Огурец

Алексей Владимирович Чарыков (2024)

Рассказ про одного моего знакомого жулика, уникального прохвоста, приобщившегося к воровству с самого детства и не оставившего этой вредной привычки до сих пор.

Слышал ли мой уважаемый читатель анекдот про потных женщин и тёплую водку? Ну, так вот это про ментов. В январе две тысячи пятнадцатого мне дали отпуск. А чем можно заниматься в январе, когда ты не рыбак и не охотник, а дача спит в глубоком анабиозе? Правильно — остаётся чистить снег у дома и пить водку, иногда наоборот, а иногда всё вместе. Этим я и занимался. За два месяца до этого у меня родилась дочка. Радости моей не было предела, вернее предел был, когда закончились деньги, заначенные на обмытие ножек с друзьями. А, впрочем, моя следующая история не совсем про это.

Январским морозным днём моя красавица жена выставила меня на улицу с коляской гулять с дочкой. «Ей-то хорошо, — думал я, пританцовывая, — она так закутана, что никакой мороз не страшен, писать можно в памперс и ни о чём не задумываться, спи себе на здоровье». Мне же находиться на холоде ну никак не хотелось. Намотав несколько кругов вокруг дома, добредя до парка Гагарина и обратно, я понял, что замерзаю. И тут у меня в голове созрел замечательный план. В моем кармане завалялись три сотни. Схожу-ка я в магазинчик, куплю глупенькую¹. «А что, — думаю, — гараж под окнами, зайду, причащусь там, обогреватель включу, глядишь жизнь-то и наладится». Сказано — сделано. Зашёл в Бристоль, взял чекунечик, сырок плавленый и на выход, коляску со своей драгоценностью впереди толкаю. Вдруг голос, явно в мой адрес: «Владимирович, похмели, подыхаю». Дневной свет в купе со снегом слегка ослепил меня на выходе из полутёмного помещения магазина, и я не сразу узнал страждущего.

— Огурец, ты, что ли? Ты же сидеть должен?

— Я, Владимирович, по УДО освободился за хорошее поведение.

— А в Муроме ты как оказался?

— К подруге приехал. Ну, так как, подлечишь?

Передо мной стоял тощий, длинный, молодой ещё парень лет тридцати, с немного детским лицом и таким же по-детски кротким, кажущимся наивным взглядом.

— Ты же, вроде как, в последнее время по героину больше угорал, а просишь похмелить тебя?

— С героином я в завязке, мамке обещал, откинусь с кичи — завяжу.

«Ладно, — говорю, — раз уж такое дело, угощу тебя, пока я в отпуске. Только не на улице — стыдно. Пойдём ко мне в гараж».

Мы шли в мой гараж, а я размышлял. Вот идём мы рядом: я — идейный полицейский с коляской и вор-рецидивист Огурец. И ведь куда я его веду? К себе в гараж. И зачем? Водку с ним пить. Мы шли, Огурец что-то болтал без умолку, а я предался воспоминаниям.

Сергей Сергеевич Ивонтьев — так звали в миру моего героя — воровать начал почти с детского сада. Наверно, у него был диагноз «клептомания» — он брал всё, что плохо лежало. Ещё до моего перевода в Навашинский отдел Серёгу Огурца знали все милиционеры. Он с восьми лет состоял на учёте в Детской комнате милиции, имел две или три судимости «по малолетке». В юном возрасте на раз воровал мотоциклы, мопеды, велосипеды. Как-то, после очередной кражи, малолетнего преступника Серёжу Ивонтьева привели в милицию молодые опера Гретченко Игорь, по прозвищу Грек, и Кузьмин Алексей. Долго кололи его на причастность к краже мотоцикла. В принципе им всё было известно: подельник во всём признался и сдал Огурца с потрохами. Одна неувязочка оставалось: после кражи, вдоволь накатавшись на ворованной технике, друзья расстались, мотоцикл оставался у Огурца, а теперь техники нигде не было. Опера бились с ним уже третий час и всё без толку. Огурец упорно молчал и ни в чём не сознавался. «Странно, — размышлял вслух Игорь, — ты же, Серёга, всегда всё рассказывал, всегда признавался. Что вдруг с тобой случилось?»

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Глупенькая — так у нас иногда называется чекушка водки.