Как-то так. Люди и техника

Александр Леонидович Жиров, 2020

Человека без техники уже не представить. Роботы на производстве – привычное дело. Сверхзвуковые скорости стали обыденными. Телевизоры установлены: в спальне, в зале, на кухне, в туалете и перед кошкой. Компьютер – святое дело. Таракан и тот в него заглядывает. Правда, со стороны вентиляционных отверстий. К псу обязательно прилагается цифровой датчик. Игрушку ребёнку заменяет сотовый телефон. Товары покупаем по интернету, а если его нет?.. Хлеб купить не сможем. Отключат электричество – конец придёт всему, причём полный. А всего двести лет назад люди прекрасно обходились без этих благ. Судя по обложке, кошкам и собакам отсутствие электронных систем не мешает жить. Мало того, знаменитая поговорка: «Живут как кошка с собакой» здесь абсолютна неуместна.

Кукурузник

Прилёт

Кукурузник… это Никита Сергеевич Хрущев желавший засеять огромную страну кукурузой. Возможно, а может небольшой многоцелевой самолёт АН-2? Получивший название «Кукурузник» или ласковое «Аннушка» за то, что мог совершать посадку и взлетать с любого поля, был вечен в пределах разумного и применялся во всех областях страны.

Живем в колхозе Прорыв. Куда прорыв, и какой никто не знает, но в принципе нормально. Иногда смотришь на другие сёла, в них гораздо хуже. У нас даже самолёт имеется. До областного города полчаса лёту, область больше европейских стран будет. Летом на самолёт вешают дополнительное оборудование и опрыскивают поля. Как называется самолёт? Кукурузником зовут. Великая машина КБ Антонова.

До начала перестройки в селе проблем с запчастями и инструментом не было. Теперь почему-то есть. Да что там, даже поля опрыскивать перестали. Отрава от насекомых куда-то подевалась. Про обновление техники говорить не хочется. Куда мы перестраиваемся и зачем — непонятно. Конечно, Аннушка надежный и неприхотливый самолёт, но вечного ничего нет…

1993 год, лето, раннее утро. Сижу на веранде дома и наблюдаю, как озабоченный петух Али Баба гоняется за уткой. Жду, чем кончится их безнадёжное дело. Вдруг в калитку врывается почтальон.

— Тебя к председателю! — произносит запыхавшийся труженик запоздалых писем.

— Куда, зачем? И вообще… сегодня выходной.

— Ничего не знаю. Беги, телеграмма из райцентра пришла! — заявляет почтальон, садится на велосипед, жмёт на педали и скрывается в зарослях малины.

Дохожу до колхозного управления, медленно поднимаюсь по ступенькам, не торопясь иду по коридору конторы. Есть подозрение — меня разыграли.

— Ты где бродишь?! — нервно выкрикивает председатель, вылетая из кабинета.

— Да тута я, а что случилось?

— Телеграмма пришла срочная, французы к нам летят. Получил двадцать минут назад.

Стою перед озабоченным председателем и не понимаю реальности происходящих событий. Где французы, где мы, причём здесь наш колхоз?

— Ты осознаешь факт? К нам летят французы! — в истерике кричит председатель.

— А-а-а… и что иностранцы у нас забыли?

— Доярка Нинка виновата.

— Так она же не посол, чтобы французов приглашать.

— Посол, посол… эх, послал бы я всех… да поздно.

— Тогда причём тут Нинка?

— Как это причём?! В прошлом году, на общем собрании тетя Нина заявила: «За день с коровы можно получить 199 литров молока». Администрация района раструбила факт на всю страну. Вот как-то так получается.

— Ну?..

— Сам подумай! Как с коровы весом в 450 килограмм можно получать ежедневные надои 199 литров? Она же за три дня в ведро вытечет… вместе с костями.

— Мало ли кто и чего сказал?

— Если бы так просто. В нашем районе всё сойдёт, а весточка облетела весь мир. Вот французы и полезли.

— Зачем?

— Как это зачем? Опыт по надоям перенимать, молочка-то хочется…

— А я тут причём? В рекламных компаниях не участвовал, молчу как рыба.

— Нет господа, вы так просто не отвертитесь. Хотите, чтобы за всё ответил председатель?! Нинка молоко с коровы сотнями литров сдаёт. Ты на тракторе до молочного комбината тонны привозишь, а комбинат из этой воды десятки тысяч бутылок молока делает!..

— А мне какое дело, я молоко до комбината доставлю и всё.

— Конечно, только почему-то оно по дороге размножается!

— Вот зараза!

— Кто?

— Да Нинка твоя.

— Она не моя! И вообще, говорил я ей: «Не лезь за рекордами. Сдаёшь разбавленное молоко, сиди да помалкивай». А тут глава района к ней подкатил на лихом Мерседесе…

— И что?

— Он ей так и сказал: «Ниночка, красивая ты наша! А может, 201литр на каждый день сдавать будешь? Ты, хоть представляешь себе разницу между цифрами 199 и 201?»

— Нинка подписалась?!

— Не сразу. Всё пыталась оспорить и бесконечно утверждала, процессу разбавления существует придел. Лишнего дашь — одна вода получится.

— Это верно.

— Но глава района был неумолим. Ему на тот момент очередные выборы грозили. А как идти на выборы без небывалых показателей и лозунгов? Вот и прогремел на весь мир показатель: «Наши коровы дают более двухсот литров в день!» Правда, что дают — не сказано. А лозунг гласил: «Кто не верит, милости просим к нам». Кстати, есть частичка правды… нашему колхозу давно милостыню просить пора. Эх, умеют чиновники сделать пиар на ровном месте! У них целый аппарат имеется — администрацией зовут.

— С этим я согласен. Почитаешь лозунги, всё правильно, а разберешься так…

— И выдал глава района Нинке знак почёта, грамоту, три мешка навоза и 20 рублей премии в торжественной обстановке, то есть у себя в кабинете.

— А навоз… тоже в кабинете?

— Да нет, мешки с навозом я как председатель колхоза, на личном автомобиле отвозил.

— А у Нинки дефицит навоза?.. Да в их хозяйстве по брюхо коровам будет.

— Понимал бы что? То в коровнике, а тут тебе лично председатель привозит, упакованный в мешки с красными бантиками.

— А-а-а, если с бантиками, тогда понимаю.

— Нинка растаяла и подписалась под надои более двухсот литров.

— И что теперь?

— Теперь?.. Главу района переизбрали на очередные четыре года, а за надои молока придется отдуваться нам. Французы-то в пути…

— Французы не в состоянии молоко разбавить?

— Вот об этом ни слова!

— Понял, каков план?

— Беги к самолёту и лети встречать не прошеных гостей! — в приказном тоне заявляет председатель.

— А что мы им покажем? Половину ведра молока и бочку с водой? Будем учить правильному разбавлению?

— Твоя задача встретить французов, остальное не твои проблемы!.. Пока вы летаете, мы с Нинкой что-нибудь придумаем, изобретём технологию «нанайцев». Кажется, это так называется.

— А как с ними общаться? По французскому языку у меня полный голяк.

— Не беспокойся, с ними едет переводчик, — задумчиво ответил председатель.

Получаю командировочные копейки, иду к колхозному аэродрому. Какое громкое название… аэродром — русское поле и скошенная трава. Сажусь в Кукурузник, самолёт при дедушке Сталине делали. Благополучно добираюсь до районного центра.

Встречаю французов прилетевших на лайнере. Таких огромных самолётов я никогда не видел. Пять иностранцев оказались жизнерадостными ребятами. Пока шли к Кукурузнику, они рассказали мне кучу смешных анекдотов. Оказывается, в их стране популярна тема любовники. Французский переводчик постоянно смеялся и непрерывно переводил шутки молодых ребят. Я смотрел на них и думал: «Почему во Франции, в фермеры идут молодые парни, а у нас?..» Нет, исключения есть, но только исключения…

Дружно дошли до сельского самолёта, уселись на места. Французы беспрерывно продолжали шутить. Мне казалось — полёт будет весёлым. Иностранцы задавали множество вопросов, на которые я не всегда мог ответить.

— Скажите, а в креслах вашего «лайнера» столик для еды предусмотрен или мы кушать не будем?

— Предусмотрен, откинется сразу после взлёта, — отшучивался я.

— Есть ли в самолёте бар и как в него попасть?

— Стюардессы придут и проводят…

— А стюардессы с длинными ногами?

— Естественно от ушей.

— А как принесут еду и напитки по столь узкому проходу?

— Так они худенькие.

Французы шутили, я пытался им подыграть. Хотя прекрасно осознавал: ни стюардесс, ни еды, никакого бара в нашем Кукурузнике нет, и никогда не было.

— А почему в вашем самолёте такие жесткие кресла?

— Это в медицинских целях, борьба с радикулитом, — объяснял я, не давая отчёт о том, что нас ждёт впереди.

Самолёт заполнился людьми. В передней части салона расположились бухгалтер колхоза дядя Коля и тракторист Игорь. Следом тетя Соня и баба Клава. По левую руку от них удобно устроилась тётя Маша с любимчиком котом Мурзиком. Она вообще никогда не разлучалась с этим абсолютно рыжим животным. Сзади нас сидели студенты летевшие домой на каникулы.

— Ваш самолёт напоминает автобус, — пошутил один из французов, глядя в проём кабины пилотов. — На наших лайнерах экипаж сидит за пуленепробиваемой перегородкой, а здесь можно наблюдать, как пилоты управляют самолётом.

— Это так, но когда ваш лайнер падает, вариантов выжить нет. А в Аннушке за всю историю не погиб ни один человек, — обиженно ответил я.

Француз не понял, на что я обиделся, но на всякий случай принёс извинения.

— А у вас можно лететь с не пристёгнутыми ремнями безопасности и прогуливаться по салону? — поинтересовался переводчик.

— Конечно, самолёт надёжен и безопасен, но я бы вам не советовал, — серьёзно ответил я.

— А кино показывать будут?

— Обязательно, пилоты заведут двигатель, сразу начнётся кино.

В России есть хорошая поговорка: «В каждой шутке есть доля шутки, остальное — правда». Кто же мог подумать, что в моей шутке окажется сто процентов правды?.. И действительно, для непривыкших иностранцев началось кино…

Шуточки французов закончились, когда завелся двигатель самолёта. Услышав рев Кукурузника, иностранные граждане замолчали, привыкли к тишине лайнеров. У заграничных господ создалось впечатление — двигатель непременно выпрыгнет и ускачет в поля. Французы наскоро пристегнулись и принялись оглядываться. Люди, сидящие в салоне, спокойны. Самолёт начал разгон по скошенному полю. Пилоты по обычаю принялись комментировать взлётную полосу.

— Как мы носим нос по ямам, то в канаву залетим и какого чёрта, начальнику-козлу из аэропорта, косят траву не там где надо?

Иностранному переводчику высказывания пилотов показались перечислением японских территорий: как мы носим нос — остров Каминосима, в канаву — Окинава, козлу — небольшой островок Кодзу. Глагол косят, явно схож с названием острова Кюсю. Француз попытался перевести. Правильно переведёнными словами оказались: яма, начальник и черти. У иностранных фермеров возник вопрос — куда же они летят? В поднебесную к чертям по ямам или к начальнику с коровами в колхоз?..

Отметим, для Кукурузника плохая взлётная полоса не проблема. При разгоне самолёт бесконечно прыгал по кочкам, проваливался в ямы, что-то страшно скрипело и грохотало. Жители села давно привыкли к этим мелочам и абсолютно не обращали внимания. С французами не так: вцепились в кресла, глаза широко раскрыты, губы посинели, колени трясутся. В их понимании, самолёт в таких суровых условиях обязательно развалится на куски. Почему же пассажиры спокойны и безразличны?..

От наблюдений за обитателями салона французам становилось хуже. Впереди два невозмутимых пилота крепко сжимающих штурвал и безразлично смотрящих вдаль. Тракторист Игорь кричит в ухо дяде Коле — рассказывает анекдот. Тетя Соня и баба Клава мирно спят, громко похрапывая — притомились в магазинах райцентра. Студенты весело режутся в карты на щелбоны, а тетя Маша безразлично смотрит в иллюминатор и поглаживает любимого кота. Даже Мурзику наплевать на происходящее. Рыжее животное вцепилось когтями в бушлат хозяйки, подпрыгивало от толчков самолёта и громко мурлыкало. У французов начало складываться впечатление — пассажиров зомбировали.

— Я понял! Мы попали на самолёт зомби, а управляют им японские камикадзе! — воскликнул один из французов дрожащим голосом.

Аннушка пошел на взлёт, уверенно набирает высоту, тряска прекратилась. Понимая страх непривыкших иностранцев, попытаюсь отвлечь от происходящего и первым долгом предлагаю посмотреть в иллюминатор. Рассказываю, как много в округе полей засеянных пшеницей, описываю красоту русских просторов. Сидящий слева француз, смотрит в иллюминатор и почему-то растягивается в обмороке.

Я поражён и не понимаю, что так напугало иностранного гражданина? Вскакиваю, гляжу в иллюминатор, не вижу ничего особенного. Под нами проплывают поля, крылья Кукурузника прогнулись под потоком воздушных масс. Нет, на лайнере крылья не прогибаются, так мы же в Аннушке. И вообще, какая разница, как ведут себя крылья во время полёта? Машет самолёт ими или прогибает? Между прочим, великие конструкторы данную модель разработали — предусмотрено всё. Наше дело маленькое — сиди да лети. Печальнее всего факт, мне не удаётся привести француза в чувства. А ведь он несколько минут назад весело шутил и радовался жизни.

— Не расстраивайся, — пытается утешить меня тётя Маша, поглаживая невозмутимого кота. — Прилетим в деревню, вызовешь фельдшера, он иностранца за секунду на ноги поставит.

— Вам хорошо рассуждать, а с меня три шкуры снимут. Международный скандал случиться.

— Ты пойми! Очухается он сейчас, ешо чего увидат, опять напужается, так и до инфаркта не далече. Пущай в обмороке отдыхат.

Ан-2 настырно набирает высоту и уверенно летит вперёд. Десять минут полёта, развлекаю оставшихся французов. Самолёт неожиданно начинает проваливаться в бездну, ничего особенного — воздушная яма. Конечно, на огромных лайнерах с мощными турбинными двигателями воздушные ямы не ощущаются, а Аннушка маленький и немного ныряет. Французы, как по команде приняли необычную позу — обхватили головы руками, нырнули под кресла впереди сидящих пассажиров. Впечатление складывалось такое, что они уронили на пол ценную вещь и активно пытаются её найти.

— Вы что-то уронили? — наивно спрашиваю я.

Ответа не последовало. Самолёт выбирается из воздушной ямы и продолжает полёт. Тормошу французов, пытаюсь узнать, какого они тут изображают? Оказывается, такую позу принимают в лайнерах при крушении. Именно в ней необходимо дожидаться последнего часа. Доказываю иностранцам — здесь нет ничего особенного. Подумаешь, в ямку нырнули. Присутствующие в салоне поддакивают, даже студенты в карты играть бросили. К сожалению, растолкать очередного француза из обморочного состояния не удаётся. Он так и остался в нелепой позе под сиденьем впереди сидящего дяди Васи.

— Минус два, — прошептал я.

В голове мысль — председатель не одобрит. Осознаю страшную реальность происходящих событий. Если дело так пойдёт дальше, то далеко не все французы попадут к руководителю колхоза в стоячем состоянии. Естественно, за такую доставку иностранных граждан меня по головке не погладят. Оставшимся в сознании французам уверенно объясняю: «В воздушном пространстве, как и на дорогах, имеются ямы и кочки». Французы не верят. Возможно, пример не столь убедителен. У них на дорогах ям нет, а наличие в небе кочек кажется фантастикой.

Двадцать минут полёта. Двигатель самолёта ненормально хрюкает, громко гавкает и благополучно глохнет. Наступила тишина. Мурзик приоткрыл левый глаз и с недоверием посмотрел в сторону кабины пилотов. Затем лениво повернулся на другой бок, растянулся на бушлате тёти Маши и весело замурлыкал. В это тихое время стал отчётливо слышен храп тети Сони и сонное бормотание бабы Клавы. Очередной анекдот дяди Игоря доступен всем пассажирам. Всё как обычно — ничего интересного.

Оставшиеся в сознании французы задирают головы к потолку, складывают перед собой ладошки, молятся. Француз-переводчик молится на русском языке. Из многочисленных быстро произносимых слов понятно: господа возносят Магдалину, а прощение просят у Катерины.

— Во дают! Одни бабы на уме! — возмущается тётя Маша.

Успокаиваю иностранных граждан. Доказываю — ничего страшного. Пытаюсь рассказать историю о наших замечательных пилотах. Эту байку в колхозе знают все, иностранцам она неизвестна.

— Господа французы! — кричу я, чуть не выплясывая лезгинку в проходе. — В прошлом году пилотам этого самолёта, перед днём аэрофлота, пришлось продать на сторону немного горючего.

Французы бросили молиться, выпучили глаза и посмотрели на меня непонимающим взглядом. Вероятно, предоставленная мной информация являлась таковой, что угроза смерти перед ней блекла.

— Не удивляйтесь, для празднования профессионального праздника необходимы деньги, а зарплату задерживали.

Иностранцы кинулись молиться с большим энтузиазмом. Я продолжал размахивать руками, пытаясь отвлечь от событий.

— День аэрофлота удался. С горючим нехорошо получилось, продали лишнего. Следующий рейс не дотянул до села пятнадцать километров. Пришлось сажать самолёт на кукурузное поле. Представляете?!

В салоне раздался всеобщий смех, даже тётя Соня и баба Клава проснулись. Французы продолжают молиться. Тётя Соня повернулась, похлопала француза по плечу, тот не отреагировал.

— Тьфу, тоже мне… мужики называются! — заявила Соня и отвернулась.

— А чяго они так напугались? — поинтересовалась Клава.

— Тишины, наверное.

— Так давайте споём, — предложила тётя Маша.

— Не надо петь! Кабы хуже не было. Я им про наш самолёт рассказываю.

— Давай тракторист, ещё раз твою байку послушаем, — произнесла баба Клава и захрапела.

— Тот полёт закончился нормально, — продолжил я. — Самолёту хоть бы хны, пассажирам тоже. Правда, посевы кукурузы немного примяли. Ой, завхоз ругался… Да не кукуруза его волновала, а как он до дому доберётся. Завхоз дядя Петя, в тот злополучный день, получил сорок килограмм гвоздей для колхоза. Рассчитывал применить их на строительстве личного сарая и курятника. Мозг французов переклинило. Замерли как мумии, прислушались к словам. Наверное, про дядю Петю понравилось или гвозди заинтересовали? Кто этих иностранцев поймёт?

Конец ознакомительного фрагмента.