Стажер диверсионной группы

Алексей Махров, 2020

Долгожданное продолжение трилогии, начатой романами «Спасибо деду за Победу!» и «Русские не сдаются!». Провалившись в 1941 год, в самое пекло боев за Украину, наш современник, ветеран боевых действий в Приднестровье и Югославии, Игорь Петрович Глейман вступает в схватку с фашистами. Насмотревшись на зверства «евроинтеграторов», «человек с простой русской фамилией» стал считать немцев двуногими скотами и не раздумывая убивает каждого, кто оказывается в пределах досягаемости. Мне не жалко погибших немецких солдат, Что хотели с землёю сровнять Сталинград, Этих Гансов и Фрицев, лежащих в могиле, Потому что они мою землю бомбили. Теперь Игорю гораздо легче это делать – полтора месяца занятий в разведшколе дали много специфических знаний и умений. И новая миссия в тыл врага – просто стажировка.

Часть 2

7 сентября 1941 года

День второй

Глава 1

Шли долго и быстро, не забывая прислушиваться да по сторонам поглядывать. Тем более что луна вышла из-за облаков и хоть что-то стало видно.

Лес почти не шумел, тихо было — ни звука работающего двигателя, ни человеческих голосов, ничего. Только раз в небе прогудели моторы одинокого самолета, но разобрать, чей он, наш или немецкий, я не смог.

Шел я рядом с Хосебом, нагруженным рацией и автоматом. Альбиков бесшумно шагал сзади, а Валуев изображал наш авангард, вырвавшись вперед метров на двадцать. Двигались все молча, чтобы не сбивать дыханье и лишний раз не выдавать себя.

Лишь однажды я пришатнулся к Алькорте, спрашивая шепотом:

— Сменить, может?

Это я намекал на рацию. Но баск лишь зубами сверкнул:

— Но! — и тут же: — Если хочешь, понеси мой «макуто»… э-э… ранец.

— Давай…

Я стянул у него с плеча не шибко набитый рюкзак, оказавшийся увесистым. Тушенка, что ли? Нет, это были запасные батареи для рации. Повесив «макуто» на левое плечо, я потопал дальше.

Не знаю уж, сколько мы километров отмахали, но Петр скомандовал привал. Мы ушли с дороги в лес, засев в роще деревьев, что росла на небольшой возвышенности. Удивительно — я ничуть не устал. Нет, обычное утомление наличествовало, но было оно даже приятным. Потянешься, поводишь руками — и кровь веселее бежит по венам.

Разумеется, просто так мы не сидели — Валуев вскрыл пару банок «Говядины тушеной» и подсушенный хлеб. Самое то — и зубы не сломаешь, и не черствеет.

Ополовинив банку, Петр негромко сказал:

— Сдал нас кто-то. Может, и сам егерь. Кузьмич — мужик стоящий, но в гестапо любого разговорят…

— У него внучка была… — задумчиво сказал Хуршед.

— Ее могли схватить и пригрозить расстрелять на глазах у деда, — предположил я. — Какой в этом случае сделает выбор егерь? Будет спасать свою роднулю или группу незнакомых мужиков?

— Всяко могло случиться, может, они просто мимо проезжали и костры увидели… — вздохнул Валуев. — Короче: группа Глеймана где-то рядом… Немцы не смогли создать вокруг нее сплошного кольца окружения — силенок маловато. Поэтому они контролируют узлы дорог, переправы, населенные пункты. Блокировать все пути у них не выйдет, и такой небольшой отряд, как наш, обязательно просочится через фронт окружения.

— Всю эту инфу нам на инструктаже Василий Захарович передал! — буркнул я. — Что ты конкретно предлагаешь делать? Вот прямо здесь и сейчас? Точного-то места дислокации группы отца мы не знаем. Захарыч советовал нам двигаться на север от места высадки, по возможности избегая перекрестков дорог. Пройти насквозь лесной массив между деревнями Кирляшки и Лозовая.

— Василий Захарович плохого не посоветует! — значительно сказал Алькорта.

— Но мы сейчас, как я понимаю, вынуждены идти на юг. — Я поочередно взглянул на Валуева и Альбикова. Но их лиц в темноте не увидел.

— Верно, — кивнул Альбиков (на Хуршеда как раз падал блик лунного света, и я заметил кивок). — И пока не сбросим с хвоста погоню, будем идти на юг.

— Так вроде бы не слышно погони!

— И хорошо, что не слышно! — веско сказал Валуев. — Если бы они нам на пятки наступали — пришлось бы нарезать петли, как зайцам. Потеряли бы еще больше времени… А сейчас мы можем идти по прямой. Вот пройдем еще с десяток километров в том направлении, убедимся, что в затылок никто не дышит, — и будем выбираться к Лозовой. Впрочем, все равно из-за фрицевской засады целый день потеряем!

— А почему именно к Лозовой? Там же сплошные болота, а у отца почти полторы сотни танков — как они там могут находиться?

— Вот в том-то и дело, пионер, что у Глеймана танки, а вокруг Лозовой — болота! — буркнул Петр. — И немцы так же подумают! Подсказывает мне моя чуйка — батька твой где-то там.

— Ну, раз твоя чуйка что-то чует, — усмехнулся я, — то веди нас, Сусанин!

— Выдвигаемся! — Валуев упер руки в колени и энергично поднялся. — Ходить шепотом — и бдить! Мы в немецком тылу, и уже рассердили фрицев. Тут главное не в том, что нас неласково встретили, а в том, что знают о нас! Так что… смотрим в два глаза, слушаем в два уха! Вперед!

Шли до самого утра, а когда встало солнце, услышали рев мотора и клацанье гусениц — по «нашей» заброшенной лесной дороге ехал «Ганомаг». БТР едва вписывался в извивы пути — ветки деревьев так и хлестали по бортам, словно лупцевали чужаков-захватчиков.

Собственно, «Ганомагом» эту удачную бронемашину называли только мы, немцы именовали ее по своему «фэн-шую», то есть по орднунгу — «Зондеркрафтфарцойг-251». Недаром же я в ШОН зубрил силуэты и названия вражеской техники…

Мы залегли за трухлявым поваленным стволом и пропустили броневик. Он ехал в единственном числе, и Валуев, выждав, снова повел нас в прежнем направлении. Правда, на дорогу мы уже не выходили. Шли рядом по лесу.

Поднявшийся ветер наполнял воздух шелестом листьев и шуршанием хвои, а когда он вдруг унялся, я расслышал голоса — говорили на немецком. Я уже руку поднял, чтобы предупредить наших, но Альбиков меня опередил.

Перекинувшись парой слов с Валуевым, Хуршед ушел на разведку.

Пользуясь случаем, я стащил с себя ранец и сделал пару упражнений, чтобы расслабить мышцы плеч и спины, — помогает. Слава богу, ноги не болели — вот что значит правильная обувка!

Без шума вынырнув из кустов, Альбиков тихо доложил:

— Там поляна, «Ганомаг» съехал на нее. Один меняет колесо, пулеметчик бдит, командир курит, еще трое ссут. Дверцы в кузове открыты, и видно, что немцев всего шестеро.

— Что ты предлагаешь? — прямо спросил Петр.

— Перебить фрицев и захватить «Ганомаг»! Иначе мы до Лозовой будем двое суток добираться!

— Спалимся! — сказал Валуев, почесывая затылок.

— Да и хрен с ним! — горячился Хуршед. — Во-первых, немцы и так знают, что мы где-то здесь, во-вторых — вряд ли ожидают от нас такой наглости!

Валуев снова почесал в затылке и махнул рукой.

— Ладно! Валим немцев — но только без шума! А командира надо бы живьем взять — поговорим с ним по душам. Выдвигаемся!

Я быстро извлек из кармана рюкзака «Наган». Хуршед задержался на секундочку, крепя «БраМит» на ствол винтовки. Без шума, без пыли…

Когда мы подобрались к поляне, немцы уже оправились. Все в сапогах с короткими голенищами и в замызганных маскхалатах, причем трофейных — наших, советских, с расцветкой «Амеба»!

Немцы курили всем хором. Даже пулеметчик дымил.

Он единственный был в каске, остальные в пилотках, а командир — в фуражке, сопливый белобрысый лейтенантик. Ничего, сейчас мы тебе носик подотрем…

— Хуршед, — прошептал Валуев, доставая свой револьвер с глушителем, — валишь того типа за пулеметом.

— Принято!

— Игорь, на тебе — мехвод!

— Есть!

Себе с Хосебом Петр оставил мотострелков. Я осторожно привстал на одно колено, боком уперевшись в ствол дерева, и поднял «Наган», придерживая правую руку левой за запястье.

Механик-водитель уже справился с колесом и деловито вытирал руки ветошью. Выглядел он настоящим громилой, широченные плечи распирали масккостюм, а квадратная морда такая, что, как говорил мой дед, «за три дня не обсерешь».

— Огонь! — прошелестела команда.

«Наган» пшикнул, и пуля вошла мехводу в голову, забрызгав мозгами маскхалат лейтенанта. Ай-яй-яй, говорят, мозговое вещество не отстирывается!

Чпокнула винтовка Альбикова, и пулеметчик, дернувшись, сполз вниз. Валуев с Алькортой выстрелили дуплетом, укладывая разом парочку немцев — те повалились друг на дружку, а вот третьему удалось избежать расстрела. Почуял ли он опасность или споткнулся на ровном месте, но на землю упал очень вовремя — две пули прозудели над ним, звонко шлепая по борту «бэтээра».

Фриц перекатился, заполошно крича: «Аларм!», но предупреждать уже было некого — все камрады попередохли, а командир, согнувшись в три погибели, натужно блевал.

— Пионер, бери офицера! Мы прикрываем!

Я поднялся и, держа «Наган» в руке, метнулся к лейтенантику, стараясь одновременно контролировать и его, и уцелевшего пехотинца. Завидев меня, пехотинец приподнялся, вскидывая винтовку, и Альбиков мгновенно воспользовался этим — пуля из снайперки вошла немцу точно в правый глаз.

— Гутен морген, херр официр! — поздоровался я, рывком преодолев разделяющее нас пространство и уперев толстую трубку «БраМита» в висок белобрысому.

«Херр официр» разогнулся, поднимая на меня бледную, перекошенную, усеянную конопушками физиономию, и тут же принял правила игры — задрал руки вверх.

— Имя, звание, номер части, размер лифчика, емэйл! — потребовал я, одновременно свободной рукой вынимая из его кобуры пистолет. И повторил требование по-немецки, опустив фразу про лифчик и электронную почту.

— Дитрих Шульц, ихь бин лойтнант, — пролепетал «херр официр» с каким-то запредельным ужасом глядя на живых и злобных русских унтерменшей, которые внезапно оказались так близко от его тельца, и внезапно зарыдал.

Шульц раскололся сразу и полностью. Мне даже не пришлось задавать наводящие вопросы — размазывая по лицу сопли и слезы, лейтенант исповедовался, как перед первым причастием.

— Ну, и что такого интересного поведал этот опарыш? — осведомился Валуев, закончив «зачищать поляну», — убитых фрицев обыскали, забрали документы, собрали оружие.

— Он из 25-й моторизованной дивизии, из танковой группы фон Клейста. Первый взвод первой роты первого батальона — полковые разведчики.

— Разведчики? А чего он тогда ревет, как девчонка? — удивился Валуев.

— Он на фронте второй день, до этого служил в тыловой дивизии, никогда в бою не бывал, русских солдат не убивал… — улыбнулся я, переводя жалкие попытки Дитриха оправдаться. — Говорит, что спешил в расположение полка — это в пяти километрах отсюда.

— Ладно, тащи его вон туда! — Петр кивнул на густые заросли малины и ухватил за воротники сразу два трупа. — Взялись, парни! Убираем за собой мусор!

— Насорили! — в тон ему ответил Хуршед, тоже хватая за воротник мертвого немца.

Я отвел Дитриха за кустики и предельно вежливо попросил снять забрызганный блевотиной маскхалат, а также новенький, чистенький китель под ним. Шульц, вероятно, что-то почувствовал и начал бессвязно лепетать про старуху мать и отца-инвалида. Но мне на его родителей, отправивших сынишку завоевывать чужую страну, было начхать — пусть хоть все глаза выплачут, твари, поминая сгинувшего в русских лесах отпрыска. Когда изрядно побледневший Дитрих исполнил мою просьбу, я четко, как отрабатывал на сотне тренировок, ударил сопляка ножом под ребра, одновременно пробивая легкое и сердце. На губах лейтенантика вспух розовый пузырь, и фриц, захрипев, рухнул на землю. При этом я не испытал ничего, кроме удовлетворения от мастерски проведенного удара, — мне совершенно не было жаль этого молокососа. Ведь точно такой же белобрысый молодой парень, лет двадцати пяти от роду, примерный сын уважаемых родителей, отличный офицер и надежный товарищ, обер-лейтенант Хельмут Робски, два месяца назад отдал приказ своим танкистам давить гусеницами раненых советских детей. И его подчиненные — тоже сплошь молодые ребята, тоже наверняка белобрысые, с энтузиазмом выполнили распоряжение любимого командира. Скорее всего — не испытывая к детишкам особой ненависти. Просто хорошо выполнили трудную работу…

Привычно вытерев клинок об мокрую от пота майку «герра официра», я убрал нож и поднял трофейный китель, прикидывая, подойдет ли он мне по размеру. И только сейчас увидел, что Валуев стоит рядом и смотрит на меня крайне задумчивым взглядом.

— А ты, пионер, оказывается, головорез еще тот! — резюмировал наблюдения Петя.

— По-настоящему я — живопыра! — ответил я фразой персонажа Джигарханяна из известного фильма.

— Антон Иванович удар ставил? — уточнил сержант.

— Он самый! — кивнул я. Главному тренеру ШОН по ножевому бою Валуев передавал привет два месяца назад, когда провожал меня с фронта в Москву. — Тебя он тоже вспоминал, называл «рыжим медведем».

Валуев хмыкнул и принялся снимать униформу с тела мехвода.

Через пять минут мы переоделись и погрузились в отжатый бронетранспортер. Петр надел обмундирование мехвода, только пилотку другую взял (хозяйская оказалась заляпана мозгами), а я упаковался в форму лейтенанта. Тот тоже был худеньким, так что я хорошо вписался.

— По местам! — скомандовал наш командир и полез в тесную кабину, к рулю.

Я сел рядом с ним, а Хуршед с Хосебом забрались в кузов. Они даже не пробовали примерять форму — с такой колоритной внешностью, как у них, трудно изображать арийцев.

— Форвертс! — скомандовал я.

— Яволь, — проворчал Валуев.

Глава 2

Мотор зарычал, и «Ганомаг» тронулся. Торопливо залязгали «гусянки», словно спеша обогнать передние колеса. Это, конечно, удобно — рулить баранкой, не связываясь с рычагами и фрикционами, но я уже по опыту знал, что повернуть броневик на гусеничном ходу, как обычный колесный грузовик, очень непросто. Вертишь руль вправо или влево, а гусеницы по-прежнему несут прямо вперед… Но у Петра все получилось — «Ганомаг» проходил повороты, не съезжая с дороги и не цепляя подлесок.

— Давай наверх, к пулемету! — сказал Петр. — Отсюда ни хрена не видно!

Я встал ногами на сиденье и, быстро проверив хорошо знакомый «МГ-34», оперся локтями на край борта.

Долго ли, коротко ли мы ехали, а впереди обозначилась развилка. Причем та дорога, что уходила левее, была шире и прямее. Ее, как пробкой, затыкал танк «Т-III». Видать, держал оборону на этом участке.

Мотор «тройки» молчал, а пара танкистов торчала на крыше МТО позади башни — один курил, другой что-то оживленно рассказывал, помогая себе обеими руками. Потом из люка показался третий, достал губную гармошку и выдул пронзительную трель. Загоготали все трое.

А вот та дорожка, что ветвилась вправо, была куда уже — «бэтээр» едва впишется. Тем не менее и этот проезд перекрывался — под самыми деревьями были аккуратно уложены мешки с землей, укрывая пулеметное гнездо. Пулеметчик равнодушно посмотрел на наш «Ганомаг» и продолжил мерно жевать, как корова в стойле.

Рядом с блокпостом стоял запыленный мотоцикл с коляской, то ли «Цундап», то ли «БМВ». Водитель сидел, облокотившись на руль, а какой-то унтер с блестящей бляхой «Ringkragen», висевшей на груди, степенно прохаживался поперек колеи. Фельджандармерия, стало быть, усиленная армейцами.

Лицо у фельджандарма было важное, руки он заложил за спину, сжимая жезл с красным кругляшом.

Мотоцикл и блокпост находились справа от дороги, а слева к окрашенным черно-белыми полосками столбикам был приколочен дощатый щит, на котором четко, снова черным по белому, было выведено на немецком: «Партизанская угроза впереди. Единичный транспорт СТОП!»

Когда унтер доходил до щита, то задерживался на секунду, любуясь готическим шрифтом, и разворачивался кругом.

Валуев сбросил газ, подъезжая к блокпосту. Я был спокоен, как пятьсот тыщ индейцев. Да и кто нам угрожал? Чуть что, и я одной короткой очередью сниму пулеметчика на блокпосту, а этот фриц, считай, был единственным, кто мог нам причинить неприятности. Хосеб с Хуршедом высунутся над бортом и положат танкистов. Потом мы вместе добьем остальных. Вот только зачем шуметь?

Фельджандарм явно оживился, завидев «Ганомаг», заулыбался даже — надо полагать, знакомцев надеялся встретить.

Петр притормозил нашу бронированную колесницу и негромко скомандовал:

— Распределяем цели! Пионер, тебе сверху видно всё — работай пулеметчика и танкистов.

Важный «держиморда» приблизился ко мне, и я его очень дружелюбно поприветствовал:

— Халлёхен! Ви гетс?^[22]

Однако жандарм еще пуще заважничал и сказал официальным голосом:

— Битте, леген зи ире документе!

Продолжая держать улыбку, я протянул ему свой «зольдбух». Тот даже не раскрыл его, а, сделав знак водителю мотоцикла, направился в обход. Видимо, у него был приказ проверять все «автотранспортные средства».

— Готов? — негромко спросил Валуев.

— Всегда готов! — ответил я, беспечно улыбаясь мотоциклисту, неуверенно взявшему в руки автомат. Смущается от того, что вынужден подозревать своих? Экий он… наивный!

Лязгнув, открылась дверца в кузов — и тут же раздался вскрик унтера, узревшего двух смуглых «унтерменшей». Вопль оборвался негромким хлопком из «Нагана» с глушителем.

— Работаем! — рявкнул Валуев, поняв, что без шума не обойтись.

Я короткими очередями прошелся по пулеметному гнезду, танку и мотоциклу, упокоив пятерых фрицев. Когда узбек с баском выскочили из «бэтээра», живых врагов не наблюдалось.

— Контроль! — скомандовал Петя, поднимаясь над бортом рядом со мной.

— В танке четвертый должен быть! — напомнил я Хуршеду. — И у пулеметчика второй номер!

Альбиков только плечом дернул, мол, сам знаю, не отвлекай. Под прикрытием моего «эмгача» они с Алькортой разошлись в стороны и быстрым шагом обогнули площадку, заходя вероятному противнику в тыл. Из-за «трешки» хлопнул карабин «Маузера». Всего один раз хлопнул. Ответного огня наших я не услышал — на таком расстоянии, больше двадцати метров, «БраМиты» надежно маскировали звук выстрелов.

Почти целую минуту стояла тишина, а мы с Валуевым внимательно осматривали окрестности. Я касался плеча напарника и понимал, что здоровяк готов к любому развитию событий — его тело было словно взведенная пружина. Наконец из-за танка вышел Алькорта, держа свой «Наган» стволом вниз. Петя сразу расслабился, но не опускал свой «ППД» до тех пор, пока из-за расположенных метрах в тридцати левее пулеметного гнезда зарослей каких-то кустов не вышел Хуршед, сказавший:

— Минус два! Один за танком самогон из бидона по флягам разливал, второй тут за кустиками срать пристроился…

— Совсем расслабились, уроды… Забыли, как службу тащить нужно! — усмехнулся я.

— Танк заминировать, трупы в кусты! Пионер, стой на фишке! — скомандовал Валуев и буквально выпорхнул из БТРа.

— Яволь, херр оберфельдфебель! — бодро откликнулся я.

— А за хера потом отдельно ответишь!

И снова зачистка не заняла много времени — и пяти минут не прошло, а Петр уже забрался обратно в стальную коробку бронетранспортера, грохнув на пол еще один пулемет и пару автоматов.

— Куда нам столько? — удивился я. — По три ствола на рыло!

— Лично я не могу это здесь бросить! — ухмыльнулся Валуев. — Это выше моих сил!

— Этак мы скоро будем по центнеру железа на себе тащить! — фыркнул я.

— Всего-то по паре пудов! — пожал могучими плечами Петр. — Тебе, пионер, этого не понять! Хуршед, Хосеб! По местам!

— Экспресс «Бильбао — Мадрид» отправляется! — сказал Алькорта, влезая в кузов и аккуратно укладывая в общую кучу свою долю добычи — еще один пулемет «МГ-34». «Эмгач» оказался в кожухе без дырочек и почему-то с заправленной с правой стороны лентой.

— Откель такое богайство? — удивился я. — Вроде бы на посту всего одно пулеметное гнездо было…

— Из лесу, вестимо! — процитировал классика русской литературы Хосеб.

— Это он в танке открутил! — пояснил Альбиков. — Даром что испанец, а ведет себя как хохол! Говорю ему: ну куда ты эту байду без сошек пристроишь? Так нет, не зьим, так понадкушу!

— Я не испанец, я баск! — громко ответил Алькорта.

— И тем и другим — прикидываешься! — продолжал прикалываться узбек. — Я-то, вот, полезные вещи прихватил — еду и воду!

В доказательство своих слов Альбиков аккуратно поставил на пол немецкий ранец, эдакого классического «оккупантского» вида — обшитый рыжей коровьей шкурой, и жестом фокусника извлек из него плоскую консервную банку.

— И таких тут двадцать штук! А к этому еще и «заправка»!

Второй рукой Хуршед держал за ремешки сразу три фляги. Когда он их энергично встряхнул, они как-то уж очень солидно булькнули, и я сразу заподозрил, что налитая в них жидкость — совсем не вода! Чего там покойный танкист из бидона переливал?

— Эй, вы закончили? — вмешался Валуев. — Пора в дорогу!

Едва мы отъехали от разгромленного блокпоста метров на двести, как сзади грохнуло. Наверняка сработала одна из оставленных минных ловушек. Я оглянулся и увидел за кустами и деревьями догонявший нас «Опель-Блитц». Что сразу бросилось в глаза — обширные повреждения кабины: разбитые в хлам фары, дыры в решетке радиатора. Неужели он из тех, что встречали нас вчера вечером? Интересно, и как у них «сухой» движок не стуканул? Или они умудрились в полевых условиях радиатор заклеить? Или просто дырки деревянными чопиками забили?

— Петя, рви! — выдохнул я. — За нами грузовик!

— Твою мать! — охнул Валуев и попытался прибавить скорости, но эта железная коробка и так неслась на максималке. — Приготовиться к бою, без команды не стрелять! Пионер, крути башкой на все триста шестьдесят!

Я быстро осмотрелся и обомлел: в этом месте две разошедшиеся дороги делила довольно скудная лесополоса, и мне был хорошо виден немецкий танк — он двигался параллельно «бэтээру» и уже разворачивал в нашу сторону башню.

Грохот выстрела утонул в реве двигателя.

— Тормози! — отчаянно крикнул я.

Валуев буквально «упал» на педаль тормоза, «Ганомаг» клюнул носом и встал, но это оказалось лишним — снаряд, который чуть было не достался нам, ударил в дерево, росшее между двух дорог. Вспышка, щепки во все стороны, и верхняя часть перерубленного ствола неторопливо пролетела мимо, разгоняя ветками клубы дыма, шлепнулась впереди на дорогу.

— Это еще что?! — прокричал сержант.

— Мы, кажется, не всех танкистов в округе извели! — ответил я, внимательно следя за маневрами противника.

Угловатая махина немецкой «трешки» внешне неторопливо съехала в подлесок и двинулась к нам. Даже с расстояния в сто метров я отчетливо слышал хруст ломаемых кустов. Этот звук почему-то совершенно не перекрывался ревом двигателя. «Опель» приблизился и встал. Из-под дырявого тента посыпались пехотинцы. Много — десятка полтора. И, вероятно, чрезвычайно злые — открыли по нам огонь сразу, особенно не разбираясь. Ну, это-то как раз понятно — трупы на блокпосту только слепой мог не заметить. А связать их и упыливший «в закат» бронетранспортер — особого ума не надо.

— Валить надо, Петя!

«Ганомаг» дернулся было вперед, но тут передние колеса уперлись в лежавший поперек дороги ствол срубленного танковым снарядом дерева. Почувствовав препятствие, сержант прибавил газу, но проклятый БТР словно на противотанкового «ежа» наехал — мы застряли намертво, только гусеницы бешено вращались.

Преследовавший нас танк снова пальнул из пушки, однако это был не «Т-90», чтобы стрелять на ходу, — снаряд усвистал куда-то в лес.

— Петя, сдай назад! — скомандовал я, объясняя ситуацию, будто дефективному ребенку: — Перед нами бревно, его надо объехать.

— Яволь… — пропыхтел Петр, с перегазовкой врубая заднюю передачу.

— А сзади что творится? — спросил Хуршед, с нарастающим интересом прислушиваясь к звонким кликам по броне «Ганомага» — ребятишки с «Опеля» пристрелялись, да тут и дистанция всего ничего — полста метров. Я мельком удивился той плотности огня, которую смогли создать полтора десятка человек с морально устаревшими винтовками, снабженными продольно-скользящим затвором.

— Немцы там… — нарочито спокойно сказал я, — пятнадцать рыл. И чего-то нервные и злые…

— Ну, мы сейчас их успокоим! — ухмыльнулся Алькорта, подбирая с пола пулемет.

Хуршед взял второй и по кивку напарника распахнул половинку задней двери. Два ствола ударили разом, посеяв невиданный ажиотаж в среде немецких «интуристов», почему-то решивших, что ответка из «бэтээра» им не прилетит и они смогут спокойно, как в тире, раздолбать нас из своих «Маузеров» с пистолетной дистанции. По цепи пехотинцев словно косой прошлись — фрицы валились, в буквальном смысле слова, как кегли. Потом две струи трассеров сошлись на «Опеле» — брызнули стекла кабины, затрепыхался на ветру издырявленный, как дуршлаг, тент кузова. Пули пробили и капот, куроча двигатель. Секунда — и грузовик неярко полыхнул, медленно сползая задом в кусты.

Тем временем поганая немецкая «трешка», пробив в лесополосе ровную прямую просеку, приблизилась уже на пятьдесят метров. Тут танк встал, и я словно «увидел», как наводчик подкручивает маховички орудия, загоняя БТР в центр прицельной сетки.

— Ходу, Петя, ходу!

«Ганомаг», как мне показалось, «прыгнул» вперед, за секунду преодолев десяток метров. Я едва успел вцепиться в края кузова, чтобы не вылететь наружу. Выпущенный танком фугасный снаряд просвистел у нас за кормой, обдав Альбикова и Алькорту горячим воздухом, и рванул в лесу, окончательно уничтожая местную экологию.

БТР резво рванул по проселку, подгоняемый хлопками танковой пушки, — немецкие танкисты явно не успевали брать упреждение по движущейся цели и бессовестно мазали. Секунда, две, три… пять… и мы скрылись за поворотом.

Минут через десять впереди посветлело, и «Ганомаг», взревывая, вылетел на широкую дорогу, укатанную щебенкой, к которой узкая лесная грунтовка подходила перпендикуляром. Шоссе, то самое, по немецким меркам, «панцер-штрассе», казалось пустынным, лишь в отдалении слева пылил грузовик, направляясь к видневшейся на холме деревушке, вероятно — той самой Лозовой. От поворота до нее было километров пять-шесть. Чтобы добраться до нужного места, нам необходимо миновать эту деревню, а потом отмахать еще километров пять на юго-восток. Но это всё в теории… Однако реальность сразу напомнила о себе — не успел наш бронетранспортер выбраться на шоссе, как практически уперся в еще один блокпост, только на этот раз куда солидней, чем в лесу, ведь тут чуть ли не стратегическая «точка». На обочине стоял всего один мотоцикл с коляской, а возле него два фельджандарма с бляхами, но в радиусе сотни метров вокруг я моментально засек не менее батареи противотанковых пушек и окопы примерно на роту пехотинцев. Скорее всего войск было больше — пушки и окопы были тщательно замаскированы, и я с ходу не всех увидел.

— Влипли, блин! — пробурчал Валуев. — Из огня да в полымя!

Действительно, ситуация выглядела гораздо более худшей — наш «Ганомаг» оказался посреди обширной проплешины, практически в «чистом поле», как на ладони для полудесятка стволов скорострельных ПТО^[23], и это не считая двадцати пулеметов (или сколько их полагается на пехотную роту?) и сотни винтовок. Раздолбают мгновенно, нам и десятка метров не проехать!

— Петя, у мотоцикла тормозни! — скомандовал я Валуеву.

Сержант уныло кивнул, но выполнил приказ — деваться-то особо некуда.

— Я лейтенант Дитрих Шульц из 25-й мотодивизии. Следовал со своими людьми в расположение батальона, — торопливо затараторил я. — Сейчас на нас в лесу, в паре километров отсюда, напали русские танки!

— Что? — недоуменно переспросил старший жандарм, разглядывая меня и наше транспортное средство.

— Ты оглох что ли, крыса тыловая? — заорал я в полный голос, краем глаза увидев, что из расположенного метрах в тридцати от обочины замаскированного блиндажа выбрались два офицера. — В двух километрах отсюда прорвались русские танки! ТАНКИ!!!

Старший фельджандарм продолжал недоуменно хлопать глазами, а вот его младший товарищ оказался куда сообразительней — поняв, что первым делом злобные большевики откроют огонь по нему, торчащему на шоссе, как прыщ на заднице, солдатик завел свой «мотик» и, дав по газам, мужественно бросился удирать, оставив старшего коллегу на обочине.

Ожидаемо быстро среагировали и торчащие неподалеку офицеры — от блиндажа раздались зычные команды: «Тревога! Приготовиться к бою! Танки с левого фланга!».

Тут нам очень подыграли «охреневшие в атаке» немецкие танкисты, которые, вероятно, продолжили преследовать нас, разозленные своим косоглазием и нашей увертливостью, — из леса за нашей спиной раздался звонкий «банг!!!» танковой пушки и рядом рванул фугасный снаряд. Осколки, щебенка и комья земли простучали по броне «Ганомага», БТР ощутимо качнуло взрывной волной, я едва успел нырнуть под прикрытие «картонного» борта. А когда выглянул наружу, то увидел рядом с гусеницами обезглавленный труп фельджандарма. На немецкой батарее ПТО мелькнули фигуры артиллеристов и тут же все замерло — фрицы приготовились к бою с прорвавшимися русскими танками.

— Петя, гони! — взревел я.

Вернее, мне показалось, что «взревел», на самом деле голос предательски дал «петуха». Но Валуев мою команду понял, рванув рычаг переключения передач и одновременно выкручивая руль. «Ганомаг» крутанулся на месте, почти «по-танковому», при этом раскатав по щебенке попавший под гусеницы труп тупого жандарма.

Мы погнали к Лозовой со всей доступной скоростью — то есть на предельных для данной дороги и транспортного средства сорока километрах в час. Ветер засвистел у меня в ушах, а за спиной разгоралось настоящее сражение — бухали сразу несколько танковых орудий, им несолидно, какой-то трескотней, но в хорошем темпе отвечали ПТО. Чуть позже к общему хору присоединились пулеметы и винтовки — веселье нарастало.

Я прикинул, что, пока фрицы поймут, что ведут перестрелку со своими, пройдет минимум, пара минут. А за это время мы гарантированно покинем зону боевых действий. Правда, потом следует ждать, что уцелевшие фашисты по радио и телефону предупредят окрестные посты о чересчур наглых диверсантах, разъезжающих по их тылам как у себя дома. Эх, нам бы только мимо Лозовой проскочить, дальше проще будет — свои где-то рядом, если Валуев со своей чуйкой не ошибся. Впрочем, может так случиться, что дальше будет не проще, а сложнее — вероятность того, что непосредственный периметр вокруг группы Глеймана держат наиболее боеспособные немецкие части, весьма высока. Да и стоять войска могут поплотнее, чем здесь, — не отдельными блокпостами, а сплошной линией.

Нам повезло — когда шум настоящего «сражения» как-то внезапно стих, «Ганомаг» успел проехать пару-тройку километров и почти приблизиться к деревне. То есть на взаимное опознавание у фрицев ушло минут пять — посмотреть на часы не сообразил, не до того было. Оглянувшись, я увидел на «панцерштрассе» аж три танка! Причем один из них неожиданно оказался советским «Т-26» с грубо намалеванными на башне «балкенкройцами». Преследовавшая нас по лесу «трешка» дымила, но, к сожалению, не так густо, как хотелось бы, — явно им не баки подпалили. Третьим представителем Панцерваффе являлся миниатюрный, как БМД^[24], танчик «Т-2». Он зачем-то елозил поперек шоссе, за те полминуты, что я наблюдал его маневры, проехав взад-вперед аж три раза. Между бронированными машинами суетились люди, причем явно не только танкисты, но и пехотинцы, числом около трех десятков. В общем, у них там сейчас начиналась настоящая разборка по теме, некогда озвученной незабвенным Соловейчиком: «Какая сволочь стреляла?!» И я искренне пожелал фашистам вести дискуссию как можно дольше — время играло на нас. Немного успокоенные отсутствием обстрела, Хуршед и Хосеб встали со скамеек и выглянули поверх бортов наружу.

— Это что там у фрицев за тарарам? — крикнул мне Альбиков, пытаясь перекрыть шум мотора.

— Френдли файр!^[25] — машинально ответил я и тут же прикусил губу, но сержанты почему-то поняли меня и синхронно кивнули. Только Валуев со своего места посмотрел на меня своим традиционным задумчивым взглядом.

— Петя, пора съезжать с дороги! — озабоченно сказал я, понаблюдав за действиями немцев еще пару минут. — У них нашелся толковый командир, который быстро навел порядок, — танки за нами в погоню собираются.

— Еще хотя бы метров пятьсот! — процедил Валуев, пристально, насколько позволял узкий смотровой лючок мехвода, всматриваясь в дорогу. — Здесь невозможно повернуть — слишком глубокие кюветы.

Я с верхотуры видел гораздо лучше сержанта и был вынужден с ним согласиться: дерни мы сейчас с полотна в сторону — гарантированно застрянем в глубокой канаве, ведь «Ганомаг» весьма посредственный «проходимец» по полному бездорожью.

Тут над головой просвистело несколько штук «чего-то железного». Оглянувшись и увидев состав преследователей, я догадался — это была очередь из малокалиберной пушчонки идущей головной «двоечки». Ну, это в сравнении с «нормальными» танками у «Т-2» пушчонка — нам этих двадцати миллиметров за глаза хватит: одно попадание, и внутри бронекоробки «бэтээра» только фарш останется. К счастью, стабилизаторы для танковых орудий еще не изобрели, поэтому метко стрелять на ходу здешним водителям было затруднительно — вторая очередь прошла ниже, вздыбив кучи щебенки за нашей кормой. Но, по идее, это была артиллерийская «вилка», и следующая порция снарядов прилетит уже по нашу душу.

— Петя, срочно с дороги! — заорал я в полный голос.

— Держись! — спокойно ответил Валуев и резко крутанул руль.

БТР с ходу перемахнул кювет, едва при этом не опрокинувшись, и вломился в кусты на опушке леса. Объезжая большие деревья и ломая подлесок, «Ганомаг» углублялся в чащу по волнистой кривой. По сторонам стали рушиться и падать стволы, словно спиленные гигантской бензопилой, — сообразив, что мы вот-вот сбежим, «двоечка» открыла огонь длинными очередями. Меня мгновенно забросало ветками, сбив с головы намародёренную фуражку, и я поспешил нырнуть под прикрытие брони.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

22

Приветик! Как дела? (нем.)

23

Противотанковые орудия.

24

Боевая машина десанта.

25

Friendly Fire — буквально: дружественный огонь (англ.) Военный термин, обозначающий ошибочный обстрел своих войск.