Нашествие хронокеров

Александр Соловьёв, 2013

В центре Москвы неожиданно появляется аномалия, которая расслаивает привычное пространство-время на множество пустынных миров, разбрасывая по ним горожан. Ростиславу, бывшему учёному-физику, приходится бороться за выживание и пытаться найти объяснение причин таинственной катастрофы.

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Рак времени продолжает разъедать нас.

Генри Миллер

1

Реальность потеряла значение. Так я думал тогда, в понедельник шестого апреля две тысячи пятнадцатого года.

Это был самый скверный день моей жизни. Откуда мне было знать, что на следующее утро я изменю мнение, и все неприятности, связанные с Саливаном, продажей квартиры и выплатой долга покажутся пустячными?

Был холодный вечер. Дождь полз по стенам, смывая неоны. Я брел по Смоленскому бульвару, пока не дошел до конца. Чтобы не переходить дорогу, свернул на Пречистенку.

Итак, полчаса назад я отдал Саливану все, что имел. С восьми утра — с тех пор, как получил наличные за квартиру — я слонялся по центральным улицам. Я прижимал сверток к груди и планировал побег в отдаленную провинцию. Если бы я сбежал, деньги все равно превратились бы в пепел, а катастрофа застала бы меня где-нибудь под Тамбовом или Пензой. Но в тот вечер мне было очень жаль денег, квартиры и себя.

«Все, теперь я — нищий, — пробормотал я. — К тому же законченный бомж».

Мой жалкий всхлип в уличном шуме прозвучал, как шарканье подошв.

Как ни странно, при мысли о нищете меня вдруг охватило болезненное упоение. Что на меня нашло? Дух романтики? Предвкушение зарождавшегося отчаяния?

На стене сверкнула вывеска «Вино». Дверь открылась, из лавки, гогоча, вышла молодая парочка.

Во внутреннем кармане пиджака ютились четыре сотни — последние отголоски прошлой жизни. Я вздохнул и завернул в лавку. Взяв бутылку портвейна, вышел обратно в промозглый сумрак, прошагал мимо арки, освещенной фонарем, и тут на глаза мне попалось кафе с вывеской «Колонна».

Надо согреться, отдохнуть и подвести итоги. Я решил войти.

От запаха жареного мяса закружилась голова. Я опустился по ступеням в зал, повесил пальто на вешалку и приземлился за крайний столик.

В зале было не людно. Дребезжала музыка. По соседству сидела темноволосая девушка, поодаль группа парней.

Осматриваясь по сторонам, я думал об оставшихся трех сотнях. Зачем я сюда зашел? На три сотни в супермаркете мог бы купить кило дешевой колбасы, хлеб и… пожалуй, еще одну бутылку.

Впрочем, «Колонна» казалась местечком довольно уютным. Тут можно было посидеть, прикинуть, к кому из друзей попроситься сегодня на ночлег.

Стараясь ни на кого не смотреть, я бережно извлек бутылку, которую предусмотрительно переложил в карман пиджака, взял вилку, стал выковыривать пробку. Мешал оттопырившийся край скатерти. Поставить бутылку на стол или попросить штопор я не решался из этических соображений: кафе выглядело благопристойно, не какая-то там забегаловка.

Я ковырял пробку, а с этикетки на меня взирал Вакх, он чем-то смахивал на Жириновского. Я повернул бутылку и прочитал:

Пей вино! В нем источник бессмертья и света,

В нем — цветенье весны и минувшие лета.

Будь мгновение счастлив средь цветов и друзей,

Ибо жизнь заключилась в мгновение это.

Вилка была великовата и никак не лезла в горлышко. Неожиданно она соскочила и оцарапала палец: выступила капля крови. Черт возьми, этого только не хватало…

Тут у девушки, сидевшей по соседству, зазвонил телефон.

— Але. Что? — она с полминуты слушала, затем вздохнула: — Ну и ну! Просто кошмар какой-то!

Я посмотрел на палец. Из ссадины выступила кровь. Кошмар, значит? Эх, девушка, знали бы вы, каково тому бородатому очкарику за соседним столом — мне, то бишь…

Это точно: неприятности наваливались одна за другой. Врагу не пожелаешь. Все началось еще пять месяцев назад. Но теперь, похоже, невезение мое достигло критической массы.

Ладно! Для начала попробую набраться.

Снова повеяло сладковато-тревожным запахом свободы, а с бутылочной этикетки лихо подмигнул покровитель винных дел. «Живи, как грек Диоген, — предложил он. — Будь неприкаян».

«Ну его, Диогена! — фыркнул я в ответ. — Бочки у меня нету, да и не солнечная Греция вокруг…»

Удалось раскрошить центральную часть пробки. Остаток пропихнул внутрь обратным концом вилки. Тут обнаружилось, что на стол забыли поставить бокалы. Опять, стало быть, неудача… Может, прямо из горлышка выпить?

— Ты вот что, Марина. Сиди в вагоне и никуда не ходи! — увещевающим тоном сказала соседка в телефон.

Я оглянулся и вздрогнул, сообразив, что все это время за мной наблюдала девчонка-официантка. Как можно незаметнее я поставил бутылку на пол, рядом с ногой.

Дождавшись, пока я перестану гримасничать и кусать усы, девушка подошла к моему столику.

— Что будем заказывать? — она вскинула золотистыми кудряшками и поднесла ручку к блокноту. Дежурная улыбка (нет, только слабый намек на улыбку) ничуть меня не согрела. И все же я взял меню и с гибельным упоением стал прикидывать, каким из блюд можно пожертвовать, чтобы девушка смогла на мне заработать хотя бы десятку-другую.

Я заказал порцию свинины с грибами, ризотто, кофе и, получив в ответ равнодушный кивок, стал ждать. Официантка через минуту вернулась с чистым бокалом и тарелкой хлеба.

— Бутылку можно поставить на стол, — сказала она.

Испытав конфуз и благодарность, я глянул на нее и стал придумывать, что бы сказать в ответ, но тут ее окликнул один из парней:

— Эй, красивая! Переключи-ка телек. Сигнала нет.

Официантка ушла. Я тут же налил себе полный бокал портвейна и, осушив его, принялся жевать хлеб.

Еще не все потеряно, сказал я себе через минуту, почувствовав, как тепло разливается по груди. В Новгороде живут дядя Коля и двоюродная сестра Ирина, они могут дать взаймы на первое время. Смотаюсь к ним на пару дней, а, когда вернусь, сниму квартиру или комнату, подыщу работу: хоть и трудно сейчас с этим, но Москва-то большая, — неужто не найдется работа для научного сотрудника, кандидата физико-математических наук?

Из прежних своих коллег даже обратиться не к кому. Они отмахнулись еще после ссоры с Григоровичем. Вообще сотрудников немало удивило мое поведение. Впрочем, откуда они до этого могли знать, что их приятель окажется таким упрямым, негибким и старозаветным?

Ладно, надо подумать о ночлеге. К кому же попроситься? Может, к Андрею? Около месяца тому он жил один, но за это время вполне мог завести подружку.

На свою квартиру, где пока еще находились мои вещи, я вернуться не мог. Там жил грозный усач по имени Валера со своей широкоплечей женой. Главным условием в договоре было немедленное освобождение площади.

Я опять оглянулся. Официантка держала в руках пульт и пыталась отыскать канал с хорошим сигналом, но экран по-прежнему оставался небесно-голубым.

Соседка моя уже не говорила по телефону, а задумчиво смотрела на чашку с кофе.

О чем грустишь? У тебя-то, небось, есть жилье и теплая постель?

Перед глазами предстала самодовольная рожа Саливана. Надо же было связаться с бандитами. И как можно быть таким наивным в тридцать один год? Да ты самый настоящий… лох!

Я налил еще бокал, сделал большой глоток и посмотрел в зал. В глазах слегка начало плыть. В семь утра я перехватил бутерброд — это был последний завтрак на собственной кухне — и с тех пор ничего не ел.

Официантка отшвырнула пульт и ушла. Соседка сидела все так же неподвижно, и парни теперь, притихнув, на нее плотоядно косились. Да, мне бы их проблемы…

Я присмотрелся к девушке: она была хороша, но для меня сейчас это не имело ни малейшего значения.

Когда принесли мой заказ, бутылка была уже на две трети пуста, а мир едва ли стал казаться светлее, да к тому же за окном отчего-то погасли фонари, напомнив о предстоящей ночи вне дома. Но после того как уплел поджарку и запил ее добрым глотком вина, я, наконец, почувствовал себя бодрее. Придвинул ризотто и даже усмехнулся: правильно сделал, что завернул на Пречистенку. Буду теперь тянуть остаток бутылки как можно дольше, а потом подогреюсь чашкой кофе и — на Киевский вокзал.

Сзади послышался шум отодвигаемых стульев. Рядом с соседкой уселись двое или трое парней, стали клеиться.

— Ждем, сестренка? — спросил один из них низким голосом. Язык у него слегка заплетался.

— Как насчет задвинуться шампанским? — тут же предложил другой.

— Нет, — коротко ответила девушка, а затем добавила: — У меня встреча.

— Эй, пипл! — крикнул один из парней. — А ну сюда дринч!

— По какому поводу?

— Узнаем!

Компания ответила громким смехом, загремели стулья. Я непроизвольно обернулся и увидел, как трое молодчиков пересаживаются к столику соседки.

— Серый Волк! — представился тот, что говорил баритоном. У него было красное скуластое лицо. — Можно тебя чмокнуть, Красная Шапочка?

Парень был сильно пьян. Он игриво изогнул бровь и наклонился к девушке, но потерял равновесие и ткнулся лбом ей в плечо.

Девушка схватила со стола телефон и намерилась встать, но сидящий рядом некрасивый тип обеими руками удержал ее за плечи. Краснолицый повторил попытку, но тут девушка схватила чашку и выплеснула остаток кофе ему на свитер.

Все замерли.

— Эй ты, крезанутая, — сказал худой юноша с высоким круглым лбом, сидевший напротив. — За такое знаешь что бывает?

Некрасивый тип попытался закинуть руку ей на плечо, но краснолицый перехватил его руку за запястье.

— Не надо, Санек, — сказал он тихо. — Все под контролем.

Парень убрал руку и, подняв редкие брови, уставился на девушку.

— Мы просто играем, верно, детка? — глумливым тоном сказал краснолицый.

Девушка смотрела в стену, и на ее неподвижном лице не отражалось ни испуга, ни даже растерянности.

— Торчу от таких, — сказал краснолицый, он не сводил с нее наглых глаз, вытирая салфеткой свитер. — Давай, кто кого. Хочешь меня привязать к кровати? А может, я тебя?

— Вау! — сказал юноша с высоким лбом. — Улет! Любишь такое? О, е! У меня стэнда! — Он похлопал себя по ширинке.

Краснолицый поднял руку и обвел взглядом компанию. Все затихли.

— А ну в очередь!

Компания снова заржала.

— Ну че, на флэт! — завопил высоколобый.

Я почувствовал, как к щекам прихлынула кровь. В животе заныло.

В этот момент мы с краснолицым встретились взглядами, и я неожиданно выпалил:

— Эй вы! А ну оставьте ее…

Я сидел к ним вполоборота. Должно быть, сейчас моя давно не стриженая борода торчала глупо и комично. Хоть бы очки снял, что ли!

Парни как-то странно замерли. Краснолицый ухмыльнулся. Тот, кого назвали Саньком, не поворачивая головы, сказал:

— Ну, ни фига себе прогон! Что это за козел?

Девушка посмотрела на меня удивленно.

— Че-то я не вкурил, — раздумчиво сказал высоколобый. — Это че, стебалово такое?

Я отвернулся, соображая, что делать дальше. Ничего не придумав, вылил в бокал остаток вина и одним глотком выпил.

— Шпана… — огрызнулся, не поворачиваясь. Кажется, в тот миг мне даже не было особенно страшно. Мне было все равно.

Загремел стул. Чья-то рука схватила меня за шею и ткнула лицом в чертово ризотто. К счастью, оно уже почти остыло.

Никто не стал смеяться, только краснолицый неожиданно протрезвевшим голосом сказал:

— Не здесь. На улицу его. А ты посторожи герлу.

Меня подняли за шиворот.

— Расплатись, козел, — мрачно сказал кто-то.

Я достал из кармана купюры, бросил на стол. Меня незамедлительно взяли под руки и потащили к выходу. На ходу я успел схватить с вешалки пальто и тут же несильно получил по ребрам.

На улице было сумрачно, лил дождь. Окна кафе отбрасывали свет, а поодаль было еще темнее. Туда меня и волокли.

Я никак не мог попасть в рукав. Парни тащили меня так быстро, что я еле-еле успевал перебирать ногами.

— Шпана? — насмешливо фыркнул краснолицый.

На миг мне почему-то показалось, что с ними можно договориться. Захотелось сказать, что я чуток переборщил и теперь признаю это. Но вырвались другие слова, и они окончательно усугубили мое положение:

— Тронете меня хоть пальцем, будете иметь дело с Саливаном.

Парни злобно хихикнули.

Мы прошли мимо ряда одинаковых окон. Вдруг меня развернули и прижали к стенке.

Не успел я глазом моргнуть, как две пары рук ощупали меня с ног до головы, вывернули все карманы наизнанку. Пальто отобрали. Я услышал, как трещат его швы.

— Беспрайсовник, — сказал кто-то.

Другой с презрением добавил:

— Лошара.

В следующий миг удар в живот согнул меня пополам. Время замедлилось, стало как-то безмятежно.

Через пару секунд я понял, что сижу на выступающем краю цоколя.

— Встать, — приказал краснолицый.

Меня поставили на ноги. Я попытался сползти снова, но кто-то схватил за бороду, и лицо мое запрокинулось. Я увидел, что мрачное ночное небо в нескольких местах словно продырявлено, и в прорехах тускло мерцают звезды.

— Где живешь? — спросил краснолицый.

— В любимом городе Москве, — сказал я. — И пора бы его очистить от всякой дря…

Сильный толчок, звон в голове — и я лежу на тротуаре.

Успеваю спрятать лицо, прикрыть руками очки.

Удары. Тяжелые ботинки. Со всех сторон.

Вдруг избиение прекращается. Слышна суета. Снова удары — на этот раз не по мне. Такое ощущение, что хулиганы, не найдя во мне достойного соперника, переключились друг на друга.

Еще через несколько секунд на спину мне кто-то грохается мешком и замирает.

С трудом выбираюсь из-под упавшего, поправляю очки, вижу: идет драка. Нет, избиение: это кто-то очень быстрый, очень ловкий наносит удар за ударом, увертывается, прыгает, приседает, отскакивает и снова бьет.

Пытаюсь подняться, и меня снова сбивает падающее тело. Кажется, это краснолицый. Он со стоном отползает в сторону.

Ну вот, наконец, я на ногах. По звуку быстро удаляющихся шагов догадываюсь: все кончено.

— Эй, вы как? — знакомый голос.

Присматриваюсь. Передо мной моя недавняя соседка из кафе.

Не иначе, я потерял сознание, и все это мне мерещится.

Тру, как болван, ушибленный затылок, едва не вскрикиваю от боли. Кожа цела, но там, на затылке, огромная шишка.

— Чепуха, — говорю. — Легкое сотрясение.

Очки, к счастью, не разбились. Я подобрал пальто. Надо признать, что я довольно легко отделался. И между прочим, оказался втянутым в романтичную историю. Вот прямо сейчас познакомлюсь с ней — прекрасной бэтмэншей.

— Мутит, — я присел на выступ.

Неожиданно перед глазами вспыхнул яркий свет. Я зажмурился. Холодные пальцы незнакомки раздвинули мне веки.

— Сознание не теряли?

— Не помню… — я попытался увернуться.

— Ясно. — Девушка оставила меня, выключила фонарик.

Пока мы перекидывались репликами, краснолицый помог подняться товарищу, и оба, не говоря ни слова, поковыляли в сторону «Колонны».

Не вставая, я стал натягивать пальто. Оно оказалось насквозь промокшим.

— Сейчас, — сказала девушка, доставая телефон. — Скорую вызову. Поедем в больницу.

В другой бы момент я заупрямился, но сейчас… Что ж, в больницу — так в больницу. Тоже вариант. Особенно понравилась фраза «мы с вами».

Девушка стала набирать номер, хмыкнула, снова понажимала.

— Черт, — буркнула она. — Сети-то нет. Что сегодня такое происходит?

Она оглянулась. Вся противоположная сторона улицы была обесточена. Во многих окнах мерцал слабый свет свечей.

— Не люблю, когда так, — сказала она.

За все это время мимо не проехало ни одной машины, хотя еще не было и десяти часов.

— Зачем вы полезли? — спросила девушка. — Прежде чем геройство проявлять, надо научиться соразмерять силы.

В эту минуту стало совершенно темно. Даже дальние фонари, освещающие старинные здания Пречистенки, погасли.

— Космическая ночь, — прошептал я.

— Похоже на то, — холодно сказала она. — Давайте познакомимся, что ли. Я — Мира.

— Очень приятно. Боков. Ростислав. — Я на ощупь отыскал ее руку и пожал. — А вы… здорово деретесь.

— Предпочла бы этого избежать.

Она еще раз попыталась дозвониться и опять безуспешно.

— Так, — сказала она. — Видно, подругу свою я все равно не дождусь. Надеюсь, когда она выберется из метро, то не станет болтаться по темным улицам. Сейчас поднимемся ко мне — я живу здесь рядом — окажем вам первую помощь и вызовем скорую по домашнему телефону.

Я не возражал.

Мира резко перебросила мою руку себе через плечо, — оно у нее оказалось на удивление крепким, — и мы побрели по тротуару. Мне не понадобилось особенно притворяться: при падении я ушиб ногу и теперь слегка прихрамывал.

Луна заглянула в одну из небесных дыр и странно озарила дождливую мглу. Над большой стеклянной дверью я разобрал надпись: «Детская библиотека».

Девушка вдруг остановилась.

— Слышите, какая тишина?

Я прислушался, но сосредоточиться смог только на едва различимом запахе ее духов.

— Странно… — опять прошептала она.

Мы двинулись дальше.

Пройдя несколько десятков шагов, мы вышли к переулку, пересекли его и приблизились к дому этажей в шесть. По самому ребру здания поднимался ряд балконов, под ними темнела дверь. Света в окнах не было.

— Лифт умер, — вздохнула Мира. — Топаем пешком.

Она открыла дверь и включила фонарик.

Луч света выхватил стойку, за ней было окно, завешенное жалюзи.

— Вахтер куда-то исчез, — сказала Мира.

Поднявшись на пятый этаж, мы вошли в квартиру.

Мира щелкнула включателем, потом еще одним, — вспыхнул свет.

— Аккумулятор, — пояснила девушка. — Брат установил.

Я кивнул.

— Разуйтесь и пальто снимите. — Мира указала движением головы на вешалку.

Она ловко сбросила кожаную куртку и продемонстрировала спортивную фигуру, эффектно подчеркнутую джинсами и водолазкой.

Мира была чуть ниже меня — то есть около метра семидесяти. Теперь я мог как следует ее рассмотреть.

Я чуть не ахнул, вдруг осознав, как невероятно она красива. Какая-то нечеловеческая, роковая красота. Будь моя жизнь не так тяжела в этот момент, при встрече с ней на улице я бы остановился, пораженный, и стоял бы, оглядываясь, пока она не скрылась бы из виду.

У Миры были восхитительные черные глаза, узкое лицо, изящная шея и темно-каштановые волосы, собранные в тугой пучок.

Кажется, я затянул паузу: в глазах ее появилась насмешка. Я тут же стряхнул оцепенение, повесил пальто на плечики и, стараясь не волноваться, начал разуваться, но шнурки как назло затянулись на узлы, и мне пришлось с ними повозиться несколько минут.

— Скоро вы там? — спросила она нетерпеливо.

— Да-да, минутку…

Выпрямляясь, я почувствовал, как меня качнуло назад. Хорошо-таки я затылком стукнулся.

Девушка внимательно меня изучала, губы ее при этом оставались плотно сжатыми, лишь в уголках угадывалась чуть заметная ирония.

— Голова кружится, что ли?

— Почти нет.

Я снял очки, сунул их в карман. Была уйма интересующих вопросов. Как ей удалось отмутузить тех хулиганов? Кого она ждала в кафе? С кем живет? Все это время я едва сдерживался, чтобы не начать их задавать. Я опасался, что излишняя говорливость оттолкнут ее и заставит раздумать оказывать помощь.

Она повернулась к зеркалу, повертела головой, оглядывая себя.

Кто она? Мастер по кик-боксингу? Агент спецслужбы? Спортсменка-экстремалка?

Любопытство было сильнее смущения, вызванного тем, что моей спасительницей оказалась девчонка.

— Проходите, садитесь, — сказала Мира. — Сейчас вернусь. Я за аптечкой.

Я вошел в залу.

Квартира была шикарной. Высокие потолки, гладкие стены, современный интерьер — все говорило о достатке и безупречном вкусе хозяев. В сравнении с моим бывшим убежищем, которое сегодня утром перешло в чужое владение, эта квартира казалась настоящим дворцом.

Прежде чем сесть в кресло, осмотрелся. Костюм был весь перепачкан, и я принялся отряхиваться: садиться в дорогое бежевое кресло в таком виде было неприлично.

Вошла Мира, в руках она держала аптечку и радиотелефон. Лицо ее посерьезнело.

— Линия не работает! — сказала она. — А в кране падает напор. Что происходит?

Она подошла к окну, отодвинула золотистую штору.

— Нет света.

Я приблизился к девушке, глянул из-за плеча.

В самом деле, Хамовники и другие прилегающие районы были полностью погружены во тьму. Только вдали, где-то на юго-востоке, отдельные кварталы и улицы поблескивали тусклыми огоньками.

Мира взяла со столика пульт телевизора.

— Не выйдет, — покачал головой я. — Он на переменном токе.

— Ага, — сказала она, понажимав, и отбросила пульт.

— Радио есть?

— Эф-эм. В телефоне.

— Ну так давайте.

Мира достала сотовый, включила приемник.

— Каждую минуту поступает новая инфор… — вскрикнул и замер взволнованный мужской голос.

Девушка побледнела, уставилась на меня.

— Ничего… Ищите дальше, — предложил я.

Без толку. Ни одна станция не работала. После нескольких минут неудачных попыток найти волну Мира швырнула телефон на диван.

— Черт! Что, по-вашему, это может значить?

— Какая-то крупная авария? — пожал плечами я. — Теракт? Они могли подорвать основные электромагистрали, повредить водопроводные коммуникации…

— Кто — они?!

— Враги?.. Полагаю, надо срочно начать запасаться водой.

— Черт… — Мира впихнула мне в руки аптечку, бросила на меня быстрый взгляд. — У вас на лице кровь. Тут перекись, спирт, пластырь… Может, лед принести? Голова еще кружится?

— Нет, спасибо. Мне лучше. Думаю, я уже в порядке.

— Как хотите. — Она вышла.

Я приблизился к большому зеркалу, вновь надел очки и внимательно себя осмотрел. На лбу и подбородке были небольшие ссадины. Я их протер спиртом. Клеить на лицо пластырь было излишним. Снова убрав очки, я поправил прическу и, зажав в кулаке использованную вату, направился на кухню.

Проходя мимо ванной, услышал, как чахло журчит струйка воды — вот-вот оборвется. Происходило что-то катастрофическое, глобальное, но только что пережитая стычка, ноющие ушибы, усиливающееся действие алкоголя и неожиданное знакомство с феей не давали моему вниманию сконцентрироваться. Лишь где-то в глубине я ощутил зарождающийся холодок.

Я пересек коридор и попал на кухню. Здесь было просторно и светло. Мира стояла лицом к окну. Я скользнул взглядом по ее бедрам. Теперь это была другая девушка — женственная, домашняя. Как ей только удалось победить четырех мужиков?

— Где у вас мусорное ведро? — спросил я.

Мира, не оборачиваясь, кивнула головой в сторону шкафа. Я пробежал глазами по кухне. Дорогая мебель. Кажется, натуральный дуб. Изысканный кафель цвета слоновой кости. Только какое-то во всем запустение.

— Простите, что так вышло, — сказал я, намыливая руки и вновь тайком посматривая на ее ноги.

— О чем вы?

— У меня было скверное настроение. Оно всему виной.

— Ерунда! — Она пожала плечами. — Вы просто случайно оказались рядом. Вы сделали то, что на вашем месте сделали бы и другие. Обычное проявление мужской чести. Разве нет?

— Ну, разумеется, разумеется… Просто я в силу обстоятельств… не смог своевременно… то есть, адекватно…

— Ага. Все понятно. Хотите помусолить это тему. Да, в наше время ваш поступок можно назвать подвигом. Вы это хотели услышать?

Я смутился и не нашел, что ответить.

Мира фыркнула, и я уже не понимал, раздражаю ее либо вызываю сочувствие.

— Вы не такая, как другие, — нашелся я наконец. — Вы первая девушка, которая выручает меня на улице.

— Ага. Вы, значит, регулярно становитесь жертвой хулиганов. — Она звонко рассмеялась.

— Ну, не часто, но бывает… — Я задумался. Вот кретин-то. Вместо того, чтобы остановиться, я начал нести полную ахинею: — Последний раз, если не ошибаюсь, это случилось классе во втором. Правда, тогда мне досталось гораздо больше. А, что касается этой моей неудачной попытки защитить вас, то вы совершенно правы. Любой бы на моем месте…

Она покачала головой.

— Нравится философствовать. Что ж, это любимое занятие мужчин.

— По-вашему, они больше ни на что не способны?

— Смотрите сами: несколько лоботрясов, напившись, превратились в свиней. Стадные инстинкты взяли верх. Алкоголь вытеснил страхи. Эти придурки привязались к девушке, хотели продемонстрировать ей свои мужские способности. Тут нашелся еще один мужчина, который возомнил себя героем, бросил вызов, но не рассчитал силы. Вы, мужчины, совершаете благородные поступки не оттого, что убеждены в необходимости поступать именно так. Обычно вы делаете это по глупости либо просто из страха… Гляньте-ка! — неожиданно воскликнула она. — Вон еще несколько домов погасло!

Я был обескуражен. Вытерев руки, я взял со стола кастрюлю и подставил под кран.

— Вы, конечно, вправе думать о людях все, что пожелаете. Но я перед вами извинился не потому, что решил раздуть тему своего поступка, а потому что, в самом деле, осознал свою вину. — Я отодвинул стул и присел на самый край. С каждым словом и жестом я все больше превращался в неуклюжего бегемота.

— Вам нравится считать себя виноватым. — Она пожала плечами.

— Может быть, — согласился я.

— Наверно вы таки сильно стукнулись, — заметила она и вновь торопливо взглянула в окно.

— Угу… — сказал я.

Наш словесный поединок подходил к концу; судя по всему, он был нисколько не интересен Мире. В ее движениях появилась резкость, а в голосе уже звучала тревога, вызванная теми изменениями, что происходили за окном.

— Ладно, давайте завершим этот странный разговор, — сказала она, внезапно заторопившись. — Или о чем вы там хотели еще сказать?

Я посмотрел в ее удивительные глаза и попробовал пойти ва-банк.

— У меня был дурацкий день, — сказал я. — Кажется, я не сумел вовремя разглядеть, что рядом со мной находится самая прекрасная девушка из тех, что я когда-либо видел. Иначе я бы сразу попытался навязать вам свое общество и постарался бы вас околдовать. И, если бы мы сидели вдвоем, мерзкие типы не посмели к вам привязаться.

Еще на середине этой фразы у нее на лице появилось нетерпеливое выражение.

— Чаю на дорожку? — предложила Мира, пропустив мои потуги мимо ушей.

Я не стал отказываться. Она кивнула.

Мира налила воды из кувшина в стеклянный чайник, поставила на плиту, достала из шкафчика чашки, заварку и сахар. Я подавлено следил за ее движениями. Мне не хотелось больше говорить.

— Посидите тут, — сказала девушка.

Она вышла. Я задумчиво уставился на чайник. Ладно уж, выпью чаю и буду отправляться. Все равно нет ни единого шанса остаться здесь на ночлег.

Из прихожей донеслось шуршание. Я выглянул: Мира чистила мое пальто.

— Удивительное нагромождение неприятностей, — сказала она как ни в чем не бывало. — Скажите, Ростислав, как такое может быть: Москва без света и воды?

— Даже не знаю… — оживился я. — Допустим, самолет где-нибудь упал. Или пожар случился. Повредились сети. Что-то пришлось временно отключить. Или другой вариант. — Я понизил голос, и Мира посмотрела на меня внимательно. — Предположим, начинается конец света.

— У меня встреча с подругой сорвалась. — Мира нахмурила брови. — Она в метро застряла. Что-то не то. А еще брат на ночном дежурстве. Я до него тоже не смогла дозвониться. Слушайте, и тот голос по радио… А вы? — Она с подозрением посмотрела мне в глаза. — Где ваша семья?

— Нет семьи.

— Ясно. А живете где?

Я назвал свой бывший адрес.

Должно быть, она стала прикидывать расстояние от моего дома до кафе, где мы встретились. Я добавил:

— Люблю, знаете ли, погулять по ночным улочкам.

— Так вы еще и гуляка. — Мира и задумалась. Потом она покачала головой и сказала: — Послушайте, Ростислав. Надо как-то разобраться с этой странной ситуацией. Когда мы сюда шли, я не видела машин. Прекратилось движение. Заметили?

— Заметил.

— И что думаете?

— Не иначе, проспекты перекрыли. Может, ведутся срочные ремонтные работы. Давайте постучим к соседям. Может, у них телефонная связь сохранилась. Если другой оператор…

— Пожалуй… Только вот что. Тут соседи не очень-то вежливые. Лучше оставим их на самый крайний случай. Давайте, вы сходите на улицу, а?

— Как скажете. — Я ощутил прилив энтузиазма. — Я схожу на улицу, попробую узнать, что происходит, а затем вернусь обратно и все расскажу.

— Идет, — кивнула Мира. — А как вы себя чувствуете?

— Все в порядке. Давайте пальто.

— Оно мокрое.

— Ничего. — Я махнул рукой. — На мне высохнет.

— Центрифуга! — вспомнила Мира. Отложив щетку, она потащила пальто в ванную.

— Говорю же вам, не получится. — Я шагнул навстречу. — Вся бытовая техника приспособлена под переменное напряжение.

Она пожала плечами и протянула пальто. Я начал его натягивать. Какое же оно мокрое и противное…

На кухне раздался свист.

— Постойте, — остановила Мира. — Мы с вами, кажется, чай собирались пить. Может, сперва согреетесь?

— Э… ну, давайте! — я махнул рукой. — Попью — и пойду.

Мира вновь направилась на кухню.

— Две ложечки! — крикнул я вслед.

Повесив пальто обратно на плечики, я на всякий случай заглянул в ванную. Вода едва капала. Я по-хозяйски окинул взглядом комнатушку, выложенную фиолетовым кафелем. И вдруг внутри похолодело. Да что же это со всеми нами происходит?!

Мира наполнила чашки, взяла одну из них в руки и вернулась к окну.

— Извините, больше предложить нечего. У нас не часто готовят.

— Да не беспокойтесь об этом.

Я глотнул чаю и вспомнил о нетронутом ризотто. А потом опять о стремительных движениях Миры во время той драки.

— Скажите, — наконец не выдержал я. — Как это вам удалось за несколько секунд уложить четверых здоровенных парней?

— Тренировки, — бросила Мира, всматриваясь в темноту. — Занимаюсь триатлоном и немного восточными единоборствами.

Ух ты… Я с уважением покосился на ее плечи и бедра, пытаясь их оценить по-новому. Не было в них той объемности и грубости, которая встречается у женщин-атлетов.

Я ждал, что она продолжит, но Мира больше ничего не сказала.

— И все же забавно, — произнесла она после паузы, словно прочитав мои мысли. — Я о том, что вы за меня заступились… Может, и правда, есть какая-то другая причина? Одно дело, сидели бы вы в компании таких же лоботрясов, и другое дело — один.

Я почувствовал, что краснею. Ну что ж, сам напросился.

— Вы где-нибудь работаете? — спросила она.

— Стою на бирже.

— А-а…

— Там, где раньше работал, были проблемы с руководством.

— И чем занимались, если не секрет?

— Я исследовал время.

— Вы исследовали время? — Она посмотрела с любопытством.

— Занимался физикой времени.

— Вы — ученый?

— Собственно, да.

За окном послышался шум и голоса.

— Скорее выключите свет, — попросила Мира и, поставив чашку на подоконник, прислонилась лбом к стеклу. Я выполнил ее просьбу, встал рядом. Наши плечи соприкоснулись.

Тучи на небе немного рассеялись, и луна освещала задний двор. Несколько человек пытались сесть в автомобиль, который, похоже, был уже полон.

— Сбегаю к ним! — сказал я и бросился в коридор. — Должно быть, они знают, что происходит.

Я кое-как обул ботинки, потянулся за пальто, но Мира быстро подала мне куртку.

— Возьмите. Это — моего брата.

Я кивнул, открыл дверь и, натягивая куртку на ходу, побежал вниз.

На лестнице было совершенно темно. Мне сразу пришлось замедлить движение и схватиться за перила.

Я услышал, как во дворе завелась машина. Кто-то неразборчиво крикнул. Хлопнула дверь.

Прибавив скорости, я тут же поскользнулся и чуть не упал. Ступени были высокие, узкие, да еще с закругленными краями. Опускаться по ним, к тому же подшофе, намного труднее, чем подниматься вверх.

Надо было хоть фонарик у Миры попросить, подумал я.

С трудом добравшись до третьего этажа, я на секунду остановился и прислушался: может, соседи шумят в одной из квартир? Но на площадке стояла абсолютная тишина.

И вдруг я почувствовал…

Чем-то веяло от стены. Как холодом. Или тоской. Нет, это было что-то незнакомое, какая-то жуткая потусторонняя стынь, словно бездна космоса внезапно распахнулась в двух шагах от меня.

Раздался шорох, словно на ступени посыпался мелкий песок.

Я пригляделся. В глазах плыло, а очки лежали в кармане, и не было времени их доставать. Мне почудилось, что по серой штукатуреной стене движется большое светлое пятно.

Я осторожно протянул руку, собираясь прикоснуться к штукатурке.

Был ли это плод моего воображения — неизвестно, но мне показалось, что пятно сперва замерло, а затем стало проваливаться, образуя воронку. Внезапно меня охватила слабость, а следом какая-то странная благоговейная тоска, и я увидел, что пальцы мои начинают удлиняться.

— Боже… — прошептал я.

В эту самую минуту внизу заревел мотор автомобиля, и я, отдернув руку, бросился бежать. Ноги были как ватные, но я достиг первого этажа, ни разу не поскользнувшись.

В вестибюле я с трудом нахожу дверь, ведущую на задний двор. Когда выскакиваю из дома, оказывается, что машины уже нет. Вот досада!

Поодаль стоит джип и еще какая-то легковушка, оба автомобиля пусты.

Дождя уже нет. Выйдя на середину двора, оглядываюсь. На пятом этаже одиноко светящееся окно с силуэтом Миры. Все остальные окна дома темны. Машу рукой, но она вряд ли меня видит: небо снова затянуто тучами, и дворик скрывается во мраке.

Уныние сковывает сердце. Не слышно ни звуков транспорта, ни дальних голосов — над домами глубокое безмолвие.

Я пересекаю двор и подхожу к соседнему дому.

Во дворе стоит несколько машин, но людей не видно. Идя мимо этого дома, с надеждой вглядываюсь в окна: может хоть где-нибудь мелькнет отблеск свечи. Но длинный шестиэтажный барак мертв.

Нельзя возвращаться, не узнав, что происходит. Обойдя дом, направляюсь к переулку Пречистенки, мимо которого мы шли, а, дойдя до него, поворачиваю налево, к Гоголевскому бульвару.

На стороне, противоположной дому Миры, стоит несколько двухэтажных зданий, по-видимому, нежилых. Выхожу на тротуар и неожиданно в одном из окон первого этажа замечаю тусклое свечение. Я приближаюсь.

Окно расположено низко. Схватившись за металлическую решетку, я просовываю между прутьями руку и стучу. Прождав минуту или две, стучу вновь.

Различим край стола, стул, две большие коробки… Где-то высоко стоит невидимая свеча. Она мерцает, и тень, отбрасываемая предметами, то и дело подрагивает.

Проходит минут десять. Я колочу в окно, зову неведомого обитателя здания, трясу решетку, но никто не идет на мой зов. И вдруг свеча гаснет. И снова веет холодом — странным, запредельным, пожирающим…

Что-то сверхъестественное, чудовищное слопало свечу и обитателей дома!

Я отпускаю решетку и бросаюсь бежать.

Несколько секунд я бегу, ничего не видя, затем решаю двигаться к жилым шестиэтажкам, стоящим на этой же стороне, но вдруг — интуитивно — кидаю взгляд на дом Миры. О, черт! Все окна в доме черны.

Выбегаю на середину Пречистенки и во весь голос кричу:

— Мира!

Эхо разносится над домами и затихает.

— Мира!.. — снова ору я.

Но балконная дверь не издает скрипа, не происходит никакого движения в окне на пятом этаже. Я застываю один посреди немой, померкшей Москвы, в которой кишат невидимые пятна, пожирающие реальность.

Отчаяние вспыхивает внутри. Рушится стена, отделявшая разум от очевидного факта, который я до сих пор не мог принять.

Произошла катастрофа, и неведомая стихия поглотила людей.

Как быстро и беззвучно все произошло!

А может, я погиб в той драке, и теперь моя душа обречена скитаться по пустым улицам моего подсознания до тех пор, пока оно не растворится в небытии?

— Мира!

Я устремляюсь к дому, и по всей улице слышно мое тяжелое перепуганное дыхание, похожее на стоны умирающего.

Споткнувшись, распластываюсь на асфальте, тут же вскакиваю, не обращая внимания на немоту в коленях, бросаюсь к центральному входу.

Дверь заперта!

Кидаюсь в обход, запинаюсь о бетонный цветочный горшок, падаю на металлический заборчик, ударяюсь грудью, взвываю от боли, вскакиваю и, задыхаясь, несусь мимо мертвых окон.

Не помня себя, я заворачиваю во двор, мчусь мимо машин, забегаю в подъезд и, перепрыгивая в темноте через несколько ступеней, спешу наверх.

Я поскальзываюсь и сбиваю себе голени, путаюсь в этажах и стучу во все двери, что попадаются мне на пути и, наконец, чуть не сшибаю с ног Миру, которая ждет меня на лестничной площадке.

Некоторое время я не мог говорить. Меня трясло. Я стоял на площадке рядом с девушкой, держа ее за плечи, и тяжело дыша.

Приходя в себя, я соображал, как рассказать Мире об исчезновении людей и не знал, с чего начать.

— Почему свет выключен? — наконец спросил я.

— Мешал смотреть в окно, — сказала Мира.

— Хоть бы в коридоре оставила!.. — рассердился я. — Я-то подумал, что тебя тоже пятна съели.

— Что? — Мира с некоторым раздражением отстранилась. — Какие пятна?

— Невидимые, — сказал я.

Девушка молчала с минуту, затем сказала:

— Зайдите.

Она вошла в прихожую, включила свет и, развернувшись, уставилась на меня.

— Что еще за пятна?

— А бог его знает… — сказал я, щурясь от света. — Какая-то аномалия… Может, новое оружие массового уничтожения… Американцы или арабы… У меня пока нет объяснений. Все произошло незаметно. Не знаю, успели ли уехать те люди, что садились в машину… Я никого не встретил. Понимаешь? — вообще никого. Мы здесь одни.

Я закрыл за собой дверь.

— Мы одни, — повторил я. — Если не считать ледяных пятен… Природа обезумела. Эти проклятые пятна вылезли словно из-под земли, они поглотили все живое и светящееся, а еще все линии электропередач и водоснабжения… Рядом с ними находиться невозможно, они воздействуют на психику, становится страшно, хочется бежать… Послушай, у тебя есть что-нибудь выпить?

Она словно не слышала вопроса.

— Вы больны?

— Успокойся, Мира…

Я начал разуваться.

— Нет! — крикнула она, хватая с вешалки мое пальто. — Отдайте куртку и немедленно уходите.

— Перестань… — Я попытался выдавить улыбку. — Куда же мне идти? Там ведь… никого нет.

— Снимите куртку и забирайте свое пальто! — Вид у Миры был решительный. — Вы видели, как я умею драться! Выполняйте!

Я выпрямился и застыл ошарашено.

— Мира…

Она шагнула навстречу. Ее прекрасные глаза стали еще темней. Брови сошлись над переносицей. Вот сейчас возьмет и покажет мне один из своих приемов. Как же это все нелепо выглядит в настоящей ситуации!

Ну и черт с тобой.

Я расстегнул молнию, снял куртку, отбросил в сторону…

В этот самый момент в дверь постучали. Не просто постучали — забарабанили изо всех сил, так, что оба мы вздрогнули.

— Мира! Ромка! Открывайте!.. Или я сейчас с ума сойду!..

Я потянулся к двери, но Мира с неженской силой перехватила руку.

— Не открывайте!

Я был не согласен. Кто бы это ни был — он человек, такой же, как мы. Он спасся, и мы должны его впустить.

— Кто там? — спросил я, вырываясь. За дверью молчали. Я повернулся к Мире. — Муж?

— Нет! — По ее лицу пробежала тень.

— Значит, друг?

Ужас на ее лице сменился холодным выражением.

— Это мой бывший муж, — сказала она.

Мира на минуту задумалась и вдруг резко оттолкнула меня от двери.

— Все. Разувайтесь. Позже уйдете.

Стук в дверь повторился.

— Эй, вы!.. Скорей!.. Я же сейчас умру от всего этого!..

Мира подозрительно на меня посмотрела. Я развел руками.

— Если не верите мне, мужу своему поверьте. Пусть даже и бывшему.

Мира вспыхнула, с яростью отшвырнула мое пальто, подошла к двери вплотную и крикнула:

— Эй! От чего ты там сдыхать собрался?!

За дверью послышался вой, перешедший в сдавленные рыдания.

— Мирочка… Прошу тебя… Это просто кошмарный сон… Я все видел! Слышишь? Все исчезли! Машины растаяли! Моя машина тоже растаяла! Понимаешь? Открывай же! Открывай! Открыва-а-ай!!!

Невидимый гость опять забарабанил в дверь, теперь он уже не останавливался, бил изо всей силы и охрипшим голосом непрерывно кричал: «Открывай!».

— Тьфу ты, бред какой-то, — буркнула Мира и посмотрела на меня растерянно.

— Впусти его, — попросил я. — Пожалуйста.

Девушка минуту поколебалась, затем сказала, пожав плечами:

— Если что, пеняйте на себя.

Она быстро повернула защелку, и дверь тут же распахнулась.

В прихожую, чуть не сбив нас обоих с ног, ввалился громила, каких я еще в жизни не видел. Он захлопнул за собой дверь и, глядя на нас с выражением крайнего ужаса, простонал:

— Что ж это такое?!

Великан был непропорциональным: никаких признаков шеи, на огромные плечи посажена приплюснутая лысая голова, кожа на лбу собрана в толстые складки, глаза маленькие, раскосые, — они непрерывно бегали от Миры ко мне и обратно. По щекам его текли слезы.

— Что ж это такое? — Он сделал шаг в мою сторону. Меня поразил его плащ: чуть ли не до пола. — Все умерли!

Великан протянул ко мне руку, и я непроизвольно сжался, увидев внезапный испуг на лице Миры. Но гость сказал:

— Я — Федор. Как хорошо, что вы не умерли! Я ведь думал, и здесь никого уже нет.

— Ростислав. — Я пожал ему руку.

Громила быстро повернулся к Мире.

— Спиртное есть?

Девушка стояла с растерянным видом.

— Кажется, — прошептала она. — А у меня же Рома… на работе…

— На работе… — глухо повторил Федор.

Он, не разуваясь, пошел на кухню.

— Всё, понимаете, как бы выцветает… — послышалось оттуда. — Или растворяется. Сперва это хорошо было видно. Потом темно уже стало… Ни фонарей, ни светофоров, и вообще ни хрена не разобрать.

Загремела посуда.

Я последовал за Мирой. Войдя на кухню, мы увидели Федора. Он стоял на коленях перед холодильником и, выдвинув лоток, вытаскивал бутылку водки.

— Н-не знаю… куда нам теперь-то… — пробормотал он.

— Что ты видел? — спросила Мира.

— Я в «Галеру» ехал, пожрать… Потом… потом свет стал к черту гаснуть, а машины… они как бы таяли… ну, как в компьютерной игре, что ли… — Он раскупорил бутылку и тут же к ней приложился, сделал несколько больших глотков.

— Дальше что? — спросила Мира, закрывая холодильник.

— В пробку въехал, — продолжил Федор. — Смотрю, что-то творится. А потом все вдруг как ломонут. Я тоже из машины выскочил… И тут мой «Волво» — хлоп!.. Темно, ни хрена не видно. Понял, что к тебе самая короткая дорога. Бегу, а вокруг все как-то тише и тише… понимаешь? Вижу, в начале улицы канава… огромная такая, точно экскаватор выкопал — от края до края. В ней троллейбус… Я по нему и перебрался. А на улице — ни души.

Я наблюдал за Мирой. Взгляд ее становился холодным и твердым.

— Конец Пречистенке, — сказал Федор. — А ведь на ней Пушкин жил…

Он заскрипел зубами.

Мира шагнула к нему, отобрала бутылку, поставила на стол, затем достала из шкафчика три рюмки, и сама их наполнила. Подняла одну и сказала:

— Мне надо найти брата.

Одним махом опрокинув рюмку в рот, она подошла к окну.

— Я иду прямо сейчас, — сказала Мира.

— Куда?! — спросил я.

— В Дом Ученых. Там — Рома.

Она вышла из кухни.

Мы с Федором переглянулись. В маленьких его глазках была тоска.

— Никуда не пойду, — сказал он.

Я с ним был согласен.

— Угу… я тоже там был…

— Кто вы такой? — меланхолично спросил он.

— Так… — Я махнул рукой. — Проходимец.

Федор покивал, — голова без шеи подвигалась на шарнире, скрытом где-то между плеч. Отчего-то в этой страшной ситуации моя наблюдательность особенно явственно подчеркивала физические уродства моего нового знакомого.

— В другой раз я бы вас выкинул, — задумчиво сказал он и вздохнул. — Не знаю, есть ли где-нибудь еще живые люди.

— Кажется, Мира собирается идти на поиски брата, — заметил я. — Ее ведь нельзя туда отпускать одну.

— Шишига умер, — тихо, но уверенно сказал Федор. — Там вообще нет никого живого. Я шел по крыше троллейбуса, внутри никого не было, точно знаю. Как в склепе. Вся Москва — кладбище. Только и трупов нет. Темно.

Вошла Мира, открыла шкаф, стала что-то искать.

— Надо быть внимательным, — сказал я. — Есть способ почувствовать их близость.

— Чью? — спросила Мира, не поворачиваясь.

— Аномальных пятен. Я пытался к одному из них прикоснуться. От них веет чем-то. Холодом.

— Веет, — согласился Федор. — Я тоже что-то такое чувствовал… И в машине, и на троллейбусе, и здесь, на лестничной площадке…

— Мира! — я постарался, чтобы голос звучал решительно. — Мы не должны никуда ходить. По крайней мере, до утра.

— Нет, должны! — отрезала девушка. — Утром будет бесполезно.

— Нет! — возразил я. — Все основное уже случилось. Если твой брат жив… если с ним все в порядке, то у него, как и у нас, есть шансы протянуть до утра. Когда развиднеется, нам легче будет его отыскать, не попав при этом в ловушку. Который час, кстати?

— У Шишиги тяжелая форма аллергии на свет, — объяснил Федор. — Я зову его ночным мальчиком.

Мира с силой хлопнула дверцей.

Федор налил еще по одной и, ни слова не говоря, выпил.

Я подошел к Мире и попытался отобрать у нее сумку, но она толкнула меня ладонью в грудь, так резко и сильно, что я потерял равновесие и едва не упал.

— Вы меня не остановите, — сдержано сказала девушка. — Я иду искать брата. Даже, если шанс, что он выжил, один из миллиона.

Она прошла мимо, а я приблизился к окну. Где-то вдалеке светилось несколько одиноких огоньков, скорей всего работали такие же аккумуляторы, как и в квартире Миры.

— Сколько же времени? — опять спросил я.

Никто не ответил, и пришлось идти в залу: там висели настенные часы.

Зайдя в залу, я сунул руку в карман за очками и стал осторожно выгребать осколки, собрал их и положил на край комода. Я даже не расстроился. Это всего лишь мелкая неприятность.

Часы показывали половину первого.

Я вернулся в прихожую. Мира сидела в кресле и зашнуровывала ботинки.

— Я с тобой, — неожиданно сказал я.

Страх владел сознанием, и мне было не все равно, рядом с кем бояться. Аномалия распространялась, поглощая все на своем пути, и здесь, на пятом этаже мертвого, кишащего смертоносными пятнами, дома, мы не были защищены. Мира не позволяла себе предаваться панике, и, похоже, это свойство ее характера сейчас было и моим убежищем.

— Сама справлюсь, — холодно сказала она.

Я сделал вид, что не расслышал.

— Идемте, Федор! — крикнул я.

— Нет, — отозвался тот. — Лучше умереть в доме…

Я подумал, что, возможно, говорю с этим человеком в последний раз, и высунулся в коридор, чтобы взглянуть на него.

Громила сидел, склонившись над рюмками. Брови его выпятились и нависли над переносицей, как у гориллы.

— Прислушивайтесь, — сказал я. — Если станет холодно, советую бежать.

Федор ничего не ответил.

— Можно, я эту куртку надену? — спросил я.

Мира чуть заметно кивнула.

— Возьми фонарик, — сказал я.

— Фонарик, аптечка, монтировка… — Мира говорила сама с собой, похлопала по сумке. — Все, что может понадобиться.

— Давай, понесу, — сказал я.

— Несите. — Девушка без колебаний отдала мне сумку и отвернулась. Она не стала рассыпаться в благодарностях за то, что я решил пойти с ней, и я не почувствовал, что ее отношение ко мне хоть чуть-чуть потеплело, но ее недостижимая красота заставила меня не обращать на это внимание.

— Осторожно, — предупредил я, когда Мира повернула защелку.

Дверь приоткрылась, и в лицо нам зловеще глянула темнота.

Мира щелкнула фонариком и шагнула вперед. Я выключил в прихожей свет и двинулся за ней.

Сразу бросились в глаза перемены, происшедшие на лестнице.

Здание состарилось и покосилось. Вся западная стена была покрыта желтоватыми разводами. Казалось, что течет крыша, и стену многократно заливало водой. В одном месте, рядом с окном, зияла дыра размером с колесо легкового автомобиля. Отсутствовала часть перил, и даже в самой лестнице были прорехи.

— Держись как можно ближе к стене, — сказал я. — Но только ни в коем случае не прикасайся.

Мира молча кивнула и стала спускаться.