Преступление из наказания

Александр Черенов

Висящим в петле под потолком служебного кабинета обнаружен труп прокурора области. Самоубийство? Убийство? Расследование осложняет серия странных смертей, наводящих на мысль об их связи со смертью прокурора… Книга содержит нецензурную брань.

Глава третья (наши дни)

… — Товарищ генерал! — вклинился «Новичок». Пока мы с «Важняком» предавались философии, он работал «за себя и за того парня» на осмотре места происшествия. — Есть свежая партия вещественных доказательств…

— Дежа вю…

Я хмыкнул и покачал головой. «Новичок» ещё и не успел подключиться к недоумению «Важняка», а я уже «заходил на него» с вопросом:

— Ну, и что вы «нарыли»?

«Новичок» тут же «вывесил» передо мной в воздухе полиэтиленовый пакет с просвечивающим сквозь него окурком.

— Чьих будет? — слегка покривил я щекой.

«Новичок» в меру дозволенного осклабился.

— Пока — только от марки «Давидофф», товарищ генерал. А над подробностями будем работать.

Мы переглянулись с «Важняком».

— Приметные сигареты, — уважительно хмыкнул я. — Не для народа…

— «Автандил»? — включился «Важняк».

Я пожал плечами.

— Не торопись с выводами… Может, он. А, может, и нет.

Да, не только я, но и все — кому положено — знали, что упомянутый товарищ давно и бесповоротно отдал приоритет сигаретам именно этой марки. Но сразу «делать наколку» на этого человека мне бы не хотелось: «Автандил» являлся самым авторитетным «авторитетом» нашей области, имел выходы на столицу, и они оба пользовались там заслуженным уважением. «Они оба» — это он и его бизнес. Там за ним стояли очень «рослые» фигуры, поскольку он стоял за них здесь. При таких исходных без «железобетонных» улик к нему и соваться не стоило. Потому что соваться к нему «наобум Лазаря» — всё равно, что соваться в петлю. А для таких подвигов я был всего лишь маленьким генералом, и отнюдь не Наполеоном.

— Что ещё?

«Новичок», «отсутствовавший» в момент нашего диалога — не положено по рангу — встрепенулся.

— В столе прокурора среди его рабочих бумаг обнаружена странная бумага…

— «Странная»?

— Да, товарищ генерал: именно странная. Это — какой-то список без оглавления. Выполнено, похоже, рукой прокурора: мне этот почерк знаком.

— Покажи!

«Новичок» быстро нырнул рукой в папку, и протянул мне единственный листок. Я скользнул по нему глазами.

— Да, это — его рука… А фамилии-то, какие! Мама миа!

А контекст! Мда… За один «несанкционированный взгляд» на них и свинцом угостить могут!

«Важняк», уже наполовину протянувший руку к бумаге, тут же отдёрнул её обратно. Я усмехнулся.

— Не боись, сыщик! В крайнем случае, мы ничего не видели, потому что ничего не нашли! А не нашли потому, что и не искали! Ты понял?

Этот вопрос адресовался уже «Новичку». Парень вздрогнул, и испуганно заморгал глазами.

— Я… конечно… Я… ничего… Я…

— Ну, вот и славно! — «приговорил»я товарища «к соучастию». — Значит, теперь мы можем спокойно исследовать этот документ. Итак, кто тут у нас?

Я и в самом деле уже гораздо… ну, не спокойней: внимательней — прошёлся по каждой фамилии. Список действительно «бил», и не «по дых», а сразу «наповал». Я ещё не «въехал» в то, в какой связи, но в нём оказались все, за малым исключением, «вожди» области и областного центра. Здесь присутствовала вся верхушка областной и городской администраций, вся «силовая компонента» от прокуратуры до ФСБ, руководители «экспортно ориентированных предприятий союзного значения», крупнейшие «частники» и вся местная «авторитура». В плане личного авторитета… точнее: наличия «авторитетов», нам было, чем похвалиться: наследие «проклятого советского прошлого» и проклятого уже без кавычек «дикого капитализма девяностых». Это наследие представляли, аж, сразу три «вора в законе» и столько же «цивилизовавшихся беспредельщиков межобластного масштаба».

— «Ого! — сказал восхищённый Остап. — Полный архив на дому!»

Пока «Новичок» таращился на меня непонимающими глазами, «Важняк» успел с хохотом подключиться:

— «Совершенно полный, — скромно ответил архивариус. —

Я, знаете, на всякий случай…».

Мы ещё немного посмеялись вдвоём — «Новичок» так и не «включился» — и я первым «утёр слезу». От нагрянувших мыслей «за жизнь» смеяться уже почему-то не хотелось.

— Да, запасливый оказался наш главный законник…

— Паук и его паутина, — тоже без усмешки констатировал «Важняк»: понял уже, что «время плакать, и время смеяться». «Время плакать» ещё, слава Богу, не пришло, но смех уже лучше было отставить — до лучших же времён.

— А ты заметил, что часть фамилий зачёркнута?

«Важняк» тут же нырнул глазами в бумажку.

— Действительно…

— Не торопись «выныривать обратно»! — ухмыльнулся я. — Обрати внимание на то, какие это фамилии!

«Важняк» «задержался с возвращением», чтобы распрямиться уже под изумлённый взгляд и простонародное «фью».

— Вот именно! — покачал я головой. — Одна часть этих людей уже снята с должности, вторая находится в СИЗО под следствием. Есть какие-нибудь мысли «по поводу»?

«Важняк» даже не стал задумываться.

— «Сняты с учёта»?

— Хорошо сказано! — хмыкнул я. — Только небольшое уточнение: не они «сняты с учёта», а он «снялся с учёта» у них… Да, похоже, наш «бескорыстный и беззаветный» оставил нам в наследство список «дойных коров». Зачёркнутые фамилии — это, похоже, «бесперспективные», с точки зрения покойника, «кормильцы»… А вот это совсем интересно…

— Что, шеф?

— Ну, и ну!

Я оказался «настолько интриганом», что «Важняк» тут же присоседился своим взглядом к моему.

— Ты только посмотри: наш «авторитет» — в списке «выбывших из строя»!

— «Автандил»?!

Сомнения в голосе «Важняка» оказалось значительно меньше уверенности в обратном.

— Этого не может быть!

— «Он слишком рано нас похоронил»? — в очередной раз сослался я на Высоцкого.

— Вот именно!

— А, если он был уверен в том, что «Автандил» «кончился», или гарантированно «кончится» в ближайшее время?

«Важняк» откровенно растерялся: мужик «понюхал жизни» и знал ей цену, в редакции как «имени себя», так и «областных небожителей».

— Но — «Автандил»?!.. Ум отказывается верить!

Я рассмеялся, и по-свойски хлопнул товарища по плечу.

— Понимаю тебя, дружище. Но это только «Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой — в горе, в надежде и радости»! Да и тот, как оказалось, не «всегда»… А наш «Автандил» — не Ленин, а так: переменная величина. Формата «свято место пусто не бывает». И не только для нас, но и для таких хренов, как наш покойничек. А для него — так в первую очередь.

«Важняк» простонародно шмыгнул носом, и прошёлся указательным пальцем по переносице.

— Вы хотите сказать, что прокурор был уверен… ну, в «кончине» «Автандила»?

— И какой следует из этого вывод?

Я ещё раз продемонстрировал верность Холмсу: промежуточные звенья — «по боку»: сразу вывод. «Важняк» прикусил зубами ноготь: фирменная привычка товарища.

— Да, пожалуй, что — не один…

— Ну, ну?

— Первый вывод…

«Важняк» на отечественный манер загнул палец.

–… Прокурор был в курсе намерений «заинтересованных товарищей» в отношении «Автандила».

— Разумно! Дальше!

— Второе…

«Важняк» «отложил» ещё один палец.

–… Уже «Автандил» был в курсе того, что прокурор — в курсе…

— «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю»?

— Именно так, шеф! Ну, и главный вывод…

Я тут же «водрузил» указательный палец.

–… У «Автандила» был мотив для… скажем так: «воздания».

— И я того же мнения!

Согласие с доводами «Важняка» я закрепил солидным шлепком по его плечу.

— Вероятно, наш «борец за личное благосостояние» «встал на учёт» у какого-то другого товарища. А поскольку нет ничего тайного, что не стало бы явным, то «товарищ «Автандил» не остался в неведении. В том числе, и в неведении относительно того, что «за так и прыщ не вскочит».

–??? — обошёлся без голоса «Важняк».

— Прокурора могли «зачислить на довольствие» только за заслуги перед очередным «кормильцем». «Овёс нынче дорог» и авансом его не выдают. А это значит, что он попросту «сдал» «Автандила»: прокурор много, чего любопытного, знал…

Я «притормозил» и хмыкнул:

–… Думал, что на свою корысть, а оказалось, на свою задницу… Ладно… Подкрепимся ещё немножко пищей духовной.

–? — в отсутствие мысли поработал бровью «Важняк».

— Как сказал бы товарищ Бывалов: «Пошли по объектам!».

–??? — ещё раз оказался честным «следак».

— Посмотрим, какую запись сочинила наша красавица о посещении шефа начальником УСБ… и не сочинила ли она её?

— А-а-а! — честно же «сознался» «Важняк».

«Красавица» сочинила… и не сочинила: запись о визите начальника Управления собственной безопасности в книге регистрации посетителей имелась. Больше того: девица успела внести и запись о времени «начала визита»: оно пришлось на заключительную пятиминутку рабочего времени.

— Символично! — хмыкнул «Важняк».

— «Пять минут до двенадцати»?

«Важняк» рассмеялся.

— Ну, шеф, с Вами неинтересно разговаривать: всё-то Вы знаете!

— «Бытие мое…»! — хмыкнул я. Не слишком весело хмыкнул. А всё потому, что намёк относился не столько к фразе из знаменитой комедии, сколько к марксову «Бытие определяет сознание». Уж, моё бытие основательно поработало над сознанием!

— Пригласить «тётеньку»? — «догадался» «Важняк».

— И поживее!

Долго искать девицу не пришлось: она предавалась горю в пределах досягаемости. Точнее, в коридоре.

— Когда ушёл начальник УСБ?

Я устал задавать «красивые» вопросы, и поэтому изменил себе. Девица тут же собрала лоб в морщины.

— Так я же говорила, товарищ… то есть…

— Товарищ, товарищ!

–… товарищ генерал, я ушла, а они вдвоём с прокурором остались. Я же говорила!

— Вы не стали задерживаться?

Девица замешкалась с ответом.

— Ну, иногда шеф просил задержаться… когда приходили нужные люди… то есть, посетители. И я задерживалась. Но на этот раз такой просьбы не было. Мне даже показалось, что вчера шеф «попросил» бы меня, если бы я задержалась.

— Даже так?! «С вещами на выход»?!

Мы с «Важняком» обменялись быстрыми взглядами.

— Да, мне так показалось.

Видя, как глаз девицы всё время «съезжает» на покойника, я из соображений такта… или тактики решил не подвергать её дальнейшим страданиям.

— Ну, что ж: спасибо…

Девица направилась к двери, где и её и застиг «вопрос

на дорожку», он же — «на засыпку»:

— Значит, Вы ушли и больше не возвращались?

Было заметно — даже без бинокля — как секретарша очень постаралась не вздрогнуть. Да и её ответный текст «спиной к нам» тоже был «говорящим».

— Н… нет, не возвращалась…

— Тогда, всего доброго, но мы с Вами ещё встретимся.

Стараясь держать шаг с фасоном, девица вышла за двери, и первое, что я услышал, были слова «Важняка»:

— Врёт, как сивый мерин!

— Я тоже так думаю.

У меня и в самом деле не нашлось оснований для оппозиции. Правда, я их не слишком усердно искал: ведь, кроме оснований, у меня уже не находилось ни времени, ни терпения.

— Поедем к себе: не люблю я думать на ходу. А товарища пусть отгружают: нечего ему загрязнять окружающую среду.

«Важняк» оперативно распорядился — и «вольнонаёмные декабристы» из «суточников» засуетились возле трупа с полиэтиленовым мешком. Да, цивилизация, пусть в такой форме, затронула и наш городок. «При коммунистах» у нас «этого Запада» не было: «объект» укладывали на любую подходящую по размеру тряпку. Иногда это было одеяло, иногда — плед, редко — ковёр. Чаще всего транспортировали «жмурика» в простыне. И не всегда это делали наши верные «декабристы» из пятнадцатисуточников. Нередко приходилось напрягать и личные мышцы, подрывая, тем самым, здоровье и авторитет.

Оттого-то я всегда терпеть не мог советские детективы, в которых мордовороты в белых халатах — на носилках! — загружали покойника в карету «Скорой помощи». В реальной жизни врачи быстро поставили нас на место: «Мы возим живых!». Заодно они так же быстро ставили нас и «на уши»: нам, следователям и «операм», приходилось самостоятельно изыскивать и транспорт, и грузчиков.

Спасибо безотказным участковым: именно на их плечи ложилось тяжкое бремя отлова ни в чём не повинных водителей автомобилей, При этом в работу шли не только бортовые авто, но и самосвалы: «на войне — как…» в жизни, а не в кино. Нюансы из отношений родственников усопшего — и к нам, бессердечным, и к способу транспортировки — игнорировались: поначалу — старательно, затем — равнодушно.

Проводив «рабочим» взглядом чёрный мешок, я повернулся к своим ребятам, изнемогавшим у меня за спиной в ожидании долгожданной команды.

— Домой!