Флагман владивостокских крейсеров

Александр Чернов, 2020

Бой у порта Чемульпо завершился не так, как предполагал японский адмирал Уриу. Разменяв тихоходную, морально устаревшую канлодку «Кореец» на два крейсера врага, в том числе первоклассный броненосный крейсер «Асама», Руднев на «Варяге» вырвался из смертельной ловушки. И не только смог довести его до Владивостока, но и привел с собой два новейших японских броненосных крейсера, взятых на абордаж в лучших традициях парусно-пиратских времен. Купленные у итальянцев, они шли в Йокосуку с перегонными командами, прикрываясь флагом британского торгового флота. Шансы России в войне на море существенно выросли. Но главные ее битвы впереди. Окрыленный первыми успехами, Руднев задумал операцию по уничтожению эскадры адмирала Камимуры. Если удача не изменит русским и в этот раз, составленный штабом японского Соединенного флота план кампании будет перечеркнут. В противном случае, впереди троицу наших современников и всю Россию образца 1904 года ожидает долгая, изнурительная война с умным и упорным врагом. Отныне их судьбы тесно переплетены с судьбами реальных героев и антигероев Родины тех грозных лет. Смогут ли их знания и умения помочь ей победить? Уберегут ли страну от смут и революций? Надежда есть. В том числе и потому, что Николай II поверил удивительному рассказу лекаря с «Варяга».

Глава 2

Ели, пили, веселились. Протрезвели — прослезились…

Владивосток, вечер 26 — ночь 27 февраля

1904 года

В номере гостиницы Балка встретил мертвецки трезвый Руднев, который предложил ему выпить чаю. Такого от своего Карпышева, в трезвенничестве пока не замеченного, Балк не ожидал. И от удивления согласился.

— Василий, а не зря мы это вообще затеяли?

— Что именно, Федорыч?

— Да ладно, лучше Петрович, привычнее… Зачем влезли в эту войну? Неужели мы втроем всерьез думаем изменить курс всей империи? Все равно что трем мухам пытаться изменить курс крейсера! Как ни бейся, а такая махина раздавит тебя и даже не вздрогнет.

— Наконец-то ты мне доказал, что ты на самом деле настоящий русский интеллигент. При первой же неудаче начал рефлексировать и готов сбежать. Угу… Еще про слезу ребенка мне расскажи и про всеобщую предопределенность не забудь.

— Да причем тут это, бляха муха! Ты посмотри, что вышло — ведь весь город, и наши, и армейцы, несколько дней рвали жилы, чтобы успеть. Мы реально могли выиграть эту хренову войну для России вот тут, у Владика! Сегодня! Ты понимаешь, что восемь подрывов — это минимум четыре-пять поврежденных кораблей линии, сиречь линкоров? Дотянуть отсюда подорванный миной корабль до Японии — ненаучная фантастика! Пусть потонули бы всего три, все одно Того бы остался с восемью линкорами в колонне против русских десяти, и это без «гарибальдийцев», которые будут боеспособны через два-три месяца. Он просто не рискнул бы высаживать войска на Квантуне вообще! Япония приняла бы любое разумное предложение мира сразу, сейчас… А теперь что? И все это из-за одного идиота в погонах поручика, который лишний раз не проверил контакты перед тем, как их замкнуть! А сколько их таких в нынешней России? Ну, пусть не большинство, но для нас троих все равно слишком много…

— Добро пожаловать в реальную жизнь, мой дорогой. Это в играх и детских книгах герою достаточно придумать гениальный план. А в реальной жизни девяносто процентов работы — это проследить за тем, чтобы такие вот поручики его не запороли. И сэйвов тут нет… Кстати, с этим конкретным идиотом проблем больше не будет.

— Угу. Минус один. Осталось всего-то полста тысяч, обрадовал! Что с ними-то делать? И как, кстати, ты его замочил?

— Никак. Я ему сделал предложение, от которого он не сможет отказаться — или он в двадцать четыре часа покидает Владивосток, или я его вызываю на дуэль.

— А с чего ты взял, что он должен тебя испугаться? Это на «Варяге» ты авторитет, а во Владивостоке пока нет.

— Обижаешь, Петрович. Думаю, что уже да.

— Ну и…?

— Я тут сегодня в «Ласточке» после обеда с тремя кавалерийскими офицерами поспорил немножко. На тему, кто лучше фехтует и стреляет… Наверное, я больше про абордаж ничего никому рассказывать не буду. Нездоровый ажиотаж вызывает…

— Молодец! Как от тел избавился, надежно?

— Слушай, ты мне с чаем совсем не нравишься, может, чего посерьезнее все-таки, а? Все живы. И более или менее здоровы. Пара синяков не в счет — мы фехтовали на бокенах, спасибо Секари, этого добра у меня теперь достаточно.

— А стрелялись вы из рогаток, да?

— Да нет, из револьверов. Они втроем по одной мишени, я один по трем. А судьи потом определяли, кто попал первым. Учитывая то, что я стрелял в прыжке, переходящем в перекат, и попадал всегда ближе к центру мишени, да и на глаз быстрее, победителем признали меня. С фехтованием: там еще очевиднее я остался стоять, они нет. Так что счет в кабаке оплатить пришлось им, как проигравшим. А по поводу «выгонять со службы» — я к его начальству тоже заглянул. Они готовы перевести его в теплое местечко. В Туркестан. Только ума не приложу, на кой ляд там сейчас минеры? Но они не против, даже очень за… Ладно, это все весело, только как мы теперь дальше воевать-то будем? А, АдмиралЪ?

— Поиздевайся мне еще… — Петрович в задумчивости скрипнул костяшками сцепленных пальцев — Теперь? А теперь, уважаемый Василий Александрович, коли воевать, так всерьез. Придется и нам здесь, во Владике, изрядно попотеть, да и Вадиму в Питере необходимо нам поспособствовать. План «А» не сработал из-за одного кретина и моей собственной глупости. Следовательно, переходим к плану «Б». Благо в море еще было время прикинуть что к чему.

— Подожди. А где именно я твою глупость-то проглядел?

— Во-первых, мне нужно было сразу, с ходу ломать через коленку местную классическую межведомственную разобщенность. Просто поручить всю эту операцию с минным полем флотским. А во-вторых, нечего было морочить людям голову с инженерным заграждением. Поставили бы обычные гальвано-ударные мины, без проводов. Кто коснулся — я не виноват. А после войны бы вытралили, ничего страшного не произошло бы. Нет, захотелось, чтобы мы могли ходить, а они нет. Довыпендривался. Заслужил, в общем, орден «Восходящего солнца» от микадо. И главное — пенять не на кого, кроме собственной дури…

— Ну, будет тебе уроком на будущее — всегда предпочитай простые решения красивым. Что теперь-то творить намерен?

— Как ты уже верно подметил, исходить будем из того, что все окончательно поехало вкривь и вкось. И известные нам эпизоды могут или не состояться вовсе, или закончиться совсем другим результатом, по сравнению с тем, что было у нас. А значит, нужно готовиться к самому паршивому варианту развития событий.

— Только знать бы наперед, какой он будет, этот самый паршивый.

— Ну да. Знать бы прикуп… Но одно уже ясно: неприятности поодиночке не ходят. Вон газетенка английская лежит. Взгляни-ка на досуге. Я прикидывал, что мы гакнули японцам Чемульпо недельки на две-три. Что у Того другого выхода не останется, как вываливать большую часть армии Куроки в Фусане, а оттуда до Ялу им еще пердячим паром топать и топать… Щас-с-с! Того взял и не купился. Не стали они весь фарватер в поисках мин шкрябать! Пошарили вокруг «Сунгари», подарки наши нашли и уже через четверо суток полным ходом повели разгрузку войск. И наша деза, что «Варяг» утоп, им в этом помогла: некого бояться стало. Мало того! Чтобы график нагнать, они даже военные корабли для переброски войск задействовали. Вспомогательные крейсера точно, а возможно и бронепалубники. Так что Того тоже по ситуации действовать умеет.

Но привлечение флота к десантированию говорит вот о чем: грузовой тоннаж у них ограничен, срок десантирования сорван. Пусть на неделю всего, но сорван. Значит, русские на севере имеют эту неделю форы. Значит, могут подтянуть к Ялу больше войск. Значит, нужно больше сил дать Куроки! Вот почему они флот задействовали, Вася! Так что все, что мы у них утопили, это все они взяли из формируемой сейчас армии Оку. И компенсировали потери Куроки. Даже с лихвой. Отсюда — неприятный вывод. На суше может случиться так, что японцы скоро вломят армейцам в Корее и Маньчжурии так же, если не круче, как в нашей Русско-японской было. Со всеми вытекающими. Вот потому мне сейчас «вино не льется в горло и икра не лезет в рот»…

— Отставить ныть. То, что самураи не дураки, я и так знаю. И командование у них грамотное, оперативно отреагировало на меняющуюся обстановку. Это нормально! Так и должно было быть. И все. Слушай, хорош страдать. Или, может, за разжигание паникерских настроений тебя сразу… по закону военного времени? Не желаешь сначала грамм сто для храбрости перед расстрельной командой? Коньяк-то есть?

— Есть. Вон там… Да, левая дверца! Замок не ломай, медвежатник.

— А ты не зуди, господин контр-адмирал… Э-эх, контра ты недобитая. Нога-то как?

— Прихватывает иногда.

— Давай… За здравие!

— Что? Вот так вот резко, по полстакана?

— Так… Полегчало? Теперь выдохни. И докладывай, что намерен делать. Завтра, здесь, во Владике. Или кто у нас тут отрядом крейсеров командует? Пушкин?

— Слазить бы на форум, посоветоваться…

— Все, Петрович. Халява не катит.

— Ясно лошадь, раз рога. Поэтому сдается мне, главное, что мы обсуждать со Степаном Осиповичем и наместником Алексеевым будем, это именно предстоящие нам крейсерские операции. Ты в курсе, что наместник задумал выездное совещалово в Мукдене? Он и Дядя Степа желают меня лицезреть лично. Правда, наместник, а скорее его штаб, не определись пока точно, когда…

— Или Макарову не до того. У него сейчас в Артуре дел мало, только с начальством и с тобой часы сверять. Три подорванных корабля, недоученные команды да бардак на берегу.

— Вася, если Алексеев хочет собрать великий народный хурал, значит резоны у него имеются. Хорошо хоть по-джентльменски не заставляет меня катить до самого Артура. Но, наверное, все проще: в Мукдене наши ариейцы маньчжурские окопались. Возможно, он хочет всех иметь под рукой. Макаров тоже дня на три вполне выскочить может. В Артуре он уже разобрался, что к чему. От брандеров они отбились, «Ретвизан» в гавани. Только мы Ками встретили несколько иначе, чем наши предшественники в реале. В итоге и городу, и отряду японцы всыпали побольше, а «вундервафля» с управляемым минным полем, увы, потерпела фиаско полное. Слава богу, что Макаров сие сравнение провести не может.

— Перестань менжеваться. Я думаю, что начальство больше интересуется подробностями нашей одиссеи от Чемульпо во Владик через Йокосуку из первых рук. И его понять вообще-то можно. Не зря же Макаров тебя к себе на рандеву требовал, еще когда Харбин проезжал.

— Ну, это логично, в общем. Кроме того, здесь сейчас не отряд уже, а считай эскадра. И задачи нам нарезать собираются, как эскадре. А для этого понять и прочувствовать, что тут у нас происходит, хотят. Собственно, я только за, хотя и трушу немножко, если честно. Тем более что один приказ Макарова уже не выполнил, да и Камимуру-то упустил по своей вине. И назначен сюда, кстати, отнюдь не по его распоряжению…

— Петрович, это-то как раз фигня. Не согласился бы Осипыч с твоим назначением, черта лысого остался бы ты при флаге. Сам говорил, что, уезжая сюда, он в Царском Селе получил право назначать младших флагманов и командиров по своему усмотрению. Или забыл уже?

— Пожалуй, опять ты прав… Кстати, Василий, ты все, что я говорю, запоминаешь?

— А то! — прищурился Балк. — Все, вами сказанное, может быть использовано против вас.

— Блии-ин… Вот же угораздило… Ты — чудовище!

— Спасибо, я знаю. Но поскольку спасать мир нам предстоит вдвоем, вноси свою лепту. Колись, давай: что-нить ведь придумал уже?

— Ты что, Вадика на нуль помножил? Зря. В Питере он зацепился. Вопросы решает. И что-то мне подсказывает, что вряд ли этот проныра долго будет лишь передаточным звеном. А нам тут, пока суд да дело, придется из «рюриковичей» варганить нормальные крейсера эскадренного боя, они по техзаданию рейдеры, но сейчас бортовой залп окажется пополезнее дальности. Да и «Варяга» с «Богатырем» можно оттюнинговать. Я намедни чертежи «России» с «Громобоем» немного изнасиловал, подогнал к виду, к которому пароходы эти в нашей истории привели к окончанию Русско-японской войны. Ну, с учетом нынешних реалий, естественно. И сам «Рюрик» тоже не забыл. Глянешь?

После утвердительного кивка Балка Руднев смел со стола все лишнее и зашуршал чертежами, пестревшими карандашными пометками…

— Молодца… Когда только успел? Но как же с перегрузкой быть? Ты уверен, что со всей этой фигней корабль вообще от стенки отойдет, а не потонет, как чугунная чушка? На «Варяг» всунул две восьмидюймовки, на нос и на корму. Кстати, где ты их вообще возьмешь?..

Следующие полчаса они долго и нудно препирались о расположении дополнительных орудий, навеске брони в оконечностях, а уж спор о том, сколько орудий противоминного калибра можно выкинуть без риска остаться голыми перед миноносцами противника, вообще чуть не перешел на личности. Однако на высшей ноте обсуждения Балк вдруг прервал очередную эскападу Руднева.

— Петрович. Ты опус про питерские «сферы», что я тебе два дня назад дал, прочел?

— Само собой.

— Ну и? Замечания, дополнения? Надо срочно студенту инфу переправлять…

— Да какие нафиг дополнения? Я и половины не знал! Вася, если честно — ты монстр! Веришь, от тебя такой лекции не ожидал. И даже по твоему примеру решил Вадику и Николаю, конечно, изложить все то, что я о перспективах дальнейшей морской войны думаю.

— Не ожидал он. Вы подлизываетесь или хамите, господин контр-адмирал? Побереги карандаши, все равно не попадешь… Кстати, Петрович, перечитай на досуге дуэльный кодекс. Ибо такие вот «карандашики» в башку собеседнику — не что иное, как оскорбление действием. Третья степень. Значит, право выбора оружия — за оскорбленным. Круглые глаза не делаем, господин контр-адмирал. Просто на ус мотаем, чтоб с кем другим тут так не почудить. Ясно?

— Перспективы решил изложить? Перспективы — это хорошо… Но не возражаешь, если я твой «план бэ» почитаю, до того, как ты в Питер его отошлешь?

— Читать пока нечего. Только в поминальнике сей планчик пока. Но ты и на словах общие идеи ухватишь. Сегодня перетрем или с утра, на свежую голову?

— Пока вроде соображаем. Излагай, давай.

— Значиц-ца, так… Сначала мы, Василий, должны определиться с подкреплениями. И не надо такие большие глаза на меня делать. Понимаю: собираешься ткнуть меня в суворовское «воюют не числом, а умением». Угу… К тебе конкретно — вопросов нет. А вот наше умение ты сам видел, когда Ками неощипанным уходил. И у Макарова, в Артуре, пока немногим лучше. Спасибо вооруженному резерву. По умению японцы сейчас выше нас на голову, если брать в среднем по госпиталю. Мастерство прямо пропорционально количеству повторений. А флот, благодаря экономии по Витте и Коковцову, не только без нормальной рембазы в Артуре. Эскадра и строй-то нормально держать не может…

— Что там у них с починкой, кстати?

— На старый док нового батопорта чтоб броненосцы влезали, так и не сделали, хотя на эту тему только я лично три рапорта наместнику подавал! А новый большой док начали копать. Три месяца назад… Так что только городить кессоны. Но это все цветочки. У флота уже несколько лет банально не хватает денег на нормальную боевую подготовку.

— Стоп. Какие три рапорта, Петрович? Когда?

— Как какие? А! Ну да. Я… Мы то есть… Немного каша в голове еще с этим переносом. Ох, уродцы яйцеголовые… Я и подавал, Вась. Всеволод Федорович Руднев. Когда до «Варяга» исполнял обязанности начальника порта в Артуре. До того, как Греве приехал.

— Петрович, ты закусывай давай. Кстати, а вы там того… Нормально? Не конфликтуете? — Балк рассмеялся и выразительно постучал себя пальцем по лбу. — У меня вот все раздвоения личности в первые пару недель закончились. Правда и его воспоминаний почти не осталось.

— Да нормально вроде. Хотя он нет-нет да и… Ну, типа, как внутренний голос… На уровне эмоций больше. И по жизни только, а не по делам. Вот как к мадемуазель Жужу пошли — поначалу конкретно упирался. Не поверишь! Пришлось с Шустовым на пару уговаривать. Плесни-ка, кстати, будь другом… Зато с памятью вроде не обманули. Все, что было не со мной, помню. Песня такая у нас была, не забыл?

— Да нет, не забыл. А точно подметил, прям, как про нас. Живем-то за себя и за того парня. Да… Главное, чтоб еще на земле — «доброй»…

— Стало быть, такие штуки у каждого индивидуально проистекают. Но не бойся, Вась. В желтый дом не съеду. Все под контролем.

— Ну, слава богу. Хорошо бы и Вадик так же. Бесконфликтно. А про подготовку к войне… Все так. И тут я с тобой полностью согласен, не ново и не оригинально. Подобный же маразм, если не хуже, мы наблюдали перед нашим попадосом сюда. Там, в почившем в бозе родном мире. Но тамошние наши вожди, с Горбатого начиная, это особый случай. Здесь же пока царь-батюшка вполне серьезно собирается воевать и войну выигрывать. Вопрос — как?

— Давай тогда, как в классике пойдем простым, логическим ходом — мы с кем воюем?

— С японцами.

— Правильно мыслишь. Но узко. Давай смотреть шире. Мы, Василий, воюем с островом. Заметь аналогию: Англия — остров. Америка в нашем бывшем мире, США то бишь, по сути своей, тоже остров. Хотя очень большой. И Япония — остров… Или острова, что существа дела не меняет. Им, дабы успешно развиваться по имперскому пути, необходимо расширяться. Подчинять себе окружающих в любых формах. Ибо империя нормально существует лишь до тех пор, пока она расширяется. Ведет внешнюю экспансию. Но стоит ей в этом движении остановиться или дать кому-то себя остановить, наступает неизбежный коллапс, катастрофа, развал и, как следствие, неисчислимые лишения и страдания подавляющего большинства ее системообразующей нации. Отсюда вопрос: а куда «расширяться» острову?

— Только за море.

— Совершенно верно. А для этого, как ты понимаешь, необходимо что? Необходим флот. Гражданский, как механизм торгового преодоления морского пространства, и военный. Чтобы, во-первых, доставлять свою вооруженную силу туда, куда империя решит расширяться, во-вторых, защитить свою морскую торговлю и уничтожить вражескую, а в-третьих, самим фактом своего наличия или присутствия решительно влиять на политику других государств в нужном для островной империи ключе. Таким образом, боевой флот становится для острова первым приоритетом в военном строительстве. Ибо до тех пор пока он не овладел морем, никакая могучая армия исход заморской войны в пользу острова не решит. Может показаться, что тут наша Российская империя находится в принципиально ином положении. Ей теоретически есть куда расширяться и без моря. Отсюда известная мыслишка — а нафиг нам флот этот вообще? Тратиться еще на него… Мы и с одной армией куда хочешь расширимся!

— А что? Не так, что ли?

— Ага… И ты туда же. Вот оно сухопутное мышление! А куда расширяться-то? На запад проблематично — соседи серьезные. Там «маленькой победоносной» не пахнет. Но есть же еще юг, юго-восток, юго-запад. Однако увы! Сегодня куда мы не сунемся — везде перед нами… англичане! Они успели обойти с тыла, морем, возможные предметы наших имперских вожделений. И сегодня нет у них задачи важнее, чем положить предел экспансии России. Остановить наше расширение. Что будет в этом случае дальше, я тебе уже сказал — те самые неизбежные, неисчислимые лишения и страдания русского народа. Поэтому нам необходимо учиться воевать с островом. С островами. Так как свободных кусков в мире не осталось и перспектива впереди одна — передел. Неизбежная перспектива. И все рассуждения о «новом мы´шлении», о достижении разумных пределов, нерасширении, «блестящей самоизоляции», наконец, — это либо бред наивных идеалистов, либо циничное предательство интересов собственной страны, либо продуманный политический фарс. А если грядет передел, значит, без собственного мощного флота здесь никак. Причем дееспособного. Знающего, как воевать с островом, с его флотом. Поскольку у островного положения, кроме понятных достоинств, есть и важнейшая ахиллесова пята. И знаешь, какая?

— Побережье?

— Не, Вась. Ты до него доберись сперва, попробуй… Да флот же! Флот! Флот и есть его ахиллесова пята. Военный и торговый. Без них остров — это не расширяющаяся победоносная империя, а прозябающий, даже голодающий… остров. Отсюда вытекают две цели. Первая: разбив его линейные силы, овладеть морем. И вторая: парализовать его морскую торговлю. Как собственную, так и нейтральную. Причем для этой второй цели достижение первой вовсе не является необходимым условием. И эта вторая достигается…

— Путем крейсерской войны.

— Правильно! Но поскольку в нашей истории Рожественский де-факто самолично ее и похоронил, нужно, чтобы Вадим в этом вопросе Николая обработал заранее. И это, Василий… За тех, кто в море, что ли?

— За тех, кого с нами нет. Не возражаешь, ваше превосходительство?

— Давай. За тех…

— Ну вот, отпустило маленько. Спасибо тебе, дорогой.

— За что?

— За все… И что про лекарство вовремя вспомнил.

— Кстати, про Вадика… На мой взгляд, Петрович, коли с Алексеевым у него что-то сложилось, в этом русле пока и нужно держаться. То, что адмирал сразу стойку сделал по снарядному вопросу, это очень здорово, так как убеждает: наместник кровно заинтересован в скорейшем выигрыше войны. В отличие от Куропаткина и стоящих за ним «профранцузов», у этих появился шанс погреть руки на новых кредитах при игре вдолгую. И подожди, скоро выяснится, что еще и наши доморощенные безобразовцы входят во вкус. Для бандюганов или олигархов деньги не пахнут, а у меня с этой компашкой есть определенные аналогии из жизненного опыта. Война, особенно долгая, кое для кого дело очень даже прибыльное.

— Только японцам ее затягивать никакого резона. А так же еще нам троим, Макарову, Алексееву да царю-батюшке.

— Этим временным совпадением интересов и нужно воспользоваться. Как ты помнишь, «галантерейщик и кардинал — это сила!». И поскольку в наших флотских проблемах ты рулишь вполне компетентно, тут тебе и флаг в руки. Ну а я, наверное, своим прямым делом займусь. Ручки мои шаловливые того, чешутся…

— Не понял. Ты чего удумал-то? Меня бросить? Вась, ты обиделся, что ли?

— Ладно, не пропадешь. Чай, не маленький. Даже Вадик в Питере выжил. Не съели, да еще и к телу Николашки пробился и влиянием пользуется. А уж ты во Владике после того, как тебя официально назначили командующим всего, что тут есть, и подавно не пропадешь. Да и не попалить бы мне нас всех…

— Что такое ты несешь?! На чем?

— А ты в курсе, что со дня на день с Корсакова транспорт «Якут» придет?

— Да мне он как-то… В общем, на войне погоды не делает.

— А мне очень даже «как-то»… Спасибо Беренсу, подсказал. Тут память моего Василия и выстрелила! Братец его двоюродный, то есть теперь уже мой, там на мосту стоит! Типа, мой «наставник по жизни» и все такое. Ты об этом не знал, конечно?

— Слушай, Вась… Ей-богу, на командирах транспортов никогда не зацикливался. Вот так фокус. И что?

— Что «что»? Похоже, что этот перенос «психовой матрицы» память нашу, ну, которая до нас была, так подавляет, что нужные воспоминания всплывают в самый тот момент, когда чем-то по носу щелкает. Пока ничего жареного не вспомнилось. Но подколка Беренса и зарубаевское «гм-м-м…» наводят на мысль, что между нами было что-то оч-чень интересное. Посему мне нужно валить из Владика. И резко. Так я думаю.

— Так… Слушай, может, попробовать организовать твой перевод в Артур, к Макарову. Как считаешь? Там ты…

— Нет, Петрович. Идею ухватил, но пока не моего она уровня. Не мичманского.

— Лейтенантского.

— Ну да. Но все равно к большой кухне меня там никто не подпустит. Мне сейчас надо завоевывать авторитет не во флоте, тут есть ты, а в армии. И есть кое-какие мысли в тему, вот, посмотри, я тут тоже на досуге кое-что набросал… Не резон нам Куроки на ЮМЖД выпускать. Как тебе идея создания сухопутного аналога «Варяга»?

— Ты, по-моему, как-то слишком серьезно воспринял анекдот про подводную лодку в степях Украины, которая геройски погибла в воздушном бою…

В ответ Балк с хитрой усмешкой вытащил из внутреннего кармана свои собственные эскизы и разложил их поверх рудневских.

— Ну, не ты один бумагу мараешь.

Карпышев долго и внимательно рассматривал наброски Балка, а потом спросил:

— Что это такое, и причем тут «Варяг»?

— Петрович, это проект бронепоезда, на котором я буду совершать геройские подвиги под Порт-Артуром. Сам же говоришь, что на суше нас ждут крупные проблемы. Вот я ими и займусь. Это — мое. По профилю, так сказать. Мне все одно во флоте делать нечего, это твоя епархия, тут ты при делах. Пообщавшись же с местными сухопутными офицерами, я понял что там, в армии то бишь, я нужнее. Прикинь — они же не только про танки еще не знают, они даже идею обороны с организацией нормального флангового огня не поняли!

На лице Балка возникло мечтательное выражение, как будто он уже косил из максима густые цепи японских солдат. И именно с фланга, когда одна пуля может свалить до трех человек. В реальность его вернуло ехидное замечание все еще не врубившегося Карпышева:

— А бронепоезд-то зачем? Чтобы сподручнее было на нем во фланг заезжать, попутно прокладывая колею железки?

Тяжело вздохнув и мысленно закатив глаза к потолку по поводу очевидного скудоумия коллеги по несчастью в вопросах войны на суше, Балк начал подробно разъяснять ему идею использования бронепоездов против неподготовленного противника. Спустя пяток минут Руднев наконец оценил перспективы настолько, что скрепя сердце согласился отпустить от себя второго современника.

— Ладно. Организую тебе Манхэттенский проект владивостокского разлива. Секретность, занятость и все такое. Глядишь, и родич докучать особо не сможет. Хотя я, наверное, ты уж не обижайся, постараюсь его на время услать куда-нибудь… Наливай. Не пьянки ради, здоровья для.

— Во славу русского оружия!

— Но меня все равно из Владика ты завтра отпустишь.

— Куда намылился?

— Для начала съезжу в Никольск-Уссурийский. Постольку-поскольку и депо паровозное, и путные мастерские железнодорожные у нас там. Во Владике ни черта нет пока. Тока вокзал, пакгаузы и склады, проверил уже…

— Ясно. А если ты мне вдруг резко понадобишься?

— Это по железке сто верст. Паровоз, вагон, три часа от силы. Не та проблема.

— Но только без помощи Вадика ни фига у тебя, боюсь, не выйдет с Куропаткиным… Интересно, как он там в Питере, крыса медицинская?

— Так он с утра на телеграф прислал первый нормальный отчет о своих действиях, неужто никто тебе еще не доложил? Кончай с бардаком, Петрович. Адресован Рудневу или Балку, для вручения твоему превосходительству. Меня первым нашли, вот и отдали…

— Не говорили. Но все равно не до того было. Я родную мать, встретив тут, на улице, не узнал бы — весь на нервах из-за этого облома. Так что там засланец в высшие сферы пишет?

— Почитаешь. Только скажи мне, ты про то, что с командой «Корейца» в Чемульпо творится, тоже не в курсах?

— У нас их отпустили под подписку о неучастии в войне, как и команду «Варяга». А что тут? Ну не надо на меня смотреть укоризненными глазами старшего брата, не надо.

— Вижу, что кроме аглицкой прессы, да еще позавчерашней, ничего не листал. А зря! Вот тебе «Дальний Восток», сегодняшняя, кстати, газетка. Все же о боевых товарищах мог бы и побеспокоиться… В последний раз прощаю… — Балк легко и непринужденно уклонился от очередного брошенного в его голову карандаша. — В общем, нашла коса на камень. Сначала японцы неделю требовали выдать им Беляева для расследования его поведения в бою. Но он их с борта «Паскаля» послал куда подальше, командир «Паскаля» Виктор Сенес его поддержал, мол, нейтральный стационер. Теперь они бы и рады, чтобы он убрался из Чемульпо под ту самую подписку: у него очередь из журналистов на интервью на полгода вперед. А японцам лишнее освещение того, что они там делают, с беляевскими комментариями, ни к чему. Но теперь уже уперся Беляев. Как узнал, какой «Кореец» стоит во Владивостоке, дал слово чести — пока идет война, он подписку не даст. Патовая ситуация, понимаешь…

— Вот уж этот пат разрешить проще простого — я не знаю, что с теми японцами делать, что мы на «Ниссине» с «Кассугой» взяли, ну и с экипажами рыбаков и пароходов, что нам подвернулись. Вот и предложим через газеты поменять всех на всех, безо всяких условий. Заодно и твой Секари вернется домой. Как с ним, до чего договорились?

— Если вкратце, то микадо своего он предавать, конечно, не будет, но предложение взаимовыгодного мира с небольшими взаимными уступками ради прекращения войны его заинтересовало. Но, во-первых, его голос в Японии ничего не решающий, а во-вторых, я и сам-то не очень верю, что сейчас этот маховик так просто можно остановить.

— Это ты правильно подметил, про «нерешающий». Кстати, как и наши с тобой в России. Ты понимаешь, что в свете того, что ты про Николая и Желтороссию понарасписывал, коли мы японцам вломим по первое число, никаких взаимных уступок не будет. Не то чтобы им куска Кореи. Смотри, как бы тебе не пришлось погеройствовать где-нибудь на Кюсю, Хоккайдо или на Цусиме, а мне тебя туда десантировать и коммуникацию обеспечивать. Николай с радостью втопчет японцев обратно в средневековье. И, положа руку на сердце, для России это будет вполне логичным завершением войны против наглого агрессора. А если мы втроем попробуем что-то свое намудрить, просто прихлопнуть могут, не посмотрев, что шибко умные и заслуженные. Но для начала, как ты же как-то и выразился, «выпотрошат с пристрастием» в каком-нибудь каземате Петропавловки или Шлиссельбурга. Оно нам надо? И ты не меньше моего соображаешь, какие интересы брошены на весы.

— Да, понимаю, Петрович. Все понимаю… И, если честно, от этого у меня на душе как во рту с перепоя. Очень хочется в будущем видеть Японию в союзниках. Считай это моей дурацкой идеей фикс.

— Отчего же дурацкой? Я бы тоже руками и ногами «за». Тока пока обстоятельства так складываются, что они нам враги. Умные, упорные и смелые. Посему и достойные уважения, но только как враги. Вопрос в том, как в царе градус злобности снизить, когда поймем, что наша берет… Ладно, подумаем еще, время есть. Дай-ка взглянуть, что там наш Калиостро пишет, за «Манджура» не кается, небось?

— Нифига не кается. А по твоим глобальным идеям войны на море — давай уж завтра дожуем. На свежую голову.

Отчёт о пребывании экипажа канонерской лодки «Кореец» в Чемульпо

Литературная редакция, дозволенная цензурой для открытой печати. На основе подлинного, составленного командиром КНЛ «Кореец» капитаном 2-го ранга Г. Беляевым

«Морской сборник», № 1, 1924 г.

Первые минуты после взрыва «Корейца» практически никто из экипажа не в состоянии восстановить в деталях — в большинстве своем мы были заняты вычёрпыванием из шлюпок и катера воды, накрывшей всех после гибели канлодки. Некоторые были сброшены потоками за борт, одна шлюпка перевернулась, увеличив жертвы среди раненых. Но благодаря мужеству экипажей наших шлюпок и катера все, кто смог вынырнуть на поверхность, были подняты товарищами на борт.

Через сорок минут после взрыва канонерской лодки все пережившие ее последний бой собрались на берегу. В связи с большим количеством нуждавшихся в медицинской помощи раненых я приказал срочно отправить всех в госпиталь христианской миссии в Чемульпо. На этот раз (в отличие от эвакуации с «Корейца») все они были размещены на шлюпках с максимально доступным комфортом. Из-за этого мест для гребцов практически не осталось, поэтому шлюпки ушли на буксире катера.

Была проведена перекличка. На берегу со мной остались двадцать восемь здоровых и шестнадцать легкораненых, отказавшихся отправляться в госпиталь. С катером и шлюпками отправлено четверо здоровых и двадцать пять раненых. Полный поимённый список погибших и выживших был составлен позднее в Чемульпо.

Я планировал дать команде на месте высадки часовой отдых, но через десять минут в миле от нас на берегу было замечено значительное количество японцев. Несмотря на всю хаотичность покидания «Асамы», большая часть её экипажа уже была на берегу. Поэтому я построил своих орлов в колонну и дал команду следовать в Чемульпо.

Под грохот орудий у нас за спиной, удручённые гибелью «Корейца», мы шли в город, когда вдруг раздалось два взрыва, привлекших наше внимание — тонула «Чиода». Только теперь мы осознали, что «Кореец» и «Сунгари» полностью отомщены. Это вдохнуло в нас силы: в город мы входили не толпой переживших кораблекрушение, а строем и с песней.

На ближайшем к месту бывшей стоянки «Варяга» пирсе нас уже ждали офицеры со стационеров. Узнав, что все раненые приняты госпиталем, я рассказал собравшимся о том, что до возвращения парламентёров на «Варяг» с «Асамы» дали залп по находившимся в нейтральных корейских водах русским кораблям, в результате на фарватере был потоплен невооружённый пароход «Сунгари».

Постепенно первоначально хаотичное сборище на берегу разделилось на две группы. В одной офицеры и матросы делились личными переживаниями. В другой я докладывал обстановку импровизированно собравшемуся совету командиров стационеров. В ходе этого собрания коммодор Бейли дважды переспросил меня, уверен ли я, что Руднев не собирался интернировать «Варяга» в Чемульпо. Пришлось объяснить англичанину, что понятия о чести русского офицера не позволяют интернироваться, пока есть хоть какие-то шансы нанести урон противнику, а спускать флаг перед неприятелем прямо запрещает Морской устав. После этого коммодор минут пять в обсуждении активного участия не принимал.

После известия о гибели «Сунгари» и «Чиоды» на фарватере Чемульпо для уточнения обстановки с французского и британского кораблей к границе территориальных вод были направлены паровые катера. Я высказал обеспокоенность, что в результате действий японцев повреждённый и осевший от поступившей воды «Варяг» после боя не сможет войти в порт. И что таким образом японцы подготовили ему ловушку.

На это командир английского стационера раздражённо заявил, что его больше волнует, что он не сможет выйти из Чемульпо. Все остальные охотно согласились при необходимости направить к возвращающемуся «Варягу» свои катера и шлюпки для спасения экипажа крейсера. Еще он ехидно поинтересовался, откуда взялись мины, на которых подорвалась «Чиода»? Пришлось объяснить, что перед неизбежным боем оба корабля сдали на «Сунгари» все лишние взрывоопасные грузы, в том числе и дюжину мин заграждения с «Варяга», часть из которых, очевидно, не сдетонировала, а разлетелась по акватории. Так что японцы наступили на грабли, которые сами и бросили на пол.

Еще посовещавшись, командиры стационеров составили предварительный список размещения русских моряков на своих кораблях для их защиты от нарушающих всякое международное право японцев. Экипажу «Корейца» достался «Паскаль», и через час мы повторяли историю завязки боя в более тесном кругу, а потом ещё раз и ещё. А Бейли так яростно настаивал на том, что экипаж «Варяга» по возвращению в Чемульпо должен быть размещен на его корабле и он «должен поговорить с Рудневым еще раз», что никто не стал настаивать на противном. Тем более это устраивало меня, ибо я-то знал, что Руднев в Чемульпо не вернется в любом случае, а отсылать своих людей к англичанам не хотелось.

Французы живо реагировали на всё рассказываемое — на их лицах как в зеркале читались и наша озлобленность на японцев, и скорбь по погибшим на «Корейце», и наша тревога за «Варяг», и опасения за нарушение судоходства. Но не забывали они и про хлеб насущный. К вечеру все разместившиеся на «Паскале» моряки с «Корейца» и сотрудники посольства были снабжены недостающими элементами одежды и всем прочим необходимым.

В сумерках «Паскаль» перешёл на якорное место «Варяга» с тем, чтобы случайно выжившие и вернувшиеся в порт не искали соотечественников по всей его территории. По установившейся в порту традиции оставленное «Паскалем» место тут же облюбовали корейские рыбаки — у них считается, что отходы камбуза и сбросы гальюна являются лучшей подкормкой для рыбы.

Для защиты русских подданных в госпитале командирами стационеров была направлена охрана к христианской миссии. Только командир североамериканского авизо «Виксбург» Маршалл отказался в этом участвовать, сославшись на то, что не имеет инструкций от своего правительства на такой случай. И, видимо, караулы выставили не зря — появившийся утром капитан Исикуро, командир роты японского десанта, попытался войти в миссию, чтобы, по его словам, «взять русских в плен», но, видя матросов со стационеров, отказался от намерений.

К этому моменту японцы уже высадили в Чемульпо четыре батальона 23-й пехотной бригады 12-й дивизии с трех транспортов еще в ночь перед нашим боем. Нам стало известно это доподлинно через доверенное лицо капитана Сенеса, имевшее сношения с японцами. Благодаря его информации, полученной с определенным риском, я могу утверждать, что и остальные подразделения дивизии были вскоре высажены в чистой от льда бухте Асан. В этой бухте и порту Чемульпо были свезены на берег 16-й и 28-й полки 2-й пехотной дивизии, 37-й и 38-й полки 4-й пехотной дивизии 1-й армии генерала Куроки. Высадка их продолжалась в течение полутора недель с начала боевых действий. Для создания дополнительного причального фронта, пока вход в Чемульпо был затруднен, японцы притопили вдоль южного берега бухты Асан четыре судна, через которые и свозили на берег тяжелые грузы.

Утром, спустя сутки после боя, через японцев на стационеры поступила информация, что «Варяг» всё-таки прорвался!

Состоявшаяся поздно вечером встреча японского адмирала Того, экстренно прибывшего в Чемульпо с эскадрой крейсеров, и нашего посланника, действительного статского советника Павлова, прибывшего из Сеула, в присутствии командиров стационеров осудила действия комендоров «Асамы», приведшие к несанкционированному залпу. Но в вопросе о статусе русских в Корее стороны разошлись. Японцы всех считали военнопленными, европейцы же говорили о нейтралитете Кореи. Для уточнения позиции корейского правительства решили отправить поездом в Сеул курьеров.

К моменту начала обсуждения вопроса о минировании «Варягом» порта вернулись катера, уходившие на поиск спасшихся. Помимо тел погибших они доставили сигнальные шары и размокшие остатки глобуса с «Варяга», которые японцы в ходе боя приняли за мины.

Пока велись переговоры, всё тот же неугомонный японский пехотный капитан Исикуро явился с командой стрелков к борту «Паскаля» с требованием выдать ему всех русских. За отсутствием на борту командира капитана второго ранга Сенеса переговоры с сидящими в сампанах японцами с нижней площадки трапа вёл старший офицер. Когда при помощи переводчика на странной смеси английского и французского были озвучены требования японца, несколько находившихся на борту над местом переговоров французских моряков спустили штаны и продемонстрировали наглому Исикуро свои ягодицы. Таковая реакция экипажа «Паскаля» обусловлена тем, что снаряд японского первого залпа, которым был утоплен «Сунгари», перелетом лег всего в пяти кабельтовых от французов.

Ошивавшийся неподалёку на катере американский репортёр Джек Лондон посчитал это жестом русской команды, и с тех пор фотографию голых французских ягодиц на «Паскале» с подписью: «Ответ русских на японский ультиматум» можно видеть во всех фотоальбомах, посвященных Русско-японской войне, сразу после фотографии лежащей на борту «Асамы». В редакции его сообщение дополнили «историей» о том, что я якобы достал револьвер и готовился отстреливаться с «Паскаля». Две недели спустя они, конечно, дали опровержение в пять строчек, но даже столько лет спустя находятся желающие узнать подробности этой мифической истории и просят показать на фотографии, какой из голых задов мой.

Еще в нашу первую встречу с господином Лондоном на борту «Паскаля», куда он двумя днями позже прибыл взять у меня интервью, я ясно ему сказал, что в момент переговоров я и все остальные русские моряки были внизу, дабы избежать инцидентов. Позже, во Владивостоке, он извинялся за невольно пущенную им газетную утку, но эту птицу если выпустишь — уже не поймать.

Узнав о требованиях японцев по сдаче в плен, моряки с «Эльбы», дабы не ударить в грязь лицом перед французами и показать свою лихость, пришли на смену караула возле миссии с запасными комплектами формы. Уходящая смена увела с собой на их корабль восемь человек тех, кому дальнейшая помощь могла быть оказана и в корабельном лазарете.

К вечеру вернулись курьеры из Сеула с документом за подписью полномочного министра иностранных дел правительства Кореи, подтверждавшим право японцев брать в плен русских на территории Кореи. Французы и итальянцы заявили, что на их кораблях русские находятся вне юрисдикции Кореи и являются не комбатантами, а гостями. Того пообещал попросить сухопутное командование укоротить норов зарвавшегося Исикуро.

Как бы извиняясь за блокирование порта, он пообещал отпустить в Россию по мере выздоровления всех пленённых в Чемульпо в обмен на их обещание не участвовать в этой войне. Покидая внешний рейд, его корабли оставили двадцать четыре паровых катера для скорейшего поиска и расчистки безопасного фарватера. Чем они сперва и занялись, причем с интенсивностью заправской пожарной команды, а потом, когда эта небезопасная работа была выполнена, переключились на помощь в высадке войск.

Я два раз выходил на катере с «Паскаля» — наблюдать за действиями японских тральных сил. К их катерам на подмогу следующим утром подошли еще и шесть малых миноносцев, а позднее еще два. Поутру они связывались попарно пятидесятиметровым тросом с закреплённой посередине десятиметровой секцией противоторпедной сети с «Асамы». А потом методично, вплоть до самой темноты, утюжили водную гладь. Мощности катерных машин для срыва с якоря мин не хватало, поэтому при обнаружении мины они высылали к ней третий катер, ныряльщики закрепляли на ней несколько динамитных шашек, после чего катера спешно удалялись от места взрыва, утопив трос и секцию сети.

У миноносцев работа шла более споро, и часть мин они просто оттаскивали на мелкое место, где те сами собой всплывали вследствие достаточной для этого длины минрепа. Японцы их потом расстреляли из митральез. В целом действия японских моряков можно признать эффективными, за исключениием, пожалуй, большого количества простуженных ныряльщиков, о которых нам рассказывали возвращающиеся из госпиталя товарищи.

Японцы обвеховали район вокруг затонувших «Сунгари» и «Чиоды» и деятельно тралили только его. Отсюда я сделал вывод, что мой разговор с командирами стационеров стал неприятелю известен. Что подтвердилось дополнительно, когда командир французского крейсера Сенес сообщил мне через четыре дня после нашего боя, что японцы все наши мины уже обезвредили, общим числом около десятка, и поутру он может сниматься с якоря. Его интересовали мои дальнейшие планы, и чем он может нам еще помочь. Я же не смог тогда ему ничего вразумительного ответить, ибо был слишком подавлен тем фактом, что моя ненужная чрезмерная откровенность помогла противнику завершить тральные работы не за неделю или даже больше, а всего в трое суток.

Необходимо, однако, отметить еще один момент. Когда мы стояли в порту в ночь до боя, неподалеку от нас болталась на якоре и какая-то корейская джонка. Если бы не вонь рыбы, которую там готовили, я и не запомнил бы этого факта. Потом я видел этот же двухмачтовый кораблик у берега, когда мы высаживались после гибели канонерки, и кто-то из наших моряков удивился тогда глупости и беспечности корейцев, которые спокойно стояли на отмели почти что в границах зоны морского боя. Каково же было мое удивление, когда я в третий раз увидел эту грязную посудину в момент, когда к ней подошел и пришвартовался катер с японского флагмана! Мы с капитаном Сенесом, связав все эти факты, пришли к выводу, что все время рядом с «Корейцем» и «Варягом» находился японский соглядатай. И, по-видимому, его сведений о наших действиях до боя и во время оного хватило японцам для решения о тралении лишь одного участка фарватера.

А затем нас ждал тягостный удар. Наш добрый хозяин, командир «Паскаля», пряча глаза, передал мне газеты, в которых сообщалось, что все жертвы наши оказались, увы, напрасными. Наш красавец «Варяг» погиб в море, он затонул от полученных в бою повреждений. Причем из всей кают-компании уцелел лишь младший доктор.

Состояние как офицеров, так и команды нашей было тяжелым. Французы, спасибо им, поддерживали, как могли. Но что это было нам, глядящим на радостное оживление врагов, хозяйничающих на рейде и в порту. Один из моих офицеров едва не свел счеты с жизнью. Бог отвел. Осечка приключилась.

К концу недели нашего сидения на «Паскале», а Сенес не спешил с уходом, так как меня заботила проблема наших раненых, в порту было не протолкнуться от японских транспортов. Причем высадку они поначалу вели, как я уже писал, и в бухте Асан, несколько южнее порта. Расстояние от нее до Сеула немногим более двадцати километров, причем две трети пути по вполне приличной грунтовой дороге.

Вскоре мы увидели среди входящих транспортов и вооруженные пароходы под военно-морским флагом, что навело меня на мысль о том, что флот также включился в десантную операцию ради ее ускорения. Появление в порту нескольких крейсеров с палубами, забитыми солдатами, немедленно начавшими переправляться на берег, окончательно убедили меня в том, что японцы сумели втайне от нас подготовить к десанту такое множество войск, что для их переправы им уже не хватает пароходов.

Конец ознакомительного фрагмента.