Ведьма

Александр Конторович, 2022

Магия… Палочка-выручалочка, к которой ты привыкаешь с рождения. То, что дает тебе власть над людьми и предметами, выручает в трудной ситуации и облегчает жизнь. Привычное и повседневное ощущение… Каково это – внезапно стать таким же, как и большинство окружающих тебя людей – ничем подобным не владеющими? Превратиться в того, кого в твоем, привычном, мире называют изгоями? Но – теперь ты будешь с этим жить. Ибо никакого иного выхода больше нет. Привыкай – теперь это твой мир…

Глава 3

— Впервые вижу такие деньги, откуда они у тебя? — игуменья Марфа подняла глаза на Дану.

— У моего отца были. Не знаю, где он их нашел, — очередной раз пришлось соврать девушке.

А что еще она могла сказать матушке? Что эти деньги чеканили в монетном дворе короля Дайна Геора Первого? И что подумает о ней монахиня? Хорошо, если спишет все на удар головой, а то и вовсе — решит, что Дана свихнулась. В ее ситуации только и остается, что выкручиваться, обрастая ложью.

— Ты вот что, — немного подумав, посоветовала игуменья, — не говори про отца в деревне. С тобой сестра Анна поедет, она скажет, что эти монеты — из монастыря, прихожане какие-то оставили.

— Так это же… грех? — удивилась Дана.

Про грех она уже знала лучше всего в этом мире. Потому что, с точки зрения сестер, все вокруг, что их окружало, практически, было грехом. Включая и мысли, чувства и даже многие самые безобидные желания. Дана внимательно слушала добрых монашенок, и только удивленно покачивала головой — она поражалась их силе веры.

— Грех будет, если в тайгу народ побежит — искать на месте погоревшего скита оставшееся золото. Тут такие страсти закипят, упаси, Господи. Сразу видно — старые монеты очень, может, царские или иноземные какие-то. Ясно же, что ни ты, ни твоя семья не путешествовали, привезти вы их ниоткуда не могли — не из-за какой угодно границы. Значит — хранили у себя все это время. Странно, что никаких знакомых надписей нет, ни года, ни происхождения. Но, похоже, золото. И две других, — монахиня сильно потерла в руках металлические кружочки, — серебряные. А медяшки — они совсем ничего не стоят, увы, девочка. Об этих красных монетках вообще можешь забыть.

«И на том спасибо! — обрадовалась Дана. — Куплю Краю курицу, ему на какое-то время хватит. А там и до леса, наконец, доберусь!»

— Народ в деревне небогатый, ты золотые монетки припрячь пока, — посоветовала матушка Марфа, — на две серебряных вполне можно пару-тройку кур обменять. Твоей собачке пока хватит. А дальше — Бог подаст.

«Ага, особенно мне. Так прям и отвалит мне на собачку по курице в день. Кушайте, не обляпайтесь».

Нет уж, вопрос кормежки Края она возьмет в свои руки. Вот только нога заживет еще немного, и Дана сразу же отправится в лес.

У нее, к сожалению, не было лука или самострела, и без него охота выглядела малоперспективно. К самострелу, который тогда привез им Лекс, она привыкла очень быстро и даже научилась неплохо с ним обращаться. Так что охота могла бы оказаться весьма перспективным занятием! Увы… ничего такого не имелось…

Но зато весьма обнадеживали слова сестер о лечебных травах. Монастырь весь год занимался изготовлением лекарственных сборов, а когда получалось — настоек. Их охотно покупали в деревнях в округе, кое-что даже удавалось сдать в окрестные города. Паломники, которых было не так много, как хотелось бы, тоже с удовольствием приобретали монастырские травы. Места тут были дикими, природа стояла нетронутая, чистые реки, большое растительное разнообразие — все это благоприятно влияло на интерес покупателей к продукции монастыря.

— Сестер молодых, к сожалению, уже у нас немного, — сетовала матушка Марфа, — совсем чуток изготовить травяных сборов только и можем, да и собрать-то — разве это же получится много? У нас столько работе в огороде, в саду, на кухне… Одних склянок надо сколько! Да и травы сушить негде — котла у нас нет, а с печным отоплением далеко не уедешь, морозы-то у нас — лютые, сама знаешь. Зимой только и выживаем, не до того нам, деточка.

Дана слушала и кивала головой. До дождей еще месяц — полтора, сказала матушка. А это значит, время у нее еще есть. Если поднапрячься, то можно еще успеть травы насушить. Авось, получится продать какие-то ее снадобья. Ведь ей просто необходимо научиться чем-то зарабатывать! Не идти же ей в телохранители? Кстати, а какое у них жалованье?

* * *

Деревенские даже не обратили внимания на телегу, в которой ехали три монахини из близлежащего монастыря. Телега докатилась до сельпо, и лошадь привычно встала на знакомой площади около высоких зарослей крапивы. Монахини слезли с телеги и направились к магазину — надо было закупить соли, муки и всяких мелочей для кухни. Последней с телеги слезла молодая послушница в платке, надвинутом на самые глаза. Она проследовала за сестрами в магазин и остановилась позади них, прислушиваясь к разговору.

— А кто это у вас — новенькая сестра, что ли? — приметила Дану крупная румяная торговка за прилавком. — Откуда же взялась такая? Недавно приехала, что ли?

— Это дочь Игната Семенова, из обрядников, — понизив голос, ответила сестра Анна. — Не всех их, оказывается, волки зарезали. Ее, видать, Господь спас, бедную душу. Сейчас у нас пока живет, а как дальше будет — Господь подскажет.

Сестры перекрестились, следом за ними — продавщица, и все посмотрели на Дану. Но она стояла, не шелохнувшись. С какой стати она будет повторять за ними непонятные движения? Если для нее они не имеют никакого смысла, то и времени тратить на это не стоит. А что они там себе по этому поводу думают — это их дело.

— У вас есть курица? — вдруг спросила та самая девушка, о которой только что шла речь.

— Ну, есть, — усмехнулась румяная тетка. — Тебе какую?

На прилавке под прозрачным колпаком лежали подозрительного вида тушки — куры не куры, и не цыплята, какие-то полупрозрачные с синим оттенком трупики.

— Вот эту, — ткнула рукой Дана в самую большую, — сколько стоит?

— А деньги-то у тебя есть, деточка?

— Н-нет, — немного запнувшись, ответила послушница.

— Ну вот, а спрашиваешь! Как же ты покупать-то будешь, коли денег у тебя нет?

— Наташенька, а вот у нас тут есть немного серебра, от паломников, — замявшись, вдруг произнесла сестра Анна, — курочка нам очень нужна. Не знаешь, кто в деревне нам это серебро на рубли обменял бы?

— Коли так, покажите, сестра, свое богачество! — заинтересовалась продавщица.

Сестра Анна протянула той тяжеленький серебряный кружочек. Та с любопытством посмотрела на металл, потерла его, затем бросила на весы.

— Десять грамм! Однако! Это монетка или что?

— Не знаем, Наташенька, паломники подали, сказали — на богоугодные дела. У нас их всего-то две и есть. Матушка Марфа йодом на нее капала — сказала, точно серебро. Без обмана.

— А ну, погодите, сестры, я мигом! — бросила из-за прилавка тетка, поправила свой передник и скрылась за занавесками.

— Вот что, — быстро вернувшись, сказала Наташа, — зайдите к Волосюку, в третьей избе от магазина он живет. Он мужик зажиточный, наверняка поменяет вам серебро. А мне оно ни к чему — стоит оно немного, но у меня и того нет. А получите деньги — приходите за курочкой, я вам самую лучшую свешаю.

Волосюк смерил сестру Анну и Дану хмурым взглядом. Дверь в дом приоткрыл ровно настолько, чтобы самому выйти, но что там внутри — ничего не разобрать.

— Что надо?

— Нам бы серебро обменять, продукты хотим купить для монастыря, — пояснила монахиня. — У нас немного, двадцать грамм всего, но деньги очень нужны.

— Серебро? Зачем мне? — мужик сделал движение захлопнуть дверь.

— Нам очень нужны деньги, это на богоугодные дела! — вдруг звонким голосом произнесла Дана. — Вам воздастся!

Так всегда говорили священники в ее мире, когда просили денег у прихожан. Вряд ли схема воздействия на верующих как-то принципиально здесь отличается.

Краем глаза она увидела удивленное лицо сестры Анны — та, видимо, впервые услышала так много слов за один раз от молчаливой до сего момента обрядницы.

— Ладно, — буркнул мужик, — заходите в светелку. Да потише, у меня внук болеет.

В комнате гостьи выложили на стол два кружочка серебра.

— Здесь двадцать грамм. А нам очень нужно кое-чего купить.

— Идет, — кивнул головой Волосюк. — Сейчас деньги принесу.

Он вышел из комнаты, оставив гостий в одиночестве. В наступившей тишине Дана услышала тяжелое дыхание ребенка за стеной. Она развернулась и шагнула к двери, ведущей в спальню. Слегка толкнув ее, девушка увидела кровать, на которой сидела молодая женщина и обнимала малыша лет четырех-пяти, мечущегося в жару.

— Что с ним?

— Не знает никто, врач говорит, инфекция, — жалобным голосом зашептала женщина, — никакие лекарства не помогают! Уже и в больнице были, а жар так шпарит, горит мой ребеночек… Ой, горе, мне, горе! — заплакала молоденькая мамаша, уткнувшись в горячее тельце сына.

Ребенок закапризничал и начал вырываться из рук матери.

— Можно?

— Конечно, благословите его, матушка! — с надеждой обратилась к Дане мать.

— Я не монахиня, — покачала та головой, беря ребенка за руку. — Я только травы ведаю…

Маленькая лапка вся горела огнем. В груди ребенка бушевал огненный вулкан — вихрь раскручивался так сильно, что еще немного — сердечко, казалось, сгорит в его жаре.

Дана нахмурилась — болезнь сидела глубоко внутри, там, где воздух соединялся с кровью и окрашивал ее в алый цвет. Чернота от заразы уже начинала расползаться шире, грозя перекрыть ребенку доступ к воздуху.

«Почему же здешние целители ничего не видят? — удивилась про себя Дана, отпуская руку мальчика. — Ведь ясно же, что они многое умеют!»

— Все в руках Божьих, — произнесла Дана фразу, которую часто слышала от сестер.

Она выскользнула обратно в горницу, как раз в тот момент, когда туда же зашел хозяин дома. Он молча протянул сестре Анне какие-то бумажки, при этом, пристально глядя в сторону Даны.

— Вот, хватит вам на несколько кур.

— Благослови тебя Господь, — кивнула в знак благодарности сестра Анна. — Пойдем, Дашенька…

— Постойте, — неожиданно сказал мужик. — Если вам так нужны деньги, я бы купил у вас вот этот нож.

Он кивнул головой на пояс Даны — у обрядницы на зачиненном в монастыре широком кожаном поясе висел солидный нож в удобных ножнах.

— Я хорошо заплачу — такой нож немало стоит, — добавил Волосюк. — Ну, что?

— Нож не продается, — спокойно ответила Дана. — Спасибо за деньги, нам этого хватит.

— Как хотите, — пожал плечами мужик, теряя интерес к посетительницам, — я хотел как лучше.

— Хочешь как лучше — приходи вечером в монастырь.

На эти слова с удивлением обернулись двое — хозяин дома и спутница Даны, сестра Анна.

— Это зачем?

— Попробую вылечить твоего внука. Если успею травы собрать и сделать лекарство — вечером сможете уже его напоить.

— А поможет? — с надеждой на лице метнулся к ней мужик.

— Обещать не могу, но хуже не станет, это точно. Только…

— Что надо, говори? Я все сделаю, один у меня внук, не могу видеть, как он болеет!

— Вино крепкое надо, самое крепкое, какое найдешь.

— Это что за вино такое? — не понял Волосюк, оглядываясь на монахиню. — Самогон, что ль?

Та с удивлением пожала плечами.

— Гореть должно, — пояснила Дана, — достанешь?

— Это она про спирт, — догадалась сестра Анна.

— Господи, да у меня этого добра — залейся! Я тебе хоть бочку принесу!

— Вот бочку и принеси, — подловила его на слове Дана.

У нее столько планов на осень, что бочка крепкого вина или, как он там сказал — спирта? — не помешает.

Мужик яростно закивал головой.

— Еще что?

— Сахару чистого, без примесей чтобы…

Монахиня с хозяином дома удивленно переглядывались, с трудом разбирая, что говорит Дана — какие еще такие примеси?

–… Склянки чистые разного размера, с пробками, чтобы закупоривались хорошо, пергаменту или бумаги плотной, чистой тоже… Да! Меду, если есть! И процеживать чтобы — ткань чистую мне надо, плотную. Сестра Анна, — обратилась Дана к монахине, — ступка в монастыре есть? А весы? А выпаривать получится?

— Получится, деточка, получится! — покосилась сестра Анна на Волосюка, — у вас ведь найдется самогонный аппарат? У нас телега тут стоит, у магазина…

— Да я… да я прям щас побегу все собирать! — засуетился мужик. — Я потом сразу к вам, в монастырь…

— Сразу — рано, мне еще трав надо успеть набрать и приготовить их. Приедешь раньше — будешь потом под стенами сидеть, ждать. Вечером, сказала же.

— Ага, понял. Ты, это… если хоть даже просто попробуешь ему помочь — я тебе по гроб жизни буду благодарен, ты это… звать-то тебя как? — вдруг вспомнил дядька.

— Даной, — коротко ответила девушка и вышла на улицу.

* * *

Край облизнулся и счастливо повилял хвостом. Кусок куриной грудки пес не съел — всосал в себя, практически не жуя.

— Хорошего понемногу, — покачала головой Дана, вытирая пучком травы свой нож, — еды у нас мало, а кушать хочется постоянно. Придется тебе потерпеть, пока мы не разбогатеем. А теперь — в путь!

Сестры уже забрались в телегу, надо возвращаться. По дороге она сойдет и поищет нужные растения — кое-что она уже видела, когда ходила искать свой меч. Повезет — наберет полный список, и тогда к вечеру сделает первую настойку.

«Времени, конечно, маловато, — озабоченно думала девушка, трясясь на каждой кочке по дороге в монастырь, — приличную вытяжку надо как минимум дня три делать, а то и месяц. Но ребенок очень плох, надо рискнуть».

Не доезжая до монастыря, Дана рассталась с сестрами, предварительно договорившись, что они подготовят ей место для работы на кухне к тому моменту, когда она вернется.

Слово свое она сдержала не сполна — первую вытяжку удалось сделать только ближе к ночи. Да и то только потому, что в монастыре был очень эффективный очаг — можно было регулировать огонь по своему желанию. Сестры сказали, что таким огнем они пользуются редко — потому что дорого, а чаще готовят в печи, но ради лекарства разрешили Дане потратить драгоценное топливо. Игуменья Марфа и еще другие сестры периодически заглядывали к Дане справиться — не надо ли помощи? Та молча мотала головой и опять занималась подсчетами, что-то толкла в ступке, мелко резала ножом корешки, отмеряла спирт, отсыпала сахар.

А затем пришло время позвать на помощь монахинь. Самогонный аппарат водружали молча, быстро и торжественно — сестры в этом деле разбирались неплохо, хоть и никогда самогоноварением не занимались, но для выпаривания сей агрегат использовали в былые времена нередко. Дана молча наблюдала за тем, как создается диковинная конструкция и запоминала подробности. В принципе, у них в аптекарском деле существовало примерно то же самое.

«Значит, не так уж далеко они от нас и ушли», — сделала вывод девушка.

Уже на небе зажглись звезды, когда она, еле живая от усталости, вынесла банку с лекарством в монастырский двор. Мужик немедля подлетел к Дане:

— Готово?

— Вот, этим поить на ночь, а потом утром. Полстакана, не меньше — вливайте, как хотите. Мальчик заснет почти сразу, — предупредила она, — ночью жар спадет, меняйте ему постель, держите в сухости. Понял?

— Понял.

— А этим сейчас разотрите грудь, спину и ножки, — протянула она вторую баночку с какой-то густой жижей. — И ночью можно повторить для верности. Не перепутай банки-то, понял?

— А… а утром что?

— А утром я приду, — коротко ответила Дана. — Ну, иди, времени нет, — она развернулась, чтобы уйти.

— Спасибо тебе… Меня, это… Иваном зовут, — зачем-то представился он, — внука в честь меня назвали, стало быть…

Обрядница даже не обернулась на слова благодарности — молча закрыла за собой тяжелую, старую дверь, оставив растерянного мужчину одного на улице.

«Вот ведьма!» — растерянно пробормотал Иван, потом спохватился и побежал со двора к мотоциклу, на котором прикатил еще часа три назад, почти не надеясь, что эта странная девица, действительно, сделает лекарство для его внука.

Дана стояла за дверью и слышала, как он ее обозвал. Слабая улыбка скользнула по губам уставшей девушки. Когда-то в прошлой жизни, ее называли «госпожа маг», а теперь она поменяла «профессию» — стала ведьмой. Ее карьера развивается или идет вниз?