннолетия — тринадцати лет. Но отцу, полное имя которого Малк бен Бениамин бен Менахем бен Аарон I, оба его ребенка кажутся маленькими. Младший брат Аарона II, он женился на красавице Нехаме только в тридцать лет, посвятив свои молодые годы изучению Торы, иностранных языков и искусству врачевания.

Мерно текла его жизнь в уединенном поместье недалеко от Итиля. Нехама недолго была его утешением в жизни, после рождения Малки умерла, и он посвятил себя воспитанию детей, обучая всему, что знал сам. Никогда Малк не помышлял о возможности конкурировать с племянником, но после очередной болезни Иосифа почувствовал, что тот резко изменил свое отношение к нему: не призывает на пиры, не пригласил на свадьбу своей старшей дочери. Наконец, доверенный слуга Малка, друживший со слугами Иосифа, передал ему, что Иосиф дал указание избавиться от Малка.

И тогда Малк собрал слуг, забрал с собой все наиболее ценное и сбежал. Решил уйти в далекий Новгород, куда перебрался его племянник Давид, бежавший из Итиля после гибели отца. Давид перебрался сначала в Самкерц и оттуда вместе с купцами добрался до Новгорода, начал там торговые дела с далеким Севером, поставляя местным жителям товары из германских городов в обмен на пушнину. Года два тому назад была от него весточка.

Сбежать от мэлэха трудно, были им посланы люди и на дорогу в Хорезм, и на дороги в Дербент, к ясам, булгарам, горным аланам. Но Малк выбрал путь на северо-запад, огибая степные территории ясов с севера, переправился через Дон почти в его верхнем течении и направился по окраине лесов к Днепру. Шел ночами, остерегался долго жечь костры, выбирая для дневок глухие места.

И все же не уберегся: на четвертый день после переправы через Дон его небольшой караван настигли лихие лесные разбойники. Наверное, кто-то заметил их на переправе. Хорошо хоть не войско одного из местных беков или князей. Битва продолжалась всего лишь полчаса, в сражении участвовали все, даже Тов стрелял непрерывно из своего лука, укрывшись за упавшим стволом дерева, ранил двух разбойников. Малка ранили стрелой в левую руку, но она прошла на излете и почти боком. Он вырвал стрелу, быстро перетянул раненую руку ремнем и продолжал сражаться.

Нападение отбили, хотя разбойники захватили трех вьючных лошадей с добром и продовольствием. К счастью, сохранили самое ценное — обоих детей и трех женщин.

Трое спутников Малка погибли, один был ранен в правое плечо, одному стрела попала в грудь, вероятно, задела что-то важное, так как он хрипел, временами теряя сознание. Когда он пришел в очередной раз в себя, попросил помочь ему умереть. Аврум прочитал над ним короткую молитву, дождался, когда тот снова потеряет сознание, и «помог». У раненного в плечо стрела засела глубоко, вырвать ее было нельзя. Малк приказал положить его удобнее, разжечь небольшой костер. Прокалил на огне узкий кинжал, разрезал плечо у стрелы и вытащил ее. Смазал мазью костяную иглу и жилку из ноги овцы, зашил рану и смазал ее той же мазью. Раненый скрипел зубами, но молчал. Погибших похоронили здесь же, не соблюдая положенные церемонии. Просто выкопали глубокую общую могилу и положили всех четверых рядом. Помолились над могилой, помолчали.

Разбойники не захватили своих тяжело раненых и убитых. Проверили павших разбойников, четверо не подавали признаков жизни, двое еще шевелились, временами что-то мычали. Помогли и им проститься с жизнью, закапывать не стали.

Но теперь нужно двигаться дальше. Раненого в плечо усадили на лошадь, привязали к седлу, чтобы случайно не свалился, сунули повод в левую руку. Теперь отряд остался почти без продовольствия. Хорошо хоть, что в лесу дичь непуганая, каждый день опытный охотник Аврум умудряется подстрелить то оленя, то подсвинка. Не до соблюдения кашрута. Да и птицы попадаются. Уменьшившемуся отряду с трудом, но хватает на еду, приготовленную в предрассветной тьме, и на поздний ужин перед выходом в путь тоже остается. Свою рану и плечо раненого Малк проверял ежедневно по два раза. Вроде все заживало нормально.

Еще почти неделя осторожного движения по окраинам леса, и впереди Днепр. Но радоваться рано: пара всадников помелькала поздно вечером на горизонте, не приближаясь, опасаясь встречи с отрядом, но теперь нужно ждать появления местных жителей. Малк круто развернул отряд, ушел в ближайший лес, настоящую крепь. Отсиживались сутки, надеялись, что их не найдут. И просчитались: хотя всю ночь шли беспрепятственно, огибая какое-то небольшое селение на берегу, под утро, когда уже расположились на отдых, рядом появился отряд. И это не вооруженные чем попало разбойники, это дружинники, оснащенные луками и копьями, некоторые в кольчугах и с мечами. Нашли по следам.

Поставив в середину детей и женщин, приготовились дорого отдать свою жизнь, но выехавший вперед коренастый всадник лет тридцати поднял руку и заговорил:

— Кто вы? Почему прячетесь? Кто вас послал?

Вопросы на варяжском, но он тут же повторил их на местном славянском. Хоть и мало отличаются, но, возможно, это понятнее. Ответил Малк, тоже вышедший вперед. Глядя снизу вверх на возвышающегося над ним всадника, ответил на варяжском:

— Мы мирные люди, пробираемся из Итиля в Новгород.

— Купцы? Что-то я не вижу у вас вьюков с товарами.

Теперь он тоже перешел на варяжский. Глядит на Малка с недоумением и недоверием.

— Нет, не купцы. Я Малк бен Бениамин бен Менахем бен Аарон I, дядя мэлэха Иосифа.

— Знатный человек. Если ты посланник мэлэха, почему идешь в Новгород? Княгиня Ольга вместе с молодым князем в Киеве.

— Я не посланник, убежал от Иосифа, так как боюсь за свою жизнь и жизнь моих детей. А как называть тебя?

— Все это очень подозрительно. Вы пойдете с нами в Любеч. Пусть с тобой и твоими людьми разбирается Свенельд. Он скоро должен вернуться в город. А меня зовут Трюгви.

Малк оглянулся на своих людей. Кроме него весь разговор понимает только Тов, он напряженно смотрит на отца, готовый в любой момент поднять свой лук и стрелять, Малка совсем позади, за женщинами. Еще раз взглянул на людей этого варяга. Сопротивление бесполезно.

— Да, мы пойдем с тобой, Трюгви. Мы люди мирные, нам нечего бояться.

Махнул своим людям рукой, объяснил на хазарском языке, что сражения не будет, все идут в город.

По дороге внимательно смотрел на сопровождавших воинов, вслушивался в их речь. Варягов среди них почти не было, все говорили по-славянски. Кроме Трюгви было только два варяга, и они выделялись вооружением и мощными конями. Только у троих славян были мечи, остальные вооружены луками, копьями или булавами. Теперь он разглядел, что кольчуги тоже не на всех, на большинстве кожаные куртки с нашитыми бляшками. Он сам не знал, для чего рассматривает воинов, скорее всего, чтобы не думать, что ждет весь отряд в Любече. Радовало только, что оружие не отобрали.

Дорога вывела на берег Днепра, но почти сразу ушла от него вправо, петляя по холмам. Днепр был виден временами слева, за лугами и старицами. Через полтора часа перед отрядом открылся вид на город. Мы назовем его городом, так как иных в то время на этих землях и не было. Расположился он километрах в полутора от Днепра, между большим озером и маленькой речкой, почти ручьем, заросшим кустарником. Издалека виден был плотный деревянный частокол поверх вала, деревянные башни слева и справа от ворот. За открытыми воротами поднимались на пригорок дома, вернее, видны были только крыши, покрытые дерном.

Собственно, тогда ни Тов, ни Малк не могли видеть, чем покрыты крыши, да и не интересовало их это. Малк знал о существовании города Любеча, еще бы — один из главнейших городов славян левобережного Приднепровья. Но не думал, что он такой маленький. Конечно, он сравнивал его мысленно с Итилем, который был по населению в десятки раз больше всяких Парижей или Лондонов, а по площади, вероятно, раз в сто. А Тов ничуть не удивился: прибыли в маленькое поселение, ну и что? Чуть в стороне за ним на высоком обрывистом холме виден был еще один такой же высокий частокол, за которым виднелись крыши домов. Тогда они не знали, что это детинец — замок владетелей этих земель.

Дорога шла вдоль ручья, поворачивала с подъемом мимо рва к городским воротам. В воротах встречали мальчишки, было видно и несколько любопытных молодых женских лиц. Тов с удивлением рассматривал, теперь уже вблизи, этот плотный частокол, возвышающийся над земляным валом, деревянные башни слева и справа у ворот, деревянную мостовую, начавшуюся сразу же за воротами города. Как это не похоже на Итиль и поселки, окружающие его! Там все из кирпича, пусть и необожженного, но кирпича. Дерево слишком дорого, чтобы его тратить на такие глупости, как уличный настил. Дома тоже абсолютно все деревянные — сколько же деревьев нужно нарубить на эти дома? И деревья основательные: он смотрел на бревна, положенные в основания стен — это же столетние дубы!

Впрочем, удивляться было уже некогда. Прямая улица провела отряд воинов и небольшую группу людей Малка мимо дома, стоящего как бы на площади, то есть посреди участка, окруженного с двух сторон домами. Сам дом выделялся среди соседей только некоторой своей основательностью. Собственно, это был даже не дом, а два дома, то есть два стоящих рядом сруба, объединенные в один. Второй сруб служил как бы продолжением первого, располагаясь сзади от него. В первом из них проходило богослужение, а во втором жил священник.

А перед домом пустое пространство с плотно утоптанной землей, за которым еще одно сооружение. Позднее Малк узнал, что это храм Велеса. Так и уживались они рядом: почти всегда пустая церковь и полный в некоторые дни языческий храм.

Но они не остановились у этих домов, идут дальше. Улица снова уткнулась в небольшие ворота. Ворота заперты, но из ближайшего дома выскочил перед отрядом человек и довольно быстро открыл их, вернее, поднял воротом плотную решетку бревен вверх, так что они могли пройти под воротами, не слезая с коней. Следом началась еще одна дорога, ведущая по склону холма довольно круто вверх, ко второму частоколу, заканчиваясь снова у ворот с двумя башнями.

Внутрь, в замок, как назвал его Трюгви, их не пустили, направив вбок, к зарослям кустарника, предложив разбить лагерь в нескольких десятках метров от ворот. Воины вошли в ворота, оставив рядом с людьми Малка двоих стражников.

Разбить лагерь просто, ведь шатер, в котором обычно отдыхали днем Тов и Малка, остался у разбойников. Теперь лагерь — это только кострище, о котором стали заботиться слуги, и расстеленный на земле для детей тонкий войлок. Остальные устроились просто на земле. За дровами сходили в ближайший лесок — стражники не мешали слугам. Через полчаса уже горел костерок, на котором на двух вертелах готовились куски подстреленного еще вчера подсвинка. Медный котел, который был у беглецов, тоже потерян в битве с разбойниками, так что о горячем питье можно только мечтать.

Но не идти же за водой к реке. Малк подошел к одному из стражников, начал говорить на варяжском языке, что хочет увидеть Трюгви, но тот ответил ему на славянском, что не понимает его. Малк повторил все то же на славянском, стражник несколько мгновений думал. Посоветовался со вторым стражником и провел Малка через ворота. Только теперь Малк разглядел «замок». На самом пригорке большой дом, вернее пять срубов, из которых три стоят в ряд, а два возвышаются над ними вторым этажом. Чуть сбоку еще несколько отдельно стоящих срубов-клетей, да к ограде примыкают какие-то строения с плоской крышей. Сбоку от дома, не очень далеко от ворот из земли бьет родничок — возможно, именно из-за него «замок» поставили здесь. Чуть ниже родничка солидное углубление, тщательно обмазанное глиной: вероятно, отсюда берут воду для хозяйственных нужд и для питья. Из углубления вытекает слабенький ручеек, пробивающийся под стеной и почти сразу же теряющийся в траве и далее в кустах.

Но Малк смотрит на выходящего из дома Трюгви.

— У тебя проблемы?

— Да, нам нужна вода. Можно набрать ее здесь?

— Хорошо, присылай человека. Но этот ручей течет и рядом с вашим лагерем, найдите его.

— На нас по дороге напали разбойники, многих убили, захватили наших вьючных лошадей. Не могли бы вы продать нам или дать временно два котелка? Я могу заплатить дирхемами.

— Торжище в городе, там ты сможешь купить все, что тебе нужно. А я тебе дам на несколько дней медные котлы. Что еще тебе нужно сейчас? Что у вас с едой?

— У нас есть немного мяса, есть крупа и мука, но мы уже неделю не могли варить ничего горячего. Если получим котлы, справимся. Но спасибо, что хотел помочь нам.

— Пока Свенельд не примет решение относительно вас, вы наши гости. Гость в доме — Один в доме. Если ночью будет дождь, вас пустят в замок, я дам указание. Я видел, у вас нет ни шатра, ни простого полога. Но дождя сегодня не должно быть.

— Сейчас тепло, мы уже привыкли спать без полога, но еще раз спасибо.

Прошло несколько дней. Лагерь немного обустроился: ручеек обнаружился в кустах, прямо рядом с лагерем, так что проблема воды была разрешена. Построили несколько шалашей, чтобы укрываться от дневной жары. Накрыли их сверху слоями камыша, благо его вдоволь на старицах Днепра. Съестное можно было приобретать на торжище в городе. Малк покривил душой, когда сказал, что у него есть немного денег. Дирхемов было немало, да и небольшой мешочек динаров был спрятан в седельной сумке. Но они здесь ни к чему. Нет на местном торжище чего-то такого, за что нужно платить золотом. За дирхемы и то получали сдачу шкурками зверей. Ими же научились позднее расплачиваться за продовольствие.

Через пару дней боль в руке Малка прошла, да и раненый в плечо пошел на поправку: рана начала зарубцовываться. И Малк решил продолжить обучение детей. Тов протестовал против повторения «ненужных», как он сказал, языков: греческого и хорезмского. Его больше тянуло к Авруму, который ежедневно тренировал его, объяснял приемы работы мечом. Малка более охотно училась языкам: славянским, греческим, арабским и варяжским она владела достаточно уверенно, немного знала латинский, но хорезмский был ей непривычен. В результате Малк решил, что хорезмский детям, вероятно, уже не потребуется, и сосредоточился в обучении на латинском.

Через неделю в замке началась суета. Малку сказали, что к вечеру должен из похода к кривичам прибыть с дружиной Свенельд. Наконец решится их судьба. Впрочем, Малк уже не очень страшился его приезда: спокойные разговоры с Трюгви, с которым он встречался за эту неделю три раза, свидетельствовали, что докладывать о прибывших тот будет благоприятно. Скорее всего, в рабов их не обратят.

Дружина входила в город с шумом, гамом, но в городе не задержалась, прошла к замку, разбила лагерь прямо у подножия холма, почти рядом с лагерем Малка. Малка в замок вызвали вечером, после захода солнца. Свенельд оказался мужчиной за сорок: невысокий, массивный, грубоватый. Он долго рассматривал Малка, потом заговорил по-хазарски:

— Я рад видеть у нас представителя дома Булана. С чем прибыли к нам?

Он явно успел переговорить с Трюгви, знает, что приезд Малка не является официальным визитом представителя соседней державы, но делает вид, что не осведомлен об этом.

— Многоуважаемый князь, я дядя великого мэлэха Иосифа, но прибыл сюда не с официальной миссией. Наоборот, я убежал из Итиля, так как вызвал непонятное мне недовольство мэлэха. Я всего лишь беглец.

Свенельд не князь, просто опытный и уважаемый военный предводитель. Но он и политик, понимает, что, хотя в нынешнем положении Малк не представляет ценности для киевского княжества, но беглый близкий родственник главы великой империи может при неожиданном повороте событий оказаться очень полезен. Так что совсем неплохо держать его в запасе, оказать покровительство:

— Я надеюсь, что у нас тебе понравится, постараюсь помочь устроиться на наших землях достаточно удобно. Трюгви говорил мне, что ты хочешь добраться до Новгорода. Но лучше ли будет тебе на севере, где всегда холодно? Я предлагаю тебе поселиться здесь или в Киеве. Здесь я могу сразу дать тебе землю для строительства жилища, разрешить брать лес в наших лесах. А потом, потом все будет, как решат наша великая правительница Ольга и князь Святослав.

Решение Малком было принято мгновенно. Свенельд явно не заинтересован в том, чтобы Малк и его спутники отправились в Новгород. Но предлагаемое им — не самый плохой вариант. Построить здесь дом, дать отдых детям, пережить зиму, а там видно будет, что делать дальше.

— Великий князь, я буду рад остановиться здесь, в Любече, под твоим высоким покровительством.

Весь август и середину сентября занимались обустройством на новом месте в городе. На подаренном Свенельдом участке был домишко — собственно, даже не домишко, а полуземлянка. Но участок привольный, можно построить даже два дома дополнительно и хозяйственные постройки. Детей перевели было в полуземлянку, но они сразу отказались в ней ночевать — не привыкли к земляным блохам. Шалаши разобрали и снова установили на участке, в стороне, чтобы не мешать новому строительству. Малк нанял двух опытных мужиков, и они с его людьми рубили в лесу сосны, обрубали сучья, доставляли на участок конными волокушами. Лучше всего было бы заготовить бревна зимой, тогда древесина сухая и хорошо просмоленная. Но ждать зимы некогда, дом потребуется скоро.

Мужики посоветовали строить дом по-новому, так, как строят их на севере, то есть не в виде полуземлянки, а на поднятом полу. Лесу для этого нужно больше, но ведь Свенельд разрешил брать столько, сколько нужно. Да и зашедший проведать Трюгви согласился, что это будет удобнее.

Все бревна ошкуривали почти сразу после привоза на участок. Тов с удивлением смотрел на скобель, которым снимали кору, попробовал сам, удивился, что получается. Почти сразу ему доверили ошкуривать, или окорять, как говорили мужики, все бревна. Посмеялись, что слишком медленно работает, ведь у него уходило на одно бревно не 15–20 минут, а полчаса. Но у малого времени много. Мужики сказали, что хорошо бы еще и просушить бревна несколько месяцев, но на это тоже нет времени.

После того как набрали в достатке бревен, оба мужика начали их готовить: делали выемки с одной стороны, чтобы бревна ложились друг на друга без зазора, готовили пазы на концах бревен для связки. На это ушло еще две недели. И в конце месяца стали поднимать дом. Дом сделали с двумя соединенными клетями. В основания стен поставили толстые бревна, обмазанные варом, да еще под них положили глиняные подложки. А дальше, к удивлению Малка, процесс прошел очень быстро, ведь работали все его слуги. Опытные мужики только подгоняли пазы на бревнах, чтобы они лежали плотно. Много времени ушло на пол. Малк захотел бревенчатый пол вместо глиняного. Мужики почесали в затылках, сказали, что пока такие не делали. Но потом привезли еще бревна, кололи их клиньями пополам, зачищали плоскую поверхность, застилали пол. Долго провозились с крышей. Мужики настояли делать ее по-старому, с засыпкой землей и устиланием дерном. Сказали, что иначе зимой будет холодно. Потом принесли два мешка сухого мха и поставили Това конопатить щели между бревнами.

Печь сначала сделали дымящей по-черному, но Малк сразу воспротивился. Долго объяснял мужикам, как сделать печь, чтобы дым уходил наружу. Они изумлялись, говорили, что тогда все тепло будет уходить «в трубу», но Малк все же настоял на своем. Что-то похожее на камин получилось. Зимой действительно было холодновато, но дров много, топили и ночью. А для остальных людей приготовили на участке две полуземлянки обычного типа. Их мастера строили очень быстро. Пришлось делать и конюшни. Колодец на участке действовал, мужики просто почистили его немного.

К середине сентября в основном все закончили, можно вселяться. Женщины приготовили еды, на пир пригласили Трюгви и еще несколько человек из его дружины с женами, у кого они были. Свенельд давно уже отплыл в Киев.

Глава II

953 год

Зимовка прошла успешно, слава Господу, никто из группы Малка не заболел. Двое из мужчин примкнули к мужикам-строителям, всю зиму заготавливали с ними лес, окоряли его, сушили — готовили к летним работам. Аврум с еще одним мужчиной ходил на охоту, благо леса и здесь полны дичи, правда, уходить приходилось в дальние леса. Там и кабанчика можно подстрелить, догнать и прирезать рогатинами, да и белку добыть. Совсем даже не помешают беличьи шкурки. Бобровые угодья им не показали.

Женщинам всегда забот в усадьбе много. А усадьба действительно уже полна. Полна и людьми, и животными. Завели несколько свиней, корова давала молоко, к весне ожидали теленка. Лошади тоже требуют заботы и кормежки. С осени немного накосили травы на приднепровских лугах, но этого не хватило: пришлось регулярно на торжище прикупать сено. А Малк продолжал учить Малку. Тов совсем отбился от ученья: то ходил с Аврумом на охоту, то возился с лошадьми.

Малка познакомилась с местным священником, отцом Амвросием. Вернее, познакомился с ним сначала Малк, когда священник заглянул к ним еще при строительстве дома. Священник не мог не зайти к новому поселенцу — это его долг, считал он. Не удивился, когда Малк начал говорить с ним по-гречески, уже знал, что тот владеет многими языками. Но когда Малка начала прислушиваться к их разговору и неожиданно вклинилась в него — удивился. Еще больше удивился, когда понял, что она хорошо знакома с первой частью Библии. Конечно, Малка называла ее Торой, но помнила все главки.

Честно говоря, священник лучше знал Евангелие и Апостолы, чем Библию, хотя свиток Библии на греческом языке у него имелся. Да и кому здесь нужна была Святая Библия. Родом из Болгарии, он получил сан в Рильском монастыре от самого преподобного Иоанна Рильского после обучения в Плиской книжной школе, основанной еще царем Борисом в 886 году в старой столице Болгарии Плиске. За пятнадцать лет служения в местной церкви Святого Андрея Первозванного ему практически ни разу не приходилось обсуждать с кем-либо тексты Библии. Он объяснил Малку, что был послан сюда еще в 937 году, построил церковь, пытался и пытается ввести местных жителей и варягов в святую веру, но это плохо получается. Соглашаются, кивают головой, а потом уходят поклоняться своим идолам. Тем более ему интересно было слушать Малку. А Малк в таких случаях молчал, довольный, что дочь не стесняется показать свои знания. Ни Малк, ни Малка не могли знать, что эти разговоры так скажутся на их дальнейшей судьбе.

Весной в их жизни мало что изменилось. Денег у Малка на покупку продовольствия было достаточно, да и его спутники, прижившиеся в городе, начали частично обеспечивать весь маленький коллектив необходимыми припасами. Заготовленные зимой бревна успешно продавались, живность дала приплод, заложили огород на выделенном ближе к речке участке. Малка два раза за зиму просили помочь горожанам. Однажды охотника помял медведь — зашивал и замазывал бальзамом раны. Другой раз женщина вывихнула ступню, помогли его компрессы. Хотя мог бы помочь и местный знахарь, но привели ее к Малку.

За неделю до травного месяца Трюгви стал собираться в поход к Радимичам на сбор уроков, как теперь назывались после реформы княгини Ольги налоги. Вместе с Трюгви отправлялись дружина и тиун, имеющий право выдавать печать о сборе налога. Без дружины ходить на сбор уроков бесполезно. Еще было свежо в памяти возмущение населения, когда прежние князья «ходили в полюдье». Тов долго просил у Малка разрешение уйти с Трюгви в поход. Малк сдался только после того, как Трюгви обещал, что лично проследит, чтобы с ним ничего не случилось. Зато после похода, а он длился более трех недель, Тов взахлеб рассказывал, как они ходили вдоль речушек по непроходимым дебрям, заходили в десятки мелких поселений. Везде люди хмуро отдавали шкуры зверей, пушнину. В одном поселении на берегу Днепра расплатились ромейскими монетами — оказывается, к ним приплывали на ладьях купцы, скупили всю пушнину.

Ужасался, в каких условиях выживают люди в лесных деревнях: живут в землянках, питаются только дичью да собранными в лесу ягодами. Рассказывал о меде, собираемом бортниками. Да и о хмельном питии, изготавливаемом из этого меда. Оказывается, и ему давали попробовать. Что ж, ему уже 13 лет, пора справлять бар-мицву. Отметили не очень шумно. Никого посторонних не приглашали, ведь у славян совершеннолетие отмечается в четырнадцать лет. Только Трюгви зашел, выпил за здоровье Това чару хмельного, сказал несколько слов о прошедшем походе, предложил Малку забрать Това в дружину. Но Малк не согласился. Даже на следующий день, когда Тов пристал к нему, чуть ли не со слезами упрашивая его отпустить в дружину, жестко ответил, что ему еще рано думать о войнах, сражениях.

В середине месяца изока (июня), перед Купалами, как говорили местные жители, стали ждать приезда княгини Ольги, о чем известил приплывший на быстром ушкуе гонец. И в городе, и в замке забеспокоились, начали все приводить в порядок. Починили мостки на озере, сообщающемся с Днепром: ведь именно здесь будут приставать челны Ольги; сровняли дорогу к городу; подмели, а кое-где и заменили колоды на улице, проходящей через весь город к замку; засыпали камнями и песком гигантскую колдобину перед подъемом на дороге от города к замку; вымели в замке затоптанное грязное сено из всех клетей, заменили свежим, благоухающим из первого покоса. На скотном дворе уже приготовили к приезду дружины быка и пяток свиней, благо Велес в прошлом году дал прекрасный урожай желудей, корма было много, и свиньи хорошо прибавили в весе. С озера доставили много диких уток, да и домашних порезали немало. Дружина будет большая, мужики покушать горазды, почему в первый день не порадовать всех? А дальше как уж распорядится княгиня.

Дождались. Утром в замок прискакал человек из засадного схорона, стоящего ниже над берегом Днепра, с известием, что на горизонте показались паруса многочисленных ладей. Естественно, пробегая размашистой рысью по городу, вестник тоже не забыл прокричать о прибытии княгини и дружины. И город устремился к прибрежным мосткам. Прошло чуть более получаса, и ладьи свернули из Днепра в озеро, опустили паруса, идут на веслах.

Первыми пристали три ладьи, высадившие пеших ратников, сразу оцепивших вместе с ратниками из замка небольшое пространство около мостков, оттеснив городской люд. Ладьи отвели в сторону и поставили на якоря совсем рядом с берегом. Следом пристали три большие «набойные» ладьи, с которых кроме дружинников свели несколько лошадей. И опять ладьи отошли в сторону, встав на якоря. В это же время с десятка ладей на берег, частично прямо в воду, высадилось с сотню пеших ратников. И только после этого к мосткам причалили три большие набойные ладьи с дощатой палубой, под которой разместились невидимые с берега гребцы. С палубы первой ладьи сошли княгиня Ольга и Святослав в сопровождении Свенельда, с двух других — княжеская челядь.

Малк и Малка стояли в толпе глазеющих горожан, но Тов был с замковыми ратниками. К княгине и Святославу подвели лошадей, Свенельд тоже сел на коня, и, сопровождаемые пешими ратниками, они двинулись к городу и через него — к замку. Следом за ними, выставив охрану у ладей, двинулись к замку остальные ратники, ведя несколько лошадей в поводу. Толпа горожан медленно расходилась по домам, обсуждая редкое зрелище.

Малка и Малку вызвали к княгине на следующий день к вечеру. Неизвестно, что рассказал княгине Трюгви, но она была очень удивлена. Да еще и священник, явившийся к ней после жреца храма Велеса, рассказал удивительную историю, как он частенько беседует с маленькой Малкой, которая знает Библию лучше, чем он. Ольга расспросила Малка о последних событиях в государстве хазар. Особенно ее интересовало, здоров ли мэлэх Иосиф. Как бы невзначай спросила, кто станет мэлэхом, если с Иосифом что-то случится? Малк честно ответил, что, вероятно, единственный внук, который у него недавно родился. Хотя реально управлять страной будет старшая дочь Иосифа — мать мэлэха. Тут же подчеркнул, что он, Малк, ни в коем случае не претендует на то, чтобы стать во главе государства. Его к этому не готовили. Княгиня почти сразу утратила к нему интерес, обратилась к Малке. Разговор до этого шел на славянском языке, но к ней она обратилась по-гречески, хотя сама была в нем весьма слабовата:

— Кто тебя учил читать Библию?

— Библии у меня нет, я читала со священником только Евангелие. А Тора у отца имеется, но она на иврите, со священником ее трудно читать: он иврит не знает.

Княгиня сразу же перешла на славянский:

— А ты знаешь язык евреев?

— Конечно. Дома мы говорим на хазарском языке, но книги у нас на иврите. У нас дома была большая библиотека рукописей.

— А какие языки ты еще знаешь?

— Арабский, греческий, варяжский, немного хорезмский и латинский.

Ольга немного в растерянности: о чем еще спросить эту странную девочку? Но вмешался молчавший до этого Малк, тоже на славянском языке:

— Боюсь, что здесь ей не нужны будут все эти языки. Вырастет, выйдет замуж, родит детей, будет ей не до книг. Лишь бы муж был хороший.

Решение у Ольги сформировалось мгновенно. Девочку нужно забрать с собой, изолировать от отца.

— Думаю, Малке полезно будет пожить у меня. Что ей сидеть здесь, в глуши? Ко мне в Киев приезжают послы. Ей полезно будет пообщаться с новыми людьми, да и мне полезно иметь свою переводчицу. А чем я могла бы помочь тебе?

Малк растерялся. Перечить княгине, полностью управляющей страной, нереально. Ее решение никто не отменит. Да, может быть, действительно Малке будет лучше в столице? А Ольга добавила:

— Я ей и суженого подберу хорошего. Все же она из княжеского рода. Нельзя, чтобы она досталась простому мужику. Так чем я могу помочь тебе?

Малк уже решился:

— Мне ничего не нужно. Но люди хотят, чтобы я их лечил. А у меня нет ничего с собой. Было немного бальзама, но почти весь истратил.

— Так ты еще и лекарь? Напиши, что нужно; у нас из Киева ездят к вам купцы, смогут купить тебе. Деньги я дам сама. Дай только список. Привезут нескоро, но когда-нибудь привезут, а я переправлю тебе. Я отправляюсь завтра дальше, в Смоленск. Список передай утром с Малкой. Я забираю ее.

Подумала немного, вызвала Трюгви, попросила принести варяжский меч. Очень серьезно вручила его Малку:

— Меч передай Тову. Трюгви о нем очень хорошо отзывался.

Прошло три дня, ладьи медленно идут против течения Днепра. Стрибог, раньше хорошо помогавший сильным южным ветром, заснул или чем-то недоволен. Ветра почти нет, да и дует откуда-то сбоку. Кормщики пытаются поймать ветер, так как гребцов не хочется утомлять. Два раза ночевали почти на берегу. То есть костры разводили на берегу, там готовили еду. И часть ратников ночевала у костров. Но княгиня с сыном и Малка оба раза оставались на ладье, им имеется место под навесом.

А сегодня остановились засветло, кормчий сказал, что дальше можно будет идти только утром. Ратники расположились на берегу, Ольга со Святославом и Малкой после ужина устроились под навесом. Ольге не спится, начинает разговор с Малкой:

— Расскажи, откуда пошли хазары? Почему они приняли иудейскую веру?

Малка немного в растерянности. Никогда не размышляла, откуда и как возникли люди ее племени. Пытается вспомнить, что рассказывал отец.

— Я не знаю точно, отец говорил, что мы пришли из-за гор. Тогда смута была в стране, все воевали со всеми. И наши люди, придя в степи, пытались навести порядок. А потом… потом было собрано большое войско, покорили соседние племена. Даже к обоим морям вышли, потом славян подчинили. Но позднее стало хуже, кочевники постоянно нападают, и киевские князья почти все славянские племена себе подчинили.

А с верой… с верой сложнее. Не все хазары приняли иудаизм. Но даже многие из тех, кто считает себя евреями, одновременно поклоняются и идолам. Почему все-таки приняли эту веру? Не знаю, многие были раньше христианами, но потом у христиан начались расколы, одни притесняли других. А ведь христианство — это тоже раскол, раскол среди прежних иудеев. Вот и вернулись многие к прежней религии. Отец говорил, что все мы верим в одного бога: и иудеи, и все течения христианства, и все мусульмане — как шииты, так и сунниты. Только служим ему, поклоняемся по-разному. И пытаемся доказать, что наши учения самые правильные, а все остальные люди — еретики. Из-за этого и все войны.

— Не думаю, что только из-за этого. Чаще всего войны ради покорения других народов, ради грабежа. А религиозные поводы — это только прикрытия алчности.

— Не знаю, может быть.

Обе замолчали, вслушиваясь в ночные звуки. То какая-то птица вскрикнет спросонок, то послышится вой волка, то рыба плеснет за бортом. Потихоньку уснули. А Святослав спит давно, женские разговоры ему совсем неинтересны. Он уже большой, ему одиннадцать лет, грезит и во сне, и наяву о будущих битвах. Скорей бы выйти из-под материнской опеки, скакать с дружиной по чужой стране, захватывать города, золото, девушек. Так интересно рассказывает все Свенельд. Но дружина у него будет своя, Свенельд не будет ему указывать.

Утром двинулись дальше, и стало понятно, почему кормщик хотел идти при полном свете: начались Кобелякские пороги. Днепр сузился почти до двадцати метров, слева и справа в десятках метров от берега крутые откосы. Иногда они подходят почти к берегу. Княгиню, детей и лошадей выгрузили на берег, им полчаса идти пешком. А ладьи по очереди проводят меж бурлящих потоков. На одних веслах не пройти, часть ратников взялась за крепкие канаты из конопляной пеньки — тащить ладьи, помогать гребцам. И так протаскивать пришлось все ладьи. Особенно тяжело было тащить шесть больших «набойных» ладей. Повезло, ни одной ладьи не потеряли. После порогов отдыхали, обедали. В тот день прошли совсем мало.

953 год, месяц рюен (сентябрь). Дружина возвращается в Киев после долгого «хождения» по землям кривичей. Нет, к самым западным землям не пошли. Успокоить и привести к послушанию полоцких кривичей поручено новгородскому посаднику. На ладьях дошли до Смоленска, маленького поселения кривичей. Местный князь Игорь, племянник Игоря Рюриковича, не претендующий на старшинство, так как его отец, хоть и был старшим братом, но умер, не вступив на старший престол, в прошлом году жаловался, что кривичи уклоняются от выплаты урока, определенного княгиней Ольгой, когда она прошлась с дружиной по всей стране. Ссылаются на старые договора, но и прежних выплат по «полюдью» не признают. А дружина князя слишком слаба, чтобы принудить кривичей к покорности.

Вот и пришлось Свенельду отправиться в поход. Двух сотен воинов Свенельда было бы недостаточно для приведения кривичей к покорности, но они разобщены, нет единого правителя. И в течение полутора месяцев отряды воинов Свенельда ходили по окрестным поселениям, показывая, что с великими киевскими князьями шутки плохи. Все это время Ольга скучала в Смоленске, развлекаясь только разговорами с Малкой. Ей самой было непонятно, зачем она отправилась в это скучное и неприятное путешествие. Ведь от нее здесь ничто не зависело, всем руководил Свенельд. Достаточно было бы присутствия Святослава, как символа власти, но она не хотела отпускать его одного.

Теперь ладьи весело бегут вниз по Днепру. Гребцам совсем нечего делать, тем более Стрибог как будто тоже доволен, что Ольга возвращается домой, в Киев, — дарит часто попутный ветер.

Глава III

954 год

Месяц сухий (март). На горах и холмах уже просохла земля, хотя в глубоких оврагах даже не растаял снег. Из зимнего похода по низовьям Днепра возвращаются дружины. И это не те 200 человек, которые ходили к кривичам. В феврале Свенельд по приказу княгини Ольги собрал в один кулак рассеянные по городкам дружины наместников; волостели также прислали своих воинов. Да и местные князьки, имеющие договорные отношения с Киевом, вынуждены были прийти сами или послать старших сыновей со своими воинами. Даже Новгород, Псков и Полоцк отправили заблаговременно свои отряды.

Сила немалая. И все это прошло зимой по становищам печенегов. Верховный хан печенегов не ожидал такого набега, надеялся на существующие устные договоренности, забыв, что сам точно так же нарушал их при удобном случае, захватывая на порогах купеческие караваны, если они не сопровождались солидным войском. Пограбили становища печенегов основательно. Привели в Киев стада быков, многочисленные отары овец, табуны лошадей. Да и женщин в полон взяли великое множество. А за захваченную часть гарема хана получили знатный выкуп.

Впервые в поход Трюгви взял Това, ведь ему исполнилось четырнадцать лет — возраст совершеннолетия славян. Да и вырос он за последний год: не ниже других дружинников, только худой очень. И теперь он рассказывает о походе Малке:

— Долго шли по правому берегу Днепра; сторожа впереди, за ней передовой отряд. Дружину Трюгви как раз назначили в передовой отряд, и я с ним: он меня не отпускал далеко от себя. Остановились на день после всех порогов, у брода. Нет, мы не на ладьях были, шли конно, по высокому правому берегу. Сторожа по броду, он Протолчий называется, там узко, но течение на перекате быстрое, ушла вперед, на остров Хортица. Там везде течение быстрое, поэтому его так зовут. А мы пошли за ними в получасе хода. Холодно, но льда на броде не было. Вымокли: пришлось на острове у костра сушиться. Сторожа с нами грелась. Остров длинный, зарос деревьями и кустами, но дорога торная, видно, что ею часто пользуются. Шли не быстро, чтобы кони не устали. И видим — сторожа наша возвращается, скачет во весь опор. Трюгви приказал прятаться за кустами, сторожа проскакала мимо, а следом конники, тоже спешат. Трюгви потом объяснил, что это печенеги были. Когда они поравнялись с нами, Трюгви скомандовал, и мы высыпали на дорогу. Трюгви заорал: «Чтобы ни один не ушел!»

И тут началась сеча. Я напал на одного, здоровый был, но он не ожидал моего нападения, а может быть, смешно ему было, что я еще очень молодой. Но он недолго смеялся, я ему сразу по левому плечу ударил мечом. У меня же меч варяжский — длинней его сабли. Куртку я ему пробил и плечо поранил сильно: он аж скривился, выпустил повод из левой руки, пытается достать меня. Я проскочил мимо, потом вернулся, он уже готов был отбить мой удар, но в это время его лошадь взбрыкнула. Он равновесие потерял, не упал, но рука с саблей дрогнула, и я достал его, полоснул по шее. Тут ему и конец пришел. А в это время с остальными печенегами наша дружина уже расправилась. Через несколько минут и сторожа вернулась. Они сказали, что видели нас, но проскочили мимо, чтобы печенеги нарвались на нашу дружину.

Трюгви меня поздравил, назвал добрым молодцем. В дружине посмеялись и переделали «доброго молодца» в Добрыню. Имя мое — Тов — было им совсем непривычно, не нравилось. Посмеялись, но как-то имя Добрыня ко мне и пристало.

А потом мы еще до вечера тащились по этому острову, мимо озер. У Осокорового озера вышли к броду через вторую протоку Днепра. Он в это время совсем мелкий был, шли по нему, не слезая с коней. А заночевали уже на том берегу. Наверно, наше появление было совсем неожиданным для печенегов. Первое становище мы одни всего одной нашей дружиной захватили. А тут и остальные дружины подошли. Свенельд направил дружины на два дня в разные стороны, и мы за эти два дня прошли половину их территории. К тому времени, когда их хан собрал своих людей, мы уже снова сошлись вместе. На этот раз была страшная сеча, много наших погибло, но войско печенегов не выдержало нашего удара и разбежалось. То есть разбежались те, кто еще живой остался. Тогда-то мы и захватили обоз и часть гарема хана. А потом просто грабили их становища беспрепятственно. Но это уже неинтересно. Я тебе привез ожерелье, посмотри.

Ожерелье было симпатичным, Малка залюбовалась им. К золотой цепочке были приварены золотые гнездышки, в которых укреплены полированные, цветные, почти прозрачные камушки. Дети не знали их названия, но позднее, когда Малка показала ожерелье княгине, та сказала, что это очень хорошие камни.

В этом году княгиня Ольга нечасто вызывала Малку к себе. И жила она с еще одной девушкой, значительно старше ее, в одной комнате, то есть в отгороженной части клети. Видела Ольгу обычно тогда, когда та вызывала по случаю приезда поместных князей. Нужно было стоять с другими девушками и женщинами, чтобы князья видели, какой роскошный двор у Ольги.

Только раз княгиня Ольга прибегла к помощи Малки, когда ей хотелось приватно переговорить с добравшимся до Киева монахом Николаем из Студийского монастыря. Уже тогда стали договариваться с императором о визите посольства Киева в Константинополь. Ольга охотно слушала Николая, когда он рассказывал о красоте и великолепии Софии, долго обсуждала с ним церемонию крещения. Потом попросила его остаться в Киеве, обещая обеспечить жильем и деньгами. Ольга, как почти все в ее окружении, была язычницей, довольно часто посещала вместе с предводителями дружин недавно построенное в Киеве святилище Перуна. Варяги тоже ходили вместе с ней, но говорили о Перуне по-разному: одни считали, что это Один, другим он казался Тором.

Но в душе Ольга склонялась к мысли, что богов не может быть много: Бог должен быть один. Именно поэтому она не упускала случая побеседовать о вере как с купцами из Константинополя, так и с поклоняющимися Магомету. А с прошлого года иногда и с хазаркой Малкой. Ей нравились слова Малки, что все три основные религии едины по сути, разнятся только внешними атрибутами. Но ясный аналитический ум Ольги подсказывал, что для ее княжества наиболее целесообразно иметь тесные торговые и культурные связи с империей ромеев, как они себя называют.

Говорят, что мусульманский халифат богат, силен и культурен. Но он далеко. Хазарский каганат — вот он, совсем рядом. Много лет славянские земли были подвластны ему. Но теперь он все слабее и слабее. С востока на него давят кочевники, да и далекий многолюдный Хорезм не прочь подчинить его себе. А других государств с еврейской верой нет на земле.

Глава IV

955 год

Начало месяца грудня (ноября). Уже неделю стоят у Протолчиго брода дружины во главе со Свенельдом. Давно пора показаться ладьям княжеского посольства, но не видно ни челнов, ни посланных в низовье всадников-разведчиков. Во все стороны Свенельд послал сторожи. На Хортицу к Осокоровому озеру ушла сторожа из дружины Трюгви. С ней ушел и Добрыня. Ему уже пятнадцать, Трюгви перестал чрезмерно заботиться о его безопасности.

Вестник с низовьев, доложивший, что показались ладьи княгини и придут к острову Хортица через полтора дня, появился почти одновременно с вестником с Осокорового озера, что многочисленная орда печенегов уже появилась на левом берегу Нового Днепра. Сторожа медленно отступает, стараясь не показаться печенегам. Свенельд приказал рассредоточиться вокруг балки, по которой идет шлях от переправы, не зажигать костры, не шуметь, не выскакивать на высокий берег Днепра.

Еще день томительного ожидания, и наконец появилась посланная к Новому Днепру сторожа, переправилась по броду через Днепр. Холод, все промокли и замерзли, но костер зажигать у берега нельзя. Свенельд отправил всю сторожу подальше, за ближайший лес, там можно будет развести небольшой костерок. И через полчаса на берегу Хортицы появился дозор печенегов. Осмотрели внимательно высокий берег, двое всадников решительно двинулись через реку. Подождав, пока они дошли до середины Днепра, следом двинулись остальные пятеро. В полном молчании передние переправились через Днепр, не стали обсушиваться, двинулись по шляху вверх. Еще несколько минут, и все семеро на берегу.

Как только первые двое скрылись с глаз дозора, их встретило по десятку стрел. Пали на землю без звука. Не подозревающие ничего остальные пятеро медленно поднимаются следом. Их ждала та же участь. И опять тишина над Днепром. Через двадцать минут на берег Хортицы вышли десятки и сотни печенегов. Видно было Свенельду, как хан советуется со своими людьми. Наконец дал сигнал, и сотни конников непрерывным потоком идут через Днепр. Вот уже на правом берегу под кручей столпилось не меньше двух сотен конников, а на берег Хортицы выходят все новые сотни и входят в воду. Только хан со своими приближенными остался на берегу, наблюдает за событиями.

Первые две сотни уже идут по шляху вверх, остальные сосредоточились под обрывом, стараются укрыться за камнями, чтобы их не было видно с реки. Свенельд прикидывает, что их почти тысяча. У него только семь сотен воинов, но на его стороне преимущество неожиданности. Вдали показались ладьи, и Свенельд дал приказание стрелкам. На две сотни, поднимающиеся по шляху вверх, посыпались тучи стрел. Полегло сразу не меньше сотни. Остальные повернули назад, но им вслед опять стрелы. До кромки воды добрались десятки. Но внизу у берега еще не меньше восьми сотен всадников. И тут над обрывом показались лучники Свенельда. Пусть их немного, всего чуть больше сотни, но они стреляют сверху, а печенеги спрятались так, чтобы их не было видно с реки, но спины-то открыты… Пытаются отстреливаться, все более организованно, ведь лучников у них в три раза больше, чем у Свенельда. Однако стрелять приходится снизу вверх, да еще при этом искать укрытия. Неравноценные позиции.

Предводитель переправившихся печенегов отправил еще две сотни всадников вверх, предполагая, что лучники руссов заняты перестрелкой с его лучниками, но оказалось, что их почти на выходе из балки встретили основные силы дружин Свенельда. И завязался ожесточенный сабельный бой. Большинство славянских всадников вооружено теми же саблями и щитами, что и печенеги, но отряд варягов — почти рыцарский отряд. Все вооружены длинными мечами, на всех длинные кольчуги, укрывающие не только туловища, но и шеи, головы, ноги до ступней. Небольшой отряд варягов врезался в гущу печенегов и прошел через них, как нож сквозь масло. Проскочил вниз по балке до прибрежной отмели, развернулся у самой кромки воды и, повернув налево, сбрасывает врагов в воду, в самую стремнину. Пусть здесь неглубоко, но купание в ноябрьскую погоду в почти ледяной воде, после которого вся одежда мокрая, не радует упавших.

Оставшихся в балке печенегов оттесняют вниз плотные ряды дружинников. На прибрежной полосе столпотворение; сбившись в кучу, печенеги отбиваются от наседающих со всех сторон дружинников. Но хан отдал какой-то приказ, и печенеги повернули назад, пытаясь уйти к Хортице по броду. Последним уйти не удалось. Кто не погиб от сабли или меча, поплыл вниз по течению, раненный стрелой. Свенельд скомандовал, и избиение прекратилось. Бой был такой скоротечный, что отогревавшаяся за лесочком у костерка сторожа подоспела только теперь к своей дружине. В их числе и Добрыня.

А тут из-за острова подходят и ладьи княгини. Всю дружину Трюгви Свенельд послал на остров, проверить, не готовятся ли печенеги обстреливать караван ладей с берега Хортицы. Основная группа пошла по дороге; несколько человек, в том числе и Добрыню, Трюгви послал по тропе, идущей вдоль берега острова. Но печенегов ни те, ни другие не обнаружили. Видно, хан решил, что если не удалось неожиданно напасть на караван, когда он пристанет к правому берегу Днепра, то и оставаться здесь, подвергаться после такого поражения еще одному нападению дружин киевлян, ему ни к чему.

А в это время воины Свенельда очищали берег от последствий боя. Ловили лошадей, оставшихся без хозяев, собирали раненых и убитых славян: из варягов ни один не погиб. Убитых печенегов полностью раздевали, забирали все, что имеет хоть какую-то ценность, и отправляли тела плыть по Днепру. Течение выбросит на отмели, в протоки, там с ними разберутся раки. С ранеными обращались жестоко: тяжело раненых добивали на месте, а тех, кто легко ранен, согнали в кучу, отправили вверх по балке, чтобы не мешали. Трех знатных печенегов допросили, выяснили, что за караваном княгини следили от самого побережья.

По-хорошему отдохнуть перед порогами лучше бы на острове, но Свенельд указал каравану место на правом берегу, прямо рядом с бродом. Места мало, только большие ладьи княгини и посольства причалили рядом с бродом, остальные приткнулись к берегу чуть ниже. Свенельд зашел на ладью княгини — короткое совещание. Свенельд и главный кормчий настоятельно советовали княгине и важным персонам посольства миновать все пороги на лошадях. Особенно настаивал на этом главный кормчий. Ведь перед многими порогами нужно высаживать лишних людей на берег, а это отнимает время. Ладей много, на иных порогах проводить придется по одной ладье, возиться каждый раз со знатными персонами — терять время. Да и лошадей достаточно: много взяли у печенегов. И повозки имеются в войске для тех, кто не сможет ехать конно. Войско пойдет берегом, так что княгине с ним безопаснее.

Высадка знатных персон, выкладка ценных грузов заняли много времени: день клонился к вечеру, но главный кормщик настоял, чтобы первые ладьи отправились в тот же день. Тем более что через первый порог, он назвал его Гадючьим (длинный, но довольно гладкий), не придется тащить ладьи канатами. Через этот порог он послал сначала торговые ладьи и даже сказал, что не нужно облегчать их, то есть снимать товары и лишних людей. Проходить под парусом и веслами. Приказал останавливаться перед следующим порогом, там, где укажут верховые, движущиеся над крутым берегом. До ночи успели отправить почти все торговые ладьи.

Княгиню и двор разместили на ночь на берегу, у дороги, идущей по высокому правому берегу. Успели поставить палатки и даже накормить.

Княгиня и двор прошли эти полсотни миль за пять дней — не спешили. А ладьи тащили через пороги почти в два раза дольше. Свенельд послал к Трюгви еще две дружины, приказал выйти на левый берег Днепра, идти по нему, оберегать от печенежских засад. Ведь в двух местах караван ладей выходит почти к левому берегу, там тоже могут быть засады. И объединенные дружины медленно двигались по берегу, высылая во все стороны сторожи, не теряя из виду продвигающиеся вверх ладьи.

Следующий за Гадючьим порог прошли тоже легко; впрочем, дружины Трюгви практически его не видели, так как он скрывался за большим островом. Но следующий — Бурлящий, который приходится проходить у левого, низменного берега, был у них как на ладони. Не очень длинный, но выходящий из воды двумя грядами, он был опасен, проходили его медленно, борясь с сильным течением. Благо левый берег пологий, завезли туда лошадей, и они тащили по очереди все ладьи канатами. Следующий прошли без приключений, его тоже прошли у левого берега. Но потом, перед Ненасытным, весь караван остановился на солидном острове в паре километров от порога.

Ненасытный, или Ненасытец, так звали его из-за многих погибших на нем людей, самый тяжелый. Длиной он почти в два с половиной километра, а перепад воды — около шести метров. И состоит он реально из двух следующих друг за другом порогов. На правом берегу над порогами нависает мощная скала. Нижний порог еще ничего, но верхний, у Раковых островов, шириной в тридцать метров, ужасный. Вода кипит, потоки воды меняют направление. Того и гляди швырнут на боковые камни. Даже зимой он единственный на Днепре не замерзает. И главное, проходить его нужно, полагаясь только на силы людей на ладье. Ни людей, ни лошадей не поставишь тащить его. Берега слишком далеко. Большие, «набойные», ладьи прошли, хотя одна из них сильно чиркнула бортом по камням. Пришлось сразу же за порогом заделывать пробоину. Но из купеческих ладей две разбило в щепки. Хорошо, что почти всех людей выловили чуть ниже. Но товары погибли.

Почти сразу же за порогом остановились на маленьком островке у правого берега. Приводили все в порядок. Ведь впереди еще четыре порога. Правда, такого страшного, как Ненасытец, среди них нет. После последнего — Койдацкого, караван остановился отдохнуть. Переправившись через речку Самару, остановились и дружины Трюгви. Свенельд послал с десяток ладей, воины Трюгви заводили лошадей, сами устраивались. За три поездки переправили всех. Добрыня разочарован: за все время похода ни разу не удалось участвовать в сражении. Но Трюгви усмехается:

— Успеешь еще. На твоем веку будет слишком много сражений.

Добрыне это непонятно, это когда еще будет, а печенеги — вот они, совсем рядом были, пока они сушились у костерка.

Зато Свенельд доволен: встретил караван, отбил у хана охоту нападать на караваны, довезет княгиню домой без урона.

Успели, добрались до Киева до того, как Днепр стал. Даже Почайна еще не замерзла, не зря спешили. В Почайну зашли при ярком солнце, специально останавливались на ночевку немного ниже, чтобы городской люд видел пышное возвращение своей княгини. К тому моменту, когда Ольга сошла с ладьи на причальные мостки, ей подвели коня, и она могла шествовать по Боричеву въезду, гордо созерцая сверху своих склоняющихся в низком поклоне подданных. Ее встречал на коне возмужавший за долгое время ее отсутствия почти четырнадцатилетний Святослав, сопровождаемый оставленными с ним боярами. Бросился к ее коню младшенький — Глеб, соскучился по матери, забыв на мгновение, что уже почти большой. Несколько отстали от княгини Свенельд и сопровождавшие ее послы князей, бояре.

Дорога круто поднимается на гору мимо крепостного вала, движется к западной стороне Града, к единственным воротам. Да, снаружи Град выглядит как типичный крупный северный замок или, скорее, крепость. С двух сторон крутые откосы холма, вдоль третьей стороны тянется дорога вверх, к вершине холма, вьется около стен, чтобы удобнее было обстреливать врагов из выступающих вперед секторов стен с башенками наверху. А с четвертой стороны Град помимо небольших откосов защищает ров с перекинутым через него у единственных ворот подъемным мостом. Если забыть, что стены не каменные, а из толстенных дубов, можно подумать, что это творение варягов. Впрочем, так оно и есть.

Оглядела открывшуюся после ворот картину почти зимнего града, стало грустно. Как это не похоже на яркий летний Константинополь с его каменными громадами дворцов, чистыми улицами (ведь по окраинам ее не возили)! А здесь и слева, и справа от свободного пространства по обеим сторонам дороги, ведущей к Теремному двору, — серые от времени беспорядочно разбросанные деревянные дома, грязные проулки, которые и улочками не назовешь, ни одного храма. Только справа, почти у вала несколько возвышается над домишками храм Перуна и грандиозный его идол. Все нужно перестраивать, все старье ломать, строить новые каменные дома. Да и стенами нужно заняться, только сколько же денег нужно на это потратить?

Вскоре по приезде княгиня Ольга затеяла строить в Киеве невиданное дотоле диво — каменный дворец. Привезенному из Константинополя мастеру пришлось долго объяснять местным строителям новую технологию: забутовку фундамента, пережигание извести, кладку кирпичей. Хорошо, что среди строителей нашлись люди из бывших пленных хазар, строившие дома у себя в Итиле. Хотя бы заготовку кирпичей не пришлось объяснять. Строительство — дело затяжное, раствор схватывается очень долго. Ольге хотелось поскорее получить новый дом, но пришлось терпеть строительство много лет.

Потянулись долгие зимние вечера, когда солнце уже зашло, а спать еще не хочется. Ольга снова стала приглашать вечерами в свои покои Малку. Собственно, не всегда они разговаривали, иногда Ольга просто глядела на горящие в очаге поленья, думала свою думу, а Малка тихо сидела в уголке на ларе, стараясь не мешать княгине. А думы не всегда радостные: то вспомнится почти месячное сидение в Константинопольском предместье Суде, когда лживые придворные Константина Багрянородного через день придумывали все новые причины невозможности организации официальной встречи, то так быстро пролетевшее время любви с князем Игорем. Ведь они реально жили совместно меньше пяти лет, хотя женили их раньше.

Правда, тут же вспоминала страшные мести древлянам, которые она, именно она, придумывала для них, хотя хворавший уже тогда воспитатель Святослава Асмуд, да и остальные мудрые советники предлагали все время пути для замирения. Только Свенельд своим молчанием поддержал ее тогда. Какое может быть замирение, если они лишили ее возлюбленного супруга? Да, тяжко ей было ходить в походы против них, оставляя дома не только трехлетнего Святослава, но и совсем маленького Глеба, но зато проклятые древляне никогда больше не поднимут головы, побоятся перечить грозным киевским князьям.

Глеб… Хорошо, что хоть Глеб воспринял ее переход в христианство спокойно, без усмешек и возражений, хотя ему уже одиннадцать лет, и частенько стали проявляться буйные черты характеров отца и деда. Возможно, и его удастся крестить. Но Святослав, которому через несколько месяцев будет четырнадцать, категорически воспротивился, когда она предложила и ему креститься:

— Мать, чего ради? Чтобы надо мной смеялась вся моя дружина?

Да, у него уже «своя» дружина, с которой он проводит почти все время. И в дружине около тридцати великовозрастных мальчишек — сынков и племяшей окрестных князей и поместников.

Даже верный варяг Свенельд удивился, когда, встретив караван княгини у порогов, узнал о ее неожиданном решении. Впрочем, он посчитал это баловством или дипломатическим ходом, ведь она по-прежнему по приезде в Киев почти первым делом зашла в святилище Перуна. И весь киевский двор с недоумением воспринял новость о крещении. Почему? Ведь была же здесь в Киеве, ну, пусть не в Граде, а на Подоле, но была же христианская церковь. Она помнит ее, спрятавшуюся в глуши леса. Были здесь христиане, и не только приезжие. И в Любече сохранилась с тех пор церковь. Будут, будут на Руси храмы.

Но довольно о печальном. И Ольга начинает рассказывать Малке о том приеме, который, наконец, устроил ей и всему посольству император Константин Багрянородный. Рассказывать о величественном соборе Святой Софии, который уже более четырехсот лет украшает столицу империи. Она может бесконечно рассказывать об алтаре со старинными иконами, созданном из золота и серебра; о грандиозном золотом кресте в два человеческих роста, украшенном драгоценными камнями и жемчугом. Перескакивает на описание торжественного обеда, устроенного для всего посольства, говорит о любезности наследника престола Романа, участвовавшего вместе с патриархом в крещении. Вспоминает растерянность послов многочисленных близких и дальних родственников Игоря, князей маленьких и больших областей государства. Никогда они не видели и не увидят больше этого ослепительного богатства, символа могущества империи. Смеясь, рассказывает, что послы во время возвращения мечтали организовать поход на Константинополь, захватить его, разделить все эти богатства.

Малка слушает внимательно, хотя некоторые вещи слышит уже не в первый раз, тоже мечтает, думает: был ли Иерусалимский храм таким же красивым и богатым, как эта София?

Глава V

956 год

И опять месяц сухий, вернее самый конец его. Лед на Днепре сошел, княгиня Ольга отплывает с малым сопровождением в свою любимую деревню Ольжичи. Это верст пятнадцать вверх по Днепру и Десне, на большом лугу между Днепром и Десной. Еще летом прошлого года до поездки в Константинополь она построила здесь небольшую резиденцию и начала строить непонятное здание, не объясняя, что же она хочет на этом месте поставить. Из всего своего двора, из восемнадцати предстоящих обычно ей девушек она взяла только Малку, а для личных услуг Дарену — свою постоянную горничную, немую женщину, подаренную когда-то князем Олегом. Малке еще нет тринадцати лет, это по хазарским законам она уже взрослая, но, несмотря на то, что сильно выросла за последний год, до сих пор кажется девочкой. Ольга и сама не знала, почему выбрала именно этих двух. Возможно, потому, что они реагировали на ее крещение не так, как весь киевский двор.

Но мы забыли монаха Николая. Он тоже приехал в Ольжичи вместе с княгиней, частенько беседует с ней после обеда. И всегда при этом присутствует Малка. Возможно, именно для этого и взяла ее с собой княгиня. Ольга привезла из Константинополя чертежи храма. Конечно, здесь храм таких размеров или даже в десять раз меньший нельзя построить: материал не тот, да и местные мужики-строители с удивлением глядят на чертежи — привыкли строить не по чертежам, а «по памяти», так, как их учили отцы и деды. Но что-то аналогичное они все-таки мастерят: не очень большую церковь, которую Ольга заранее назвала мысленно «храмом Святителя Николая». Не зря же ей в Константинополе подарили старинный образ Святителя, который она бережно хранила весь длинный путь домой.

Монах Николай мечтает и о строительстве здесь монастыря. Но пока это только мечты. Монастырь, названный значительно позднее Никольской пустынью, будет здесь построен только при Ярославе Мудром почти через сто лет. Да и саму церковь достроят только через год. Местные жители были не очень довольны новым строительством, ведь совсем рядом находится священный лес с вековыми дубами, в центре которого стоит древнее почитаемое всеми жителями святилище.

Обычно после ухода монаха Николая продолжались беседы княгини и Малки. Мы никогда не узнаем, о чем они могли беседовать часами, но делать в Ольжичах вечерами, когда все дела переделаны, нечего. Возможно, именно из-за этих вечерних бесед прониклась великая княгине доверием к Малке, доверием, результатом которого было то, что она в следующем году передала ключи от ларей Малуше, как теперь она называла Малку.

Но в месяце изоке отдых пришлось прекратить. Государственные дела потребовали присутствия княгини в Киеве. Без охоты она возвращается, теперь каждый день насыщен неотложными делами, лишь изредка вызывает к себе Малушу.

А в середине месяца в Киев неожиданно приехал Малк. Была оказия с караваном торговцев, и хотелось приехать на день рождения Малки. Привез подарки: греческие материи, купленные недорого у возвращающихся к себе в Константинополь купцов, восточные украшения, хранившиеся с тех времен, когда жива была красавица Нехама. Княгиню известили о его приезде, и она вспомнила, что уже давно из Хазарии привезли заказанные им снадобья. Не побрезговала, пришла лично вручить их, помнит свое обещание, данное в Любече. Удивилась, узнав, что Малуше исполнилось тринадцать лет. Не задумываясь, сказала, что дарит ей сельцо Будутин, расположенное по правому берегу Десны, недалеко от Ольжичей. Обещала, что дарственную передаст через пару дней. Расспросила Малка о его лечебных делах, неожиданно сказала, что приглашает его в Киев, мол, здесь он будет больше нужен. Сказала, что передаст ему письмо к наместнику Любеча.

Малк несколько растерян, но обещал съездить в Любеч, забрать своих людей и быстро вернуться в Киев. На том княгиня и распрощалась. Через два дня Малуша получила дарственную, а Малк — запечатанное письмо наместнику Любеча. Только Добрыня не смог приехать на день рождения Малуши — был в очередном походе дружины Трюгви. Съездили на заказанной ладье с Малушей в Будутин, оказывается можно с воды подойти прямо к сельцу. Показали старосте Бажену дарственную, осмотрели границы поселения, леса, луга и пашни, неказистый домик, который староста раболепно показал новой хозяйке. Смотреть-то не на что: бедное сельцо, запущенный господский дом. Пришлось настойчиво указать старосте, что рядом с господским домом нужно возвести достойное строение хотя бы из трех срубов. Малк пообещал, что хорошо оплатит работу мужиков. Староста, услышав, что за работу даже заплатят, мгновенно преобразился, поклялся, что сам будет наблюдать за строительством, — леса, рубленного и высушенного, достаточно, дом будет достоин такой прекрасной хозяйки.

Хорошо, что Будутин совсем рядом с Киевом — в двадцати верстах от него. Вернулись через два дня, и Малк сразу уехал в Любеч, у знакомого уже кормчего заказал небольшую ладью для поездки. Обещал вернуться через пару недель. Немного задержался, хотел продать свой обустроенный двор, но потом махнул на него рукой, просто передал наместнику. В Киеве удалось купить двор и постройки возвращающегося в Константинополь купца. Не в Граде, конечно, туда чужих не пускают, но в удобном месте, в посаде, спускающемся от Боричева въезда к оврагу Перевесище, выходящему к Почайне у впадения ее в Днепр. Впрочем, других вольных посадов рядом с Киевом и не было в то время. И начал думать о благоустройстве своего нового жилища. Переехали с ним и слуги. Теперь их количество увеличилось за счет родившихся уже в Любече малышей.

Пришел месяц серпень (июль). Ольга торжественно отмечает совершеннолетие Святослава. Пора бы ему передать управление княжеством, но Ольга не торопится. И все ее приближенные бояре, в том числе Свенельд, считают, что рано ему становиться во главе этой трудной в управлении лоскутной страны. Ведь его не интересует ничто, кроме своей дружины. Вот и теперь он настаивает, что пора пройтись по восточным окраинам, заглянуть к вятичам, поспорить с хазарами, кто владеет ими. С трудом отговорил его Свенельд, пообещал, что зимой отпустит в поход для сбора дани. И в первый раз Святослав пошел к вятичам только через восемь лет.

Ольга вспоминает: вот так же после смерти Игоря, когда решалось, кто будет управлять страной, ее поддержали бояре и дружина против претендентов более зрелого возраста. Ведь было ей тогда, в 945 году, всего двадцать лет. Оценили, вероятно, ее спокойствие, выдержку. Не зря она во время непрерывных походов Игоря в полюдье, оставалась княжить в Киеве, не зря постоянно укрепляла Град, сделав его практически неприступным, способным выдержать осаду мощного войска.

Малуша в первый раз взглянула на Святослава другими глазами: вот он — высокий, статный, стоит во всеоружии, и все глаза на него. Раньше она почти никогда не видела его: не интересовался Святослав мамкиным женским двором, почти не заходил в ее покои, предпочитая лошадей, оружие, воинов. Впрочем, и в следующем году его совсем не интересовало, что происходит на женской половине. Но Ольга, глядя на повзрослевшего сына, задумалась о его ближайшем будущем. Твердо знает, пройдет год-полтора, и Святослав, как и все его предки и родичи, войдет во вкус мужских «игр» с девушками, не пропуская ни одну из служанок. Нужно задуматься о его женитьбе.

Вопрос только, где ему выбрать суженую. Вспоминает, что знает о семьях соседних владетелей: Мазовии, Чехов, Моравов, Угров. Хотелось бы христианку, может быть, и Святослав заинтересуется новой верой. Но Басилевс не отдаст царевну «идолопоклоннику». Нужно опросить всех послов, находящихся в Киеве, и сведущих купцов. Ее не волнует, что Святославу всего четырнадцать лет: сватовство — дело долгое. Пока найдет подходящую девушку, пока зашлет послов, пока родители девушки решатся, много пройдет времени. А в пятнадцать лет вполне можно женить совершеннолетних. Сама-то она вышла замуж именно в таком возрасте.

В следующем месяце Малк решал, наконец, что и как делать на новом месте. Впрочем, это уже не впервой, все ясно, как перестраивать жилье, как устраиваться самому и устраивать слуг, ведь им тоже нужно создать нормальные, по их понятиям, условия. Слава Господу, денег на обустройство достаточно. Решив текущие дела, оставив хозяйство на попечение стареющего Аврума, которому теперь не до охотничьих дел, Малк вместе с отпросившейся у княгини Малушей отправился на ладье в Будутин.

С радостью увидел, что за прошедшие месяцы стройка продвинулась серьезно. Поставлены рядом соединенные два сруба-клети, над прочным перекрытием начато возведение третьей клети. Да и хозяйственные постройки обновлены. Староста Бажен показал и вычищенные конюшни, ведь, по его пониманию, хозяйка или хозяин — он пока не разобрался, кто владеет деревней — обязательно приведет лошадей. А Малуша рада, что дорога к стройке посыпана галькой, мелкой речной галькой. Она не знает, зачем ей эта деревня, эта стройка, ведь жить она будет рядом с доброй княгиней.

Малк остался доволен увиденным, расплатился с Баженом дирхемами, самыми любимыми среди местного населения монетами. Бажен еще не знает, спрячет ли он неожиданно полученные монеты в заветном месте, под дубом, или закажет в соседнем селении монисты старшей дочери, которую уже пора выдавать замуж. Но он твердо знает, что ничего не заплатит мужикам, которые работают на стройке. Правда, поставить им по случаю приезда хозяев ведро хмельного меда, конечно, придется.

Опять пробыли в Будутине только несколько дней. И вернулись на той же ладье в Киев. До зимы осталось несколько месяцев, нужно успеть все сделать на новом месте.

Месяц зарев — август. Из похода к Дреговичам вернулась дружина Трюгви. Теперь это не только те, что были с ним в Любече. Свенельд увеличил его дружину в три раза, теперь в ней уже более сотни воинов, в том числе десяток варягов. Впрочем, и из славян, давних воинов его дружины, многие вооружены не хуже варягов. Оружейники Града научились делать неплохие кольчуги разных типов. От коротеньких, прикрывающих только спину и грудь, до полноценных, защищающих и голову, и ноги почти до колен. Только кольчужные шоссы, прикрывающие полностью ноги до ступней, не делают. Впрочем, на них и спроса нет.

И металл они сами добывают. Вернее, со всех окрестных болот по их заказу привозят болотную руду, благо болот в окрестностях Киева достаточно. И лежит эта руда совсем близко к поверхности, не глубже полупяди. А уж выплавлять из нее крицу кузнецы научились давно, с незапамятных времен. Глины для одноразовых печей тоже в достатке, уголь по заказу привезут кузнецам самый наилучший — дубовый. От него и температура нужная, и качество крицы хорошее. Меха для поддува воздуха нетрудно соорудить. Но для дела эта крица совершенно не годится, нужно ее переделать в железо и затем в сталь.

Еще Игорь привез из Новгорода кузнеца, знающего толк в работе с металлом. Но что мог сделать один мастер? Ольга в свое время отдала большой участок земли в Граде мастеру, потребовала, чтобы он выучил своему мастерству десяток молодых парней из ее деревень. И они научились выколачивать из крицы все ненужное. Парни здоровые, бьют и бьют молотом по куску крицы на наковальне, которую в первое время делали из добротного камня.

Но полученный металл тоже мало годится в дело: или слишком мягкий, или не поддается обработке. Еще плохонькую кольчугу из него можно было бы делать, но для меча и даже просто для хорошего ножа металл не годится. Прошли и это, научились. Помог пленный алан из земель на Северном Донце. Там, правда, и железо, и уголь совсем по-другому добывают. Показал, как нужно много раз при каждой ковке складывать заготовку вдвое, нагревая ее при этом. Он утверждал, что так учили мастера из Сирии, захваченные в каком-то сражении с арабами. А те вроде переняли секрет от китайцев. Много-много раз складывать и нагревать — терпения не хватает, но клинки все же стали получаться приличные, не намного хуже варяжских.

Но клинок — дело тонкое, не каждый освоит, там качество зависит от закалки, а ее не освоишь просто так, нужно чувствовать металл. В основном делают кольчуги. Это дело попроще, хотя мороки тоже много. Ведь для хорошей кольчуги нужно сделать более двадцати тысяч колец. Да еще и склепать их. Вот и начали кузнецы оружейного двора, как назвала их мастерскую Ольга, делать все по частям. Ведь сначала просто ковали проволоку, и она выходила очень неровная. Теперь одни тянут клещами через два десятка все уменьшающихся отверстий проволоку, другие обрабатывают ее, режут, делают кольца, склепывая концы, а это совсем не просто, особенно учитывая, что нужно создать не полотно, а сразу рубаху. Научились и экономить время, делая половину колец вырубанием из листа железа.

Конечно, кольчуга все равно вещь дорогая, кто попало приобрести ее не может, но опытный воин, проявивший себя в бою, да и набравший после этого хорошую добычу, кольчугу обязательно приобретет.

Малуша отпросилась у княгини, прибежала к отцу на посад, смотрит на брата и не узнает его. Перед ней высоченный парень, почти мужчина, с пробивающейся бородкой, ведь ему шестнадцать лет. Он уже командир небольшого отряда в дружине Трюгви. Трюгви уверен в нем, считает, что для разведки он самый подходящий воин и командир. Добрыня теперь не рассказывает взахлеб о своих приключениях, как после первого похода против печенегов. Прошедший поход — обыденное дело. Только и была-то одна стычка с кривичами у Турова, их главного города. И та случилась по ошибке: дружина туровского князя решила почему-то, что это нападают ятваги. Возможно, потому, что на Туров вышли с запада — проскочили город по протоке Припяти, начали уже высаживаться с ладей, хорошо, местный житель указал, как вернуться к городу. А при высадке в очередной протоке у города на дружину напали всадники. Немного порубились и только после того, как вынесли значок великого князя, разобрались. Пришлось туровскому князю, помимо обычного урока, поставить дружине три ведра хмельного меда. Ну да на воинов чего там обиду таить. Слава Перуну, никого не убили, только несколько человек с обеих сторон поранили.

Малуша убежала в Град, Добрыня остался с отцом. Малк смотрит на Добрыню: не в него пошел, в прадеда — Менахема. Малк помнит своего деда — высоченного громогласного воина, громившего со своими дружинами всех врагов, обложившего данью все окрестные племена, как с равными общавшегося в письмах и через послов с басилевсами.

Он был совсем другим, вероятно, сам он пошел в отца, так недолго правившего страной. Впрочем, что теперь об этом вспоминать, теперь он просто лекарь или пытается утвердиться как лекарь. Ведь привезенные дирхемы и динары тают слишком быстро, а он еще должен подготовить достойное приданое красавице Малуше. Люди в соседних домах уже считают его лекарем, почтительно называют Малк Любечанин. По существу, всех уже переименовали, он тоже стал вслед за княгиней называть дочь Малушей. Вон она какая красивая, очень похожа на Нехаму, и руки уже не такие тонкие, да и грудь появилась. Как она вспыхнула, когда заметила взгляд Добрыни на своей груди. Хоть брат — а все равно неприятно, наверное, что мужчина пялится на грудь. Да, теперь впереди жизнь детей. А ему только доживать свой век. Хотя в сорок семь лет не хочется признавать, что уже стар.

Глава VI

957 год

Сечень (февраль) уже проходит, солнце появляется все чаще, хотя холода по-прежнему свирепствуют по ночам. Княгиня Ольга вызвала в свой терем Святослава, только что вернувшегося из зимнего похода. Ему уже давно четырнадцать лет, он пытается проявлять независимость. Вот и теперь не спешит: чего это мать неожиданно вызывает, опять будет ругать за что-то? Вроде ничего плохого не делал, ну на радостях после похода завалился к одной из ее девушек, немного пощупал ее. Так соскучился же за время похода, да и ничего серьезного не было. И девушка не возражала. Хихикала все время. Кто-то докладывает матери о каждом его шаге, свернуть бы негодяю шею!

Но Ольга не упоминает о провинностях. Хотела погладить по голове — он инстинктивно отпрянул.

— Святослав, ты уже большой, в походы начал ходить, рискуешь. А что будет, если с тобой в битве что-то случится? На кого ты меня и все наше княжество оставишь? Глеб еще маленький… Смута начнется! Жениться тебе нужно, чтобы дети были, чтобы и я, и все наши люди были спокойны за будущее страны.

— Мать, ты что? То меня ругаешь, если я на девушек заглядываюсь, а то вот теперь женить хочешь! Зачем мне? Чтобы не только ты меня ругала, но и еще кто-то? Мне и так хорошо в дружине. И кого ты хочешь мне на шею повесить?

— Почему повесить? Муж и жена любят друг друга. Господь нас сотворил, чтобы мы плодились и размножались. Княжеству нужны твои дети, рожденные в законном браке. Мы с боярами подобрали уже тебе невесту.

— Какую-нибудь кикимору? Я сам выберу себе невесту, когда придет время, когда захочу.

— Почему кикимору? Мы выбрали тебе невесту из славного угорского рода Арпадов, Алиду, дочь предыдущего великого князя венгров Файса, двоюродную племянницу нынешнего великого князя Такшоня. Ей пятнадцать лет, чуть старше тебя, но ты у меня вон какой большой. И она красавица. Наши бояре, которых я посылала к уграм, говорят, что у нее очень красивые глаза, длинные каштановые волосы и великолепная фигура. Кроме того, девицы из семьи Арпадов рожают сильных детей. А нам это очень нужно.

— Зачем мне такая старая?

— Почему старая? На несколько месяцев старше тебя. Пока мы окончательно договоримся с ее родственниками, пока она приедет сюда, пока гости соберутся, будет уже июль. И тебе тоже исполнится пятнадцать лет. Поверь, я думаю только о том, чтобы было лучше и тебе, и нашему княжеству. Не упрямься, Святослав, это всем нам очень нужно. Ведь угры, хоть и потерпели в позапрошлом году поражение в битве с тевтонами и баварцами, остаются очень сильным народом. Они будут мощным союзником тебе в сражениях со всеми врагами. И угры очень рады нашему предложению. Они тоже хотят иметь наше княжество в союзниках.

— Ладно, мать, делайте со своими боярами, что хотите, но я потом найду себе еще жен, таких, которые будут нравиться мне, а не тебе и боярам.

Пришлось Ольге промолчать, ведь главного добилась. Можно повторно посылать к уграм знатных бояр с официальным предложением и дарами.

Устройство Малка на новом месте обошлось без сюрпризов. Он познакомился со многими жителями посада. С радостью узнал, что среди них имеются и выходцы из городов Хазарии, даже сохранившие веру. В уже построенном большом доме Малка Любечанина, как с уважением зовут его соседи, собираются теперь на встречу шаббата посадские иудеи, совместно молятся. Малк никогда раньше не был религиозным, хотя в Йом а-Киппурим всегда посещал бейт-кнессет. Но теперь, вдали от единоверцев, веру нужно сохранять и охранять. Иногда даже удается собрать в шаббат миньян. Впрочем, даже если и нет десяти мужчин, молиться совместно на чужбине можн, в этом он твердо уверен. Он не взял на себя обязанности раввина: нашелся выходец из Крыма, утверждавший, что он из колена Леви. Ему и поручили быть раввином, хотя предки его не были коэнами.

Первое время к Малку приходили только жители посада: с вывихами, мелкими ранами, болями в желудке. Малк переживал, что, убегая из Хазарии, не смог захватить с собой свитки с лекарскими премудростями. Но оказалось, что он многое помнит. Постепенно, по мере того, как сталкивался с новыми болями, записывал свои воспоминания и результаты лечения. Записывал, так как на посаде был человек, умеющий выделывать из недубленой сыромятной кожи пергамент, а чернильные орешки нашлись у купца из Хорезма.

После нескольких счастливых выздоровлений пациентов весть о том, что появился умелый лекарь — Малк Любечанин, — распространилась и в Граде. К нему стали приходить все новые люди.

Опять пришел месяц изок. Четырнадцать лет Малуши не отмечали, но у нее появились новые обязанности. Умерла доверенная служанка Ольги, ведавшая всеми ее ларями. Ольга недолго думала, кому отдать ключи, передала их Малуше. Та сначала растерялась — большая ответственность! Нужно помнить, где что лежит, нельзя путать ключи, тем более терять их. Да и весит связка ключей немало. Хорошо хоть, что вся одежда княгини осталась в ведении Дарены.

Но свитки книг, переписка княгини, договоры с поместными князьями и соседями, записи о недоимках и выплаченных уроках и даже драгоценности Ольги и княжества — все в ее ларях. Просто часть находится в рабочей комнате княгини, а кое-что в тщательно запираемом отдельном помещении без окон. И все это нужно помнить. Сначала голова кругом шла, особенно если речь шла о документах далеких прошлых лет, например, о договоре князя Игоря с ромеями 944 года. Ведь все это пришлось читать, читать на всех языках. На это ушло много времени.

Не стоит удивляться странному выбору княгини. Не так уж много было в ее окружении людей, которые смогли бы разобраться во всех этих бумагах, написанных на разных языках. Может быть, и нашелся бы такой человек, но нужно же чтобы он был совершенно надежным. Малуше Ольга доверяла.

В конце месяца послы Ольги привезли от угров княгиню Алиду в сопровождении двух ее двоюродных братьев, двух десятков угорских дворян и ромейского священника. Ведь ее отец, великий князь Файс, внук великого Арпада, был с 950 года христианином ромейского обряда. Дочь тоже воспитывал как христианку. Возможно, это было сильным доводом для княгини Ольги, когда она выбирала невесту Святославу. Сразу же договорились с братьями Алиды, что имя Алида (благородная видом) в Киеве непривычно, здесь ее будут звать Предслава. Имела в виду, что ей предстоит родить славного воина, великого князя. Алида не поняла, зачем менять ей имя, но промолчала: дома мать — вдовая княгиня — наказывала ей, что она должна подчиняться порядкам в доме мужа, не ссорится со свекровью.

К радости Святослава, княгиня оказалась совсем даже не кикиморой. Ее показали Святославу только на пятый день после приезда, хотели, чтобы она отдохнула от утомительной поездки. Предслава оказалась высокой, не слишком робкой девушкой с распущенными каштановыми волосами, длинными ресницами, свежими, не измазанными белилами щеками. Когда их знакомили, она не опустила глаза, вероятно, тоже составляла впечатление от будущего мужа. На короткую фразу Святослава, которую он буркнул скороговоркой на варяжском языке, ответила длинной учтивой фразой на ромейском языке, сделав вид, что поняла смысл сказанного Святославом. Сопровождавший ее священник тут же перевел сказанное обоими, неловкости при этом не было.

Ольга и братья Предславы договорились провести свадебные обряды в середине следующего месяца. А пока учить Предславу славянскому языку. Поселили ее вместе с сопровождающими ее двумя девушками в тереме, соседнем с княжеским. Ольга имела возможность говорить с ней каждый день: очень ей хотелось установить хорошие отношения с будущей женой сына. А Предслава тем более тянулась к будущей свекрови. Она как-то инстинктивно поняла, что трудно ожидать большого внимания к ней будущего мужа. Вместе с Ольгой в разговорах почти все время принимал участие и священник: должен же был кто-то переводить их беседы. Иногда, когда священник отсутствовал, особенно поздними вечерами, когда женщины оставались одни, переводила Малуша. Переводила, но больше просто учила славянскому языку.

Месяц серпень. Свадьба прошла в два этапа. Сначала их обвенчал священник. Святослав пытался протестовать, но Ольга сказала ему, что это для него, язычника, пустая короткая формальность, а для Предславы — очень важное дело. Но зато сразу же после этого их повели к идолу Перуна, и снова прозвучали клятвы, которые от имени Предславы (по ее просьбе) пришлось говорить Малуше. И четырнадцатилетней Малуше казалось, что это она, она говорит от своего имени все эти важные слова перед прекрасным князем. По славянскому обычаю нужно было бы венчаться вокруг березы, поклоняться Ладе, Роду и Триглаву, но главный волхв Перуна торжественно заявил, что Перун выше всех и заменяет всех других богов. Обвел Святослава и Предславу вокруг идола три раза, соединил их руки, объявил мужем и женой. Но тут же добавил:

— Но только если у вас будут дети.

Предслава ничего не поняла, а ни Малуша, ни Ольга не стали объяснять ей, что волхв будет считать их брак состоявшимся только в том случае, если у них родятся дети.

Молодожены ушли в отведенный им терем, Малуша тоже вернулась в свою комнатку, которую давно уже занимала одна, переоделась в ночную юбку, села на лавку и неожиданно расплакалась. В этот момент она сама не знала, почему так тяжело на душе, почему так грустно. Ведь у идола Перуна ей казалось, будто это ее венчают со Святославом. А теперь четкое понимание того, что никогда она не будет с ним, таким сильным, таким мужественным. Бедная девочка не замечала ни его грубости, ни того, что он никогда не обращал на нее внимания, как будто не видел ее. Может быть, все мужчины такие, не похожие на ее отца. Все грубые, ведь это страна варваров. Она стала перед небольшим медным зеркалом, перед которым расчесывала обычно свои волосы, критично смотрела на свою только начавшую набухать грудь, худые плечи… «Да что ему смотреть на меня, когда рядом такие красивые девушки?»

Как она завидовала в этот момент Предславе! Ведь она уже многое понимала о взаимоотношениях мужчины и женщины. Кое-что объяснял ей отец после бат-мицвы, видела она и игры лошадей на лугу, и броски на коз похотливого козла. Наверное, ее никогда не полюбит и не возьмет замуж красивый сильный мужчина. Что ж, она проживет свой век одна.

Только две недели провел Святослав вместе со своей женой и умчался с дружиной в новый долгий поход, заявил, что откладывать его дальше нельзя. Сопровождавшие Предславу братья, другие угры и даже священник уехали. Осталась Предслава одна, привезенные девушки-служанки не в счет. И снова стала приходить к Ольге и Малуше, беседовать, учиться славянскому языку. И Малуше было интересно разговаривать с ней, рассказывающей о степях, в которых они жили, о походах в далекие страны, в которые ходили ее родственники. Упомянула, что и ее мать — полонянку из знатного провансальского рода — привез молодому еще отцу из похода к франкам дед Юташ.

Глава VII

958, 959 годы

Сечень (февраль) 958 года. Дружина Святослава вернулась из дальнего похода. Святослав злой и раздраженный. Вышли в низовья Днепра, хотели незаметно прорваться в Крым, но не получилось, прошли по берегу моря до Танаиса (Дона), двинулись было к Саркелу (Белой Веже), но хазары выставили сильное войско. Пришлось повернуть на юг. А там ромейский стратиг уже выдвинул им навстречу ополчение из Самкерца. Хорошо, что удалось уклониться от боя. Но обоз вынуждены были бросить. Да еще при переправе через Днепр, когда возвращались, напали печенеги. Хана не было, он в это время был занят на западных границах, у Дуная, но войско его среднего сына было достаточно сильным, с трудом отбились. Хорошо, что Днепр полностью стал, легко ушли на правый берег.

Все, что было захвачено в первые два месяца, брошено. Вернулись без славы. Спасибо Перуну, что потеряли не так много воинов. А тут, в Граде, его встретила жена почти на сносях. Зачем это ему? Расстроился, ушел из терема Предславы, сказав ей только несколько слов. Через час Предслава пришла к Ольге, плачет:

— Ушел, не сказал ни одного ласкового слова, как будто не ему я ношу ребенка.

— Ребенка ты носишь не только ему. Он всегда будет твоим защитником, если мальчик, как говорят повивальные бабки. И пойми, Святослав после поражения, ему сейчас горько и обидно.

— Ладно, мной недоволен, что я такая толстая сейчас, как корова. Но зачем он мою девушку утащил. Зачем меня так обижать? Что я, полонянка какая-то?

Ольга только погладила ее по голове, пытается успокоить. Ведь это отражается на ребенке.

— Брось думать о плохом. Все они, мужики, такие. Через два месяца родишь, опять будешь стройной, красивой, желанной. Потерпи, немного осталось. Я тебя люблю, в обиду не дам.

Но вечером, когда к ней заявился Святослав, набросилась на него:

— Мало тебе, что очертя голову бросился с малой дружиной в осиное гнездо, к хазарам, да еще и к ромеям. Так еще и жену, которая старается для тебя, носит твоего ребенка, обижаешь! А ведь опытные старухи говорят, что будет мальчик. Мальчик, наследник твой! А ты, как последний козел, намеренно игнорируешь ее.

— А что, я с брюхастой должен спать? Зачем это мне?

— Ты ничего не понимаешь? Я тебе говорю, что это твой ребенок, твоя жена, а ты мне «брюхастая» о ней. Постыдись! Да еще и оскорбляешь ее, потащил ее девку с собой. Совсем вы, мужики, оскотиниваетесь в походах. Мне уже говорили, как ты вел себя в походе с полонянками. Ну, это в походе. А здесь твой дом, твоя семья. Иди, извинись перед Предславой.

— Матушка, не ругайся. Пойду, но как извиняться? И все равно она пузатая.

— Как извиняться — твое дело, не маленький. Но не оскорбляй ее больше.

Помирились, куда денешься, ведь одна семья. А через два месяца, как раз березы начали цвести, родился мальчик. Святослав несколько дней ходил и гордый этим, и в недоумении. Как же — он теперь отец! Пир устроили горой, мальца назвали Ярополком. Предслава недолго кормила его, уже через месяц передали кормилице.

А летом, в месяце зарев (август) Святослав опять ушел в поход почти сразу же после своего дня рождения, но с большим войском и на запад. Был официальным предводителем похода, но реально походом руководил Свенельд. В поход пошли на волынян и их стольный град Перемышль. Местный князь пытался сохранить свою самостоятельность, лавировать между киевским княжеством и нарождающемся государством князя Мешко. Не придав значения поступившим сведениям о движущейся к городу армии Святослава, вышел ему навстречу, не запросив помощи у Мешко. Впрочем, тот в это время был занят борьбой с чехами. Вышел князь из города… и потерпел поражение. Хорошо, что быстро понял несоразмерность своих отрядов и армии Святослава, в которой было более полусотни варягов, не считая многих сотен славян. Запросил мир, обещал подчиняться Киеву, платить ежегодно оброк.

Что ж, Свенельд всегда предпочитал добрый мир худой ссоре, согласился на мир, хотя Святослав протестовал. Князек Перемышля выполнил свое обещание, дал много серебра, зерна, скота, кож. Но в город киевляне не вошли, нагруженные добром, отправились домой. Путь шел через земли древлян, Святослав хотел по дороге захватить их город Уж, но опять Свенельд воспротивился, напомнил, как разозленные древляне убили его отца Игоря, как княгиня Ольга наказала их. Добавил, что оброк с тех пор древляне платят исправно, не за что наказывать их. Так и вернулись, нагруженные добром, но почти не воевавшие. Стоит добавить, что Перемышль подчинялся Киеву и платил оброк совсем недолго. Через несколько лет Мешко захватил все земли волынян. И только Владимир через двадцать с чем-то лет присоединил Перемышль к своему княжеству.

Дома Святослава ждал сюрприз — Предслава опять в положении. Да, права была Ольга, когда надеялась на плодовитость княгинь из рода Арпадов.

Опять зима, пришел сечень (февраль) 959 года. Всю осень и зиму Ольга не выпускала Святослава в поход, требовала, чтобы он был внимателен к жене. Но Святослав все время срывается, не люба ему беременная жена. И стал заглядываться на расцветшую к тому времени Малушу. Малуше скоро будет шестнадцать лет — возраст красоты, возраст любви. И это восточная красавица, не белокурая Гретхен, не голубоглазая Дарина. Стройная, хоть и невысокая, черные вьющиеся волосы, большие темно-карие глаза, чистое смугловатое лицо. Да и бюст уже отнюдь не детский. Ночью она мечтает о суженом, о счастливом замужестве, о сильном красивом юноше. О таком, как Святослав. А может быть, о Святославе?

Нет, в окружении княгини Ольги имеются молодые мужчины: то приходят поклониться дети и внуки поместных князей, то среди очередного прибывшего посольства красуются мужественные воины. Вот и сын черниговского князя Радована вполне официально просил Ольгу отдать ему Малушу в жены. Но никто из них не соответствует тому, что хочется уготовить Ольге для Малуши. Она ищет для нее подходящего принца. А может быть, просто ей жалко расставаться с такой умной и послушной помощницей. И каждый раз она думает, что Малуше еще рано выходить замуж.

А в результате, в результате… Святослав как-то напился с друзьями в дружине, ни одна девушка не подвернулась ночью под руку, и он завалился в светлицу к Малуше. Не знаю, как уж это вышло: то ли дверь не запиралась на защелку, то ли защелка была слаба, но Малуша проснулась от того, что на нее навалился здоровенный мужчина. Лавка узкая, для худенькой Малуши как раз, но для двоих уж больно узка. Свалил медвежью шкуру, которой была укрыта Малуша, на пол, следом туда же отправил и Малушу. В лицо ей перегар, руки шарят по всему телу, задирают ночную юбку. Малуша в ужасе, даже не может крикнуть, хотя рот он ей не заткнул. А тут в свете ночника увидела, что это тот, о ком она мечтала по ночам. Мечтала. Но совсем не о таком…

— Не нужно, не нужно, попроси матушку, она отдаст меня тебе.

Как будто его в этот момент интересует что-то, кроме ее тела.

А на следующую ночь он уже трезвый пришел к ней. И она, слабо протестуя, приняла его всего, такого желанного. И на следующую ночь опять он. И все. И не приходил к ней больше, нашел себе другую игрушку. А Малуша ждала его еще много ночей, надеясь в душе, что это была не мгновенная его прихоть.

Опять весна, природа радуется, уже завершили первый, княжеский покос. В апреле Предслава разрешилась мальчиком, которого Ольга назвала Олегом, в честь былого хозяина княжества.

Березень (апрель) 959 года. С низовьев Днепра пришло сообщение, что с большой водой пороги пройдет великое посольство ромейского императора. Посол просит прислать к порогам охранное войско. Ольга в недоумении — с чем появится посольство? Давно такое посольство не посылали ромеи. Обычно ромейские купцы платили хану печенегов пошлину, чтобы не мешал пройти пороги. Но великий посол, вероятно, посчитал унизительным для себя платить за безопасность. Ольга отрядила к порогам все имевшиеся под руками дружины. Выехала к порогам и большая дружина Трюгви, назначенного общим руководителем войска. Свенельд не слишком хорошо чувствовал себя, не решился поехать.

Путь не близкий — три сотни миль. Шли только с одной остановкой на отдых, но все равно пришли к броду на Хортицу только через десять дней. И опять нужно следить и за левым берегом Днепра. Трюгви отправил туда отряд Добрыни, ведь он уже знаком и с Хортицей, и с бродом на левый берег. Но сейчас вода стоит высоко, промокли полностью, пришлось сушиться сразу же на высоком берегу Хортицы. Хорошо, что печенеги не появились. Но когда подошли к броду на левый берег, увидели сотни полторы печенегов. Добрыня долго присматривался — нет ли еще печенегов, вроде только этот отряд. Для того чтобы перехватить посольский караван, воинов достаточно. Но печенеги не спешат переправляться на остров. Может быть, ждут подкрепления?

Добрыня отправил донесение Трюгви, ждет указаний. Вместо указаний на дороге появилась дружина Трюгви, а за ней и остальные воины. Оказывается, Трюгви решил не дожидаться печенегов, атаковать самому. Ранним утром, когда до восхода солнца осталось еще не меньше часа, войско в полном составе в молчании начинает переправу. Впереди отряд Добрыни. Днем он высмотрел, где печенеги раскинули свой стан, ринулись к нему, даже не дожидаясь переправы дружины Трюгви. Может быть и зря, но холодно, нужно или сражаться, или устраиваться у костров согреваться. Атака полутора десятков конников на немалый лагерь — вещь по всем канонам безумная. Но поэтому печенеги и не подумали, что нападающих так мало. Предутренняя темень, на небе даже месяц не виден, гиканье ворвавшихся в лагерь конников Добрыни, ржанье лошадей — даже у сильных духом замрет сердце. А тут конники рассекают пологи палаток, натягивающие их веревки, рубят выскакивающих из палаток воинов. Многие печенеги в том месте, где ворвались конники Добрыни, думает только о спасении, бросаются к своим лошадям. Но лагерь большой, из других палаток выскакивают вооруженные люди, тоже бросаются к своим лошадям, ищут — кто напал на лагерь?

Плохо пришлось бы отряду Добрыни, но уже подошла дружина Трюгви, а следом за ней подтягиваются и остальные воины. Загорелись несколько палаток, стало еще страшнее. Лагерь бросился бежать. С трудом Трюгви остановил своих конников. Неясно, нет ли поблизости другого лагеря печенегов. Дал людям менее получаса на разграбление лагеря и скомандовал возвращение на Хортицу.

Действительно, печенегов было значительно больше, чем увидел вначале Добрыня. Но они не знают, что за отряд разгромил и разграбил передовой лагерь. Снова заняли левый берег, но не решаются перейти на остров. Простояли два дня и ушли в степь. Вероятно, это было не войско хана, а отряд какого-то рода. Хан вряд ли стал бы нападать на посла Басилевса. Трюгви вернул почти всех на правый берег, оставив на Хортице только сторожу. Когда вернулся и отряд Добрыни, Трюгви вызвал Добрыню, хотел отругать за чрезмерную самонадеянность, за то, что с одним своим отрядом ворвался в стан печенегов, но, расспросив подробно, махнул рукой. Только указал, чтобы не лез очертя голову на превосходящие силы врага.

Ольга и Святослав не сразу приняли посла, пришлось ему пять дней ждать на своей ладье на Почайне. Ольга посмеивается:

— Пусть подождет, успокоится с дороги.

Прием посла устроила в своем новом, не совсем еще достроенном каменном дворце. К этому времен подъехали некоторые из ближних князей, предупрежденных сразу же после получения известия о поездке посла Басилевса. Кто не смог приехать сам — прислал сыновей. За троном Ольги теснятся восемнадцать девушек, за троном Святослава князья. Посол осматривает парадный зал дворца — какое убожество! Пол по старому обычаю устлан камышом, даже плетеных половиков на полу нет, тем более ковров; стены почти голые, украшены только несколькими группами оружия, троны… Разве это троны? Простые дубовые седалища, только прикрыты бархатными покрывалами с орлами.

Но умудренный годами посол делает вид, что поражен видом парадного зала. После вручения и чтения грамоты, представляющей посла, и церемонного приветствия, включающего пышные титулы Басилевса и весьма скромный титул Святослава, названного архонтом и правителем руссов, посол показал всем присутствующим и передал стоявшему чуть в стороне приближенному боярину Ольги подарки Басилевса. Потом, обратившись к договору Игоря с империей, упомянул о жалобах греческих купцов, которых за разные провинности присуждали в киевских владениях к уплате виры. Напомнил, что, согласно договору, грек может быть наказан только правительством Басилевса или его представителями на местах. Впрочем, сразу отмахнулся от этого и напомнил, что Игорь не только обещал не воевать с империей и не нападать на ее владения, но и помогать в борьбе с врагами империи. Закончил неожиданно напыщенными словами:

— Правительство Басилевса надеется, что князь Святослав (теперь он назвал его князем) лично возглавит войско и явится с пятью тысячами воинов в Константинополь, чтобы вместе с армией Басилевса разгромить наглых мусульман, непрерывно нападающих на мирные земли империи.

Святослав слушал перевод речи посла невнимательно, но, когда услышал о большом походе на мусульман, встрепенулся, посмотрел на Ольгу. Та восприняла всю речь посла как наглость, но ответила весьма уклончиво:

— Князь Святослав и я уважаем великого Басилевса, его правительство и договор, заключенный моим мужем князем Игорем в 944 году. Но прошло много лет, к сожалению, правительство Басилевса не всегда выполняет некоторые пункты договора. Права киевских и новгородских купцов нарушаются как в Константинополе, так и в Корсуне, были также случаи запрета ловли рыбы в низовьях Днепра в урочное время. Кроме того, княжество со всех сторон вынуждено обороняться от врагов: с запада нам угрожают новый князь ляхов Мешко и ятвяги, с востока постоянно нападают на наши земли хазары и ясы, приходится постоянно ограждать низовые земли от набегов печенегов, хотя у нас с ними договор о ненападении. Княжество не сможет в настоящее время помочь империи.

И замолчала, ожидая, пока ее слова переведут послу. Посол выслушал перевод, почтительно улыбаясь, и сразу же начал говорить, что понимает проблемы княжества. Правительство Басилевса радо было бы помочь княжеству, и обязательно поможет в будущем. Но в настоящее время главная опасность исходит от мусульманских орд, нависших над цивилизованным миром. Походя признал, что претензии киевских купцов частично обоснованы, но тут же заметил, что все мешающие сотрудничеству препоны легко могут быть устранены. И неожиданно попросил княгиню Ольгу о личной аудиенции для того, чтобы спокойно обсудить все имеющиеся вопросы.

Улыбаясь, Ольга промолвила, что на этот вопрос она даст ответ через пару дней. Взглянула на того же боярина, тот пригласил слуг, несших солидные тюки пушнины. Ольга, все так же улыбаясь, заметила:

— Надеюсь, что наши подарки будут восприняты вами так же благожелательно, как и ваши подарки нами.

Посол удивленно посмотрел на пушнину. Трудно оценить на глаз, но подарок показался ему чуть ли не пренебрежительным. Несколько сороков шкурок соболя, пять сороков шкур бобров и ворохи беличьих шкурок. Это просто смешно. Но виду не подал.

Ольга добавила:

— Я буду рада побеседовать с уважаемым послом конфиденциально. О дате и времени вам сообщат.

И кивнула головой в знак того, что встреча завершена.

Когда Святослав удивленно спросил Ольгу, почему она так скудно отблагодарила посла, та ответила знаменитой фразой:

— Пусть посидит на Почайне столько, сколько я ждала встречи с Басилевсом в Константинополе. Тогда и я буду щедрой. А воинов отдавать просто так глупо. Они нам самим нужны.

Новая встреча с послом была назначена через три дня и обставлена чрезвычайно скромно. В небольшой комнате, где вдоль стен стояли закрытые на замок лари, было два покрытых бычьими шкурами табурета. Княгиня сидела на одном из них, не встала, когда в комнату ввели посла. Никем не замеченная, Малуша стояла в уголке, ничем стараясь не выдать своего присутствия. Княгиня сразу же прервала посла, когда он начал было официальные приветствия:

— Обойдемся без пустых слов. Так о чем ты хотел говорить со мной?

Не выходя из своего угла, Малуша перевела вопрос послу. Он оглянулся на нее, так как раньше не заметил. Послу, не очень-то молодому мужчине, было не очень удобно стоять перед сидящей княгиней. Но, вероятно, он был слишком заинтересован в результативности переговоров.

— Я снова прошу вас, глубокоуважаемая княгиня, направить в империю войска. Правительство Басилевса разрешило мне предложить вам в качестве дополнительного подарка по десять солидов за каждого направленного в Константинополь воина.

— Десять солидов? Да я столько буду должна дать легковооруженным воинам только на первое время. Думаю, что твое предложение совершенно несерьезно. К тому же, мне предстоит заменить привратные башни и часть стены на каменные. А это значит, что Град будет почти год беззащитный. Мне воины нужны здесь.

— Но для строительства вам, великая княгиня, потребуется много денег. Я готов добавить за каждого воина еще по пять солидов. Если вы направите в Константинополь хотя бы две тысячи воинов, вы отдельно получите десять тысяч солидов. А это полтора кентария золота. Достаточно, чтобы начать строительство.

— Начать можно, имея один солид. Но, начиная, нужно знать, как закончишь работу. О двух тысячах воинов нечего даже говорить. Мы с Святославом можем выделить пятьсот воинов: сотню тяжеловооруженных и четыре сотни легковооруженных. За легковооруженных достаточно пятнадцати солидов, но за сотню варягов и моих тяжеловооруженных дружинников необходимо получить по тридцать солидов. Всего мне нужен кентарий золота. И воинам девять тысяч солидов.

— Но даже по вашему счету, великая княгиня, за эти пятьсот воинов достаточно выделить восемь тысяч пятьсот солидов и в отдельный подарок полкентария золота.

Княгине ясно, что послу позарез нужны хоть какие-нибудь результаты поездки.

— Уважаемый друг, стоит ли нам, как мелким торгашам, считать и пересчитывать жалкие кучки монет? Мое слово простое и твердое: воинам — девять тысяч солидов, в подарок — кентарий золота. И после прибытия воинов в армию Басилевса их обеспечивает всем необходимым правительство Басилевса.

— Мудрейшая княгиня, с вами трудно спорить. Не знаю, как я оправдаюсь в Константинополе, но я вынужден принять ваше решение. Пойдет ли в поход Святослав?

— Нет, я не могу отпустить его в такой сложный для княжества момент. Во главе моих воинов пойдет очень опытный варяг. Войско будет готово через месяц. Мне нужно собрать воинов из разных дружин. Золото передашь по частям. Половину — завтра, другую половину — когда соберется здесь все мое войско.

Аванс был получен, но воинов собралось больше, чем предполагала Ольга. Оказывается, в Новгород приехала большая группа варягов, ищущих место службы. Все они готовы были ехать хоть к черту на рога, если там можно будет заработать славу, а заодно поживиться. А мужчины из ближних и не очень сел, услышав о «безумных» деньгах, которые княгиня дает желающим поехать воевать в дальние края, повалили группами и поодиночке к воротам Града.

Естественно, что Ольга не упустила возможность потребовать от посла дополнительное золото, тем более что оно у него было. Под руководством Трюгви в длительный поход к Константинополю отправились вместе с послом полторы сотни тяжеловооруженных варягов и славян, а также семьсот пятьдесят легковооруженных славян. Добрыню Трюгви взял руководителем полусотни тяжеловооруженных.

Посол получил для императорской казны достойные подарки: много хороших мехов, несколько молодых печенежских девушек, трех красивых мальчишек в хор. Самого посла тоже не обидели, вручили хорошие подарки. Ольга рассмеялась, мол, досидел на Почайне месяц, как я когда-то в Суде.

Посол уехал, а Ольга с недоумением смотрит на Малушу, которая как-то быстро стала поправляться. Знающая старуха, присматривающая у нее за молодежью, прямым текстом заявила, что Малуша тяжела. Вызванная не в срок к княгине, Малуша стоит, потупив глаза.

— Кто, кто тебя обрюхатил? Чего молчишь? Говори!

Бросилась ей в ноги:

— Матушка княгиня, прости, не погуби. Не виновата я!

— Да уж, не виновата. От Святого духа, что ли, понесла? Говори сейчас же!

Не поднимается с колен, не может вымолвить. Схватила ее за подбородок, поднимает лицо вверх:

— Дура, не смогла стерпеть. Я ж тебе искала принца, все же ты княжеской крови! Говори скорее, а то я не знаю, что с тобой сделаю!

Все же решилась:

— Матушка княгиня, это он…

Ольга даже отпрянула от Малуши. Не хочется верить… ведь понятно, кто это.

— Святослав?!

Подняла, наконец, сама голову, глаза мокрые, но пытается смотреть на княгиню:

— Да, он. Я его упрашивала не делать этого, но разве он послушается.

А сама вспоминает его грубые ласки.

Ольга молчала только несколько секунд:

— Уйди с глаз моих долой. Завтра же отправляйся в свой Будутин. И не возвращайся!

Кончается месяц листопад (октябрь). Малуша все лето и осень безвыездно находится в своем Будутине. Времени свободного много, бесконечные мысли о Святославе. Проклинать бы его надо, но не может. Проклясть его — проклясть свою любовь, своего будущего сына. И вспоминает только счастливую третью ночь, когда полностью отдалась Святославу, его сильным рукам, жару его тела. Выбрасывает из памяти все остальное. А сына она чувствует, чувствует, как он толкается. Он уже живет своей жизнью. Она уверена, что это будет сын — другого не может быть. Она подарит Святославу сына.

Два раза приезжал Малк, после его приездов староста Бажен снова затевал очередное строительство, приведение села в порядок, надеясь на дополнительные дирхемы. А в начале месяца грудня (ноября) Малк приехал надолго, привез с собой опытную старуху-повитуху, сказал, что не вернется в Киев до рождения внука. Да, внука, оба ждут мальчика, не зря же повитуха на основании только ей ведомых признаков (нюхала мочу), подтвердила, что родится мальчик. Малк молится вместе с Малушей. Миньяна нет — откуда он здесь? Но Малк уверен — их совместная молитва дойдет до порога Господа. Молятся, молятся так, как когда-то в своем поместье близ Итиля. Молятся, обратившись к югу, к легендарному Иерусалиму. Просят у Адоная рождения здорового ребенка, просят ему счастья в жизни.

И мальчик родился. Малк днем почти не отходит от него, хотя что ему около него делать? Ребенок здоров, голосистый, грудь сосет активно. Слава Господу, молока у Малуши хватает, но Малк нашел в селении молодую женщину с новорожденным ребенком, забрал ее в кормилицы. Свекор ее отдал, так как муж погиб на охоте. Но ребенка, ее ребенка, оставил в семье. Мальчик в семье нужен. Да и дал ему Малк за женщину десяток дирхемов.

Как быстро молоденькая девушка превращается в мать, слышащую писк ребенка, встающую к нему в любое время ночи. Совсем это не обязательно, у ребенка есть кормилица, пусть бы она заботилась о нем. Но Малуша не хочет отходить от него. Вся жизнь ее теперь сосредоточена на нем. Малк успел назвать малыша Моисеем, хотя обрезание побоялся делать. Не знает, как к ребенку отнесется княгиня Ольга. Уверен, что не сможет она отказаться от еще одного внука. И был прав.

В конце месяца студня (декабря) 959 года, когда на Днепре укрепился лед, в свои любимые Ольжичи приехала княгиня. Два дня провела в новом каменном тереме, все присматривалась, как можно жить в таком доме. Ведь ее палаты в Граде до сих пор не готовы. На третий день заскучала, велела после завтрака заложить сани — поедет в Будутин.

Малка успел предупредить управитель княжеского села о визите княгини. Они знакомы давно, приходилось Малку разбираться с хворями управителя. И с самого утра в Будутине переполох: чистят дорогу, по которой приедет княгиня, на кухне готовят в несколько раз больше, чем обычно. Ведь неизвестно, сколько человек прибудет вместе с княгиней, останется ли она на обед. Отправили верхового встречать княгинин поезд, Моисея принарядили.

Ольга поморщилась, посмотрев на дом, в котором живет Малуша. Хотя что морщиться — дом как дом. Не обращая внимания на Малушу, поздоровалась только с Малком, прошла к колыбели Моисея. В горнице не так уж тепло, но она потребовала развернуть ребенка, вглядывается в него. Моисей захныкал от холода, Ольга неожиданно подняла его на руки. Малуша бросилась поддевать вокруг него одеяльце, но Ольга оттолкнула ее, сама завернула малыша. Моисей еще несколько раз похныкал и успокоился, глядит на держащую его женщину. Потом улыбнулся. Ольга глядит ему в глаза, ей кажется, что на нее смотрят глаза Игоря — или Святослава? Сама не понимает, что ей кажется. Ведь какие там глаза Игоря — мутные еще глазки, ничего путного на этом лице невозможно увидеть. Но Ольга прижала его к груди, поцеловала в сморщившийся лобик.

Подняла малыша вверх, гордо сказал:

— Мой внук! Будет владеть многими землями! Называю его Владимиром. Я забираю его.

Малуша бросилась в ноги княгине:

— Матушка-княгиня! Не забирайте моего сына! Или возьмите и меня с ним.

— Раньше нужно было думать. Останешься здесь.

— Не виновата я! Что я могла сделать?

— Не нужно было улыбаться Святославу, заглядываться на него. Как будто ты не знала, какой он. Молись теперь, замаливай грехи.

Обернулась к Малку:

— Ты поедешь со мной. И кормилицу забирай.

Перекрестила внука, передала его Малку. Тот держит Владимира на руках, спохватился:

— Может быть, останетесь, отобедаете у нас, чем Господь послал?

— Нет, не останусь. Прикажи готовить себе и кормилице сани.

По приезду в Град Ольга вызвала к себе Святослава.

Святослав ожидает очередного нагоняя от матери и недоумевает — за что она сейчас будет его ругать.

— Радуйся! У тебя еще один сын.

— Чего это мне радоваться? И откуда он?

— Сын — это укрепление твоего правления. Хотя ты сейчас еще этого не понимаешь. Родила его тебе Малуша. Забыл, как опозорил ее?

Для Святослава очередная неожиданность. Он немного недоумевал сначала, куда делась Малуша, но быстро забыл о ней. И вдруг такая новость.

Ольга приказала женщине, дежурившей в соседнем помещении, и кормилица принесла запеленованного ребенка. Ольга забрала его и вручила ошеломленному Святославу.

— Держи своего третьего сына! Я назвала его Владимиром.

Святослав растерянно смотрит на лежащего у него в руках мальчика. Недавно накормленный Владимир спокойно спит. Никакого особенного чувства Святослав не испытывает. Да и какие отцовские чувства могут быть у юноши, которому не исполнилось семнадцати лет? Хорошо хоть, что мать не ругается. Скорей бы весна — отправиться с дружиной в поход. Подальше от непрерывной суеты стольного города. Но что-то нужно делать, мать чего-то ждет от него. Еще раз посмотрел на сына:

— Наверное, нужно его отнести к Перуну? Благословить его там?

Ольга рада — признал Владимира сыном. Но нужно давить на него, пока он в растерянности.

— Хорошо, отнесем его к Перуну. Но сначала окрестим.

Святослав ощетинился.

— Ни в коем случае! Если это мой ребенок, то им распоряжаюсь я. Не собираюсь крестить моих детей.

Ольга смотрит на разъяренного Святослава. Не стоит ссориться с ним. Спокойно говорит:

— Ладно. Не будем крестить. Но благословить мы его благословим. А потом пойдем к Перуну.

Так и сделали. Монах Николай благословил лежащего на руках у Святослава младенца. Все-то он знал, не спросил, где мать ребенка. Потом у идола Перуна читал над ним молитвы главный жрец святилища. Все остались довольными. Владимир признан законным сыном Святослава.

Глава VIII

960–962 годы

В месяце сухии (марте) 960 года, в Граде переполох. Неожиданно, без предупреждения появился перед воротами немецкий монах Адальберт, именующий себя епископом Руси. Утверждал, что является посланником короля Оттона Германского. Ольга в это время уехала на неделю к себе в Ольжичи, оставшийся в Граде Святослав возмутился появлением нежданного посланника. Отказался принимать у него верительную грамоту, велел найти себе место в посаде. Приехавшая через день по срочному вызову Святослава княгиня Ольга смутно помнила, что больше года назад в Германию отправлялось посольство договориться о «мире и дружбе». Но чем завершилось посольство, не помнила, вероятно, послы не добились ничего существенного.

Христианин Михаил — новый ключник княгини, не успевший прочитать все и разобраться во всем, ничего толкового о посольстве не сказал. Да и совсем плохо знает он латинский язык, хотя греческим владеет великолепно — учился в Болгарии. Княгиня вызвала Малка и приказала привезти из Будутина Малушу. Вспоминает, как, возмущенная долгим сидением в предместье Суде в ожидании представления императору и уклончивым отказом на предложение выдать замуж императорскую дочь за Святослава, спешно отправила посольство в далекую Германию.

Привезенная через два дня Малуша была допущена к Ольге сразу.

— Не думай, что я тебя простила. Ты мне нужна только на несколько дней: для переговоров с послом германского короля. Разберись с наказом нашему посольству в Германию. Что мы обещали, что требовали, что дарили. Посольство отправляли после моего приезда из Константинополя. Посол не вернулся, сложил голову в Венгрии. Добрался в Киев только его помощник. Прочитай, что тот сообщил, разберись и доложи мне.

Малуша хорошо помнила все, что связано было с этим посольством. Быстро нашла пергамент с наказом послу, описание сбивчивого сообщения помощника посла. Уже на следующий день они вместе с новым ключником доложили княгине все, что смогли узнать. И все это отнюдь не понравилось Ольге.

На совете у княгини мнения разделились. Ольга желала принять и одарить посла, ведь король Оттон победил пять лет назад венгров и вендов, расправился со всеми заговорами в своих владениях. Стал несомненным вершителем судеб в Западной Европе. В Киеве знали, что и в Италии он добился полного превосходства над своими врагами. Ходили слухи, что он собирается короноваться в Риме короной императора Карла Великого. Не зря же она предлагала ему в наказе посольства жить «в мире и дружбе». Но Святослав был категорически против. Ему донесли, что зовущий себя епископом Руси монах Адальберт встречается в посаде с христианами, требует от них подчинения и признания Папы Римского верховным главой христиан всего мира. Плевать бы ему на всех этих христиан, но Адальберт возмущает народ, требует разрушить святилище Перуна, свалить и сжечь идола. Уклончиво выступил Свенельд. Он признал, что действия этого нечестивца Адальберта совершенно недопустимы. Но, учитывая, что тот именует себя не только епископом Руси, но и послом великого короля, предложил выслушать его, рассмотреть верительные грамоты, узнать, что предлагает король Оттон и чего он хочет от киевского княжества. Княгиня с облегчением выслушала его, призвала сына прислушаться к благоразумному предложению Свенельда. Святослав был вынужден нехотя согласиться.

В зале каменного дворца почти пусто: не хочет княгиня почтить непонятного пока посла, за ее спиной только Михаил и Малуша. За спиной Святослава — Свенельд. Адальберт вместе с сопровождающим его монахом томятся в комнате, примыкающей к залу, более получаса. Наконец их призывают в зал. Только княгиня и Святослав сидят. Посол все время представления вынужден стоять перед князьями. Михаил читает поданную монахом грамоту, Малуша переводит на славянский язык. Грамота как грамота. Ничего особенного в ней нет — чисто формальный текст. Но после краткой ответной речи Святослава посол стал говорить о возложенной на него миссии: нести священное слово Святого писания в ряды язычников.

Малуша даже немного засмущалась, переводить ли в точности обидные слова посла, но решилась и стала переводить слово в слово. Святослав сначала слушал невнимательно. Но когда посол начал говорить о необходимости разрушения дьявольских языческих святилищ, об изгнании, как минимум, волхвов и жрецов, Святослав не выдержал:

— Кто ты такой, чтобы оскорблять моих богов? Разве для этого тебя прислал твой король?

Адальберт не захотел стушеваться перед каким-то мальчишкой, будь он даже местным князьком.

— Я послан не только королем Германии Оттоном. Я послан и величайшим владыкой всего христианского мира его святейшеством Иоанном XII. Послан нести свет истинной веры!

— Не знаю я никакого твоего Папы и знать не хочу! Если ты будешь продолжать поносить моих богов, я вышвырну тебя из нашего княжества. И твой сан посла тебя не спасет.

Святослав встал и демонстративно вышел из зала. Княгиня Ольга спокойно промолвила:

— Реши для себя, Адальберт, кто ты. Если посол, не вмешивайся в наши внутренние дела, особенно в дела веры. Если ты проповедник, то должен помнить о судьбе многих проповедников христианства. У нас десятка два лет тому назад было здесь много проповедников. Строили храмы. И где они теперь? Даже церковь Святого Илии здесь, у нас на Подоле, стоит заброшенная. Проповедники кто разбежались, а кто принял мученическую смерть. Мы не препятствуем пришлым людям хранить верность своей религии. У нас здесь живут и христиане, и иудеи, и мусульмане. Все они равно платят налоги. Но проповедников, особенно нападающих на местных богов, в Киеве не любят. Так что не стоит тебе хаять богов большинства нашего народа. Если это продолжится, я не смогу тебя защитить.

Думаю, сегодня мы не сможем обсудить то, что тебе поручено сказать правительством твоего короля. Возможно, нам удастся еще раз встретиться до твоего отъезда.

Тоже встала, показывая, что аудиенция завершена.

После того, как посол и Свенельд покинули зал, Малуша, не обращая внимания на нерешительно стоящего поодаль Михаила, бросилась в ноги княгине:

— Матушка-княгиня, можно мне посмотреть на сына? Хоть одним глазком?

— Обойдешься, заслужи сначала!

— Куда же мне теперь?

— Я тебя не неволю: хочешь — уезжай в свой Будутин, хочешь — оставайся у отца. Но чтобы я тебя в Граде не видела!

Через три недели посла все же приняли повторно. Но опять без пышной церемонии. Благо все эти дни он вел себя тихо, встречался только с христианами, не пытался воздействовать на «язычников». Даже Святослав успокоился. Но когда посол начал говорить о необходимости признать ленную зависимость, поклясться в верности, произнести ленную клятву королю Германии, он снова разъярился:

— И зачем мне давать ленную клятву? Ты, посол, в своем уме? Я ни от кого не завишу и не собираюсь кого-то признавать своим владыкой.

— Но наш король утвердит твой титул герцога Руси! Мой король скоро станет императором, а ты сможешь на равных правах с другими герцогами участвовать в совете империи!

— Моя земля никогда не будет частью какой-то империи. Мы независимы ни от кого. Мне не нравится тон, с которым твой король пытается говорить с моим княжеством. Думаю, тебе стоит задуматься о возвращении домой. Конечно, мы одарим тебя, но в течение месяца уезжай домой.

Аудиенция Адальберта не прошла бесследно для Ольги и Святослава. На следующий день Ольга вызвала к себе Святослава и начала мягко упрекать его, что он не выдержан, не умеет вести себя с иностранными послами. Святослав неожиданно для Ольги набычился:

— Хватит, мать, меня поучать. Мне почти восемнадцать лет! У меня у самого трое детей. Смотри, у меня борода уже растет. Я князь, я буду делать то, что считаю нужным.

Конец ознакомительного фрагмента.