Альманах «Бесконечная история»

Александр Свистунов

Сборник лучших произведений по итогам конкурса рассказов «Бесконечная история». Здесь вы найдете истории на любой вкус – викторианский детектив, лихой блокбастер в стиле Тарантино, стильный дизельпанк, фантастику об альтернативной Великой Отечественной, блестяще стилизованную под военную прозу тех лет, мрачное фэнтези в декорациях Тридцатилетней войны, истории о героях, призраках и чудовищах. Радость, грусть, дружба, предательство, трусость и героизм – все это «Бесконечная история».

Братья Швальнеры

Рю

Как же славно знойным, засушливым летом, по обыкновению в этот год спустившимся к подножью Фудзиямы, дождаться вечера, чтобы с такими же ронинами собраться в заброшенном кафе в старом Токио и играть в хяку!¹ Каждый из нас разодет под самурая времен сегуната Токугава и у каждого в руках свеча. Вот уж сумерки постепенно заволакивают окрестности столицы, и мы рассаживаемся на стульях, аккуратно расставленных вокруг тускло пылающего андона, держа в руках свечи. Каждый рассказывает свой квайдан — городскую легенду, от сюжетов которых стынет кровь в жилах даже видавших виды игроков, — а после его свеча задувается. И так — по кругу, пока заброшенное кафе вовсе не погрузится во тьму. По традиции, напоследок оставляется самая страшная история. Сегодня ее расскажет Такеши-сан.

— И что же вы хотите услышать?.. Ну да ладно. Его звали Рю. Дракон. Он происходил из древнего самурайского рода Нагаёси, отличившегося при защите сегуната в середине 16 века. Как известно, в ходе реставрации Мэйдзи самураи почти совсем ушли в прошлое, и клан его обеднел. Отец… не помню, кажется что-то там проворовался по службе, и совершил сеппуку. Мать торговала рыбой в Синдзюку и почти выбивалась из сил, чтобы обеспечить ему воспитание и образование. Испытывая постоянную нужду, как-то раз, еще будучи школьником, он совершил кражу, и попал под суд.

В то самое время в Синдзюку был один-единственный адвокат — Орихара Сёку — да и тот уже переезжал в Эдо, поскольку среди клиентов его завелись богачи из якудзы. По счастью мать Рю, Иоши, застала его в Синдзюку в его последний рабочий день…

— Здравствуйте, Орихара-сан, — низко поклонившись, сказала она. — Меня зовут Нагаёси Иоши, я вдова потомка семьи Нагаёси… Если, впрочем, Вам это о чем-то говорит.

Окончивший на «отлично» университет адвокат Орихара хорошо знал историю своей страны, и такая фамилия не могла проскользнуть мимо его ушей, оставшись незамеченной.

— Конечно, подвиг клана Нагаёси по защите сегуната в середине 16 века — это наша история, — Орихара ответил посетительнице поклоном с большим уважением. — Но что привело Вас ко мне? Чем я могу помочь представительнице столь знатного рода?

— Хоть род и знатный, — отвечала она, — но мы давно обеднели. Реставрация принесла нам одни печали. Много поколений до моего мужа просто не находили себе места в жизни, да и муж не стал исключением. Он совершил сеппуку 15 лет назад, и с тех пор мы с сыном живем практически на грани. Я ткала холсты и тем жила, а он учился в школе… Учился хорошо, как и все его предки. А сегодня я узнала, что он совершил кражу на рынке и теперь его хотят судить. Я пришла просить Вас о помощи, чтобы Вы приняли на себя его защиту.

— Я готов помочь знатному роду, так много сделавшему для моей родной Японии.

— Вы не должны давать обещаний раньше времени. Я была у многих адвокатов, и все они отказывались помочь, узнав, что у нас мало денег, и я не смогу заплатить столько, сколько платят другие клиенты при обычных схожих обстоятельствах!

— Иоши-доно, меня не интересует в данном случае вознаграждение. Я готов бесплатно помочь тем, чей предок не дал нашей стране погибнуть в лапах кровожадного безумца Харумото!..

Суд был тяжелым. Доказательств вины юноши собрано было предостаточно, да он и сам не отрицал своей причастности. Когда Орихара в разговоре с ним убеждал его солгать, чтобы избежать тяжелой ответственности, он горделиво отпирался — все-таки, потомок самурайского рода! Суд назначил ему два года тюрьмы.

Орихара извинился перед клиенткой, но она, как и ее сын, была очень спокойна и сдержанна в эмоциях. После этого в Синдзюку его больше не видели, а дорога Иоши никак не лежала в Эдогаву — что там делать бедной ткачихе и торговке?

Прошли годы. У адвоката родилась дочь Йоко. Поступила она учиться в университет и в один из дней, возвращаясь с учебы, остановила рикшу — подвезти. Внимание Йоко привлек высокий и статный юноша, загорелый, с роскошной черной шевелюрой, спадающей на плечи и глазами огненного дракона, чей блеск случайно задел ее лучом из-под широкополой шляпы — наподобие таких, в которых раньше ходили самураи.

— Куда хотите, госпожа? — скромно спросил юноша, стараясь не поднимать глаз.

— В Эдогаву, пожалуйста.

Йоко взгромоздилась в неудобную повозку, на которых прежде никогда не ездила, и парень, держа поводья тележки сильными руками на уровне своих бедер, бросился бежать по вымощенной камнем дороге что было сил.

Они ехали так минут пять — сил у юноши все не убавлялось, хотя путь предстоял еще приличный и ему следовало бы отдохнуть. Она хотела было сказать ему, чтобы он сделал паузу — человек не может так долго бежать, не сбавляя темпа, да и пожалеть себя надо, думала она, но грохот несущихся мимо конок и трамваев заглушал ее негромкий голос. Юноша ничего не слышал.

Солнце заходило. Йоко смотрела на своего возницу. Сейчас только она разглядела его стать, рост, сильные плечи и руки, изрытые вздутыми от перенапряжения венами. Кожа его была бронзового цвета — от постоянной работы под открытым небом ее коснулся суровый загар. Гладкие, шелковистые черные волосы лишь краешком виднелись из-под шляпы, укрывавшей его голову от палящего солнца.

Йоко тронула его плечо.

— Не беги так, мне страшно!

— Не стоит бояться, я хорошо знаю свое дело!

— И все же, прошу, перейди на шаг. Мне жаль тебя.

Гордый юноша покраснел и опустил глаза.

— Прошу, не унижайте меня. Я всего лишь рикша, но у меня есть свое достоинство.

— О, — Йоко скромно поднесла ладонь ко рту, — я вовсе не хотела тебя обидеть, я лишь сказала, что хочу, чтобы ты передохнул немного. Ты же не лошадь!

Он улыбнулся ее шутке.

— Отдыхать я не стану, а вот уменьшить шаг могу.

— Хорошо и это.

Дальше они ехали медленнее.

— Как тебя зовут? — чтобы убить время, спросила Йоко.

— Рю, — ответил парень.

— Рю… — процедила она. — Это означает… дракон? Почему? Почему родители дали тебе такое имя?

— Я родился девятнадцать лет назад — в год земляного дракона!

— Надо же, — всплеснула руками Йоко. — Я тоже родилась в тот год, первый год Мэйдзи.

— А Вас как зовут?

— Меня зовут Йоко, но… мне кажется, ты можешь обращаться ко мне на ты, мы ведь ровесники.

— Мне, полагаю, это не позволено. Вы живете в Эдогаве, судя по одежде, учитесь в университете, а я всего лишь рикша.

— Наша страна вступила в великую эпоху с нашим с тобой рождением, и с предрассудками ей не по пути, так что оставь свои причитания.

Юноша снова улыбнулся.

— Чему ты улыбаешься? — спросила она.

— Не каждый день встретишь такого веселого пассажира.

На этот раз расхохотались оба.

— А что касается того, что я живу в Эдогаве, то это ничего не значит. Мы переехали сюда, когда мне был один год — приехали из Йокогамы. Отец учился и много работал — в итоге стал адвокатом, и только несколько лет назад, когда я уже заканчивала школу, мы купили дом в Эдо.

— А мой отец умер, когда мне был год…

— Прости.

— Вам не за что извиняться.

— Мне, может, и не за что, а вот для тебя такой повод явно скоро сыщется — мы же договорились на ты…

В такой милой беседе прошло еще двадцать минут. Собеседники не заметили, как оказались у ворот дома адвоката Орихары в Эдо.

— Спасибо тебе, — протягивая ему деньги, улыбнулась Йоко.

— И тебе. Я буду рад, если встречу тебя еще когда-нибудь…

Йоко улыбнулась ему и упорхнула.

Вечером, оставшись вдвоем в девичьей спальне, дочери адвоката — старшая Йоко и младшая Юми — болтали о чем-то и слушали доносившееся из тянивы пенье камышовки.

— Ты, кажется, познакомилась с рикшей?

— А ты, кажется, никак не поймешь, что не надо совать свой нос во все дела, что тебя окружают? Лучше бы думала о школьной успеваемости.

— Я и так о ней думаю, могу я хотя бы в каникулы отдохнуть?

— Так у вас каникулы… не знала…

— Ну так что?

— Что?

— Он рикша? И он тебе нравится?

Йоко окинула сестру взглядом и поняла, что она не успокоится, пока не услышит утвердительного ответа.

— Да, но это ровным счетом ничего не означает. Мне еще и император наш нравится, и что с того?

— Перестань, я в другом смысле. Он нравится тебе как мужчина?

Йоко подсознательно вернулась к вечернему разговору с Рю. Ей против ее воли вспомнились его черты лица, его смуглая кожа, жесткий взгляд карих глаз — такой взгляд носили самураи, в нем была одновременно сила, и защита; умение наводить страх и сводить с ума от влюбленности. Она вспомнила, как его сильные руки держали поводья тележки, как быстро он бежал и с какой неподдельной гордостью отвечал на ее колкости. Она улыбнулась.

— Вот уже и улыбаешься, — захихикала сестра.

— Кто улыбается?

— Что за глупости?

— Посмотри в зеркало.

Йоко подошла к трельяжу — и впрямь улыбка красовалась на ее юном девичьем лице.

— Ты знаешь… — задумчиво произнесла она, — что «Рю» означает дракон?

— Так значит, его зовут Рю?..

— Дракон… — Йоко словно не слышала вопроса сестры.

— Фу, — хмыкнула Юми, — драконы все страшные. Я в сказках читала.

— Нет. Он прекрасный дракон. Огнедышащий прекрасный дракон.

А после была ночь, и девушки сладко почивали в объятиях Морфея. А в это время Рю, высокий юноша в лохмотьях, шел мимо дома адвоката. В неурочный час — поздно ночью, когда на улице из прохожих оставались только пьяницы да дворовые собаки. Он остановился у ворот и посмотрел в окна — кругом было темно. Он стоял так долго, минут двадцать, пока наконец дремота не овладела им и не приказала возвращаться домой, далеко отсюда, на другой конец Токио.

Утром Йоко отправилась на учебу, а после вновь спешила к стоянке рикшей.

— Рю.

Словно на молитву откликнулся на ее зов парень — но это был не тот, кого она искала.

— Вы ищете Рю?

— Да. Вы не знаете, где он?

— Его мать больна, и сегодня он не сможет прийти. Но если Вы что-то передадите ему, я обязательно скажу.

— А где он живет?

— Он живет в Синдзюку, далеко отсюда. Да и район там такой, что Вам, барышня, пожалуй, лучше там не появляться, — хохотнул парень.

— Да, пожалуй ты прав, — пробормотала Йоко. — Тогда вот что. Скажи ему, что приходила Йоко и чтобы он…

Она замялась.

— Чтобы он что?

— Нет, ничего. Просто скажи, что приходила Йоко… Хотя, в общем, ничего не говори.

Весь вечер ей было грустно, и уснуть она толком не могла. Попила воды, вслушалась в песню камышовки за окном. Но внезапно птичка замолчала — Йоко поспешила на улицу, чтобы посмотреть, в чем причина тишины. Она вышла в сад и… увидела перед собой Рю. Поначалу она едва не потеряла сознание от представшей перед ней картины. Рю стоял посередине сада, под цветущей сакурой и держал камышовку на ладони. Опуская маленький клювик в сжатую ладонь парня, певчая птичка пила оттуда воду.

— Ты… — еле слышно произнесла Йоко.

— Ты искала меня?

— Что за вздор? Кто тебе сказал?

— Разве об этом обязательно говорить? Разве нельзя почувствовать?

— Ты почувствовал что-то?

— Наверное, не пришел бы, если б не почувствовал.

— Что же именно?

— Самураю не пристало распространяться о том, что у него в душе.

— И все же, если ты стоишь здесь, значит, что-то есть?

— Определенно.

Она подошла ближе и погладила птичку, беспечно сидевшую в руке парня.

— Как тебе удалось ее приручить?

— Я и не думал об этом. Лишь позвал ее, чтобы напоить.

Оба замолчали. Йоко ждала какого-то действия или хотя бы слова от него, но он, как назло, ничего не делал и не говорил.

— Я нравлюсь тебе? — наконец спросила она напрямую.

— Ты чудесна как весенний цветок — самый прекрасный из всех, что я когда-либо видел.

— И? Что из этого следует?

— Что ты пытаешься вытянуть из меня слова…

Йоко взволновалась.

— Зачем ты пришел? Уходи.

Она повернулась к нему спиной и собралась идти в дом, когда вдруг рука парня коснулась ее плеча.

— Что? Что тебе?

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Сказать, что Йоко была не готова к такому повороту событий — значит, ничего не сказать. Естественно — сначала он стоит здесь и ничего толком не говорит, хотя знает, что она искала встречи с ним и вообще он всецело владеет ее мыслями, а потом вдруг такое!

— Что я должна ответить?

Она смотрела в глаза юноши, и ей казалось, что она уже принадлежит ему. Принадлежит как дорогой красивый меч, как исключительная по изяществу эбонитовая статуэтка, как украшение, как деталь, как вещь прекрасного во всех отношениях воина.

— Наверное, согласиться?

— Да, но как же мои родители? Они будут против. Твое происхождение и вообще…

— О моем происхождении лучше бы тебе не говорить.

И он рассказал ей знатную историю своего рода и того, как, с легкой руки императора Мэйдзи, остался этот род неудел. А после спросил:-Что ты сама думаешь о моих словах? Пусть твое решение будет зависеть от воли твоего отца, но ты, твое отношение ко мне? Или я зря пришел сюда?

Йоко посмотрела в глаза дракона своими влюбленными карими угольками и прошептала:

— Конечно, не зря.

Юный самурай старался сдерживать эмоции, но у него плохо получалось — он весь покраснел и опустил глаза. Птичка вспорхнула с его руки и улетела. Что же спугнуло ее? Это была Йоко, приблизившаяся к юноше и привставшая на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку, а потом упорхнуть, подобно птичке, оставив Рю под сенью цветущей ягоды.

Каждый вечер Рю забирал Йоко и отвозил ее домой. Правда, теперь, чтобы лишний раз не попадаться на глаза отцу, ему приходилось высаживать ее на соседней улице и долго смотреть ей вслед.

В редкие минуты встреч они разговаривали обо всем на свете — о природе, о любви, о самураях. Эту тему Рю любил особенно — теперь у Йоко не оставалось никаких сомнений в том, что он действительно потомок знатного рода. Слушая его рассказы, она словно бы мысленно переносилась в далекие времена периода Муромати, сегуната Асикага, в которые посчастливилось жить его знаменитому предку — Миёси Нагаёси, вошедшему в историю как человеку, короновавшему сегунов.

В один из дней Йоко решилась поговорить с отцом обо всем, что случилось между ней и Рю. Ответ его был предсказуем — конечно, глава семейства был в гневе. Он вспомнил юношу, которого защищал от суда много лет назад, но забыл те отблески достоинства и порядочности, что жили в его душе в грязном Синдзюку и начисто испарились в богатой и дорогой Эдогаве. Ответ юного самурая был один…

— Ты и вправду думаешь о смерти?

— Да. Так заканчивается путь самурая. И начинается другой — в ином мире.

— Тогда я уйду вместе с тобой.

Руки Рю похолодели — к такому исходу он не был готов. Он дорожил этой тян больше всего на свете, и никак не желал для нее смерти.

— Но… почему?

— Потому что жена самурая следует за ним везде и всюду. Я готова умереть с тобой.

В ту ночь стены старого дома в Синдзюку были увешаны белыми шелковыми тканями — благо, их было много в доме Иоши. Сами влюбленные оделись в такие же белые синисо-дзоку.

На полу разложили белые циновки, а поверх них еще полоски из белого полотна. В двух углах — крест-накрест — стояли андоны, еще в двух — свечи, чтобы лучше видеть. Здесь же, недалеко от освещенных мест, стояли на подставках изречения из священных книг, изложенные на красивых холстах красивыми, ровными иероглифами.

Пододвинув письменные принадлежности, он сделал несколько мазков кистью на белом холсте — на глазах Йоко появилось красивейшее, как ей казалось, из всех стихотворений, что читала она за свою жизнь.

Двое влюбленных

Нашли друг друга поздно —

Всему вышел срок!

Она смахнула слезу с век.

Он положил перед ней короткий дзигай, а сам взял в руку кусунгобу. Она взглянула на мечи в последний раз. Она думала о том, что никому не известно, что же там, после смерти, никто не знает, что именно ждет каждого из нас за пределами земной жизни, и вполне может статься, что они не встретятся там и не суждено им быть вместе. Так стоит ли идти на такие жертвы сейчас?..

Рука, державшая рукоять кусунгобу, двинулась в районе живота юноши — там, где запахивалось белое кимоно, дважды — сначала слева направо, а затем сверху вниз. Но Йоко не видела этого — те несколько секунд, что он сидел рядом с ней на циновке, склонив голову, показались ей вечностью.

Вскоре она пришла в себя — не прошло и получаса, хотя ей казалось, что прошла вечность. В испуге она осмотрелась — в происходящее трудно было поверить, но факт оставался фактом. Мертвый Рю лежал на полу, вытянувшись во весь рост и спокойно закрыв глаза — так, словно спит после суетного дня. Йоко подскочила с места. Мышцы ее были словно скованны, но она сделала усилие над собой — и секунду спустя была на улице. Как оглашенная, не помня себя, бежала она вдоль грязных улиц Синдзюку в надежде убежать от самой себя. Страх не позволял ей понять то, что будет потом мучить ее в течение нескольких лет — стыд перед своей слабостью. Стыд перед любимым. Стыд обмана и предательства.

…Прошло пять лет. Позади были эти страшные воспоминания. Позади была, казалось целая жизнь. После самоубийства Рю Сёку отвез ее в Киото — купил там дом и открыл практику куда более успешную, чем была у него в столице. Дом был больше и красивее дома в Эдо, который, правда, так и не получилось продать — никто не давал достойной цены, а продешевить адвокату не хотелось. Он не был стеснен в средствах и потому мог содержать два приюта для своей семьи.

Как-то в летний день Йоко шла от модистки, где примеряла новое платье. Солнце светило ярко и играло всеми лучами на отливе ее алого кимоно. Путь предстоял неблизкий, а по такой жаре идти пешком было довольно тяжело. Она подошла к сидевшему на корточках рикше. Он держал в руках газету, которая полностью закрывала его лицо.

— Мне нужно в Нидзе, уважаемый, — сказала она.

— Хорошо, госпожа…

Голос показался ей знакомым. Рикша отнял от лица газету. Она оцепенела. Ей прямо в душу с до боли знакомого лица смотрели яркие, карие и такие мертвые глаза Рю!

…Она не помнила, как добралась до дома — рикша исчез в ту же минуту, как и появился, но усомниться в том, что это был Рю, настоящий, живой, она не могла. За вечерним чаем Йоко почти не отвечала на вопросы и все больше смотрела на Юми — сестра достигла того самого возраста, в котором пребывала Йоко, когда они с Рю повстречались. Ей думалось, что у этой девочки как раз сейчас начинается самая яркая полоса в жизни, полная интересных событий и волнительных переживаний. Ей, должно быть, так же открывается мир любви… Йоко вспомнила, как они секретничали по ночам в их доме в Эдогаве, вспомнила их разговоры о Рю… Вечером, когда стемнело, а Йоко никак не могла уснуть, сестры решили прогуляться по тяниве в этих поистине королевских по красоте местах.

— Послушай, — начала Йоко, — а тебе нравится какой-нибудь юноша в университете?

— Я еще не думаю об этом.

— А я, если помнишь…

— Помню. Только воспоминания не очень хорошие.

— Согласна. Если быть честной, они до сих пор не отпускают меня.

— Я понимаю. Смерть любимого — тяжелое испытание, и последствия его могут не отступить на протяжении многих лет.

— Я не об этом.

— А о чем?

— Мне кажется, что все еще продолжается…

— Но ведь Рю мертв!

— Нет!

Глаза Юми вспыхнули огоньком ужаса.

— Что ты говоришь?! Ведь папа присутствовал на его похоронах.

— Знаю. Но, по-моему, я видела его недавно в Киото…

— Как такое возможно?

— Сама не пойму. Я шла от модистки и встретила его. Клянусь тебе, это лицо, этот взгляд, этот голос… это был он!

— Миражи… Должно быть, жара на тебя дурно влияет!

— Я сначала тоже так подумала, но сегодня снова встретила его в центре. Я побежала за ним и хотела догнать, но не смогла. Я очень прошу тебя — не говори ничего родителям. Ты знаешь, как тяжело им далась вся эта история тогда, пять лет назад…

— Конечно. Обещаю.

Снова ложь во спасение. Юми слишком любила сестру и беспокоилась за нее, чтобы вот так просто оставить все как есть и никому ничего не сказать. Нет, это было выше ее сил — ведь она никогда не простила бы себе, если бы знала о беде, в которую попала Йоко, но ничего не предприняла.

Это Йоко поняла уже на следующий день, когда, оставшись наедине с ней, отец после завтрака начал ее в буквальном смысле допрашивать:

— С тобой все в порядке?

— Да, мне уже лучше.

— А по-моему, тебе еще очень плохо. Тебе все эти пять лет очень плохо! И я знаю, кто всему виной! Рю!

— Что Вы говорите, Сёку-сан? — Йоко повинно опустила глаза и так испугалась, что стала разговаривать с отцом на Вы.

— Я говорю то, что вижу. А вижу я, что ты снова страдаешь. И снова — он всему виной. Скажи мне, где и когда ты встретила его?!

Она молчала, но отец был непреклонен.

— Где и когда вы встречались?!

Отпираться было бесполезно.

— Несколько дней назад и вчера, в центре.

— И это был он?

— Да.

— Ты уверена?

— Да.

— Что ж, тогда знай и передай ему — если он не умер тогда, я помогу ему умереть сейчас. Клянусь!

Вечером следующего дня Сёку-сан принимал в тясицу одного из своих клиентов — устраивать с ними риндзитяною стало для него доброй традицией еще со времен Эдогавы: он был немного кичлив и любил демонстрировать как свое богатство, так и следование японским традициям. Закончив церемоню, он проводился гостя и вернулся в тясицу, чтобы вдохнуть дивный аромат, что источали распустившиеся фиалки — казалось, надышаться ими он не сможет до самой смерти!

Вдруг позади себя он услышал грохот — стоявший у входа андон свалился и пламя из него перекинулось на ширмы и холсты, висевшие тут же на стенах! Сёку бросился было тушить их, но стоило ему подбежать к выходу из домика, как знакомая до боли фигура, сжимавшая в руке вакидзаси, показалась в дверном проеме. Он подошел ближе — и обмер. Этого не могло быть!

— Ты?! Ты здесь?! Что ты здесь делаешь?!

Договорить он не успел — резкий взмах вакидзаси рассек его горло от уха до уха. Попятившись назад, Сёку упал, свалив стол и все чайные принадлежности. Закричать он не мог, а издаваемого им грохота не было слышно в доме — он стоял далеко от тясицу, который к утру выгорел практически дотла…

В это самый момент Йоко дома не было, хотя домашние не знали о ее отсутствии. Она бродила по окрестностям Нидзё, в густых зарослях вечнозеленых сосен, и вдыхала их умиротворяющий запах. Ей становилось тепло и спокойно здесь — вдали как от города, так и от треволнений, захвативших их дом последние дни. И чем темнее на улице становилось, и чем глубже заходила она в чащу леса, тем спокойнее себя ощущала.

Вдруг у дальнего оврага она увидела чью-то фигуру в кимоно, хакама и самурайской шляпе. Она вздрогнула — видеть здесь кого-то, а тем более в такой час было для нее делом не привычным.

— Кто здесь? — спросила она.

Путник обернулся. И снова она увидела перед собой Рю.

Но нет — на этот раз она решила не поддаваться обману так легко. Она зажмурилась и стала бить себя по щекам; быть может, случайно заснула под сенью этих удивительных хвойных деревьев и все это только кажется ей.

Ошиблась. Открыв глаза, она снова увидела своего возлюбленного в красивом кимоно с мечами на поясе. Осторожно, едва ступая по сухому валежнику, стараясь не шуметь, чтобы не спугнуть ту иллюзию, которой так дорожила, она на цыпочках подошла к нему и коснулась его шелковой одежды рукой. Он улыбнулся. Она ощутила его тепло — снова, как тогда, когда они шли по грязному Синдзюку, в их последний вечер. Ей трудно было поверить в то, что происходило сейчас — да она к этому и не стремилась. Вед чем больше она обо всем этом думала, тем менее реалистичным ей казалось происходящее.

— Ты здесь… Что ты здесь делаешь? И как…

Он дотронулся указательным пальцем до ее губ. Она прикрыла веки и поцеловала его ладонь. От нее по-прежнему веяло тем же теплом и той же любовью, которую этот юный рикша дарил ей пять лет назад. Далеких пять лет назад…

… — Я должен сказать тебе что-то, что не говорил прежде… Я люблю тебя.

— И? Что же из этого следует?

— Только то, что ты слышала.

— А разве раньше я не знала об этом?

— Возможно, но я не говорил этого, хотя от тебя слышал много раз.

— Почему же ты не говорил об этом прежде?

— Потому что самураю негоже делать или говорить что-то под влиянием эмоций. А чтобы разобраться в истинности чувств, должно пройти время. Только оно сможет ответить на вопрос, действительно ли это любовь или просто страсть, охватившая двоих внезапно и так же внезапно оставляющая своих жертв.

Когда она открыла глаза, его уже не было. Но вместо грусти ей почему-то овладело спокойствие и безмятежность, каких она не знала все эти годы. Она была твердо уверена теперь, что он вернется, и ей не придется больше лить слезы или беспокоиться о будущем. Почувствовав невероятную усталость, она присела под сосной и вскоре забылась здесь же детским, безмятежным сном до самого утра.

Утром она вернулась и с ужасом узнала о смерти отца. Но еще больший ужас доставило ей то, что смерть Сёку-сана не так занимала ее мысли, как встреча с покойником. Чтобы прояснить все сомнения, она решила отправиться к шаманке.

Она жила в подвале многоквартирного дома в Ямасине. Подвал являл собой затхлое, грязное, отталкивающее место, терпко окуренное ладаном.

— Позвольте войти, Химико-сан?

— Входите, коль пришли, — скрипучий старый голос был скверным приветствием. Йоко поморщилась — все здесь пугало и отторгало.

В воздухе стоял запах непрестанно воскуриваемого ладана. По углам стояли статуэтки тезки хозяйки жилища — богини Химико, которой поклонялись все синто. Под низким потолком были протянуты веревки, на которых тоже висело какое-то тряпье — несвежее, грязное, оно говорило о том, что жизни здесь нет. Несколько свечей освещали небольшую комнатку — и оттого здесь вечно царил полумрак, что днем, что ночью.

Слепая хозяйка сидела за столом перед большим и пыльным шаром, изнутри которого исходил искусственный свет. Она курила трубку и перебирала свои замшелые грязные волосы. Зубов у нее не было, казалось, отродясь, что ничуть не смущало ее — она улыбаясь «глядела» своими белыми слепыми зрачками на вошедшую девушку и складывалось впечатление, что видела ее черты — она не отводила от нее взора, словно бы так же была заворожена ее красотой, как многие видевшие ее мужчины. В руках она вертела эбонитовую статуэтку — такую же, какую сегодня принесла с собой Йоко. От буравящего слепого взгляда дочь адвоката чувствовала себя хуже обычного, ей хотелось заплакать и поскорее убежать отсюда. И все же отыскала слова, чтобы рассказать все слепой старухе, которая слышала и видела куда лучше, чем все зрячие. И попросить о том, чтобы она совершила синикути — обряд воскрешения мертвеца, когда дух его спускается на землю и словно бы живет среди людей.

— Ты уверена в том, что хочешь этого?

— Да, — не раздумывая, ответила Йоко. Тут она поймала себя на том, что всякий раз, когда думает или заговаривает о Рю, ей овладевает жар, кровь приливает к лицу, решимость и резкость наполняют ее члены, она становится подобна одержимой.

— Хорошо. Синикути будет сделан. Сегодня вечером он придет к тебе.

После ужина Йоко заперлась в комнате и стала мысленно возвращаться к событиям сегодняшнего дня и разговору, когда позади себя, у самой входной двери услышала до боли знакомый голос:

— Йоко… Йоко!

— Любимый, — прошептала она. Глядя на него, она видела всю его прежнюю стать, всю его тогдашнюю красоту — белое кимоно без следов крови, уложенные в самурайскую косичку волосы на голове, катана и вакидзаси на поясе, а главное — взгляд. Карий, теплый, но такой отчаянный и дерзкий, какие встречаются только у самураев.

— Где же…

Он не дал ей договорить, поднеся палец к ее губам.

— Не сейчас. Не спрашивай ни о чем. Мы ведь оба этого очень хотели, не правда ли?

— Конечно.

— Так давай отпразднуем наше воссоединение так, как мы всегда мечтали. Теперь никто нам не помешает, никто не станет между нами…

Утром Йоко, не в силах сдержать радость, решилась рассказать о ней и Рю матери.

— Я ничего не понимаю… — Сора смотрела на дочь как на умалишенную. И, возможно, следовало бы так ее и определить, если бы не ужасающая правдоподобность всего, что она говорила.

— Он приходит ко мне время от времени. И я хочу связать с ним свою судьбу. А перед этим полагается познакомиться с родителями невесты…

— Господи Боже! Что ты такое говоришь? Ты намерена жить с призраком? Ведь всем же понятно, что он не существует! Да и потом — кровь отца на его совести, твоя сломанная жизнь, моя, жизнь Юми — все это на его совести! И после всего этого ты собираешься связать с ним судьбу, а прежде хочешь ввести его в наш дом? Как прикажешь понять тебя?!

Йоко ничего не ответила.

Сора посмотрела на дочь и ужаснулась — настолько искренне она говорила, настолько сама верила в реальность происходящего. Сердце подсказывало ей, что остался только один выход — обратиться к богам.

Она опрометью бросилась в пагоду и отыскала там священника, который мог провести обряд изгнания злого духа.

— С помощью Амитаюса, Будды Вечной Жизни, я введу в свое сердце божественную эссенцию. Затем возьму алтарную священную воду и окроплю ей ваш дом и вашу еду, чтобы навсегда отвести злого духа. Мне нужно, чтобы сегодня ночью все вы были дома. Я сделаю это втайне от нее, и уже утром она даже не вспомнит о том, что было с ней накануне.

— Я все приготовлю, как Вы просите. Жду Вас сегодня же ночью.

Вечером Сора готовилась к приходу священника. Юми не находила себе места. Спокойна была только Йоко, ни о чем не подозревавшая и сидевшая взаперти у себя в комнате, как обычно по вечерам.

Дверь в комнату еле слышно отодвинулась. Она улыбнулась. Она знала, кто может прийти в эту минуту.

— Йоко, — раздался до боли знакомый шепот.

— Любимый… Неужели мы наконец будем вместе…

— Мы уже вместе…

— Но нам хотят помешать…

Он обнимал ее, их губы соприкасались, руки сплетались в одну витиеватую линию, их захватывал жар — такой, что не пристал покойнику, такой, что любого живого способен зажечь как спичку, как факел, спалить дотла в пламени страсти…

— Но что же мы будем делать?

— Не волнуйся, я обо всем позаботился…

На улице бушевала гроза. Летние грозы были в Киото частым явлением, но сегодняшняя была похожа на страшную бурю. Священник с трудом пробирался сквозь чащу леса, решив сократить путь от пагоды до дома Орихара. Ветки лезли ему в лицо, валежник хрустел под ногами, а сам он, взбираясь на холм, все время скатывался вниз, но шел к цели упорно. Вдруг сзади послышались громовые удары шагов — так, будто ступал великан или со скалы падали огромные камни, величиной с город. Сжав в руке четки и замерев от страха, священник обернулся. Огромный, величиной с дом, призрак в образе самурая стоял перед ним. Гробовым голосом он произнес:

— Не стой на пути самурая!

Священник закричал — латник выше его на пять голов был ужасен настолько, что служитель потерял дар речи. К жизни его вернул лязг меча. Катана появилась на свет божий из ножен на боку вассала. Священник с ужасом наблюдал за происходящим, пока огромный самурайский меч не сверкнул над ним и не обрушился на его несчастную голову, рассекая ее пополам. В момент удара сверкнула молния и снова раздался гром. Что-то ужасное творилось в Киото, и никто уже не мог это остановить!..

Этим вечером Юми обнаружила в тяниве возле дома змею. Никогда раньше она не видела здесь змей, да и во время жизни в Эдо не приходилось ей видеть этих тварей. Движения ее были плавны и неспешны… Зрелище было прекрасное, и Юми наверное так и смотрела бы на нее до самого утра, не в силах пошевелиться — но не из-за страха, а из-за причудливости происходящего, — если бы Сора не позвала дочь в дом.

За ужином Йоко сообщила присутствующим неприятную новость о том, что умерла Химико. Сора упросила Йоко отправиться к ней и сделать все, чтобы Рю больше не возвращался в их дом, но дочь нашла в подвале в Ямасине лишь труп шаманки.

— Господи, что же нам теперь делать? — взмолилась Сора, воздев руки к небу.

— Это значит, что он теперь вечно будет здесь?

— Нет, это значит, что он будет среди нас до тех пор, пока не выполнит своей главной миссии…

— Йоко, — мать повернула лицо в сторону старшей дочери. — Ты должна немедленно прекратить всякие встречи с ним!

— Но как я могу это сделать? Ведь он сам приходит ко мне, я не зову его!

— Однако почему-то он приходит именно к тебе, а не ко мне или к Юми. Значит, между Вами существует магическая связь. И ты должна, ты просто обязана разорвать ее!

— Я не могу, — пробормотала Йоко.

— Что?! — гнев Соры она видела второй раз за последние пять лет. Первый раз был тогда, на могиле отца. — Как ты смеешь так разговаривать?! По твоей милости мы потеряли отца и теперь мы все в опасности, а ты заявляешь, что и дальше будешь встречаться с этим негодяем!

— Не говори так! Не называй его негодяем, это неправда!

— Кто же он в таком случае?! Перестань мне перечить! Если я еще раз узнаю, что он был здесь… — Сора закашлялась и отвернулась.

— Что тогда? Что тогда случится?!

Сора ничего не отвечала — но кашель бил ее все сильнее и сильнее. Юми смотрела прямо в лицо матери и видела, что она уже зеленеет от отсутствия воздуха. Сора начала махать руками, Юми от ужаса потеряла дар речи. Йоко не смотрела в сторону матери и ничего не видела. Она повернулась только тогда, когда Сора уже упала на пол и стала биться в конвульсиях, а изо рта у нее пошла пена. Юми подбежала к матери и стала трясти ее — словно бы пытаясь вернуть к жизни, но все было уже без толку. Сора была мертва. Глаза Йоко застила пелена — ничего она уже не видела перед собой. Последнее, что она увидела — это уползающая в сад из дома змея.

Вскоре похоронили и Сору. Юми в тот день долго бродила по городу, не спеша возвращаться домой. Стоило же ей ступить за ворота, как в глаза начало бросаться все, что окружало дом, и чего еще вчера здесь не было. В саду слышен был шорох — Юми повернула голову и увидела огромное количество змей, ползающих по земле туда-сюда. Однако в отличие от давешней гостьи они уже не были столь дружелюбно настроены — стоило Юми сделать шаг в сторону тянивы, как от них послышалось воинственное шипение. Сразу несколько змей направились в ее сторону с явно враждебными намерениями.

Она вбежала в дом. Йоко как ни в чем не бывало хозяйничала на кухне.

— Йоко! — вскричала Юми. — Что происходит в саду?

— А что там?

— Он полон змей!

— Да? Надо же, а я и не заметила…

— Откуда они взялись?

— Говорю тебе, я не знаю.

Юми взглянула на Йоко. Ужас охватил ее при виде лица сестры — оно было мертвенно бледным. В некоторых местах оно даже покрылось чем-то вроде трещин — такими обычно покрываются лица покойников, едва заметные, эти синие борозды устрашают и отталкивают взгляд созерцающего их. Глаза Йоко напоминали огромные кровавые лужицы — они не светились, как у обычного человека, а блестели алым светом. Не было видно зрачков, только глазницы полностью были залиты багрянцем. Рука сестры была холодна как могильный камень — Юми отдернула десницу и в ужасе отшатнулась от этого призрака в человеческом обличье.

— Что с тобой?

— А что? Что-то не так?

— Ты… Ты… — только и могла бормотать Юми.

— По-моему, ты устала. Ты ведь почти не спала эту ночь, верно?

Юми только мотнула головой в знак согласия.

— Ступай к себе и поспи. Вечером ты должна быть в лучшем виде — надо встречать гостя.

Юми даже не спросила, кого сестра имеет в виду — настолько поразил ее внешний вид родного человека. Не чувствуя под ногами опоры, она добрела до своей комнаты, заперлась там и проспала до самого вечера. Когда она проснулась, то долго сидела перед зеркалом и думала. Во все, что происходило последние дни, было трудно поверить. Казалось, это был всего лишь сон — тяжелый и неприятный сон, какие бывают после утомительного дня. Такое не могло произойти в действительности.

Юми оделась и вышла в залу. Села перед чайным столиком.

— Юми, у нас гость, — сказала Йоко.

— Гость? — удивленно вскинула брови Юми.

Внезапно ширма отодвинулась и на пороге показался самурай. Облаченный в красивое белое кимоно и хакама, с пучком на голове и мечами на поясе, он был похож на героя эпохи Сэнгкоку. Войдя, он учтиво поклонился, сложил катану на пол и сел за стол. Вглядевшись в его лицо, Юми содрогнулась сильнее прежнего — перед ней во всей своей мертвой величественной красе сидел Рю!

Его появление произвело на Юми ужасное впечатление — она расплакалась и долго не могла успокоиться.

— Что же теперь будет? — сквозь слезы спросила она у Йоко. Та лишь обняла ее как в детстве и прижала к себе. Она заговорила с ней так же тепло и нежно, как прежде, когда они были еще детьми, и старшая сестра во всем оберегала младшую, помогала ей, защищала от всего, что могло бы ее напугать.

— О, милая Юми! Не переживай так! Теперь, когда нет никого, кто мог бы помешать нашему счастью, все будет хорошо…

— А я?

— А что ты? Разве ты желаешь зла своей сестре? Разве ты сделаешь что-нибудь, что повредит мне или моему счастью?

Голос Йоко был таким теплым и вкрадчивым, что Юми не могла не поверить своей сестре.

— Конечно нет, что ты!

— Пойми, Рю не хотел никого убивать. Он лишь спасал себя и нас. Нашу любовь, которую я так вероломно предала пять лет назад… — Йоко уронила голову на грудь и из глаз ее брызнули слезы. Глядя на нее, Рю проронил скупую слезу. Юми взирала на все происходящее и не могла в это поверить — эти чудовища оказывались на ее глазах такими же слабыми влюбленными, какими были тогда, в Эдо. Тогда между ними встало все общество. Сегодня оно снова попыталось помешать их счастью — но уже не смогло, прошедшая испытания кровью любовь стала закаленной и сильной. И, как знать, может быть на это была воля Провидения…

Потом все немного успокоились, и даже Юми смирилась с мыслью, что может быть в происходящем нет ничего страшного — во всяком случае такого, что заставило бы ее опасаться за свою жизнь. Они пили чай и даже смеялись. Змеи куда-то делись из сада, и никто не вспоминал о них так, словно их никогда там и не было. Потом все улеглись.

Утром Юми снова и снова возвращалась к мыслям о том, что ей следует спасать свою жизнь и покинуть дом, вернувшись в их владения в Эдо. Слова уже не казались такими страшными, она видела ситуацию с реальной стороны. Но и лишенными здравого смысла их нельзя было назвать — в конце концов, она бы только мешала здесь счастью влюбленных.

— Ты решила уехать? — Йоко взволновало решение сестры.

— Да, я вернусь в Эдо. Я подумала, что университет лучше заканчивать там, он дает более престижное образование.

— Как же я буду без тебя?

— У тебя теперь есть Рю. Да и потом я еду всего на полгода, что остались мне до окончания. Так что скоро вернусь, и все будет по-прежнему.

Вечером Йоко провожала Юми на вокзал. Сестры не сдерживали слез — расставание в такую минуту, после всего, что свалилось на них, было тяжелым испытанием. Поезд прибыл. Стоянка была недолгой — всего пять минут, но и их хватило, чтобы Юми успела оставить в вагоне свои вещи и выйти на перрон, чтобы проститься с Йоко. Они обнялись на прощание уже перед самым отходом состава. Йоко направилась к выходу в город, как вдруг… скрип тормозов и дикий крик толпы заставили ее обернуться. Рельсы были в крови. Юми лежала навзничь перед поездом, но только до пояса. Нижняя ее часть была под локомотивом. Она истекала кровью. Она умерла. Йоко бросилась бежать.

Войдя в дом, она закричала:

— Любимый! Я сделала это! Юми больше нет! Никто больше не помешает нам…

Пройдя по комнатам, она не обнаружила Рю. Но куда он мог деться?

— Рю! — позвала она. Никто не откликался. Вышла в сад — там тоже никого не было. Исходила весь дом и не переставала кричать:

— Рю! Рю! Отзовись! Где же ты, Рю?! Рю!

Так она кричала всю ночь. Утром она поняла, что он не вернется. Но все еще продолжала бормотать его имя. И даже когда полиция ворвалась в дом и инспектор встал перед ней в полный рост, она все еще говорила одно только слово:

— Рю! Рю! Рю!..

Мы с замиранием сердца слушали Такеши, и только я решился задать ему один вопрос:

— Но откуда Вы узнали эту историю, Такеши-сан?

— Я тогда работал в полиции. Мы получили письмо от Юми, которое она написала и бросила в почтовый ящик незадолго до гибели. В письме она написала, что на месте пожарища, в котором погиб ее отец, в тот же вечер нашла вакидзаси. Это натолкнуло ее на мысль. Потом был убит священник, которого наняла мать, чтобы он изгнал дух Рю из их семьи. Потом Химико и Сора. А дальше… — Такеши достал из-за пазухи свернутый лист бумаги и стал читать:

«…Вечером же мы с Йоко сели за стол и она принялась мне рассказывать о том, что планирует жить здесь вместе со мной и с Рю. При этом она все время смотрела в пустое место за столом, где он якобы сейчас сидел. Но на этом месте никого не было. Я испугалась, что сестра сошла с ума и попыталась выбежать в сад, но там было так много змей, что мне пришлось вернуться. Я поняла, что мне не уйти, и стала говорить с сестрой. Я поняла, что сестра моя больна и оттого мне опасно находиться с ней рядом. Сказавшись, что лучше бы мне было закончить учебу в Университете Токио, я добилась разрешения поехать в наш дом в Эдо, куда сейчас и отбываю, а Вас прошу только об одном — позаботьтесь о сестре. Неизвестно, каких бед она еще натворит, оставшись одна в этом треклятом доме…»

Свеча Такеши потухла сама — но мы еще долго сидели, словно прикованные к своим стульям.

Примечания

1

Хяку моногатари квайданкай» — игра, в ходе которой рассказчики рассказывают друг другу пугающие истории в традиционном японском стиле.