Правоспособность монарха

Алексей Михайлович Величко, 2022

Рассуждения Алексея Величко об ограничениях и формализации власти монарха. Ключевые вопросы этой проблемы: имеет ли ограничения власть монарха и можно ли её ограничить "земными" средствами?

«Монархическое правление, имеющее в виду общую пользу, мы обыкновенно называем царской властью»

Аристотель¹

«Царь — существо священное»

Пиндар²

«Без царя, все, что мы делаем, — грех! Даже если дело во благо»

А. Иванов³

I

Среди ключевых правовых понятий далеко не последнее место занимает «правоспособность», как определенная для того или иного лица возможность иметь некоторые права («субъективное право») и осуществлять их, а также вытекающая отсюда обязанность всех остальных лиц — это субъективное право признавать. По общему мнению, правоспособность возникает из закона (в широком смысле этого слова, включая не только непосредственно законодательный акт государства, но и иные правовые акты — указы, постановления, для целей нашего исследования присоединим к ним судебные решения, международные правовые договоры и т.п.) и правового обычая («обычное право», «народное право»)⁴.

Понятие «закон» едва ли нуждается в специальном описании. Что же касается правового обычая, то здесь вполне уместно вспомнить слова великого Плутарха (46-127): «Все, что вполне необходимо и важно для счастья и нравственного совершенства граждан, должно войти в самые их нравы и образ жизни, чтобы остаться в них навсегда, сжиться с ними. Добрая воля делала этот союз крепче, нежели принуждение, а эту волю образовывалось в молодых людях воспитание, которое делало каждого из них законодателем (выделено мной. — А.В.)»⁵. Это и есть настоящее «народное право», «правовой обычай», пусть даже зачастую и неписанный.

Как считается, закон государства описывает совокупность прав граждан, должностных лиц и учреждений. Правовой обычай очень часто дополняет этот перечень, если, конечно, не вступает в противоречие с законом. Разумеется, правоспособность не является универсальной и статичной величиной, со временем и в зависимости от конкретных обстоятельств она меняется и порой весьма существенно. Однако оба ее источника — закон и обычай сохраняют свои позиции «vagina caput» («матери правоспособности») и именно в указанной выше иерархии.

Казалось бы, никаких неожиданностей эта конструкция не таит, поскольку, как нетрудно убедиться, правоспособность обычных лиц и учреждений возникает именно таким способом. Какой государственный орган существует сам по себе, не будучи подкрепленным в своей компетенции буквой закона? Возможны были бы сделки купли-продажи, дарения, аренды и т.д., если бы государство путем издания соответствующих гражданско-правовых установлений не определило, кто вправе отчуждать и приобретать имущество, наследовать его, а кто — нет, и т.п.? И как бы были закрыты неизбежные лакуны (ведь никакой закон не может быть вездесущим) в правовом регулировании, если бы не правовой обычай, укорененный в обществе?

Однако есть важное исключение, которое очень часто, а до относительного времени практически всегда, выпадает из заданного алгоритма — мы говорим о монархе (императоре, василевсе, царе, короле). Причем, исключение это настолько исторически масштабное и постоянно встречающееся, что его никак нельзя обойти молчанием.

Если бы речь шла об отдельных прецедентах, все можно было бы списать на политическую практику того или иного народа, не характерную для остальных этносов. Но, ведь, на самом деле речь идет не только о древнейших государствах — Ассирийском и Египетском царствах, Древнем Израиле, Персидской империи и т.д., но и о таких колоссах, как Византийская империя, Священная Римская империя германской нации, Российское государство. Все они были довольно значительно удалены друг от друга территориально, чтобы допустить прямое заимствование чужого политического опыта, относились к различным историческим периодам и принадлежали к разным политическим культурам. И тем не менее были объединены единым идейным подходом по вопросу определения царской правоспособности.

Можно, конечно, привести то широко распространенное объяснение, что до относительно недавнего времени власть царей носила абсолютный характер, и он сам, как единственный и безальтернативный законодатель своего государства, не стремился подчинять себя закону. Потому, кстати, власть его очень часто носила деспотический и своевольный характер. Кроме того, и этот умозрительный довод также довольно часто встречается в научной литературе, многие государства вообще имели слабо развитое законодательство, а потому закон не касался и царского статуса. Однако, как говорят, по мере «исторического прогресса» нравы смягчались, право приобретало все большее значение, и монаршая власть постепенно начала облекаться в законническую форму. Пока не превратилась в конституционную монархию, где власть государя определяется законом, или в правовое государство с республиканской формой правления⁶.

Описываемый «прогресс» обычно в науке оценивается положительно. Напротив, в качестве типичных примеров деспотичной власти царей, не ограниченной законом, приводят некоторые весьма характерные тексты Ветхого Завета: «Сыновей ваших возьмет и приставит к своим колесницам», «дочерей ваших возьмет, чтобы они варили кушанье и пекли хлеба», «поля ваши и виноградники, и масличные сады ваши возьмет, и отдаст слугам своим», «и рабов ваших и рабынь ваших, и юношей ваших лучших, и ослов ваших возьмет и употребит на свои дела»; «и восстенаете тогда от царя вашего, которого вы избрали себе» (1 Цар.8:10-18). Конечно же, подобные картины навевают не самые добрые настроения.

II

Однако гипотеза, связывающая причинно-следственной связью отсутствие закона о царской правоспособности и слабо развитое государственное законодательство, не может быть принята без множества оговорок, серьезно обесценивающих ее. Всем известны древние объемные законодательные памятники, где, однако, царская правоспособность практически никак не регулировалась законом. Например, законы Ур-Намму, Липит-Иштара и Хаммурапи (XVIII в. до Р.Х.), вобравшие в себя описание многих прецедентов по самым разным отраслям права — уголовное, семейное, гражданское, коммерческое, административное и т.д., совершенно не касались царской правоспособности⁷.

Может показаться, что исключением стал Древний Израиль, где имелся твердый законодательный перечень правомочий царя и описывались условия приобретения царской правоспособности — «Закон Моисея». В частности, царь должен был быть евреем, а не чужеземцем (Втор.17:15). Главной задачей царя считалось обеспечения чистоты веры и хранение списка законов, данных Богом, а также неуклонное их соблюдение, «чтобы не надмевалось сердце его пред братьями его, и чтобы не уклонялся он от закона ни направо, ни налево» (Втор. 17:18-20).

Но не следует забывать, что «Второзаконие», из которого взяты указанные выше нормы, являлось божественным установлением. «Над царем у евреев возвышался божественный закон, ставивший царскую власть в возможное согласие с теократией и ограничивающей ее произвол»⁸. Кроме того, как нетрудно убедиться, даже правомочия Израильского царя, установленные «Законом Моисея», носят далеко не исчерпывающий характер и мало соотносятся с реальным объемом его практической власти.

Столь же сомнительно утверждение, что отсутствие формально закрепленных прав и обязанностей царя непременно приводило к деспотизму. История учит, что отсутствие «законной» правоспособности было характерно и для «хороших» монархий, и для тиранических режимов; и наоборот. Очевидно, дело заключается в чем-то другом, а вовсе не в формальном закреплении прав и обязанностей царей, которое почему-то считается надежной преградой на пути всякого своеволия.

Неправда также, будто цари, желая сохранить свою абсолютную власть в государстве, совершенно не допускали принятия законов, в той или иной степени касающихся их правоспособности. Пусть даже по собственной инициативе и от себя. В частности, в «Вестготской правде» (V-VII вв.) присутствуют следующие строки: «В прежние времена безмерная алчность правителей обрушилась на народ, и возросло тяжкое бремя короля по контролю над своими бедствующими подданными. Вдохновением свыше было нам внушено, что, поскольку мы установили подданным законы для их соблюдения, мы также накинем умеряющую узду на злоупотребления правителей. Поэтому после размышлений с искренней милостью мы устанавливаем закон с Божьей помощью как для себя, так и для наследников нашего величества (выделено мной. — А.В.), и провозглашаем обязательным божественное установление»⁹.

Весьма характерной представляется «клятва Королевству», которую Французский король приносил в день своей коронации. «Сначала клянусь Церкви покровительствовать в своем лице всем добрым людям. Я клянусь править мирно и справедливо и по примеру Господа нашего Иисуса Христа проявлять милосердие». В последующее время текст клятвы претерпел некоторые изменения: в частности, король обязывался изгнать с территории королевства всех еретиков, отказавшихся от Церкви, а также прекратить грабительские и захватнические войны¹⁰.

В «Саксонском зерцале» — довольно содержательном юридическом памятнике XIII столетия, содержатся следующие статьи, касающиеся правоспособности монархов. Статья 33 Книги 3 определяет, что каждый вправе иметь суд у короля. Следовательно, король обязан рассмотреть это дело. При этом устанавливается, что при рассмотрении спора о земельной собственности, король должен рассматривать его не по праву лица, а по праву той страны, где собственность находится. Статья 52 (2) Книги 3 обязывает короля передавать князьям и графам судебную власть, чтобы не судить все преступления подряд. Статья 54 (2) Книги 3 предусматривает, что король всенепременно приносит присягу верности государству тотчас после своего избрания. Исключительной прерогативой короля является суд над князьями (статья 55, параграф 1, Книга 3). За королем признается также право вынесения смертных приговоров и приговоров, где наказанием преступнику устанавливается членовредительство (статья 78, параграф 1, Книга 3)¹¹.

Кроме того, нередко за монархом закрепляется право помилования, когда «Божественное милосердие побудит сердце правителя пощадить столь гнусных лиц (преступников. — А.В.), то с согласия епископов и старшин он охотно получит право помилования» (Книга 6, титул 1,6). Сохранились и другие правовые акты, принятые монархами, в которых прямо или косвенно частично описывается их правоспособность. Например, в той же «Вестготской правде» описывает процедура изложения судебного дела перед королем (Книга 6, титул 1, 5)¹². Но все же, такие законодательные акты, во-первых, никогда не претендовали на то, чтобы описать в виде закрытого реестра все правомочия монархов, а, во-вторых, принадлежали перу самого царя, и их выполнение, равно как и изменение, находились в его воле.

Но, конечно же, нравственные правила превалировали над сугубо юридическими. В известном сочинении Ионы, Орлеанского епископа (VIII столетие), с весьма характерным наименованием «О королевских обязанностях», содержатся главным образом нравственные наставления, а также краткое перечисление тех довольно небольших по своему числу правомочий, которые традиционно и бесспорно признавались за монархами во все времена и народы: издавать законы, вершить справедливый суд, укреплять веру и бороться с несправедливостью. «К королевскому служению в особенности относится управление и царствование над народом Божиим с беспристрастием и справедливостью, а также попечение о мире и согласии. Сам же король должен, прежде всего, быть защитником церквей и слуг Божиих, вдов, сирот и других бедных, а также и всех нуждающихся»¹³.

Нужно отметить, что потребность в юридическом описании монарших прерогатив возникала обычно в случаях, когда появлялась иная, альтернативная власть, претендующая на все или частичные полномочия царской власти. Нередко таким конкурентом выступала Римская кафедра, поскольку понтифик полагал, будто политическая власть государей должна исходить исключительно от него, как викария Христа и преемника апостола Петра. А также по мере появления в Европе национальных государств, когда неизбежно вставал вопрос о взаимоотношениях их правителей с императором Священной Римской империи германской нации.

Эти тенденции также нашли свое отражение в древних законах. В частности, статья 1 Книги 1 «Саксонского зерцала» гласит, что император обязан при встрече с папой держать ему стремя, когда понтифик едет на коне. Кроме того, «кто противится папе и не может быть принужден церковным судом, того император обязан принудить при помощи светского суда, чтобы был послушен папе»¹⁴.

Можно привести и другой, не менее яркий пример. 25 ноября 1355 г. государь Священной Римской империи германской нации Карл IV (1346-1378) издал «Золотую буллу», которой определялись права императора и порядок его выборов. Булла также установила 7 князей-выборщиков, как минимум, единожды в год обсуждавших с ним различные государственные дела¹⁵.

Никто не оспаривает этих событий. Но нельзя же отрицать и того факта, что все эти явления являлись нездоровыми проявлениями в политической жизни христианского общества?!

А вот история блистательной Византии наглядно демонстрирует обратную тенденцию — процесс делегализации, если можно так выразиться, императорской правоспособности по мере «взросления» их власти. Если правоспособность языческих царей складывалась за счет упразднения республиканских государственных органов (магистратур) и наделения Римского самодержца их компетенцией (а республиканские магистратуры получали в первую очередь свою правоспособность из государственных законов¹⁶

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Аристотель. Политика. Книга III, V, 2. // Аристотель. Сочинения. В 4 т. Т.4. М., 1983. С.457.

2

Цит. по: Куланж Фюстель де. Древняя гражданская община (la cite antique). М., 1903. С.15.

3

Иванов А. Золото бунта. М., 2021. С.329.

4

Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 1898. С.151, 285.

5

Плутарх. Сравнительные жизнеописания. В 2 т. Т. 1. М., 1987. С.104.

6

См., напр.: Ковалевский М.М. От прямого народоправства к представительному и от патриархальной монархии к парламентаризму. В 3 т. Т.1. М., 1906. С. IV, V. Ср.: Котляревский С.А. Власть и право. Проблемы правового государства. М., 1915. С.19-21.

7

Ботерро Жан. Ранние цивилизации Ближнего Востока. М., 2016. С.238-241.

8

Троицкий И.Г. Общественный быт древних евреев // Еврейские цари и первосвященники: жизнь, быт и нравы / сост. А.В. Андреев. М., 2011. С.153.

9

Вестготская правда (книга приговоров). Lex visigothorum. Книга 2. Титул 1. М., 2012. С.500.

10

Польская С.А. Христианнейший король: образы власти в репрезентативных стратегиях Французской монархии (IX — XV вв.). М.-СПб., 2017. С.109, 111, 112.

11

Саксонское зерцало. М., 1985. С. 91, 100, 101, 102, 111.

12

Вестготская правда (книга приговоров). Lex visigothorum. Книга 6. Титул 1 (5). С. 649.

13

Иона Орлеанский. О королевских обязанностях. Главы 4, 6, 8. СПб., 2020. С.136, 145, 149.

14

Саксонское зерцало. Книга 1, статья 1. С.16.

15

Рапп Франсис. Священная Римская империя германской нации. СПб., 2008. С.288-291.

16

Величко А.М. Политико-правовой статус Византийских императоров (историческая и идейная эволюция их полномочий)//Величко А.М. Византийская симфония. М., 2017. С119-130.