Пути океана: зов глубин

Алекса Райт (2024)

Селин де Круа — юная виконтесса без наследства и власти. Чтобы вырваться из лап тирана, она бежит с умирающего континента на загадочный остров. Глава экспедиции — капитан Витал, узнает в девушке свою любовь — таинственную русалку, что приходит к нему во снах. Есть ли за внешним сходством что-то больше? Или виконтесса — лишь высокомерная аристократка, которая не осознает, на какой путь вступает в действительности? История о любви, предательстве и пути к себе в изуродованном мире политических интриг и страстей, где даже грозные пираты на горизонте — не самое большое зло. Для широкого круга читателей.

Глава 2

Мечты и кошмары

Красота пронизывает каждую клетку тела.

Серебряные и золотые птицы сверкают на солнце механическими крыльями и взмывают в бездонные небеса.

Его сапоги мягко отпружинивают от пушистых холмиков изумрудной травы, и Витал щурится, ослепленный блеском. Он следует за звенящей стаей до тех пор, пока не оказывается у обрыва на самом краю острова, что парит в облаках. Глянцевые русла синих рек сливаются книзу и исчезают в далекой белой дымке под ногами.

Страха нет.

Есть только бесконечная свобода ветра, и, запрокинув голову, Витал ловит ее расставленными руками.

За спиной слышится знакомая музыка с новыми нотами чистейшего сопрано. Она обгоняет его секундную нерешительность, играет и свивается с самим воздухом пестрыми нитями.

Капитан оглядывается.

Словно часть фантастической симфонии, позади мерно звенят сияющие разноцветные шестерни и зубчатые колеса. Доселе неведомая мелодия рождает приятное волнение и вдохновляет чудом и тайной.

Вперед!

Шаг к краю обрыва — и из-под ног взлетают отрезки уходящего в небо чертежа. Еще шаг — к ним присоединяются новые штрихи, и давний набросок обретает новые проекции. Витал улыбается и закрывает от счастья глаза. Руки рисуют в воздухе и вынимают из небытия рождение неведомого, но отчаянно знакомого. Взмах за взмахом — и одной силой мысли перед ним в мельчайших подробностях из столбцов вычислений прорываются в реальность элементы того самого эскиза, что ему видится из раза в раз.

Совершенные гармония и равновесие, что он так долго ищет и все никак не может найти, становятся материей и конструкцией.

Вот он поднимается на палубу, чей каркас складывается из многочисленных сопряжений формул и числовых величин и стекает вверх выверенными линиями чернил по клочьям исписанной бумаги. Пальцы касаются нарисованных бортов, и они мгновенно становятся материей в реальности: его идея обрастает лоснящейся на солнце древесиной.

–…Капитан…

Знакомый голос доносится издалека. Из другого мира.

И убивает его симфонию.

Палуба под ногами перестает существовать.

Тщетно хватаясь за поручни, он проваливается и летит вниз, к далекому солнцу на глади моря.

Но он полон надежд.

Он знает, что и там его ждут.

Небеса оказываются у ног. В безмятежном полете Витал складывает руки над головой и стрелой пропарывает толщу вод.

«Где ты? Ты видела, Уна? Посмотри, наконец я это создал!»

Две сияющие звездочки в черноте воды зигзагом поднимаются из глубины к самому его лицу. Глаза морской девы смеются, улыбка серых губ обнажает очаровательную щербинку между зубов, а руки накладывают на него охранный жест.

«Моя милая девочка, я падаю в бездну, чтобы принести тебе жемчуг, кораллы, актинии и морские звезды. Тебе будет чем поиграть».

Взмахи ладоней продвигают Витала все глубже, мысли его и чувства заняты русалкой, и мерцающее дно все приближается и манит. До поверхности слишком далеко. Но он спокоен, он доплывет.

Большие хитрые глаза оказываются прямо напротив. Она избегает прикосновений и вьется пестрой змейкой вокруг. Шипы на плавниках русалки жгут и колят, но Витал ловчее. Он прижимает ее к своей груди и целует, языком нащупывая милую щербинку на передних зубах. От соленого жгучего поцелуя сыплются вверх жемчужины воздуха. Глаза закрываются в согласии отпустить сознание в вечный простор океана.

«Дыши со мной», — показывает знаками дева.

Она нежно кусает кончик его языка, и радость дыхания наполняет хмельное тело.

Над ними медленно кружит косяк крупных рыб, одаривает тусклыми бликами серебряных боков.

Словно коридор между мирами.

«В ночном небе я уже видел много глаз, похожих на твои. Однажды мы вместе будем читать их, обещаю».

–…Витал! Д-дафна?! Ты что творишь!!! А ну слезай с него сейчас же! С ума сошла?..

Проклятье! Эти голоса! Вода выплевывает его на грязный берег другой, ненавистной, реальности. Вместо симфонии в ушах гремят барабаны. Тело становится ватным. Возвращается злая мигрень.

«Уна?..»

–…И ты этой дряни нанюхалась, что ли?.. Ой-ой, прикрой срамоту-то!..

Солнце бьет прямо в глаза. Голову и грудь пронзает боль. Мучительно щурясь, Витал пытается разглядеть что-либо вокруг в едком пороховом дыму. Горят корабли. От боли хочется разрыдаться.

— А я не… дышите же, родненький! Фаусто, ну хорош зенки на меня таращить!

«Нет!»

Изо всех сил Витал сбрасывает с себя изуродованные картечью тела и приподнимается на трясущихся локтях. Ему в лицо смотрят мертвые глаза молодого корабельного плотника. Совсем мальчишка. Из разорванного рта его медленно ползет красная пена. Дрожащие пальцы проводят по лицу и закрывают глаза мертвеца.

Как и тысячи раз прежде, как и всегда, немой крик застревает в горле, когда он остается единственным живым среди десятков тел вокруг.

«Нет!!!»

Вместе с головной болью сознание возвращается в грязную кальянную.

* * *

Лучше бы воды подали.

Но нет, они его трясли.

Отдать распоряжение: впредь никогда в кальянных с ним так не поступать…

— Дафна, целоваться с капитаном?! Да слезь ты уже с него! Иди-иди, окна давай открывай!

— А может я воздух в него вдувала… Живой он! Живой! — послышался радостный девичий голос.

Он не помнил, чтобы расстегивал рубаху накануне, и теперь онемевшие с дремы пальцы безуспешно пытались нащупать пуговицы. От пережитого мутило. Пересохший рот жадно глотал воздух. — Витал, тихо, тихо… Все хорошо. Мы в Вердене. Воды хочешь?

Из дымного сумрака выступил смуглый черноволосый молодой мужчина с повязкой на кудрявой голове и витиеватыми рисунками на точеных скулах. Восточная красота его отдавала такой нервной надменностью, что, казалось, передалась даже видавшей виды кружке.

— На, попей. И давай поскорее убираться отсюда, пока и нас опять не потащило в этот твой дурман. Ох и смрад… Непонятно, почему эту отраву прозвали «черным молоком»? Больше напоминает какую-то смолу… — Моряк брезгливо покрутил в руках кальян и подбоченился: — Дафна, да открой ты скорее еще одно окно! Уж до того в глазах двоится — и прям с порога! — что мерещатся чудища в трещинах стен этого притона… А… — молодой человек хитро прищурился и навис над спутницей, — так вот как действует эта дрянь… Тебе, похоже, привиделась свадьба с нашим бедным капитаном, да?.. Помилуй, он слишком молод, чтобы попадать в такую кабалу…

— Фаусто!!! Заткнись!!! Че ты врешь! Капитан, ей-ей, брешет он все! Никаких свадеб не было! Это он сам нанюхался, вот и бредит! Да!!! — покрасневшая до корней рыжих кос Дафна сорвалась на отчаянный визг.

Квартирмейстер же едва не расплескал протянутую кружку под градом тумаков от разъяренной юнги.

— Угомонись! — засмеялся моряк. — Я пошутил. Правда-правда…

Пару шлепков он все же для приличия пропустил, иначе девчонка не оставила бы его в покое, и примирительно поднял руки.

Давясь, Витал жадно пил и расфокусированным взглядом все пытался отыскать чудовищ Фаусто в стенах кальянной, заполненной сизым с прозеленью туманом.

Дым висел среди обшарпанных стен с аляпистым орнаментом, лежал на разноцветных засаленных подушках, клубился, словно в раздумьях, перед грязными окнами с неопрятными занавесями.

Наконец юнга открыла окно.

Воздух с улицы всколыхнул ветхую ткань штор и охладил взмокший лоб капитана. Впрочем, ворвавшийся сквозняк даже с натяжкой нельзя было назвать свежим: вонь горящей мертвечины, казалось, отравила собою всякий кислород.

Проклятый пропахший смертью город! Время до отплытия «Крылатого Марлина» тянулось уже несколько мучительных дней вынужденного простоя. Царящее вокруг уныние и безысходность будто начали прорастать и в самом капитане. Убраться бы отсюда, да поскорее!

Пара солнечных лучей выхватила из полумрака на столе пыльные бутылки из-под приличного вина, а также листы бумаги с нечитаемыми каракулями и дурно сделанными рисунками. То и дело откидывая взмокшие пряди с глаз, капитан рассеянно их собрал и как мог аккуратно засунул в карман расстегнутого бушлата.

Перед капитанским носом возник крохотный пузырек синего стекла.

— Маркиз велел вам передать и немедленно употребить. Беспрекословно.

На слове «Маркиз» глаза юнги помрачнели, однако указание отчеканила она твердо. Ухватить снадобье удалось не сразу, с крышечкой тоже пришлось повозиться, а от пакостного вкуса захотелось немедленно умереть и отмучиться.

Однако в голове мгновенно прояснилось, и капитан хмуро потер лицо. В его сознании пропали всякие цвета и фигуры, и осталась только мерзость будней.

За окном раздавался одинокий стук колотушки чумного доктора.

— Пошли уже, — в голосе квартирмейстера послышалась озабоченность. — Дались тебе эти чертежи, Витал!.. Пустая трата времени! Сам знаешь, что Гильдия сейчас не выделяет деньги на всякие изобретения. Впрочем, невелика беда. За грузовые и пассажирские рейсы всяко больше платят…

— Угу. Потому и топчемся на месте. Но как долго мы продержимся на плаву с таким подходом? Разве не наши изобретения сделали Гильдию Мореходов великой и славной, м? — Витал сердито отобрал у Фаусто обнаруженный за кушеткой лист с поломанной сеткой линий неудавшейся проекции. — Я просто так не сдамся. Не на того напали… Не забывай, они ведь в прошлый раз утвердили мои предложения по улучшению фрахта и расположению орудий на судах. Да и к инженерным зазывают до сих пор…

— Ага, но сколько крови попили?.. Дело твое, конечно. Ой, а я говорил, что когда ты сильно умничаешь, то похож на этих верденских аристократишек из квартала богачей? Вылитый прям!

Квартирмейстер исполнил шаткий поклон и каверзно зыркнул на капитана.

— Ну знаешь… — Витал сощурившись, недобро повел головой, и тон его приблизил Фаусто к очередному штрафу за нарушение субординации.

— Ничего он не похож! — вмешалась Дафна и затараторила, загибая пальцы: — Они толстые, старые, страшные и бледные! Как донные кораллы! Вот! И у них нет никаких татуировок! Совсем! И кольца они в ушах не носят, а только на пальцах! — Отставить, Мормышка, — капитан продолжал что-то искать и раздраженно похлопывал рядом с собой на кушетке. — Ближе к делу. Когда выходим в рейс? Решительно не соображу, какой сегодня день…

Фаусто сложил руки на груди и кинул осуждающий взгляд, особенно выразительный не то из-за густой сурьмы на веках, не то из-за негодования.

— Что? — замер Витал.

— А в двенадцать пополудни! Сегодня!

Капитан подскочил, глянул на карманные часы, бросил несколько золотых на стол и резко развернулся к выходу. И как это он так потерялся во времени? Никогда такого не было. Столько же дел до отплытия… Из скверно начищенного медного зеркала со стены на него глядел осунувшийся незнакомец.

Плачевного вида.

Губы его были поджаты, тяжелый взгляд в обрамлении темных кругов под глазами не мигая смотрел в отражение и, казалось, искренне ненавидел собственную выгоревшую на солнце растрепанную шевелюру.

Витал в недоумении коснулся светлой густой щетины на скулах, из которой словно волны поднимались узоры гильдейской татуировки. Точнее, знаки его отличия. Неужто зря он столько времени уделял ежедневному тщательному бритью? Сейчас отчего-то капитан выглядел куда солиднее и старше — лет на тридцать с лишним.

Все еще рассерженный на себя самого, Витал спешно собрал волосы в тугой хвост, нахлобучил треуголку и одернул привычным жестом бушлат.

— На выход! — рявкнул он в сторону пыльных занавесей у двери.

Утренний свет прорезал тучи и больно ударил по глазам.

Но каблуки сапог бодро застучали по брусчатке в направлении пристаней. Прохожие, грузчики, торговцы, горожане и хмельные с самого утра леди нескромных манер поспешно расступались, освобождая дорогу, и неприкрыто глазели на членов Гильдии Мореходов вдали от порта. Квартирмейстер и юнга едва поспевали следом.

— Фаусто, все готово?

— Так точно!

— Оборудование?

— На эскадре все проверено. Заменили грот-брамселя на «Фурии». Шлюпки на «Золотых Песках» привели в порядок. Такелаж «Крылатого» в идеальном виде, — запыханно послышалось позади.

Сырой ветер с моря гнал по небу рваные серые облака. Сердитые волны пылили, и на порт Вердены задушенной горечью погребальных костров шла соленая свежесть.

Шум прибоя мешался с гомоном мореходов.

Стоящие вдали на якорях суда скрипели такелажем, и крикливые чайки белоснежными росчерками разбавляли жизнеутверждающую какофонию единственного бойкого места в городе, проклятого чумой.

— Ремонтные материалы?

— Полный комплект, я ж докладывал.

— Что с накладными?

— Сработал на опережение, слышь. Я этим бездельникам фунт сургучу так и выложил вместе с документами. Сколько недель мы тогда якоря вымачивали, дескать, больно много бумаг у нас, и сургуч кончился?.. Крысы канцелярские…

— О. Это ты ловко придумал!

Взгляд выхватил из толпы торговку пирогами в грязной повязке на лице, из-под которой проступали черные язвы. Бедняжка из последних сил нахваливала товар шарахающимся от нее бледным юнцам в потертых камзолах. Однако какой-то моряк в лихо сбитой на затылок треуголке сидел на ящике и за обе щеки уплетал местное угощение.

— Провиант?

— Погружен. Капитан, а можно помедленнее? Мы за тобой едва поспеваем…

Ноги в высоких сапогах загремели по дощатому настилу порта, и Витал вдруг свернул в неприметную дверь под вывеской «Чай, кофе и другие колонiальные товары».

Команда привычно осталась снаружи.

Словно шкатулка с секретами, крохотная лавочка сплошь состояла из коробок, ящиков, сундучков, колоннами подпирающих темные от времени потолочные балки. Дух драгоценного кофе десятков обжарок, всевозможных чаев и специй словно по волшебству вернул Витала в доброе расположение духа.

— А что, открыта ли мастерская? — после учтивого приветствия спросил моряк хозяйку, дородную пожилую даму в монокле за прилавком-конторкой.

— Как же, как же, любезный капитан Витал. Для вас мастерская открыта всегда. — Мадам Моник положила на прилавок небольшой сверток в хрустящей бумаге с нарисованным драконом. — Это вам в знак нашей признательности за содействие в соблюдении торговых договоров на Морском Шелковом Пути. И еще вот. — Рядом возникла огромная бутыль с черным мерцающим порошком.

— Сударыня, право, то была сущая малость в сравнении с той пользой, которую несут всем нам ваши товары и ваше искусство, — он тепло улыбнулся и приподнял треуголку.

Дюжина лет тут же покинула лицо хозяйки. Румянец проступил сквозь белила на ее полных щеках, и торговка извлекла из-под прилавка маленькую коробочку с тонкой золотой вязью.

— Акифская сурьма редчайшего состава, из самой черной сажи, — понизив голос, чрезвычайно важно отрекомендовала она, обмахиваясь видавшим виды веером с рваным кружевом.

Витал повертел коробочку в руках и сунул за пазуху.

— Вы не перестаете меня баловать, — искренне улыбнулся он и деликатно поцеловал ей руку.

— Всегда удивлялась, зачем она вам. Вот уж не поверю, что без сажи на веках вы не такой красавец…

Капитан снисходительно улыбнулся:

— Польщен. Однако данная «сажа» — не для красоты. Она бережет глаза от солнца, отраженного водой.

Мадам Моник коротко и совсем по-девичьи вздохнула и, нажав на невидимую педаль, указала на ковер в самом дальнем углу лавки.

— Благодарю, дальше я помню! — Витал элегантно приподнял треуголку и посмотрел в глаза торговке. — Мне понадобится лишь несколько минут.

Перехватив гостинцы поудобнее, он аккуратно сдвинул ковер и распахнул дверь вниз.

* * *

В темной мастерской пахло грубым льняным маслом и растворителями.

Витал на ощупь нашел рычаги, и из потайных ниш сверху полился мягкий дневной свет.

По-хозяйски оглядев просторное подполье, капитан заложил руки за спину и пошел вдоль стен. Его взору предстали точнейшие копии мировых шедевров: Винардо, Терберг и Рембранди, Канато и Ваттуар… Витал прищурился — пестрых цветов было все еще слишком много для его чувствительных глаз.

Он деловито пролистал стоящие стопками подрамники в тени у стен, иногда бросая: «Божественно!», «Уна, ты бы видела!» и «Золотые руки!».

Вдоволь насытившись, он развернулся к чему-то огромному посередине помещения и рванул на себя стоящий дыбом холст.

На неотесанных высоких козлах перед ним возвышалась массивная заготовка носовой фигуры для «Крылатого Марлина». Виталу показалось, что он уже видит, каким будет результат и мечтательно сощурился.

На столе у стены сверкали начищенными шестеренками хронометр, секстант и часы на цепочке. Удивительно, как подобное достояние Малого Орфея, острова Гильдии Мореходов, оказалось здесь, в святая святых черного рынка. Все приборы он скоро замотал в мягкую замшу, переложил в заплечную сумку и двинул к выходу.

Время поджимало.

* * *

— Сударыня, я категорически доволен рисовальщиками! Клянусь, спустил бы годовой бюджет собственной флотилии на все холсты до единого! Да простят меня мастера, но Винардо вышел получше оригинала…

Мадам Моник заговорщически захихикала в кулачок и бережно вернула ему тубусы с подлинниками.

— Что же. Везу заказы адресатам, — Витал любовно огладил пожелтевшие кожаные чехлы для сокровищ мировой живописи. — Ну а вы, стало быть, смело выставляйте все на торги. На Вердену вернусь нескоро, а зная вашу бережливость, за жалованье рисовальщикам могу не волноваться. Уж, поди, оставите и мне, босяку, чего-нибудь?..

— Ишь каков пройдоха! — старушка легонько шлепнула веером капитанскую грудь и зарделась от белозубой улыбки. — Храни тебя Всеведущий. Или кому еще ты там молишься, мой мальчик…

Витал направился к двери, когда услышал голос Дафны.

–…А ведь обещал больше не ходить в эти гадюшники кальянные…

–…Все этот чертов Бравелин. Забыть такое чай только в этом чаду и можно… — послышался ответ Фаусто.

Дверной колокольчик звякнул позади, и дверь лавки захлопнулась. Шум близкого порта вновь напомнил о спешке и делах. Ожидавшие у входа Фаусто и Дафна резко прервали разговор и посмотрели на капитана.

— Перемыли мне все косточки или как? — ответом стали виноватые взгляды и поджатые губы, — На чем мы остановились… Хм… Что Маркиз?

— Да как обычно, первый из нас наготове, — ответил Фаусто, — Лекарства загружены. У ремонтных даже у кого-то обморок случился, когда он проверял готовность расходников.

— Обзывался дохлыми слизняками! Хоть к морскому дьяволу на рога сказал, только поскорее бы отсюда свалить, — возмутилась Дафна. — Тот случай, когда даже я с ним согласная.

Она отчаянно поморщилась и покосилась на скрипевшую мимо них огромную телегу, груженную мешками, в которых угадывались очертания человеческих тел.

— Нет причин для страха. Ты же знаешь, что никто из наших не может заразиться чумой. По крайней мере, так утверждает Маркиз.

Витал старался, чтобы голос прозвучал предельно уверенно и непринужденно.

— А все Священный Альбатрос! Мы под его защитой потому что, — Дафна даже приосанилась и закинула за спину выбившиеся из-под шляпы рыжие косы.

Фаусто хохотнул и закатил глаза.

Витал жестом прервал веселье:

— Грузы? Пассажиры?

— В процессе погрузки. Высоких господ ожидаем ко времени. Но как пить дать опоздают. Как обычно, все важные шишки плывут с нами на «Крылатом», ихняя свита и барахло распределены по бортам…

— Дафна, прошу, сделай так, чтобы они остались довольны. А не как в прошлый раз.

Веснушки и полосы татуировок на девичьем личике вдруг потерялись в гневном румянце.

— Не, погодите-ка, капитан! А откуда мне было знать, что господа не изволят выносить ночные вазы самолично-то?! Че у них, руки отсохнут?! Да пусть на гальюн ходют, как все, чай не во дворцах своих!.. И вообще, пусть этим занимается Лукас!!! Он ведь тоже…

–…Лукас хоть тоже юнга, но не так сильно проштрафился, как ты, Мормышка, — с плохо сдержанной улыбкой перебил ее Витал.

Ответом стала недовольная рожица. Но все же Дафна утвердительно кивнула и сердито надвинула шляпу на глаза.

Капитан зашагал вперед, и улыбка покинула его лицо.

Аристократы на корабле гарантировали головную боль.

Лишенные всяческой дисциплины знатные пассажиры нередко считали себя вправе устраивать дебоши со скандалами, задавать лишние вопросы и влезать в устои мореходов со своими представлениями. И только его сдержанность и способность находить к ним подход без жертвования принципами были причиной отсутствия кляузных рекламаций и дальнейшего изнурительного обмена рапортами с Гильдией до выяснения.

…Впрочем, за такие рейсы и плата была в разы выше… А статус перевозчика важных шишек давал многие преференции и влияние в Адмиралтействе.

Витал вздохнул и поправил треуголку.

* * *

На подступах к кораблям порт превратился в растревоженный муравейник.

Пыльные грузчики, такие же выцветшие, как и их бесконечные мешки на спинах темных от пота рубах, переругивались и все норовили пройти покороче до бортов своих судов. Телеги скрипели оглоблями, в которых выгибались лошадиные шеи в поиске обхода внезапно перегородившего дорогу бревна. Юнги, что дождевые ручейки, просачивались промеж спин господ и с важно выпяченными татуированными подбородками крысенышами шмыгали по сходням.

Как всегда, высокопоставленные пассажиры задерживались в последний момент, а в порт прибывали новые грузы, неучтенные в описи.

Гильдия конечно же добавит свой штраф за превышение простоя, но как быть с тем, что из-за опоздания соблюсти сроки с перегруженными судами становится гораздо сложнее? Капитан, уже охрипший от выкриков приказов, стоял у сходней с заложенными за спину руками и пытался сохранять спокойствие.

Наконец из окружающей суеты показался небольшой отряд гвардейцев, сопровождающих, по всей видимости, его пассажиров. Светловолосый паренек с пышными вьющимися локонами и не менее пышным жабо, выглядывающим из под расшитого золотом камзола активно и восторженно жестикулировал. Рядом с ним в роскошном дорожном платье шла миниатюрная леди. Глаза ее почти полностью скрывали широкие поля шляпы с перьями. При этом аристократка то и дело подносила к лицу кружевной платок.

Судя по всему — типичная избалованная дворянка. Из тех, кто боится лишний раз оскорбить свой взгляд о чумазых потных портовых грузчиков и прочей черни. А платок защищает высокородные ноздри от запахов честного труда морского народа.

Заранее прикидывая, сколько же претензий от этих двух напыщенных шишек ему предстоит выслушать за весь период трехмесячного плавания, Витал потер переносицу. Процессия приблизилась, и капитан почтительно приподнял треуголку и замер в полупоклоне согласно установленному Кодексу:

— Гильдия Мореходов в моем лице приветствует Ваши Светлости, принц де Сюлли и виконтесса де Круа. Извольте подняться на борт «Крылатого Марлина». Все готово к отплытию, господа.

Вышло довольно формально, но Витала это совершенно не заботило. Отплытие задержалось почти на час из-за этих двоих, и, по его мнению, гости не заслужили особого радушия.

— Сердечно благодарим вас! — ответил блондин и лучезарно улыбнулся. — Это же вы капитан Витал Агилар?! Тот самый, что возглавляет нашу поистине историческую экспедицию? Для наших задач сам герцог выбрал вас как одного из лучших и с блестящими рекомендациями…

Оценивать качество похвалы не хотелось, да и было некогда.

— Так точно. В пути по всем вопросам прошу обращаться ко мне.

— Ха-ха-ха! Я представлял вас совершенно иначе: деревянная нога, седая борода, повязка на глазу, крикливая птица на плече… Моя дорогая кузина, да взгляни же: вот они, настоящие мореходы! Корабль, дух приключений!..

Витал уставился в упор в широко распахнутые глаза де Сюлли-младшего. При всей проницательности и знаменитой моряцкой интуиции ему не удавалось понять: была ли то попытка оскорбить, либо это все — искренность на грани наивности.

— Да-да, премного впечатлена, — послышался бесцветный голос из-под шляпы. Виконтесса замерла, обернулась в сторону города и в очередной раз прикрыла лицо платком.

Она взошла на борт, проигнорировав руку, протянутую капитаном.

Высокомерие чистой воды.

Де Сюлли-младший едва ли не вприпрыжку устремился за сестрой.

Что ж. Этот рейс обещал быть долгим. Очень долгим. Но ему доводилось перевозить и более напыщенных субъектов из Вердены. Так что Витал уже было выдохнул, когда из толпы гвардейцев вышел армеец в полном облачении тяжелой брони и уверенно загромыхал к сходням.

Ладонь Витала легла на бронированное плечо, заставив вояку попятиться и развернуться. О сталь гвардейской кирасы клацнули увесистые ножны клеймора.

— Любезный, рейсом ошиблись?

— Я это… Там у вас отмечен как профессор де Фонтенак, — небрежно рыкнул вояка.

Витал смерил его взглядом. И преградил проход. — Армеец, если ты профессор, то я Святой Арканиус, — отчеканил капитан, глядя прямо в прорезь в шлеме — туда, где полагалось быть глазам. Рукавица в чешуе тяжелой брони лязгнула, снимая головной убор. C испещренного плохо зажившими шрамами лица на Витала уставились горящие глаза. Ничего хорошего они не выражали.

Как, впрочем, и ничего профессорского…

— Пошел вон, говорю, — спокойно повторил Витал и тут же свистнул на марс рассевшимся было поудобнее морякам-зевакам. Юнги метнулись вверх по канатам, готовя «Крылатого Марлина» к отплытию из порта.

В повисшей паузе вдруг загалдели гвардейцы сопровождения. Их уже начали обступать моряки. Действительно, самое время померяться, чья же правда сильнее: морская или сухопутная. Часовое опоздание становилось полуторачасовым, и Витал мрачно высчитывал узлы, чтобы поспеть к конечной швартовке в срок.

— Капитан Витал! Благодарю за бдительность, но не извольте беспокоиться. От лица фамилии де Сюлли приношу свои извинения: мы заведомо не успели оповестить о замене пассажира. Брут Рувар, глава охраны, Лига Доблести, в нашей свите вместо профессора де Фонтенака. Посему будьте так добры, оставьте гостя в покое и позвольте ему подняться на борт.

Ледяная учтивость в женском голосе с верхней палубы «Крылатого», заставила капитана процедить «добро пожаловать» и пропустить новоявленного пассажира.

Мордобитие стенка на стенку отменялось. Толпа зевак и гвардейцев начала редеть.

Витал сделал несколько росчерков в бумагах и взбежал по сходням. В клацании якорной цепи на подъеме уже звенела радость. Малейшее отклонение от графика капитан справедливо считал дурным знаком.

* * *

Ветер крепчал. Игривые волны ощутимо покачивали корабль.

Континент остался далеко позади, и разглядеть его даже с помощью оптики уже не представлялось возможным. Витал сложил подзорную трубу и наконец вздохнул полной грудью. Несколько дней в душном порту Вердены показались вечностью.

И казалось, что даже сами корабли эскадры: «Золотые Пески», «Фурия» и «Лентяй», так же почувствовали долгожданную свободу и лихо шли на всех парусах, отливающих розовым золотом на фоне темнеющего неба. Совсем как на полотнах лучших маринистов.

Витал устало сощурился на предзакатное солнце, плотнее надвинул на лоб треуголку, что все норовила слететь от порывов ветра, и направился в капитанскую каюту. Его ждала возня с судовым журналом, кучей бумаг и винтами на секстанте. А позже неплохо было бы опрокинуть бокал хорошего согревающего портвейна…

До его слуха внезапно донесся женский всхлип.

Тонкая фигурка в бирюзовом платье свесилась через борт. Руки ее беспомощно подрагивали, вцепившись в поручни. Поднявшаяся качка поставила верденскую аристократку в самое плачевное положение.

Поминая недавнюю надменность виконтессы, Витал не сдержал усмешку. Что ж, морская болезнь безразлична к титулам и статусам. Однако если вверенной ему пассажирке и суждено свалиться за борт, то уж точно не с палубы его «Крылатого».

Как назло, вокруг не было ни души. До чего нелепое положение: стоять возле высокородной дамы с натянутой дружелюбной улыбкой в ожидании, когда же ее наконец отпустят спазмы морской болезни и оберегать от падения. Будто у него мало других забот.

Только нечеловеческая выдержка и воспитание не дали ему прокомментировать ситуацию. За что Витал себя мысленно крепко похвалил.

В этот раз шляпы на аристократке не оказалось. Ветер же, и так изрядно потрепавший изысканную высокую прическу, очередным сильным порывом уничтожил ее вовсе и совсем неучтиво заиграл каскадом длинных светлых волос.

Неожиданно для себя самого Витал подхватил развевающиеся пряди, что буквально сами устремились в его ладони. Мягкость шелковых волн парализовала. Прохладными струями они будто пролились между смуглыми пальцами. Такие светлые, такие неуловимо-гладкие…

Едва виконтесса успела утереться платком и разогнуться, как в тот же миг качка вместе с порывом ветра впечатала бедняжку прямо в грудь капитана. Витал едва удержался на ногах, увлеченный распутыванием собственной кисти из длинных волос пассажирки.

Более нелепой ситуации в своей жизни он припомнить не мог.

Леди что-то прошипела, но ее слова унес очередной порыва ветра. Витал собрался было сгладить неловкость беззлобной мореходной шуткой, когда перевел на глаза на девушку…

…И остолбенел, как если бы увидел призрака.

Ее лицо…

— Уна?!

Его Уна.

Здесь, прямо на борту «Крылатого Марлина».

Во плоти.

Огромные голубые глаза на совсем юном фарфорово-белом лице, окруженном волнами светлых, невозможно-светлых волос. Аккуратные, чуть поджатые пухлые губы…

Мир застыл мазками неизвестного художника, чья кисть подчинила само время ради невысокой светлой фигурки на фоне предзакатного морского пейзажа.

Шум волн и ветра накрыла тишина, в которой грохотало сердце.

Между тем его Уна билась в руках злой птицей. И как бы ни растерялся Витал, возмущенное шипение вернуло его в реальность:

— Какой скандал! Отпустите меня немедленно!..

— Мои извинения… Сам не знаю, как так вышло… Это все ветер… И качка… Вы только не подумайте… Я ведь просто хотел помочь, пока вы… э-э-э… И чем старательнее Витал выбирал слова, осторожно высвобождая собственное запястье, тем больше возмущения отражалось на лице пассажирки.

— Вам плохо от морской болезни. Но так бывает почти у всех с непривычки. Это совершенно не опасно…

Наконец Виталу удалось высвободиться. Девушка резко отпрянула и начала сердито свивать волосы в косу.

Он же судорожно нащупал во внутреннем кармане бушлата фляжку с ромом и извлек. Дрожь в руках очень кстати унялась.

— Вам стоит выпить чего-нибудь крепкого. Рому, например. Полегчает немедленно…

— Вы. Мне. Предлагаете. Пить. Ром. Из горлышка. Вашей фляги?!..

Крайняя степень удивления в голубых глазах сменилась на негодование оскорбленной высокородной дамы.

До Витала же вдруг дошло, как в действительности абсурдно все выглядит со стороны.

Да что он творит? Должно быть, в ее глазах он — не просто какой-то мужлан, а из тех негодяев, что распускают руки и пользуются служебным положением…

Витал нервно сглотнул. На верхней палубе по-прежнему никого, кроме них, не было.

— Будет лучше, если я провожу вас в каюту, миледи. Ветер и качка…

Виконтесса демонстративно шагнула назад и произнесла:

— Я сделаю вид, что восприняла ваше непристойное поведение, как эдакий… эксцентричный жест гостеприимства. А вовсе не хамство и форменное панибратство. Настоятельно рекомендую впредь воздерживаться от подобного. Или командование Гильдии Мореходов получит донесение о безобразном обслуживании и взыскании соответствующего чинам и званиям штрафа. Надеюсь, мы с вами друг друга поняли?

В завершение тирады, произнесенной самым ледяным тоном, Витала с ног до головы смерили надменным взглядом. Замешательство капитана было столь велико, что с ответом он не нашелся.

— Прекрасно! Могу ли я доверить вам распоряжение подать мне в каюту чаю с жасмином? И будьте добры, побыстрее!

Она видит в нем обслугу? Вот как?!

Витал так и стоял, не в силах тронуться с места от удивления.

— Это все, капитан, — с гордо поднятым подбородком проговорила миледи и, подобрав юбки, шатко направилась к себе в каюту.

Отрезвленный сказанным, Витал проводил ее взглядом и выдохнул:

— Вот это я ошибся…