Кусок жизни

Алексей Кречетов

Если хочешь быть реалистом, то будь им. Здесь не нужно творчество. Показывай, в первую очередь, себя и показывай то, как видишь всё вокруг. Книга содержит нецензурную брань.

Фотограф Kristy Mekh

Фотограф Матвей Бояршинов

Фотограф Дмитрий Конин

© Алексей Кречетов, 2019

© Kristy Mekh, фотографии, 2019

© Матвей Бояршинов, фотографии, 2019

© Дмитрий Конин, фотографии, 2019

ISBN 978-5-0050-8975-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие-рассказ

13 матерных слов

Однажды я повстречал интересного человека. Он мне показался копией меня. Только он был абсолютным распиздяем. А я тогда был в тумане. Он рассказал мне одну историю из студенческой жизни, из которой я сделал рассказ.

С него-то я и хотел бы начать эту книгу.

Потому что с этого всё началось.

Старый препод был с бодуна. Маленького роста, без шеи, голова прямоугольная вытянутая, волосы на ней короткие чёрные с редкой проседью, под широким «красным» носом имеются густые короткие усики, но не такие как у Гитлера, а больше, на длину верхней губы.

Рулеткин Владимир Владимирович забухал вчера в подвале у другого препода — Барабанова Владимира Ильича. Сентябрь. Начало учебного года. Студенты последних курсов заходили, чтобы «пожелать здоровья», и презентовали коньяк, водку, портвейн, вино. Преподы задушевно беседовали со студентами, рассказывали птенцам невероятные истории, показывали щенкам невероятные фокусы. После рабочего дня, вечером, на тротуаре поскользнулся Владимир Ильич и сломал ногу. Рулеткин остался один. С другими преподами у него были натянутые отношения. Наверное, они просто не бухали друг с другом. Рулеткин стал напиваться каждый день к вечеру. Утро за утром ему становилось всё омерзительнее как на душе, так и в теле. И пара за парой молодые студенты первокурсники становились всё распущеннее, громче, в общем, также, как и его состояние.

Голова Рулеткина гудит. Студенты разговаривают между собой и кричат, совсем не обращая на него внимания. Он поставил несколько «двоек» и выгнал одного ученика. Все затихли. Он отвернулся от класса и стал выводить мелом тему урока.

— Пидар усатый! — сказал кто-то из студентов, и класс взорвался хохотом.

Рулеткин написал на доске такой заголовок: «13 матерных слов» и сказал:

— Если назовёте сейчас 13 матерных слов, то я разрешу вам материться на моих уроках. А если нет, то вы заткнёте свои ебальники и будем изучать предмет. Даю вам 30 минут. Время пошло! Слова должны быть разные. Первое слово есть, осталось ещё 12.

Студенты были удивлены и обрадованы, их лица выглядели так, будто они кончили и обосрались. Посыпались ответы.

— Блядь!

Рулеткин записал его на доске. Осталось 11.

— Сука!

— Это литературное слово. Но хуй с вами, пусть будет, как фора. Осталось 10.

— Пизда!

— Куда ж без неё!?

Рулеткин записал его на доске. Осталось 9.

— Хуй!

— Куда ж без него!?

Рулеткин записал его на доске. Осталось 8.

— Ебать, ёбля, ёбаный в рот! — кричали с разных сторон.

— Это одно «ЕБ», а остальное — его производные! — отметил Рулеткин и записал его на доске. Осталось 7.

— Гандон!

Рулеткин записал его на доске. Осталось 6.

Дальше становилось сложнее. Владение матом кружилось вокруг «ху», «пизд», «еб».

— Шлюха! — выкрикнул кто-то радостно-прерадостно.

Рулеткин записал его на доске. Осталось 5.

У студентов были задумчивые лица. А у Рулеткина — самодовольная красная рожа. Он посматривал на часы и ждал перемены, чтобы заправить в себя «топливо» и подымить сигареткой в окно.

— Залупа! Залупа-а-а! — закричал маленький мальчик с задней парты писклявым голосом, а остальные стали хлопать его по плечу, будто парень выиграл какое-то соревнование.

Рулеткин записал его на доске. Осталось 4. Раздался звонок на перемену.

— Даю вам ещё пять минут! — сказал Рулеткин и ушёл к себе в каморку.

Ребята по-прежнему сидели и думали. А в кабинете, тем временем, становилось люднее.

Каморка Рулеткина была завалена разным барахлом: тряпичные картины каких-то учёных, стулья, доски, рейки, книги, газеты, журналы, стенды с советских времён. Стены серые, потолок высокий. В глубине каморки возле окна стоит стол и два стула. Рулеткин распахнул окно наполовину, подкурил сигарету деревянными спичками и выпустил большое облако дыма на улицу. Из выдвижного ящика он достал бутылку портвейна «777», а из своего портфеля — бутылку кока-колы. С колой любое бухло заходит приятнее, будто закусываешь конфеткой и запиваешь морсом. Он сделал несколько жадных глотков, кашлянул, забрызгал стол слюнями. Некоторое время он сидел неподвижно, сгорбившись-съёжившись. Взгляд его стал тупым и бесчувственным. ДЗЫЫЫЫЫнь! Звонок на урок. Рулеткин оживился, встал, вышел из каморки.

Студенты сидели смирно и молча. У доски стоял директор и молодая преподша, которая кивала в стороны своей милой головкой, а чёрная коса её тёрлась о плечо и титьку.

— Безобразие! — сказала она.

А директор стоял задумчивый презадумчивый, а потом заговорил басом.

— Трахаться, дрочить, манда… мудила… этого достатошно, Рулеткин?

Рулеткин почесал репу. А красивая преподша, чуть ли не плача, убежала жаловаться завучу.

— Матерных слов только 7 — хуй, пизда, ебать, блядь, пидар, сука, гандон. Остальные названные ругательства — это жаргонизмы, диалектизмы.

— Ты что филолог?

— Нет…

— Ну и нехуй тогда голову ерундой морочить!