Собирая волшебные осколки

Алексей Антонов

Собрал осколки из моей жизни с 4 лет до 21 года. Наверно, это первый период в жизни, потом начинается второй, за ним третий… Про них и писать не хочется.

© Алексей Антонов, 2025

ISBN 978-5-0065-3062-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От четырех лет до Омсукчана

«Семнадцать мгновений весны»

Вечер. В квартире темно. Яркий экран черно-белого телевизора освещает часть комнаты. Я сижу то ли на кресле или диване с мамой, то-ли на горшке, сейчас это уже не так важно. Главное процесс. Я внимательно смотрю фильм, хит того времени 74-75-ых годов: «Семнадцать мгновений весны». Я отлично различаю наших и врагов. Добрых и злых героев.

Вот, радистка Кэт, смогла не без помощи добрых людей выбраться из роддома с двумя грудными младенцами на руках. За ней гонятся злые фашисты. Но не все они злые. Есть добрые порядочные немцы. Один солдат, лежавший в этой больнице, заступился за нее, выхватил пистолет и стреляет в автобус, где едут злодеи. В ответ в него стреляют, три пули попадают ему в плечо, и он медленно падает. Понятно, что герой погиб. Серия заканчивается, пора спать.

Обычный день

Утро. Мы одни. Мама и папа, по-видимому, на работе. В окно на кухне врывается яркое летнее солнце.

Чем бы заняться? Надо начать пить. С утра выпил, весь день свободен-такой поговорки мы, конечно, с братом не знали, но нутром чувствовали, что так бывает. Находим пустую бутылку и пару пластиковых пробок, такими какими обычно закрывают портвейн. Мы их используем как стаканы. Прямо из-под крана наливаем в них воду. В итоге вино есть. Что—то говорим друг другу и выпиваем. На душе становится хорошо. Еще по одной рюмочке и вот нас уже шатает. Мы ходим, падая на пол. Пол чистый, половые доски окрашены в коричневый цвет, никакой плитки и линолиума, всё природные натуральные материалы. На кухне просторно, минимум мебели. Стол, двухкомфорочная газовая плита, тумбочка, раковина, пара подвесных шкафов. И все.

Перемещаемся в свою комнату. На полу на четырех ножках стоит радиола или проигрыватель. Пластинки тут же лежат рядом. Включаем нашего любимого итальянского певца Робертино Лоретти. Мы как можем подпеваем ему. Утренник на этом заканчивается.

Пора на улицу выйти, узнать, как там дела.

Выходим. Кроме нас больше никого нет, все сидят по квартирам. Взбираемся на большой плоский как стол пожарный водоем. Это такое специальное сооружение, резервуар для воды, в диаметре метров 15, высотой примерно 50—90 сантиметров. Он предназначен на случай, если случится пожар в больнице, то вода для пожарных будет всегда под рукой в необходимых количествах. Больница буквально в тридцати метрах.

В нашем доме живут врачи. Дом считается больничным, он и находится практически на территории больницы. Итак, ходим по кругу водяного резервуара, ждем, когда кто-нибудь выйдет. Постепенно собирается вся наша компания в полном составе. Обсуждаем чем бы нам заняться. Поступает дельное и весьма оригинальное предложение. Надо стащить буханку хлеба из больничного ящика. Предложение принято на ура. Ежедневно мужик на телеге, куда запряжена кобыла коричневого цвета, хотя бывают ли коричневые, может кария кобыла? Но не черная, ни белая, не пегая, ни в яблоках, привозит хлеб, и мужик выкладывает его в ларь, который находится прямо на улице. И сразу же уезжает. Через некоторое время ответственные сотрудники больницы забирают этот хлеб, но не весь сразу, а по мере необходимости.

Нас привлекает в первую очередь запах этого свежего хлеба, такой душистый и аппетитный. Мы как дикие животные тянем носом этот волшебный аромат и мечтаем о том, как бы нам схватить нашу добычу.

Мы знаем, что ларь не запирается. Что его запирать, тут все свои, больничный двор и кому надо таскать буханки хлеба? Примерно так все и думали, но не предполагали, что в двадцати метрах от ларя, стоит стая диких хищников и разрабатывает план по похищению одной буханки хлеба. Наша задача пройти по открытой местности 20 метров, открыть ларь, схватить буханку и убежать, желательно за дом в сторону гаражей, там лесопосадка и можно укрыться от преследователей. Конечно, надо это сделать незаметно. Задача не из простых. В итоге хищники остались голодными. Никто из них не решился на столь дерзкий шаг. Хлеб остался целым и невредимым.

Так и проходит наш день, вот уже и вечер. Тихо, прохладно. Около дома посажены кусты, на них цветут белые небольшие цветы. Если их нарвать побольше и растереть руками получается мыльный раствор. Мы так и называем их — мыльными.

Под самый вечер, когда уже пора было идти домой, мы наблюдали одну и туже картину. Из одной квартиры на первом этаже в одно и тоже время выходил мужчина среднего возраста. Он стоял неподвижно, опираясь на стойку поддерживающею козырек над подъездом. Он был спокоен. Курил, смотрел куда-то в даль, как будто ни до кого ему не было дела. А вот и они. Во двор заезжает милицейский воронок. Оттуда выходит пара милиционеров. Мужчина дожидается, когда они подойдут к нему и спокойно, меланхолично следует за ними в машину. Так это действие повторялось не однократно. Зрелище было интересное и казалось таинственным. Ничем не хуже эпизодов из фильма «Семнадцать мгновений весны».

Надо отметить, что смотреть мне нравилось всегда, если точнее подобрать слово, то наблюдать. Я мог идти по улице и останавливаться около каждой стройки и наблюдать как работают рабочие. До того момента пока брат не толкал меня и говорил, хватить засматриваться. Я выходил из ступора и шел дальше. Но при первой же возможности опять останавливался и наблюдал. Такой же слабостью было сидеть тихонечко около взрослых и слушать, что они говорят. Я всегда сидел очень тихо и старался быть незаметным. Но периодически меня прогоняли со словами, хватит слушать, сходи лучше поиграй во что-нибудь.

Вот и день прошел.

Три рубля

Начну немного издалека. Те, кто делает другим людям добро, по моему мнению, делятся на две категории. Первые это те, кто делает добро совершенно бескорыстно, без какой-либо мысли, что возможно за добро, он получит такую же порцию добра. Понятно, что вторая категория, писать про них не буду вы и сами понимаете, кто они такие есть.

Сам я про себя думаю, что делаю я добро с корыстью в 90 процентов случаев. Так уж устроен, хотя осознаю это и пытаюсь, как-то это исправить, но пока вот только получается процентов на 10. Понятно, что и такое добро, тоже вещь хорошая, но… Впрочем, оставим эти философские рассуждения, не для этого книга пишется.

А сейчас едем мы на поезде в Свердловск, а оттуда планируем на самолете до Магадана, а далее или автобус, или самолет уже до Омсукчана. Вот уже промелькнули последние зуевские дома, расположенные вдоль железной дороги.

Осень дождливо. А может конец лета, но дождливо все равно. Свердловск. В моем то возрасте я не ощущал его размаха по сравнению с Зуевкой. Свердловск — родина мамы. Здесь она родилась, росла, училась, пошла в первый класс, институт. Была городской. Здесь же она познакомилась с моим отцом. Женились. Появился на свет мой старший брат Дмитрий. Жили они тут первое время с родителями мамы, о которых я мало, что знаю. Но благодаря воспоминаниям написанной мамой в ее книге «Уралочка», общие представления имею. И то, что, знаю уже не забуду. Родители мамы рано умерли. Поэтому первым делом идем на кладбище на их могилы. Немного страшновато. Обычное кладбище. Как-то здесь сумрачно и тревожно. Все женщины строго в черных платках и черных платьях. После дождя земля сырая, грязно, обувь пачкается. Около колонки все моют обувь, смывают грязь.

Остановились мы у родственников по отцовской линии. «У Павла» — так все говорили. Семья Павла гостеприимная. Павел называет нас не иначе как Чук и Гек, кто не знает это герои одноименного рассказа А. Гайдара. У Павла большой деревянный дом. Собрались в честь нашего приезда и другие более дальние и более близкие родственники. Было, что-то вроде праздничного стола. Благо Павел был любитель выпить в праздники, а тут, собственно, и повод есть. Все шло чинно и прилично. Мы с братом немного посидели за столом и перешли в другую комнату поиграть. В какой-то момент к нам подошла старушка. В платке, не высокого роста, с палочкой. Ничего примечательного, старушка, как старушка того времени. Сейчас старушки так уже не выглядят, сейчас они молодятся и моложе смотрятся. Лицо ее было доброе, ясное. Чем то она напоминала добрую старушку из русской сказки. Я как-то обычно побаивался пожилых людей, помню, когда видел деда, то страшно пугался, хотя, что в нем было страшного я не понимаю сейчас, ему в ту пору и было то всего лет 50. А тут совсем не испугался. Она совсем немного поговорила с нами. Потом достала кошелек и дала нам по три рубля. Каждому по три рубля. Шел 1975 год. Пенсия тогда была в среднем рублей 60—80. Сумма для нее не маленькая. Мы родителям ничего не сказали, все же наши первые не маленькие деньги и можно их будет потом потратить на что-то ценное и нужное.

До сих пор добрыми словами вспоминаю это добрую старушку. Для меня это осталось истинным примером, как надо творить добро.

А сейчас едем в аэропорт садимся в Ил-18 и вперед на север крайний, я давно тебя люблю… кажется так пелось тогда в одной популярной песне.