Перебеги меня. Современная проза

Александр Цыганов

Прозаический сборник «Перебеги меня» – это книга о взаимоотношениях людей, которые станут «людьми одного поколения» в ближайшие 5—10 лет, о страшных играх, в которые играют юные, о причинах любви и истоках ненависти. Также это ответ на вопрос «Может ли человек всегда оставаться ребёнком?» и «Можно ли повзрослеть в 12 лет?»«Читать рассказы Лекса – всё равно, что балансировать между только что просмотренными клипами „Тик-Тока“ и реальностью, в которую из них вынырнул…» (София, блогер). Книга содержит нецензурную брань.

Неудержимый Понч

Когда в сентябре учительница представила классу нового ученика и сказала:

— Ребята, знакомьтесь, это Толя Рысаков, ваш новый одноклассник, — с задних парт тут же удивлённо донеслось:

— Это же Пончик! — кое-где захихикали.

Действительно, комплекция у Анатолия была такова, что называть его «по фамилии» — «Рысаком» — никому бы и в голову не пришло.

По крайней мере, прозвище «Пончик» — хоть и было обидным, но не было таким злым, как «Толстяк», как его обзывали в первом классе другой школы.

Причём и мать и отец у Анатолия были «нормальными», даже худыми, а у него…еще в детском саду выявили артериальную гипертонию и атеросклероз, которые и привели к появлению избыточного веса.

Больше других он не ел, столько же спал, столько же гулял, но даже овощные диеты и всякое «таблеточное» лечение не помогали.

***

В новой школе над ним сначала посмеивались, на что он не особо обращал внимания, потом перестали — учился он неплохо, наравне со всеми убирался в классе и не был злым.

Только учитель физкультуры, Виталий Николаевич, поначалу невзлюбил Анатолия, подозревая в том ленивую и бездарную личность. Однажды он оставил Рысакова в спортзале после урока, и хмурый «Пончик» вернулся в класс, когда все уже сходили в столовую, поели и сидели на своих местах.

Тут он удивил всех, а многих даже напугал. Открыв дверь кабинета, не останавливаясь, на ходу срывая с плеча портфель, подошёл к окну, в два движения распахнул его, вскочил на подоконник и выпрыгнул…

Кабинет находился на втором этаже. Все рванули к окнам, кто-то взвизгнул.

— Всё нормально, ребят, — помахал рукой из большого сугроба весёлый Анатолий, — Я допрыгнул! А говорили, что не смогу!

***

На самом деле и с физкультурой у него получалось неплохо — к чужим воротам он летел с мячом как небольшой таран, изредка «бросаясь» из стороны в сторону, пугая своих и «вражеских» игроков. Пожалуй, только вратарь, Вовка Хорьков, его не боялся. Хорь был маленьким и быстрым, легко уводил у Пончика мячи или в прыжке ловил их своими цепкими, как у обезьяны, руками. Конечно, иногда и его «Пончик» сносил и отбрасывал, но, как настоящий вратарь, Хорь падений не боялся.

В начале третьего класса Анатолий записался в секцию лёгкой атлетики…

— Толя… — отоваривал его совершенно изменивший своё отношение Виталий Николаевич, — у нас в школе нет никаких технических легкоатлетических видов… никакого метания ядра, а только бег и прыжки.

— Ну и что!? — взглянул на учителя Анатолий, — Мне же нравится.

В итоге его всё же удалось уговорить пойти на секцию борьбы, где из-за особой весовой категории в спарринги Пончика ставили только со старшеклассниками. Те и сократили его длинное прозвище «Пончик» до короткого и звучного «Понч».

***

В 7 классе он пять всех удивил, тем, что вызвался участвовать в межрайонной эстафете. Виталий Николаевич вздохнул, но всё же включил Понча в состав команды, поставив на самый короткий и лёгкий этап, всего в 150 метров. Понч прибежал к следующему этапу первым, и больше никто уже не сомневался в его спортивных и атлетических способностях. Подтягивался и приседал он на рекорд школы, легко делал «колесо» и сальто — вперёд и назад…

— Откуда, Толя? — поражённо восклицал физрук.

— Тренировался, — смущенно отворачивался Анатолий.

Его самостоятельные и клубные занятия спортом ничуть не мешали учёбе — и в пятом и в шестом классе он уже был отличником по всем предметам, кроме музыки:

— Толя, — сокрушённо вздыхала учительница, — Ты во время концерта хора лучше не пой, а просто открывай рот или шепчи слова песни про себя, у тебя получается какой-то кошачий рёв…

Но Анатолий так не мог, он предпочёл смотреть на выступление хора своего класса из зала и хлопал громче всех.

***

— Я поражаюсь такому упорству, — говорила классная руководительница родителям Рысакова. — Может быть, это и упрямство, но оно до такой степени бескорыстно, что совершенно лишено всякой жалости к себе…

— Это хорошо? — спрашивала мама, прижимая руки к груди, — Или это плохо?

— Сложно ему будет в жизни, с его принципиальностью и нежеланием обходить препятствия… с другой стороны — это целеустремлённость, которая есть не у каждого взрослого.

***

А Понч продолжал учиться и «лететь» вперёд, не вдаваясь в подробности особенностей собственной психологии. И его это устраивало, он даже о своём странном облике забыл, как не замечали эти «странности» его одноклассники.

В октябре уже восьмого класса в школе во время уроков случился пожар — не смотря на то, что здание школы было кирпичным, внутренние перегородки представляли из себя гипсово — деревянные стены, а пол везде сплошь был деревянный, пропитанный многолетними слоями краски. Он даже не то чтобы горел, а быстро тлел, подобно теннисному шарику, выделяя огромное количество дыма, который заполнял помещения мгновенно.

Все классы побежали к выходам, кто чем закрывая рты и носы. Некоторые падали, другие школьники их поднимали и попарно тащили. Слышались строгие оклики учителей и старшеклассников, пробивающиеся сквозь шипение плавящегося пола, но не было никакой паники.

Понч и учитель бежали последними из своего класса, подгоняя отстающих, которые уставали бежать сквозь дым и начинали идти. Наконец, он схватил кого-то, сам не видя кого, на руки, крикнул ребятам, чтобы ждали всех. Многие остановились, развернувшись, тоже кого-то потащили на себе. Вышли без потерь.

— 8а весь? — взволнованно спросил ловивший учеников у центрального входа физрук.

— Мы все, — кашляя, ответили ему.

— Хорошо, вон там стройтесь, — Махнув рукой, он отвернулся к школе.

Пошли строиться, но вдруг одна девочка воскликнула:

— Смотрите! Вон там, на первом этаже! — все развернулись. — Вон там, она показала.

В одном из кабинетов кто-то изнутри открывал окно, дёргал фрамугу, но ему мешала краска, склеившая рамы окна между собой.

— Виталий Николаич! — заорал Понч и бросился к окну. Хорь метнулся за ним, следом ещё кто-то. — Подсадите! — бросил Рысаков ребятам, и те, забыв о его габаритах, подкинули почти до самого окна, за которым назад, в дым метнулись тени…

Анатолий сначала кулаком, а потом ногой вышиб раму с присохшей краской и кошкой заскочил на подоконник:

— Кто здесь? — крикнул он в дым.

— «Первфый „а“, кхе-кхе»… — ответили ему. — Нас много, 32, многие лежат на полу.

— Сейчас! — Понч спрыгнул вовнутрь, на подоконник с улицы залез Вовка Хорьков:

— Понч, стой! — он тоже спрыгнул в класс и схватил Анатолия за пиджак, — Я не смогу пересадить их на улицу. Всех — точно нет, но я могу их до окна довести, — он указал на марлевую маску, которую единственный догадался намочить меловой водой из ведра.

— Давай! — Рысаков в охапку взял первую пару попавшихся первоклассников и потащил к окошку. Перекинул сначала, одного, потом второго, — Ловите!

— Ловим! — ответили снизу.

Хорь притащил еще двоих. Понч сел на подоконник верхом, левой ногой зацепившись за батарею… и подавал приведённых и принесенных ему Вовкой и учительницей детей.

— Всех считайте! — говорил внизу физрук, — Сколько всего, Толя?

— Тридцать два и учительница, и Хорьков.

— Ясно… Несите их к забору, на траву, к забору. Пусть сидят, дышат.

— Я всё… не могу… — Вовка, шатаясь подвел за руку одну девочку. Рысаков передал вниз сначала её, потом Вовку:

— Сколько еще? — спросил.

— Троих не хватает. И учительница… — Понч побежал в дым…

Трое учеников с учителем спрятались под партой первого ряда, он выволок их — двое могли стоять и пошли, схватив Анатолия за карманы брюк. Третью он нес в руках.

— Идите, я подожду… — сказала учительница…

Так же, как остальных, он перекатил учеников во двор, снова ушёл в дым…

— Сейчас я… сама… — сказала учительница, но он даже слушать её не стал, как первоклассника схватил на руки и понёс, передал в низ, а потом слез сам, дёрнув за собой фрамугу окна.

Его слегка пошатывало, сильно слезились глаза и немели кончики пальцев.

— Его тоже на траву! — распорядился Виталий Николаевич, — Молодец, Толя!

Приехало три пожарных расчета и четыре машины скорой. К сидящему Рысакову подошла какая-то маленькая девочка из его класса, сейчас он даже не смог вспомнить, как её зовут, наклонилась и протянула намоченный носовой платок:

— Спасибо, Пончик, — ласково сказала она, — На, лицо вытри.

***

В конце восьмого класса все вдруг заметили, что Анатолий изменился. Он совершенно перестал казаться «толстым» или даже «полноватым», перестал быть другим, став просто своим — необычным и естественным «Пончем»…