На всех дорогах мгла

Александр Накул (2024)

Ветеран Афганистана пытался найти покой в провинциальной журналистике молодой постсоветской Белоруссии. Но вокруг него — начало девяностых. Эпоха гнилых политиков, шальных денег и криминального беспредела. Он наступил на хвост одной из самых крутых и беспощадных банд его города, королям наркоторговли и контрабанды. Милиция куплена, простые люди запуганы, скинхеды и наркоторговцы обслуживают новых хозяев жизни — но бывший афганец становится народным мстителем и сам вершит расправу над беспредельщиками. Остросюжетный боевик про девяностые без фантодопа, для любителей Джека Ричера и романтиков-вигилантов.

6. За кулисами профессионального спорта

Милиционер смотрел на Черского таким взглядом, словно перед ним сидел не бывший однополчанин, а ребенок, который только что выдал свою неразумность.

— Друган, похоже, что в своем понимании спорта на сто лет отстал. Это раньше, когда Олимпийские игры только-только возродили и там выдавали венки за поэзию, спорт, — это было про здоровье и про что-то такое. Сейчас у нас все намного проще. Сначала без шансов остались любители. Хочешь заниматься спортом — положи на него жизнь. Потом без шансов стали те, кто родился недостаточно мутантом. То есть нужно уже от природы быть жутко выносливым и со всякими особенностями строения в мышцах. Если на спорт бывают большие ставки — таких вычесывают из самых дальних стран мира. Вот и появляются бегуны-африканцы и футболисты-берберы. В той же Бразилии футбол — вообще единственная карьера для парней из трущоб. И сколько бы нам ни говорили, что любой человек может добиться всего, — все мы прекрасно понимаем, что это просто туфта из журнала «Америка». Вот, например, ты или я — люди еще не старые и физически вполне развитые. Достаточно развитые, чтобы нас в Афган отправить. Ну, даже если мы со всей этой прошлой подготовочкой вдруг вот с сегодняшнего дня будем хоть по восемь, даже по двенадцать часов в день тренироваться, хотя не очень понятно, на что нам тогда жить, — нам никогда не видать олимпийских медалей. Нам их только по телевизору покажут. Потому что современный спорт требует, чтобы человека совали туда с детства.

— Это-то понятно. Но если человек торчит — тогда вообще без шансов. Современная наркота вредит организму похлеще алкоголя и табака.

— Жизнь вообще вредит организму. От нее в конце умирают. Спорт давно уже не сила. Спорт могила. Рекордсмен. Видят финишную прямую. А чуть погодя уже реанимацию. Примерно лет десять назад даже рожденные качества перестали что-то гарантировать. Теперь нужно еще. Иммунитет, чтобы заживало на тебе как на кошке. Современный чемпион — это не просто тот, кто родился, кого нашли и кто ухитрился не заработать по дороге травму, после которой только физруком в школу или в бригаду рядовым громилой. Теперь во время тренировок нагрузки такие, что травма случается, так или иначе. Чего-то добиваются только те, кто после травмы смог оправиться и вернулся. Ну и немалый секрет, конечно, в том, что серьезные успехи в этой области возможны только за счет успехов химических наук.

— Ты про допинг, что ли?

— Можно называть это и так. Любые наркотические средства — тот же допинг, просто для тех, кто спортом не занимается, а оказался в немного другой жизненной ситуации.

— Получается, она занюхала какой-то допинг. И сердце не выдержало. Или не выдержало что-то другое…

— Я думаю, для ее родных это уже не важно. Но только не надо мне рассказывать про чистых спортсменов, которые получают честные медали. Таких не осталось, и даже в шахматах. В наше время спортивные успехи без допинга — это такая же фантастика, как если бы сборная Бразилии вдруг взялась за ум, напрягла все силы и как выиграла чемпионат мира по хоккею… Союз развалился, но даже это ни на что не повлияло. Все равно, вот увидишь, в этом году чемпионом мира по хоккею будут либо канадцы, либо русские, либо какие-нибудь скандинавы. Ну не может Италия или Бразилия стать чемпионом мира по хоккею! Как не может Зимбабве внезапно стать чемпионом мира по футболу. Даже если команда очень постарается.

— Ну, я помню, пару лет назад сборная Камеруна по футболу зажигала.

— Может, и зажигала, но далеко не дошла. Нет, конечно, бывает. Из какой-нибудь новой, молодой, новообразованной европейской демократии вроде нас кто-то внезапно вырывается вперед. Я в эту кухню обычно не лезу, но вот увидишь: почти всегда это означает, что какое-то новое вещество испытывали и старались сделать это без палева.

— Жестокий ты. А что за вещество-то было?

— Тебе какая разница? Хочешь рекорды ставить?

— Хочу объяснить племяннице, от чего стоит держаться подальше и что бывает с теми, кто не удержался.

— Ну купи какой-нибудь новый журнал молодежный с биографией всяких рок-звезд. У них вечно с этим проблемы. Это будет иметь больше авторитета. Я не называю конкретный журнал и доверяю твоему журналистскому вкусу. Да хоть «Музыкальное обозрение» — в ларьке недавно видел. Все-таки девочки-подростки редко следят за успехами молодежного спорта. Они больше по музыке, по кино.

— Так все-таки что за вещество было? Оно что, засекречено?

— Название тебе, скажем так, из новых.

— Опиат? Аптечное что-то?

— А почему не, например, галлюциноген?

— Не думаю, что от галлюциногенов повышаются спортивные показатели. Ну, может, только в шахматах.

— Точного названия у этой дряни пока нет, это чистая химия. В природе не встречается, его только синтезируют. В лучшая традиция нашего веселого доктора Шульгина. Кайф, я слышал, настолько специфический, что его можно сказать и нет. Но выносливость повышает. Поэтому таких смертей в большом спорте будет все больше и больше…

— Слушай, мне нужны подробности. Это может быть очень важным.

— Статью хочешь написать? Прорекламировать?

— Хочу хоть что-нибудь сделать.

— Слушай, друг! А тебе эту вещь в рот не запихивают? Нет. Вот и не надо туда копать. Предупреди тех немногих детей, что тебя уважают, и дело с концом.

— Ну где-то же она его достала.

— Это ее проблемы, которые закончились вместе с её жизнью. Даже ее родители не хотят, чтобы кто-то в эту сторону копал. Ну достала — и что?

— Я думаю, это должно быть интересно в первую очередь тебе.

— А мне зачем таким интересоваться? Я только беленькой догоняюсь.

— Можно получить неплохую палку.

— Нам обычных преступлений хватает. И единственное, что я смогу найти, если начну серьезно это копать, это проблемы на мою задницу.

— А что там такого? Ты исполняешь служебные обязанности. Появился новый наркотик, ты пытаешься выяснить, откуда он берется, кто-то завозит его через таможню. Ты представляешь, как это можно раскрутить?

— Я больше чем уверен, что таможня тут вообще ни при чем.

— Но откуда же он берется.

— Вот, Черский, когда ты задаешь такие вопросы, сразу становится ясно, что ты журналист и ничего серьезного по теме не понимаешь. Берется он из лаборатории. Это что — куст коки или опиумный мак, который в наших широтах не растет совсем?

— Ну, конопля — это вообще сорняк.

— Вот именно. А специалисты по химии в наших краях тоже водятся. И производит их само государство, например химическими олимпиадами. Никто его никуда не завозит. Его прям здесь делают из чего-то легального. Новая тема в наркобизнесе. Судя по всему, именно она и вытеснит со временем всю эту древнюю растительную тему, которую человечество долбило, будем честны, большую часть своей истории — и каким-то чудом выжило.

— Ну все равно этот наркотик кто-то делает. Кокаин и оператор тоже производить надо. И я много раз слышал о проблемах после того, как на дачном участке якобы конопля сама выросла. За производством наркотика всегда кто-то стоит.

— Все-таки, друган, зря ты в милиции не послужил. Пообтерся бы годик и свалил бы потом с облегчением в свою журналистику. Может быть, статьи не лучше стал писать, но хотя бы начал понимать некоторые особенности, так сказать, практики законоприменения.

— А что тут непонятного? Смерть — она и есть смерть. Раз девочка где-то эту дрянь достала, значит, кто-то это сделал и ей продал. Потом она умерла. По-твоему, это нормально?

— По-моему, подростки вообще часто умирают по собственной глупости.

Конец ознакомительного фрагмента.