Возвращение в строй

Александр Тамоников, 2016

Уволившись из армии, бывший спецназовец капитан Павел Кулагин возвращается в родной город Переславль и устраивается в усадьбу депутата областной думы простым рабочим по уходу за территорией. Работа спокойная, место тихое – что еще надо бывшему вояке, сполна хлебнувшему военных невзгод! Но первое впечатление оказалось обманчивым. Как-то Кулагин заметил перепуганное женское лицо, мелькнувшее в окне третьего этажа. А потом девушка выбросила из окна конфету, на обертке которой была написана просьба о помощи. Что-что, а вызволять людей из беды Павел умел лучше, чем даже подметать дорожки…

Все описанное в книге является плодом авторского воображения. Всякие совпадения случайны и непреднамеренны.

© Тамоников А., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2016

Глава первая

Железнодорожный экспресс Москва — Переславль прибыл на вокзал областного центра точно по расписанию, в 17.05. Возможно, из-за того, что сегодня, 12 июня, был выходной день, народу ехало немного. Капитан запаса Павел Кулагин с десантной сумкой в руке покинул вагон, прошел через зал ожидания, вышел на привокзальную площадь и не узнал район. Он не был в родном городе почти год, и за это время вокруг все изменилось до неузнаваемости. Раньше прямо от вокзала к площади шла прямая дорога, по обеим сторонам которой ютились на крошечных участках такие же крошечные дома частного сектора, сейчас же на их месте высились новостройки различной архитектуры и этажности. Впрочем, дорога осталась, но была оформлена не хуже московского Старого Арбата. Посередине скамейки, цветники, декоративные фонари, там, где проходили тротуары, — молодые деревья, через одно увешанные электрическими гирляндами. Вместо асфальта — брусчатка. Красиво, но как-то непривычно, нагроможденно. Зачем столько многоэтажных домов на небольшом пятачке? Изменилась и сама площадь. Исчезли торговые палатки, павильоны, небольшой базарчик, не было стоянки такси, где еще год назад всегда стояли свободные машины. Сейчас площадь очистилась от всего, и непонятно, для чего жирная пешеходная «зебра» пересекала ее от вокзала до улицы Вокзальной. Впрочем, машины к зданию подъезжали, но не к центральному входу, а к площадке рядом с техникумом, фасад которого был отделан в дорогом, европейском стиле. Интересно, такая же отделка техникума с тыла, со двора? И вообще, техникум ли вообще здесь или контора какой-нибудь компании, сдающей помещения в аренду?

Кулагин достал сигарету, прикурил.

И тут же откуда-то появился полицейский патруль. Двое полицейских, хорошо, что без автоматов.

— Гражданин, вам известно, что курение в общественных местах запрещено? — спросил подтянутый лейтенант.

— Слышал о новом законе, но рядом со мной никого нет, какое же это общественное место?

Вперед вышел сержант. Он был менее вежлив:

— Умный, да? Говорят тебе, курить запрещено, значит, туши окурок и в карман, пока на штраф не налетел.

Кулагин хорошо относился к ребятам из МВД. Вместе с ними не в одном боевом выходе дрались плечом к плечу с разной бандитской нечистью, но то были боевые офицеры. А эти?

— А что это за тон, сержант? — возмутился он. — И вас что, перед тем как обращаться к кому-то, представляться не учили?

— Борзый, — проговорил сержант и повернулся к лейтенанту: — В отделение его? Проверим, что за «птица», заодно объясним, как следует вести себя с представителями власти.

— Помолчи пока, — кивнул напарнику лейтенант и представился: — Лейтенант Воропаев, линейный отдел полиции. Попрошу ваши документы.

— Это другое дело, учитесь, сержант.

Тот недовольно отвернулся.

Павел достал удостоверение офицера Службы безопасности, его предстояло обменять на военный билет в связи с увольнением, но пока оно считалось действующим. Имелся у Кулагина и паспорт. В отличие от армейских офицеров, у бойцов отряд спецназа, подчиненных ФСБ, паспорта оставались на руках. Мало ли какую задачу и в каком качестве предстоит решать?

Но лейтенант выбрал удостоверение и, открыв его на первой странице, тут же протянул документ обратно:

— Извините, товарищ капитан. Почему не предупредили сразу?!

— Но я же нарушил закон? — усмехнулся Кулагин. Впрочем, исправлюсь! — Он затушил окурок, бросил его в урну и добавил: — Один вопрос, лейтенант.

— Да?

— Раньше здесь было много такси. Как сейчас найти машину, не подскажете?

— Наберите на сотовом номер… — назвал цифры офицер, — и такси подъедет через считаные минуты.

— Значит, сейчас так, да?

— Так точно.

— Да ладно, Валер, — вновь выступил сержант, — какой номер? Оператор точно скажет, что свободных машин нет. — Он повернулся к Кулагину: — Вы, товарищ капитан, зайдите за здание слева от вас. Там частники работают. Правда, берут дороже, но зато всегда на месте.

— Что же вы не боретесь с незаконной предпринимательской деятельностью? — вновь улыбнулся Кулагин. Этот диалог с полицейскими немного взбодрил его после вчерашней «отвальной», когда он, как говорится, «выставлялся» перед отъездом и в экспрессе чувствовал себя плоховато. Похмеляться же не стал по той причине, что никогда не похмелялся. Правда, и пил Павел мало. Но это было там, в той боевой жизни, что будет в новой, неизвестной, непонятной, штатской, не знал никто, и в первую очередь сам капитан Кулагин.

— А как бороться с частными извозчиками? Они ставят машины на разрешенную, платную, между прочим, стоянку. Якобы ждут приезжающих родственников, — ответил лейтенант.

— Ясно. Благодарю.

— Всего хорошего!

— Взаимно.

В кармане у Кулагина лежало пять с половиной тысяч рублей. В сумке еще сто тысяч, весь его стратегический запас. Уволен он был по статье, и на пенсию рассчитывать не приходилось, тем более на квартиру. Впрочем, квартира у него была, небольшая «двушка», всего сорок пять квадратных метров, но своя, точнее, оставленная в наследство матерью, умершей уже в таком далеком 2002 году. Отца капитан не помнил. Да отец его и не видел, подполковник, командир батальона, Николай Павлович Кулагин в мае 1986 года подорвался на мине возле Кандагара в Афганистане. Павел же родился в восемьдесят пятом. Отец должен был приехать в отпуск ко дню рождения сына, и приехал, но в конце мая, в закрытом цинковом гробу и в сопровождении сослуживцев. Естественно, годовалый ребенок помнить этого не мог.

Кулагину не пришлось выискивать частника. Уже на углу к нему подошел мужчина лет пятидесяти:

— Добрый день! Сразу видно военную выправку.

— Скорее уж добрый вечер, — улыбнулся Павел.

— А какая, собственно, разница, день, вечер, утро, ночь, главное, чтобы добрые.

— Вы правы.

— Вижу, вам нужна машина, молодой человек?

— Да.

— И куда ехать?

— На Нестерова.

— Улица Нестерова большая.

— В самый конец, если от проспекта, к перекрестку с Тургенева, крайний левый дом.

— Угу! Девятиэтажка двухподъездная?

— Точно так!

— Говорю же, видно человека военного. Триста рублей устроит? Сразу скажу, такси возьмет в два раза меньше. Но у них заказы, у них оператор, система. Мы же, частники, работаем в одиночку, да еще незаконно. Но жить-то как-то надо! На пенсию не проживешь.

— Триста так триста, — согласился Кулагин, хотя не в его положении было шиковать.

— Тогда стойте здесь, я мигом подгоню машину.

— А здесь остановка разрешена?

— Нет, конечно, но все останавливаются. Чем мы хуже?

Мужчина исчез за углом, и вскоре перед Кулагиным притормозил «Рено». Он бросил сумку на заднее сиденье, сел впереди рядом с водителем, и тот сразу тронулся с места.

Видимо, он был по природе разговорчив, а сегодня пришлось больше молчать, поэтому и решил отыграться на Кулагине.

— Так я угадал, вы военный? Офицер?

— Был.

— Уволили?

— Да.

— Такого молодого? Вам же, по-моему, и тридцати лет нет?

— Двадцать девять.

— Сокращение?

— Что-то вроде этого.

— Понимаю, не хотите говорить, не надо. А я в свое время в Афганистане служил.

Кулагин с интересом посмотрел на частника:

— Да? Где? Когда?

— У вас там тоже кто-то служил?

— Отец!

— Понятно. Я служил в пехотном полку, в пехотной роте у Герата. С 1985 по 1987 год, с июня по май. В боевых действиях участвовать приходилось, ранен не был, пронесло, но и наград не заимел. Дали «афганку», знак воина-интернационалиста и в восемьдесят восьмом юбилейную медаль. Рядовым стрелком я был. Но что медали, ордена, главное, домой живым-невредимым вернулся. А в роте за два года шестнадцать пацанов погибло да два офицера. Когда внезапно домой явился по дембелю, увидел мать и окаменел. Поседела она за эти два года, ждавши сына. А ваш отец?

— Мой отец командовал батальоном, тоже мотострелковым. Подорвался его БТР на мине. Отца и механика убило сразу, наводчик и еще один боец умерли по дороге в госпиталь. Он знал, что я родился, но так и не увидел меня. Перед самым отпуском погиб.

— Извините. Кстати, я — Игорь Борисович, или просто Борисыч!

— Не за что извиняться, Борисыч. Война. Меня же зовут Павел.

— Очень приятно. Ну, вот и поворот к крайнему дому. У вас какой подъезд?

— Первый!

Борисыч затормозил.

— Приехали!

Кулагин достал деньги, вытащил три сотни, протянул водителю:

— Держите, как договаривались.

Борисыч вернул сотку:

— Давай так, тебе сейчас с финансами туго придется. Если без пенсии, работу-то, конечно, найдешь, молодой, здоровый офицер, да вот сколько платить барыги наши за работу станут? Те каждую копейку считают у других, а на себя же миллионы тратят, — сказал водитель и вернул сотку.

— Спасибо, Игорь Борисович!

— Просто Борисыч, и на «ты», хоть, может, и не увидимся больше. Ты вот возьми номерок мой. Мало ли куда съездить надо будет, позвонишь, подъеду. И тебе хорошо, и мне приработок. А можно и без него. Война та афганская повязала нас. Извини, что задерживаю, я говорил о том, что у меня в роте двое офицеров погибли, так вот один из них мой взводный, старший лейтенант Коренев Сергей Викторович, двадцать три года ему было, но офицер от бога. Так вот, зажали нас как-то «духи» в ущелье. Прорваться сил не хватает, второй взвод тоже застрял под обстрелом. Короче, хана нам всем, если бы не взводный. Коренев приказал всем по трещине на верх перевала подниматься, а сам остался прикрывать отход. Взвод вышел на перевал, там уже как следует укрепились, а вот старший лейтенант погиб. Подорвал себя гранатой, когда патроны кончились, а «духи» близко подошли. Геройской смертью погиб Сергей Викторович. Вот так. Ну, если что, ты звони.

— Обязательно.

Сзади уже сигналила «Тойота», кому-то не терпелось ко второму подъезду проехать.

Кулагин пожал руку водителю, забрал сумку и положил в карман листок с телефоном Борисыча, где значилась и его фамилия — Павлов.

Войдя в подъезд, он поднялся на второй этаж, посмотрел на почтовый ящик, который оказался пустым. Оставив сумку у своей двери, позвонил соседям, которым оставлял ключи от своей квартиры. Дверь открыл мужчина лет под шестьдесят.

— Опять по Интернету? — спросил он и осекся: — Пашка, ты?!

— Я, Георгий Степанович, добрый вечер.

— Здорово, чертила, ты в отпуск, что ли?

— Нет, насовсем.

— Не понял? Уволился?

— Уволился. Вы мне ключи дадите?

— А?! Ну, конечно. — Георгий Степанович повернулся и крикнул в глубь квартиры: — Аннушка, поди сюда!

— Чего тебе? — услышал Кулагин недовольный голос соседки. — Опять какую-нибудь ерунду предлагают, и не надоело тебе болтать с ними? Лампочку в ванной лучше замени.

— Да что ты как пулемет трещишь? Пашка Кулагин приехал.

Маслова тут же оказалась в прихожей, отодвинув мужа:

— Паша? Здравствуй, дорогой! А я подумала… да что ты стоишь, проходи.

— Да нет, теть Ань, мне ключи бы.

— Жора! — повернулась Анна Сергеевна к мужу. — Ты чего стоишь? Где ключи?

— Да вот они. — Георгий Степанович вручил капитану ключи: — Держи, герой, не волнуйся, с хатой все в порядке, каждый день проверял.

— Ага, — воскликнула Маслова, — когда был трезвым, а трезвый ты бываешь нечасто.

— Завела старую пластинку. Сегодня же праздник. Да не один, два праздника. Паша вот приехал. Пошли, Паш, покажу квартиру.

— Чего тебе ходить? Парень домой вернулся, не до тебя ему, — возразила жена.

— Не до меня? А чем твой парень сегодня питаться будет? В холодильнике пусто, сам устал с дороги, тут хочешь не хочешь, а придется мне в магазин идти. А я не против, для Паши-то.

— В магазин и я схожу.

— Вот что, женщина, не порть мне, не порть нам настроение. Лучше приготовь чего-нибудь горяченького.

— Да я как-нибудь сам, — улыбнулся Павел, наблюдая за суетой соседей.

— Как это сам? — воскликнул Маслов. — Мы что, чужие тебе?

— Не хочу вас напрягать.

— У нас, Паша, напряги друг от друга с женой. Да и немудрено, вдвоем постоянно. Сын-то, Авдей, в Москве.

— Знаю. На высокой, говорят, должности?

— Э-э, в какой-то компании, что торгует всякой электронной хренью. Но платят хорошо, столько здесь не заработаешь, да и невеста у него там с квартирой.

— Ты чего разговорился, старый?

— Действительно! Идем, Паш.

Кулагин открыл дверь. Из квартиры сразу пахнуло каким-то затхлым запахом. Вещи без людей превращаются в труху.

— Вот, Паша, гляди, все как было, когда ты уезжал. — Он подмигнул Кулагину и достал из кармана тренировочных брюк бутылку водки: — А это за встречу, надо обязательно. И быстрей, до Анны.

— Вы что, Георгий Степанович, с собой ее носили? — удивился Кулагин.

— Она у меня в заначке, за обувной полкой стояла, — хитро усмехнулся сосед.

— Я не заметил, как вы ее взяли.

— Ты не заметил, и Анна не заметила. Приходится вертеться в условиях наложенных на меня собственной супругой санкций.

— Что за санкции?

— Ограничение в употреблении спиртного. Аннушка похлеще всякого Обамы будет. Но я тоже не первый год живу. На санкции отвечаю контрсанкциями.

— Да, веселая у вас тут жизнь.

— Какая она, к черту, веселая? Ну, пойдем на кухню, по стопорю пропустим. А потом делами займемся.

— Я ничего особого не планировал на сегодня.

— Спать на полу будешь?

— Почему?

— Потому что кровать в спальной собрать надо. И диван в зале надо закрепить, разболтался.

— С чего?

— От времени! Или, — улыбнулся Маслов, — может, оттого, что много девиц в прошлый отпуск домой приводил?

— Да не приводил я никого.

— А я не в упрек. Но сделать кое-что придется. Ту же пыль протереть, полы помыть. Но это мы Анне поручим.

— Нет! — отрезал Павел. — Уборку сделаю сам. И вообще, дядя Жора, все сделаю сам. Что надо, соберу, что надо, подверну.

— И в магазин сходишь? В новый? Старый-то снесли, там теперь дом строят.

— Ну, если в магазин…

— Во, а я о чем? Идем на кухню, Аннушка не задержится.

Мужчины прошли на кухню. Маслов достал стаканы, открыл бутылку, разлил водку:

— Давай, Паша, за приезд.

— Как-то не по-людски, дядь Жор.

— А по-людски позже посидим. Это так, для тонуса жизненного.

Выпили. Закурили, закусить было нечем.

Маслов успел поставить почти пустую бутылку в шкаф, как в кухню вошла Анна Сергеевна. Подозрительно посмотрела на мужа, на Павла и сделала категоричный и верный вывод:

— Выпили уже. Ну, Георгий, креста на тебе нет.

— Как это нет? Есть. Всегда при мне. Только в парной снимаю.

— Ладно, — махнула она рукой. — Надо кровать собрать.

— Я все сам сделаю, Анна Сергеевна, вы не беспокойтесь, — остановил ее Кулагин.

— Ну, тогда иди, старый, в магазин, я тут написала, что купить надо. — Она передала мужу тетрадный лист и вдруг спохватилась: — А деньги-то у тебя, Паша, есть?

— Есть, конечно, сколько надо?

— По списку тысяч пять хватит. Но если проблемы с финансами, я дам.

— Есть, есть, Анна Сергеевна.

Кулагин вручил соседу оставшиеся карманные деньги, и тот ушел в магазин. Пошла и Анна Сергеевна разогревать борщ, ее фирменное блюдо. Павел же решил заняться диваном, но увидел, что тот вполне в нормальном состоянии. И чего гнал Степаныч? Кровать действительно разобрана, но она пока и не нужна. Уборку вместе со стряпней сделает завтра. Постель?

Он открыл платяной ящик старой, еще советских времен, оттого и крепкой до сих пор стенки. Постельное белье лежало на полках аккуратными стопками. В антресолях подушки, матрасы, одеяла. Все, что нужно.

Павел прошелся по квартире. Поправил фотографию матери в траурной ленте, одернул шторы, от которых тут же поднялась пыль. Открыл окна. На улице прохладно и пахнет дождем, но проветрить квартиру просто необходимо. Он успел проверить и работу сантехники, и газовой колонки, и плиты, и электрического чайника, и света. Все было в порядке.

Маслов вернулся с двумя объемными пакетами. Первым делом выставил на стол две бутылки водки по 0,7 литра, кратко бросив:

— Праздник все же. — Затем начал доставать продукты. Выложив все, присел напротив Павла: — Точно по списку. Да, погоди, сдача.

Через час усилиями Анны Сергеевны был накрыт нехитрый стол. Все трое сели на табуретки.

Под укоризненным взглядом супруги Георгий Степанович ловким движением снял пробку с бутылки, разлил по рюмкам и, подняв свою, объявил:

— Тост, господа — товарищи.

— Только не тяни кота за хвост, — попросила Анна Сергеевна.

— Самый короткий тост в моей жизни, — за возвращение Пашки!

Все выпили, принялись за закуску.

Кулагин проголодался. Утром и днем после обильного возлияния на «отходной» есть не хотелось, только пить, сейчас же молодой организм дал знать о себе.

За первой рюмкой последовала вторая, третья. Третий тост объявил сам Кулагин — за тех, кого нет рядом. После того как была опустошена первая бутылка, завязался разговор. Анну Сергеевну интересовала личная жизнь соседа, которого она знала еще пацаном. Дом заселили, когда Павел только пошел в школу.

— А ты, Паш, до сих пор так один и живешь? — спросила она.

— Да, Анна Сергеевна, один.

— Чего так? — вторил супруге Георгий Степанович.

— Да вот не нашел такую, как ваша супруга, — улыбнулся ему в ответ капитан.

— Скажи, не хочешь связывать себя узами брака, — проговорил Маслов, открывая вторую бутылку. — Кстати, Паша, правильно делаешь. Одно дело, когда с бабой без росписи, гражданским браком живешь, и совсем другое, когда все официально. Без росписи ты ничем не связан, никакими обязательствами. И баба при тебе, и свободен. Если что не так, взяли да разбежались, а вот со штампом в паспорте не разбежишься. Да и бабы, они такие, до свадьбы прямо ангелочки, а как закольцуют, так сразу начинают под каблук мужика загонять.

— Тебя загонишь, — усмехнулась Анна Сергеевна.

— Меня бесполезно, — гордо поднял голову сосед, — я такой, сам по себе.

— Это вообще-то заметно, Георгий Степанович, — рассмеялся Кулагин.

— А чего? Разве не так?

— Оставим эту тему, — оборвала мужчин Анна Сергеевна. — Что бы, Паша, ни говорили, а без женщины, без жены мужчине нельзя. Кстати, у моей давней подруги еще по работе, дочка недавно развелась. Умница, красавица, скромная, правда, дочка у нее, но ведь это не главное?

— Уж не сватаешь ли ты Пашу? — посмотрел на жену Маслов.

— Отчего нет? Ну, что он будет один маяться?

— А ты вот объясни, Анна, если дочка твоей подруги и умница, и красавица, и скромница, почему от нее мужик ушел?

— Потому что на водку семью променял. Ему больше друзья были нужны, чем жена и дочь.

— Э-э, дорогуша, нет, от хорошей жены мужчина не уходит. Я вот не ушел же, хотя, честно говоря, достала ты меня с пьянкой хуже пареной репы. Пора бы понять, что ничего не изменится. Старые мы, чтобы меняться.

— Это вы-то старые? В ваши годы еще детей заводят, — снова улыбнулся Кулагин.

— Ну, ты дал. Смотри, Анна, яйца курицу начали учить. Свою жизнь наладь для начала и до моих лет доживи.

— Постараюсь.

— Почему бы тебе, Паша, не познакомиться с Ларисой? Ну, хотя бы просто так сначала. А там, глядишь, и получится что, — не оставляла Анна Сергеевна животрепещущую тему потенциальной невесты.

— Вряд ли, — ответил Павел.

— Но почему? Многие сходятся из тех, кого знакомят друзья или вот как мы, соседи.

— Да я не спорю, Анна Сергеевна, но не готов к семейной жизни. Не представляю себя в роли жениха. Не по мне все эти ухаживания, цветы, хождения по кафе, кинотеатрам, прогулки по паркам. Я к такой жизни не привык. Возможно, привыкну, позже, сейчас нет.

— И что, так и будешь куковать один в своей квартире? Одному, Паша, плохо, мы с Жорой хоть поругиваемся иногда, а хоть есть с кем просто поговорить. А одному с кем разговаривать? Со стенами да с мебелью?

Кулагин прикурил сигарету, встал из-за стола, подошел к окну, за которым от ветра качалась высокая и развесистая береза, которую посадили жильцы на новоселье, и задумчиво произнес:

— Одиночество не тяготит меня, Анна Сергеевна. Да я другой жизни и не видел. Служба занимала почти все время.

— Во, за службу надо выпить, — воскликнул Маслов, разливая водку из второй бутылки. — Расскажи, Паша, где служил-то?

— А разве в отпуске не рассказывал?

— Нет, спрашивал, ты не ответил. Да и был-то ты дома неделю, не больше.

— Рассказывать нечего. Служил в отдельном рембате заместителем командира по вооружению.

— Серьезная должность, у нас такой не было.

— Заместитель по вооружению — такой же зампотех.

— А-а, — кивнул опьяневший Маслов, — зампотех был. — Он поднял вверх большой палец: — Вот такой мужик. Бухал только по-черному. Списали его. Погоди, тебя, случаем, не за то же уволили?

— Нет, дядя Жора, меня сократили. Вернее, всю часть расформировали, молодых офицеров, лейтенантов, старших лейтенантов по другим частям разбросали, ну, а меня и других замов вместе с комбатом на «гражданку».

— Странно, сейчас вроде армию, наоборот, усиливают, из-за Украины и НАТО.

— Усиливают боевые части, а тыловиков сокращают. Хотя, возможно, только наш батальон и расформировали.

Кулагин не имел права раскрывать то, где на самом деле проходил службу. Про рембат он сказал случайно. Первое, что пришло в голову.

— Теперь пенсию хорошую положат, у военных пенсия, столько на «гражданке» честно не заработаешь, — покачал головой Маслов.

— Да нет, дядя Жора, до пенсии выслуги лет не хватает. Льготы какие, может, и будут, а вот пенсию придется зарабатывать, как все.

— А сколько ты прослужил, Паша?

— С училищем почти двенадцать лет, без училища — семь.

— Ну?

— Что ну?

— У нас в соседнем подъезде Бориса Косого сын ротным из полка местного уволился. Тоже капитана получил и уволился, но уже полгода, как «бабки» в части получает, хату ждет. Борис говорил, пока квартиру ему не дадут, будут платить, а потом пенсия. И получает сын его эти деньги. А прослужил, если брать пять лет училища, на два года меньше, чем ты.

— Так сын вашего друга в боевой части служил.

— Это да. У них один батальон постоянно где-то на Кавказе стоит.

— Вот видите, боевым офицерам платят, тыловикам нет. И это справедливо.

— Ни хрена не справедливо.

— Да что об этом, дядь Жор? Я молодой, здоровый, заработаю себе на жизнь.

— Само собой, но с пенсией оно повеселее было бы.

— Кто спорит, но ничего не поделаешь.

— Кем работать думаешь?

— А что, сейчас в городе много вакансий?

— Да, с работой напряги, — вздохнул Маслов. — Нет, сторожем куда-нибудь на «десятку» сутки через трое устроиться можно, но разве это зарплата? Половину за жилье отдашь, второй половины только на хлеб и хватит.

— Будем смотреть, дядь Жор. На первое время деньги есть. Проведаю одноклассников, однокурсников, что в городе остались. Кто-то должен был или в чиновники, или в бизнесмены выбраться. Устроюсь.

— Без базара, — проговорил сильно опьяневший Маслов. — А теперь спать.

— Вот так всегда, Паша, пьет, закусывает, разговаривает вроде по делу, а потом словно мозг выключается, — пожаловалась Анна Сергеевна.

— Бывает. Давайте я дотащу его до кровати.

— Дотащи, Паш, а то мне тяжело. Это раньше носила его со двора, сейчас здоровье уже не позволяет.

— Да какие проблемы, занесу, вы двери откройте, пожалуйста.

Кулагин перенес Маслова в соседнюю квартиру, уложил на кровать в спальне, Анна Сергеевна раздела его и вернулась к Павлу, убрала все со стола, помыла посуду. Уходя, напомнила:

— Так ты о Ларисе подумай, Паша. И как о женщине, и как о хозяйке. Мужика обустраивать, кормить надо.

— Подумаю, — пообещал Кулагин.

Закрыв за соседкой дверь, он снова прошел на кухню. Спать не хотелось. За окном пошел дождь, не по-летнему мелкий и нудный. Павел присел на табурет, закурил. Неожиданно его сотовый пропиликал сигналом вызова. Он удивился, интересно, а это кто еще, да в такое время? Часы показывали, без пяти одиннадцать.

— Кулагин? Не спишь? — Это звонил его теперь уже бывший командир отряда спецназа «Центр» полковник Данилов.

— Хороший вопрос, товарищ полковник.

— Ну, я в смысле, не разбудил?

— Нет.

— Уже дома?

— Дома.

— И что делаешь?

— Водку пью!

— Серьезно?

— По голосу незаметно?

— Не заметно.

— Тем не менее.

— Ты это, Паша, брось, водка еще никого до хорошего не доводила.

— А трезвый образ жизни? А образцовое исполнение своих обязанностей? А выполнение практически всех боевых задач? К чему это привело? К тому, что меня как щенка выбросили со службы?

— Ну, кто виноват, что ты генерала из кадров на хер послал да еще и по роже съездил? — вздохнул полковник.

— Разве я мог поступить иначе, когда этот кретин начал к консьержке общежития приставать? Лапать замужнюю женщину, кстати, замужнюю за офицером нашей группы!

— Мог бы как-нибудь иначе, хотя… я бы поступил точно так же.

— Но знаете, Александр Сергеевич, что больше всего во всей этой истории обидно? То, что никто нашей стычки не видел. Ольга, и та убежала, а командование приняло решение исключительно по рапорту генерала. Ведь по существу дела никто серьезно и не разбирался. Приехал штабной майор, три дня просидел в гарнизоне, минут пятнадцать со мной поговорил, не вникая в мои объяснения, и уехал. А потом — хлоп, приказ. Да еще с пояснением, что я легко отделался. Мог и под трибунал залететь. Почему генералу поверили на слово, а меня толком никто не выслушал?

— Я выслушал. Вот только отстоять не смог.

— Я имею в виду начальство на Лубянке.

— Потому что он — генерал.

— Вот именно. А права-то у нас одни и те же.

— Что теперь об этом, Паша, говорить?

Кулагин сделал несколько затяжек, успокоился:

— Ладно, проехали, товарищ полковник. Спиваться я не собираюсь.

— Вот это правильно.

— А вы звоните просто так или есть какое дело?

— Сообщить хотел, отряд наш расформировывают.

— Не понял? Почему? — удивился Кулагин.

— Решено создать бригаду, которая объединяла бы несколько крупных подразделений специального и особого назначения.

— Комбригом вас поставят?

— Да нет, Паша, твой лучший друг генерал Бараненко подыскал другую кандидатуру. Меня в Центральное управление переводят. Беру с собой и майора Горшкова. Так что через неделю мы в кабинетах на Лубянке сидеть будем.

— Тоже неплохо. То, что командира группы с собой взяли, хорошо. Макс — тыловой офицер, только сможет ли он приспособиться к штабной работе?

— Сможет. Мы в Управлении по борьбе с терроризмом служить будем. Я назначен начальником отдела специальных мероприятий и заместителем начальника управления, Максим — старшим офицером отдела. Займемся планированием этих самых специальных мероприятий.

— И все равно это не оперативная работа.

— Хорошо хоть так. Тебе помощь в обустройстве нужна?

— Да нет.

— Ты вот что, не отнекивайся. Тебе и удостоверение на военный билет поменять надо, и зарегистрироваться, и встать на учет в военкомат по документам армейского офицера потребуется. Это, как правило, бюрократическая нервотрепка.

— Вы имеете что-то предложить?

— Не что-то, а кого-то. Ручка и листок под рукой есть?

— Где-то были.

— Найди!

— Минуту.

Кулагин прошел в гостиную, открыл секретер, там лежал и блокнот, и автоматический карандаш.

— Нашел.

— Записывай мобильный номер: 8(910)… Записал?

— Так точно.

— Это номер капитана управления ФСБ по вашей области. Я с его старшим братом в академии учился. Он сейчас тоже в управлении, вот дал номер брата. Записывай — капитан Орехов Геннадий Андреевич. Созвонись с ним, он решит все проблемы. Оперативно и качественно. И вообще, поможет, если что.

— Из-за этого звонили?

— Ты, Паша, обиду-то забудь. Новую жизнь начинаешь.

— Я бы предпочел жить прежней!

— Ничего уже не изменишь. Хотя черт его знает, как все сложится. Жизнь, она такая штука, иногда так развернет, что невозможное станет реальностью. Ну, ладно, не буду тебе надоедать. Ты не пропадай, звони!

— Конечно, товарищ полковник.

— Спокойной ночи, Паша.

— Спокойной, Александр Сергеевич.

Кулагин, отключив телефон, бросил его на стол и подошел к окну. Дождь усилился. Он хлестал по ветвям березы и дробью рикошетил на стекло. Под такую «музыку» только спать, даже если не хочется. Павел постелил себе в гостиной, прилег на диван. Он вспомнил инцидент с генералом, который привел к увольнению. Это произошло три месяца назад. Группа недавно вернулась с боевого выхода и занималась по распорядку дня. Отряд дислоцировался на территории танкового полка мотострелковой дивизии Западного военного округа, который был создан на базе Московского и Ленинградского военных округов. Семейные офицеры отряда проживали в Москве, холостяки, в том числе и Кулагин, в офицерском общежитии. Дежурными, или, как их еще называли, консьержками, работали жены офицеров, преимущественно танкового полка, но устроилась в общежитие и жена лейтенанта, переведенного из ВДВ в отряд, в резервную группу. В тот ненастный мартовский вечер, когда на смене была Ольга Уранова, жена лейтенанта из отряда, в полк на «Ми-8» прилетел заместитель управления кадров Службы, генерал-майор Бараненко Всеволод Антонович, пухлый, какой-то непромытый мужчина, на вид гораздо старше своих пятидесяти лет. В боевых подразделениях, вероятно из-за имени и повадок, к нему прилепилась кличка «Сева мутный». Прилетел он для решения каких-то своих вопросов. Недолго пообщался с командиром отряда и отправился к танкистам. Те встретили московского «шишку» из самой ФСБ более чем радушно. Сауна, водочка, шашлычок. К десяти его привезли в общежитие, где рядом с холлом и местом дежурной находились генеральские апартаменты со всеми удобствами. Пьяный Бараненко, видно, положил глаз на симпатичную Ольгу, и когда в общежитие вошел Кулагин, задержавшийся за бильярдом в офицерском клубе, он увидел, как Сева мутный, брызгая слюной и кряхтя от напряжения, тащил молодую женщину в апартаменты, прикрикивая при этом: «Ну, что тебе стоит, дурочка, утешить старика? Мы ненадолго, часик побалуемся, никто не узнает, а я твоему мужу помогу. Моя помощь дорого стоит». Ольга отбивалась, но Бараненко был сильнее.

— А ну, боров, отстал от женщины! — прямо от порога выкрикнул Кулагин.

Это произошло неожиданно, и генерал отпустил дежурную, которая мгновенно скрылась в своей комнате отдыха.

— Капитан Кулагин? Оборзел? Совсем страх потерял? Ты как меня назвал? — возмутился генерал.

— Ступайте, товарищ генерал, проспитесь.

— Ты, щенок, мне еще указывать будешь?! А ну, пошел вон отсюда!

Павел, внутри которого все полыхало от ярости, все же стерпел и сказал довольно спокойно:

— Вообще-то я здесь живу.

— Отжился и отслужился. Я тебя из службы как санный матрас вышвырну. Будешь, щенок, скуля, подыхать под забором.

— А не пошел бы ты на хер, чучело ряженое! — не выдержал Кулагин.

— Что?!!

Бараненко сделал глупость — он кинулся на боевого офицера. И получил встречный удар в челюсть, от которого вылетел в коридор.

— Уйди, клоун, не позорь погоны, — проходя мимо него, процедил Павел.

— Ну, сука, ты пожалеешь, что решил связаться со мной. Ой как пожалеешь!

Генерал еще что-то бормотал, но капитан уже не слышал, войдя к себе в номер. Утром он доложил об инциденте полковнику Данилову.

— Да в курсе я, — покачал тот головой. — С утра достал этот Сева. Выслушал вчерашнюю историю, правда, в совершенно иной интерпретации.

— В смысле? — удивился Павел.

— А ты думал, он себя виноватым выставит?

— Кого же?

— Ты наивный или прикидываешься, конечно, тебя!

— Вот козел!

— Кто бы спорил. Так что получается, Паша, это ты пьяный приставал к Ольге Урановой, генерал пытался тебя урезонить, но ты его ударил. Кстати, он уже в полковом медпункте взял справку о повреждении лица, видно, хорошо ты его хлестанул.

— Да какой там, товарищ полковник, если бы хорошо, то его в госпиталь с переломанной челюстью еще ночью увезли бы.

— Короче, Паша, попал ты. Жди подарков, Бараненко не из тех, кто пропускает такое.

— А мне плевать!

Кулагину действительно тогда было плевать на Бараненко. Ну и что, что снял генерал побои? И не побои, а синяк может быть, мало ли обо что по пьянке ударился? Их контакт никто не видел. Значит, и слова генерала ни подтвердить, ни опровергнуть никто не сможет. Ольга же, напротив, подтвердит, что к ней приставал не трезвый капитан, а пьяный генерал. Он даже не пошел в тот же полковой медпункт, чтобы взять справку об отсутствии алкоголя в крови, дабы потом доказать, что был трезв. Но недооценил он Бараненко, степень его подлости и цинизма. Уже вечером в гарнизоне появился дознаватель. Мелкий, неприятный тип из управления по воспитательной работе в звании майора. Он вызвал Кулагина, задавал вопросы, на которые Павел подробно отвечал, записывал ответы, только как-то быстро. Допрос, если так можно назвать разговор с майором, занял не более пятнадцати минут. После него он так же быстро поговорил с Ольгой, с офицерами из ближних к холлу номеров и укатил в Москву. А потом как гром среди ясного неба, через три месяца — приказ об увольнении капитана Кулагина за проступки, дискредитирующие воинское звание офицера. Впрочем, в приказе стоял только номер статьи. И после реформ она звучала несколько иначе, что никак не помешало делу. Его, капитана Кулагина, кавалера ордена «Мужества», медалей «За боевые заслуги» и «Воинскую доблесть», как и обещал генерал Бараненко, выпихнули из службы. Когда пришел приказ, к нему заходили Урановы. Ольга извинялась, оказывается, майор пригрозил ей неприятностями мужу, и она подписала чистый бланк.

Лейтенант обещал дойти до самого главного начальника, но Кулагин осадил пыл молодого офицера. И Ольгу успокоил, все, мол, правильно сделала. А дальше?.. Дальше Кулагин незаметно уснул под мирный стук дробинок дождя о балконное стекло гостиной. И спал крепко, без сновидений. Водка, как снотворное, сделала свое дело.

С утра пятницы, когда Павел брился, в прихожей раздался звонок. Он смыл пену, положил станок, прошел в прихожую, открыл дверь, уже наверняка зная, кто мог быть ранним гостем. И не ошибся, у порога стоял немного с припухшим лицом сосед.

— Привет, Паша, — прохрипел он. — Как сам? Болеешь?

— Проходите, дядь Жора.

Маслов вошел в прихожую, захлопнул за собой дверь и повторил вопрос:

— Болеешь?

— Нет! Так, слабость небольшая, пройдет.

— Тебе хорошо, я помню, молодым после пьянки утром как «огурец» вставал, и на работу. А сейчас вот мутит, на рвоту тянет. У нас осталось что-нибудь?

— Да больше половины бутылки.

— Правда? — встрепенулся сосед. — Налей. Сил нет терпеть.

— Я бреюсь, дядь Жор, давайте вы уж как-нибудь сами. Водка в холодильнике, посуда знаете где.

— Ага!

— И как вас Анна Сергеевна отпустила?

— Ага, жди, отпустит, — уже в кухне ответил Маслов, — в магазин она пошла, а я сразу к тебе.

— Понятно, тогда быстрей похмеляйтесь. Иначе скандал будет.

— Я бы с радостью, но быстро не получится.

— Почему?

— Не проходит первая, хорошо, если вторая проскочит. Особенности организма.

Кулагин вернулся в ванную, вновь намылился, добрился, сбрызнул лицо дорогой туалетной водой — подарком Ольги Урановой. Прошел на кухню. Ни бутылки, ни стакана, ни рюмки, ни тарелки с закуской на столе не было. Пришедший в себя Маслов курил, сбрасывая пепел в пепельницу, перекочевавшую с подоконника на столешницу.

— Удивительно, Паша, с первого раза взяла.

— Легче стало?

— Не то слово. Сейчас я себя человеком чувствую.

В прихожей раздался звонок.

— Это меня, — затушил окурок в пепельнице Маслов.

— Да вроде больше и некому.

Спустя минуту в кухню вошла Анна Сергеевна.

— Ну, и шустрый ты, Жора, не успела я за порог, так ты уже у соседа. Совесть бы поимел.

— Да ничего, Анна Сергеевна. Я вам всегда рад.

— Посмотрю я на тебя, когда месяц пройдет. Радости полные штаны будут от его пьяных визитов.

— Ну, ты, Аннушка, совсем уж не утрируй. Что я, каждый день пью, что ли?

— Скоро без водки встать не сможешь.

— А я вот возьму и брошу.

— Помолчи. Сколько ты уже бросал? Я и со счета сбилась, — махнула рукой Анна Сергеевна.

— А теперь брошу, теперь у меня сосед есть нормальный, не то что другие хмыри. Живут по принципу: мой дом — моя крепость. Ни посидеть во дворе, ни поговорить душевно за баночкой пива, ни в домино забить. Из дома на работу, с работы домой. Сейчас, Паша, — повернулся он к Кулагину, — деньги, как раньше, в долг не возьмешь. Не дадут. «Лопатник» набит, а не дадут, скажут, нету. Каждый стал сам по себе. А мы с Пашей и на дачку съездим, и на рыбалочку, и просто так посидим. Да хоть тот же футбол будет с кем посмотреть.

— Говоришь-то ты все верно, да только веры тебе, Жора, нет, — вздохнула Анна Сергеевна.

— Не веришь, не надо. Но когда брошу пить, узнаешь, кто в доме хозяин.

— Ты сначала брось. Так, хватит ненужных разговоров!

Маслова взглянула на Кулагина:

— Что сегодня планируешь делать?

— Уборкой заниматься, ремонтом мебели, дел на весь день хватит.

— Ты вот что, шторы и тюль с окон сними и принесешь мне, белье какое грязное тоже. Я все одно стирать собиралась. Перестираю и твое. А вот окна придется тебе самому мыть.

— Вымою, какие проблемы?

— Так, Жора, встал и помогай Паше снимать шторы, я пойду ванну наберу. И смотри, ни капли больше, ты обещал.

— Ступай уже.

Павел с Масловым быстро сняли шторы и тюль, среди белья Кулагин выбрал несколько простыней, с этой ношей и ушел Маслов.

А Павел принялся за уборку…