Паулина. Морские рассказы

Алексей Макаров

На каждом судне есть судовые механики. Их труд для постороннего взгляда не заметен. Их работа тяжела и о ней мало кто знает. Они — в тени от общего внимания или, как всегда, в машинном отделении.Об их работе никто и никогда не писал, поэтому в третьей книге Алексея Макарова из серии «Жизнь судового механика» рассказывается о работе судового механика без всяческих прикрас, такой, какой она является в действительности и тех переживаниях, которые коснулись, в какой- то степени и самого автора.

«Паулина». Начало контракта

Жизнь судового механика

Глава первая

Самолёт пошёл на посадку в Сан-Пауло. Стюардессы бегали и наводили порядок в салонах, заставляли пристёгиваться, выравнивать кресла, убирать столики.

А у меня до сих пор стояло в глазах Инночкино лицо в аэропорту Владивостока. Даже через пепельные окна кафе я видел, как она машет мне рукой, а в телефоне звучал её голос:

— Счастливого пути, спокойного рейса. Я тебя люблю. Возвращайся быстрее.

Пересадка в Москве, пересадка во Франкфурте-на-Майне и десять часов перелёта до Бразилии, где так много диких обезьян. И вот сейчас самолёт сядет.

Он и сел. По многочисленным переходам я добираюсь до выдачи багажа и выхожу на имигрэйшн. Там по плакатикам в руках встречающих, нахожу своего встречающего.

Это женщина. Наверное, помесь местных индейцев с португальцами, а может и ещё с кем. Но вид чисто южноамериканский. Она чем-то озабочена.

— Ты не один. Вас двое. Стой здесь, не уходи никуда. Твой друг где-то потерялся, — тараторит она по-английски с испанским акцентом.

Мне что. Курить я бросил. Значит, выходить на улицу не надо. Стою спокойно. Сказали ждать, значит — ждать. Глазею по сторонам.

Где это тут столько много диких обезьян? И вдруг появляется агетша с очень непростым импозантным человеком, которому она тараторит:

— Я тебе сказал быть здесь, никуда не ходить. Почему ты ходить другая сторона?

А тот, еле выдавливая английские слова, представительным басом возражает, показывая вокруг руками:

— Я не могу уходить далеко. Я здесь всегда рядом. Я большой и меня всегда видно.

Что он большой, то это я сразу заметил. Роста чуть больше ста восьмидесяти, в распахнутом кожаном плаще с изящным кожаным, чёрным портфелем в руке. Из-под плаща проглядывался хорошего качества пиджак, рубашка и, изящно повязанный галстук. Его нисколько не смутило, что его кто-то искал, ждал и волновался о нём. Тени смущения и неловкости на его лице у не отображалось. Напротив, он сам выказывал недовольство респектабельным басистым голосом.

— Я тут стоять. Пять метров другая сторона. Почему ты меня не видать? — на тарабарском английском высказывал он своё недовольство.

Агентша махнула рукой. Мол, слава богу, все собраны, все нашлись.

— Пошли другой терминал. Там я сделать вам билет в Порто-Алегри. Багаж сдавать надо на местный терминал, — и она повела нас на терминал местных авиалиний, для оформления билетов и сдачи багажа.

У моего спутника вещей почему-то не было. В руках он нёс только портфель. Он шёл рядом со мной с независимым и гордым видом. Подстроившись к его широким шагам, я поинтересовался:

— Позвольте узнать, а куда Вы направляетесь? — и снизу-вверх посмотрел на него.

— На «Паулину», — с некоторой задержкой и гордостью многозначительно ответил он.

— И в какой же должности, позвольте поинтересоваться? — с не меньшим интересом я начал выспрашивать у столь импозантного мужчины.

— Моториста, — с такой же, как и прежде, значимостью ответил он.

— А что же Вы без багажа? — не отставал я от своего спутника.

— Во Франкфурте у нас была стоянка меньше часа, наверное, они не успели перегрузить багаж, — невозмутимо и с такой же долей значимости, ответил он.

— Так откуда же Вы летели? — мне захотелось как можно больше узнать об этом представительном мужчине.

— Из Мариуполя, — был не менее гордый ответ.

У меня создавалось впечатление, что сейчас мой собеседник взойдёт на трибуну партийного съезда. Откашляется, отопьет глоток воды из стакана, заботливо предложенного секретарём, и начнёт очередной доклад. Он, не спеша, без тени стеснения, разложит перед собой листки с текстом, окинет зал тяжёлым взглядом, возложит на трибуну вытянутые руки и его слова, содержащие только непререкаемую истину, сейчас польются на головы благодатных слушателей.

— Так пора бы и познакомится, — предложил я дружелюбно.

— Серёга, — веско и смачно вылетело из его, полураскрытого рта.

— Александр Владимирович. Ваш будущий стармех.

Он веско посмотрел на меня сверху вниз, и с такой же значимостью с его губ сорвалось:

— Надеюсь, что мы сработаемся, — от этих слов я чуть не поскользнулся на мраморном полу и не брякнулся всеми своими мягкими местами на отполированный и блестящий пол.

Агентша быстро организовала сдачу багажа и оформление билетов на местные авиалинии до Порто-Алегри.

Я обратил её внимание, что у Серёги нет багажа и она обещала получить его завтра и доставить на судно, которое будет стоять в Рио-Гранде ещё несколько дней. Чувствовалось, что у неё ещё много дел и она не собирается больше водить нас за ручку, поэтому она только торопливо спросила:

— Вам ещё нужна моя помощь? Ведь до рейса ещё три часа? — на что я как можно вежливее заверил её, что мы ей премного благодарны и с дальнейшими трудностями постараемся справиться сами.

На что агентша, усмехнувшись посоветовала:

— Смотри внимательно за свой друг. Пусть он больше не потерялся, — от чего я рассмеялся. Мы пожали друг другу руки, и она упорхнула.

— Что она там наговорила? — нехотя, цедя каждое слово, поинтересовался Серёга.

— Она пожелала нам счастливо добраться, а тебе самого наилучшего, — не моргнув глазом, объяснил я ему перевод.

— А что она сказала про мой багаж? Когда же он, в конце концов, будет доставлен? — по суровому тону Серёги чувствовалось, что его недовольству не было предела.

— Сегодня прилетит твой багаж, — успокоил я генерального секретаря.

Его поведение меня уже начало раздражать. Ну, хоть бы спасибо сказал, или что-нибудь в этом роде. Нет. Этому человеку, так мне показалось, все всегда что-нибудь будут должны.

Отойдя в сторону от билетных касс, мы нашли свободные кресла и устроились на них. Надо было ещё скоротать около двух часов. После такого продолжительного перелёта я чувствовал себя выбитым из колеи.

Договорились с Серёгой, что он сидит у наших портфелей и караулит кресла, а я пойду и осмотрюсь, поем и попью, а потом и Серёга сделает такой же вояж. Тот благосклонно согласился с таким предложением.

Найдя обменный пункт, я поменял пятьдесят долларов на местные деньги.

По мне они все были песо, но это были не песо. А как правильно выговорить их название? Я так и не запомнил. А так как по-английски никто здесь ничего не понимал, то мне достаточно было того, что я говорил всем продавцам белиберду смеси русского — английского языка, а в ответ мне предлагали калькулятор. Потом с продавцом мы очень старательно всё перемножали, торговались, приходили к общему знаменателю и довольные расходились.

Таким образом я купил сувенир. На мой взгляд он был очень хорош. Ведь я первый раз в Бразилии, а у меня была традиция. В странах, в которых я бывал первый раз, я всегда покупал сувениры.

Рядом с сувенирными киосками находилось кафе. Там я заказал себе кое-что из местной кухни. Это были вкусные блинчики с копчёностями и овощами. Пиво было только в банках, и я взял две баночки местного пивка, но у меня всё равно ещё оставалось больше тридцати местных тугриков. После очень эмоционального общения с продавцом в кафе, я усвоил, что эти тугрики имеют название. Это же знаменитые реалы!

Закончив ознакомительный тур по аэропорту, я вернулся к Серёге. Тот сидел на прежнем месте, но, несмотря на свой гордый и независимый вид, клевал носом.

— Не спать, а то замёрзнешь, — скомандовал я, на что тот мотнул головой и взгляд его стал более осмысленным:

— Что, можно и мне размяться? — вопросительно посмотрел он меня.

Что это с ним случилось? Куда делась прежняя надменность? Но, помня наставления агентши, я указал Серёге на часы:

— На прогулку и пропитание тебе даётся не более получаса. В двенадцать начало посадки и ждать нас там никто не будет, — предупредил я его. — А нам ещё надо дойти до посадочных ворот.

— Владимирыч, не беспокойся. Везде мы успеем, — с видом бывалого путешественника заверил меня Серёга и с достойным видом удалился.

Я с подозрением смотрел ему вслед, потому что меня терзали смутные сомнения. А прав ли я, что отпустил одного в незнакомом аэропорту представителя свободолюбивого украинского народа?

Оказалось, что не прав.

Было двенадцать двадцать, когда фигура нашего представителя одной из ведущих политических партий мира появилась на краю сцены.

— Твою маму дорогую и т. д. и т. п. Ты где б…ь такая шаталась. Ты на часы глядел или они у тебя к ж…е примотаны? — я бы орал, визжал и плевался от злости, если бы это был не аэропорт. Но вид моего оппонента был, как и прежде, невозмутим и он был беспредельно спокоен.

— А что? Мы куда-то опаздываем? Ведь до взлёта ещё сорок минут, — его тупизму не было предела. Его броня не пробивалась и на меня был направлен только взгляд первозданной невинности.

Что оставалось делать? И я, взглянув в эти невозмутимые очи, махнул рукой и, подхватив свой портфель с документами уже на ходу прокричал:

— Бежим.

Я на самом деле бежал и не оборачивался на нашего генерального секретаря. И тут, как назло, наши ворота оказались последними в длинном коридоре аэропорта.

Подбежав к ним, я сунул в руки проверяльщиков посадочный талон и под их испепеляющими взглядами промчался в салон самолёта, где нашёл своё кресло и плюхнулся в него. Через минуту и тело генсека приземлилось рядом. У меня не было слов. Только маты. Они клокотали у меня в груди, но я, как мог, сдерживал себя, чтобы не разораться. В дополнение ко всем удовольствиям, что сегодня свалились на мою голову, меня убил последний Серёгин вопрос:

— А что это мы не взлетаем? Ведь мы уже на местах. Мы же успели, — вид его был, как и прежде, неизменно спокоен и голос сохранял всё те же нотки достоинства и превосходства.

Мама дорогая! Ну зачем ты меня родила в понедельник? Я думаю, чтобы испытать удовольствие при общении с такими Серёгами, надо было родиться в другой день недели.

А ему хоть бы хны! Он старательно пристегнулся и, уже через несколько минут, мирно похрапывал.

Самолет взлетел. Я сидел у окна и смотрел на удивительную Бразилию, про которую столько много слышал и читал.

Под окном проплывали холмы, реки, поля, какие-то деревни, поселки. Это в моём понимании. А может быть по-бразильски, они имели совсем другие названия. Я даже не заметил, как проглотил предложенный бутерброд. Так всё было интересно за бортом.

Много лет летаю. Но чтобы было так интересно, так это было в первый раз. Да, это было впервые, чтобы я так беспрестанно смотрел за борт. Обычно я, как и Серёга, сейчас, всегда спал.

Вскоре загорелось табло, чтобы все пристегнули ремни. Самолёт приземлился, а наш Серёга от соприкосновения колёс с посадочной полосой проснулся.

— Мы что, уже в Бразилии? — важно изрёк он, ожидая моментального разъяснения.

Это был уже перебор и я съязвил:

— Конечно! И тут много диких обезьян.

— Интересно. И где же они тут живут? — Серёга со своего места посмотрел в иллюминатор.

Слава богу! Самолёт уже остановился на взлётной полосе и надо было выходить, поэтому мне не пришлось отвечать на столь сакраментальный вопрос.

Пройдя в здание аэровокзала на ленте выдачи багажа я нашёл свой чемодан. Он был в плачевном состоянии. Обе ручки оторваны. И как его тащить? Это уже была моя проблема. Хорошо ещё, что осталась выдвижная ручка и колёса. Да… Китайское качество и тут подвело. Не выдержал страдалец перелёта из Владивостока до Порто-Алегри.

На выходе я осмотрелся и увидел мужчину полу индейской наружности с плакатиком в руках. Он ждал именно нас. Подойдя к нему и, стараясь правильно и медленно выговаривать английские слова, я попытался объяснить, что мы это те, кого он ждёт, что мы уже здесь и мы хотели бы знать, а что же будет дальше.

Обычные стандартные фразы, которые я всегда говорил встречающим агентам.

Но в ответ получил фразу по-португальски из которой ничего не понял. Тогда я, хулиганя, по-русски с матами сообщил ему, что мы здесь.

— О! Руссо, украине, добро пожаловать, — и яркий представитель местного населения, подхватив мой чемодан за оставшуюся ручку, быстро пошёл к выходу, где находилась его машина.

Его «Фольцваген» стоял мерах в двадцати от входа.

Каким-то образом мне удалось выяснить, что он отвезёт нас в Рио-Гранде, до которого триста километров, но для этого пришлось приложить массу артистизма, мимики и жестов.

На улице было тепло, ведь был ноябрь. В Москве в duty free я купил футболку за тридцать долларов. Дешевле почему-то я не нашёл. Там же скинул с себя тёплую рубашку и переоделся в неё, поэтому в местном бразильском климате чувствовал себя нормально. Это после Владивостока, где было минус десять. И после зимней Москвы, но там я был только в аэропорту и с наружной температурой контакта пришлось избежать. А здесь было не меньше, чем плюс двадцать пять градусов. Зато Серёга был в длиннополом кожаном пальто. Пот с него лился градом, но он не сдавался. Мне его даже стало жалко.

— Да сними ты свой плащ, — не выдержал я, видя его страдания.

На удивление он без слов снял пальто и уложил его в багажник вместе с моим чемоданом.

В машине было жарко, и я попросил агента включить кондиционер. Тот меня почему-то сразу понял, и мы тронулись.

Городские развязки меня не очень удивили. Всё обычно, как в нормальном европейском городе. Но когда машина выехала за город, то я был крайне удивлён.

У меня невольно возникло ощущение, что я как будто попал в Ханкайскую долину. Такая же двухполосная дорога, такая же равнина. Даже деревья были, по-моему, те же самые. Холмы — точно такие же. Я смотрел на всё это и получал удовольствие, вспоминая, как в прошлом году я точно так же ехал, по такой же дороге. В машине сидели жена, внуки и я наслаждался щебетаньем их голосов.

Но в нашей машине этих голосов сейчас не было. Водитель был занят дорогой, а я смотрел по сторонам. Серёге было скучно сидеть на заднем сидении, и он начал донимать меня вопросами. Но скорее это походило на допрос.

— Владимирыч, а сколько во Владике стоит рыба?

Какая рыба, что за рыба? Его, по-видимому, это не интересовало. Ему нужно было знать только цену. На мои подробные ответы о сорте рыбы, о её цене в рублях, он только качал головой и значительно выдавал междометия. Потом доставал из глубин своих штанов калькулятор, и начинал переводить всё в гривны, а потом в доллары. Совершив манипуляции с подсчётами, он многозначащим выдавал:

— Да, это у нас дешевле, — или наоборот, — нет, это у нас дороже, — или что-то вроде этого.

После непродолжительного молчания и, наверное, переваривания полученной информации, он задавал следующий вопрос:

— Владимирыч, а сколько стоят во Владике машины? — мне опять приходилось обстоятельно отвечать.

Машины были моей любимой темой, и я развивал свою мысль на полную катушку. И о старых марках, и о новых моделях, об их преимуществах и недостатках. И всегда за этим следовал риторический вопрос:

— А как же вы на них ездите? Ведь руль то справа, — на что у меня был заготовлен ответ: — Так это же так легко обматерить умника за рулём леворульной машины. Поэтому и ездится очень легко. Всегда видишь дурака за рулём рядом с собой.

Потом разговор надолго затихал. Водителю тоже было скучно. Он периодически включал то одну, то другую местные радиостанции с музыкой. Иногда пытался что-то спросить на ломаном английском. Долго соображал о полученных ответах, переспрашивал и делал вид, что что-то понял.

После пары часов интенсивной гонки я почувствовал, что он именно — бразильеро. У него самая лучшая машина в мире, и он самый лучший водитель на дорогах Бразилии. Он не позволит себя кому-либо обогнать и всегда, и везде — он будет первым.

Я даже сам себя вспомнил, когда мы с Инночкой ехали в Горноводное. Тогда, никто меня на моей «Карине ED» не смог обогнать. Даже на перевалах к Дальнегорску, я не позволил «Крауну» обогнать себя.

Остановились у небольшого магазинчика. Попили кофе и съели по паре бутербродов. Серёга всё ходил и присматривался к ценам. Он не выпускал из рук калькулятор и всё время, что-то перемножал и делил. Своими впечатлениями он делился со мной.

— Да я бы тут жил с такими ценами, — то и дело вырывалась у него.

Когда он увидел, что бразильское вино в упаковке по четыре литра стоит меньше четырёх долларов, он не выдержал и купил его.

Пока наш водитель пил кофе, я обошёл всё вокруг и остановился у входа в магазин. Рядом стоял рейсовый автобус. Пассажиры вышли погулять и к нам подошёл молодой парень. На хорошем английском он обратился к нам. Он ехал домой после окончания курса обучения в мореходке. Его отец работает лоцманом в Рио-Гранде, и этот парень очень соскучился по своим родителям. После отпуска он уже имеет распределение на работу и очень хочет отдать все силы своей следующей работе.

Когда он увидел, что Серёга покупает вино, то он разочарованно сказал:

— Бразильское вино — это не то, что я хотел бы подарить своему отцу. Я ему везу в подарок Чилийское вино. Это будет ему лучшим подарком.

Мы с ним мило распрощались, и наш водитель опять резко нажал на газ.

Он резво обходил одну машину за другой. В мастерстве вождения ему можно было позавидовать. Бразильский темперамент сказывался и в этом.

Опять понеслись долины, холмы, берёзы, сосны, ивы, небольшие строения. В какой-то роще водитель попросил разрешения остановиться. Это оказалась сосновая роща.

Въехав в неё, машина наполнилась густым хвойным ароматом, а чистота воздуха меня сразила наповал. Этот воздух наполнил лёгкие и им хотелось дышать и дышать.

Водитель остановился у небольшого строение с вывеской. Пару слов я понял — ВИНО и ПИВО. Остальное — для меня были только буквы. Войдя в строение, я вновь был поражён. Там стоял дух нашей копчёной колбасы. Водитель уже что-то покупал, а я в нерешительности подошёл к прилавку и осматривал вывешенные многочисленные снизки колбас. От них шёл такой непередаваемый аромат копчёностей, что у меня чуть ли не закружилась голова.

Хозяин что-то приветливо начал рассказать мне, указывая на колбасы. Но я его абсолютно не понимал, тогда водитель попытался объяснить мне содержание речи продавца.

Из его перевода я понял, что это хозяин лавки. Они тут сами делают говяжью колбасу, и он с удовольствием даст нам её попробовать. У него их несколько сортов. Если иностранцы согласятся попробовать его колбас, то он приглашает нас за столик.

Колбасами были увешаны все стены. Они на подвесках свисали с потолка. Они висели на стенах, лежали на прилавках. В этом магазинчике они были везде.

Дух копчёностей сводил с ума. Слюной можно было захлебнуться. Как можно было отказаться от такого предложения! Хотя, я знал, что это предложение приведёт к последующей раскрутке. И водитель нас сюда не просто так завёз. Он, наверное, тоже имеет здесь свою прибыль.

Мы сели за столик напротив прилавка. Полумрак, прохлада, запах елей, растущих рядом с магазинчиком и запах копчёностей, сделали своё дело.

Сил сопротивляться не было. Перед каждым из нас появился высокий стакан из зелёного стекла. Вино в нём казалось чёрным. На вкус это был очень хороший портвейн. Наверное, в моей жизни я пробовал всего лишь несколько раз вина такого сорта.

Вино был тягучее, в меру сладкое и его терпкость откладывалась на языке. А перед нами, как по волшебству, появилось целое блюдо с нарезанной, пахучей и заманчивой колбасой.

О! Как это было вкусно! Я не устоял и, оставшиеся у меня реалы, потратил именно на эту колбасу. Серёга был, я думаю на тот момент, умнее меня. Он купил колбасу, и ещё, вдобавок огромную бутылку, этого наивкуснейшего портвейна.

Простые мужики, простые работяги. Бразильцы. Я впервые видел тех людей, кто именно делает для нас то, что нужно нам, горожанам. А они просто так живут. Это их жизнь. Это их страна, в которую они замечательно вписываются и колорит этой страны создаётся именно этими простыми работягами.

Мило распрощавшись с хозяевами гостеприимной лавки, мы покинули её с увесистыми пакетами, а водитель опять нажал на газ и автомобиль умчался от уютной лавки, оставив за собой запах сосен и копчёных колбас.

Опять понеслись навстречу холмы, луга, поля. Лето. И только кое-где можно было увидеть трактора и людей. Простор, проносящийся за бортом — завораживал.

По указателям до Рио-Гранде оставалось меньше тридцати километров. Всё это уже было не столь интересно, как в начале пути. Те же дома, рощи, луга и деревеньки с небольшими домишками. И чем ближе мы продвигались к намеченной точке, тем нищета и развалюхи встречались всё чаще и чаще.

Вот мы и въехали в долгожданный Рио-Гранде, а мне показалось, что мы неожиданно оказались в Кандле в Индии. Только что на дороге не было коров и свиней. Та же нищета и разбитые дороги. Хотя в центре города и дороги были в норме и вывески ресторанов и кафе напоминали европейские. Но что-то было не то. И только, когда я вышел из машины у офиса, понял. Лица. Да! Все они не были европейскими. Это была какая-то странная помесь местных индейцев с остальными нациями мира. Хотя натуральных индейцев я никогда не видел в жизни, исключая телевизор. Но даже подсевшая в автомобиль любовница водителя, была характерной креолкой.

Водитель привёз нас в офис и сдал агенту. Тут уже было легче. Все говорили по-английски.

Даже Серёга как-то облегчённо вздохнул и опять начал задавать свои насущные вопросы. Но у меня не было ни сил, ни времени, чтобы отвечать на них и я их игнорировал.

Время пошло уже в судовом режиме.

Агент посадил нас в свою машину и повёз в эмигрэйшн. Там нам поставили в паспорта печати. Вновь гонка по неровной брусчатке городка до проходной в порт.

И вот я уже вижу судно. Ещё во Владивостоке я видел его фотографии, которые мне прислали по e-mail. Но когда видишь всё своими глазами, то впечатления становятся совсем другими.

Это было что-то невероятное. Узенькая жилая надстройка на самом баке и выхлопные трубы в самой корме. С левого борта два, внушительных грузовых крана.

На причал был спущен трап и около него стоял вахтенный помощник.

Агент попытался взойти на трап, но помощник преградил ему путь и потребовал предъявить документ. Тот был удивлён, но документ показал.

К нам подошёл старик. Седая борода, громадные, тёмные мешки под глазами. Одет он был в потрепанные шорты, из которых выглядывали тоненькие ножки.

Помощник по-английски обратился к подошедшему старику и по их разговору я понял, что это капитан. Как мне говорили по телефону, что он болгарин. Поздоровавшись с агентом, капитан пошёл вверх по трапу, а нас, как будто, даже не заметил.

Серёга двинулся вверх, а я растеряно стоял перед своим полуразваленным чемоданом и соображал, как же его тащить.

Помощник, видя мою заминку, подошёл ко мне:

— Помочь, что ли? — уже по-русски поинтересовался он.

— Да…, эту развалюху, я один не осилю, — посетовал я и с выжиданием посмотрел на помощника.

— Вы не обращайте на мастера внимание. Вообще-то он нормальный мужик. Очень хорошо говорит по-русски. Так что, насчёт этого будьте осторожны.

Взяв с обеих сторон поломанный чемодан, мы с помощником дотащили его до надстройки. Оставив чемодан перед дверью в надстройку, помощник пошёл вперед по узким, крутым трапам, а я, взвалив развалюху на плечо, последовал вслед за ним.

Остановившись на одной из площадок, помощник указал на одну из кают:

— Пока Вы здесь поживёте. Это у нас запасная каюта. Каюта деда выше палубой. Если возникнет желание, можете к нему подняться, — посоветовал он и ушёл.

Теснота была страшенная. Это меня ещё поразило на трапе, потом на палубе, когда второй помощник помогал перетаскивать чемодан через лазы во флорах в фундаментах кранов и по палубным трапам, а теперь и в этой запасной каюте.

Хотя она и состояла из небольшой приёмной со столом, телевизором и холодильником, спальни и узенького санблока, но её было не сравнить с моим предыдущим балкером, где только в приёмной можно было играть в футбол.

Оставив чемодан в приёмной на диване, я застелил постель и поднялся палубой выше. В каюту стармеха.

После моего продолжительного стука, дверь открыл полуголый человек с растрёпанным длинным волосами. Видно было, что он только что после душа. Бёдра были обёрнуты полотенцем, волосы мокрые. Причёской и выражением лица он чем-то напомнил мне батьку Махно. Как потом и оказалось, Олег был из Мариуполя.

Он извинился за свой вид:

— Только помылся. Сутки из робы не вылезал. Извини, устал, как собака. Давай завтра с утра обо всём поговорим. Время у нас ещё есть. Целые сутки. На, возьми бутылку воды, сок и кружку. Наверное, и сам устал? — спросил он участливо.

Что уж тут было скрывать. Во Владивостоке был уже полдень завтрашнего дня и ноги у меня подкашивались. Получалось, что я не спал уже больше суток.

Спустившись в каюту, я принял душ и завалился спать. Заснул сразу, как будто провалился в яму.

Глава вторая

Проснулся я без будильника. Он показывал четыре утра. Рассвет только занимался и в каюте стоял утренний полумрак, хотя мои биологические часы показывали шесть часов вечера. Поняв, что заснуть больше не удастся, я умылся, оделся и вышел на палубу.

Рассвет был прекрасный. На небе ни облачка. Не жарко. В шортах было самое время прогуляться по причалу или по недалеко расположенному пляжу.

Но, надо было знакомиться с судном. Для того меня сюда и послали, чтобы не прохлаждался, а занимался делом.

Ознакомление с судном я начал с пеленгаторной палубы.

Чем дальше вниз, тем ясней становилась картина, что это за судно, для чего предназначено и какое его состояние.

Ржавчина старательно замазана краской. Значит, старались придать надлежащий вид судну без особых затрат. Тросы на шлюпках менялись давно, а маркировка стояла свежая. За прошлый месяц. Палуба не полностью ободрана, но закрашена.

Получалось, как в сказке, чем дальше в лес, тем страшнее.

Зашёл в надстройку. Вроде бы всё и чисто, но что-то здесь мне не понравилось.

На нижней палубе у рефрижераторных камер почему-то воняло фекалиями. Завернув за угол, я увидел там установку обработки сточных вод. Вентилятор для жизни бактерий работал, но воздух оттуда шёл с гнильцой, хотя маркировка о проверке была поставлена свежая. Гайки на фильтре засыпки бактерий оказались на столько заржавевшими, что говорило, что они не отдавались минимум с полгода. Хотя содержимое фильтра должно обновляться ежемесячно.

И так всё дальше и дальше. С собой я захватил блокнот, ручку и фонарик. Времени до завтрака было достаточно и поэтому, я продолжил обследование.

Мне, при моём опыте, достаточно было только взглянуть, прослушать механизм, и становилось ясно, в каком состоянии он находится.

Добрался я и до входа в машинное отделение.

Несведущему, это бы показалось странным, что он начинался входом в тоннель длинной метров восемьдесят. Идти пришлось по решёткам, под которыми проглядывалась не очень чистая палуба. Под решётками то тут, то там виднелись разбросанные различные крепления для груза.

Проскользнула мысль:

— А если будет резкая качка и всё это хозяйство начнёт летать с борта на борт? Пробьют они борта или нет?

Лазы в трюма оказались открытыми. Клинкетные двери не зафиксированы на защёлки, которые оказались заржавевшими и даже рукой я их не смог сдвинуть с места.

Наконец-то я добрался до машины.

Грязь меня поразила. Но, кто-то что-то старался предпринять для наведения порядка. Палуба около ЦПУ оказалась свежевыкрашенной, хотя борта и бортовые переборки на этом фоне только явственнее выделялись своей чернотой. Наверное к ним с постройки не прикасалась не то что кисточка, но и тряпка с порошком.

Вид переборок и подволока оказался хуже, чем на какой-то занюханной барже. Машинное отделение оказалось очень маленьким со множеством механизмов, а грязь и неухоженность как-то давило и создавало впечатление, что ты попал в пещеру к неандертальцам.

Меня поразило одно. Неужели это судно принадлежит немецкой компании? Ведь у них должен быть во всём порядок и чистота! А тут наоборот. Только замасленная грязь на переборках, палубах и механизмах.

В ЦПУ везде разбросаны документы и инструкции. Полные урны ветоши, бумаг и все пепельницы полны окурков.

В компьютере полная неразбериха. Все документы выведены только на экран. Никакой систематизации. На полках стоят папки без названий с какими-то документами. И только по степени замасленности этикеток, можно определить, какие брались и использовались чаще всего.

Впечатление было удручающее. Куда я попал?

В кладовой, непосредственно сообщающейся с ЦПУ, — полнейший беспорядок. На полках — кавардак. Где, какие и для чего запасные части лежат — было непонятно. Что-то на этих полках лежало, но перемотанное в тряпки и без всяких этикеток. Для чего? Непонятно. Может быть, со временем я и разберусь в этом беспорядке, но сейчас, только один взгляд на эти полки приводил меня в ужас. А что? А если что-либо случится с каким-нибудь механизмом? Что я буду делать? Где искать запасную часть? Как я буду восстанавливать механизм? Блокнот переполнялся вопросами.

Но время приближалось к завтраку, а по моим биологическим часам мне бы и поужинать было пора.

Прервав осмотр машинного отделения, я поднялся на главную палубу к камбузу.

Там орудовал высокий, черноватый парень лет тридцати. Он что-то ловко переставлял, жарил, парил, резал.

— Доброе утро, — приветствовал я его по-русски.

— Доброе утро, — машинально ответил он, но, подняв глаза, удивился:

— О, да Вы, наверное, наш новый дедушка!

— Точно так. Я им и буду у вас на ближайшие четыре месяца. Давайте знакомиться. Меня зовут Александр Владимирович, — на что кок так же машинально ответил:

— Валёк, — я с удивлением поднял глаза на него, и он поправился, — Валентин.

— Ну, всё понятно, очень приятно познакомиться. А где же можно налить себе чай, Валентин? — поинтересовался я, оглядываясь в незнакомой обстановке.

— У нас все пьют кофе, кроме меня. Приятно будет иметь собеседника за чашкой чая. Вот здесь, в буфете я месяц назад положил пачку чая, но она, по-моему, ещё не закончилась.

Он подвёл меня к буфету. Показал, где хранится чай, чайник, ложки, вилки, и моё место за столом.

Налив чай в чистую кружку, я попробовал его и в очередной раз удивился. Да…, это был не тот «Липтон», что на последнем судне заказывал нам капитан. У того был только цвет и без сахара он казался водой. А здесь ощущался вкус настоящего чая и от него шёл приятный аромат.

Тем временем Валёк поднёс мне полную тарелку с яичницей и беконом, поставил рядом несколько сортов сыра и колбасы. Я удивился. Среди сортов сыра присутствовал даже сыр с плесенью. Рокфор! А в специальной хлебнице я обнаружил даже чёрный хлеб!

— Вот это кормят тут! — пронеслась мысль.

Валёк сел рядом, и видя новые уши, начал накачивать их информацией.

Нет, он никого не закладывал, он рассказывал о судовой жизни. Наверное, ему не с кем было долгое время поделиться, вот он и выкладывал мне то, что у него накипело.

Его контракт заканчивается через три недели. Он сел на судно в Европе и судно пошло в Африку. Сейчас пересекли Атлантику, чтобы выгрузить остатки груза. Следующий порт намечается в Аргентине, где будет погрузка цементом. А потом через Магелланов пролив судно пойдёт в Чили. Вот там ему и приедет замена. Он всё это выкладывал, как по нотам.

Но тут стали подходить на завтрак матросы. Валёк извинился и пошёл готовить завтрак для них.

В кают-компании я остался один, но ненадолго. Забежал, как будто с пожара, человек в комбинезоне. Автоматически хватая, чашки, ложки, он также, автоматически проговорил:

— Доброе утро. Старпом, Игорь, — и торопливо протянул мне руку.

— Доброе утро, — ответил я, пожимая его узкую, но крепкую ладонь, — Александр Владимирович.

— Очень приятно, надеюсь, у нас не будет проблем, — так же автоматически протарахтел он.

— Поработаем, посмотрим. Но все проблемы решаемы. Я думаю, у нас с Вами они не должны возникнуть, — я доброжелательно посмотрел на него.

Старпом с удовлетворением хмыкнул, прихватил чашку с кофе и убежал к матросам, откуда вскоре послышался его голос. Он что-то выговаривал боцману. В ответ раздавалось несколько унылых голосов, которые в унисон возражали ему. Нормальное судовое утро в порту. Я начинал чувствовать себя в своей тарелке.

Прихрамывая, зашёл абсолютно седой человек. На вид даже постарше меня. С одесским акцентом и странной горловой буквой «РР». Он представился:

— Владимирррр Львович. Вторррой механик, — и протянул мне руку для рукопожатия.

Это была действительно рука настоящего механика. Увесистая, шершавая, с расплюснутыми ногтевыми фалангами и с мазутной грязью под ногтями. Указательный палец травмирован и сросся в форме когтя, от чего его рука казалась клешнёй.

— Александр Владимирович, — представился я, — надеюсь, Вы уже знаете, кто я?

— А чего не знать. Олег уже вторую неделю ждёт замены, — я недоумённо поднял брови.

— Это стармех, которррого ты будешь менять, — пояснил второй механик.

Как-то само собой улетучилось чувство официальности. Львович сел за стол, сыпанул себе в кружку несколько ложек кофе, и мы продолжили разговор. Что нам было делить? Нам предстояло работать. Нас в машине только четверо и её, нашу машиночку, родимую, надо было заставить бесперебойно работать так, чтобы нам хватило её до конца нашего контракта и ещё осталось нашим сменщикам.

Я с первых слов понял Львовича, что именно это его работа, и он будет тянуть свою лямку до конца.

По длинному туннелю мы с Львовичем прошли в машину. Там уже находился Серёга и молодой черноволосый симпатичный парень. Его обаятельная улыбка обезоруживала. Он представился:

— Электромеханик. Миша.

Тут в ЦПУ влетел Олег с молодым высоким парнем, который оказался его мотористом. Моторист тоже списывался.

И началась суета. Моторист подхватил Серёгу и повёл его показывать механизмы и рассказывать обязанности. Механики дружно закурили и налили себе по кружке кофе. Начался рабочий день.

Олег, ещё на правах стармеха, отдал распоряжения и повёл меня по машине. Хорошо, что я уже утром здесь побывал и поэтому для меня это был уже не белый лист. После обхода, взяв блокнот, я записал новые замечания по механизмам и начал задавать Олегу вопросы. Он, в свою очередь, уселся за компьютером и тоже принялся рассказывать о порядках в компании, о документации, о неисправностях. Видно было, что к сдаче дел он подготовился основательно.

К обеду мы подготовили отчет по расходу топлива за сутки и его остатки на сегодняшнее число.

— Ну вот, в основном, и всё, — как-то облегчённо вырвалось у Олега. — С Мишей пройдёте после обеда по остальным механизмам. Он расскажет о нюансах по электричеству. А теперь пошли, пообедаем. В семнадцать подпишем акт, а потом агент заберёт меня в аэропорт.

Да, давненько мне не попадалось такое судёнышко со столькими неисправностями. По списку Олега их было двадцать три. Хотя много работ уже выполнено, о чём в компьютере, для подтверждения, Олег занёс много фотографий.

Но элементарные вещи поражали. Даже судовой телефон не работал после последнего обесточивания. Что-то сгорело в электронике. Так что я даже не представлял, как сообщить что-нибудь в надстройку. Например — капитану или старпому. Хотя парный телефон с мостиком, рулевой и аварийным дизелем работал.

На главный двигатель вообще не было запасных форсунок и топливных насосов. Второй механик выбирал что-то из ранее использованных деталей и пытался хоть как-то восстановить отсутствующие необходимые запчасти.

Следы его деятельности были зажаты в тиски и раскиданы по верстакам. В шкафах и столах ящики раскрыты. По углам валялись груды ветоши. С первого взгляда мне стало понятно, что второй механик не хозяин в машине и наведению порядка уделяет минимальное внимание. Да, это не второй механик с моего последнего судна. У того во всём был военно-морской порядок. И даже за пыль каждый мог получить нагоняй. Сказывалась наука, оставшаяся о ВМФ.

Мне становилось понятным, почему Олег с таким облегчением сваливает отсюда. А мне это всё предстояло приводить в рабочее состояние. Выгрести кучи мусора и провести должную инвентаризацию.

Запасных частей для многих механизмов не было совсем, хотя они были заказаны, и это бы ещё ничего. Оказалось, что судно выставлено на продажу уже с августа и поэтому хозяева не хотят тратиться на продаваемое судно. А мне об этом при подписании контракта никто ничего не сказал. Экипаж ещё в августе хотели заменить в Европе, но что-то не срослось у покупателей и продавцов. Судно было загружено и работает до сих пор у старого хозяина.

Настроение было ниже ватерлинии. Но не уезжать же домой из-за этого. Надо будет работать и добиваться того, чтобы и запасные части были доставлены и механизмы работали, и судно из-за этого не имело простоев.

После обеда меня вызвал на мостик капитан. Ему были нужны мои документы.

Мостик — это шестая палуба. Но я как-то привык называть их этажами. И, поэтому моряки иногда на меня странно косились, когда я палубу называл этажом.

Когда заберёшься по крутым трапам на мостик, то язык у тебя окажется на плече, а если так до десятка раз в день, когда телефон не работает? К концу дня не то, что язык, ноги протянешь. Как потом и оказалось. Побегать мне пришлось предостаточно. Но, слава богу, ноги я не протянул.

Капитан сидел у компьютера. Он только скосил взгляд в мою сторону. Я подошёл к нему и по-английски представился. Дальше разговор шёл только по-английски.

Капитан забрал у меня документы. С некоторых сделал копии, а остальные вернул. Он, как бы между делом, спросил меня, когда мы закончим передачу дел и дал понять, что он больше меня не задерживает.

За мной стоял великий англичанин Серёга, так же вызванный капитаном на мостик.

Он попытался что-то сказать капитану по-английски, но тот на вполне нормальном русском, почти без акцента, отвечал ему.

Это я уже услышал, когда закрывал за собой дверь на мостике. Услышанное меня покоробило. Но что делать? Он капитан — ему виднее, как общаться с подчинёнными. На судне единоначалие и поэтому молчи и сопи в две дырки. Капитан потом сам выберет манеру общения с тобой.

Как-то на одном из судов я попытался качать права, но в ответ сам оказался в дерьме. Поэтому, пока пусть всё будет так, как оно есть. Потом разрулим.

Вернувшись в машину, я продолжил самостоятельно изучать записи, сделанные со слов Олега, просматривал компьютер, осматривал механизмы и делал всё, чтобы быстрее освоится на абсолютно новом и незнакомом для меня судне.

А ведь в семнадцать часов я становлюсь хозяином всей механической части судна. Вечером Олег уедет и уже не у кого будет спросить, если что-то случится, а спрашивать будут у меня и только с меня.

Хотя оставались Львович и Миша. Это облегчало мою задачу. Они уже отработали более двух месяцев и, как говорится, въехали в курс событий.

В пять часов Олег последний раз спустился в машину. Мы подписали акты, журналы и пошли к капитану на доклад.

Тот встретил нас с непроницаемым лицом, но теперь уже разговаривал с нами по-русски. Наверное, потому что Олег говорил с ним тоже только по-русски.

Капитан забрал акты, вложил их в файлы и поинтересовался у Олега готов ли тот к отъезду и ушёл на мостик, а Олег вернулся к себе в каюту переодеться.

Его каюта находилась в паре метрах от двери капитана на этой же палубе, а я спустился палубой ниже в каюту, где лежали мои вещи. Переоделся и пошёл на ужин, а поужинав, вернулся в машину. Теперь я был тут один. Никто не отвлекал меня и можно было спокойно продолжить ознакомление.

То и дело, сверяясь с записями Олега, я проверял свои знания по механизмам и системам. Такими проверками практические навыки закреплялись намного быстрее. И, если понадобиться в аварийной ситуации, не дай бог, конечно, я смогу это сделать и в абсолютной темноте, и при качке, и без посторонней помощи.

Машинное отделение было маленьким. Всего в полтора этажа. Оно напоминало чем-то подводную лодку.

Не то, что на балкерах, где мне пришлось проработать несколько лет. Там только до крышек главного двигателя приходилось карабкаться три с половиной этажа, да ещё до выхода на главную палубу из машины два, а если через трубу, так все четыре.

На контейнеровозах из-за коротких стоянок дела приходилось принимать и за несколько часов, а тут мне повезло, что знакомиться с судном предстояло целых полтора суток. Красота! Времени достаточно. Да ещё и механики старые остаются.

Но, что там, что тут надо было всё знать и уметь. Завтра отход. Олег уезжает поздно вечером. Если что непонятно или я забыл, то есть ещё время спросить у него.

Хотя в машине и работал высокооборотный вспомогательный дизель, естественно грохот стоял неимоверный, но я надел наушники и находиться в одиночестве мне было комфортно. Шума я не замечал, а вентиляторы давали достаточно воздуха. Температура в машинном отделении не больше двадцати пяти градусов. Ничего мне не мешало. Я был вновь в своей тарелке.

Сами механизмы, их щиты управления, трубопроводы с клапанами — всё как-то само собой откладывалось в памяти, запоминалось, становилось близким, родным. Подходя то к одной системе, то к другой, я проверял себя. Что я запомнил, что упустил, а на что надо обратить особое внимание для того, чтобы надёжно и уверенно манипулировать в любой ситуации всеми приборами и механизмами.

Да, это на первый взгляд всё казалось таким сложным и запутанным. Но это уже не первое и не двадцатое судно в моей жизни, где мне приходится делать одно и то же.

Сконструировано, конечно, по-другому. Но принцип везде один и тот же.

В сущности, нет ничего сложного. Только каждая фирма всё делает по-своему, но везде по шаблону, отработанному многолетней практикой судостроения.

Выполз я из машины ближе к полуночи. Уставший, но уже уверенный в своих силах и знаниях. Вопросов к Олегу не было. Да даже если бы и были, то задавать их всё равно было некому. Олега уже давно не было на борту.

Я чувствовал, что готов к завтрашнему отходу. А нюансы? На то фирма и оставила мне в помощь электромеханика и второго механика.

С удовольствием помывшись в душе, я завалился спать. Надо свои внутренние часы приучать к судовому времени. Во Владивостоке было уже четырнадцать часов следующего дня.

2 апреля 2012 г.

Владивосток