Один день из жизни мастера производственного обучения

Александр Комиссаров (2024)

Повесть о жизни педагогического коллектива профессионально-технического училища в советский период времени.Публикуется в авторской редакции с сохранением авторских орфографии и пунктуации. Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.

Подъём.

Будильник прозвенел ровно в семь часов утра

«Гоооспппооодиии! Как же не хочется идти на работу!»

В голове после вчерашнего гудело, как в трансформаторной будке.

«Саш, вставай. На работу пора. Проспишь!» — тихий голос жены призывал меня к действию.

С этими словами она несильно, но настойчиво стала подпихивать своей попой меня, пытаясь сдвинуть с налёженного теплого места.

«Ещё минут пятнадцать полежать могу, успею.» — тихо огрызнулся я не будучи довольным ее легкими подталкиваниями, которые сотрясали воспаленный головной мозг, чем доставляли неприятный дискомфорт.

Я лежал и думал о том, как хорошо было бы не работать, а просто валяться целыми днями на диване, смотреть телевизор, ходить в лес, расположенный не далеко от моего дома, с семьёй, в общем просто жить, получая удовольствие от созерцания этого прекрасного мира. Взор в процессе этих приятных размышлений, уткнулся в ковер висящий на стене, нейронные связи головного мозга, пытались найти и расшифровать ответы на вечные вопросы жизни, в его замысловатых азиатских орнаментах.

Созерцательные мысли плавно начали уступать дорогу обыденности и повседневности.

На сегодня, я вызвал родителей двух не самых благополучных учащихся, мне предстоял серьёзный разговор по поводу их поведения и учебы, а это всегда вызывало обиду и самих пацанов и некоторое недопонимание со стороны их мам и пап.

Большинство из которых считало, что процесс воспитания в большей части это забота педагогов ПТУ, а не их родительское дело.

«Да, пора вставать.» — я начал вылезать из под одеяла.

Сел на край дивана, протирая глаза ладонями. В маленькой кроватке, стоявшей в изголовье нашего семейного ложе, посапывал во сне, маленький сынок.

«Не разбуди Женечку. Потише слон ты мой!» — улыбаясь тихо прошептала жена, поглаживая меня по спине.

Я тихонечко приподнялся на еще слабые ноги, голова предательски закружившись, качнула меня в сторону и снова опустила на край кровати.

«Что?, штормит после вчерашнего?» — поняв моё состояние спросила Жанна, добавив:

« Сегодня не пей с дружками, хватит!»

«Не буду больше.» — делая еще одну попытку встать, буркнул молодой выпивоха.

Попытка удалась, я направился в ванную комнату, умываться, и чистить зубы.

Ковыряя во рту зубной щёткой и глядел на себя в зеркало, подумалось: « Нет, надо заканчивать эти пьянки — гулянки. Рожа вся опухла, как у бомжа вокзального. Эти Горбачевские запреты на потребление алкоголя, приносят не пользу, а только вред. Как только появляются свободные деньги, так сразу хочется выпить!, а пробиваясь с боями в винный магазин, берёшь на все деньги, в про запас. Но как обычно, весь запас быстро испаряется и то что было куплено с надеждой на на будущее, выпивается с дружками в один присест!

Да и водка стала отвратительной, голова трещит от неё, ужасно, из чего они её только делают? А вчера и запах от неё был, какой то не такой как обычно. Как её только коммунисты пьют? »

Так размышляя про себя на животрепещущую тему, я закончил утренний туалет и вышел из ванной.

Есть с утра не хотелось, да и на работе в ПТУ для педагогического состава был обеспечен и стол в виде отличного завтрака и обеда, и дом, в виде собственной подсобной комнаты со всеми удобствами, плюс спортивный зал, с теннисным столом и тренажёрами.

Но, я всё таки открыл дверь холодильника и долго всматривался в глубь него, думая, хочу я чего ни будь или нет, закинуть себе внутрь, именно сейчас.

Душа потребовала только кефира, который был мгновенно выхвачен из прохлады его белого чрева и залпом опорожнен до последнего глотка.

После этого внутри резко полегчало, пожар изжоги стал затихать, мозг прояснился, головокружение зримо затихало, лицо приобретало нормальный вид и цвет.

Посидев несколько минут за кухонным столом и посмотрев на часы, которые показывали семь сорок пять, Александр проговорил сам себе-

«Надо идти, построение учащихся в восемь утра. Потом завтрак и понеслась, закружилась ежедневная будничная чехарда с малолетней бандой петэушников.»

Все еще с тяжестью в ногах, поднявшись, я направился к выходной квартирной двери. Одевать ботинки и завязывать шнурки, было не просто трудно, а мучительно, кровь приливала к голове, от чего она кружилась с удвоенной силой, в глазах замерцали радужные круги.

«Ключи не забудь. И хватит уже выпивать.» — сказала жена выходя из комнаты.

«Жануся!, больше ни капли.» — одевая пиджак, пообещал я.

Поцеловав жену в щёку, я вышел на лестницу и вызвал лифт.

Лифт поднимался на мой девятый этаж медленно, издавая жуткий треск и скрип. Всегда, когда я в нём находился, мне казалось, что вот сейчас он развалится, и я полечу в низ, в шахту.

Спустившись на первый этаж и выйдя на улицу, легкие, сердце и вены потребовали глубокого, не однократного вздоха, что и было моментально сделано.

Деревья возле дома, стояли жёлто — красные, местами с коричнево-зеленеющими заплешинами,, яркое утреннее солнце заставляло их светиться каким то фантастическим светом. Лёгкие заморозки по ночам покрывали лужицы тонким ледком, он был с узорами как на окнах зимой, а под ним была пустота, вода и морозец невероятным образом создавали природную красоту.

Воздух был свеж, прозрачен и сладостно наполнен запахом прелой земли и опавшей листвы, я вздыхал его заполняя легкие до отказа, и мне было все мало, и мало этого чарующе — волшебного аромата и вкуса.

Оглядевшись по сторонам и прищурив глаза, после могильно — темного подъезда разноцветье деревьев и яркое солнышко бодрили меня, и давило мой проясняющийся разум, на моём лице высветилась не сходящая улыбка.

До училища в котором я работал, было не более трёх минут ходьбы, нормальным шагом.

Я быстро шагая, не пропускал не одной покрытой ледком лужицы и каблуком ботинка ударяя по их узорчатым стеклам, слышал их звонкое приветствие в виде гулкого потрескивания, и фонтана мерцающих осколков. Утренний дурман, вылетел из головы окончательно.

Училище.

Работал я в те далёкие времена в СГПТУ № 164, мастером производственного обучения, вел группу электромонтажников. На эту специальность в училище, при поступлении ребят, проводился своеобразный конкурс аттестатов о восьмилетнем образовании. Работать мастером у электромонтажников было хоть и трудно но интересно, а главное почетно, ребята подбирались, что называется — лучшее из худшего.

Если сравнивать с общей массой поступающего контингента, то это была элита.

В сравнении с группами “головорезов,” фрезеровщиков, токарей, электриков мои были почти тихонями и батанами!

Хотя на самом деле, это было далеко не так.

С ними я находил общий язык, группа была почти образцовая, каждые каникулы администрация училища награждала моих пацанов поездками в различные города СССР.

Где мы только не были! От солнечного Душанбе, до туманной Прибалтики! Мы побывали с ребятами во многих республиках и городах нашей необьятной страны. Само училище, было построено по стандартному проекту семидесятых, три трёх этажные коробки зданий, распологались одна за другой и соеденялись переходами. В первом корпусе, распологались кабинеты общеобразовательного обучения, во втором корпусе, были расположенны мастерские, в третьем корпусе находился спортзал, столовая и различные технические службы училища. Училище готовило специалистов различных профессий для авиационной фирмы Туполева, базовым предприятием являлся завод “ОПЫТ” расположенный в Москве, на улице Радио. Фирма была богатая и осуществляла отличное финансирование училища. Не были обижены в те далекие времена материально и морально ни мастера, ни преподаватели, ни руководство училища, а учащиеся были окутаны невероятной заботой и вниманием, в виде двух разового отличного питания в училище ( завтрак-обед), сухими пайками в конце каждого месяца ( мясная вырезка, щоколад-конфеты, сливочное масло), проездными билетами на все виды транспорта, форменным обмундированием ( все, от трусов-носков, до зимних шапок), стипендией, билетами в лучшие театры Москвы и цирки.

Лучшие учащиеся и просто нормальные пацаны, на которых можно было положиться, регулярно ездили в турпоездки в группах, по различным регионам и весям нашей необъятной страны, под названием СССРия.

Вот, в таком училище я сам учился с 1977 года по 1980й год, а потом работал с 1983 го по 1988 год.

Подходя к «учаге» у меня в голове мелькнула мысль — « Как мы вчера закончили отдых?

Все ушли нормально, или наделали каких ни будь страшных дел, за которые нас поимеет старший мастер Поковников «палкан», или того хуже директор училища Филиппов по прозвищу — «ВАСЯ».

Некоторые мастаки удлиняли его кликуху, произнося — «Эй мастер как тебя там, всегда забываю твою фамилию!"

Да, да!, не удивляйтесь это было его прозвище такое длинное и каждый раз при упоминании о «ВАСЕ», мало кто ленился повторить его и поржать над этим высказыванием.

От этих мыслей, в животе что то заворочалось, заерзало, как перед важным экзаменами, и захотелось резко в туалет. Войдя в дверь училища, я увидел сидящим на вахте Вовку Маркова по прозвищу «Марчело».

Володька Марков. «Марчело».

Марков Владимир был старше меня на года два, ростом один метр, восемьдесят два сантиметра, крепкого телосложения.

Когда я учился в этом же училище на третьем курсе, он был у моей группы, какое то непродолжительное время, вторым мастером — помощником.

Потом, его призвали в армию, а я закончив ПТУ, поступил в 1й МИПТ.

Несколько лет мы не виделись, на четвертом курсе обучения, я вернулся в родное училище, сначала на стажировку помощником мастера, а после на постоянную работу.

Здесь же оказался и «Марчело». Мы были молоды, у нас находились общие интересы и поначалу мы подружились.

Володька часто рассказывал нам, молодым преподам и мастерам, о своей службе в армии, о том как он защищал Афганский народ от бандитов-маджахедов.

Как его, с товарищами по по службе забрасывали на различные боевые задания на вертушках, в разные места и как он выполнял их, за что был, по его словам удостоен двух орденов Красной Звезды.

Я слушал его, открыв рот, завидуя и восхищаясь его подвигами.

Он рассказывал вдохновенно, с хрипотцой в голосе, с чувством, толком, расстановкой, с мельчайшими подробностями и было трудно не поверить ему.

Всё училище знало, что «Марчело» — герой, учащиеся боялись его, мастера и преподаватели уважали и преклонялись перед местным героем.

Физически он был здоровенным малым, а с его боевыми рассказами, он приобрёл не виданный авторитет.

«Выбросили мой взвод на сопку, с вертушек.» — рассказывал он.

«Залегли мы, окопались. Духи нас двое суток обстреливали и штурмовали. Мы все грязные, потные, пыльные, потери огромные. Воды нет, капли во фляжках, а мы держимся, рубимся с духами. По рации приказ передали: «Продержаться еще сутки, любой ценой! Колонна бензовозов и техники идет, надо обеспечить безопасное продвижение.» — а у нас от взвода двенадцать человек осталось, но приказ есть приказ!

Мы держались как могли, задачу выполнили. Через сутки забрали нас вертушки, всего восемь человек живых. Прилетели мы на аэродром, а я единственный из младшего комсостава уцелел, сержантом я был, вываливаюсь из вертолета, иду пошатываясь, еле ноги волоча, а ко мне генерал бежит, не идет, а именно бежит.

Подлетает ко мне и по плечу меня бац: « Молодец старшина!»

А я ему: ни как нет товарищ генерал, я сержант!

А он мне: «Я сказал, старшина!» — и снимает со своей груди орден Красной Звезды и дает мне.

«Оформить наградные.» — говорит адъютанту, с выкатившейся слезой на глазах.

А я говорю: мне орден, а ребята там полегли, какие парни были! — и не дожидаясь ответа пошёл прочь от него.

Тут командир батальона подлетает ко мне: «Как с генералом разговариваешь?» — а я ему: да пошёл ты, крыса тыловая! А он хохол, здоровенный, под два метра ростом, на меня как танк попер, я ему в грудак как дал «мавашу», он с катушек в пыль аэродромную юзом полетел.

А генерал, мне говорит — Молодец сынок, ты прав! Ничего не бойся!

Вот такими рассказами удивлял нас Марков, до определённого момента.

Но со временем, у меня и у других мастеров, зародились сомнение в подлинности его баек.

Уж больно складно он пел, разрисовывая картинки афганских событий словно на масляном полотне и при этом делая театральные позы и играя мимикой.

Еще больше вызывало подозрение то, что человек имеющий два ордена, ни когда не одевал их, ни на какие праздники.

Спросить на прямую и тем самым усомниться в его правдивости и честности, до поры до времени ни кто не решался.

В узком кругу близких приятелей, высказывались некоторые подозрения по данному вопросу, но до поры — до времени просветить его не решались.

Однажды, я как бы невзначай приведя на урок НВП ( начальная военная подготовка) у моей группы, поинтересовался у нашего военрука Льва Фёдоровича, знает ли он про то, что у нас работает настоящий герой Афганец

Лёва, так называли мастера за глаза военрука, об этом ни чего не знал и скривив удивленную гримасу на своем не молодом, полковничьем лике, только поинтересовался — и кто же тот герой?

Значит Марчело рассказывает свои истории, только избранным лопухам! — подумал я, и попросил Лёву узнать в Военкомате, правда ли что Владимир Марков герой, дважды награждённый орденом Красной Звезды, за подвиги в Афганистане.

«Марчело», продолжал травить направо и налево, свои побасенки о своих героических подвигах, вновь приходящим мастерам и преподам. В училище после институтов приходило тогда много молодежи на работу, а я слушая его истории по десятому разу, всё больше сомневался в их правдивости.

И вот однажды в училище зашёл парень, когда то учившийся с Марковым в одной группе. За ненавязчивой болтовней я спросил его о боевых заслугах его товарища, — знает ли тот что либо об этом?

Он даже опешил, от такого вопроса, а потом засмеявшись сказал:

«Марчело», всегда называли в его группе «балаболом», если не сказать сильнее, пиз…болом, но да такого додуматься? Я точно знаю, что он служил в Ленинобаде, в медсанчасти! Он писал об этом моему дружку по учёбе, с которым я тесно общаюсь. Там и наслушался видимо рассказов от ребят которые действительно воевали в Афгане, а теперь вам лапшу на уши вешает!»

Я был поражён, «Марчеловским» враньём, ведь врал, касаясь Святой в то время темы.

Через какое то время и военрук Лев Яковлевич подтвердил, что о таком герое в военкомате ни чего не известно, данных по награждениям Маркова в личном деле не имеется.

Уважение к Маркову у меня пропало окончательно, я без лишнего шума объяснил всем мастерам с которыми дружил, что наш горе герой, просто вешает нам всем лапшу на уши.

Потом мы слушали рассказы «Марчело» смеясь в душе над его враньём, а когда мы были без него, да ещё за накрытым столом, мы ржали до слёз повторяя его рассказы передразнивая его мимику, жесты и сценические позы.

Со временем он понял, что многие из коллег догадываются о его вранье и перестал потчевать сказками о своих геройствах старых знакомых, полностью переключившись на приходящую молодёжь.

Кто то спросит, чего же вы не вывели его на чистую воду, что бы он не спекулировал памятью павших ребят в Афгане?

В тот момент когда мы это выяснили, мы вроде как почувствовали свою сопричастность к его вракам, нам было стыдно за него и не хотелось добивать его гордыню, а себя унижать разоблачением коллеги.

А он почувствовав, что мы узнали правду, сдобрил ранее рассказанную лож, еще большей ложью, дополняя ее, тем, что он служил в секретной спецчасти в Ленинобаде, откуда их группу забрасывали на самые сложные спец задания.

В общем прям настоящий воин ГРУ и награды его засекречены, и изъяты из личного дела.

Потом он даже вроде кому то из молодых показывал ордена Красной звезды, по секрету, но чего не видел, о том не скажу.

Скорее всего он взял его у кого то на прокат, для демонстрации.

…………………………………………………………………………………………………

«Здорово!» — увидев меня сказал он, протянув мне руку.

«Привет! Старший мастер пришёл.» — пожав её, спросил я. « Нет ещё. Но Вася, эй ты мастер!, уже тут.»

Василий Фёдорович Филиппов. «Вася».

«Васей» звали нашего директора, он работал в училище уже несколько лет.

Среди преподавателей и мастеров он не пользовался особым авторитетом, большинство отзывалось о нем как о не далёком руководителе.

Косноязычие его вошло в училищные анекдоты и поговорки.

Он не ясно, не точно выражал свои мысли, порой просто издеваясь над русской речью.

Такие выражения Василия Фёдоровича, как — Что Вы тут стоите и ходите?, или Эй мастер!, не знаю как тебя зовут, всё время забываю твою фамилию, Вам тут, не там!, всех уволю!, у меня очередь стоит под самолетом, на работу! — стали просто крылатыми выражениями в нашем училище.

Он был толстым человеком, роста чуть выше среднего, с круглым лицом и глазами на выкате, всегда аккуратно подстриженным, ходил по училищу в костюме и при галстуке. По характеру, без компромиссный, вспыльчивый, не считающийся с мнением окружающих его людей. Он не считал мастеров за педагогов, называя их пастухами, а педагогов работающих в училище за интеллектуальных людей.

Лишь с некоторыми из них, из огромного педагогического коллектива, он имел приятельские отношения.

В училище он появился в 1979 году, в сентябре месяце, в тот год я был третьекурсником.

«Вася» сменил на посту директора ПТУ 164, отличного человека и педагога Сафрошина, который пошел по слухам на повышение по карьерной лестнице, работать на головное предприятие завод «Опыт», на ответственную должность с очень хорошей зарплатой.

По приходу вел он у моей группы урок «Дорожного движения», был и такой предмет!

Уже тогда я понял, что человек он туповатый, ленивый, не слишком знающий и понимающий даже то, что сам преподаёт.

Вёл он предмет ужасно, скорее он его вообще никогда не вел, ни чего, ни когда не объясняя учащимся.

По видимому это был его дополнительный доход, к немалой директорской зарплате.

Он заходил в аудиторию со словами-« Петрович давай!.» — и махал рукой, в знак, что бы киномеханик включил кинопроектор.

Петрович был этаким училищным «блаженным», над которым частенько подсмеивались пацаны. Он запускал для нас не только фильмы по «Безопасности движения» в классе, но и показывал кино в актовом зале, на большом экране.

У меня, ещё со времени обучения в училище, сложилось впечатление, о Василь Фёдоровиче, что он просто боится общения с учащимися. Позже, уже будучи мастером, я укрепился в своём мнении окончательно и бесповоротно.

К мастерам он относился почти, как к учащимся, мог необоснованно оскорбить, унизить, понимая, что их заработок и положение в училище полностью зависит от его благосклонности.

Правда природное чутьё у него было на высоком уровне, он чувствовал кому можно пресануть по сильней, а с кем нужно вести себя более деликатно. В училищной столовой у него был отдельный кабинет, директор столовой сама накрывала для него стол, обедал он всегда в обществе своего доверенного лица, завхоза Лидии Александровны. Он вел себя на работе как маленький царёк.

……………………………………………………………………………………………………

«Пошёл я переодеваться, а то надо к практике готовиться.» — сказал я, направившись в мастерскую, которая находилась в среднем корпусе, на третьем этаже.

Проходя по переходу между первым и вторым корпусом, я увидел ребят из моей группы, сидящими на подоконниках, и усердно, что то переписывающими.

«Так, чего списываем?» — спросил я проходя мимо них.

«К спецтехнологии готовимся.» — хором ответили они.

«Молодцы!Командир, через пять минут построение.» — предупредил я учащегося, по фамилии Ванчагов.

«Есть!» — по военному ответил тот, дисциплина в моей группе была на высоком уровне.

С восьми до десяти.

Я поднялся к себе в мастерскую, открыл дверь, в лицо пахнуло табачным перегаром перемешанным с запахом алкоголя и подкисшего съестного.

« Надо срочно проветрить мастерскую. А то старший мастак войдёт и догадается о вчерашних посиделках. Будут у меня, тогда большие неприятности.» — мелькнула у меня в голове мысль.

Я открыл все окна в помещении, включил мощную вытяжку электромонтажной мастерской, свежий воздух быстро выдавил остаточное неприятное амбре из помещения.

Возле моего стола стояли пустые бутылки, по полу были разбросаны окурки, объедки, затоптанные карты.

«Нет в моей мастерской больше пить и гулять не будем! Мои корешки отдыхают, а я с утра убирайся и тумаков получай от начальства. Хорош!, нафиг такие посиделки!» — думал я, засовывая пустую посуду в шкаф и заметая пол почти новеньким веником.

Только я поставил его в уголок и начал мыть руки, как дверь мастерской открылась и на пороге появился Полковников, наш старший мастер.

«Здорово! На пятиминутку не опаздывай и мастеров, увидишь в столовой, скажи всем, что я жду их, к себе.» — попросил меня Анатолий Михайлович, внимательно осматривая помещение мастерской.

И уже выходя спросил: « Методички, когда сдашь?»

«Пишу, немного осталось, после завтра закончу.» — ответил я, одевая на себя белый халат и «выпорхнув» за ним из мастерской.

«Давай, давай, поспешай!» — неспешно вышагивая прочь от мастерской, повернувшись ко мне спиной, сказал он, гордо неся на плечах свою большую боксерскую голову.

Я закрывал дверь и подумал: « Ну чутьё у него, сразу ко мне припёрся! То по нескольку дней в мастерскую не заходит, а тут как чувствует, что то. На запах идёт, что ли?»

Я втянул носом в себя воздух, около мастерской, запах был обычным, пахло промасленной ветошью и металлом.

«Ладно всё нормально, успел убраться, а это главное. Не пойманный, не вор!» — размышляя про себя, я побежал проводить утреннюю линейку с пацанами.

Командир моей группы увидев меня скомандовал — « Становись!»

Все ребята быстро убрали свои тетрадки в сумки и построились в три шеренги.

«Ровняйсь! Смирно!» — скомандовал командир.

« Вольно!» — сказал я, и продолжил: « Родители Анохина и Курдюмова сегодня придут?»

« Да.» — вместе ответили провинившиеся.

«Хорошо. Поведение на уроках должно быть только отличным, что бы преподаватели были довольны вами. Не забывайте, что скоро каникулы и лучшие из вас поедут со мной в экскурсионную поездку в Ригу, на целую неделю.

Сейчас идем на завтрак, кушаем и сразу не дожидаясь меня, идём на нулевой урок.

Какой сегодня нулевой урок?» — спросил я, проверяя память ребят.

«Физика!» — почти хором ответили они.

«Молодцы! На право, в столовую шагом марш.» — скомандовал я.

Ребята повернулись и пошли в столовую завтракать.

Кормили у нас в училище очень хорошо, в том была заслуга директора столовой Галины Ивановны у которой ни кто из работников не воровал, кроме разве, что ее самой, ну разве что, самую малость.

Галина Ивановна.

Директором столовой нашей путяги, была женщина плюс-минус, вокруг пятидесяти, выглядела она для своего уже не молодого возраста, очень даже привлекательно и сексопильно. Семья у неё не сложилась, детей не было и на мастеров она посматривала как на потенциальных поклонников и ухажеров. Подкармливала она друзей не скупясь, накладывая как говорится, от души и через край.

Но тех кого не особо привечала и любила, строго по норме питания.

Будучи директором столовой, на довольствии у корой было под тысячу человек, она была очень порядочным руководителем.

Не могу определенно сказать о её коммерческих делах, на счет воровала-не воровала.

Но в обиде на неё в училище, никто никогда не был.

Обеспечивала питание учащимся по самому высокому уровню, выдача сухпайков пацанам, все отдавала до грамма!!!

За качественное дежурство по столовой, а это две смены питания в день, завтрак и обед, под 600 человек!, мастерам обеспечивающим процесс накрытия и уборки столов, выдавала небольшой продуктовый презент.

Каждый день, по установленному графику, мастера со своими группами дежурили по столовой, надо сказать работа эта была тяжёлая и муторная, нервная.

Возле столовой училищная пацанва всегда скапливалась и бушевала, пытаясь взять дери столовки на абордаж.

Дежурному мастеру приходилось, стоять на дверях, наводя порядок и поочерёдно пропускать внутрь оголодавшее племя.

Но учащимся нравилось дежурить, потому, что им в этот день не надо было учиться, а мастерам было прибыльно дежурить, потому, что после дежурства Галина Ивановна давала в качестве премии, что ни будь из продуктов, причем в приличном колличестве.

Она была душой любой компании, частенько собирая своих друзей на посиделки за рюмкой чая, у себя в подвале.

В число её друзей, входил и я.

Мы часто вместе, ездили в поездки по стране, в них она преображалась, её годы как будто исчезали, она вела себя как тридцатилетняя молодуха, а мы молодые мастера чувствовали в ней своего друга и собутыльника. Все в училище, относились к ней с уважением, не потому, что она была директором столовой, а потому, что она была человеком с большой буквы, «своя тетка в доску!»

Я зашел в столовую и направился к кухонному прилавку. Моя группа, с легкой сумятицей приземлилась за накрытые столы и преступила к поглощению завтрака.

«Привет Санёк!» — поприветствовала меня Галина Ивановна. Когда у неё было хорошее настроение она называла меня Саньком, а когда была не в духе то приветствовала Александром Ивановичем.

«Кашки положить?» — беря в руки половник, спросила она.

« Немного.» — ответил я.

« Что головка, бу-бо.»-Галина Ивановна знала обо всём, что происходило в училище.

«Да, немного вчера переусердствовали.» — признался я.

«Знаю,знаю. Вчера Мишка Надумин прибегал вечером, за закуской.»

Она подала мне тарелку с каше и яичко с маслом, сказав: «Вот покушай, и всё пройдёт.»

Я поблагодарил её и присел за стол. За столом сидели мастера Медведев Николай Сергеевич и Горихин Игорь.

«Ну, как вчера закончили?» — засовывая полную ложку каши себе в рот, спросил меня, Горихин, по прозвищу «жиртрест».

«Нормально, в карты до десяти рубились, в сичку и бурку» — ответил я, зачищая вареное яйцо.

«Полкан, сегодня не застукал?» — спросил Николай Сергеевич, мешая в стакане ложечкой чай.

«Нет, я успел убраться, только веник поставил и он заходит. «Привет, методички написал…» — спрашивает меня, а сам принюхивается. Но вроде пронесло. А то, как всегда-« Двадцать процентов — минус от премии!». Нет хватит у меня в мастерской пьянки устраивать.

«Вы гуляете, а я отвечай.» — приступая к завтраку, сказал я.

«Сегодня будем отдыхать у Горихина.» — улыбаясь, сказал Николай Сергеевич, по прозвищу «Сергеич», поднося стакан чая к губам.

«Ага, сейчас!» — сказал Горихин. «Жиртрест» был ещё тем хитрованом, про него в училище говорили — «Где Горихин побывал, там другим делать нечего!»

Горихин Игорь. «Жиртрест»

Горихин был чуть старше меня, года на два, но хитрей десятка таких как я, многократно.

Он был похож на колобок, роста среднего, с вечно красным, округлым лицом, на котором почему в его года ничего не росло.

«Жиртрест» знал, когда, где, в какой момент, а главное что, нужно сказать и сделать, что бы на него обратили внимание. А так же знал, что, где, и когда не надо делать, что бы не попасть в немилость руководства училища.

Все эти хитрости, в конечном итоге материализовались с полна, в виде дополнительного материального поощрения от руководства, а также в виде украденного из мастерских училища каких то нужных в быту вещей, как то, слесарного инструмента, гвоздей, шурупов, свёрл и прочего так необходимого в его загородном хозяйстве инструментария. Каждый день он мотался на электричке из своей Электростали на работу в учагу, с большой хозяйственной сумкой, причем было подмечено, что в училище он приходил с ней на легке, а обратно пер ее почти всегда туго нагруженную и увесистую.

Горихин мне всегда напоминал «голубого воришку» из Двенадцати стульев, этакий скользкий, субъект, гребущий по пути своего следования все и вся.

Если он делал что то полезное, по оснащению мастерской или училища, то об этом знали все, он умел припадать свои заслуги так, что не наградить его было просто не возможно.

Наш директор «Вася» частенько указывал на него как на лучшего мастера, на которого мы все должны равняться.

Знал бы он какого змея он рекламировал, средь нас!

«Жирдяй» умудрялся выпивать на работе в любое время и не был замечен в пьянстве ни разу.

Его огромной, молодой фигуре требовалось не малая доза, что бы явный хмель проявился на его вечно розовом пухлом лице.

С мастерами у него были довольно сложные отношения, с кем то он дружил, с кем то просто выпивал за компанию, а с кем то просто общался по работе, но подвоха и предательства от него можно было ожидать в любой момент и первым, и вторым, и третьим.

Интересно было наблюдать за ним как он здоровался с коллегами, с равными себе, надменно и чопорно, с чувством некого превосходства.

Он подавал руку нам, будто бы для поцелуя, небрежно посматривая в сторонку и выпятив пузо вперед.

Но с руководством училища, он был чрезвычайно учтив и любезен, он слегка сгибал спинку наклонившись чуть вперед и как будто на балу, слегка шаркал ножкой, тем самым выказывая свое особое уважение к вышестоящему начальству.

Я заметил, что и ребята его группы, через год, полтора общения с ним, становились по повадкам сродни ему и очень походили на наставника. « Яблоко, от яблони далеко не падает!» — думал я, глядя на « жиртреса» и его пацанов.

Николай Сергеич. «Сергеичь».

Николай Сергеевич, был душой компании. В свои пятьдесят с небольшим, он сохранил задор двадцати летнего паренька. С ним было интересно общаться, он многое знал и видел за свою жизнь, рассказы его были с юмором и прибаутками. Он всегда был готов поддержать любые начинания мастеров в.

В его полтинник, на первом месте у него были женщины, на втором вино, все остальное было второстепенно. Когда мы с ним, что то праздновали, в конечном итоге мы частенько попадали в какие ни будь ситуации из которых потом приходилось с трудом выпутываться.

С Сергеичем без приключений не обходилось, то у его машины руль отвалится на полном ходу, то колесо, то с ним в милицию угодим из — за его не внимательности, проехав на красный сигнал светофора, то чуть под грузовую машину не попали на его многострадальном «москвичонке». Побывав в нескольких неприятных ситуациях, я перестал испытывать свою судьбу и садился в его горе — автомобиль с крайней неохотой, в исключительных случаях.

Но другие мастера продолжали ездить с ним. Он часто, подъезжая к светофору спрашивал у сидящих в автомобиле, — «какой свет горит?»

Все воспринимали это как шутку. Но однажды, он и еще несколько мастеров, как всегда поехали куда то отдыхать, Сергеич без вопросов проскочил на красный свет и его машину чуть не задел автобус, когда начали разбираться в чем причина, оказалось, что Сергеич дальтоник, он просто не различал ни какие цвета. К своей работе он относился, как к бродячей кошке, совершенно безразлично.

Группа у него была одной из худших в училище. Руководство терпело его, до поры, до времени, не выгоняло, мастеров в тот период не хватало, так как профтехучилища были переполнены учащимися сверхмеры.

……………………………………………………………………………………………………

« Ну, а чего ты сразу занекал? У Сашки можно значит гудеть и гадить, а у тебя нельзя?» — хитро улыбаясь спросил, Сергеич, Горихина, допивая чай.

«Я мастерскую, к открытому уроку готовлю.» — мгновенно выпалил Горихин, явно импровизируя по ходу пьесы.

Кушать в это утро мне совсем не хотелось, поковыряв ложкой кашу и съев яйцо с кусочком хлеба и сливочным маслом, я закончил завтрак.

«Ладно давайте, заканчивайте. К Полковникову пора на ковёр.» — поднимаясь из — за стола, сказал я.

Ребята из моей группы уже позавтракали и отправились на нулевой урок.

Я отнёс посуду на мойку и направился к выходу из столовой. В дверях столовой я столкнулся со своими друзьями, Надуминым Михаилом Лазаревием ( миха), Кошнозаровым Александром Артыковичем (коша), Светловым Серёгой ( светлый), они о чём то оживленно разговаривали, размахивая руками и громко смеялись.

«Здорово! К старшому пора, а вы только в столовую идёте.» — напирая на басы и корча из себя «делового всезнайку», усмехнувшись сказал я, перегородив собой проход в столовую.

«Да, ладно! Отвали в сторонку! Сам натрескался, а мы должны голодать!» — шутейно напирая на меня своим только — только обозначившимся животиком, по доброму усмехаясь сказал Миха.

«Ни чего, вам полезно! А то на казённых харчах вон какие репы натрескали!» — отпихивая шутейно Миху, смеясь продолжал басить я.

«Ладно! Попозже зайдём, Галина нам всегда поесть оставит, пошли к «палкану», а то он нас не пожалеет, двадцать процентов как с куста слетят!» — радостно потрясывая меня за руку сказал «коша» и добавил: « Ну здорово, давно не виделись!»

«Это точно, аж со вчерашнего дня!» — ухмылясь подтвердил я.

Мы были столь дружны тогда и так много времени проводили вместе, что даже расставание на непродолжительное время нас удручало и печалило.

В молодости всё воспринимается по другому — дружба, любовь, ненависть, преувеличены и искажены как в капле воды.

Только после сорока лет жизни, человек благодаря накопившемуся жизненному опыту и полученным «тумакам» от неё же, начинает осознавать, что настоящие друзья могут быть только на войне, или на работе связанной с большим риском для жизни.

Друг — этот тот кто за тебя, а ты за него, в огонь и в воду!, спина к спине против, всех и вся!

Все остальное, это товарищеские, приятельские отношения, собутыльники проще говоря.

Дружба как и любовь не может быть вечной, люди с годами сильно меняются, мудреют, стареют, дурнеют, глупеют.

Ничто не вечно под луной!

А тогда всё было в розовом цвете, феерично и красочно!

Мы были подобны четырем мушкетерам из книги Дюма, — один за всех и все за одного!!!

……………………………………………………………………………………………………..

«Сейчас, предупрежу Галину, что мы попозже зайдём покушать.» — сказал Серёга Светлов, направляясь быстрым шагом к раздаточной, у него были мягко сказать, особые отношения с Галиной Ивановной.

Светлов Сергей Александрович ( Светлый).

Серега был самым старшим среди нашей дружной компании и нам он казался самым мудрым.

Он был на семь лет старше меня, около тридцатки, высокого роста под метр девяносто, стройный брюнет.

Был он душой любого общества, многие преподаватели-женщины были явно не равнодушны к нему, среди коллег мастеров и педагогов он пользовался искренним уважением.

Он причислялся к старослужащим мастерам, давно работающим в училище и был вхож в разные группировки как опытных мастаков, так и молодых, только пришедших из институтов парней, как мы. По первоначалу мы сошлись с ним на почве любви к настольному теннису, в который приходили поиграть по окончанию рабочего дня.

Он был отличным мастером, ребята его уважали за его справедливость, вёл он группу столяров-модельщиков.

Жизненные неприятности частенько преследовали его.

Когда то он упал с балкона третьего этажа и сильно повредил позвоночник, долгое время был прикован к постели, но его семья помогала и поддерживала его всеми доступными способами, молодой крепкий организм переборол эту напасть и он выздоровел.

Как то он с семьёй и друзьями поехал на Клязьминское водохранилище, там они как следует посидели, покушав шашлычки и выпив изрядное количество алкоголя.

Потом как водится пошли купаться, он с другом отплыл на значительное расстояние от берега, а когда они стали возвращаться, Серёга плыл впереди, а его друг, отстал.

Светлый уже подплыл к берегу и начал выходить из воды, у друга его, свело ноги и он начал звать на помощь.

Не размышляя ни секунды, он рванул во всю оставшуюся мощь своих рук и ног обратно на помощь, но тот ушёл под воду и достать его быстро не получилось.

Второй раз, он пошёл с товарищами зимой в лес на пикничёк на лыжах.

Компания взяла с собой изрядное количество спиртного и еды, в лесу на очаровательной по красоте полянке, во круг жаркого костерка, всё принесённое выпили и съели под мужской разговор и анекдоты. Каким путем и чудом вернулся домой Серёга не помнил, но на следующий день жена соседа с утра прибежав к нему в дачный домик, заявив, что её муж не явился до сих пор домой.

Они пошли на то место где вчера выпивала компашка и нашли одного приятеля там, насмерть замерзшим.

Светлов каким то невероятным образом притягивал неприятности к себе и попадал в переделки и передряги регулярно.

……………………………………………………………………………………………………

«Я вчера, двадцаточку выиграл в бурку,» — похвастался мой ближайший дружок, еще по учёбе в техникуме, Сашка Кошназаров по кличке «Коша», когда мы шли на совещание к старшему мастеру.

«Верни в зад!, я как раз столько и проиграл!» — усмехнувшись выпалил Надумин Мишка ему прозвища не досталось, все его звали просто — Миха.

«Да, сейчас!, а кто позавчера в преферанс меня и «косого» обул, а не ты ли, Мишаня? Кстати ты мне ещё трояк должен! » — шутейно парировал Коша.

«Карточный долг, долг чести!» — встрял я в их разборки и продолжал: « Ты Миха давай заканчивай свои пьяные приколы. Пузом бросаешься на карты, руки в растопырку и орёшь — «Ставки сделаны господа!»

«Не помню!» — улыбаясь сказал Миха — « Вы на меня наговариваете, вот так всегда вы делаете.»

«За то, мы помним!» — поддержал меня Коша поднимаясь по лестнице на второй этаж.

«Это не я пузом на стол прыгал, это водка!»-оправдывался он, поглаживая свой животик через рубаху.

За разговорами мы поднялись на третий этаж производственного корпуса, там находился кабинет старшего мастера, подойдя к которому мы увидели, что все мастера уже находятся в нём.

«Опаздываете!» — сказал Полковников глядя на нас из под очков сдвинутых на нос, постукивая по часам пальцем.

«Начальство не опаздывает! Начальство задерживается!» — улыбаясь и глядя на нас с издёвкой как будто из–за угла, произнёс Павлюченко Михаил Иванович, старослужащий мастер училища, по прозвищу «падлюк». Его прозвище полностью соответствовало его сущности, от него можно было ожидать подлости в любой момент, в любую секунду.

Павлюченко Михаил Иванович. «Падлюк».

Павлюченко работал в училище, с самого его образования в 1975 году, еще когда здание училища только строилось и первые группы учащихся вынужденно занимались на самом заводе ОПЫТ. Пришёл он на работу после окончания 1го МИПТА и сразу зарекомендовал себя как исполнительный, жёсткий педагог — мастер, группы которые он вел, всегда были одними из лучших. Сам он был из глубокой провинции и приехав в Москву мечтал о любой карьере лишь бы зацепиться за Столицу нашей Родины и стать её жителем, получив вожделенную прописку. Судьба сделала его педагогом, мастером производственного обучения, прописала в Москве в комнатушке 8 кв метров. Внешне он выглядел гораздо старше своих тридцати двух лет, среднего роста, плотного телосложения, на круглом лице топорщились густые усы, на макушке головы уже блистала залысина. Не знающий его человек мог легко дать ему сорок с лишком.

Но на этом всё хорошее о нём и заканчивается.

Глядя на методы его работы, я всегда задавал себе вопрос, как его до сих пор не покалечили учащиеся или коллеги по работе.

Он действовал по методу «разделяй и властвуй», стравливая учащихся между собой.

Да и с сослуживцами он действовал по такому же методу, при первой возможности, докладывая руководству про всех и вся.

Он мог сегодня вечером сидеть с вами за одним столом, а завтра с утра дирекция училища уже знало обо всем происходящем и сказанном за этим столом, с мельчайшими подробностями, с приукрашиванием и выводами докладчика.

Он мог легко вторгнуться в вашу частную жизнь, наговорив про вас, всё равно кому, все равно что, лишь бы для этого возник подходящий момент и повод.

Падлюк, был этакой местной базарной сплетницей, собирающей всю гадкую, подлую информацию обо всех окружающих его людях.

И применяющий эту инфу в нужный момент, с целью опорочить, очернить кого либо.

Он не гнушался ни чем, в достижении какой то только ему ведомой цели.

Бывают такие характеры и люди на Руси, которые если не совершат сегодня гадость, ночью спокойно не заснут.

Не единожды страдал от его подлян и я.

Вот например…

Зашла моя тёща Анна Васильевна как то в училище, что то ей понадобилось мне срочно сообщить, благо дом наш находится совсем рядом.

На вахте возле входной двери сидел «падлюк», слово за слово, пока меня искали по училищу, он ей такого наговорил, что дома дня два потом крик и ор стоял.

Боже, чего он только не наплел!

Выпиваю я на работе не переставая, за учащимися не слежу, к работе отношусь спустя рукава, девки ко мне шастают на работу какие то постоянно!, и грубый я, и подраться могу в любой момент, и дерзок необычайно.

Надо признать, что многое из его «стука» теще, было почти правдой, но зачем же закладывать своих то?! Негодяй однако, да и только!!!

Доставалось от «падлюка» многим, если не сказать всем, в той, либо иной степени.

Ну и ему платили тем же, пацаны, когда у него был мотоцикл с коляской и он на нем приезжал в «учагу», непременно пользовались этим моментом, то колеса ему проколят, а то додумались подбрасывать в коляску говнища, причем в таком количестве, что возникал вопрос, — они его из дома приносили в пакетах, или в училище тужились?

Как же матерился «падлюк» потом отмывая и отчищая это вонючее послание!

Снуя с ведрами воды от туалета к мотоциклу, он пристально вглядывался в лица ухмыляющихся ребят стоящих в вестибюле нижнего этажа и взирающими на его муки.

Он словно пытался по их лицам понять, кто же одарил его таким презентом, но как говорится — за руку не пойманный, не вор!

Весть о мщении моментально разносилась по сарафанному радио училища. Все кто мог в такие моменты собирались у окон, первого этажа, да и второго с третьим тоже, что бы понаблюдать за рукотворным наказанием подлецу-стукачу.

С мастаками-коллегами было все попроще и одновременно сложнее, ему частенько перепадало просто по физиономии за его подляны и стукачество.

Это конечно вело потом к разборкам у дирекции училища, с подключениемя парткома, месткома и даже рядом находящегося отделения милиции.

Павлюченко в таких стычках принимал защитную, какую то бабскую позу, интенсивно махая руками во все стороны и вопя во все горло, что бы как можно сильнее привлечь внимание окружающего в данный момент люда. Что бы как можно меньше получить затрещин, от нападавшего на него мстителя.

……………………………………………………………………………………………………

«Михал Иванович!, я бы попросил вас не влезать не в своё дело.» — нравоучительно осадил его Миха Надумин — « А то вы как чего то скажете, так у других от премии, ни чего не остаётся!»

Павлюченко понял намёк, он как то съёжился, надулся и затих. Миха Надумин, особенно сильно, на уровне почти аллергии, не переносил «падлюка».

Надумин Михаил Лазаревич. «Миха».

Михаил Лазаревич Надумин, пришёл на работу в училище из какого то НИИ, где он протирал штаны за сто десять рублей. Когда он появился в училище, я уже работал мастером три месяца и знал в данном деле на много больше него, а до этого в моей родной «учаге» я 3и года «гонял болду» и еще пол года в ней же был стажёром-педагогом на четвертом курсе МИПТА.

Можно сказать я был профи, в деле укрощения дикого племени птушных пацанов, потому как сам только недавно был таким.

Миха был повыше меня ростом сантиметров на семь, крепкого телосложения, бывший спортсмен лыжник, имел высшее инженерное образование.

Приехал он в Москву для поступления в институт из глухой деревни, где весь спорт ограничивался лыжами в зимнюю пору.

В них он и сильно преуспел, в силу своих физических данных.

Что бы поступить в институт в ту пору нужны были соответствующие баллы в аттестате, членство в ВЛКСМ, хорошие школьные знания и высокий интеллект, а также не малую роль играли похвальные грамоты за что то и спортивный разряд.

Все это Михаил Лазаревич имел с лихвой.

Пять лет преимущества в возрасте давали ему надо мной фору не только в уме но и в солидности. Глазки щелочки на овальном, пухловатом лице хитро смотрели на окружающий его мир, а в сочетании с животиком производили неизгладимое впечатление на окружающих его людей.

Как и я он был, большим поклонником футбола, тенниса и всего спортивного и не спортивного, включая картишки и винчишко. Мы подружились, после одной истории, произошедшей с нами.

Перед зимними каникулами нас вызвал к себе директор училища «Вася».

«Ваши группы хорошо закончили полугодие и мы премируем ваших ребят, и вас в том числе как педагогов поездкой, в город Псков. А вы, должны решить между собой, кто из вас будет старшим группы.» — сказал нам директор, зыркая глазами на выкате, то на Миху, то на меня.

Я сразу смекнул, что такую ответственность возлагать за всю группу на себя не желаю и пока Миха думал в силу своей природной рассудительности и легкой заторможенности, я выпалил:

« Михаил Лазаревич старше меня на пять лет, опытнее, солиднее и поэтому, я предлагаю старшим группы назначить его.»

Василь Фёдорович сразу согласился с моими доводами и Надумин поехал в поездку ответственным лицом за всю туристическую группу. Ему явно не понравилось его назначение, но отказываться от поездки он не хотел. Возможность бесплатно посмотреть на старинный город земли Русской, Псков, могла больше не предоставиться.

Мы ехали в поезде, присматриваясь друг к другу, так как это было первое наше плотное общение в столь ответственной ситуации.

Миха, всё время монотонной езды в поезде травил анекдоты, причём рассказывал он их так здорово, что каждый анекдот в его исполнении вызывал у меня смех.

Он знал их так много, что я был просто поражён.

Я замечал по жизни, что очень мало людей которые могут качественно рассказывать анекдоты, рассказывать так, что бы даже несколько слов в сопровождении определенной мимики и ужимок вызывали восторженный смех.

Миха это умел, чего я был по жизни лишён.

Так коротали мы время в поезде, периодически осаживая нашу юную энергичную публику от необдуманных поступков и хулиганства.

Это сейчас не дай Бог пальчиком тронуть воспитуемого оболтуса, или крикнуть на него, засудят родители, затаскают по инстанциям.

А тогда нравы и обычаи были много проще, сами мамы и папы частенько просили быть с их чадами по строже, не гнушаясь давать легкого тумака или затрещины.

И я считаю как человек выросший в такой среде и проработавший с трудновоспитуемыми длительный срок, что это правильно, очень часто именно, битиё!, определят сознание, а тем паче в таком возрасте как у ребят в ПТУ.

Главное с этим делом не перегибать палку, находя золотую середину.

Прибыв на место нашей дислокации, нас поселили в гостинице, находящейся на против Псковского Кремля, наши окна выходили как раз на него, вид очаровывал нас. Мы с пацанами съездили на экскурсию по городу, сходили в Псковский Кремль. Наступил вечер, который нужно было чем то занять и как то скоротать.

Мальчишки отпросившись у нас, разбрелись кто куда, времена были тогда спокойные, а парни уже в том возрасте, что за ручку их водить не требовалось.

Я и Миха решили тоже прогуляться, по центру города, увидеть, то чего мы никогда не видели в тогдашней провинциальной России.

Гуляя по улицам, мы набрели на винный магазин, в котором не было очереди, какие постоянно были в то злосчастное время в Москве.

Как не крути, а сопровождать 25 буйных, энергичных мальчишек, я вам скажу дорогие товарищи, это огромное моральное и физическое напряжение!

И так на протяжении всей поездки от 3 до 5 дней.

Молодость! Ах молодость!

Чем может душа успокоиться в компании двух крепких молодых мужчин если в ней нет дам?

Только лёгкой выпивкой!

«Зайдём?» — предложил я.

«Зайдем.» — тут же согласился Миха.

Зайдя внутрь мы начали разглядывать то, что стояло на витринных полках.

А на них было всё! Различные сорта водки, начиная от Русской и заканчивая Посольской, манили нас, десятка полтора вин и портвейнов с различными этикетками красовались в стройных рядах.

В очереди к кассе стояло человек восемь-девять.

«Возьмём бутылочку?» — будто нехотя предложил Миха.

«Давай.» — подыгрывая ему, согласился я.

Кассирша обслужила трёх покупателей.

«Слушай, Миш, мы во Пскове будем три дня. Давай возьмем две бутылочки.

Грамм по двести пятьдесят на вечер нам, с тобой будет нормально.» — как бы в легком раздумье предложил я.

Кассирша обслужила ещё нескольких покупателей, стуча по клавишам кассового аппарата и выдавая им сдачу и чеки, перед нами остался один человек.

«Саш, мы здесь три дня, так давай возьмём три бутылочки, по пузырю на вечер, будет нормально и не пьяные, и напряжение снимем. Да под хорошую закуску мы и не почувствуем такую дозу! Так слегка голова закружится и только, расслабимся. Анекдоты потравим, шахматишки двинем, картишки раскидаем, вот и вечер прошел. » — уже с возрастающим желанием, в свою очередь предложил Миха.

Сделав вид, что не совсем уверен в правильности данного решения, с чувством, толком, расстановкой, я согласился: « Что бы,не бегать по магазинам, давай возьмем три! На три дня нам за глаза!»

Придя в гостиничный номер мы начали по чуть — чуть выпивать, после каждой стопки узнавая друг о друге всё больше и больше, не забывая контролировать учащихся в их номерах и через несколько часов близкого общения мы были как родня, знающая друг о друге всё, как будто всю жизнь прожили вместе.

Как и, что потом было, какие приключения с нами произошли, рассказывать не буду.

Пусть это будет покрыто тайной!

Наведу интригу только сказав, что куралесили мы почти всю ночь, наведя ужас на обслуживающий персонал гостиницы.

Только когда мы утром проснулись, под песню «Пора, по чуть, чуть — пора!» — от трех бутылок купленных на три дня, осталось не более грамм ста.

«Дааааа, погггуууулллляяли!» — сидя в трусах за столом и почесав пальцами руки, во взъерошенных волосах на затылке, сказал Миха.

«Сейчас бы в баньку, да с веничком, а потом пивка. Холодненького, пивка!» — лежа под одеялом и глядя в потолок мечтательно сказал я.

Миха тут же уцепился за мою мечту, согласившись с ней абсолютно.

Именно! Именно в баню! Да с пивком и воблочкой! Только это нас сейчас спасет и вылечит.

Так мы обнаружили ещё один общий интерес, любовь к русской бане.

Мы отправили учащихся на экскурсию с экскурсоводом, которая должна была продлиться не менее пяти часов, а сами пошли искать ближайшую баню, что бы выгнать из наших ослабевших от водопития тел, дурь и хмель.

Все случилось как и было намеченно!

И пиво, и вобла, были куплены, к ним присовокупили пару березовых веников, в заправду скажу, какой была баня не не помню, так как годы стерли этот момент из моей памяти.

Да и бань в моей жизни было столько, что всех не упомнишь.

Чуть отступлю в данный момент от своего повествования и коротенько скажу, что одна из них запомнилась мне на всю жизнь!

У нас укоренилась традиция, в поездках по разным городам и весям нашей необъятной страны, обязательно посетить местную баню.

Это как у Жени Лукашина традиция под новый год идти в его баню, так у нас в каждом городе посетить лучшую городскую баню.

Так вот приехали однажды, я и Миха, в очередную поездку, в славный город Одесса.

Узнали у местных где поблизости есть банька попариться.

Пришли, предвкушая предстоящее удовольствие от процесса помывки и прожарки.

В помывочном отделении было все вроде как обычно, но когда мы зашли в парную, нас ожидал ужас и разочарование.

Бетонные стены покрывала потрескавшаяся белая кафельная плитка с вышерблинами и трещинами. Пол и пологи бетонные. На которых лужами растекалась грязнущая вода.

Пар в парную подавался из какого то не мыслимого проржавевшего крана, вентиль открывался в ручную и из широкой горловины трубы вырывался горячий белый, обжигающий дым.

Этот мокрый дым моментально поднимался вверх, конденсировался на бетонном, черном потолке парной и уже от туда обжигающе капал на макушки, и тела незадачливых, не подготовленных парильщиков.

Пришлось оперативно эвакуироваться из парилки и брать металлические шайки, что бы ими прикрываться словно зонтиками в проливной дождь.

Меня поразило, то, что в этом мокром аду были те, кто получал явное удовольствие от происходящего, они валялись в грязных лужах на бетонном полу без прикрытий и охаживали себя грязными березовыми вениками.

…………………………………………………………………………………………………..

Та первая общая поездка в Псков, прошла на удивление спокойно и чинно, ни каких происшествий в ней более не случилось, продолжения банкета мы больше устраивать не стали и отдыхали в меру и спокойно.

Так я и Миха стали корешами по жизни и пронесли нашу дружбу до сего дня.

О сколько приключений и ситуаций было в ней за эти десятилетия, всего не расскажешь, да и в данном случае этого не требуется.

……………………………………………………………………………………………………

Мастера в ожидании начала утреннего совещания у старшего мастера, негромко разговаривали между собой — смеялись, шутили, подтрунивали над друг другом, в общем негромко балаганили, молодые мужики, одним словом.

«Так, базар прекратили!» — сказал старший мастер, когда в дверях его кабинета появился директор Василий Фёдорович, с зам. директором Шуркалиным Михаилом Васильевичем по прозвищу «Шурик» или «Демократ».

Все тут же затихли и нахохлились как воробьи на заборе.

У всех было что называется «рыльце в пушку».

Шуркалин Михаил Васильевич.«Шурик» — «Демократ».

Михаил Васильевич был человеком интересным, этаким скользким типом, которого ни как не ухватишь.

Он умел говорить так, что со стороны это выглядело очень грозно, напыщенно, торжественно. Слова его были обращены ко всем, но ни касались ни кого конкретно. Он был в первых рядах строителей справедливого социалистического общества, но когда осознал, что пошла новая волна, пришла новая перестроичная эра, он стал демократом, либералом, коммунистом, без партийным, консерватором и прогрессистом одновременно.

«Есть у нас некоторые товарищи, которые спрятавшись за широкими спинами своих же коллег, стараются, так сказать ничего не делать. Прохлаждаться на рабочем месте. А ведь им государство и наша руководящая партия платит не малое денежное вознаграждение, плюс большие премии.

Эти так называемые наши коллеги, привыкли ловить рыбку в мутной воде! » — говорил он, глядя на всех сразу. Он критиковал, гневно изобличал, грозил пальцем и даже стучал по столу кулаком.

И все думали, что это он лично его имеет в виду. Но после сказанного, ни каких действий по отношению к кому либо он не предпринимал, он боялся, что на него могут обидеться, члены его большого коллектива, затаив страшную обиду и неминуемую месть.

Через какое то время, стало понятно, что Шуркалин, просто демагог и балабол, дорвавшийся до маленькой власти, который побаивался своих подчинённых.

У него всё, что ему преподносили либо в качестве подарка от мастеров или педагогов, либо в качестве взятки от родителей, было — «Как раз, кстати! Вот именно это мне сейчас очень нужно!» — говорил он получая презент.

В какое время не зайдёшь в его личный кабинет, он сидел с сигаретой в руке и глядел в окно, перед ним на столе лежал чистый лист бумаги и ручка, на листе, было написано несколько слов.

Встречал он с порога всех одним выражением: « Приветствую, Вас! Работы столько, что отойти в туалет не когда! Бумажная волокита как всегда замучала, вот пишу отчёт…» Он очень любил создавать видимость бурной кипучей деятельности, этакого мыслителя, стратега, философа.

Даже сталкиваясь с ним в коридорах училища и обратившись по какому то вопросу, который можно было обсудить тут же, ежесекундно, я получал дежурный ответ — Саша чуть позже, сейчас спешу, дел невпроворот! Зайди ко мне через часок!

На Шурика почему то ни кто не обижался, ни мастера, не преподы, а объяснение было простым, он ни кому не причинял вреда, он жил сам, и не портил жизнь другим на работе, работал для себя и на себя.

……………………………………………………………………………………………………

Все мастера затихли. Появление на утреннем совещании сразу трёх главных руководителей не сулило нам ни чего хорошего.

Любого, из двадцати пяти мастаков находившихся в кабинете, можно было наказать за то или иное деяние, в любой момент времени.

Один не проконтролировал учащихся на заводской практике, другой не сдал во время методическое пособие, третий плохо подготовился к практическим занятиям, четвёртого поймали за игрой в шахматы или того хуже карты, пятый опоздал на работу, шестой явился с сильнейшим перегаром и помятым лицом, повод всегда можно было найти.

И чем могло кончиться присутствие всего руководства на утреней планёрке не знал, ни кто.

У меня на душе заскребли кошки, мало ли кто мог настучать о вчерашних посиделках, в моей мастерской.

Первым выступил Шуркалин, речь его была обо всём и не о чем, как всегда он гневался и грозил уволить всех кто не будет выполнять установленные должностные обязанности.

Красной нитью его повествования проходила мысль, что скоро педагогам-мастерам значительно повысят оклады и сразу же в наше училище выстроится очередь из претендентов на должность мастера производственного обучения.

Он почему то говорил, что очередь будет стоять не у директорского кабинета, а под самолетом, который красовался у нас перед зданием нашей путяги.

Большой, реальный, настоящий ТУ-104 был поставлен заводским руководством на нашем обширном училищном дворе, как символ причастности данного учебного заведения к авиационной промышленности.

Вся речь его, ни о чём, заняла минут семь-восемь, после чего « Шурик» покинул совещание с чувством глубокого удовлетворения.

Он мог весь оставшийся день, продолжать создавать видимость кипучей деятельности у себя в кабинете, не слезая с личного телефона, изредка отрываясь от трубки, для оправления своих физиологических нужд.

Следующим взял слово директор училища Василий Фёдорович, «Вася» — «эй мастер все время забываю твою фамилию!»

Филиппов в своём выступлении перешёл на конкретные личности. Сказав, что мастера Петров, Иванов, Сидоров, Краснов, плохо контролируют учащихся на производственной практике, не забыв походя, лишить тройку человек квартальной премии.

Он так же сказал, что участились случаи пьянок мастеров в стенах нашего училища и что он будет беспощаден с теми кто будет замечен в этом деянии.

По мне пробежал озноб и дико захотелось в туалет.

«Заложили! Спалился! Круто!, одна премия это как не крути, а шестьдесят рубликов слетят как с куста! Погуляли за мой счет, однако!» — подумал я, опустив взор на мыски своих ботинок.

Гневная отповедь различным негодяям нашего славного училища продолжалась с десяток минут, с общими формулировками и фразами. Но, о чудо!, моя фамилия там не прозвучала.

К концу его речи я был почти при смерти, от психологического перенапряжения.

Он закончил выступление, окинув мастеров суровым взглядом, спросив нас скопом: «Есть ко мне вопросы? Тунеядцы! Смотрите мне, уволю всех к чертовой матери!» — после чего погрозив всем собравшимся толстым указательным пальцем и провернув в своих глазницах несколько раз глазами, направился прочь из кабинета.

Конец ознакомительного фрагмента.