Ослиная Шура
Художница, наше время, богемная жизнь. Героиня случайно в Москве знакомится с монахом, бывшим в миру тоже художником. До этого героиню соблазнил один из давнишних знакомых предложением написать портрет Сатаны. Надо отвечать за дела свои. Но художница готова к покаянию. Она едет в мужской монастырь на Валаам, где обучается иконописи. Пишет образ «Богородица, воскрешающая Русь». После этого получает благословение Свыше на посещение центра земли, то есть царства Десяти Городов в том времени, когда насельники города Аркаима были ещё живы. Те пытаются передать девушке какие-то знания для будущих поколений, но она по глупости не сумела выслушать то, что должна была рассказать своим современникам. С иконой «Богородица, Воскрешающая Русь» Шура отправляется в Дивеево, где её убивает бывший любовник Роберт, получивший от неё в подарок дьявольский портрет. Художница ушла, но как покаяние оставила икону «Богородица, воскрешающая Русь».
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Ослиная Шура предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 2
Нахальное утреннее солнце доставало Шуру довольно долго, не давая понежиться в объятиях небыли, щекоча её довольно-таки не уродливую мордашку. Прямо скажем: женщиной она была не без шарма и природного неординарного характера, чем очень гордилась. Более того, удивительная эксклюзивность иногда позволяла ей отпускать циничные шуточки в чужой адрес, особенно мужской половины человечества.
И только вчера, впервые за многие годы добровольного затворничества, кое случалось когда-то, но уже не с ней, а с какой-то другой Шурой, которую она не знала, не понимала, да и не любила нисколько, пришла та волна нежности, чуткости, всеобъемлющей радости, какую желает любая женщина в образе принца, короля, или просто любимого.
Иногда женщина становится суфражисткой, но отнюдь не из-за природной вредности, а из-за нехватки внимания от мужчин. Допустим, известная многим ныне Мария Арбатова карьеру сделала именно на призывах женщин бороться с ненавистными мужиками, а сама два раза побывала замужем и дети есть, вот и вся борьба. Таинственное сердце женщины! Но что в нём таинственного, позвольте узнать?
Любая, даже самая стервозная баба сдаётся на милость победителя, если тот будет обладать хотя бы минимальным запасом нежности, не говоря уже о материальной стороне вопроса. Но когда здесь тоже проблем не возникнет, вряд ли от такого принца, короля или просто любимого женщина добровольно откажется. Разве что тот изменит с «бодуна», или просто не устояв под стрелами другой охотницы, вышедшей на рыбалку, схватит и послушно проглотит приготовленную для него наживку.
Вот тут можно ожидать бурь, скандалов, негодований, угроз, клятвенных обещаний отомстить — во всех интерпретациях, видах и вкусах. Человек предательства не прощает, а женщина, говорят, тоже человек, способный на предательство, но никому не прощающий таких ошибок.
В своей жизни Шура когда-то испытала в полной мере и подлость, и предательство. Её бывший муж, которого она справедливо называла морганическим, то есть, тайным и не запротоколированным, никогда не пропускал мимо скользящих юбок, томных взглядов и ненароком оброненных улыбок. Это при всём том, что кроме Шуры у него была ещё и официальная жена, занесённая в протокольный альбом семейного счастья. Некоторые женщины соглашаются даже на такие отношения, лишь бы почувствовать хоть немного любви, а иногда, чтобы просто родить малыша, ведь любая женщина, не испытавшая материнства, может, попросту свихнуться. И мужики этим часто пользуются.
Шура иногда прокручивала в памяти первую встречу с Гиляровым, но не специально, а просто непроизвольно так получалось. Вспоминать прошлое с позиций — «вот я бы никогда сейчас так не сделала…», — было вовсе ни к чему, хотя иной раз оно догоняло и выныривало из волны подсознания как незваный, непрошеный гость. Нельзя о прожитом времени говорить, что прошлое — хуже татарина, как принято считать незваных гостей. Но когда оно неожиданно догоняло и бомбило голову, казалось бы, ненужными воспоминаниями, Шура непроизвольно отдавалась и подчинялась ему так же, как оставшиеся в живых фронтовики: «Вспомню я пехоту и штрафную роту, и тебя за то, что дал мне закурить…». Эти воспоминанья прошлого живут в сознании человека особой, даже обособленной жизнью и приходят всегда как незваные гости.
Зачастую воспоминанья выглядят не очень-то прилично, хотя человек всегда пытается забыть нехорошие поступки, вычеркнуть из жизни все неадекватные случаи. Но именно они иногда возникают незвано негаданно из потустороннего Зазеркалья, как лунная дорожка на воде, как отзвук услышанной ещё в детские годы почти не забывшейся песни.
В жилищном кооперативе художников на углу Брянской улицы и площади Киевского вокзала обитало много разномастного люда, порой, к художникам вообще не относящимся. Таким был её неофициальный муженёк Алексей Гиляров, такими были и его дружки — Кирилл Щипарёв, Алёшка Греков, получивший с лёгкой Шурочкиной руки прозвище «Швондер», и Люда Кадацкая. Собственно, Кирилл Щипарёв случайно познакомил Шурочку с Алёшей.
Да, они жили в соседнем доме, да, Шурочка не раз видела Кирюшу, выгуливающего любимого кокер-спаниеля, и попутно обсуждающего с кем-нибудь из попавшихся со свободными ушами жителей кооператива очередные наболевшие проблемы. Но в компанию дворовых сплетников Шурочка записываться не спешила.
В этот раз острый Кирюшин взор упал на одинокую фигуру одинокой женщины, никуда особо не спешащую, значит, готовую выслушать Кирюшины мысли.
С той поры, когда Шурочка перебралась в дом художников из Кунцево, прошло много времени, но в этом кооперативе люди не очень-то старались знакомиться с соседями. Нехорошей плесенью на общей спокойной поверхности болота художников был только болтливый Кирюша и ещё два-три похожих на Щипарёва «рупора истины».
— Простите, можно вас задержать на секундочку? — полувопросительно обратился к ней Кирюша. — Я часто вас вижу во дворе, но ни разу на собраниях кооператива не встречал.
— Простите, — ехидно передразнила его Шура. — Я должна ходить на собрания, чтобы обязательно познакомиться с вами?
— Вовсе нет, — смутился Кирилл. — Я думал, что каждого жителя нашего кооператива интересует благосостояние именно того места, где он проживает. Не зря же наш жилищный кооператив считается образцовым!
— Образцовым? — удивилась Шура. — В какой же статистической или рейтинговой палате это отмечено? И чем же не устраивает вас наше образцовое жильё, позвольте узнать?
— Очень даже устраивает, — замахал руками Кирилл. — Вот только председатель наш выбран, мягко говоря, опрометчиво.
— Ольга Михайловна? — Шура удивлённо пожала плечами. — Я знаю Богданову давно. Она неплохой художник. По её рекомендации меня взяли в секцию копирования известных картин, за счёт чего я, в общем-то, и живу. Она помогает одиноким, жителям нашего дома, в частности выбивает для них материальную помощь в соцобеспечении. Где и как Ольга Михайловна вам дорогу перебежала?
— Сразу прослеживается непосещение кооперативных собраний! — парировал Кирилл. — Если бы вы потрудились посетить хотя бы какое-нибудь последнее собрание, то у вас сразу пропало бы беззаветное доверие к Богдановой. Да и художница она — так себе, право слово.
— Знаете, любезный, — оборвала его Шура. — Вы, вроде бы, мужчина. А чем постоянно занимаетесь? Я вас вижу только как выгуливающего свою собаку и сообщающего тайные мысли на ушко подвернувшимся слушателям. Богданова, конечно, не известная всем Серебрякова, но я видела её работы и не вам ей кости мыть. Вы, любезный, сами-то можете похвастаться хоть чем-нибудь? Своей работой? Или «перемывание костей» — ваша истинная работа? Всё же, не мешало бы вам хоть немного уважать председателя кооператива. Тем более, что Ольга Михайловна вдвое старше вас.
Шура резко повернулась и направилась к выходу из двора. Но упрямый Кирилл догнал её и извиняющимся тоном промямлил:
— Вы неправильно поняли меня! Ведь нельзя же так — голову с плеч! Лучше приходите сегодня к Алексею Гилярову в шестьдесят первую квартиру. Мы там, в семь вечера собираемся. У Алёши даже жены дома не будет.
После такого своднического заявления Кирилл действительно чуть не схлопотал по своей пухлой улыбающейся роже, обрамлённой лохмами чёрных с химической завивкой волос. Но его вовремя окликнула какая-то «кооперативная» бабушка, и он, кивнув Шуре, помчался делиться с позвавшей его старушкой свеженькими сплетнями о нашкодившей председательнице кооператива.
— Надо же! — досадливо сплюнула Шура. — Настоящий Союз художников с доставкой гадостей прямо на дом! И каждой натурщице — по рюмочке тройного рома за авантажную работу.
Девушка тут же попыталась выкинуть из головы всякую пошлость, видимо, Щипарёв больше ни на что не способен кроме этого. Но Кирюшины слова почему-то не давали покоя Шурочке весь день. Более того, к семи вечера она решила всё же сходить в шестьдесят первую квартиру соседнего дома с тем, чтобы узнать, какие всё-таки революционные маёвки разрастаются в их жилищном хищном кооперативе, как поганки после дождя. Тронуть её никто не посмеет, а вот узнать про сборище не помешает. Да и посмотреть на собравшихся стоит, хоть немного познакомиться с проживающими в непростом кооперативе художников «МСХ-2».
На звонок дверь почти сразу же открылась. Шуру впустил в квартиру сам хозяин. Его девушка никак не могла припомнить, хотя жили в одном кооперативе и в соседних домах. Уж такое наше время, что, порой, люди не ведают, кто живёт с ними на одной лестничной площадке, а тут в соседнем доме! Конечно, Шурочке некогда было разглядывать соседей. Гиляров приветливо улыбнулся и пригласил пройти в комнату.
Шура чуть задержалась в прихожей и неудивительно. Хозяин превратил свою двухкомнатную квартиру в однокомнатную, убрав лишнюю, как ему казалось, перегородку. Но квартира сразу стала нестандартной, необычной и просторной. Возможно художнику, если Алексей был настоящим художником, это было как раз необходимо. Хотя полёт мысли нельзя запереть ни в какие рамки, а тем более квартирные, но, может, художнику расширение замкнутого пространства потребовалось для работы.
В углу зала у глухой стенки примостился стандартный раскладной диван, а второй, но уже не раскладной, зато карельской берёзы, занимал место у другой стены. Меж ними стояли разные помпезного вида кресла и стулья, расставленные, видимо, для гостей. Гостей было не так много. Все они иногда подходили к круглому столу в центре комнаты, на котором красовались разномастные бутерброды и блестели стеклянными боками бутылки с «Вазисубани» и «Киндзмараули».
С противоположного конца комнаты к пришедшей гостье устремился улыбающийся толстенький Кирилл:
— Наконец-то! Как здорово, что вы пришли! Алёша, — обратился он к рядом стоящему Гилярову, — я о ней говорил. Это Александра Ослиная из соседнего дома. Нашего полку прибыло!
— Вы всерьёз полагаете, что я способна воевать в вашем полку? — усмехнулась Шура. — И может ли хоть какая война доставить радость, ведь в любом сражении неизбежны потери?
— Ах, будет вам! — отмахнулся Кирилл. — Алексей всё объяснит. Он это делает гораздо лучше, чем я.
С этими словами Кирилл ретировался в другой угол вместительной комнаты, где несколько присутствующих дам отнеслись к нему более благосклонно. Это было заметно хотя бы потому, как улыбались дамочки, готовя уши под Кирюшину словесную лапшу.
— Не принимайте близко к сердцу его болтовню, — Алексей махнул в сторону Кирилла рукой. — Иногда он такого может нагородить, что сам потом не разберётся, что правда, а что наплёл, но вовсе не со злости.
— Значит, он всё сочинил про Ольгу Михайловну и заманил меня сюда, как муху, прилетевшую на мёд? — обиделась Шура.
— В общем-то, вы пришли не зря, потому что власть в кооперативе надо брать в свои руки, — попытался успокоить гостью хозяин. — Я в двух словах объясню сейчас положение вещей и, думаю, вы со мной согласитесь. Дело в том, что когда СССР уже готовился почить в бозе, государство с лёгкой руки Горбачёва, а за ним и Ельцина, разрешило открывать кооперативную торговлю, что позволило в свободном пространстве под вашим домом открыть множество маленьких магазинчиков.
— Ну и что? — пожала плечами Шура. — Там один из залов принадлежит даже Зурабу Церетели. Неужели плохо, когда художник может спокойно продавать свои работы? Вспомните «Бульдозерную выставку», когда работы русских художников смели железными бульдозерами! Вы хотите вернуть Совдепию, когда за любое нечаянно сказанное слово человеку грозили пожизненные лагеря, когда без суда и следствия сажали писателей и высылали поэтов? Или же мечтаете семенить на поводке у мировой масонской закулисы, где испокон веков разрабатывают планы, как задушить творческую Россию? Вспомните, что многоуважаемые масоны сделали с русским императором Павлом Первым?
— Вовсе нет, я отнюдь не за сотрудничество с заграницей. Я тоже художник и ценю свободу творчества, — пытался оправдаться Гиляров. — Здесь дело в другом. Хозяева торговых точек должны вносить арендную плату за пользование принадлежащей нам территорией. Так?
— Допустим…
— Не допустим, а именно так! — рубанул Алексей рукою воздух. — А денег на нужды кооперативного хозяйства не поступает! Спрашивается, где они?
— Вы хотите сказать, — нахмурилась Шура. — Вы хотите сказать, что Ольга Михайловна присваивает себе чужие деньги? Вы в своём уме? Я не раз бывала у неё дома и могу засвидетельствовать, что наша председательница живёт более, чем скромно.
— Я ничего не имею против Ольги Михайловны, но разобраться в финансовом положении кооператива необходимо! — не сдавался Гиляров.
— Я тоже не против вашего разбирательства, — пожала плечами Шура. — Но я-то вам зачем понадобилась?
— Очень просто! Чем больше жильцов будет переходить на нашу сторону, тем быстрее мы сможем привести дом в порядок!
— Прямо-таки и в порядок? — усмехнулась Шура. — В истории планеты любой из новых монархов сулил народу новый порядок, но это редко у кого получалось.
— У нас получится, — уверенно кивнул Алексей. — Тем более, что наш жилищный кооператив не огромная страна, а всего лишь два дома на Брянской улице. Кстати, вон за столом мой приятель Алёшка Греков сейчас тост произносить будет. Присоединимся?
Шура не видела смысла отказываться, и Лёша вручил ей стаканчик красного «Киндзмараули». К столу подтянулись другие участники застолья, приготовившись слушать тост.
— У одного грузинского царя, — грассируя, начал Греков, подлаживаясь под кавказский акцент, — было три красавца сына. А у другого грузинского царя была красавица дочь. И вот, старший из сыновей первого царя решил жениться на царевне. Но она ему поставила условие: царевич должен на своём коне догнать царевну, обнять её на всём скаку, поцеловать на всём скаку! И только после этого царевич сможет взять её в жёны. Царевич согласился, не сомневаясь, что мужчина должен быть лучшим наездником, чем капризная принцесса. Но его конь оказался намного хуже скакуна принцессы. Царевич даже не смог догнать девушку и его сбросили в пропасть! Повторить попытку брата решил средний царевич. Он долго гнался за царевной на своём аргамаке! Догнал! Обнял! Но не смог поцеловать, и его тоже сбросили в пропасть. Потом решил жениться на царевне самый младший царевич! Он также долго гнался за прекрасной наездницей на своём ахалтекинце, обнял на всём скаку, поцеловал на всём скаку, но его тоже сбросили в пропасть! А за что?! За компанию! Так выпьем же за компанию, дорогие!
— За компанию — грех не выпить! — поддержала его Шура.
Греков изящно поклонился поддержавшей его даме, и вскоре подошёл к Гилярову с Шурой, высказать своё алаверды.
— Благодарю вас за благосклонное отношение, — расшаркался он перед Шурой. — Очень рад, что вы присоединились к нам, ибо тот, кто не умеет собирать купоны с торговцев шерстью, а заодно и с доверившихся жителей, достоин осмеяния.
— Вот как? — Шура с нескрываемым удивлением посмотрела на нового знакомого. — И как же вы собираетесь стричь свои купоны? То есть, сбривать шерсть с доверчивых жителей?
— Всё очень просто, — не растерялся тот. — Давно уже один из наших бывших вождей произнёс золотые слова: «Цели наши ясны! Задачи определены! За работу, товарищи!».[4]
— Любопытно, — хмыкнула Шура. — Из вас, любезный, очень неплохой товарищ Швондер получится! Читали «Собачье сердце» Булгакова? А экранизацию помните? Там Роман Карцев здорово вас спародировал. Посмотрите фильм на досуге, никогда не помешает знать, кто вы и как выглядите.
Прямое высказывание Шуры вызвало смех даже у близких друзей Алексея Грекова, за которым прозвище Швондер с той поры и укрепилось. Впрочем, вечер получился довольно гламурный, тем более, что Гиляров познакомил Шурочку с довольно серьёзным мужчиной Медведевым Риммом Ивановичем. Девушка не знала, какой это человек в обычной бытовой жизни, но как специалист Римм Иванович произвёл на Шурочку огромное впечатление.
Он был профессиональным юристом и обрисовал положение кооператива довольно понятливо и живописно, так что девушка без труда поверила ему.
Мало ли что говорил Гиляров с дружками, но когда профессионал, не особо скрывая, выложил перед жительницей кооператива весь юридический расклад хозяйственных дел, Шура просто поразилась способности этого человека видеть почти неприметные вещи и замечать незамечаемое. К тому же, адвокат обрисовал положение вещей вовсе не в пользу Алёши Швондера и Гилярова. Скорее всего, с точностью до наоборот.
Римма Ивановича пригласили в гости тоже только затем, чтобы заручиться помощью блестящего адвоката в своём лагере. Но этим наполеоновским замыслам, похоже, не суждено было сбыться. Начавшееся знакомство с юристом нарушил тот же Лёша Гиляров, стремившийся познакомить Шуру с другими выдающимися гостями. Второй знаменитой личностью оказался Герман Агеев, широко известный в узких кругах экстрасенс.
Надо сказать, Шурочка с детства очень интересовалась мистикой, магией и астрологией, поэтому новый знакомый сразу же отвлёк девушку от правовых юридических прав россказнями о летающих тарелках, то есть, неопознанных летающих объектах и всякой прилагаемой к ним фурнитуре. Причём, именно из-за присутствия этих двух неописуемых личностей вечер удался на славу. Во всяком случае, Шурочка была очень довольна, что поддалась на уговоры Щипарёва посетить вечерний сейшн, хотя в ряды бойцов с руководством кооператива вставать не собиралась.
Более того, Алексей Гиляров ненавязчиво напросился к Шуре в провожатые, а эти проводы неожиданно закончились утренним чаепитием в квартире Шуры. Много позже девушка просто не могла найти оправданий за вспыхнувшую мимолётную связь. Себя она успокаивала только одним, что нет-де женщин несговорчивых, есть только те, кто уговаривать не умеет. Шура была искренне уверена: связь с Алексеем не может быть продолжительной, тем более, у этого откровенного ловеласа имелась законная жена — Марина Суслова.
Перед Шурой Алёшка рассыпался бисером и давил на жалость, мол, жена-поморка не любит, издевается, к тому же, плоская, как беломорская камбала, и давно уже пора развестись, но… Вот это «но» и объяснило девушке недолговечность связи с залетевшим к ней в постель лохматым шмелём, который прилетает только на душистый хмель, а потом удирает, как цапля серая в камыши.
От беспощадной действительности не скроешься, как ни крути, как ни отмахивайся, хотя стоит ли отмахиваться от совершённого поступка? Если ты получил через случившееся какой-то урок, послуживший отметиной будущих шагов, то это твоя структура, твой жизненный путь, по которому пройдёшь только ты. И только ты, оставляя на пути попутные вехи, сможешь сделать когда-то свой выбор, то есть найти настоящего спутника жизни. Жаль, искать приходится, чуть ли не всю сознательную жизнь, ведь настоящая любовь так редко приходит сразу и навсегда. Большей частью получается наоборот.
К тому же, многие представительницы слабого пола соглашаются на такие отношения, которые принимают форму инертной жизни, диктующей сермяжную безысходность. Женщина, как правило, живёт надеждой, верой в любовь и спешащую к ней радость. Но что может хорошего получиться из половинчатого мужчины, когда он не холоден, не горяч с женщинами, да и в творческом отношении — сущая бездарь?!
Шурочкин теперь уже официальный морганический муж Алексей Гиляров всегда знал, как нужно поступать в той или иной ситуации, знал вообще, как нужно жить на этом свете, был безоговорочно прав во всём. Но поступал почему-то наоборот своим мудрым советам. Если честно, это состояние свойственно почти каждому россиянину: не ищу возможности, чтобы что-то сотворить, а ищу причину, чтобы ничего не делать, к тому же надо обязательно найти стрелочника, на которого можно беспрепятственно свалить все свои грехи и подленькое отношение к людям.
Вдобавок Гиляров для себя решил, будто получил власть над ещё одной покорённой женщиной, и постоянно пытался вогнать Шурочку в какие-то дурацкие рамки с соответствующими понятиями о жизни. Только человек ведь — не робот, даже самый маленький и перестраивать его по-своему, ограничивать какими-то идиотскими рамками, если даже кажется, что это очень хорошо и единственно правильно, просто преступление перед Богом.
Единственное, что ещё удерживало девушку рядом с предсказуемым человеком, выдуманная и сочинённая ей самой совершенно новая игривая поза: когда Алёша дарил ей сексуальный поцелуй, делая гризет,[5] она принималась читать детектив небезызвестной Дарьи Донцовой! Как такое взбрело в голову, Шура сама до сих пор не могла понять, тем более, что к писанине Донцовой она относилась довольно пренебрежительно. Придя к изобретению новой сексуальной позы, почему бы ни потребовать, скажем, Нобелевской премии за небывалый триста тридцать третий способ сексуальных потребностей? Ах, всё так, конечно, но разве человеческая жизнь состоит только из этого?
Связь с Алексеем Гиляровым, не смотря ни на что, продлилась больше года, и он сам бросил Шуру, когда узнал, что скоро станет отцом. Ах, как он выливал «за глаза» словесные помои на голову законной жены, дескать, если бы Марина согласилась иметь от Лёшеньки ребёнка, то только тогда её можно было бы назвать настоящей женщиной, только тогда он смог бы по-настоящему полюбить прожигающую жизнь бездельницу.
Однако, узнав, что Шурочка беременна от него, сразу смылся в подвернувшуюся заграничную командировку, благо помог дядька, офицер Лубянки, имеющий верные связи в дипломатических кругах. Оказывается, Гилярова дети тоже не устраивали, тем более байстрюки, то есть, незаконнорождённые.
К счастью, именно в этот момент Шурочку навестила мама, добротный дом которой находился на Подмосковной Пахре. Мама тоже давно распрощалась с Кунцевским районом, зато в не загаженном ещё Подмосковье чувствовала себя вольготно. Она сразу поняла, что дочь «влетела», и провела политико-оздоровительную лекцию посреди сознания и совести дочери, взяв с неё клятвенное обещание, не делать аборта, потому что такая операция — обыкновенное убийство, прикрытое всякими бытовыми объяснениями, чтоб не портить дальнейшую жизнь.
Девушка сама была против уничтожения ещё не родившегося малыша. Но не могла ответить себе на тут же возникшие бытовые вопросы: как сможет она, несостоявшаяся художница, вырастить и воспитать будущего ребёнка? что сможет дать она младенцу, кроме жизни? не станет ли такое появление на свет для младенца проклятием? не перечеркнёт ли она этим жизнь не только ребёнку, но и себе самой?
Только мама быстро разогнала все наплывающие вопросы одним полновесным словом, не терпящим никаких возражений: рожать! А младенца поможет вырастить мама, тем более, у неё давно уже была мечта — стать бабушкой! Видимо, на воспитание Шурочки она в своё время не могла выделить достаточно времени, а теперь сам Господь даёт ей возможность исправить ошибку и уделить больше внимания приходящему в этот мир человеку.
Как-то раз во дворе Шурочка столкнулась нос к носу с Германом Агеевым, второй знаменитой личностью, с которым она познакомилась на вечере у Алексея Гилярова. Мужчина приветливо поздоровался с ней, как со старой знакомой. Непроизвольно остановившись, Шура чуть было не спросила у экстрасенса, что тот думает об абортах, но их беседе помешал ещё один знакомый голос:
— Ба! Знакомые всё лица!
Шура обернулась. К ним подходил адвокат Римм Иванович.
— Похоже, место встречи изменить действительно нельзя, — улыбнулась девушка. — Ведь я ни с Германом, ни с вами не виделась со дня знакомства у Алексея на вечеринке.
— Ох, Гиляров! — мотнул головой Медведев. — Я, дурак, согласился оказывать им юридическую помощь, а они, вшивые хозяйственники, всё превратили в настоящую революцию с неоправданными жертвами!
— Как так?! — ахнула Шура.
— Вы на своём подъезде объявления читали? — деловито осведомился адвокат.
— Нет, — призналась девушка.
— А напрасно! — воскликнул Римм Иванович. — По всем подъездам вашего кооператива, рвущееся к власти Новое Правление развесило объявления, что нынешний председатель, Богданова Ольга Михайловна является-де уголовной преступницей, и что Новое Правление подаёт на старушку иск в Московский Союз художников, чтобы выгнать её из этого Союза! Да вы почитайте сами! — Медведев указал на дверь ближнего подъезда, где действительно висели какие-то объявления.
— Позвольте, — вклинился Герман. — Я помню, когда из России выгоняли Пастернака, то на Писательском Пленуме один из записанцев тоже вопил во всеуслышанье, что никаких книг Пастернака не читал, но знает, гнать его из Советского Союза надо обязательно, мол, таким не место в передовом Советском обществе! Такое же повторилось и с Бродским.
— Что же это такое! — ахнула Шура. — Я знаю, Ольга Михайловна честнейший человек! Она может не перенести такого позора!
— Вот, вот! Сердце старушки просто не выдержит! — подхватил юрист, поэтому я разорвал все договора с этими проходимцами, поскольку убийцей быть не собираюсь. А верховодит над всем Людмила Кадацкая со своим мужем Алёшенькой.
— Швондером?! — в очередной раз ахнула Шура.
Надо сказать, что, запутавшись в своих личных переживаниях, Шура совсем перестала замечать окружающее и чуть не пропустила готовое совершиться преступление. Но действительность оказалась намного хуже: преступление всё-таки совершилось, и старенькая Ольга Михайловна скончалась «от сердечной недостаточности», как было отмечено и зафиксировано дежурившими по району медиками вместе с районным участковым.
Всё верно, всё нормально, старость — не радость, мало ли кто помирает? Родных у скончавшейся не оказалось, поэтому ненавистную бабушку Новое Правление благополучно и быстренько сожгло в крематории и разместило в колумбарии. Всё путём, ни каких придирок и сомнений не должно быть! Вот только человека почему-то уже нет.
А Шуру на несколько месяцев забрала к себе мамочка, потому, что за будущей роженицей необходимо было присмотреть. И вообще, девушке вредно оставаться в образовавшемся узаконенном гадюшнике потенциальных убийц Ольги Михайловны. Недаром адвокат Медведев отказался оказывать услуги профессиональным подлецам.
На Пахре в мамочкиной усадьбе Шуре было неплохо, и вскоре она родила девочку, которую бабушка тоже назвала Шурой. Но дочери мать поставила непререкаемое условие:
— Я не смогла воспитать тебя, дочь, не сумела обеспечить тем вниманием, которого так не хватает детям от родителей. Если Шурка поедет с тобой, то ты так же будешь метаться меж карьерой, домом и дочерью. Пойми, у меня девочке будет хорошо, и у тебя никто под ногами путаться не станет. А когда подрастёт она, можешь забрать и устраивать в какую-нибудь школу «с уклоном». В общем, видно будет. Пока лучше позаботься о себе. Я знаю и чувствую, талант художника в тебе ничуть не умер. Так не смей убивать его на корню!
Стоит ли говорить, что Шура полностью согласилась с решением матери поддержать её в трудную минуту. Новая мамочка несколько месяцев ещё тетешкалась с дочкой, а потом укатила в Москву, догонять не упущенное, ловить не пойманное. Шурочка сама чувствовала, что сможет достигнуть той черты профессионального умения, за которой будет настоящая творческая работа художника — с этим умением она пришла в человеческий мир, значит, необходимо реализовать себя.
Но сегодня умственный анализ привёл к неизбежной депрессии, унынию, безысходности. Может быть действительно лучше, когда ни о чём не думаешь? А тогда, в то время, захлёстывало чувство мести по отношению к Алексею Гилярову, даже какого-нибудь коварства. За что? За то, что доверилась. За то, что тот тоже принадлежал к команде убийц Ольги Михайловны. За то, что уже не сможет доверять полностью никаким «наполеоновским» планам ни одного мужчины в подлунном.
И ведь это случилось — отчуждение приводит к одиночеству, а одиночество — страшная вещь! Столько пришлось быть одной и возвращаться в пустую неуютную берлогу, где на стульях ютилась домашняя безыдейная Хламорра! Столько слёз было пролито в ничего не чувствующую подушку! Никто этого не знает, никому этого знать не надо, но что было, то было.
Только женщина никогда не перестанет тянуться к любви, какие бы перипетии с ней ни приключались. Вера и любовь — две ипостаси, умеющие спасать беспомощного человека. И Шура бессознательно тянулась к вере в любовь, так тянется цветок к солнцу, жаждущий к роднику. Именно это случилось с Шурой сейчас. Она, окунувшись вчера в более чем сомнительное знакомство, переросшее в своего рода приключение, никак не могла с ним расстаться даже во сне. Никак не могла поверить, что всё кончается, даже удивительная ночь.
Наконец, поддавшись уговору солнечных зайцев, Шурочка сладко потянулась, открыла глаза. Телёнка в обозримом пространстве не наблюдалось. Не было его и ванной. На всякий случай девушка заглянула в другую комнату, которая служила запасником для картин, — пусто.
— Смылся, мерзавец, — буркнула Шура, ещё раз оглядывая царство Хламорры — совершенно безыдейного, но отнюдь не безвкусного беспорядка — живописная сущность её жилища, приставшая к ней со студенческих времён. Или раньше? Не важно. Когда-то давно, очень давно, Шура пыталась воевать с Хламоррой, только все её стратегические полувоенные разработки терпели неудачу: Хламорра радостно отвоёвывала пространство, заставляя считаться с собой, любить себя, даже относиться с уважением, что само собой, по отношению к любому другому беспорядку было бы просто абсурдом.
Лёгкая грусть, задевшая Шурочку полой горько-дымчатой одежды, быстро улетучилась — всё хорошее проходит, кончается рано или поздно. Может быть, есть какая-то жизненная правда в том, что Телёнок удрал? Но ведь мог, собакин сын, хоть телефон оставить! Шура резонно считала: пусть это хорошее пройдёт лучше раньше, оставив после себя шлейф воспоминаний о необыкновенных счастливых минутах, чем к этим же минутам прилаживать потом костыли, превращая лёгкое красивое счастье в уродливую колченогую старуху с отвислой губой и остекленевшим взглядом.
— Я слышу снова: был ли мальчик? Быть может, мальчика и не было, — пропела Шура.
Она забралась с ногами на любимый матрац, с честью выдержавший ночное испытание, подтянула телефон, принялась набирать номер подруги. Счастье счастьем, а поделиться с кем-то на предмет Телёнка Роби было жизненной необходимостью, тем более что прошедшая ночь до сих пор являла себя яркими вспышками эпизодов, таивших радость, грусть, сожаление, блаженство. В фейерверке этих воспоминаний Шурочка никак не могла разобраться. Надо было хоть как-то, хоть что-то систематизировать — так учил её Герман Агеев, который регулярно посещал владения Шурочкиной Хламорры и давал небезынтересные советы. Но о Германе она не хотела думать вовсе, по крайней мере, сейчас, а вот совет подружки оказался бы как нельзя кстати. К телефону долго никто не подходил, потом трубка надсадно крякнула — обозначился полусонный голос Нино:
— Аллё-ё…
Её подружка — удивительнейшая особь из рода сапиенсов — считала себя Иоанном Златоустом, Рамачаракой и Фрейдом одновременно, то есть, три в одном флаконе, как это сейчас принято в косметике. Надо сказать, иногда непредсказуемая Нино выдавала такие перлы, что любой Кант или Бердяев казались противу неё первоклашками.
Во всяком случае, Нино так оценивала себя не без основания, потому что, скажем, в воскресение бежала утром в православную церковь на христианскую Литургию. Вдоволь помолившись и скороспело пробубнив зазубренные молитвы, спешила на сходку поклонников великого Ауробиндо, где знакомый советский йог Виктор Иванович, читал под дымок индийских благовоний лекцию «Об астральном откровении ищущего», или же о «Поиске астрального откровения».
Причём, йог ещё с советских времён Виктор Иванович неукоснительно требовал, чтобы прихожане его величали махатма Свами. Видимо, Ниночке обалденно нравилось надевать на рожицу «умняк» и, закатив глаза, вдыхать выпущенную советским йогом струю могущественной праны. После всего Нино успевала ещё в клуб «Меридиан», где диакон Андрей Кураев агитировал собравшихся ни в коем случае не связываться с экуменистами,[6] а вступать в их добролюбное общество. Всё это пока ещё было терпимо, но больше всего Нино удивила Шурочку танцами в кришнаитской братии на Арбате.
Совершенно случайно, забредши на эту полупешеходную улочку по каким-то своим делам, Шурочка проходила мимо тамошних художников, поэтов, музыкантов и просто торговцев всякой всячиной, не особо присматриваясь к гомонящим вокруг толпам. Обратила внимание и остановилась только возле вездесущих кришнаитов, полюбивших плясать иногда именно на Арбате.
На первый взгляд ничего, вроде бы, особенного не было в этих молодых нерусях, родиной которых ещё совсем недавно была многодетная Россия.
Бросив взгляд на кружившихся в танце почти индийских гурий и пери, Шура застыла в обрушившимся ниоткуда столбняке: прямо перед её носом выплясывала Нино в настоящем индийском сари, с серёжкой в носу, с красным пятном меж взбалмошных бровей и остекленевшими нечеловечьими глазами.
Несколько минут Шура стояла, открыв рот, не сразу сумев понять происходящее. Потом попыталась протиснуться к подружке, которую от неё почему-то намеренно оттесняли наголо выбритые мужики в оранжевых индийских одеждах. Шуре пришлось даже применить кулаки, чтобы пробиться к новоявленной советско-индийской плясунье, пытающейся пародировать танец живота.
— Ты что, совсем рехнулась? — вытащила её Шура из кришнаитской свары. — Ты в своём уме, дура?! За каким лешим тебя занесло в это осиное гнездо? Виктор Иванович «Свами» посоветовал?
А Нино, не слишком-то прислушиваясь к сварливому Шурочкиному ворчанию, продолжая ещё по инерции приплясывать, а заодно и подпевать незатейливую мантру, вдруг промолвила елейно и кротко:
— Шура, как хорошо, что ты здесь! Становись вместе с нами. Ты не понимаешь пока, но всё поймёшь: Кришна всех любит, Обо всех заботится. Давай танцевать! Кришна, Кришна, хари, хари…
— Ага, — обозлилась Шура, — хари Кришна, хари Рама, я за что люблю Ивана?! Марш домой, дура!
С этими словами она влепила такую увесистую оплеуху подруге, что у той сразу же наступило просветление, протрезвление и даже глаза потеряли стеклянную оболочку. Из них просто закапали слёзы. Нино встряхнулась, как встряхивается собака после купания, принялась сразу просить прощения, креститься и кланяться на все стороны света.
Видя, что у них на глазах пытаются увести новообращённую и вернуть её пусть не в христианскую церковь, но на родину, чуждую индийским понятиям, кришнаиты заволновались. Из толпы почти индийских мужиков выделились двое мускулистых предводителей кришнаитского стада, выражением лиц похожих на воровских паханов.
Кришнаиты, пытаясь урезонить новую шибко агрессивную авантажную прихожанку подручными средствами, стали снова разделять подружек.
Шурочке пришлось их послать далеко в Индию, да так понятливо, что незнание русского языка, если такое вообще было, не помешало бы понять девушку самым диким дикарям. На это почти индийским мужикам было нечего ответить: они поняли, что им предлагают посетить, по меньшей мере, Лхасу, а заодно и Шамбалу. Кто ж из настоящих кришнаитов откажется от такого лестного предложения? Они отстали.
— Я тебе, сукина дочь, — Шура тащила за руку слабо упирающуюся Нино. — Я тебе покажу харю Кришны, а заодно и харю Рамы. Да ещё твою намылю, как следует. С жиру бесишься, идиотка? Тебе Ауробиндо мало? Не все деньги ещё отнесла совейскому йогу Свами?
— Ну, что ты! — защищалась Нино. — Кришнаиты добрые, они учат истинной вере, они ничего не жалеют для меня.
— Чего они не жалеют? — опять взъелась Шура. — Куска хлеба? А ты? Ты что для них не жалеешь? Деньги? Машину свою? Квартиру?
По тому, как Нино стушевалась, Шура поняла, что попала в точку. Причём, в больную точку. Не надо было быть особым физиономистом, чтобы понять — именно здесь Нино постигли какие-то неприятности.
— Так, так, — Шура даже остановилась, взяла в обе ладони голову подружки и заглянула ей в глаза. — Ну-ка быстро рассказывай: свою квартиру ты никому ещё не завещала?
— Нет, но…
— Что — но? — закричала Шура. — Что но?.. Или ты думаешь, тебя кто-нибудь из них пожалеет, спасёт и чему-нибудь научит? Кто-нибудь устроит тебя, кроме как в бордель? Ну-ка, выкладывай быстренько, что ты им уже задарила и что наобещала?
— Гуру просил машину, — призналась Нино. — Но только на время. Честно! Он просил для развоза литературы. Он вернёт! Ведь для распространения книг тоже нужен транспорт. А у них с развозкой книг возникли небольшие проблемы. Я обойдусь пока, а им машина очень нужна.
— Кришнаитам? Транспорт? — Шура всплеснула руками. — А ты, идиотка? Что ты сделала?
— Я отдала машину, — потупилась Нино. — Но, действительно, на время. Он ведь обещал вернуть! Притом, истинно верующий не должен цепляться за вещи в этом мире. Это грех, который притягивает к земле и не даёт понять истинной чистоты полёта. А без этого не достигнуть воссоединения с Мировой душой. Даже в Астрал никогда не поднимешься, а ведь там так красиво, такой полёт мысли, такие ощущения!
— Всё понятно. Тебя кальян раскуривать учили? Или жевать что?
— Да, — призналась Нино. — Я листочки бетеля[7] жевала. Это так вкусно, так бесподобно! Ты не представляешь.
— Погоди, — оборвала откровения подруги Шура. — Скажи-ка, ты ему доверенность написала?
— Нет. Дарственную…
— О, Господи!..
Шурочке пришлось довольно долго возиться с подругой, объясняя ей чуть ли не на пальцах всё любвелюдие сект и достижение с их помощью воссоединения с Мировой душой или же Вселенским разумом. Причём, многие из махатм, гуру, муэдзинов, кади и прочих представителей различных конфессий в открытую используют «благовонные» травки, после которых человек очень часто становится вполне управляемым наркоманом.
К счастью, среди легиона лжепророков обычно чувствуется нехватка сообразительности или же Первосвященникам просто лень сочинять что-то новое. Зачем изобретать велосипед, когда есть уже изобретённый, приносящий существенную пользу земным для постижения небесных тайн.
— И чем же тебе наш православный храм не по вкусу? — пыталась понять Шура. — Ты давно ходишь по воскресениям на Литургии. Мне бы твоё усердие! Но чем наши русские священники хуже иноземных кришнаитов?
— По вкусу — ответила Нино, — только в православии всё очень сложно. И запретов куча. А здесь — дари любовь, и она вернётся к тебе в тысячу раз сильнее, могущественнее и красивее.
— Понятно, лёгкой любви захотела — а ведь такой не бывает! — отрезала Шура. — Любовь в этом мире исчезает навсегда как, допустим, человеческие мысли. Если не бережёшь органа любви, находящегося внутри твоего сердца, то он непременно отомрёт. И про таких людей обычно говорят, дескать, бездушный. Неужели не слыхала?
Шурочке о многом ещё пришлось рассказывать и объяснять подружке, умеют всё-таки сектанты задуривать голову! Это одурачивание у них получается просто профессионально! Вот только за державу обидно: ни в одной стране земного шара не разрешают сектантам так вольготно существовать, как в России.
Нино постепенно всё же отошла от заученной программы. Не сразу, но отошла. Видимо, для зомбирования в сектах тоже нужно какое-то время, только на этот раз Шурочка успела вовремя. И всё же иногда Шура ещё заставала подружку, бесцельно бродящую по квартире, нацепившую на себя жёлтую футболку и настоящий сари. С этими шмотками Шуре пришлось поступить более, чем жестоко: она всё выбросила на глазах у подруги в мусоропровод. Зато после, не было у Шурочки ближе подруги, чем возвращённая блудная дочь Нино. Так что вовсе не удивительно, что позвонила девушка именно к ней, а не к кому-то ещё.
— Ал-лё-ё? — ещё раз переспросила Нино.
— Привет, дорогуша! Это я. Нинуля, знаешь, у меня тут проблема небольшая возникла… — неуверенно начала Шура. — Я даже не знаю, с чего начать и вообще, стоит ли?..
Но подруга тут же её перебила:
— Потрясающе! Это называется просто: что-то хочется, а кого — не знаю. Если у тебя проблема, которую ты, именно ты(!), не можешь решить, значит, проблема серьёзная, а если она к тому же ещё и небольшая, значит это мужик, а если мужик, то по телефону такие вещи не решаются. Ноги в руки и живо ко мне.
— Потрясающе! — как эхо повторила Шурочка.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Ослиная Шура предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
