Часть 1.
(вторник, 21 сентября 1956 года)
Тлеющая сигарета, повисшая на стеклянном ребре пепельницы, пёстрая керамическая чашка с крепко заваренным чаем, графитовый карандаш, пара листков бумаги и уже потрёпанный, несвежий номер газеты The Sunday Times — всё это в хаотичном порядке украшало собой массивный дубовый стол, занимавший добрую половину и без того не слишком большого номера отеля. Рядом, расположившись на деревянном стуле с удобными подлокотниками и задумчиво подперев руками голову, сидел молодой человек. Его усталый взгляд блуждал между газетой и окном, наполовину закрытым плотными портьерами соломенного цвета. Совершенно очевидный факт туманности нового дела лишь сильнее изматывал разум многочисленными вопросами. Лениво потянувшись, постоялец сделал очередной глоток терпкого чая и вновь перечитал злосчастную статью двухнедельной давности. В заметке с кричащим заголовком, отпечатанным броским шрифтом, говорилось следующее:
«Сегодня утром от одного из наших конфиденциальных источников, приближённых к Скотленд-Ярду, в редакцию поступило сенсационное известие. В доме номер 23 по улице Холборн найдено тело советского дипломата Андрея Ивановича Смолина. По предварительным данным, которыми располагает полиция, речь идет о самоубийстве. Об этом свидетельствует ряд характерных признаков, в том числе предсмертная записка, найденная в квартире убитого. Следов насилия в помещении обнаружено не было. Предположительно самоубийство совершенно где-то между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи, именным револьвером системы Нагана. Напомним: советский дипломат в течение последних трёх лет жил и работал в Лондоне, где занимал должность первого секретаря в посольстве СССР».
«Что ж, — подумал молодой человек, — уверенность полиции Лондона — это серьезный аргумент в деле, шум от которого не затих до сих пор. Факты, улики, показания — всё с педантичной аккуратностью сведено в единую цепь событий и отработано в готовый материал для уголовного судопроизводства. И всё же одна деталь каким-то образом ускользнула от следствия, оставив без ответа главный вопрос: зачем преуспевающему дипломату, чей послужной список мог вызвать зависть даже у самых бескомпромиссных карьеристов, пускать себе пулю в висок? Столь отчаянный шаг должен быть вызван неразрешимым внутренним конфликтом, в то время как суть его осталась неизвестной. Будто его и вовсе не было».
Молодой человек погладил острый щетинистый подбородок, и долгий ход его размышлений внезапно прервало чувство проснувшейся усталости. На некоторые особенности его работы организм всегда отвечал одинаково. Долгий перелёт и бессонная ночь (которая по счёту в его карьере) безжалостно тянули ко сну, будто наливая веки тяжёлым пудовым свинцом. Тряхнув головой и решительно отбросив в сторону стон уставшего сознания, он вернулся к прежнему занятию.
— Итак, — чуть слышно пробормотал он, — всё сомкнулось на рваном клочке бумаги, найденном на газетном столике советского дипломата. Главная улика, центральная ось в конструкции…
Ровный почерк, отлив из чернил слова «Я виноват», стыдливо умолчал о причинах испытываемой вины, приведших к столь драматичным последствиям. Графологическая экспертиза, подтвердив его подлинность, замкнула беспорядочный круг дискурса о скандальном самоубийстве Смолова. И всё-таки в этом деле оставалась какая-то червоточина. Странная, загадочная тень её присутствия заставляла действовать настороженно и с опаской.
Небольшое помещение вновь заволокло клубами сизого табачного дыма. Через приоткрытое окно доносился шум припустившего дождя, и пушистый чёрный котяра, обследовавший подвесные кашпо с цветами, навострив уши, метнулся к ближайшему балкону.
— Да-а-а-а, задачка! — протянул молодой человек, любуясь разыгравшейся игрой стихии.
«Решать её следует путём детального углубления в детали. Дьявол, как известно, кроется именно там. В таком случае с чего же лучше будет начать? Может быть…» — Мысль, так и не доведённая до логического завершения, оборвалась громким стуком, прокатившимся по комнате, словно недостающий удар грома. Молодой человек невольно вздрогнул, но, тут же взяв себя в руки, поднялся со стула и в пять шагов преодолел расстояние, отделявшее его от двери.
— Кто там? — поинтересовался он на хорошем английском.
— Мистер Джеймс Колдбери? — послышалось за дверью.
— Да, что вам угодно?
На этот раз в речи постояльца номера отчётливо послышался характерный американский акцент.
— Меня зовут Брюс Хэндри, и у меня для вас письмо от дядюшки Сеймура, — медленно, рассыпая слова на тянущиеся слоги, проговорил незнакомец. Он явно воспроизводил из памяти хорошо заученное предложение, тщательно стараясь ничего не перепутать.
Щёлкнул замок, и дверь приоткрылась. На пороге появился высокий джентльмен с аккуратными чертами лица и тощей шеей, костлявые пальцы которого нерешительно переминали поношенную фетровую шляпу. На узких плечах визитёра висел помятый однотонный пиджак серого цвета, а на коленях топорщились казавшиеся великоватыми брюки. В одной руке он сжимал сложенный вдвое макинтош, и, как заметил Джеймс, плащ был сухим — значит, человек, стоявший в коридоре, успел попасть в здание отеля ещё до дождя.
— Я пройду? — вежливо поинтересовался незнакомец, окидывая взглядом больших светло-серых глаз тусклое, казавшееся пустым помещение.
— Конечно.
Джеймс сделал знак рукой и послушно, как подобает радушному хозяину, отошёл в сторону.
Скинув плащ на спинку стоявшего неподалёку стула, с успехом заменявшего в небольшой комнатке вешалку, и закрыв за собой двери, Хэндри обратился к молодому человеку, чей взгляд внимательно анализировал малейшие детали в чертах его лица.
— Честно сказать, я вас представлял немного другим.
— Высоким голубоглазым блондином? — с серьёзным видом поинтересовался Джеймс.
— Нет, — ухмыльнулся англичанин, — но несколько иначе. У вас, мне кажется, вполне обывательская внешность, хотя, надо сказать, и не лишённая известной доли привлекательности.
— Что поделать, мистер Хэндри, моя внешность — всего лишь удачное подспорье в моей работе. К тому же одежда, — Брюс ещё раз оглядел крепкую, жилистую фигуру «американца», на которой плотно сидел двубортный пиджак тёмного цвета, скрывая под собой белую, гладко отутюженную рубаху, — является не чем иным, как зеркалом человеческого статуса, оттягивая часть внимания на себя.
— Плоть от плоти представитель среднего буржуазного класса! — подметил догадливый англичанин.
— Именно, — подтвердил Джеймс. — И всё же не стойте в проходе. Прошу, проходите!
Хэндри уверенным, не стеснённым шагом подошёл к столу. Его взгляд, на секунду остановившись на скуластом лице Джеймса, тут же пробежал по скудному интерьеру комнаты, зацепив зачем-то край выкрашенного в белый цвет потолка. Словно удостоверившись в своей безопасности, он с видимым облегчением плюхнулся на стул.
— Фуф… устал немного, — пояснил Хэндри.
— Может быть, чаю? — поинтересовался «американец», присаживаясь напротив.
— Нет, благодарю, мистер Колдбери. Я не совсем типичный англичанин и, признаться, не люблю чай.
— В таком случае вы ставите меня в неловкое положение.
— Разве? — удивился Хэндри.
— Да… Мне решительно нечего вам предложить.
— О-о, не переживайте по этому поводу! Поверьте, я не голоден.
— Ну что ж, тогда перейдём непосредственно к делу.
Привстав, Джеймс одёрнул край своего пиджака, разгладив появившиеся складки, и, скрестив руки за спиной, стал неторопливо прохаживаться по комнате.
— Итак… — начал было Джеймс.
— Итак, — неожиданно подхватил Хэндри, взяв инициативу на себя. — Вы — гражданин США Джеймс Альберт Колдбери, репортёр американской газеты Aurora News со штаб-квартирой в штате Иллинойс. Приехали в Великобританию на конференцию Трансатлантического союза журналистов, который пройдёт здесь, в Лондоне, с двадцать четвертого по двадцать седьмое сентября.
«Американец», не ожидавший подобной прыти от своего собеседника, удовлетворённо кивнул, давая возможность Хэндри полностью оговорить заученную «легенду».
— Это что касается вас, — продолжил Хэндри. — Теперь обо мне. Меня, как вы уже, наверное, знаете, зовут Брюс Хэндри. По профессии я инженер, работаю в английской строительной фирме «Ройс и компания», базирующейся в Ливерпуле. В Лондоне нахожусь проездом.
Хэндри ненадолго смолк, скрипнув стулом в ожидании возможных вопросов, однако, не найдя в Джеймсе желания вмешиваться, заговорил вновь:
— О вашем прибытии был извещён почти две недели назад. В инструкции, которая была доведена до моего сведения, от меня требовалось по возможности прибыть в Лондон к известному числу, в данный отель, где за мной был забронирован номер. И встретиться с вами…
— Отлично! — медленно протянул, словно растягивая удовольствие, Джеймс. — Родных и знакомых в Лондоне, как я понял, у вас нет?
— Нет, — подтвердил Хэндри.
— А кого-нибудь, кто мог бы узнать в вас мистера Брюса Хэндри?
— Исключать такой возможности, конечно же, нельзя, — немного поразмыслив, заключил Хэндри, — но мне всё-таки кажется, что вероятность такого события крайне невелика.
— Что ж, — свободно выдохнул Джеймс, удовлетворившись первыми сведениями. — Хорошо. Вам, должно быть, известно, для какой цели вас попросили прибыть в Лондон?
— Я думаю, для того, чтобы оказывать вам всяческое содействие… если, конечно, вам нужна будет моя помощь.
— Она будет мне просто необходима, — уверил Джеймс. — Но всё же о деталях, как я понял, вы не осведомлены?
— Нет, сэр, — честно признался Хэндри.
Наконец прекратив размеренно расхаживать по комнате, Джеймс подошёл к окну и лёгким движением руки отдёрнул занавеску в сторону; помещение тут же залило тусклым, смазанным серым полотном сплошных туч, светом. Улица, покрывшаяся плотной пеленой бушевавшего дождя, казалась бесцветной и унылой, будто кто-то набросал её графитовым карандашом на белое полотно бумаги.
— Разрешите полюбопытствовать, сэр? — негромко заговорил Хэндри, словно боясь оторвать Джеймса от его невольного любования.
— Спрашивайте, — не поворачивая головы отозвался Джеймс.
— У вас великолепный английский.
— Спасибо.
— И совершенно естественный американский акцент.
— Допустим.
— А вы действительно американец?
Будто не расслышав вопроса, Джеймс ещё пару секунд постоял у окна, всматриваясь в мутные потоки воды, бежавшие по серым мощёным улицам. Наконец, словно вырвавшись из плена раздумий, он машинально задёрнул занавеску и, повернувшись к своему собеседнику, заговорил мягким, доверительным тоном:
— Мистер Хэндри, давайте с вами договоримся: вопросы, касающиеся моей личности, я буду вынужден оставлять без ответа. Поэтому предлагаю не тратить на них время и перейти непосредственно к делу.
— Да-да, конечно, — виновато пролепетал англичанин, — извините, это просто любопытство, не более того.
— Я понимаю. Но все-таки вернемся к делу. Итак, мистер Хэндри, слушайте внимательно, что вам предстоит сегодня сделать. Сейчас три часа пополудни. До вечера я не стану посягать на ваше личное время — вы вольны проводить его так, как вам заблагорассудится. Но… ровно в десять часов вечера вам предстоит прогулка по Гайд-парку. Сначала вы окажетесь на главной аллее, примыкающей к Оксфорд-стрит. По ней вы пройдёте триста метров и справа от себя увидите табличку, указывающую направление на озеро Серпентайн. Повернёте налево. Дальше ориентируетесь по лавочкам. Третья лавочка от поворота — ваша. Вы запомнили?
— Конечно! Главная аллея, направление на Серпентайн, третья лавочка, — повторил англичанин. — К тому же, это место мне хорошо знакомо. Я неоднократно бывал в королевском парке, и имею представление о том, как он устроен.
— Вот и отлично! — продолжил Джеймс. — Недалеко от лавочки вы увидите остроконечный куст ягодного тиса, в основании которого будет уложен небольшой чёрный валун. Внимательно следите за тем, чтобы никто не наблюдал за вами. Вольно или нет, но вы можете привлечь к себе ненужное внимание. Не нервничайте. Старайтесь вести себя естественно. Убедитесь, что никого рядом нет, и только потом действуйте.
— Тёмный камень… — задумчиво проговорил Хэндри, — что-то не могу никак припомнить его.
— Если будете следовать инструкциям, то без труда его обнаружите. Вы всё запомнили?
— Да-да, конечно.
— Отлично! Под основанием камня вы найдёте конверт, и как только он окажется в ваших руках, тут же, не теряя ни минуты, спешите ко мне.
— Так просто? — удивился Хэндри.
— Фактически — да. Но будьте осторожны, помните: внимательность и аккуратность. Следите за тем, что делается вокруг. Любая мелочь, любая незначительная деталь может привести к роковым для нас последствиям.
— Я всё прекрасно понимаю, мистер Джеймс, но… что если вдруг у меня возникнут сомнения?
— Что вы имеете в виду? — осведомился Джеймс.
— Ну что если я почувствую что-то неладное: быть может какое-то нестандартное поведение, или излишняя внимательность случайных прохожих?
— В таком случае бросайте всё и немедленно следуйте в гостиницу.
Хэндри устало улыбнулся:
— Можете на меня положиться — я сделаю всё, как вы сказали.
Джеймс молча кивнул, вполне удовлетворившись этими словами. За свою жизнь ему приходилось иметь дело с огромным количеством людей, от сущности которых зачастую зависела его судьба. Подлецы, честолюбцы, ярые фанатики — многообразие человеческих характеров научило его со временем безошибочно просчитывать их возможности. Брюс Хэндри от всех прочих отличался стройностью своих убеждений и ясностью ума, которая как нельзя лучше характеризует ответственных исполнителей.
— Хорошо! — наконец подытожил Джеймс. — В таком случае я не вижу причин вас больше задерживать.
— Значит, я могу быть свободен? — на всякий случай переспросил Хэндри.
— Конечно.
— Вот и отлично! — Хэндри устало зевнул и с явным облегчением расправил затёкшие плечи. — С удовольствием посвящу пару часов своего свободного времени сну — дорога вымотала меня, словно хорошая суточная работа.
— Понимаю, — мягко заключил Джеймс. — Только, пожалуйста, не забудьте о моей просьбе, это очень важно.
— Не переживайте, мистер Колдбери. Я человек слова. Ровно в десять, минута в минуту, я буду в Гайд-парке.
Захватив плащ и распрощавшись с постояльцем номера, Хэндри вышел в коридор, слегка освещённый вереницей декоративных светильников в стеклянных плафонах. Не оборачиваясь, быстрыми шагами он двинулся прочь, унося с собой жгучее желание проявить себя в новом деле. Джеймс проводил его взглядом до самого выхода, и только когда долговязая фигура англичанина исчезла в изгибе лиловых, будто от опустившегося заката, стен, захлопнул дверь. Самое время было подумать над исходным материалом. Взяв листок бумаги и небольшой графитовый карандаш, он сел за стол; слегка откинулся на спинку стула, размял отекшую шею, и повертев в руках карандашом, принялся писать.
«АРКО» — ровные серые линии карандаша ложились красиво.
«С этим всё понятно, — подумал „американец“. — Англичанин, инженер, был завербован добровольно по линии „Коминтерна“, ярый марксист. Человек левых взглядов, эмоционален, с болезненным чувством справедливости. Далее!».
Вновь под его рукой вспыхнули ряды изящных букв, выводя на листке бумаги блуждающий ход мыслей.
«„ДИПЛОМАТ“ — фигура Х. Человек наверняка владеющий ценной информацией. Отсюда вывод: имеющий особый интерес специальных служб. Убит… причина?» — «Американец» тяжело вздохнул.
Вновь запись.
«„ЛИС“ — работник британского МИДа. Демобилизованный вояка. Завербован в сентябре 1918 года в Архангельске, во время своей службы в рядах оккупационных войск Антанты. Лицо крайне информированное. Доступ ограничен, но все же открыт. Необходима встреча…».
Запись.
«„ПРЕДСТАВИТЕЛЬ“ — фигура высокого ранга. Резидент внешней разведки, подполковник МГБ. Связь только по скрытым каналам. Возможность личной встречи нежелательна. Пока вопрос». И «американец» напротив своей записи вывел жирный знак вопроса.
«Кто ещё? Нет, всё! Теперь нужно подумать, как лучше разложить этот пасьянс».
«Американец» нервно ткнул карандашом в красиво выведенную запись «ЛИС», так что тоненький стержень чуть слышно хрустнул и откололся, оставив на бумаге серую точку.
«С него и начнём!».
