Одиннадцать лет спустя
Глава 1
14 июня 2000 года. Екатеринбург
Окровавленный труп молодой женщины лежал в гостиной на полу рядом с раздвинутым диваном.
Следственно-оперативная бригада заканчивала свою работу.
— Изнасилована и убита… — произнес следователь прокуратуры, снимая с себя старомодные очки в массивной роговой оправе.
— Убита — это мягко сказано, — оперуполномоченный посмотрел на судебно-медицинского эксперта. — Восемнадцать ударов ножом.
— Восемнадцать ударов колюще-режущим предметом, — вяло уточнил медик.
— В этом году ничего похожего не было, — заметил следователь.
— Никаких следов взлома. Деньги и ценные вещи не взяты, — вступил в разговор участковый — совсем молодой мужчина в милицейской форме с погонами лейтенанта. — Наверное, убийца кто-то из своих, кого она знала раньше. Сама ему дверь и открыла.
— Наверное, лейтенант, наверное… — устало пробормотал опер. — Кто-то из своих.
* * *
18 июня
Старший оперуполномоченный городского отдела УВД Дмитрий Владимирович Степанов был мужчиной среднего возраста, среднего роста, со скуповатой растительностью на голове и слегка выпирающим животиком. Используя профессиональную терминологию, можно было сказать, что имел он средне привычные черты лица. В поведении сыщика на единственную особенность, пожалуй, могло претендовать только количество сигарет, которые он выкуривал. Дымил Степанов до еды, после еды и, из-за характера работы, нередко вместо и даже во время приема пищи.
Без трех минут десять Дмитрий Владимирович вошел в приемную своего шефа. Крупная блондинка Дора Павловна — ходячая энциклопедия всех сплетен и слухов, печатала на компьютере. Она холодно поздоровалась со Степановым — ну не в ее вкусе был этот мужчина, и пригласила его в кабинет начальника:
— Рем Гурьевич уже ждет.
— Здравия желаю, — с порога, но не слишком бойко произнес оперуполномоченный.
— Привет, Дмитрий Владимирович. Проходи, садись, — шеф располагался в кресле за столом. Обрюзгший, совершенно лысый, с мешками под воспаленными глазами и тонкими усиками обольстителя из оперетты Рем Гурьевич весьма отдаленно походил на работника правоохранительных органов. Впрочем, коллеги хорошо знали, что за этой внешностью скрывается далеко не последний аналитик, к тому же способный мыслить не совсем стандартными категориями.
Степанов опустился на стул возле окна.
— Чертова погода, — Рем Гурьевич достал из кармана носовой платок. — Жара, а у меня насморк. И где угораздило простыть?
— Может это не простуда? — осторожно предположил Степанов.
— Ты на что намекаешь?
— Например, аллергия.
— Аллергия? — брови шефа удивленно взлетели вверх.
— Рем Гурьевич, сейчас об этом очень много пишут. Аллергия бывает на цветочную пыльцу, на шоколадные конфеты…
— Еще на пух страуса, — добавил шеф и махнул рукой. — Скажешь тоже…
— Врачи рекомендуют оздоровительный бег.
— От инфаркта к миокарду? Ерунда, убежишь от инфаркта догонит инсульт, а уж если действительно оторвёшься в беге и от инфаркта и от инсульта, потом придется медленно умирать от рака. И что лучше?
— Рем Гурьевич, у вас мрачноватый взгляд на занятия физкультурой.
— Я же его не пропагандирую, я только в узком кругу делюсь своими соображениями…Ладно, лирическое отступление закончилось. Кури. Знаю, что без этого жить не можешь
— Спасибо, — Степанов достал пачку сигарет.
— Кстати, три дня назад я от своего двоюродного брата из Севастополя письмо получил, где он в первых строках сообщает мне, что бросил курить.
— Молодец, — Степанов подчеркнуто глубоко затянулся сигаретой. — Привычка пагубная, от лукавого.
— Я вот и думаю, какой смысл писать мне об этом, если к тому моменту, когда я прочту письмо, он, наверняка, снова закурил?
— Ну, Рем Гурьевич, бросание курить это ведь почти, как олимпийские игры. Важна не столько победа, главное сама попытка победить.
— Про олимпийские игры это ты образно… Сам придумал или прочитал где?
— Сам, — просто ответил Степанов, отметив, что сегодня шеф слишком уж разговорчив. Обычно это ничего хорошего не обещало.
— Не хочешь спросить, зачем я тебя вызвал?
— Нет, — честно признался старший оперуполномоченный.
— Хорошо ответил. Ценю я тебя Степанов за четкость в ответах. Кто отвечает четко, по-армейски, тот значит, и четко мыслит.
«Кто отвечает четко, по-армейски, тот четко и мыслит… — про себя повторил Степанов, подумав при этом — это ж надо такую глупость сказать… Может, шеф действительно заболел… Какой-то он сегодня эйфоричный…»
— Вызвал я тебя потому, что четверо суток назад в Октябрьском районе произошло убийство молодой женщины. Восемнадцать ударов ножом. Изнасилована и убита у себя дома. Ни «пальцев», ни свидетелей нет. По сперме установили группу крови убийцы, но для раскрытия преступления этого маловато, — шеф снова достал носовой платок. — На сегодняшний день никаких зацепок.
— Всего четверо суток прошло. Ребята еще не успели развернуться. Бывает за четверо суток не возможно отработать даже весь круг знакомых жертвы.
— Ты, Степанов, мне только не читай лекцию по оперативно-розыскной деятельности. Что и за какой промежуток времени можно отработать я не хуже тебя знаю.
— Виноват, Рем Гурьевич, погорячился…
— Не до шуток…
Теперь удивленно вскинул брови старший оперуполномоченный. Почему шеф в таком напряге? Нет пока зацепок — плохо, лучше, конечно, по горячим следам работать, но четверо суток еще и не четыре года с момента совершения преступления.
— Ты ведь у нас специалист по серийным маньякам? — после короткой паузы продолжил Рем Гурьевич.
— В каком смысле?
— В прошлом году — раскрыл и обезвредил. Забыл?
— Это когда мне выговор впаяли?
— Выговор, Степанов, дело приходящее и уходящее.
— Если подходить с позиций Вселенной, Вечности…
— Не до шуток, — повторил Рем Гурьевич.
— Может, я чего-то не понял, но причем в данном случае серийный маньяк? Разве это не одиночное убийство?
— Одиночное, — кивнул шеф, — очень надеюсь, что других аналогичных в городе пока не произошло.
И тут случилось нечто из ряда вон выходящее: шеф чуть приподнялся в кресле и доверительно наклонился к оперуполномоченному. Таким своего начальника Степанов еще не видел.
— Я тебе, Степанов, так скажу: я не первый год в органах. Так вот, я спинным мозгом чувствую — не простое это убийство.
— Интуиция, Рем Гурьевич, в нашем деле вещь не последняя, — пробормотал Степанов, в очередной раз за эту встречу подумав: «Похоже, шеф действительно заболел… Мнительный какой-то… Устал, похоже, старик… На воды ему надо съездить… На воды…» — Рем Гурьевич, я вообще-то летом планировал отпуск взять.
— Вот возьмешь этого ублюдка и бери отпуск.
— Все понял.
— Отлично. Подбери себе помощника и вперед. В Октябрьский райотдел я позвоню прямо сейчас. Жмет нас время. Иди, Степанов, и помни мои слова: я спинным мозгом чувствую — не простое это дело.
«Накрылся отпуск… Да и лето, похоже, тоже накрылось…» — грустно подумал старший оперуполномоченный Дмитрий Владимирович Степанов. — «Гнилое будет лето…»
Июнь 2000 года выдался в Екатеринбурге до одурения жаркий. Все живое, за исключением водоплавающих, просто изнывало от зноя. Ртутный столбик перевалил за отметку +30оС и не собирался опускаться ниже достигнутого. Асфальт в городе раскалился так, что даже через подошвы чувствовалось его тепло.
Старший оперуполномоченный Степанов и молодой оперуполномоченный Сергей Смирнов вошли в здание судебно-медицинского морга и почти одновременно облегченно вздохнули. В холле было на удивление прохладно.
Сыщики поднялись по лестнице на второй этаж и уже в коридоре встретили судебно-медицинского эксперта Михаила Сергеевича Ромашова. Михаил Сергеевич закончил очередное вскрытие и возвращался в кабинет. Со Степановым он был знаком достаточно давно, виделись они по делам нередко, и отношения складывались почти дружеские.
Все трое прошли в кабинет эксперта. Михаил Сергеевич предложил гостям сесть, а сам подошел к раковине и начал тщательно мыть руки.
Он всегда делал это дважды после аутопсии[1]: вначале в секционной, потом у себя в кабинете.
Степанов об этом знал.
— Ты, Михаил Сергеевич, совсем позабыл старую тибетскую поговорку: не мой свое тело, это принесёт несчастье, — старший оперуполномоченный достал пачку сигарет и пододвинул к себе стеклянную пепельницу.
— А у тебя, Дмитрий Владимирович, с годами юмор ничуть не стареет. Я бы даже сказал, что с каждым годом твой юмор становится все моложе и моложе, — ответил эксперт.
— Спорить не буду. Со стороны виднее, — Степанов прикурил сигарету.
— В отпуск не собираешься?
— Не напоминай, не надо. В кои веки хотел летом сходить в отпуск и, похоже, ни отпуска, ни лета мне не увидеть.
Эксперт вытер руки полотенцем, поставил на стол три высоких бокала и достал из холодильника пластмассовую бутыль с минеральной водой «Обуховская».
— Прошу, господа… — Ромашов налил гостям и себе. — Более крепкие напитки в такую жару не предлагаю.
Степанов и Смирнов поблагодарили хозяина кабинета и с удовольствием осушили бокалы.
— Мы ведь к тебе не просто так заехали… — начал Степанов.
— Неужели? А я уже обрадовался, думал, пропустим сейчас по стаканчику, поболтаем за жизнь.
— Нас интересуют результаты вскрытия Суриковой Алевтины. Изнасилована и убита четверо суток назад.
— Все указано в протоколе вскрытия…
— Михаил Сергеевич, мне это дело поручили сегодня утром.
— Понятно. Значит так, до убийства женщина никаких серьезных заболеваний внутренних органов не имела. Преступник нанес жертве восемнадцать колото резаных ран. Большинство из них имеют прижизненный характер.
— Прижизненный характер? Он ее пытал? — спросил Степанов.
— Убийца — стопроцентный садист. Тут никаких сомнений.
— Ножом?
— Да. Длину и ширину клинка на память не скажу, но не охотничий, поменьше. Индивидуальных признаков клинка выявить не удалось.
— Женщина сопротивлялась?
— Не успела или не смогла. Под ногтями чисто. На кистях порезов нет. Но есть ссадины и подкожные гематомы в области лучезапястных суставов, по-видимому, от наручников.
— Ты насчет наручников уверен? При осмотре места преступления ни на жертве, ни в квартире их не обнаружили, — Степанов с интересом посмотрел на эксперта.
— Категорически утверждать не буду. Может быть, убийца связал у женщины руки проволокой, но больше похоже на следы от «браслетов».
— И как ты объяснишь появление таких ссадин и кровоизлияний от обычных наручников?
— Если предположить, что руки у жертвы были скованы за спиной, а ублюдок ее насиловал и резал ножом…
— Допустим, — хмуро кивнул Степанов.
— Рот у женщины заклеен широким скотчем.
— Это мы знаем. Что еще?
— По анализу спермы у преступника вторая группа крови А (II). По статистике лиц с такой группой 37 процентов.
— Круг подозреваемых сузился — Степанов грустно улыбнулся. — Можно даже сказать, значительно сузился.
— В крови у жертвы — нормальный уровень алкоголя. Женщина была совершенно трезвой.
— Может, ты, Михаил Сергеевич, что-нибудь более существенное подкинешь?
— Есть кое-что.
— Не томи, ты не похож на Шехерезаду.
— В протоколе у меня это отмечено, а на словах я бы посоветовал вам зафиксировать внимание на ударе ножом, который убийца нанес жертве в сердце. Кстати, это был его последний удар или один из последних. Необычный удар.
— Чем необычный?
— Одно входное отверстие на груди, а раны в сердце — две.
— При одном входном отверстии две раны на глубине?
— Ты правильно понял.
— И что из этого следует?
— Из этого следует, Дмитрий Владимирович, что преступник воткнул нож в сердце один раз, потом подтянул клинок назад, но совсем не вынул, а затем снова вонзил его в сердце, только уже под другим углом.
— Зачем? — спросил Степанов.
— По-видимому, чтобы наверняка… — просто ответил судебно-медицинский эксперт.
— Объяснение слабоватое.
— Почему?
— Убийца мог полностью вынуть нож и снова сверху ударить.
— Мог, — согласился Михаил Сергеевич Ромашов.
— Но не сделал этого.
— Может, спешил, может по другой причине. Вы сыщики — вам и отвечать.
— Вариант спешил, не годится. На восемнадцать ударов у него было время, а на девятнадцатый — нет? Тут другое.
— Удар профессионала? — предположил эксперт.
— Только какого профессионала? Что-то я о таком ударе раньше не слышал. А ты, Сергей? — Степанов обратился к своему молодому коллеге.
— Я тоже не слышал, — ответил Сергей Смирнов.
— Надо будет о таком ударе разузнать. Это уже покруче, чем вторая группа крови, это уже почерк убийцы, — Степанов затушил сигарету в пепельнице. — Больше ничего заслуживающего внимания нет?
— Больше ничего.
— Тогда, пойдем мы. Спасибо тебе, Михаил Сергеевич… за воду.
— Заходите еще.
— Мрачновато у тебя здесь, — заметил старший оперуполномоченный, вставая.
— Так в такой стране и в такое время живем, — ответил судебно-медицинский эксперт.
* * *
Знакомство с материалами дела, выезд на место преступления и длительное изучение базы данных по похожим сексуальным преступлениям заняли у сыщиков весь день.
Около семи часов вечера Степанов и Смирнов покинули городское управление внутренних дел на древних «жигулях» — «копейке» Сергея Смирнова, которые молодой опер купил за чисто символическую цену. Машина раскалилась, как печь, и, к тому же подозрительно поскрипывала и дребезжала. В салоне воняло всеми существующими горюче-смазочными материалами.
— Да, Сергей, автомобиль не роскошь, — Степанов не без усилий открыл окно.
— По крайней мере, меня никто в коррупции не упрекнет. В связи с мафией.
— Это точно.
— Дмитрий Владимирович, может, заедем ко мне домой? На свадьбе вы у нас не были, а я давно хочу познакомить вас с супругой.
Степанов с удивлением посмотрел на молодого коллегу:
— Начало недели, вечер трудного дня — не лучшее время для знакомства и посиделок. Почему вдруг возникла эта идея? Отвечать сразу и в глаза смотреть, в глаза…
— Честное слово, это так — экспромтом.
— Сергей, у меня, между прочим, есть семья: жена, дочь. Они, между прочим, меня и так редко видят. Ты хочешь окончательно разрушить ячейку общества?
— Дмитрий Владимирович, вы же утром сами сказали, что ваши сегодня на даче и приедут только завтра.
— Точно запомнил, — Степанов расстегнул вторую пуговицу на рубашке. — Поехали знакомиться. Сейчас ты назовешь любимые цветы своей жены. Я куплю ей соответствующий букет, коробку конфет, бутылочку легкого вина…
— Это будет красиво.
— Кстати, кончаются сигареты, и я почти умираю с голоду и от жажды.
Жена Сергея Смирнова где-то задерживалась, и мужчины сами накрыли стол и расположились на кухне. Сергей достал из холодильника бутылку «Смирновской» и пару тоже охлажденных пузатых стопок.
— В такую погоду пить водку… — Степанов сокрушенно покачал головой. — Молодец, что не только бутылку, но и посуду остудил.
— Стараюсь… — ответил хозяин квартиры, разливая горькую.
— Грибочки самопал? — старший опер подцепил на вилку пару маринованных маслят.
— Обижаете, Дмитрий Владимирович. Осенью с женой все своими руками заготовляли.
— Ну что ж, поддержу отечественного производителя… За своеобразие текущего момента.
Сыщики выпили и закусили с большим аппетитом.
— Мой дед, царство ему небесное, из купеческой семьи был. Так он рассказывал, что до революции 1917 года из горячих закусок, любимая у него была такая: на подогретый сухарик черного хлеба с солью и черным перчиком накладывали теплый вареный мозг из трубчатой говяжьей кости. И подавалось это под ледяную водочку далеко не в последних трактирах и ресторанах, — Степанов промокнул губы салфеткой.
— Умели раньше и выпить, и закусить.
— Наверное.
— До 1917 года в стране хоть какой-то порядок был, — совершенно внезапно выпалил Сергей.
— Не знаю, Сережа, я это время не застал, — старший оперуполномоченный не хотел говорить о политике и решил поменять тему разговора. — Твою жену зовут Людмила, и работает она нотариусом. Да?
— Нотариусом и получает раз в пять больше меня.
— О деньгах тоже не будем… Давай лучше просто примем…
— За тех, кто теряет жизнь, зарабатывая на нее? — Сергею Смирнову очень нравился этот тост, который он впервые услышал от старшего коллеги.
— Люблю, когда меня цитируют, — Степанов кивнул. — Давай выпьем за них…
— То есть за нас? — уточнил Сергей.
— То есть за нас, — подтвердил автор тоста.
Сыщики чокнулись, приняли по стопке водочки и на несколько минут молча углубились в трапезу. Через открытое окно с улицы доносился звонкий детский смех.
— Главный уверен: это убийство дело рук именно серийного маньяка, — Степанов аккуратно наполнил рюмки. — Говорит: «спинным мозгом чувствую»… Действительно похоже, что такой ублюдок не остановится. Слишком много в нем злости. Очень большая отрицательная энергия. Когда-то он должен ее снова сбросить. Такие типы после первой жертвы во вкус входят.
— Для них это становится, как наркотик.
— Точно, — кивнул старший оперуполномоченный.
— Сейчас основная наша зацепка — необычный удар в сердце.
— Да, только почему-то никто о таком ударе ничего не слышал.
— И еще, Дмитрий Владимирович, мне кажется, надо круг знакомых жертвы тщательно перепроверить. Никаких следов взлома. Женщина сама впустила кого-то из своих.
— Не факт, что преступник оказался в квартире, зайдя через дверь. Этаж-то второй, прямо под окном козырек навеса, окна без решеток были открыты, двор небольшой, тихий.
— Не днем же убийца через окно залез?
— Маловероятно, но полностью исключить такую возможность нельзя… Да и двери, Сергей, открывают иногда не только знакомым.
— Могла по ошибке и чужому открыть, — согласился молодой опер.
— Если так, то ошибка была на все сто процентов — без вариантов.
— Стопроцентная ошибка? Разве бывают пятидесяти или тридцатипроцентные?
— Ошибка в жизни, Сергей, штука не такая уж простая и однозначная. В философском аспекте эта категория, почти как в криминалистике, требует обязательно проанализировать связь между местом, временем и последствиями случившегося.
— Витиевато, Дмитрий Владимирович, — заметил молодой сыщик.
— Иногда именно явная ошибка здесь и сегодня позволит избежать гораздо более серьезную ошибку в другом месте завтра или послезавтра. Давай выпьем, и я объясню в доступной форме, — Степанов положил себе в тарелку салат из помидоров, кусочек буженины и поднял стопку. — За удачу…
— За удачу.
Не спеша и основательно закусив, старший оперуполномоченный продолжил:
— Итак, разъясняю для тугодумов. Допустим, собрался человек в круиз по Средиземному морю, но в день отплытия или перепутал время, или проспал, или забыл дома билет. В общем, красавец белоснежный лайнер ушел в увлекательное плавание без него. Естественно, человек огорчен, удручен, может быть, даже слег с гипертоническим кризом. А через пару дней слышит он сообщение о том, что тот самый красавец лайнер попал в жестокий шторм, или столкнулся с танкером, или подорвался на мине времен второй мировой войны и затонул, а среди пассажиров имеются человеческие жертвы.
— Мрачноватый пример.
— Зато доступный. Кстати, Колумб стал богат и знаменит именно из-за своей ошибки. Он был уверен, что приплывет в Индию, а поплыл совсем в другую сторону и открыл Америку…
Звонок прервал старшего оперуполномоченного.
Прихватив букет цветов, сыщики прошли в прихожую и открыли дверь.
Супруга Сергея Людмила — молодая, симпатичная блондинка с зелеными глазами — приветливо улыбалась и с радостью приняла подаренные ей цветы.
— Люда, мы расположились на кухне, — сказал Сергей. — Ждем не дождемся, когда ты придешь.
Несколько улучшив сервировку стола, хозяйка присоединилась к мужчинам. Сергей достал из холодильника сухое вино.
— Дмитрий Владимирович, Сергей мне так много рассказывал про вас…
В словах женщины прозвучала легкая ирония, и Дмитрий Владимирович Степанов ответил, как бы с искренним удивлением:
— Странно. Мне всегда казалось, что я такой же, как все.
Взгляд хозяйки задержался на почти пустой бутылке «Смирновской»:
— У вас сегодня был трудный день.
— Люда, это вопрос? — спросил Сергей.
— Нет, это констатация факта.
— А как вы об этом догадались? — Степанов вновь изобразил удивление.
— У вас вид усталый, — ответила женщина.
— Какая наблюдательность. Как просто и логично. Людмила, в вас пропадает феноменальный оперативник… — Степанов налил даме вина. — Давайте выпьем за знакомство, за встречу. Когда-то очень-очень давно, когда мне было столько же, сколько вам сейчас…
В комнате зазвонил телефон.
— Извините… — хозяйка дома встала из-за стола и вышла в коридор.
— Если звонит кто-нибудь из ее подруг, то их беседа растянется, как минимум на полчаса, — Сергей развел руками.
— Не сказал бы, что твоя супруга в восторге от нашего застолья.
— Просто она еще не… — Сергей довольно долго подбирал слово и наконец нашел его. — Еще не раскрепостилась.
Степанов достал пачку сигарет, подошел к окну, закурил:
— В отпуск хочу… Нам бы это дело раскрутить.
— Если б у нас в свидетелях оказалась оставшаяся в живых женщина, на которую маньяк напал…
— И она бы обладала отличной зрительной памятью, чтоб мы могли составить его идеальный фоторобот, или еще лучше, он бы на месте преступления свой паспорт потерял, — Степанов грустно улыбнулся. — Увы, но на такую удачу нам лучше не рассчитывать.
Конец ознакомительного фрагмента.
