Сказки о любви

Александр Овчаров

Несколько историй о непростых взаимоотношениях между мужчиной и женщиной. Наблюдения, размышления, личный опыт. И, разумеется, фантазии…

© Александр Овчаров, 2023

ISBN 978-5-0051-6123-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

СБОРНИК ЗАМЕТОК НА ОБЩУЮ ТЕМУ, СОБРАННЫХ ЗА МНОГО ЛЕТ.

Заметка №…

12.43 РМ

Подъезд двенадцатиэтажки.

Мой подъезд. Я теперь тут живу. Подхожу к лифту, перед ним — уже двое. Ждут. Молодая женщина и девчушка лет пяти. Женщине лет тридцать, может быть меньше. Красивая. Стройная.

— Вам куда? — спрашивают обе.

— Мне наверх, на самый верх, — показываю пальцем вверх, — я на двенадцатом.

— И мы там, — это девчушка, радостно.

Дальше — немая сцена.

Приходит лифт, двери открываются, втроём заходим в кабинку, и одновременно жмём на кнопку двенадцатого этажа. Первая жмёт женщина, сверху — я, а на мою руку легла ладонь девчушки. Так и поехали, в лёгком ступоре, пока не отдёрнули руки от кнопки и не рассмеялись.

Оказалось — обе мои соседки, буквально. На площадке четыре квартиры, две — справа от лифта, две — слева. Двери наших квартир рядом, и на весьма узком пространстве меж ними, две кнопки от звонков, одна над другой.

Старшую соседку зовут Наталья, а вот младшую, не поверите, моя тёзка — Александра.

— Вот здорово! А отчество твоё, какое?

— Алексеевна…

— А я — Александрович, — машинально глажу её по голове, — ну да ничего, всё равно тёзки. Пусть не полные, но и не на половину… где-то на две трети…

— Это как?

Глаза удивлённые, непонимающие, смотрят на меня снизу, хлопают длинными ресницами.

— Потом разберёшься, пошли. — Мать завела её в свою квартиру.

Чуть позже выяснилось, что человек, от которого моя тёзка получила отчество, с ними никогда и не жил.

______________________________

Грустная заметка…

Могилу засыпали. Отстучали, затихли в ушах молотки, заколачивающие гвозди в крышку гроба. Матери больше нет. Отца нет в живых уже давно.

Как-то так получилось, что после армии, замотало меня, закружило, по всему тогдашнему Советскому Союзу, дома почти и не жил. Благо, что в то время, в любом городе, на всех заборах висели объявления: «Требуются рабочие, общежитие предоставляется».

Так меня и понесло: Барнаул, Шевченко, Владивосток, Холмск, Москва, и совсем чуть-чуть — Лиепая. Откуда меня благополучно и выперли коленкой под зад наши бывшие «братья» по соцлагерю.

А вернувшись домой, всё равно с родителями не жил. Не знаю почему. Шарахался по чужим квартирам, то с одной, то у другой…

Вот такие вот дела…

Теперь я собственник. Через полгода вступаю в наследство, отцовское. Квартиру дали ему, как военному отставнику. Двушка под самым небом. На последнем, двенадцатом этаже в новом доме, в новом микрорайоне.

Полгода, впрочем, можно и не ждать.

Ключи уже в кармане…

__________________________________

Заметка №…

Примерно, год спустя, после знакомства.

В скрипучем, заплёванном лифте, мы поднимались с Натальей к себе на этаж. Её пухлые сумки я ещё у дома, на улице, где мы с ней случайно встретились, перехватил почти силком, и пропустил её вперёд в подъезд.

(Джентльмен, блин!)

Зашли в её квартиру, занёс сумки на кухню, поставил их уверенно на стол. Одна из них легла набок, что-то выкатилось из неё на стол, наверное, почти всё. Что-то попадало на пол, покатилось по полу…

Яблоки…

Естественно, я на корточки и — собирать их. Она тоже присела. Мне неловко.

— Простите, я быстро…

— Да ладно уж, не спешите, я помогу…

Шарю руками по полу, в поисках яблок, на ощупь, потому, как яблок не вижу. Перед глазами — только её коленки, белые… из-под юбки…

Опустились коленки на пол, поддёрнулась юбка ухоженными руками ещё выше, выше, чтоб не мешала наклоняться, обнажая то, что выше коленок. Нет, лбом об стол я не стукнулся. Стало только жарко, когда перед взором моим появился ещё и глубокий вырез её кофточки, приковав мой взгляд, а затем и лицо Натальи…

Под её пристальным взглядом, вдруг обнаружил себя всё ещё под столом, на четвереньках.

— Вылезайте, уже все яблоки собрали, — и подаёт мне руку, вытягивает меня…

Ладонь у неё сухая, горячая, держит крепко, не оторваться. Такое же горячее дыхание, почти мне в ухо. Горячий локоть, почему-то вдруг оказавшийся в другой моей руке. Запах её парфюма — непривычный, пьянящий голову заскорузлого холостяка (это я о себе)…

Всё…

Караул!

Спасайте!

Когда мы поднялись с пола, я, непонятно коим образом, оказался в женских объятиях и в полуобморочном состоянии…

— Мне пора. — Это я…

— Зачем? — Это она…

— У меня… там… утюг… на печке… надо посмотреть… выключить…

С трудом вытискиваюсь из её объятий…

— Я сейчас… Я быстро… Я вернусь…

Протискиваюсь в чуть приоткрытую дверь, которую она пытается закрыть, держит ногой, не пускает…

Протиснулся. С трудом.

Зашёл к себе в ванную, сунул голову под струю холодной воды.

Вытерся, смотрю в зеркало…

— Баран ты, Саша! — это я отражению в нём…

Испуг прошёл, дыхание восстановилось, но возвращаться назад было глупо…

И невозможно…

___________________________________

Заметка №…

Были в Должанке, все вместе. Шеф оставил мне свою машину на выходные, так что ей зря простаивать. Пригласил соседок на море. Надо всё-таки налаживать хоть какие отношения. После собирания яблок чувствую себя неловко. Хоть и видимся не часто, при встрече — глаза у неё насмешливые, а я — взгляд в пол. Так и живём за стеной друг у друга.

В дорогу, на море, купил мяса, красное вино, фрукты. Старался понравиться обеим. Мясо, правда, подгорело, но на свежем воздухе аппетит, сами знаете, зверский. Съели всё. Я и вина выпил, хотя в обратную дорогу за руль садиться. Вино помогло. Хоть немного расслабился от напряжения, язык развязался. Болтал всякий вздор, уже не помню о чём. Купались мало, вода была ещё холодной, но для меня в самый раз — хмель долой.

Вернулись домой уже под вечер. Зашли ко мне, прошли на кухню…

— Я помогу тебе, — это она…

— Да я сам справлюсь. Тут шампура только отквасить, да стаканы…

Я у мойки, она у стола, разбирает сумки. Где её вещи, где мои — сортирует.

— Тут ещё кое-что в сумке…

Подошла ко мне сзади, положила в мойку ножи, вилки, ещё что-то по мелочи. Прижалась ко мне, слегка, всем телом и тихонько подула мне за ухо.

Щекотно, блин-н…

На этот раз бежать было некуда. Да не очень-то и хотелось…

Наверное, хотите знать, как всё было? Знаю, хотите.

Но не скажу.

________________________________________

Заметка №…

— Я? Да. Я — ейчанка. В нашем роддоме и родилась, не скажу сколько лет тому… А после школы у меня был Таганрогский торговый техникум. А после него — Ростов, Центральный Универмаг на углу Будёновского и Садовой. Правда, она тогда Энгельса называлась…

Ты не представляешь, сколько обеспеченных самцов у моих ног стелилось. От одного из них я Сашку родила… А когда поняла, что ни я, ни наше дитё ему не нужно, а тем более его родителям, плюнула на всё и вернулась домой.

Чуть позже…

— Что ты во мне нашла? Я — простой работяга, а ты… Я таких как ты, боюсь…

— Я такая страшная?

— Страшно красивая… Боюсь в тебя влюбляться. Боюсь стать безумно влюблённым…

— Отчего это?

— От того, что любовь уходит, а безумие остаётся… Со мной уже так было… Не хочу больше…

Это мы с Натальей встречаем наш первый Новый Год. Вместе. Как водится, выпили шампанского и ещё, по чуть, всякого разного. У кое-кого от этого не в меру развязался язык. Сами можете убедиться в этом по вышеприведённому тексту.

___________________________________________

Заметка №…

— Куда собрался?

— Я? На море, загорать…

— А мы? А у меня вот что, смотри…

Показывает мне связку сушёной таранки. Глаза у меня заблестели и во рту стало тесно от слюнок.

— Предлагаю совместить приятное с полезным. Море, солнце, пиво и таранку. Всё это совместить…

— Я — за…

— Собирайтесь…

Приехали на море втроём. Разложились. Тёзка сразу в воду…

— Сашка, смотри мне! Если утонешь, ноги повыдёргиваю… — Наталья, ей вослед.

Принялись с ней за таранку… божественна… с пивом. С каким — не скажу, а то подумаете, что рекламирую.

Чуть позже…

— Сашка!!! Сашка, вылезай из воды, зараза!

— Да что ж ты так орёшь, в ухо…

Пошёл за дитём, с трудом вытащил оное из воды, перекинул через плечо, как мешок, несу её обратно, на берег. Санька брыкается, визжит, но больше от восторга. Поставил дитё на подстилку. Наталья обтёрла её, завернула в полотенце…

— Лежи. Согреешься, потом снова пойдёшь…

— Я тоже хочу, — тянется за рыбой…

— Поешь ещё чего-нибудь, — Наталья вывалила из сумки съестные припасы…

Интересно за всей этой суетой наблюдать. Как будто бы я с ними… Как будто они мои.

— Икры хочу…

— Знаю, держи, наковыряла уже для тебя…

Наталья подала ей икру от таранки. Санька жуёт жадно, с удовольствием, заедает её хлебом и запивает газировкой.

— Мило! Таранька с Фантой. Надо будет попробовать…

— Предлагаешь ей пива налить?

— Всё, объелась, — вытирает руки о подстилку, шмыгает носом…

— Ложись, загорай…

Наталья снимает с неё полотенце. Та — как юла. Сначала легла между нами, затем поперёк, ногами на мать, головой на меня. Перевернулась, легла на живот, но ненадолго.

— Что ты вертишься всё? — Шлёпнула её по жопе. — Ты меня уже утомила, девушка! Лежи спокойно!

— Купаться…

— Пошли…

Пошли все вместе, втроём. Зайдя на глубину, держал Саньку за руки. Затем она залезла мне на спину. Так с ней и плавали. Вернувшись назад, ближе к берегу, где она уже могла спокойно стоять на ногах, начал выкидывать её вверх, из воды, в которую она шлёпалась обратно с криком и визгом.

Вспомнилось всё, что проделывал со мной отец, когда-то давно, когда мы так же всей семьёй отдыхали на море. Так же, как он меня, брал Саньку за руку и за ногу и, раскручивая её вокруг себя, изо всей силы вышвыривал, как можно выше и дальше от себя, в воду. Восторгу не было предела…

— Маму!!! Маму! Киньте маму!

— Маму нам придётся вместе с тобой. Одному мне не справиться и немного по-другому…

Поставил Саньку напротив себя, скрестили с ней руки. Мама пытается на них встать. Конечно же, опирается только на меня, я всё время падаю. Нахлебались все. Всё же я, уже один, беру Наталью сцепленными руками за стопу, чтобы подбросить. Она — вцепилась руками в мои плечи, уткнулась своей пышной грудью в моё лицо да так, что нечем дышать, визжит громче дочери… С горем пополам приподнял её над водой и, потеряв равновесие, рухнули… оба.

И так несколько раз подряд. Один раз всё-таки удалось её подбросить довольно высоко, к восторгу Саньки. В ушах у меня уже звенело от крика и визга, мощностью в две женские глотки.

Я не узнавал Наталью. Куда, интересно, подевалась солидная дама? Куда пропала эта строгая заведующая? Скорее — «заведующИЙ» большого, торгового центра, которую я иногда наблюдал со стороны. И к которой сам боялся подойти не вовремя?

Затем снова загорали. Затем бегали друг за другом наперегонки по мелководью, брызгаясь ногами. Упав в изнеможении на горячий песок, зарылись в него. Лежим, запекаемся. Когда солнце пошло на закат, собрались домой.

Уже вечером, у Натальи на кухне, пили чай. «Сгорели» все трое. Сидели розовые, как поросята. Плечи, так вообще были красные. Мои, к тому же, все исцарапанные…

— Бедненький ты наш. Надо тебя сметанкой намазать…

— Надо вам обеим ногти обрезать, по самые уши…

Спать не хотелось, сидели за столом, болтали о разной ерунде, лишь бы не расходиться.

Санька клевала носом, но уходить отказывалась.

— Я с ва-а-ми… Ма-а-а?

— Завтра вставать рано, я тебя не подыму…

— Саша, иди. А мы с мамой ещё немного посидим…

— Не-е-ет!

Залезла ко мне на колени, потом обняла за шею, что называется — припала к груди, и замерла…

— Оставайтесь у нас, — прохныкала…

Я беспомощно развёл руками и глянул на Наталью из-за Санькиной головы. Той было весело…

— По-моему, дитё перевозбудилось за день, придётся тебе остаться…

— Где? — прошептал я, глядя на Наталью…

— У меня! — Это Санька, услышала, — у меня кровать большая, мы поместимся!

Наталья уже смеялась. Прикрывая рот ладонью, махала мне рукой в сторону спальни дочери, мол, неси её туда. Постель уже была застелена, с трудом стянув с себя Саньку, уложил её в кровать. Та тихонько хныкала, вцепившись в мою руку. С горем пополам успокоил её, прилёг рядом…

— Не уходите…

— Не уйду…

Наталья стояла в дверях, наблюдая всё это.

— Не уйду я. И вообще, я всю ночь буду с тобою рядом, только вот за этой стеной, с той стороны. Там моя спальня и моя кровать, впритык к твоей. Получается, у нас с тобой одна огромная, общая кровать, на двоих, поделенная кирпичной перегородкой… надвое. Засыпай, горе луковое…

Что-то ещё ей говорил, успокаивая, убаюкивая. Санька понемногу затихла, закрыла глаза, отпустила мою руку. Я осторожно поцеловал её в лоб и тихонько вышел.

— У неё лоб горячий, наверное, температурит, — сказал я Наталье…

— Ещё бы! Целый день на солнце пеклась. К утру, думаю, пройдёт. Ты домой? К себе?

— Да, пойду. Проводишь?

— Пошли, — вздохнула…

В дверях её квартиры мы немного замешкались, завозились и, как-то так, само собой получилось, что Саньку я обманул. Этой ночью за стеной у её кровати меня не было…

__________________________________________

Заметка №…

Воскресное утро поздней осени…

За окном темно. Чем ещё можно заняться добропорядочной, несемейной паре в это время, нежась в постели, разгоняя остатки сна?

Разве что — поговорить…

— Сколько мы уже вместе? Больше года?

— Больше…

— Хоть бы колечко мне какое подарил, с «брюликом», или серёжки. Ну и ухажёры пошли…

— У тебя мало золота?

— Много. Но я хочу от тебя, что бы всегда со мной было. Твоё…

Пауза…

— А я жадный, — после паузы, — и зарплата у меня маленькая…

— Выкрутился! Жадина. Так и будешь всё время один…

— Один я от того, что женщин боюсь…

— А я?

— А ты — явление уникальное и к тому же весьма удобное. От тебя всегда можно за стенку спрятаться, попробуй потом, выковырни меня из моей конуры…

— Это я, значит, явление?! — Приподнялась на локте.

— Нет, ты не явление, ты — стихийное бедствие…

Ба-ац-ц!!!

«Прилетело» нечто вроде подзатыльника. Но, поскольку затылок мой покоился на подушке, досталось макушке, лбу и носу…

— А вот и подтверждение, что называется — не заставило себя… — Я рассмеялся.

Пауза…

— Но ты ведь не всегда был один? Бабы у тебя всё же были?

— Не было…

— Не ври. — Вжала меня всем своим телом в постель. — Сколько?

— Нисколько… Ты первая и единственная…

— Не ври…

— А не задавай идиотских вопросов. Я же не спрашиваю тебя о твоих бывших кобелях…

— О моих «бывших», тебе давно уже всё известно…

— Лучше бы не…

— А мне о твоих — абсолютно ничего…

— Я уже сказал тебе — ты у меня первая и единственная…

___________________________________________

Заметка №…

Санька вошла в тот возраст, когда хочется собачку…

— Ма-а-а-ам…

— Нет! Отвали…

— Дядя Саша, скажите ей, она вас послушается…

И, уже привычно, залезла на меня, повисла на шее и шмыгает носом мне в ухо. Наталья молча показала мне кулак и весьма недвусмысленно им покачала…

В этот момент, я почувствовал себя настоящим предателем, почти фашистом. Потому как выдавил из себя через силу нечто следующее:

— Послушай меня, милая, если у вас в доме будет жить собака, то человеком она от этого не станет. А вот ваша квартира довольно быстро превратится в большую, трёхкомнатную, собачью будку. Ты хочешь жить в собачьей будке?

Санька молча сползла с меня и удалилась в свою комнату. Даже не взглянув на меня, демонстративно отворачиваясь…

На душе стало паршиво.

Наталья, видя всё это, склонилась надо мною, смеясь и успокаивая, принялась меня расцеловывать. Сперва в лоб, затем в нос, губы…

Снова стало хорошо.

Вот она — цена предательства…

________________________________________

Заметка №…

Зима.

Где-то в декабре…

Выходной день…

Поужинали, расположились в зале, смотрим TV. Скучно, откровенно скучно… Наталья стоит у окна, за окном темень. И в этой тьме — снег. Пролетает мимо, искрится, освещённый светом от окна. Падая вниз, навевает тоску…

— Народ, — это она к нам, — пошли гулять…

Я посмотрел на часы…

— Что ты на часы смотришь? Помнишь, как по первому снегу ночью гуляли? Собирайтесь, хватит задницы отсиживать…

Гулять, так гулять. Шурку долго уговаривать не надо, гулять она всегда готова. Вышли из подъезда, покружили между домами. На улице здорово, тишина. Ветра нет, машин нет, людей нет, забились все по своим «норам». Микрорайон вымер…

Спустились к лиману, там давно уже лёд, довольно крепкий, можно без опаски хоть на другой берег отправляться.

— Что, народ, идём в Глафировку? — Это Наталья…

Шурка сразу же:

— Идём! — И побежала вперёд по льду.

Лёд не скользкий, весь покрыт снегом, далеко выполз на берег…

— Э-эй! Девушка! Ты далеко собралась?!

— В Глафировку!

— Ты свою мамку больше слушай, она тебе ещё чего-нибудь «умного» предложит! Возвращайся!

— Побежали за ней. — Наталья взяла меня за руку и потащила прочь от берега за своей дочкой.

По лиману, дальше, оказались наметённые ветром сугробы. Между ними большие проплешины чистого льда, по которому можно было кататься даже без коньков. Разбегались и катились, стоя на ногах, иногда падали, иногда специально толкали друг друга в ближайший сугроб. Перебирались через этот сугроб и дальше — по льду, во тьму.

Набегались, накатались — уморились.

Свалились в ближайший сугроб, лежим, отдыхаем. Красавицы мои соревнуются, кто больше снежинок ртом поймает. Замело сильнее. Быстрыми, большими хлопьями.

Я по сторонам осмотрелся и от этой снежной фантасмагории как-то на душе стало вдруг тоскливо. Кругом белая мгла, ни берега не видно, ни огней, ни звёзд — ничего…

Только снег сверху, на наши дурные головы…

— Ну что, дорогие мои, накувыркались? В какую сторону теперь домой пойдём?

Обе встали, взяли меня за руки с обеих сторон и, уже втроём, вместе, повертелись, высматривая обратный путь…

Где там! Ни черта не видно…

Сверху всё в белом, под ногами всё бело, и по сторонам так же белый снег, уходящий во тьму…

Мы как будто оказались в центре большой, белой сферы, несущейся во мраке в неизвестном направлении. Ощущение полёта усиливал снег, большими хлопьями несущийся с неба.

И тишина…

Куда, в какую сторону идти?

Жуть…

Если не верите, можете прогуляться снежной ночью по занесённому снегом лиману. Или по снежному полю. Тоже ночью, в снегопад. Острые ощущения гарантирую. Не забудьте только компас с собой взять…

Девушки мои ко мне прижались, молчат.

— Что, испугались? — О себе, пожалуй, промолчу. — Ладно, будем надеяться, что других идиотов, кроме нас, здесь не было. Давайте следы свои искать.

Следы, впрочем, нашлись довольно легко. Даже на тех, открытых, участках льда по которым мы носились, как сумасшедшие. Так, не спеша, от катка к катку, через взъерошенные нами же сугробы, выбрались на берег.

Уже на берегу Наталья вдруг длинно и весьма витиевато выматерилась, я только и успел, что Саньке уши закрыть…

Уже за полночь. Сидим у Натальи.

Отогрелись, выкупались, чаю нахлебались, Сашку спать уложили, сидим — млеем потихоньку в креслах. Спать совсем неохота. Тут, в дверях зала, появляется привидение в белой ночнушке…

— Это что ещё такое? — Наталья…

— Выспалась. — Я…

— Мне страшно, — это уже Санька, — я с вами хочу…

— Иди, посиди с ней, пусть успокоится, путешественница хренова, я пока нам постелю…

Я увёл Саньку в её спальню.

Через некоторое время в дверях спальни появилась Наталья. Смотрит, чем это мы тут занимаемся…

Санька, свернулась под одеялом калачиком, я лежу рядом, на одеяле, нога за ногу и читаю ей учебник литературы на ночь.

— Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя…

Ну и так далее, по тексту. Наталья стоит в дверях, смотрит на всё это, не выдержала:

— Кобыла здоровая! Тебе не стыдно?! Тебе сколько лет уже?!

Санька в ответ скривила матери рожицу (похоже, это становится её стилем, отвечать Наталье на замечания), зарылась своей милой мордашкой мне в плечо и исподволь принялась недовольно поглядывать на мать.

— Иди отсюда Христа ради, — попытался я одной артикуляцией, без звука, выпроводить Наталью.

Не знаю, поняла ли она меня, но развернулась и ушла.

Вьюга у Пушкина вскоре закончилась и я принялся за «Попа и его работника Балду»…

_____________________________________________

Заметка №…

— Ты вообще в школе училась? Вспоминай школьную программу, учебник «Анатомия человека». Первичные половые признаки помнишь? Могу освежить тебе память. Автомобиль, сигареты, алкоголь, штаны, короткая стрижка, это всё первичные половые признаки мужчины. Нет, милая, не угадала! Совсем не то, что между ног болтается! Эта «колотушка» у многих нынешних на задний план давно отошла. К большому сожалению, именно вышеперечисленное стало сейчас первичными половыми признаками. А теперь в зеркало посмотри на себя. Хотя впрочем… нет, не смотри, не надо. К тебе это всё не относится, кроме алкоголя разве что…

Посмотри на тех особ, которые думают, что они женщины, напялив на себя всё вышеперечисленное. И при этом, вполне себе искренне удивляются, а чево это мужики на них внимания не обращают? Чево это мужики на них не «западают», с-суки этакие… Перевелись, мол, мужики…

Понятно теперь тебе, почему на твоих подружек мужики внимания не обращают. Максимум, так это только в кабаке, с пьяных глаз, когда «резкость» только на сиськи наводится. А в трезвом виде, если им такая особь в штанах, с сигаретой в зубах и стриженым затылком будет «глазки строить», так нормальный мужик шарахнется от неё в сторону инстинктивно, на уровне подсознания…

Так своим «Клавам» от меня и передай, искренние мои сожаления их нелёгкой судьбе, и пожелания успехов в их нелёгком деле…

Наталья посетовала на то, что её подружкам не везёт с кавалерами и меня чевой-то вдруг «понесло»…

____________________________________________

Заметка №…

— Нет, на Питера Пэна я не похож, хотя тот тоже не хотел взрослеть…

Наталья всё пытает меня о моей прошлой жизни…

— Я, наверное, больше похож на Карлсона, только живу не на крыше, а под самой крышей. И моторчик у меня не на спине, а в жопе…

— Понятно. И тебе не хватает Малыша, чтобы «поша-алить»…

По взгляду вижу — ляпнула, не подумав, так просто, по инерции. Очухалась, но уже поздно — вылетело…

— Давай-давай, шути дальше. Моя маманька вот так же, давно очень, грубо и откровенно посмеялась над чем-то, что я ей рассказал, доверил…

— И что?

— И ничего. В буквальном смысле. Ничего от меня она больше не услышала. До конца дней своих обижалась за то, что я ей ничего о себе не рассказываю, всё от неё скрываю, ничем не делюсь с ней…

— А что ты ей рассказал?

— А даже и не помню, хоть убей. Я тогда в классе седьмом или в восьмом учился…

— Разве так можно с матерью?

— А с ребятёнком, значит, можно?

_______________________________________________

Заметка №…

— Вот ты неугомонная, дались тебе мои бабы. Да, был у меня роман с одной дамой. Она даже жила у меня. Нет не в этой квартире, в другом городе дело было. В той квартире холостяцких «косяков» тоже было предостаточно…

Так вот, она меня в них носом никогда не тыкала. Понимаешь, о чём это я? Молча, брала тряпку, швабру, веник и так же молча приводила квартиру в порядок. Я только невзначай вдруг замечал, что печка засияла белизной, что паутина из углов комнаты куда-то подевалась.

Ну и так далее, по списку — чистые, выглаженные занавески на отмытых окнах. Куда эта дама делась? А ты знаешь, как-то утром я проснулся и понял, что она мне просто приснилась. Вот такие, блин, дела, моя милая. Это был простой, банальный сон.

— Приснилась? А я тебе поверила, обманщик. Или не приснилась, врёшь? На самом деле была?

— Я никогда не вру, запомни это, — посмотрел на неё наигранно строго, очень строго, — ну разве что иногда сочиняю, самую малость, совсем чуть — чуть…

___________________________________________________

Заметка №…

Сидели, ужинали. Саша вдруг спохватилась:

— Ма-ам, У нас родительское собрание завтра.

— Где?

— В школе! Где-е…, — передразнила…

— Когда?

— В пять часов.

— Я не смогу, у меня на работе сейчас «завал».

— Ну, ма-ам, ты и так почти никогда не ходишь…

— Нечего там делать. Будут опять деньги клянчить. Надоели уже… Пусть дядя Саша идёт, — кивнула на меня, — ему всё равно делать нечего…

— Ещё чего не хватало! — Это уже я. — И что мне там делать? Я же там никого не знаю, да и меня никто не знает…

— А там половина родителей друг друга не знают и впервые видят.

— И вправду, дя-ядя Са-аша…

Шальные глазки, смотрю, заблестели у обеих, от неожиданной идеи.

Короче, уговорили меня.

На следующий вечер. Сидим, ужинаем.

— Что там было?

— Да ничего особенного — подготовка к контрольным за четверть, поведение, неуспеваемость, курят на переменах… Кстати, девушка, — посмотрел строго на Шурку, — курят на переменах, за школой…

— А я тут причём?

— Точно ни причём? Смотри — выпорю! А за дочу нашу что-нибудь говорили?

— Да, вроде, нет. Кстати, Санька, а кто это, молоденькая, что собрание вела? Ваша классная руководительница? Ни чё так! Одна живёт? И не замужем? И детей нет? Интере-есно… Кстати, Санька, а когда у вас следующее собрание? Я бы сходил…

Наталья, молча, поднесла мне под самый нос дулю, скрученную из своих прелестных пальчиков.

На собрания я, разумеется, уже больше не ходил.

___________________________________________________

Заметка №…

Очередное воскресное утро, примерно восемь часов. Ещё дрыхнем, но просыпаемся от того, что где-то в стену долбит перфоратор. Наталья тихо выругалась, и накрыла голову подушкой.

Двенадцать этажей, помножить на четыре квартиры, получается — сорок восемь. Плюс помножить это всё на пять подъездов, получается… получается… очень много получается.

И в каждой из этих квартир, периодически идёт ремонт, по очереди. В итоге, если взять весь дом, где-нибудь обязательно идёт ремонт. Бесконечный ремонт, не утихающий ни на один день.

И народ-то у нас стал весь «продвинутый», простой переклейки обоев ему уже недостаточно. Обязательно нужен перфоратор… Обязательно! Если без перфоратора, то это уже не ремонт.

Перфоратором по стенам, по бетону, по плитам перекрытия. Если не догадываетесь, о чём это я, то откройте школьный учебник физики и найдите там параграф о распространении звуковой волны в различных средах…

— Давай разменяем квартиры на отдельный дом, на старости поживём хоть спокойно. Что мы всё бегаем друг к другу в гости, как малолетки? — Наталья выглядывает на меня из-под подушки. — Что ты молчишь?

— Пойду-ка я схожу к себе в хату, посмотрю — как там…

Зашёл к себе, вышел на балкон и пытаюсь хоть немного сконцентрировать мозги на чём-нибудь. От неожиданного предложения все мысли в ступоре.

Глянул вниз. В соседнем подъезде на третьем этаже долбили стену насквозь.

Наверное, для «сплита».

______________________________________________

Заметка №…

Захожу…

Наталья сидит на кухне расстроенная, даже злая. Санька шмыгнула от неё в зал, с глаз долой. Помахала мне издалека ручкой и скривила несколько рожиц, указывая пальцем на дверь кухни. Надо полагать, рожицы должны были быть такие же противные, как её мать, но получались они у неё всегда весьма забавные.

Захожу на кухню:

— Это что ещё такое? Что случилось?

— Отвали, сосед…

— Мило!

Сел рядом с ней. Сидим, молчим. На столе перед Натальей «четвертушка» коньяка, вернее, уже половина «четвертушки». Наталья встала, достала из шкафа рюмку для меня, залезла в холодильник, поставила на стол, что-то там нарезанное на тарелочке. Сама наполнила две рюмки и снова села на табурет…

Спрашивать о чём-либо, бесполезно. Сижу, зажёвываю коньяк кусочком колбасы.

Жду.

— «Сучки крашеные», повыгоняю н-на к…….

— Это ты о ком?

— Да есть у нас в магазине две «Маньки из Хацапетовки»… Подружки н-на… Из-за них директор ревизию устраивает, на меня её «повесил». А у меня там, сам знаешь…

— Догадываюсь. Очередной «шахер-махер»? Боишься — вылезет? Ты же сама ревизию будешь проводить, чего тебе бояться?

— Я её что, одна буду проводить?!

Ещё «по одной»…

Склонила голову над столом, обхватила её руками:

— Ё… т….. м….. п…. б…. (сплошная нецензурщина). И когда это всё кончится? Когда это болото б….кое закончится? Когда заживём по-человечески?

— А кто тебе по-человечески жить мешает?

— Я тебя умоляю! — Зло и иронично посмотрела на меня, — проживёшь тут «по-человечески» в этом говне! Посмотри вокруг, в каком болоте живём!

Хлоп ещё рюмашку…

— Это болото, я думаю, никогда не кончится. Это «болото», надо полагать, специально для нас и создавалось. Для того, что бы опускать нас в него, с самой головой… В это болото, в котором мы… В которое нас погружают… В эту грязь, в эту мерзость… Раз за разом… И смотрят, внимательно смотрят — прилипнет к нам что-нибудь или нет.

Придёт срок, вытащат нас из этого болота на Свет Божий, покачают головой, глядя на нас… отмоют, высушат, причешут… возможно, отшлёпают по заднице… и снова… сюда… жить… в болото…

И так до тех пор, пока ума не наберёмся. До тех пор, пока вытащив однажды кого-нибудь из нас на Свет Божий, не увидят, что человечек-то остался чистым… Что к нему так-таки ничего и не «прилипло», ничего за всю его жизнь в этом болоте. Наверное, удивятся, возможно похвалят…

— Умничаешь всё? Ну а дальше что?

— Не знаю. Это надо у тех спрашивать, кто для нас этот испытательный полигон придумал.

— А что, если «чистыми» так уже никогда и не останемся? А что, если так и будем раз за разом «обтекать»? Тогда что?

— Не знаю, ничего не знаю. Увидим когда-нибудь… сами…

«Хлопнули» ещё по одной…

— А с «шахер-махером» тебе лучше бы «завязывать»…

— А жить как? На какие «шиши» жить?

— А по голове получать? Думаешь, будет приятно? Ты думаешь, тебе оттуда, «сверху», п….лей не пришлют за твои дела? Вспомни школу, обществоведение, законы причинно-следственной связи помнишь?

— О-от ты «задрал» уже своей школой! Ты в какой школе учился, сосед? Я этого твоего почему-то ни хрена не помню!

— Я учился в обыкновенной советской школе. Только я там учился, а ты — хвостом вертела перед старшеклассниками… Так вот, первый закон причинно-следственной связи гласит, если в двух словах; «Что посеешь, то и пожнёшь». Слышала такое?

— Слышала!

— А вот второй закон причинно-следственной связи, гораздо интереснее, он гласит о том, что связь эта весьма условная. И п… на прилетит, если ты, конечно, её заслуживаешь, не обязательно на твою голову, а, скорее всего, на головы твоих близких. Кто это у тебя? Мать, дочь, сосед? Ты не забыла, милая, что у тебя есть сосед? А — а?

— Почему — на близких? При чём тут близкие?

— А что ты у меня это спрашиваешь? Я что ли это всё придумал? Я так думаю, это Они так «карают» провинившихся — через страдания близких.

— И что мне теперь делать?

— С чем?

— С ревизией?!

— Откуда же мне знать? Постарайся «спустить» это всё на тормозах, ты же у меня умница. И впредь будь умницей — «завязывай»!

— Завя-язывай, — передразнила меня, — м…… т…… з…..б….с…..х…..

(Думаю, запиканный текст понятен).

Наталья сложила руки на столе, а голову — на руки, почти спит. «Четверть» коньяка стоит пустая, а другая — почти пустая. Я пошёл в зал, там Санька смотрела TV.

— Давай мать укладывать, — говорю ей.

— У неё что-то случилось?

— Да, случилось. Ей сегодня на работе двойку по поведению поставили…

— Разве так бывает?

— Конечно, бывает! И очень даже часто…

Постелили вдвоём постель, привели Наталью из кухни, раздели её, уложили…

— Побудешь с матерью рядом, хорошо? Я пока схожу к себе…

Вернулся ближе к полуночи, тихо прошёл в комнату, глянул…

Они спали. Вместе. Лежали, обнявшись. Из-под одеяла видны были только две головы, приткнувшиеся на одну подушку. Обе растрёпанные — никогда волосы на ночь не укладывали.

Я немного постоял, посмотрел на них и отправился к себе. Тихо щёлкнув замком, прикрыл входную дверь за собой.

Свою дверь открывать не хотелось…

Так и стоял на лестничной клетке, как замороженный…

______________________________________________

Заметка №…

— Ты неправильно себе специальность выбрала. Тебе надо было идти в милицию работать, в органы дознания. У тебя раскрываемость была бы стопроцентная. О тебе ходили бы легенды и самым страшным наказанием для подследственных было бы — вызов к тебе на допрос. Ты бы у них всю душу вымотала своими вопросами. Ты можешь объяснить мне, зачем тебе это? Зачем тебе нужно всё знать о моих «бывших»?

— Твои «бывшие» мне сто лет не нужны. Как ты не понимаешь? Я хочу о тебе всё знать. Ты же ничего мне не рассказываешь…

— Зачем?

— Хочу…

— Помнишь, я тебя к знакомому стоматологу водил? Да-да, к ней самой, к стоматологше. Так вот она тоже любила задавать мне всякие разные «неожиданные» вопросы. Пользовалась тем, что я сижу перед ней, распластанный в её кресле, с открытой челюстью и в полуобморочном состоянии. Думала, что я в таком состоянии ей сейчас всю правду о себе выложу, как на ладошке. Вдавит меня своей коленкой в кресло, вставит бормашинку мне в зуб и начинает — а ка-ак у тебя, а с ке-ем у тебя, и что-о-о у тебя… И вопросы ведь грамотно ставила, на да — нет. Один раз ей моргнул — да, два раза моргнул — нет. Я ей, обычно, три раза моргал, или подмигивал одним глазом…

— Да уж, из тебя вытянешь… Как ты не понимаешь, мы ведь женщины и всё, что про любовь, нам очень и очень интересно…

— Про любовь?

— Да.

— Ну, тогда наберись терпения… В первый раз я влюбился в первом классе. Потом в третьем, терроризировал записками юную особу, которая сидела впереди меня. Затем в восьмом уже та самая — «первая любовь». И, почти по-взрослому, было летом, после девятого класса… Когда к нашей соседке приехала внучка на всё лето, моя ровесница.

Потом влюблялся перед армией, затем встречался с девушкой после армии… А затем влюбился… а затем я — влюбился…

— Что ты замолчал?

— А затем я влюбился в…

— Продолжа-ай, — толкает меня, глаза блестят от нетерпения.

— Я тогда жил в Казахстане, в Шевченко. Работал на ремонтном заводе токарем. Как-то утром сижу на полу цеха перед открытыми воротами, ковыряюсь в ящике с заготовками, ищу свои болванки. Тут по ящику тень промелькнула, я взгляд поднял вверх и-и…

— И-и???

— Увидел девушку, заходящую в большие, открытые створки ворот, освещённую всю лучами утреннего солнца. Наверное, прежде чем влюбиться, я её сразу же приревновал…

Она шла не одна, шла с одним из наших работяг. Они о чём-то оживлённо разговаривали, девушка при этом сияла вся изнутри, а не только от лучей солнца. Чуть позже я от этого работяги узнал, что девушку зовут Валентиной и что она вышла на работу из декретного отпуска после рождения дочери. Второго ребёнка, кстати. И было ей уже двадцать восемь лет… мне тогда было меньше и, разумеется, она была замужем. Я пропал…

— Такая была красивая?

— Нет, она была живая…

–??? Не поняла?

— Она была живая, а не ходячим телом. Ты не представляешь, какая у неё была энергетика! Ваша, бабская, чтоб тебе понятней было. Я совсем пропал… Только о ней всё время и думал. А шансов — никаких. У неё семья, двое детей, муж, родители… Видел её только по дороге на работу и обратно, когда расходились по домам…

— Бедненький ты мой, — погладила меня по голове, — и как же ты с этим справился?

— А никак, никак не справился. Молча вздыхал ей вслед и всё… Всё.

— Что — всё? Это всё, что ли? А дальше? Что ты мне голову морочишь?

— Дальше? Тебе интересно, что было дальше? А дальше было следующее… Примерно через неделю меня вызвал к себе начальник цеха и сделал мне весьма неожиданное предложение. Предложил мне, мне — токарю, пойти на другой участок поработать слесарем. Можешь себе такое представить? Я даже не поверил, подумал, что он шутит. А начальник говорит, что на участок заготовки срочно слесарь нужен, в пару сварщику. А токарей у них и так хватает, не всегда для нас работа есть. Вот они с Максимычем, это мастер наш, посовещались и решили предложить мне, так сказать, сменить рабочую специальность. Разумеется, я заартачился, но тут Максимыч обмолвился, что сварщица, мол, из декрета вышла, а работать ей не с кем, ей напарник нужен. На заготовке так работали, сварщик — слесарь, в паре…

Как тебе такой поворот событий?

— Так не бывает. Опять ты меня обманываешь…

— Совершенно верно, так не бывает, но так случилось. Наверное, это была самая настоящая «материализация чувственных идей». Помнишь фильм про каменную бабу и графа Калиостро? Я, наверное, так сильно её хотел, что там, на небесах, что-то сдвинулось… мне навстречу… Следующие два года моей жизни, которые мы были с Валентиной вместе… Работали вместе, чучело! Вот ты чучело!.. Были, наверное, самыми… да-да, можешь смеяться сколько тебе угодно, самыми счастливыми… самыми… Такого у меня, разумеется, никогда раньше не было и, думаю, никогда уже не будет… никогда…

— Вот-те раз! А я?

— Ты? А ты теперь всё про мою любовь знаешь. Вот и живи теперь с этим.

— Я знаю, ты это всё сейчас выдумал, чтобы меня позлить.

— А тогда не спрашивай меня больше ни о чём, чтобы я тебя не злил…

____________________________________________

Заметка №…

— Смотри — какие…

— Откуда это?

— Поклонник…

— Однако!

— А ты думал!

— Настоящие?

— Смотри… — поднесла руку к моему носу.

На среднем пальце её ухоженной руки — кольцо с бриллиантом и на шее — висюлька с таким же камушком. Играет им другой рукой. Присмотрелся… Ни хрена в этом не соображаю, но думаю — настоящие.

— Как думаешь, сколько стоят? — Спрашивает.

— Две дохлых вороны, не меньше…

–?!?!?! Ты-ы-ы!!! — Задохнулась от возмущения.

— В блокадном Ленинграде такие цацки уходили по цене дохлой вороны или полбуханки хлеба.

Наталья обиделась. Ушла.

Поделом мне, не смог удержаться от сарказма.

Через некоторое время она вернулась.

— Уж если ты вспомнил блокадный Ленинград, так может и цена им не две дохлых вороны, а спасённая жизнь? Как думаешь?

_________________________________________

Заметка №…

— Тебе нужна моя любовь?

— Нужна.

— Бери, мне не жалко…

— Я бы взяла, да у тебя её нет. Её нет у тебя для меня!

Начинаем потихоньку мучить друг друга…

— Возможно, у меня её вообще уже нет. Ни для кого.

— А, может, ты её просто припрятал где-нибудь? Прячешь от меня?

— Наверное, я её просто потерял, где-то в своём прошлом…

— А мне кажется, ты её просто прячешь, на будущее…

— У нас есть будущее?

— У нас — нет. А у тебя — да.

— Наталья, не смеши меня, какое, на хрен, у меня будущее? Посмотри на меня внимательно!

— И всё-таки, ты врёшь. Ты прячешь свою любовь от меня… на потом. Я женщина, я это чувствую…

— Наталья… ты меня пугаешь… своими пророчествами…

____________________________________________

Заметка №…

— А знаешь, почему русские люди бухают? А потому, что, когда бухнёшь, отрубаются напрочь все энергетические связи с внешним миром. Обрубаются все каналы восприятия, под самый корень. Это, конечно, плохо. Потому что в таком состоянии до Бога уже не «достучаться».

Зато! В таком состоянии тебе уже не страшны ни порча, ни сглаз, ни наговор, ни заговор. Ни, так называемый, «вампиризм». Ничего к тебе уже не «прилипнет» и ничего с тебя уже не «скачают». Понятно тебе, к чему я это всё говорю? Нет? К тому, что, чем дольше я общаюсь с женщинами, тем сильнее мне хочется набухаться…

______________________________________________

Заметка №…

— А с кем это я тебя вчера видела?

— Это, смотря где и — во сколько…

— В обед, в «Фикусе», за столиком на двоих у окна…

— Расслабься, это просто друг. Да! Друг женского пола! Что тебя удивляет? Мы с ней когда-то работали вместе, теперь просто дружим. Нет, просто дружим! Хорошая женщина, интересный человек… да, молодая. Да! Красивая, опять — да! Что тебя смущает?

— Врёшь…

— Почему? Почему?! Вот же б……ь времена настали! Если мужчина с женщиной, то непременно только любовники. Только лишь! Иначе никак. А если просто друзья? Друзья, а-а? Хочешь сказать — «Постой, постой! Что значит — друзья? Встречаются, общаются, время вместе проводят и не трахаются? Так не бывает, быть такого не может! Точно, какие-нибудь замаскированные, опасные для общества, чокнутые извращенцы! Точно!!!»

— Что ты завёлся, я просто спросила… и совсем не об этом…

— Я заметил, о чём ты спросила.

— И о чём же я тебя спросила, интересно мне знать?

— О чём? Я отвечу, о чём. Ты спросила меня — «А для чего нужно дружить с женщиной, если её не трахать?» И заметь, это спросила женщина…

__________________________________________________

Перебираю ещё несколько заметок про то, как мы с Натальей начали постепенно отдаляться друг от друга. В них, и — кто, и — в чём, виноват. В этих заметках очень много умных слов, несмотря на то, что я конченый дебил…

___________________________________________________

Заметка №…

Стал часто сниться один и тот же сон. Как будто я нахожусь в открытом космосе. Вернее, в космосе — огромный, космический корабль. Размером с наш, земной, авианосец будет, но весь какой-то округлый, «зализанный». Я на нём пилот, один из пилотов. Находимся на орбите какой-то планеты. Когда сон стал повторяться, я начал обращать внимание на детали. Планета не была Землёй, но в целом выглядела так же, моря — океаны и суша.

Помню, что во сне я нахожусь за бортом своего корабля. Скафандр на мне какой-то странный, больше похож на спортивный костюм. Я не один, нас несколько человек. Чем-то занимаемся непонятным… неожиданно раздаётся команда, прямо в голове: «Срочная эвакуация!» Возвращаемся на корабль, начинаем быстро удаляться от планеты.

Уже издалека увидели, как к планете несутся несколько огромных, огненных шаров. Ударяются об неё по очереди. Планета разваливается на куски. Мы начинаем лавировать меж глыб и осколков планеты, разлетающихся в разные стороны. Кроме нас остался ещё один, такой же корабль и с десяток поменьше…

Потом я долго стою, вжавшись лбом в иллюминатор корабля, пытаясь что-то высмотреть в бездне космоса, в этой вселенской пустоте. Но там уже ничего нет, одни осколки…

Возвращаться было некуда…

Просыпаюсь от того, что падая, падая с огромной высоты, ударяюсь о свою кровать…

_____________________________________________

Заметка №…

— Сейчас, к сожалению, степень ума определяется количеством украденного. Много украл — умный, мало украл — дурак. А если вообще не крадёшь, значит, вообще полный придурок. Как эквивалент — недочеловек. Потому и отношение к обычным людям, к «недочеловекам» оттуда, сверху, — показал пальцем в потолок, — соответствующее. Потому и жизнь сейчас такая, — покрутил пальцем вокруг, — сама видишь, не маленькая уже.

— Завидуете ему?

— Кому?

— Маминому любовнику?

Пауза…

— Сейчас вот нос откушу, посмотрим тогда, кому ты завидовать будешь…

— У него «Порш», как его, «Кайен», знаете, какая тачка клеевая! Он мне уже давал порулить.

Снова пауза…

— А мать твоя где была в это время?

— Сзади сидела.

— Вот дура…

— Зря вы так. Он вроде нормальный мужик, добрый.

— Ты давай вот, бутерброд мой положи на место и борщ выливай обратно в кастрюлю. Иди к своему «доброму», пусть он тебя и кормит… икоркой красной… ты её любишь…

— Уже не люблю.

— Почему это?

— Потому, что у вас её никогда нету…

Вот, что хотите, то и думайте по этому поводу. Я так и не понял, о чём это она?

_______________________________________________

Заметка №…

Вышел на балкон подышать свежим воздухом. Утренний туман всё ещё лежал на земле. Из него торчали только верхушки деревьев и крыши домов вдалеке. Хорошо. Свежо, тихо. Склонился над перилами, смотрю вниз, с двенадцатого этажа. Внизу тоже туман, земли не видно. Парим, как над облаками…

Вдруг открывается дверь соседнего балкона и из неё летит вниз пакет, надо полагать, не без мусора. Вслед за пакетом высовывается растрёпанная голова и осторожно следит за его полётом.

— Сашка!!!

— Ой!

Голова дёрнулась обратно, внутрь, но ненадолго. Высунулась вновь, смотрит на меня, улыбается виновато, но абсолютно без раскаяния.

— Ты это что делаешь? А-а?

— Это не я, честное слово! Он сам упал! Честно-честно!

Смеётся. Взгляд ясный, чистый и светлый, прямо — невинное дитя, которое оговорили.

— Александра! Хочешь, расскажу, как вино делают? Вернее, как брагу делают для самогона?

— Зачем это мне? Я не пью.

— А ты послушай! Химию в школе уже изучаешь? Так такого тебе на уроке не расскажут. Удивишь учительницу своими глубокими познаниями. Так вот, значит, берут дрожжи, берут сахар, заливают всё это тёплой водичкой и ставят в тёплое место. Бактерии дрожжей, радуясь халяве, начинают жрать сахар, нежась в теплой водичке, как на курорте. Начинают, извини, «размножаться», как на курорте. Не смейся! Я тебе серьёзные вещи рассказываю! Ну и, конечно же, начинают, уж извини меня, срать, после обильного, халявного обеда. Догадываешься чем? Что значит — нет? Срут обычно — обычным дерьмом. Только это там, у них, в мире бактерий — дерьмо, а в нашем, человеческом мире, это обычный спирт. Понятно? Шо — ага? Ни чё не ага! Когда количество этого спирта в браге достигает восемнадцати градусов, все бактерии в ней, в браге, погибают именно из-за этого же спирта. Проще говоря — захлёбываются насмерть в своём же говне. Всё! Брага готова, можно «гнать»! Теперь — ага?

— Ой, не «грузите» меня, мне в… — отправилась внутрь квартиры.

Смотрю ей вслед, она это чувствует. Возвращается…

— Один единственный раз за всю жизнь и то нечаянно уронила! — Смеётся. — Он сам у меня из рук выпрыгнул. Вот!

Поправила растрёпанные волосы на голове и с победным видом удалилась.

Я всё ещё не ухожу. Несмотря на то, что туман рассеялся и открылся печальный вид на богатый урожай мусора под окнами, настроение было хорошее. Сашка в этом постаралась.

— Маме только не говорите, — это она, снова появилась на балконе.

Сложила руки на перила, голову уложила на руки, смотрит на меня уже грустно. Я тоже смотрю на неё, качаю строго головой (типа ай — яй — яй!).

— Чучело ты гороховое, — говорю ей одними губами, без звука.

Поняла меня, снова рассмеялась.

— Пока-а! — помахала мне ручкой…

_____________________________________________

Заметка №…

Кстати…

Странная тенденция появилась в нашем городе. Народ начал обзаводиться самогонными аппаратами. Только среди моих знакомых, друзей и родственников есть уже у: раз, два, три, у кума, у дядьки ещё, ещё у Вадика. Ещё — раз, два… навскидку только, больше восьми аппаратов насчитал. Впрочем, что это я! Какой самогон! Будем культурными до конца, назовём это дистиллятом. Как, впрочем, и есть…

Так вот. Обзавелись все эти люди, кто через интернет, кто — как, очень качественными дистилляторами для получения очень качественного дистиллята. Чтобы не травиться химией из магазина.

Позвал меня как-то кум к себе домой, чтобы испытать с ним вдвоём новенький дистиллятор. Пшеничный полуфабрикат уж две недели как отстоял, отбродил, пора перегонять. Перегонка — это по научному так процесс называется.

Что бы не идти до кума с пустыми руками, решил взять грибов на ужин. Взял на рынке полтора кг свежих шампиньонов. Когда пришёл, половина трёхлитровой банки дистиллята у кума уже накапало. Я взялся за грибы.

Разделил их на три части и разложил на трёх противнях для духовки. Будем запекать. У всех шампиньонов вырезал аккуратненько острым ножичком ножки, чтобы осталась одна шляпка. Дыркой вверх, как у чашки.

На одном противне в грибы вместо ножек ложечкой аккуратненько заправил тёртый сыр и сверху залил майонезом. В другую партию заправил тёртые грибные ножки, те самые, которые выковырял предварительно. А! Предварительно смешал тёртые ножки с майонезом и приправил красным перцем — «чили» называется. И, наконец, третью партию заправил тёртой ветчиной, уже без перца, но с майонезом. Без него никуда, желательно 67% жирности.

Получилось три противня деликатесов на ужин. Жарится всё в духовке не более получаса, при температуре +275. Это по Цельсию если. Пока третью партию подготовил, первая уже спеклась. Это — которая с сыром.

Доверил жене кума самое ответственное в этом деле. Открыть духовку и переложить деликатес с железки на фаянсовое блюдо. Запах по кухне пошёл! Я вам скажу-у… Обалдеть! Сейчас пишу, а у самого слюнки текут.

Под первую партию грибов пошла первая партия дистиллята. Дистиллят, я вам скажу, получился отменный. Пахнет пшеницей, как и должно, а не вонючим спиртом, как в магазине. «Идёт» мягко, горло не дерёт. Тут же, вслед за ароматным дистиллятом, в рот горячие, сочные грибочки… Кусаешь их, сок брызжет, во рту всё тает… Мама дорогая! А желудку всего этого мало, говорит: «Ещё хочу!».

Вскоре подоспела вторая партия. Вторая партия — того и этого. Вот мы и того — этого, продолжили дегустацию.

На третью партию грибов, это которые с ветчиной, жена кума не осталась с нами. Ушла к себе в спальню и сказала: «Ну вас, сами». Женщина! Я для неё старался, ужин готовил. А она! Переложил на блюдечко три штучки деликатесов с ветчиной и, пока они горяченькие, понёс к ней в спальню, кормить её.

Она уже спала. Я обиделся.

Вернулся кум с веранды с новой партией дистиллята. Увидел, что меня нет, прошёл за мной. Говорит мне: « Ты чё это у моей жены в спальне делаешь?». «Ну ты, — говорю ему, — странный человек! Что мне ещё делать в спальне у чужой жены? Не видишь разве? Пристаю к ней с разными глупостями», — и показываю ему блюдечко с грибами. — «А она, о-он, ви-ишь? Отвернулась к стенке, оттопырила кверху свою ж… ж… «женечку» и сопит себе в дырочку». «Ладно, не приставай к женщине, — кум махнул рукой в её сторону, — пусть отдыхает. Она на работе устаёт сильно».

Кум провёл меня обратно на кухню. По дороге съели с ним грибы, которые я держал. Один съел я, один съел кум, а третий улетел под шифоньер. «Ни-ичё, — успокоил меня кум, — пойдёт в фонд голодающих тараканов».

Время близится к полночи, а дистиллята всё как-то не прибавляется. Наоборот, идёт на убыль. Странно это всё как-то…

Домой пошёл пешком. От такси отказался категорически, наотрез. Нечего привыкать к буржуйским замашкам. До дома недалеко. По берегу лимана пару километров на юг, потом на горку вверх, на запад, уже по своей улице. А наверху от горки ещё немного пройти, а там и дом мой стоит. Короче, рядом.

— Всё кумэ, мне пора, я пешком подышу, свежим воздухом пройдусь. Никаких такси! Лето на дворе… я дойду… на ощупь… вдоль заборов. Всё! Пока! Закрывай калитку! И хватит меня обнимать, иди жену свою обнимай!

— Эх, ты. Я думал ты придё-ёшь, посиди-им, поговори-им. А — ты? Сразу домой. А-а-а! — Махнул рукой обиженный кум. — Иди ты на-а…..

Я и пошёл.

Домой, вроде, дошёл благополучно. Помню только, по дороге русалки ко мне на лимане приставали. Водили свои хороводы под луной, увидели меня, обрадовались. За руки меня схватили, ввели в свой круг, на голову венок из травы надели, закружили, завертели. Закружился и я, да и в воду шлёпнулся. Благо, возле берега, не утонул, зато освежился.

Потом очнулся уже дома, в туалете. Сидя на полу, в одних сатиновых труселях, обнимая изделие для оправления человеческих нужд.

В следующий раз очнулся уже на кухне, лёжа на линолеуме. Всё так же, в одних труселях. Хорошо, что лето — не замёрзну.

Под утро очнулся на коврике, возле кровати, но ложиться на неё не стал. И так было хорошо.

В полдень окончательно проснулся. Самочувствие — как огурец! Ни голова не болит, ни руки не трясутся, ни во рту… ничего… никаких куриных какашек. Вот что значит — экологически чистый продукт! Для себя, любимого, сделанный.

Пошёл ванную принять, а в ней почему-то оказались непереваренные грибы. В отхожем месте так же, вся белоснежная керамика была залеплена грибами. И ещё немножко их оказалось в прихожей, видимо «не донёс».

Когда всё убрал, вымыл, принял душ, выпил горячего чаю…

Сижу на кухне, на табурете, и размышляю, что русскому человеку всё-таки вредно много грибов кушать. Особенно на ночь…

____________________________________________

Перечитал вышеприведённую заметку и понял, что она совершенно из другого сборника. Ну да ладно. Оставлю для количества…

______________________________________________

Заметка №…

Стук в дверь. Никогда не звонит, всегда стучит.

— Привет, сосед. Дай штопор, пожалуйста.

— Твой друг что же? Все деньги на «Кайен» потратил, на штопор уже не осталось?

— Не буянь, сосед. Давай штопор…

______________________________________________

Заметка №…

Не помню, с чего у нас с Шуркой разговор начался, но свернул он как-то плавно на тему (извините) «педиков». И не то, что бы она их защищала, а просто, как-то так, весьма неопределённо, высказалась по поводу всего их «радужного» сообщества. Девушка уже взрослая, откуда дети берутся — давно знает.

Заявила удивлённо — чего это, мол, все к ним пристали? Если мужики крашенные в платьях ходят или девчонки при всех на улице взасос целуются, это, конечно, перебор. Но если дома? Когда одни, когда их никто не видит? Они же никому не мешают, ни к кому не пристают.

— Это ты так думаешь, — говорю ей, — потому, что они далеко. Где-то там, в Москве, в Америках, Европе. Ты их по телеку только и видишь. А вот представь себе, что у тебя семья, дети. Сын любимый и ненаглядный. Ты его двадцать лет холила — лелеяла, сопли ему вытирала, по поликлиникам с ним бегала, мучилась. От армии, разумеется, отмазала, в институт запихнула.

И в один прекрасный момент, он является домой, под ручку с каким-то небритым мужиком. И говорит тебе: «Здравствуй, мама! Знакомься, это Гиви… Мой будущий муж… А я буду ему верной женой».

Давай — давай! Включай свое богатое воображение! Представь себе свою будущую счастливую семейку. Возможно, и мужу твоему зятёк очень «глянется». Будет им о-очень доволен…

Санька поперхнулась, замахала на меня руками и, подбежав к мойке (сидела у меня, обедала), выплюнула в неё всё, что во рту было. Прополоскала рот чаем и уселась снова на табурет…

— Представила…

— Ну, и как? Понравилось?

______________________________________________

Заметка №…

Подхожу к подъезду, у порога стоит знакомый «Кайен». На крыше — торт. Вернее — остатки торта, размазанные по всей машине. Видимо, издалека торт летел, точнее — свысока. Торт, кстати, мой любимый. Сахарное безе, «Паутинка» называется.

Поднимаюсь к себе пешком — лифт где-то наверху застрял. Слышу, как хлопают дверцы кабины. Добрался к себе на этаж, так и есть. В дверях лифта застряла, чудом туда попавшая, бутылка вина. Дверцы закрываются, ударяются о бутылку и снова открываются. По всей лестничной площадке, разбросана всевозможная закуска, возможно даже деликатесы. Рассматривать не собираюсь.

Бутылку я убрал внутрь кабины, пусть будет кому-нибудь в подарок. Лифт, хлопнув напоследок дверцами, тут же уехал вниз. За дверями соседней квартиры — крик. Причём, матерный.

Конечно же, я туда лезть не стал. Как говорится — милые бранятся…

_________________________________________________

Заметка №…

Как-то встретились с Санькой — она на своём балконе, я на своём. Вышли одновременно, подышать…

Ранняя весна. Хочется свежего воздуха, тёплого солнышка. Поздоровкались с ней, обменялись дежурным приветствием. Стоим — молчим…

Впитываем ауру Земли. Заряжаемся, как японцы, созерцая окружающую красоту мира. Я её этому научил.

Вижу внизу, в мусорных баках продовольственного магазина, ковыряются. Вполне себе нормально одетые, лишь слегка потрёпанные, люди. Перебирают какие-то упаковки, что-то к себе в пакеты складывают, что-то обратно в бак выкидывают.

— Смотри, — указываю на них Саньке.

— И что?

— Смотри внимательнее, что ты видишь?

— Бомжей…

— Да нет, милая, это не бомжи. Это бывшие двоечники, ищут в мусоре свою судьбу. Вернее — уже нашли. Понятно?

— Нет, не понятно…

— Учись хорошо! Не заставляй свою маманьку, заставлять тебя учиться. Учись сама! А то будешь, как эти… — тычу в них пальцем.

Санька, демонстративно закатив глаза, уходит в свою комнату.

Стою, созерцаю мир дальше, уже один…

____________________________________________

Заметка №…

— Ты посмотри на него внимательно, он же дегенерат! У него это на лбу написано. Совершенно верно, прям буквами, прям так и написано! На лбу! Неужели сама не видишь? Ну, это же школьная физика, девятый класс: «Энергия — формирует материю»! Какие у него мысли, то бишь энергия — такая у него и рожа!

Не поверите. Наталью бросил любовник, а я сижу её успокаиваю…

______________________________________________

Заметка №…

Стук в дверь…

Открываю. На этот раз стоит расстроенная Шурка…

— Я к вам, можно?

— Что случилось? Опять?..

— Снова. Снова пришёл этот ган……

— Сашка!!!

— Тот самый, вы его видели. Сидят, бухают. Ко мне пристали; «Уроки сделала?». — Скривилась, передразнивая мать. — Я их «послала» и ушла… Посижу у вас, не хочу домой.

— Посиди…

Закипел чайник, чуть позже — поужинали. Санька немного успокоилась.

Сидим в зале. Я исподволь рассматриваю её. Интересно — выросла девчонка. Сколько ей уже? Лет пятнадцать — шестнадцать? Можно посчитать, ну да незачем. Какая мне разница?

Сидит в кресле напротив. «Формы» (уж извините), совсем взрослые. Такая же стройная, как мать, и такая же красивая…

Смотрим с ней TV. В нём какая-то музыкальная чушь. Лениво спорим об увиденном, ей нравится. Уже поздно. Она свернулась в кресле, почти калачиком, зевает… Очень мило зевает…

— Тебе не пора?

— Выгоняете?

— Выгоняю…

— Ну, можно ещё немного? Не хочу-у домо-ой…

Потянулась, зевая, выгнулась, как кошка, на спинках кресла, во весь свой рост. Одной рукой рот прикрывает, другой — рубашку и юбку одёргивает. Да что уж там теперь одёргивать! Всё завёрнуто и задрано донельзя, от лежания в кресле… всё — наружу…

Я вышел, чтобы сердце не остановилось от этого зрелища. Вышел на площадку, постоял под соседней дверью. Там — музыка и громкий смех. Гуляют…

Саша тоже вышла, стала рядом.

— Слышите? Я не пойду туда, — шёпотом…

— Поздно уже…

— Я не пойду туда! — почти в крик…

— Зайди ко мне…

Закрыл за ней свою дверь, постоял и позвонил — в соседнюю. Наталья вышла, но не сразу. Навеселе…

— Чего тебе, сосед? А я думала, Сашка вернулась, зараза. — Смотрит мне за спину.

— Она у меня сидит…

— Ну, пусть сидит. Насидится — пусть домой ночевать отправляется. Всё! Пока, сосед, не буянь!

Её дверь захлопнулась у меня перед носом, а моя приоткрылась…

— Слышали?

— Слышал. Заходи обратно, оставайся ночевать, я тебе диван разложу…

— Хорошо. А выкупаться можно?

— Можно…

Разложил ей диван, застелил. В ванной повесил для неё полотенце.

— А что бы мне вместо пижамы надеть?

И смотрит на меня, уже весело и лукаво, совсем, как мать…

— Пижам не держу, а рубашки мои тебе коротки будут. В простынь заворачивайся, будешь, как греческая нимфа. Или, кто там у них, в белых балахонах до пят ходил?

— Наверно — гетеры?

— Наверное, они самые…

Закрыла за собой дверь ванной, пустила воду…

Вышла из неё, туго завёрнутая в простыню, на голове полотенце дулей. Распаренная, уставшая, но довольная.

— Чай?

— Нет, спать.

— Иди, ложись. Я постелил.

— Посидите со мной…

Упала на диван, вытянулась на нём, потянулась. Затем подвинулась, освобождая для меня место (чего я уж никак не ожидал).

— Садитесь…

Я машинально сел рядом. К ней в изголовье. Она взяла мою руку, вернее ладонь, зажала её между своими ладошками и, втиснула этот сэндвич себе под щёку. Закрыла глаза. Я так и застыл над ней, в весьма неудобной и нелепой позе, боясь пошевелиться.

— Почему с вами так легко? С мамой совсем не так.

— Это потому, что тебе, банальным образом не хватает мужской энергии.

Глаза её слегка приоткрылись и с немым вопросом смотрят на меня сквозь щёлочки век.

— Внешней, разумеется…

Глаза её открылись полностью. Я утонул в них. В этой зелёной бездне её глаз. Потерялся там окончательно…

— Безотцовщина!!! Я про это тебе говорю! А ты что подумала? Чукча!

Она рассмеялась.

— Нет. Здесь что-то не то, не это… И почему вы с нами не живёте?

— А с кем же я, по-твоему, живу? Всё это время…

Санька достала мою ладошку из своих рук и теперь легла щекой только на неё.

— Тёплая. У вас ладошка тёплая, — промурлыкала она, снова закрыв глаза. — Полежите со мною… холодно… у вас в квартире холодно…

(Ну, что? Извращенцы всех мастей? Напряглась «плоть»? Приготовились вкушать? Рассла-абьтесь. Сегодня не ваш день…)

Я осторожно вытащил ладонь из-под её щеки. Ушёл. Вернулся с тёплым одеялом, укрыл её полностью. Она поворочалась под ним и под моими руками, помогая себя закутывать в него. Недовольно сморщила свой милый носик…

— Уходите?

— Спи, сирота Казанская…

Не удержался, всё ж чмокнул её в лоб и ушёл к себе в спальню.

______________________________________________

Заметка №…

На следующее утро от предыдущей заметки.

Стук в дверь. Не любит звонить, всегда стучится.

— Сосед, открывай!

Впустил её.

— Привет. Где чадо моё?

В прихожую вышла Санька. Заспанная, растрёпанная. Зевает. Перезапахнулась, спросонья, простынёй перед матерью, а под ней, под простынёю, ничего и нет. Тут же, поверни голову, все Сашкины «причиндалы» в ванной, на верёвочке висят. Сушатся.

(Ну, Санька, ума — палата)

Наташку от увиденного «накрыло». Преобразилась вся. Вмиг превратилась в фурию.

Все дальнейшее трудно будет передать культурными словами. Потому как в общении со стороны Натальи употреблялись исключительно матерные.

— Это что б…..ь такое?! М….. в…….. н…….. х……..?!

— Мама! Ты что?!

— Это что………………………… тут такое…………… творится, я вас спрашиваю?!

— Мама!!!

— Молчи, б…..ь! — Пытается сорвать с неё простынь. Санька отбивается.

Стою, молчу. Что-либо говорить бесполезно, не услышит.

— Это……………………….. что………………….?!

— Мама!!!

Вижу — Саша сильно испугалась, почти в истерике. Думаю, она даже не сразу поняла, что у матери на уме, что с матерью творится. Взял Наталью за руку, попытался её оттащить от Саньки.

— А-а-а!!!………………………….., старый козёл…………………………! Понятно теперь! Всё понятно! П.. п.. — поперхнулась словами, в глазах слёзы, зубы стиснуты. — Посажу, гад.

Принялась меня избивать, только и успевал от неё уворачиваться.

Санька убежала к себе. Наталья вслед за ней, ни на минуту не умолкая. Думаю, жильцы подъезда в то утро многого наслушались.

Страшно стало за обеих. Пошёл за ними. Саша закрылась в своей комнате, Наталья колотит в её дверь ногами. Очевидно, пытается выломать её, не меньше.

— Открывай!!!

— Мама, ты что!!!

— Открывай,………………………. убью!!!

— Мама!!!

— Уйди, гад, — увидела меня, — уйди.

— Успокойся…

— Уйди, гад, я тебя посажу…

Идёт на меня, сжав кулаки, я отступаю. Санька в это время выглянула из своей комнаты. Уже одетая, с сумкой в руках. Глянула на дверь, на нас. Я схватил Наталью за руки, прижал её к себе, насколько это было возможно, и кивнул Саньке на распахнутые двери квартиры. Она пулей промчалась мимо нас и дальше, вниз по лестнице…

А я в это время получил удар коленкой между ног. И когда присел от того, что потемнело в глазах, получил ещё, вдогонку, уверенный удар кулаком в челюсть.

Лёжа на полу, слышал только быстро удаляющиеся, бьющие по мозгам, шаги Натальи.

А пропади оно всё пропадом!

________________________________________

Заметка №…

В этот же день, ближе к обеду…

Звонок в дверь. Открываю — милиция.

— Вы (такой-то, сякой-то)?

— Да, это я.

— Собирайтесь. На вас поступило заявление.

— С чего это вдруг?

— Проедемте с нами в отделение, вам там всё объяснят. Документы возьмите с собой.

Собрался. Окинул взглядом квартиру. Воду и газ перекрывать не стал. Авось, обойдётся, даст Бог — вернусь…

Вывели меня из подъезда, провели под испуганными взглядами соседок, хорошо — без наручников. Полагаю, уже все всё знают. Представляю себе, что сейчас у них в головах творится. Запихнули меня в милицейскую «десятку». Повезли в ГОВД.

А дальше… Дальше будет пьеса, под названием «Допрос с пристрастием». Дам её, пожалуй, в сокращённом варианте. Пристрастия, по возможности, вообще оставлю «за кадром». Или — «за сценой»? Интересно, как правильно будет в данном случае?

ДОПРОС С ПРИСТРАСТИЕМ

одноактная пьеса, место действия — ГОВД

действующие лица:

1-ый следователь.

2-ой следователь.

3-ий следователь.

Подозреваемый.

Пошёл занавес. На сцене три тяжёлых, конторских стола стоят вокруг одинокого, хлипкого стула. Сценический круг поворачивается.

Кабинет уходит вбок, по кругу, за перегородку, делящую сценический круг на две трети. На этой меньшей части сцены появляется стол, на нём три телефона. За столом сидит милиционер в форме. За его спиной, на стене, висит всевозможная милицейская наглядная агитация. Перед милиционером — турникет. Где-нибудь рядом с ним висит надпись крупными буквами: «Предъявлять пропуск в развёрнутом виде». Сцена продолжает вращаться. Снова появляется кабинет с тремя столами и стулом посередине.

За столами сидят люди в деловых костюмах. На стуле примостился, явно наспех одетый, слегка испуганный мужчина средних лет. Сцена останавливает своё вращение.

1-ЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. (смотрит в бумажку) Гражданин (Ф. И. О.)?

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. Да.

1-ЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. На вас поступило заявление от гражданки N об изнасиловании вами её дочери. Вы признаёте это?

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. Нет.

1-ЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Хотите ознакомиться с заявлением?

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. Хотелось бы услышать это от самой гражданки N.

2-ОЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Гражданка N, сейчас находится со своей дочерью в больнице, на медицинском освидетельствовании.

3-ИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Сейчас получим результат экспертизы — признаешь всё, как миленький.

1-ый и 2-ой посмотрели на 3-го следователя

1-ЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Гражданка N и её дочь, ваши соседи?

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. да.

1-ЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Где провела ночь дочка гражданки N?

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. У меня…

3-ИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. От — так!

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. В соседней комнате.

1-ЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. А почему она ночевала у вас, а не дома?

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. А потому, что её мать в это время принимала кавалера и для дочери в квартире места не нашлось.

Следователи переглянулись.

2-ОЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. А в каких вы отношениях с гражданкой N?

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. В соседских.

3-ИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. А в каких вы отношениях с её дочерью?

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. (посмотрел на 3-го следователя с иронией) В соседских.

3-ИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. В котором часу она к вам пришла?

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. Вечером, время не помню. Примерно в полночь я сообщил гражданке N, что её дочь у меня. Но той было не до неё. Да и Саша категорически отказалась идти домой, в это «кубло». Она осталась у меня. Выкупалась и ночевала в зале, на диване.

3-ИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вот это подарок! И как она вам? Как вам её юная, нежная кожа, бархатистая вся на ощупь? А как вам её аромат, аромат юного тела? (3-ий следователь, демонстративно потянул ноздрями воздух. Глазки, при этом у него заблестели). Да-а-а! Юное, нежное девичье тело!

3-ий следователь встал из-за стола и подошёл к подозреваемому. Навис над ним. Подозреваемый съехал со стула, сидит на нём, почти лёжа.

3-ИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Юное, нежное девичье тело, только вступающее в свой цвет. Только вступающее в свою женскую пору! (3-ий следователь наклонился над подозреваемым ещё ниже. Почти лицом к лицу.) Трудно удержаться от соблазна. Не правда ли?

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. Откуда вам известны такие подробности о юном, нежном теле? Вы его уже пробовали? Не удержались?

3-ИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ах ты-ж, с-сука! (3-ий следователь сжал кулаки и подозреваемый оказался на полу).

1-ЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Павел, сядь! Сядь за стол! (тот отошёл, но уселся на стол)

2-ОЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. А как вы думаете, почему гражданка N никак не отреагировала на то, что её дочка остаётся у вас на ночь?

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. (Пожимает плечами) Когда-то давно, с гражданкой N у нас были очень близкие отношения. Потом как-то так, само собой, отношения остыли, остались просто соседскими. Но Санька с тех пор, можно сказать, так и жила на два дома.

3-ИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. От — так! Что и следовало… (3-ий следователь, с вызовом, указал ладонью на подозреваемого)

2-ОЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вы сказали — жила на два дома, это, извините, как? Можно поподробнее.

По лицу следователя видно, что вопрос сей вызван лишь праздным любопытством. Видит это и подозреваемый.

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. (пожал плечами) Это закрытая информация. Так сказать, без комментариев…

3-ИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. (подскочил к подозреваемому) Да он нас дрочит, с-сука!

1-ЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Павел, сядь! Сядь за стол! А лучше выйди на….. из кабинета!

3-ИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. (уходя со сцены, за кулисы) Ничего, сука, на «зоне» тебя быстро «вскроют»! Всю твою информацию…

И выдал на ходу целую тираду о том, что делают на «зоне» с такими, как подозреваемый. Не буду ничего этого здесь писать. Пусть режиссёр сам что-нибудь придумает на эту тему. Соответствующих источников сейчас предостаточно.

2-ОЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ну ладно. Пусть у вас не сложилось с гражданкой N, но ведь и до этого и после, вы всё время жили один. (Видно, что он читает информацию с листа бумаги. Водит по ней пальцем. Возможно, это паспорт.) Я вижу, вы поколесили по Союзу в своё время. Но жили везде по общежитиям. Семьёй никогда не обзаводились. Детей нет. И что с вами не так?

По взгляду и интонации следователя видно, что вопрос с подвохом. Видит это и подозреваемый.

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. (после паузы) Русские в неволе не размножаются…

Над сценой снова повисает пауза. Станиславский должен быть ей доволен.

1-ЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Александр Александрович, вы сейчас находитесь не в том положении, чтобы шутки шутить. Вам предъявлено серьёзное обвинение…

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. Я так полагаю, обвинение будет после результатов экспертизы?

2-ОЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Допустим — так.

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. Так может, пока ждём её, посидим молча. Что бы не наговорить друг другу лишнего…

Следователи озадачены таким поворотом событий, но уткнувшись в свои бумаги на столе, замолкают. Пока все сидят молча, фоном звучит песня в исполнении Инны Желанной — «Мысли», из её музыкального альбома — «Зима».

Мысли мои мысли,

печалью на сердце…

Тоскуют, горюют,

печалью на сердце…

Тоскуют, горюют,

всё по прежней воле…

Как бы мне младому

да прежняя воля…

Да быстрые крылья

да прежняя воля…

Да быстрые крылья

да сизые перья…

Взялся бы я сокол

взвился б я высоко…

Да полетел далёко…

Далеко…

Далеко…

Далеко…

На финальных аккордах песни на сцену выходит 3-ий следователь. Несёт какую-то бумажку. Подходит к столу 1-го следователя, положил её на стол и все трое её читают. Пошёл занавес.

«Спектакль» окончен. Можно расходиться по домам.

На бумажке, которую читали следователи, доктор написал, что у дочери гражданки N не то, что бы со мною, но и вообще — ни с кем никогда ничего не было.

«Мандраж» догнал меня уже дома. Начало всего трясти, как в лихорадке, стало холодно. Стакан с чаем стучал о зубы, как в известном кино — у героя Пуговкина. Горячий чай не помог. Тогда достал из холодильника кастрюлю с борщом, разогрел его и начал хлебать ложкой, прямо из кастрюли, без хлеба, низко склонившись над ней, чуть ли не уйдя в неё целиком, с головой…

___________________________________

Заметка №…

На следующий день, вечером…

Стук в дверь. Уже понятно, кто там. Открывать не собираюсь. Снова стук, уже настойчивей.

— Сосед, открывай, — и продолжает стучать, — мириться пришла!

Всё-таки открыл ей.

— Мириться пришла. — На меня не смотрит, в руках бутылка…

— Ты не охренела ли?! Красавица! Ты чё припёрлась?!

У меня от её наглости перехватило дыхание…

— Сосед, давай помиримся.

— Нет!

— Саша, — подняла на меня глаза, — пусти, а то удавлюсь…

— Заходи, но не помиримся. И не жди!

Зашли на кухню, сели. Наталья поставила на стол бутылку водки. Я снова встал, принёс рюмки, хлеб, открыл холодильник…

— У меня только сало…

Она молчит. Порезал сало, хлеб, наделал канапешек, повтыкал в них зубочистки. Разлил водку по рюмкам.

— Саша…

— Молчи уже…

Выпили…

— Саша…

— Лучше молчи…

Снова разлил, снова выпили…

— Санька где?

— У бабки…

— И как она?

Наталья не ответила, выпила. На щеке появилась слеза…

— Прости меня…

— Нет и не проси…

— Саша…

— Нет. Не проси. Не прощу.

Иногда я бываю очень вредный…

— Прости меня, я испугалась…

— Не ври…

— Прости меня, я испугалась за Сашку…

— Не ври. Не ври!

Снова — не чокаясь…

— Приревновала… Приревновала?

Опустила лицо…

— Нет.

— Приревновала! Я видел, у тебя всё на лице было… Я видел… К кому?! Дура!!!

— Много ты понимаешь, — тихо в ответ, — я просто за дочку испугалась…

Налил ещё, выпили. Как-то так у нас быстро пошло, больше половины бутылки уже нет.

Снова сидим, молчим. Она смотрит в пол, я смотрю на неё. Красивая, сучка. По-моему, меня начинает разбирать от выпитого. Уже не сдерживаюсь, злюсь…

— Вы, тётки, привыкли к тому, что вам всё легко с рук сходит! Набедокурите! Н-навертите, н-на, такого, что на голову не наденешь! Выверните мужика наизнанку! И тут же, следом — «Прости, милый, я была не права. Ну, что ты сердишься? Поду-умаешь! Что тут такого?! Я ведь извинилась перед тобой. Что ты нос от меня воротишь? Я же ИЗВИНИЛАСЬ!». Самое страшное в этом то, что вы искренни в своём непонимании! Не понимаете того, что своим «ПРОСТИ» уже ничего не изменишь. Ничего не исправишь! Ничего не воротишь! Да и ничем другим — тоже…

Налил уже себе одному. По-моему, меня уже «несёт» от выпитого, от злости. Матерюсь…

— На хрен-н тебе моё прощение?! Что ты молчишь?! Ты его у дочери проси! Она тебя простит?! А-а-а?! Ты представляешь, что ей пришлось пережить?! Что ты ей устроила?! Ты хоть это себе представляешь?!

Выпили. Наташка «потухла», слушает молча. Смотрит в пол, по щекам — слёзы. Жалко её, дуру, но меня уже «понесло», остановиться не могу…

— Ты была там, с ней? Нет? Не пустили? А зря! Посмотрела бы, как твою дочку распинают. Распинают на вашем, «дамском» кресле. Как её распластали инквизиторы на вашем кресле, как её держат за ноги, держат за руки. Как она кричит, вырываясь. Возможно, даже мамку зовёт! А ей… А к ней, к твоему ребёнку, тычется между ног небритый мужлан с наглой ухмылкой на роже и лезет к ней… лезет ей… холодными, блестящими железками…

Наталья взяла бутылку, хотела себе налить, но та была уже пуста. Я залез в холодильник, что-то там у меня оказалось, неполное. Наталья вылила это всё в мою чайную кружку. Медленно выпила, зажевала выпитое кусочком сала и, уронив голову на стол, сползла со стула на пол.

Злость прошла. Склонился над ней. По-моему, спит. Отключилась.

Перетащил её весьма не эстетичным образом (поднять на руки уже не было сил) в комнату. Как смог, уложил на диван, который так и не довелось сложить. Раздевать не стал, как есть накрыл её одеялом, под которым спала Санька. Подсунул под её голову подушку, на которой спала Санька, расправил волосы на лице. Сижу, смотрю на неё — красивая, зараза…

Таким вот образом, дорогие мои, мой старенький диванчик и принял в свои мягкие объятия двух спящих красавиц. Буквально. С интервалом — чуть более суток.

— Чудны дела твои, Господи! Укрепи сердце моё во искушении!

Смеюсь. Издеваюсь над собой. Издеваюсь… А больше ничего и не остаётся. Только вот так сидеть на полу, рядом с диваном и смотреть на неё, поправляя волосы на её лице. Возможно, от моего прикосновения она открыла глаза. Смотрит на меня.

Но так и уснули с ней. Она, лёжа на диване, а я, сидя на полу, у дивана, положив на него только голову. Лицом к лицу…

________________________________________

Заметка №…

Саша ушла жить к бабушке. С матерью жить категорически отказалась. Встретились мы с ней случайно, спустя два-три месяца. На улице, где-то во дворах микрорайона.

Я шёл из магазина, она шла с подружками, возможно, из школы. От неожиданности остановились с ней оба. Затем она подбежала ко мне, обняла. Почти вжалась в меня вся.

— Простите меня, — шепчет мне на ухо, — простите…

И не отпускает, прижимается ещё крепче. Затем неловко ткнулась своими губами мне в щёку и убежала.

И всё. На этом — всё.

Здесь я впервые-то и почувствовал, что жизнь прошла. Что жизнь кончилась. Что всё, что должно быть в ней хорошего, уже прошло. Уже случилось. И ничего больше не будет. А я так и помру вскорости старым и одиноким мудаком.

________________________________________

Перебрал у себя все тумбочки и нашёл ещё кипу разных заметок. И на ЭТУ тему — тоже. Но сил уже нет, и моральных в том числе, перепечатывать их все на компьютер одним пальцем по клавиатуре. Разве что — эту. Про то, как мы гуляли с Натальей ночью, по первому снегу. Переделаю её в прошедшее время.

Заметка №…

Было за полночь, но мы не спали. Наталья стояла у окна, смотрела в него. Она часто так делала, станет в темноте у окна и смотрит… Что она там видит? Что всё пытается высмотреть с высоты двенадцатого этажа в уличной темноте? Разве что — далёкие фонари, да человекообразных букашек под ними?

— Смотри — снег. — Обернулась ко мне.

Той зимой снега почти не было. Без снега прошёл Новый Год — у нас так случается. И только ближе к Крещению замело. Я подошёл к ней, стал рядом. Замело сразу, сильно, и большими хлопьями.

— Пошли на улицу, посмотрим. — Это она.

— Можно на балкон выйти. — А это я.

— Нет, пошли.

— А Санька?

— Да она спит уже давно…

Осторожно прошла к дочке, постояла возле кровати…

— Спит.

Оделись с ней, вышли.

Есть что-то мистическое в такие моменты жизни. Когда в заведённый, нудный распорядок дня (завтрак — работа — обед — работа — ужин — диван — сон), врывается что-то постороннее и весь привычный уклад летит к чёртовой матери. Оказываешься снова в детстве. Когда каждый новый день — загадка, когда каждый новый день не похож на предыдущий и совершенно неизвестно, каким будет следующий.

У Натальи очень хорошо получалось сбивать ритм с привычного, нудного уклада жизни.

Снег был влажный, хрустел под ногами, налипал на ботинки, возвращая нас в детство. Вышли с ней на старую заброшенную дорогу и пошли куда глаза глядят. Справа от дороги — город, дома, слева — чистое поле, уже всё укрытое снегом. Попробовали слепить снежок. Мокрый снег великолепно держал форму. Слепили колобок и начали его катать по дороге, пока не накатали огромный ком снега (два взрослых идиота). Ещё два поменьше и снежная баба готова. Так и оставили её посреди дороги.

Каким-то образом, с нами оказалась чья-то собака. Большая, лохматая собака.

Потыкалась носом нам в ладони, на шее — ошейник. Видимо хозяин отпустил её погулять на ночь, или сама убежала. Так и шла с нами по дороге, бегала вокруг нас, играла с нами, уворачиваясь от снежков. Нисколько нас не боялась и не лаяла. Молча крутила хвостом, как вентилятор.

Молчало всё. Весь мир вокруг вообще замер, исчез для нас. Только снег, дорога, мы и чужая собака…

Вернулись домой почти под утро. Я даже не поверил, глядя на часы. Казалось, прогулялись не более часа. Когда зашли в квартиру, увидели, что бедное дитё сидит на кухне с мокрыми глазами и всухомятку жуёт печеньки…

__________________________________

Ещё одна заметка о нашей «прошлой» жизни. Если коротко, то она о том, как мы отмечали мой день рождения и чем всё закончилось. Изложу её вкратце, по-быстрому.

Были мои кумовья, друзья, родственники. Наталья наготовила всяких закусок и прочих вкусняшек. Сели, выпили, поели, танцевали, снова пили, шумели. Санька сидела с нами за столом, тянула к себе в рот с разных тарелок всё, что попало, без разбора. Всё было вкусным. От этого всего её и вывернуло наизнанку, прямо в зале. Отнёс её в ванную, отмыли её. Дитю плохо, температурит.

Вызвали «скорую», те приехали, осмотрели её и забрали в больницу. Сказали — надо. Мы с Натальей вдвоём, вместе с Санькой — в «скорую». Гостей оставили дома одних, просили не расходиться. Мол, ещё вернёмся — продолжим. Санька всю дорогу у меня на руках. И в «скорой» и в приёмном покое. Больница пустая, только дежурные врачи. Промыли ей желудок, чем-то накололи задницу. Пять раз, не меньше, спросили нас о том, не хватило ли дитё алкоголя, пока мы отвлеклись. От нас с Натальей амбре было соответствующее — праздничное.

Похоже, всё обошлось. Правда, напоследок дежурный доктор обматерил нас с Натальей, не особо выбирая выражения. Принял нас за семейную пару. Сказал, что у таких как мы, детей отбирать надо. Я ему пожал руку, сказал: «Спасибо, доктор» и с Санькой на руках, в такси, вернулись домой.

Гости нас, как ни странно, дождались. Но убедившись, что все живы-здоровы, отправились по домам.

________________________________________

А вот ещё одну «откопал». Если мне память не изменяет, самая первая заметка на эту тему. Произошло это примерно полгода спустя, как я въехал в квартиру.

Стук в дверь. Я смотрю в дверной глазок. Никого нет. Снова стук, хотя в обзоре глазка так никто и не появился. Открываю…

Под дверью стоит юное создание из соседней квартиры и протягивает мне на своей детской ладошке два цветных пёрышка.

— Что это у тебя? — Спрашиваю.

— Это у нас Кешка жил. Мама сказала, что он улетел, а крылья нам оставил. Пусть у вас полежат, а то мама их выкинет.

— Как же он без крыльев улетел-то?

— А их у него много…

_____________________________________________

Перебрал, перечитал все заметки за эти годы и понял, что с ними надо заканчивать. Пойду-ка я схожу в магазинчик, возьму пивка и схожу с ним на море. Посижу там на песочке, подышу свежим воздухом…

И выдавлю из себя, сочиню что-нибудь оптимистическое…

_____________________________________________

Финальная Заметка…

Как-то дождливой осенью устроил себе прогулку на свежем воздухе, под зонтом. В молодости я часто гулял под дождём. Уходил даже без зонта, лишь накинув на голову капюшон куртки. Не знаю, что это было. Возвращался домой промокший насквозь, но счастливый. И не болел.

Сейчас — снова. Наверное, впадаю в детство. Но теперь беру большой зонт — не солидно выглядеть мокрой курицей. Надышавшись, зарядившись, вернувшись, наткнулся в подъезде, у дверей лифта…

Наталья, Саша, а с ними девчушка лет семи и мальчишка, трёх — четырёх лет. Её дети. Санькины.

О них я слышал от Натальи, но никогда не видел. Саньку я тоже не видел давно. Очень давно. После тех «обнимашек» при случайной встрече на улице, о которых я писал, больше не видел. В тот год она окончила школу, уехала в Краснодар, там училась, вышла замуж, работает, нарожала мужу детей. Всё это время я её не видел. Только слышал иногда от Натальи. Скупо, весьма скупо.

Отношения с Натальей у меня выровнялись, успокоились. Возможно, было в них нечто большее, чем просто соседские, но… Заходили в гости друг к другу, отмечали праздники вместе, если они большие. Она мне хвасталась внуками, но сама у Саньки гостила редко. Не более дня-двух. Раз в год или в два.

Наверное, в их отношениях что-то изменилось, раз Саша сама решила побаловать бабку внуками.

Стою, смотрю на них. От неожиданности — нет слов ни у кого из нас. Во-още — немое кино. Наталья, довольная, прижав к себе внуков, развернула их ко мне лицом, молча указывая на них: «Помнишь? Это я о них тебе говорила. Мои!» На Саньку смотрю и не могу рассмотреть. Не могу объять её взглядом всю, сразу. По-прежнему красивая, но на мать уже не похожа. Какая-то у неё теперь своя красота, собственная.

Конец ознакомительного фрагмента.