Записки матроса с «Адмирала Фокина» (сборник)

Александр Федотов, 2008

Предлагаемая читателю книга Александра Федотова, что называется, книга от первого лица. В ней автор повествует о своей срочной службе на Тихоокеанском флоте, ярко и убедительно рассказывает о диких нравах и порядках, царящих на боевых кораблях. Описываются и смешные, и трагические события, некоторые страницы поражают пусть и грубым, но подлинным «матросским» юмором. Мало сказать, что «Записки…» документальны от первой и до последней страницы, это еще и добротная документальная проза, подкрепленная армейскими фотографиями из личного архива автора. Книга прочитывается на одном дыхании, а указание на то, что «Записки…» не кончились, дает надежду, что за первой книгой автора, обладающего несомненным писательским талантом, последуют новые.

Большой Зам

Если некоторых людей смешать с дерьмом, то получится однородная масса.

(Правда)

Вы не люди. Вы матросы.

(Большой Зам)

Капитан третьего ранга Пал Палыч Сорокопут появился на стоящем в заводе крейсере «Адмирал Фокин» в 1985 году. Он пришел на должность «Большого Зама» — Заместителя командира корабля по политической части, на смену прежнего замполита переведенного в штаб флота.

Командир корабля Самофал (он же Папа) в то время был на сходе, и нового политического лидера представлял старший помощник командира корабля. Старпом был офицер справедливый до мозга костей, безобидный, мягкий, с нескладной, невоенной фигурой, на моей памяти мухи не обидел, голоса не повысил. Но, флот — это не «гражданка», здесь быть мягким, нескладным и без последствий непросто, вот он и получил от экипажа кличку «Олень».

В этот знаменательный день Олень собрал экипаж на юте. Перед моряками с ракетного крейсера «Адмирал Фокин» в первый раз предстала поигрывающая жирком довольная физиономия Паши Сорокопута. Новый Большой Зам стоял, самодовольно улыбаясь, чувствуя себя полноправным хозяином положения. Он оценивающе, как рентгеном, сканировал своим цепким прищуренным взглядом выстроившийся перед ним экипаж, намечая фронт предстоящих работ.

После представления старпома, Большой Зам взял слово. Он вышел перед строем и произнес речь. Из его речи мы поняли, что Родину, нашу мать, мы теперь любить будем больше и чаще. В конце своего монолога Паша Сорокопут сделал многозначительную паузу, пристально обвёл глазами замерший в строю экипаж и отчетливо, делая ударение на каждом слове, произнёс:

— Запомните: вы не люди! Вы матросы!

В наступившей тишине было только слышно, как кричат бакланы. На видавшем виды славном крейсере тогда впервые прозвучала эта фраза, предопределившая положение вещей, то отношение, которое установилось между Большим Замом и рядовыми членами экипажа на долгие годы его правления. Экипаж стоял, переваривая эту новость. Не привыкшая к такому обращению команда поглядывала на старпома, ища поддержки, но Олень молчал. Единственный, кто мог одернуть и поставить на место Большого Зама, был Командир Самофал, но Папа был на сходе.

Экипаж тогда ещё не понимал всей значимости этого события, а ведь именно в этот день начинался новый период в жизни корабля. Вскоре после этой знаменитой речи Большого Зама командира Самофала перевели на другое место службы. Командиром крейсера вместо Папы стал Олень. Мягкость характера нашего нового командира не позволяла ему держать в узде властолюбивого «серого кардинала» и тот, чувствуя себя хозяином, лишь лениво имитировал субординацию. На ракетном крейсере «Адмирал Фокин» начиналась новая эпоха отношений, где мы, матросы, уже перестали быть людьми. Началась эпоха Большого Зама.

Паша Сорокопут освоился быстро. Его деятельная натура взялась за любимое дело с утроенной энергией. Перво-наперво, чтобы, как говорится, держать руку на пульсе, он установил разветвленную сеть стукачей. Заставить матросов стучать на своих же товарищей с риском, как минимум, для собственного здоровья было задачей сверхсложной, но Пал Палыч справился с ней «на отлично». Тут-то и пригодились все навыки, полученные им в Киевском «Военполите».

Для начала в ход пошел весь компромат, услужливо извлеченный маленькими замами из своих каютных сейфов. Не гнушался Паша и проверкой содержания матросской почты. Благо, корабельный почтальон, сделанный Большим Замом коммунистом, главным корабельным старшиной и по совместительству приборщиком его каюты, был свой человек.

Не забуду, как у меня затряслись поджилки, когда вечером по корабельной трансляции передали: «Матросу Федотову прибыть в каюту Заместителя командира корабля по политической части.»

— Вызывали, товарищ капитан 3-го ранга? — робко спросил я, просовывая голову в каюту замполита.

— А, Федотов, проходи, проходи. Зачем же так официально. Можно — Пал Палыч, без чинов и лишних формальностей.

— Есть, товарищ капитан 3 ранга!

Большой Зам поморщился.

— Вот тут тебе, сынок, письмо пришло из дома. Странненькое такое. — Большой Зам пощупал своими мясистыми пальцами потрепанный белый конверт, на котором рукой моей тёти Леры было аккуратно выведено: г. Владивосток, ВЧ-51288, Федотову Александру.

Я знал, что тётя Лера иногда пересылала мне письма одной моей знакомой девушки, с которой я познакомился за год до службы, будучи в гостях у тёти, в её маленькой питерской квартирке. И всё бы хорошо, если бы не одна маленькая деталь: эта девушка была студенткой из США, логова нашего вероятного противника.

Я почувствовал слабость в коленях.

— Раскрой, пожалуйста, — улыбаясь одними губами, тихо сказал Большой Зам и протянул мне конверт.

Я попытался вскрыть конверт, но руки тряслись и не слушались.

— Успокойся, успокойся, сынок, — Большой Зам ласково положил свою влажную ладонь мне на плечо. Его цепкий, холодный взгляд, не отрываясь, следил за конвертом — Давай-ка посмотрим, что там внутри…

Я раскрыл, наконец, конверт и дрожащими руками высыпал на стол, перед Большим Замом всё его скудное содержимое. Из конверта выпал сложенный вчетверо листок клетчатой тетрадной бумаги, исписанный знакомым тётиным почерком. Внутри листка виднелся маленький прямоугольный вкладыш. Сердце моё замерло. Большой Зам рванулся вперёд и ловко вытащив вкладыш, поднес его к своим колючим глазам. Это был маленький карманный календарик на новый 1987 год.

— А-а-а… ну вот, это я и хотел посмотреть…

Большой Зам, бросил календарик обратно на стол. Ему стоило больших трудов скрывать своё разочарование.

Моё сердце снова пошло. Я выдохнул и, быстро забрав со стола содержимое конверта, на ватных ногах поплёлся обратно в кубрик. На этот раз пронесло…

Но мелкие неудачи не могли остановить Большого Зама. Случались и победы — большие и маленькие. Дело его спорилось, и вскоре он уже собрал обширную картотеку компромата на большинство членов своего экипажа. В своей работе Паша мастерски использовал два своих любимых метода: «кнут и пряник» и «разделяй и властвуй». Как кнут в ход шли все подсмотренные, подслушанные маленькие человеческие слабости, пороки, ошибки, аккуратно собранные в личное «досье».

— Или, сынок, твои друзья об этом узнают, или помоги мне с некоторой информацией… — ласково говорил Зам, усаживая у себя в каюте новую жертву и выкладывая перед ним на стол «интересные» материалы из досье.

Как пряник Паша обещал исполнение всех, даже самых заветных желаний, в зависимости от ситуации. Заботишься о карьере после службы? Порекомендую в партию, чтобы потом на гражданке карьерный рост и открытая дорога в светлое будущее. Девушка грозиться бросить? Внеочередной отпуск домой! Хочется в увольнение, в город? Пожалуйста, завтра же! Хочешь во время службы зарплату по максимуму и домой с лычками главного корабельного старшины? Без проблем! Всё обещал, всё мог всесильный Паша Сорокопут, но не дай бог, кому дать слабину и попасться на этот его, мастерски закинутый крючок. Хватка у Большого Зама была железная. Один раз, дал слабину — всё, с крючка уже не соскочишь. Большой Зам берег свои кадры, заботился о них. Они были его глаза и уши в кубриках и на боевых постах. Конспирация тут у него была полная, как у Штирлица.

Основной сбор оперативной информации Большой Зам вел через приоткрытый иллюминатор своей каюты, стратегически расположенной в укромном месте, в узком проходе, на верхней палубе по левому борту. Вроде просто идет мимо, прогуливается матросик. Хоп! — одно незаметное движение и записка уже у Большого Зама. И уже потянулись его щупальца к горлу очередной жертвы. Цель у Большого Зама всегда оправдывала средства. Он как миловал за тайное пособничество, так и казнил за явный отказ. А в гневе он был страшен. Одним из излюбленных методов Большого Зама были одиночные, доверительные собеседования. Каждый новоприбывший матрос проходил через такое испытание беседой «один на один» с Пашей Сорокопутом.

Не избежал её и Роман Фролов. Большой Зам вызвал его на собеседование одним из первых, как только узнал из предоставленного бывшим замполитом досье, что Роман является не кем иным, а внучатым племянником самого адмирала Фокина. Того самого бывшего Командующего всем Тихоокеанским Флотом, чьим именем был назван наш славный корабль.

— Вызывали, товарищ капитан 3 ранга? — приоткрыл дверь каюты Замполита Роман.

— А, как же! Заходи, заходи, сынок! — лоснящееся от пота лицо Зама выражало одновременно ласку и полное радушие. — Садись, вот здесь поудобнее… Чайку хочешь? Наслышан, наслышан о твоём родстве. Очень рад. Продолжение славной флотской династии. Очень, очень хорошо…

Роман сидел и, улыбаясь в ответ, внимательно слушал Замполита: «Говори, говори», — думал он про себя.

Поговорив ещё немного об адмирале Фокине, о его славном, героическом прошлом и о том, как Рома похож на своего деда, Большой Зам плавно перешел от слов к делу — главной цели этой беседы.

— Ну что, сынок, в отпуск-то к родственникам на свой день рождения хочешь, небось? — он дружески похлопал Рому по плечу.

— Неплохо бы, — улыбнулся Рома.

— А главным корабельным старшиной домой явиться? То-то девушки будут заглядываться!..

— Кто ж главным корабельным не хочет-то?.. Конечно, хочу! — включил дурака Рома, думая про себя: «Мягко стелет, жестко спать будет».

— Ну, вот и отлично, сынок. Всё в наших руках, — и Большой Зам продемонстрировал Роману свои вечно влажные потные ладони.

Большой Зам придвинулся поближе. Матрос и Замполит сидели близко, друг напротив друга. Роман чувствовал на себе его тёплое, прелое дыхание. Наживка была закинута. Зам медленно и осторожно потянул на себя.

— Я вижу, что ты ответственный матрос. Тебе можно доверять. Твой дед мог бы тобой гордиться. Тут такое дело, сынок, на корабле, сам видишь, порядка нет. По кубрикам черт те что творится. Мне нужна твоя помощь, Рома, чтобы остановить этот бардак, который творится на корабле…

Конец ознакомительного фрагмента.