Ничего

Алексей Николаевич Евстафьев, 2021

Когда самое последнее магическое Слово будет прочтено самым ужасным колдуном нашего истинного мира, тогда все символы добра и зла останутся в прошлом. Грядёт время бессмысленной и бесконечной тьмы. И только последний доблестный рыцарь сумеет одолеть колдовские чары магических слов. Только ему станет возможным возглавить силы добра. Племя людоедов, бездушные стражи и солдаты, похотливые особи и фанатики помутнённых сознаний – никто не остановит нашего рыцаря и его друзей на пути к победе. Но вот обрящет ли рыцарь свою Прекрасную Даму?.. Что будет ему наградой?.. Содержит нецензурную брань.

глава первая, в которой все неприятности весело и начнутся

I

По длинным, тусклым и звонко-холодным коридорам замка Недосягаемых Умыслов бродил хозяин этого самого замка — мистер Жжуть. Довольно известный в наших краях колдун и мистификатор. Упрямо скукожившись и жалобно пришаркивая, он обходил все закутки и тайные ниши родового гнезда, проверяя целостность нажитого имущества. Старческая усталость и зудящая желчь никак не способствовали обретению душевного покоя. Раздражало буквально всё.

— В эдакое поганое время живём, что ничего полезного нельзя оставить без присмотра. — бормотал мистер Жжуть, жадно ощупывая подагрическими пальцами любимые вещицы. — Мигом всё растащат, в одночасье всё пропадёт. Слуги, конечно, воришки шустрые, поскольку сама природа лакейская к этому понуждает, но наверняка тут и сверхъестественные предначертания в свои игры забавляются. Слишком часто разные неприятности меня одолевать взялись: спотыкнусь на ровном месте, бухнусь на пол и завою благим матом. А вокруг — никого, ни единой живой души. Даже злобу не на ком сорвать, заколдовать в экую-нибудь квази-субстанцию. Натурально напрашивается мысль о знаках судьбы, постижение которых требует особых знаний и нелинейных схем!.. Ведь ничего просто так не происходит в мире. Волос с головы просто так не спадёт.

В руках у мистера Жжуть болтался прозрачный целлофановый пакет, где находился дубликат собственного мозга, изготовленный в алхимической лаборатории. Требовалось подыскать хитрое местечко, чтоб понадёжней его спрятать. Только за прошедшую неделю сгинуло с концами пять свеженьких дубликатов, и всякий раз мистеру Жжуть доводилось узнавать о пропаже очень некстати. Мыслительная деятельность мистера в последнее время усилилась как никогда, поскольку ему требовалось прочитать и запомнить от корки до корки восемь толстенных колдовских Пыльных Книг. Когда одни мозги в голове устаревали, изнемогали и плавились, то ловко заменялись другими. Изумительное содержание семи Пыльных Книг шустрыми ртутными шариками проникало и отравляло функциональную физиологию нашего мистера, но чтоб захватить и пропитать исключительно тёмными знаниями самую глубину души, требовалось дочитать до конца последнею Пыльную Книгу, восьмую. Без неё никак.

— А если сюда припрятать? — мистер Жжуть остановился у небольшого чучела рыцаря в медных латах, установленного у входа в пыточную башню. — Экий самоварный солдатик. Это где же такого я себе надыбал?.. Не помню ведь.

В былые времена, ещё при живой супруге мистера Жжуть, дубликаты мозга располагались во всех удобных закутках замка, иногда практически на виду. В любой момент мистер Жжуть мог заменить один мозг на другой, чтоб голова не распухала от полученных знаний и не оскудевала ритмикой полезной деятельности. Однако, месяц назад супруга приказала долго жить, за порядком в замке следить стало некому, и лакеи распоясались. Казалось, что пропадали не только припрятанные мозги. Пропадали диванные пуфики, декоративные стеариновые свечи, бронзовые статуэтки всяческих пикантно-доминирующих божков, столовое серебро и продуктовые запасы. А из конюшни пропал знаменитый на всю округу лошадиный конь. Причём, пропал одновременно с конюхом. И даже если какая-то знакомая вещь несомненно находилась на своём привычном месте, то казалось, что само это место поменялось местом с каким-то другим и исчезло без следа.

— Всё не так, всё не то. — грустно выдохнул мистер Жжуть и легонько потеребонькал забрало на шлеме рыцаря. — Вот хоть убейте, а не помню, чтоб у меня такой солдатик в доме живым водился. Наверное, его ко мне сразу чучелом привезли. Да и правильно. От живой здоровой жизни завсегда жди каких-нибудь внезапных неприятностей, а толку мало. Вот, к примеру, младенчик новорождённый: орёт и ссытся без остановки — да какой, друзья мои, с него толк? лучше бы и не рожать такого маленького подлеца!.. Рожали бы сразу паренька зрелого, послушного и трудоспособного.

Морщинистое старческое лицо мистера Жжуть выглядело, словно заношенная поролоновая маска с утомлёнными белёсыми глазами, нервно шамкающим прокуренным ртом и увесистым шнобелистым носом. Сутулое тщедушное тельце покрывал короткий кашемировый халат с засученными рукавами, из-под которого с издевательским видом торчали голые ноги, обутые в стоптанные башмаки с обрывками развязанных шнурков. Несмотря на значительный возраст, мистер Жжуть не был лысым, а имел шкодливо всклоченные волосики необъяснимого цвета, где угадывались оттенки лилового и болотно-осеннего. Всякое своё житейское рутинное действие или умственную работу мистер сопровождал нескромным почёсыванием, беспокойным хмыканьем и брюзжанием, а на языке неизменно вертелось и стремилось высказаться что-то вроде oben auss und nirgends an. На своих случайных собеседников он поглядывал с презрительной неприязнью и постоянно пыжился. Однако тех немногих клиентов, что хаживали к нему за услугами в колдовских затеях, по-своему ценил и бережливо опекал.

Когда уставал от чтения книг или работы в алхимической лаборатории, мистер Жжуть подолгу болтался по замку без внятного дела, ворчал на слуг, наблюдал за небольшим садиком, расположенным у крепостных ворот. Самостоятельно он ничего не умел сажать и полоть, и даже ленился заниматься садовым трудом, но любил, когда цветы на клумбах произрастали с приветливой активностью, а плодовые деревья зазывали на сбор урожая. Думается, что внутренний мир мистера напоминал гниловатый деревянный сундучок, в котором, кроме перманентно сношающихся тараканов, мало чего имелось полезного и утешительного. Да и тоска безутешного вдовца мешала колдуну в обретение покоя, перепутывала истинные способности и смурные пожелания.

— Тут ты пальцем в небо ткнул! — живо откликнулся на безутешного вдовца мистер Жжуть, обращаясь почему-то к чучелу рыцаря. — Нет во мне никакой тоски по женскому одомашненному типажу. Да и возьми себе в толк, солдатик, если вправду интересно: житейскому рационализму я поддаюсь сполна; существо я уникальное и исторически акционированное — чем и похваляюсь — но к исполнению супружеского дивертисмента давно не гожусь. Годы безусловно взяли своё, оставили лишь фрагментарность претензий по поводу любовного пыла, и всецело поддаваться на соблазны нет у меня сил. Да надо и хоть какую-нибудь выставочную добродетель в себе сохранить, поскольку мудрому старику подобает быть почтительно одиноким. Эх, солдатик, доживёшь до моих лет, тогда-то и поймёшь.

Мистер Жжуть не без хитринки присмотрелся к чучелу, радуясь, что ему достался такой сговорчивый и молчаливый собеседник.

— Вот, возьми, к примеру, такую инсценировку: женат ты законным браком на удивительно пышноокой девице, самого активного молодого возраста, и естественно, что обволакивающих чувств у тебя к ней целые табуны!.. И вот, представь, что с самого утра, с самого ранёшенька, она перед тобой хвостом вертит, ласкается да апельсинничает капризами по женской части: ах, дескать, милый муженёк, срочно дай мне денежку на соболий салоп! ты не представляешь себе, что за чудный соболий салоп я давеча на барахолке приметила, боже ты мой! боже ты мой!..

Мистер Жжуть даже слегка заманерничал голосочком, выказывая совершенную наивность женской хитрости.

— И всё это зудит прямо за завтраком, выслеживая именно такие моменты, когда ты к тарелке прикладываешься и никакого подвоха не ожидаешь: кусок бекона на вилку цапнул и пропихнул в горло!.. А она к тебе подваливает с кокетством, способным незамедлительно сменить милование на собачий лай: соболий салоп! соболий салоп!..

Мистер Жжуть убедительно прогавкал.

— И попробуй не дай денег на салоп — вечером, после работы, ни минуты отдыха не выкрадешь. Для начала пыльной тряпкой тебе под носом возить будут, затем пепельница с окурками провинившейся дурой окажется у тебя на коленях, а под конец и швабра под ногами запляшет: ах, дескать, милый, позволь мне тут немножечко прибраться, а то днём ни секундочки свободной нету, ты же знаешь, что я на специальные курсы устроилась по обучению колдовству — уж прости, муженёк, но мне тоже не терпится выучиться колдовать и быть такой же вредоносной колдуньей, как и ты… пересядь-ка, пожалуйста, с дивана на кресло, а теперь пересядь с кресла на диван, а теперь сядь хоть куда-нибудь, только перед глазами моими не маячь… мне всего-то один соболий салоп и надо выучиться наколдовать, а там поглядим, может быть и ещё чему-нибудь выучусь… ты же помнишь Марью Гавриловну?.. ах, видите ли, он не помнит Марью Гавриловну, сокурсницу-то мою бывшую, мы в общежитие в одной комнате жили, а он, видите ли, её не помнит, будто это не он к нам, на третий этаж, по водосточной трубе карабкался… она в институте не доучилась и замуж за олигарха выскочила, отчего невыносимой задавакой сделалась — я бы с удовольствием превратила её во что-нибудь несуразное, да хотя бы в болвашку в какую-нибудь, в мордовского бога Кереметь — вот уж кому соболий салоп ни к чему, сразу хвастать отучится… не правда ли, милый муженёк??

Чучело рыцаря издевательски хмыкнуло.

— Не правда! — ответил странной воображаемой жене мистер Жжуть, несколько перевозбуждённо дёргая губами. — Хорошо, когда жена в доме, но ещё лучше, когда она такая жена, которая сама по себе, а ты сам по себе. Хочешь, на диване валяешься, а хочешь — в промискуитетные похождения пускаешься!.. Сам себе на уме.

Затем старик юрко почесался, пригляделся к чучелу, догадливо прихлопнул рукой себе по темечку и просунул целлофановой пакет с дубликатом мозга в шлем рыцаря через забрало. Вроде бы как спрятал. Затем пометил колдовским крестиком рыцарский шлем, чтоб не забыть место хранения, и самодовольно прогудел какую-то музыкальную торжественную чепуху. Но на этом его дневные заботы не закончились.

— Надо поглядеть, что у меня с покойниками творится… Может, тоже выкрали половину покойников. Никому нельзя верить, кругом воры да мошенники.

Мистер Жжуть, с неожиданной поспешностью, прихрамывая и подпрыгивая, добрался до кабинки лифта, спустился на несколько метров под землю, в потайной бункер. Средневековой угрюмостью и запахом формальдегида встретил его длинный зал бункера, небрежно освещаемый горящими факелами. Вдоль бруснично-красных кирпичных стен, заляпанных беспросветно-тревожными изречениями на латыни, находились ряды холодильных камер и каталки для перевозки трупов. Самих трупов не наблюдалось. Тихо журчала вода из раскрытого крана умывальника и пришибленно гудел электрический трансформатор.

— Не экономно. — сам себе сказал мистер Жжуть, завернул кран и принялся нагнетающе злиться.

Никаких особых глумлений или дьявольских дивертисментов мистер Жжуть не проделывал с покойниками, нужда в них была всецело прагматичной. Посредством лоботомии из черепных коробок трупов изымались мозги, чтоб затем в алхимической лаборатории дистиллироваться в жидкостные экстракции, являющиеся основой для сотворения полноценных дубликатов мозга. Имелся прямой подземный туннель из бункера до ближайшего кладбища, по которому коррумпированные могильщики регулярно притаскивали свежих покойников. Несложными хирургическими операциями в бункере занимался личный патологоанатом колдуна, изгнанный с позором из медицинской академии за увлечение карточными фокусами, и звали его Вдрыбадан. Юноша не первой молодости выделялся толстым бочкообразным телом и тонкой длинной шеей. Издалека он напоминал опечаленный полупустой графин с водкой.

— Почему у тебя пусто сегодня?.. И почему сам без дела сидишь?.. — с томительной издевательской вкрадчивостью заговорил мистер Жжуть, разглядывая бункер и намереваясь сорваться на крик.

— Пусто. — согласился Вдрыбадан. — С самого утра пусто, да мне некогда было вам доложить. Завал случился в тоннеле. Кроты у нас появились на районе, ползают где хотят и роют всё подряд. Я вас давно предупреждал, что кротов изводить нужно, что добра от них не жди, да вам всё некогда.

— Я сроду кротов не изводил, я не умею. — сердито промямлил мистер Жжуть.

— Ну вот. Колдун, а не умеете. А они видят, что им никто не мешает, и наглеют, начинают рыть, где вздумается. Теперь через туннели не пробраться. Разгребать завал надо.

— И некому разгребать?..

— Видно некому. Могильщики не хотят, им такие задачи не под силу. Я вот заявку скинул в строительное управление, обещали ответить на днях.

— Да на каких ещё днях?.. Мне ждать некогда. Мне мертвяки нужны прямо сейчас.

— Можно и сейчас. Я кладбищенским-то сторожам позвонил, сказал, что арендую карету в таксопарке и к ним пришлю. Пускай своими мертвяками карету загружают и к нам привозят. По-тихому, конечно.

— Если по-тихому, то пускай. А то нехорошо, когда у тебя пусто совсем.

Мистер Жжуть снова пробежался глазами по бункеру, жалобно оценивая внезапное отсутствие содержания, и вдруг заприметил в углу аляповатое сизолицое существо.

— А это что такое у тебя сидит?

— Это… — Вдрыбадан неряшливо помахал ладонью в воздухе, как бы удивляясь поставленному вопросу и втолковывая, что ЭТО настолько всем понятное ЭТО, о котором и говорить даже неловко. — Я ведь вам про него докладывал. Давеча, что ли, докладывал или на днях. Разговор у меня с вами был. Деловой.

— Да отчего же я не помню такого разговора? — напрягся мистер Жжуть.

— Забыли, наверное, потому и не помните. — лениво ответил Вдрыбадан. — ЭТО у нас в особом статусе пребывает. Нужная штука, мне за него в медицинской академии предлагали миллион, а я не продал.

— Врёшь, поди-ка, сроду не было в медицинских академиях миллионов… Да кто ЭТО такой, я всё вспомнить не могу?

— Вот, думаю, что не успел я вам про него доложить давеча, увлёкся на другой разговор. — патологоанатом догадливо прищурился. — А штука нужная, полезная; таких, в скором будущем, для каждого дома приобретать будут, разместят рядом с холодильником и стиральной машиной. Вот супруга ваша покойная уж до чего его любила да баловала. И он к ней привязался, «мамой» называл. Его тоже с кладбища привезли, да вдруг выяснилось, что он не помер, а в летаргии спал. Я его разбудил и решил к делу приспособить. Он у меня теперь вроде сейфа для хранения донорских органов. Если какая хорошая печень или селезёнка попадётся в мертвяке, так я её изымаю и в этого человечка закладываю. У него внутри она хранится, пока заказ не поступит из нашей областной клиники по трансплантологии.

— Это ты бизнесом у меня, под носом, занимаешься?.. Деньгу зашибаешь?..

— Зашибаю. — смущённо порозовел Вдрыбадан.

— А мой процент каков?.. Солидный?

— Солидней некуда.

Мистер Жжуть старательно пригрозил пальцем.

— Ты, у меня смотри, если что, не обманывай. Я обманщиков не люблю.

— Сам ненавижу, когда врут. — признался Вдрыбадан. — Миллион пообещают, а как до дела дойдёт, так оказывается, что это не денег миллион, а миллион упаковок анальгина. Это ж как надо башке болеть, чтоб столько анальгина слопать?..

— Вот и не болей, будь умницей. — мистер Жжуть приблизился к сизелицому человечку. — А ЭТО у тебя не в анабиозе, разговаривать умеет?..

— Ещё как умеет. Говорю же: ваша супруга-покойница с ним нянчилась, будто с дитём малым. Всегда находила о чём поговорить. Он её «мамой» называл. А уж была она ему мамой или не была — я не ведаю.

— Ишь какая супруга у меня загадочная… — шкодливо улыбнулся мистер Жжуть и обратился к человечку, аффектированно повысив голос: — Ну, как ты, братец?.. Как сам?.. Что у тебя новенького?

— Ась?..

Сизелицый не расслышал вопроса и поковырял пальцем в ухе, стараясь прибавить громкости.

— Я спрашиваю, как у тебя бодрость духа?.. Всем ли доволен?..

— Папенька?.. — сизелицый потянул ручонки к мистеру, ища долгожданной родственной ласки, но не нашёл таковой и загудел меланхолическую всхлипывающую бессмыслицу: — Что за жизнь, ёперный театр, твою же мать!.. И папаша сдох!..

— Ну, папаша, может и жив, кто его знает!.. А вот ты сам пожил себе в удовольствие, сколько надо, а теперь хватит. — попробовал успокоить человечка мистер Жжуть. — Теперь поживи на пользу другим.

— Едрит твою, ангидрит тебе с перекисью в марганцовке! — сизелицый вдруг оживился и затараторил, вертя головой и выделывая руками двусмысленные шизоидные манипуляции. — Если снова помру, так и хрен с ним, воздух станет чище. А то ножки, как у кошки, после атомной бомбёжки. Спинка, как у свинки, вся покрытая щетинкой. А писю у свинки видали? А вам на спинку не пописеть, чтоб морем пахло?..

Мистер Жжуть внимательно выслушал бедолагу.

— Хоть ты и бормочешь чепуху, а я тебя прекрасно понимаю. — сказал он, вздохнув с мечтательной задумчивостью. — Сам иногда таким бываю. Поскольку говаривали древние философы, что если долго вглядываться в бездну, то бездна начнёт вглядываться в тебя.

— А если долго вглядываться в стену, то увидишь себя на стене, будто в зеркале… — ни к кому не обращаясь пробормотал Вдрыбадан.

Сизелицый внезапно замер, резко поумнел и, обращаясь к патологоанатому, отчётливо произнёс:

— Бабу хочу!!

Патологоанатом Вдрыбадан смущённо закряхтел.

— Такую вот. — сизелицый обрисовал ладонями в воздухе нечто вроде Венеры Милосской.

— А зачем тебе баба? — спросил мистер Жжуть.

— Вот так за жопу возьму, её сику себе на пику натяну и крякать заставлю. — окунулся в привычное состояние человечек, меняя выражение и цвет лица на близкое к кефирному. Даже со слегка просроченным сроком хранения.

— Это ты брось, ты впредь с бабами не очень водись. — сказал мистер Жжуть с наивозможно нежной поучительностью. — Водись так, чтоб всё в меру было. Я-то постарше тебя, и я знаю, до чего с бабами не просто бывает.

Мистер Жжуть снова вздохнул, вспомнив что-то уж очень личное, а затем прихлопнул по ближайшей холодильной камере, сложил рот в капризной ухмылке и спросил у патологоанатома: — Кстати, с жёнушкой моей всё в порядке?.. Температура заморозки в норме?..

— За супругой вашей приглядываю в оба глаза. — заверил Вдрыбадан, намереваясь открыть дверцу холодильника. — Пылинки сдуваю.

— Ничего, пусть пока полежит здесь… — не позволил открывать камеру мистер Жжуть. — Я сперва своё главное дело сделаю, а там и до неё руки дойдут. Либо разморожу и оживлю колдовским манером, либо на похороны потрачусь. Я, знаешь, такие похороны хочу, чтоб вся страна рыдала, чтоб из пушек палили, чтоб вдовы и сироты на могилку кидались и причитали на кого же ты нас покидаешь?..

Кажется, мистер Жжуть больше воображал свои собственные похороны, чем жёнушкины.

— Ну, ладно, держитесь тут, ребятки, а я устал от вас, пойду. Мертвяков привезут если с кладбища — распределите по местам, запротоколируйте. Впрочем, сами всё должны знать. У кого мозгов будет побольше — тех сразу укладывайте на хирургический стол и меня вызывайте.

— Без вас не начнём. — заверил Вдрыбадан.

— Без меня нельзя. Я тут главный.

— Папенька!.. — вроде как на прощание попробовал сказать что-то важное сизелицый, но испугался неожиданных чувствительных механизмов внутри себя, сконфузился и остолбучился. Кажется, надолго.

Мистер Жжуть поднялся на лифте из бункера вверх и продолжил блуждать по коридорам замка Недосягаемых Умыслов, держа на уме одну цель, способную перевернуть мироздание.

II

— Апппчихи!! — вкусно и сопливо вычихался выдра Подхалимка, едва успев за один глоток опорожнить чашку чая, и развеселил слуг, собравшихся в привратницкой скоротать вечерок. — Извините, братцы. Опять напасть накинулась.

— Что за напасть? — захихикали слуги.

— Вот такая получается у меня напасть. — жалобно проговорил выдра Подхалимка. — Начнётся иногда чих в ноздрях щекотать, да так назойливо, что и врагу не пожелаешь. Чихаю, как бог на душу положит — в любой момент могу начихать на всех, и на себя. Себя тем более не пожалею.

— Утрись, чудо! Далеко носовой платок запрятал? — унимая неказистый потявкивающий смешок, сказал пёсик Кабыздох, пытаясь собрать в кучу плохо сорганизованные друг с другом зрачки глаз.

— Несомненно утрусь, мог бы и не напоминать. — выдра наполировал ухоженную мордочку бархатистым носовым платком. — Я насчёт чистоты усерден.

— Знаем-знаем твоё шарашкино усердие. У тебя этакие ноздри — будь здоров, целая дубина пролезет! Без усердия не вычистить.

— А ты мне пропихивал дубину, чтоб такое говорить?

— Допустим, что не пропихивал. А вот тебе встречный вопрос: ты бы мне разрешил в ноздри дубину пропихнуть, если б я к тебе с этой просьбой обратился? Наверняка бы заартачился.

Выдра Подхалимка задумался. Ситуация принимала тот оборот, когда и отказать пёсику его в просьбе не хотелось, чтоб не обидеть этого самого колючего пёсика, но и собственные ноздри было жалко.

— Есть у меня твёрдая убеждённость в том, что дубина не пролезет. — находчиво шмыгнул он носом. — Палец-то еле-еле засовывается наполовину. Я ради интереса каждый день пальцами в ноздри лазаю — и безуспешно.

— В следующий раз, когда захочется ради интереса пальцем лазать, ты вот как поступи: не палец в ноздрю пропихивай, а саму ноздрю натягивай на палец, словно перчатку на руку. Не верти голой, тужься изо всей мочи, ещё одной лапой активно помогай — вдруг и натянется ноздря целиком на палец! Ради интереса попробуй, а не ради чего-нибудь другого.

Привратницкая ютилась на улице, рядом с башней и входными воротами в замок Недосягаемых Умыслов, что было удобно для провождения нескучных вечерних посиделок. Слугам здесь дозволялось засиживаться подолгу, шумно и вздорно беседовать, отмечать знаменательные даты и нечаянное коварство хорошего настроения. Мистер Жжуть редко когда обращал внимание на то, что творится в привратницкой, а потому не особо злился на слуг за безделье, хотя и любил попенять за малейшую провинность. Телесных наказаний старался избегать, но пыточную камеру содержал в технической готовности. Два палача служили у него с беззаветной преданностью — Вздрюч и Вздроч — правда, они вчера ещё отпросились на чьи-то именины, и, наверное, так лихо отпраздновали, что до сих пор не возвращались.

— Апппчихи!! — грохнул чихом во второй раз выдра Подхалимка и густо покраснел.

— Физиономию скорчил недовольную, смотрите на него. — указал на подхалимкину незадачливость привратник Назапор. — Разбросал сопли по всем углам и ещё чем-то недоволен. Нет, Подхалимка, в твоём возрасте, с твоей-то больной печенью, шалости с чихами нельзя вытворять.

— Нормальный возраст. — мягко огрызнулся Подхалимка. — Вполне себе олдскульный пипл.

— А сколько тебе? — хитро заегозил зрачками пёсик Кабыздох.

— Сорок пять.

— В сорок пять — баба ягодка опять! — тут же придумали слуги обидную дразнилку для Подхалимки, хохоча до истерики.

Выдра Подхалимка осуждающе покачал головой:

— Экие вы друзья называетесь. Хорошие бы люди доброго здоровья мне пожелали, а вы дразнитесь.

— На каждый чих не наздравствуешься, ёптыть!.. — произнёс служка Кормёжка, отдышавшись от смеха.

— Вы просто глуповаты и не догадываетесь, чем я на самом деле занимаюсь. А я специально так бойко чихаю, чтоб вас развеселить, чтоб вы надутыми сычами не сидели. Чихнуть-то я могу и вовсе незаметным способом, могу при чихе гвоздь на носу удержать.

— Ну, брось врать.

— Не брошу. Поищите-ка в здешних ящиках гвоздь, а я вам своё умение докажу.

Долго искать гвоздь не пришлось. Привратник Назапор вытащил из коробочки скукоженный, тревожно всхлипывающий гвоздь и ловко поставил его на капризно вздёрнутый нос Подхалимки. Затем подал сигнал чихать. Выдра Подхалимка ёмко, пискляво чихнул, и гвоздь, всем на удивление, не свалился с носа, а даже несколько приосанился, задрал шляпу.

— Ну как? — победительно высунул язык выдра Подхалимка, чтоб подразнить товарищей. — Здорово я умею чихать?

— Если дурью маяться каждый день, ещё и не тому научишься. — сказали служки. Но, конечно, они позавидовали необычной ловкости Подхалимки.

— Обыкновенное следствие вялотекущего невроза. — напустил на себя суровый вид и поставил диагноз привратник Назапор. — Нос слишком занят собой и не понимает, что надо дёргаться при чихе. У носа тревожные предчувствия направленны совсем по другому адресу, а гвоздю только того и надо: торчи на носу да держи красу!.. Ты бы, Подхалимка, чихнул не ИЗ СЕБЯ, а В ГЛУБЬ СЕБЯ, прямёхонько в зад — тут гвоздь обязательно свалился бы с носа, хотя бы даже и от смеха.

— Только смотри, афедрон не простуди. — заботливо сказал служка Кормёжка. — Через зад чихать не вкусно.

— Ерунду ты мелешь. — почесал нос выдра Подхалимка.

— А ты, можно подумать, не ерундой занимаешься, когда весь такой из себя хороший и ловкий?.. Прежде чем других… как это в одной басне говорится?.. в школе ещё учили наизусть… В общем, не лучше ли на себя, кума, поворотиться?.. Кидай гвоздь обратно, в коробку, затеряешь ещё.

Выдра Подхалимка обиженно пожал плечами и сделал вид, что ему отныне не интересно общаться с глупыми приятелями. Сел на дерматиновый диван, у двери, где обычно томились не слишком уважаемые посетители замка, дожидаясь особого приглашения, и взял в лапы газету: где тут статья, которую давеча не дочитал?.. ага, вот!.. социологическими службами в стране был проведён опрос, результаты которого мы спешим опубликовать… был задан вопрос: какие вещи для граждан являются предметами первой необходимостью?.. ответы получились вполне предсказуемы: соболий салоп, матрёшка и балалайка!..

— Стереотипное мышление в народе не сломать. — тоскливо вздохнул выдра Подхалимка. — Если какая-то часть массового сознания попадает во временной люфт, её оттуда за уши не вытащишь. Впрочем, чихать я на всё это хотел.

Вдруг Подхалимка очень быстро задёргал кончиком носа, зашмыгал буроватым трубным гласом и чихнул с таким роскошным чихающим изобилием, что газета отлетела к противоположной стене — испачканная в вычихнутых соплях, мокрая и противная!..

— Батюшки-святушки! — заломил руки в насмешливом упоении привратник Назапор. — Хозяйскую газету соплями испоганил, отредактировал называется.

Все слуги в привратницкой закатились припадочным истеричным смехом, у некоторых даже подтяжки лопнули, придерживающие форменные штанишки. Невероятно застенчивый и сдобно-пахучий служка Кормёжка веселился, катаясь кубарем по коврику, а торопливый служка по помойным вёдрам Обрыган медленно сползал со стула, надрывая пузатенький животик.

— Соплей-то накопил в носу за всю жизнь: дай, думает, сегодня учиню разброс! — давился тявкающим хохотом пёсик Кабыздох.

— Дай, думает, расчихаюсь до полной дури, где наша не пропадала!

— Конечно, если мы сычами сидим, то пять кило соплей нам не хватает для полного счастья!..

Служка Кормёжка и служка Обрыган дружно зашлись в увеселительной икоте.

— Ржёте-то напрасно, поскольку воспитанные люди над глупостями не смеются. — выдра Подхалимка был очень недоволен собой, ощетинился и губы надул.

— Смотрите-ка: он ещё и губы надул! — захрипел хохотом привратник Назапор.

— Ржёте-то напрасно. — попробовал усовестить компанию выдра Подхалимка. — Чихнул, поддаваясь наваждению организма, думал, что доброго здоровья мне друзья пожелают. Сопли-то прибрать можно, сопли — это не главная беда в жизни. Беда приходит, когда другу не хочется сочувственного слова сказать, ведь от этого друг может заболеть и умереть в одиночестве.

Мирные рассуждения выдры Подхалимки успокаивали и смущали. Смех в привратницкой огорошено остывал.

— Все помрём. — с будничной нежностью постановил привратник Назапор. — Покойников-то, говорят, уже миллион миллионов, и за каждым стоит своя история, своё извинение за причинённые неудобства.

— Не дай боже помереть, когда рядом нет ни близких родственников, ни друзей. — сказал служка-помоечник. — Хозяин-то наш на похороны не потратится. Снесёт труп в бункер, изымет всё хорошее, а остатки выбросит. Я сам на мертвяцкую помойку постоянно таскаю из бункера что-то, упакованное в пластиковые мешки. И даже заглядывать в них боюсь.

— Известный скупердяй наш мистер Жжуть. — сообщил служка-постельничий — толстенный и малоподвижный барсук, покоящийся в кресле этакой Шишабангмой, покинувшей на вечерок любимые Гималаи, чтоб посидеть с друзьями. — У него плюгавенького колдовства не выпросишь на свой День Рождения. Летает фантазиями в эмпиреях, престолы небесные захватывает, а до простого рабочего человека и дела нет. Вот откуда он на наши головы свалился? из каких мест он родом? откуда этакие чародейные колориты, скажите на милость, произрастают?..

— Вроде, колдуны сами по себе рождаются. — деловито сказал Обрыган. — Вроде, из космической пыли создаётся в некоем вакуумном пространстве соответствующий биологический фон, из которого проистекают необычайные сущности. Как правило, злобного свойства, неприятного.

— Что же они делают для того, чтоб проистекать? — не поверил Подхалимка.

— Вроде того, что вылупляются. Как цыплята из яиц.

— А мне ещё бабка рассказывала про мистера нашего. Что он из этих. Из рассыпавшихся. — тихонько сообщил служка Чмыхало.

— Их каких-таких рассыпавшихся?..

Чмыхало загадочно покачал головой, как будто вовсе не собираясь распространяться об удивительных мировых тайнах — а голова его казалась чрезвычайно надутой, как будто готовой в любой момент лопнуть, и голосок напоминал звук покоцанной глиняной свистульки — но затем вроде как снизошёл до приятельских откровений:

— Это такие существа, которые на ядерных полигонах служили или проживали поблизости, и которые облучению подверглись во время испытаний ядерных взрывов. Несколько суток, после взрывов, они пребывают вот в этом самом состоянии рассыпавшемся, когда абсолютно невозможно двигаться и дышать, они просто лежат в виде тряпичных куколок. А затем встают, как ни в чём не бывало, продолжают своими делами заниматься. И привычки у них вроде сохраняются, что и прежде, и голоса не меняются, да только все вокруг понимают, что это уже совсем не такие люди, что были раньше. Из этих внутренняя энергия прёт, подавляя силу воли любого, кто окажется вблизи, и чувствительная проницательность обострена. Вроде как попали они в искажённое временное поле, полученное от возмущения электромагнитных импульсов во время ядерных взрывов, и прониклись осознанием наивысшего свойства. Причём, чаще всего злодейского свойства, циничного. Приспособленного к магическим проделкам. Вот таких существ и называют рассыпавшимися.

— Да сказал бы просто: черти!.. — заявил Подхалимка.

— Ну, черти. Я сам не знаю толком, кто они. Может, они с самого рождения чертями рассыпавшимися были, да только узнали об этом, когда из комы вышли. Может, мы все до единого на земле-матушке рождаемся чертями, да только некоторым удаётся, соблюдая законы честной жизни, трансформироваться в ангелов. Может, какая тайна в нашем историческом прошлом существует, благодаря которой мы такие вот чудные все. Ведь говорят же, что на других планетах живут люди как люди, всё у них мирком да ладком. И собаки ихние не говорят, а лают. И чаи за столом не распивают.

— Враньё. Быть такого не может. — не поверил в существование других планет пёсик Кабыздох.

— Может и враньё. Вот, когда в космос полетим, тогда всё и узнаем.

— Да сдался вам этот космос. — забухтел недовольно служка Обрыган. — У нас, говорят, на обратной стороне земли, чего только не бывает из сверхъестественного. Какие только чудаки не рождаются!.. Про трансмускулинных небинаров слыхали что-нибудь?.. А ведь есть и такие.

— Иоанн-пророк ещё две тыщи лет назад навёл тумана на наше будущее, а про прошлое никакой ясности не представил. Вот нам теперь приходится сидеть в привратницкой да гадать. — несколько обидчиво заметил пёсик Кабыздох.

О чём бы не беседовали болтливые слуги, а Иоанн-пророк непременно выныривал в самый неожиданный момент, чтоб понудить собравшихся тревожно поелозить. Толкование его откровений — особенно тех мест, которые касаются деятельности всадников апокалипсиса, переламывающих мир на до и после — издавна попахивает чем-то лакейским и ритуальным.

— Послушайте меня, люди! — усмехнулся мудрый привратник Назапор. — Отталкивающая биологическая метаморфоза — вот какую невидаль представляет из себя наш мистер Жжуть, и туманы пророка Иоанна обволакивают его с головы до ног. Ровно 664 раза наш хозяин менял старые мозги на новые, и теперь не хватает лишь 2, чтоб число достигло апокалиптического значения 666. К сожалению, у пророка Иоанна всё это выражено крайне неясным знанием, слишком он отвлекался от реальности в момент получения откровений свыше и поддавался обычному литературному вдохновению. Вспомните-ка русскую поэзию серебряного века: пророчеств много, а лестных побуждений к действию — на грош ломаный!.. Отсюда и все последующие неприятности для русской интеллигенции.

— Давайте уточним: для русскоязычной. — пробурчал выдра Подхалимка. — Культурный генезис и прежде преобладал над расовой биполярностью, а уж в наше время космических энергий и коммуникаций — тем более.

— Да вы, батенька, интернационалист? — желчно подпрыгнул служка Кормёжка.

— А хотя бы и интернационалист! Я себя с самого рождения выдрой помню, а у выдр национальностей не бывает!

— Да вас бы, дружочек, на ту самую планету отправить, где собаки лают. Там, наверняка, у выдр не только национальностей не бывает, но и ум напрочь отсутствует.

— А вот вас бы далеко нахер послать с вашими советами!.. — огрызнулся Подхалимка.

— Да что мне твой нахер?.. Нешто я чужих херов не видал?.. А вот вы, любезный товарищ мой, есть чмошник и быдляк, которому давно не рихтовали рыло. Вы жалкий и обтруханный лузер!.. Да-с.

Разговор этот заходил слишком далеко и вполне мог закончиться дракой — такое, к сожалению, в привратницкой случалось. Но выдра Подхалимка вовремя сник и принялся жевать бутерброд с сыром, схваченный со стола, и делая вид, что не слышит всякий глупостей. По-настоящему ссориться выдра Подхалимка не умел и не хотел.

— Ох, и скупердяй же этот мистер Жжуть. — быстренько свернул на прежнее направление разговора служка-постельничий. — Ох уж и скупердяй!..

— Мелочный до безобразия. — поддержал пёсик Кабыздох. — Слуг в замке на всё про всё не хватает, люди от усталости с ног валятся, а ему лучше и не напоминать про увеличение штатных единиц. Кислую мину корчит. Один я у него, как будто сторукий, на побегушках: ворота замка стереги, цветочные клумбы поливай, посторонних лаем отпугивай, да ещё в почтовое отделение поторопись сбегать, чтоб евонную пенсию получить… Братцы, да разве я сторукий? Откройте мне глаза на правду, смилуйтесь!

Выдра Подхалимка пересчитал коротенькие пёсиковы лапы, внимательно ощупывая и обнюхивая каждую:

— Раз, три, два… ой, бестолочь я такой… раз, два, три, четыре… четыре лапы с хвостиком.

— Четыре — а, значит, не сто. — поджав хвост, покрасовался всеми четырьмя лапами пёсик Кабыздох.

— Значит, не сто.

Служка Обрыган вдруг возразил:

— Это смотря, кто как посчитает. Если бы я принялся считать, то смалодушествовал и все сто запросто насчитал.

— Если выросло всего четыре, то откуда возьмётся сто? — хмыкнул Кабыздох.

— А оттуда, что только начни считать, под хорошее настроение, так не остановишься, пока умом не тронешься: считай себе и считай. Сто на четыре делится?

— Делится.

— Вот в этом вся математическая казуистика. Да ещё и хвостик.

— Верно. — загрустил привратник Назапор, вспоминая свои столкновения с математикой, и оселедец на выбритой голове мягко потеребил. — Я вот давеча, лёжа в постели, кислые пятна считал. Такое мне средство от бессонницы врачи прописали, чтоб на хитрость её взять. Надо глаза закрыть, постараться успокоиться, а когда по головной умственной темноте начнут кислые пятна бродить, то надо их потихоньку считать. Вроде как незаметно заснёшь, пока считаешь. Вот я лежу давеча и считаю. Ну, надеюсь, что насчитаю с сотню штук и усну сном младенца — а не тут-то было. После пятидесяти пяти меня слегка в дрёму окунуло, и тут сразу этих пятен уйма набежала. Я принялся их быстренько считать: раз, раз, раз!.. но никак не успевал за всеми уследить!.. Слишком быстро они прочь убегали. Пришлось и мне, по умственной темноте, бежать за ними следом и считать: два, четыре, десять!.. Да куда там! Не догнать!.. А ещё, пока бежал, то и позабыл, сколько до этого насчитал, всё дело насмарку пошло.

— Пятьдесят пять ты насчитал до того, как за уймой побежал. — напомнил служка-помоечник.

— Это ты сейчас мне напомнил про пятьдесят пять, а давеча где ты был, чтоб напомнить?

— Когда именно давеча? — собрал морщинки на мордочке служка-помоечник. — Именно ТОГДА, про КОГДА ты говоришь?

— Именно ТОГДА, КОГДА было давеча.

— Давеча ТОГДА я всю ночь в уборной конфузился. — робко признался служка-помоечник. — Скушал, верно, что-нибудь несвежее.

Привратник Назапор сердито поперхнулся:

— Ну, милостивый государь, мне ещё во сне не хватало твоих конфузов в уборной! Я, признаться, на свой лад мнителен и брезглив. От твоего едкого конфуза в уборной, я бы наверняка задохнулся. Ты как полагаешь?

— Я полагаю, что в таких вещах, я над собой не властен.

— Вот не случайно тебя мамка «горемыкой» прозывала. — обескуражено присвистнул привратник. — Столько много полезных советов знаешь, а когда подсказка надобна — тебя не дозовёшься. То с мусорными вёдрами по всей окрестности носишься, то в уборной конфузишься. Отучись-ка ты, братец, вредничать и сей же миг станешь персоной огромного значения и важности.

— Так я нечаянно ТОГДА в уборной конфузился. — захотел оправдаться служка.

— За нечаянно — бьют отчаянно! — сказал, как отрезал, Назапор. — А вот я на сегодняшнею ночь запру уборную, и ключ себе под подушку положу: попробуй-ка тогда не прибеги ко мне и не напомни, сколько я насчитал пятен.

— Ну и попробую. — не без робости буркнул Обрыган.

— А вот что тебе в конце концов угрожает! — привратник смастерил здоровенный тяпляпый кулак. — И называется сия грозная штуковина — дулей! Запомни на будущее!..

Служка-помоечник сказал, что посторонние дули не представляют для него интереса, а вот укрывательство ключей под подушку попахивает подлостью. И если с ним намерены так нехорошо обращаться, то он должен предупредить, что приучен посещать даже крепко запертые уборные, обделывая их, если не внутри, то снаружи. Привратник Назапор возмущённо ахнул.

— Вонищи много будет! — торжественно пообещал Обрыган.

Привратник Назапор покачал головой, явно забирая назад своё обещание запереть уборную на ключ.

— Ох и скупердяй наш хозяин. — затянул прежнею волынку служка-постельничий, разряжая обстановку. — Всё жалуется, что у него дубликаты мозгов кто-то ворует. Он их производить не успевает, и не знает куда прятать. А я думаю, что это старческие болезни его одолевают, и он ничего не помнит, хоть с мозгами, хоть без оных. Кому нужны его мозги, когда у каждого свои имеются?.. Два мозга в одну голову не поместятся. Верно?..

— Верно, верно. — подтвердили слуги.

И только пёсик Кабыздох трусливо поджал уши и притих.

— Чего это ты притих?.. — насторожился Назапор.

— Да так.

— Чего это да так?..

— Я ведь… — помялся пёсик Кабыздох. — Я ведь без злого умысла.

— Знаем, что ты без злого умысла. Да только ты дурачок, и от тебя всякого можно ожидать. Признавайся, ты хозяйские мозги воруешь?..

— Я ведь… — скорчил извиняющуюся физиономию пёсик. — Я не думал сперва, когда в первый раз евонные мозги нашёл и слопал. Я думал, лепёшка такая интересная лежит. Съел, а она вкусной оказалась. Вот меня с тех пор и тянет к евонным мозгам, и ничего поделать с собой не могу. Только пожалейте вы меня, братцы, и не рассказывайте никому про мои шалости.

— Ладно, не расскажем. Но с тебя бутылка, раз такое дело. В следующий раз занесёшь.

— Обязательно занесу. — пообещал Кабыздох, весело виляя хвостиком.

— Шалун, однако. — проворчал выдра Подхалимка.

III

С улицы раздался оглушительно-дробный звук скрипучих фанфар и конского ржания. У привратницкой остановилась здоровенная императорская карета, запряжённая в шестёрку лошадей, с кучером в атласной ливрее, озорно посвистывающим и вертящим длинным кнутом над головой. Также на укладистом облучке кареты восседали напыщенно-сардонические форейторы, непрерывно жующие какую-то невидимую закусь, и кладбищенский сторож Михеич, припахивающий чесноком и философской неспешностью.

— Разгружай! — приказал Михеич форейторам, распахивая с двух сторон двери кареты. Экипаж оказался плотно, словно поленницей дров, забит мертвяками.

Привратник Назапор и пёсик Кабыздох покинули весёлую компанию, чтоб надлежащим образом встретить гостей. Теперь они рассматривали содержимое кареты, надеясь, что всё это им примерещилось.

— Все твои? — наконец-то спросил Кабыздох про мертвяков у Михеича. — Или с соседнего кладбища с пяток прихватил?

— Все мои. — явно уважая достоинства своего кладбища и своих мертвяков, произнёс Михеич. — Прошедший месяц урожайным удался. Итить-его-колотить.

— Холера? — понимающе нахмурился Назапор.

— Инфлюэнца. — ревниво поправил привратника Михеич, уважающий в любом деле точность.

Незамедлил подняться из бункера, к воротам замка Недосягаемых Умыслов, и патологоанатом Вдрыбадан, с профессиональным интересом разглядывая партию новоприбывших.

— Славный старичок какой, головушка большая, тыковкой… Вот эта тётка, кажется, очень знакомой, вроде видел её в магазине давеча, спички покупал… А этот почему у вас без рук?

— Отвалились, ёптысь. Атрофировались за ненадобностью. — толково отвечал Михеич, впрочем, стараясь не вдаваться в подробности. Некоторые предложения он не мог договаривать до конца, потому что буквы в словах рассыпались, как шарики, и собрать их заново было невозможно.

— Ты мне тут эволюционную диалектику не включай. — погрозил пальцем Вдрыбадан. — Здесь люди с университетским образованием, сами всё поймут… А у этого что с лицом?.. Умер от аэтоэротического удушения?..

— Вы учёный человек, вам видней. — буркнул Михеич. — А я с жёнкой евонной разговаривал намедни, ничего она не говорила, чтоб кто-то муженька душил. Сказала, что кастрировал сам себя, незадолго до смерти. Шурундулы отрезал.

Михеич подпустил морковно-свекольный румянец на щёках. О некоторых вещах ему было неудобно говорить вслух.

— Ну и что мне делать с таким?.. — возмутился Вдрыбадан. — Мне нужны, которые с мозгами, а у этого явно мозгов нет и не было. Вези его обратно.

Одна из цветочных клумб маскировала люк, из которого выползла длинная подъёмно-транспортная лента, и именно на неё следовало поочерёдно складывать мертвяков. Лента увозила их прямиком в бункер, поближе к холодильным камерам. Форейторы и кучер дружно принялись за работу.

— Зачем ему столько?.. — имея в виду мистера Жжуть и трупы, спросил Михеич у патологоанатома.

— Он из них биоэтанол варит. — не моргнув глазом, соврал Вдрыбадан. — Скоро откроет свой заводик по производству биологически чистого топлива, и считай, что проблема экологии на нашей земле решена. Чистым воздухом дышать будем.

Михеич добавил к свекольному румянцу пятнышки ехидства, а привратник Назапор недоверчиво и глубоко вдохнул.

— Документы на покойничков есть? — спросил Назапор, соображая, что за всякое поступление в замок отвечает именно он. — Справки с печатями?..

— Справок нет. — пожал плечами Михеич. — Есть моё честное благородное слово. Все мертвяки выкопаны втихаря, могилки приведены в прежний порядок. Печать могу тебе в лоб захерачить.

Привратник озабоченно почесал лоб и немного отступил назад.

— Не по-людски вы поступаете, граждане и соотечественники, не по-христиански! — вдруг заговорил один покойник, повернувшись на бочок и почесав изрядно заросшее пузо, демонстрируя огромный шрам от вырезанного аппендицита. — Я ведь могу и нашему губернатору пожаловаться. Могу и до царя дойти.

— Да больно нужен ты нашему царю!.. — усмехнулся Михеич, ничуть не смущаясь разговорчивостью покойника. — Да и губернатору нашему ты не нужен. Нашёл кому жаловаться. Твоя фамилия какая?

— Иванов.

— Ну так вот, Иванов. Наш губернатор известный русофоб, и всех ваших ивановых на дух не переносит.

— Чего это вдруг? — прекратил чесаться покойник и ускоренно заморгал.

— А потому, что не настоящий губернатор нами правит, а его двойник. Настоящий губернатор ещё в марте-месяце сошёл с ума, начал сраться и ссаться под себя, и его поместили в секретную психушку. Вместо него правит двойник — а он немец по национальности, и русских не любит. У него Сталин дедушку расстрелял.

— Так и у меня Сталин дедушку расстрелял, что же и мне русских теперь не любить? — возмутился покойник Иванов.

— И у меня, и у меня… — забубнили форейторы с кучером, тревожно озираясь по сторонам. — Если теперь русских любить нельзя, то кого тогда можно?..

Патологоанатом Вдрыбадан решительным взмахом руки пресёк нарастающее беспокойство и пообещал, что он лично проследит за состоянием умонастроений губернатора, когда тот попадёт к нему на стол.

— А раз ты такой кляузник, Иванов, то вставай и иди отсюда куда хочешь. Ты нам не нужен. — сказал он покойнику, совершая ещё один взмах руки, на этот раз с указывающим подтекстом. — Ступай и не греши, Иванов. Главное, талант свой в землю не зарывай.

Иванов не сразу понял, что его отпускают на вольные хлеба. На его лице обнаружился взгляд той самой девицы, которая долго мечтала о бриллиантовом колечке, и вот, кажется, нашла себе щедрого жениха. Иванов вскочил, попрыгал на месте, приноравливаясь к новой неожиданно-эмансипированной жизни, и мелкой трусцой засеменил прочь от замка Недосягаемых Умыслов. Пару раз он обернулся только для того, чтоб показать высунутый язык.

— Домой, наверное, побежал. — с ласковым одобрением сказал один из форейторов. — То-то сейчас родственники обрадуются. Неделю назад дядьку похоронили, поминки справили, потратились и в долги влезли. А тут и сам усопший заявляется. «Здрасьте, граждане. — скажет. — Освободите-ка диван в гостиной, я теперь на нём кантоваться буду!..»

Все понимающе рассмеялись, до того потешной им показалась эта изящная житейская картина. Однако, спустя минуту пёсик Кабыздох тяжело вздохнул.

— Зря отпустили. — сказал он про Иванова. — Дурной пример заразителен. Теперь они все — покойники-то ваши — не захотят подолгу на кладбище задерживаться, а полежат денёк-другой и домой уйдут. Опустеет кладбище. Без работы останешься, Михеич.

Михеич тускло усмехнулся, напоминая сам себе одну важную вещь, касательно хождения покойников по кладбищам и окрестным селениям, но вслух её не стал проговаривать.

— Ладно, мужики, работайте. — заявил патологоанатом Вдрыбадан, отправляясь в замок. — У меня теперь у самого дел по горло. Экую вы мне кучу привезли, даже не ожидал сколько. Холера, что ли, была на днях?..

— Инфлюэнца. — повторил Михеич.

Трупы поползли вниз по ленте транспортёра.

IV

Когда Назапор вернулся к себе, то привратницкая оказалась пустой: слуги разошлись по своим комнаткам, поближе к родным кроватям. Сны в эту ночь обещали быть волшебными и кокетливыми. Выдра Подхалимка долго ворочался с боку на бок, подпихивал лапами одеяло, стремясь укутаться без единой щёлочки, а в носу злостно и мусорно щекотало последним самым неказистым чихом. «Так уж и быть. — решился Подхалимка. — Если организму невтерпёж, то чихну на сон грядущий.» И мигом, почти с детской улыбкой невинного удовольствия, чихнул. Из комнат служки Кормёжки и служки Обрыгана, расположенных поблизости, донеслись мелкие ехидные смешки.

Привратник Назапор вернулся со слегка испорченным настроением, поскольку успел получить нагоняй от хозяина. Мистеру Жжуть кто-то донёс, что в привратницкой слуги довольно-таки насмешливо толковали о его пропавших мозгах. Слышались намёки на то, что мозги вроде бы и не нужны мистеру Жжуть, что при пустой голове от него меньше вреда исходит, что пустая голова ему очень даже идёт. Ничего такого слуги, конечно, не говорили, но мистер Жжуть вызвал привратника в пыточную камеру, чтоб дать нагоняй. Привратник, послушно прижав руки к груди, вошёл в камеру и с порога заявил, что ни о чём предосудительном не говорил, и никогда не посмел бы говорить, а всего-навсего вёл с приятелями философские беседы, которые урона хозяйскому имуществу не несут. О дерзких провинностях пёсика Кабыздоха привратник не сообщил. Мистер Жжуть очень резко среагировал на ведение философских бесед в привратницкой и отвесил верному слуге оплеуху. «Вот на спинке кресла висит кнут, — с щуплой желчью указал он. — который предоставляет немедленную помощь всем, кто жаждет философствования и разгильдяйского умствования.» Кнут на спинке кресла согласно хрумкнул. Привратник Назапор предложил хозяину не утруждаться, и тут же снабдительно отхлестал сам себя по щёкам, приговаривая: шлёп! шлёп!..

Мистер Жжуть остался доволен самобичеванием слуги, повелел ему и впредь быть таким же послушным, и разрешил отправиться на покой. Сказал лишь, что «постигать чистый разум, в самом выдающемся философском смысле, лучше всего именно при помощи порки кнутом (это масштабно и справедливо), после которой личностная точка колебания и харизма становятся яснее ясного, а боль от этой ясности ещё долго не заживает».

— Кстати, полная ясность при завершении какого-либо дела — это и есть начало апостольских деяний. — добавил мистер Жжуть, выказывая своё представление об участии пророка-Иоанна в беседах в привратницкой.

— А давайте-ка, ваша милость, я вам свеженького чая с лимоном заварю! — ласково предложил привратник Назапор, полагая что и намёки на апостольские деяния могут свестись к порке кнутом.

— И завари. — разрешил колдун.

Ублажив хозяина тёплым ароматным стаканом чая, привратник Назапор вернулся к себе, в опустевшую привратницкую, немножко поругался на жизнь, а затем лукаво прищурился и достал из потаённого угла трёхлитровый баллон с бражкой. Куриный Попугай озабоченно зашевелился в клетке, просыпаясь от долгого дневного сна, поскольку вёл сугубо ночной образ жизни. Привратник наполнил стакан и нежно мурлыкнул.

— А не сбрендишь ли с одного стакана? — недоверчиво проследил глазами за церемонией Куриный Попугай.

— Не… — заверил привратник Назапор. — У меня организм строгий и сила богатырская. А богатырскую силу может сломить лишь богатырская меланхолия, но я меланхолии дожидаться не стану: я начну пить с налёту!

— После второго стакана обязательно сбрендишь. — желчно каркнул Куриный Попугай.

— А я за один заход два стакана выпью, обману судьбу. — сообразил привратник Назапор и заполнил второй стакан. — Ну, значит, как положено у нас, у мужиков: за любовь!..

Он аккуратно выпил, закусил фаршированным воздухом и посветлел ликом.

— Нашёл-таки подлец рациональную суть в пьянстве. — почесал затылок Куриный Попугай. — Наливай и мне.

Привратник Назапор налил из графинчика себе и Попугаю. Оба неторопливо, управляясь с хмельными вензелями, выпили. Ночная пьянка тихонечко и доброхотно покатилась.

–…И теперь моё освобождённое отношение к философии таково. — пьяным шёпотом докладывал привратник Назапор. — Что, не взирая на происки выпитых стаканов, грядёт время для устрашения государств и религий, при котором материализуется философия чистого разума в сокрушительную бомбу, а тот, кто вовремя вкусит от древа познания добра и зла, сожмёт свой личный кнут в руках, и…

Привратник мысленно указал мысленным кнутом на мысленного мистера Жжуть.

–…И нашему ироду по голой заднице назиданий преподаст!.. чайку вам свеженького захотелось с лимончиком?.. а оплеухи сахарной не хочется?.. а нате, получите оплеуху!.. а ладошка у меня — не чета вашей растопырке, увесистая у меня ладошка-ладушка… ладушки-ладушки… а ладушки где были?.. а ладушки были у бабушки, а у бабушки они ели кашку и пили бражку, весьма, доложу я вам, гастрономическое настроение было у ладушек… ликуй Исайя!..

Потрескивающее толокно луны золотилось на ковком ночном небе.

V

Мистер Жжуть неторопливо опустошил стакан крепкого чаю с выжатым лимоном. Предаваясь сытому стариковскому удовольствию, покряхтел и вытер увлажнившийся нос. А затем дохромал до любимой библиотеки, где уселся за массивный читальный стол, чтоб нежно прижаться щекой к старинной Пыльной Книге, обезображенной заскорузло-толстым кожаным переплётом. Слюняво причмокивая и напевая скупой докучливый мотивчик, мистер Жжуть подарил себе несколько секунд блаженства, перед тем как приступить к чтению.

Не оттого стремился мистер Жжуть к постижению высшего колдовского порядка, что до сих пор не справлялся с ежедневными личными потребностями, отказывая себе в чём-то вроде хлеба насущного. Наколдовать какого-нибудь дружественного мордовского бога Кереметь ему ничего не стоило, да только получался он не столько богом, сколько укромной парковой скульптурой, в гипсовые ручонки которой интересно впихивать предметы скандального направления и одышливые окурки. А ведь истинное колдовство — это предельное самовыражение крепкой личности, это расчётливое удушение чужой воли и чужого влияния на собственную жизнь, с дальнейшим возвеличиванием своей воли и своего влияния. Колдовство — это составная система власти однозначно тиранической, и такой тип власти совершенствуется лишь в гениальных мозгах. Восемь Пыльных Книг даже самые ничтожные мозги могли переформатировать в гениальные.

«Власть зиждется не на правах, а на обязанностях. — здесь, прямо на наших глазах, участливо рассуждал мистер Жжуть. — Власть обязана прозревать себя в будущем, в вечности. Встраивать себя в вышколенный строй мифологем и исторических пейзажей, способных подчинить доверчивые души и тела. Переплетение противоположностей по желанию властьимущего — вот забавы для страниц исторических учебников; повсеместное уничтожение всего, что вздумается, и созидание разрушенного давеча — вот занятия для отторжения скуки; грудь в крестах и голова в кустах — вот на том крепко и стоим!»

Кусты в саду плотоядно облизнулись.

*****

«Нынче, граждане читатели, вся мировая общественность следит за перепиской русскаго царя Ивана Грозного с беглым боярином Курбским, принимая сторону то одного почтеннейшего политика и мыслителя, то другого, сохраняя при этом позиции посторонних наблюдателей. Но вот самое последнее письмо Курбского, опубликованное в интернете, практически всеми блогерами было воспринято, как новое открытие в сфере вольнодумства, как вершина чудесных откровений, которыми нас могут наградить лишь особые прозорливцы. Касается это письмо женского вопроса, по сути говоря, того самого, который давеча растревожил и мистера Жжуть, когда он припоминал свою жену, её наивные восхищения собольим салопом. Не говоря уже о необоснованно-завистливых претензиях к бывшей сокурснице Марье Гавриловне. Товарищ Курбский, едва сдерживаясь от скабрёзных описаний, упрекает Ивана Грозного в излишних слабостях к женскому полу, в элементарнейшем волокитстве, что влечёт за собой нелепые, но громко-злобные преступления и постыдные отхождения от истин священного писания, которые так любит преподавать великий царь. Товарищу боярину кажется, что государство в руках царя теряет былую твёрдость и деспотическое величие. «Удержите ли вы, любезный друг, Иоанн Васильевич, — пронзительно пишет Курбский. — власть в крепком оснащении, достаточном для защиты от внешнего и внутреннего врага, ежели одну жену, умерщвлённую в пылу ревности и страсти, вы тут же заменяете на другую? успеете ли вы, регулярно меняя жён, привыкая к ним, как к личностям, привыкая к их супружескому усердию, успеете ли вы успешно декорировать госбюджет и поднимать отрасли народного хозяйства?.. Оставьте бабу в покое у плиты с борщом, у ведра с половыми тряпками, а сами поспешно бегите в думу, в депутатский корпус! Не забудьте и посох взять потяжелей, чтоб сподручней было, со всей своей мужицкой мощью, лоббировать и секвестрировать! Могите быть не мужчиной, но мужем!» Что же ответил русскай царь на более чем возмутительное и нахальное письмо очередного интернет-воителя, который считает, что его писанина что-либо да значит?.. «Подчепырнуть тебя да на кол усадить — вот и вся недолга. — с небрежной лаконичной прямотой отвечал Иван Грозный. — Кривляешься да корчишь из себя Punk Generation, а сам просто злыдень писюкатый и завистник. При встрече вживую-то, хвост поджав, скулишь как дешёвка, а тут вздумал меня государевым делам учить. Я хоть и луплю своих баб почём зря, да зато к плите с борщом не привязываю, а дозволяю книжки читать и в соцсетях общаться. А ты получаешься гендерный шовинист по всем понятиям. Лузер. Люди-то работают, как умеют, а ты, погань петушиная, тяфкаешь из подворотен. Либерал дырявый.» Много нового и образовательно-ценностного вы сможете узнать, граждане читатели, воспользуясь хештегом #перепискаИванаГрозногоКурбским.»

*****

— Однажды раскрытая тайна — не для всех откроется настолько, чтоб переполниться сакральной музыкой. — вслушивался в строй неподвижных книжных страниц мистер Жжуть. — Но я отчётливо ощущаю эту музыку, преобразовывающуюся в непостижимые ХОРЫ — а, значит, я дождался того часа, когда седьмая из восьми Пыльных Книг мною прочитана до конца, и теперь я проникся некоей суммой знаний, извлекающей из бесконечности математическую возможность её финала. Теперь-то я догадываюсь о многом, что приключалось с нашей вселенной, от первой минуты сотворения, и даже соприкоснулся с тайной её существования до Большого Взрыва.

Седьмая Пыльная Книга с многочисленными подробностями поведала нашему колдуну о теории Большого Взрыва, благодаря которому — как всем известно — появилась наша вселенная. Но мало кто знает о причине этого самого Большого Взрыва. А причиной его оказалась другая вселенная — предшествующая нашей. Она была абсолютно несовершенной и визуально нелепой, даже мало заметной. Её размер, кажется, был чуть больше куриного яйца. Один из беспощадно-пофигистичных космических духов (имя которого Пыльная Книга предпочла сохранить в тайне) однажды перепутал вселенную с куриным яйцом, и с дуру решил сварить его на завтрак. Затем на что-то отвлёкся, чем-то занял себя на пару миллионов лет, а температура варки достигла немыслимых градусов, после чего вселенная взорвалась. Куда делась большая часть её ошмётков — никому не известно, а вот наша нынешняя среда обитания содержалась в некой точке сингулярности, причём имеющей очень затейливые и абсурдные способности. Например, умела бесконечно малым проникать и активно развиваться в бесконечно плотном. Седьмая Пыльная Книга ввело такое понятие, как ЭКПИРОТИЧЕСКАЯ ВСЕЛЕННАЯ, то есть, говоря художественным языком вселенная, циклично сгорающая и воссоздающая себя заново. И я не думаю, что кто-то может позавидовать участи нашей вселенной, ведь бедолаге приходится вечно двигаться от начала к концу, из прошлого в будущее, сжиматься и разжиматься, светить и гаснуть. Да-да, ведь есть не только свет, излучаемый горением звёзд, но и микроволновый ископаемый свет, происхождение которого даже не важно. Поскольку, он и в изначальном состоянии не столько сиял, сколько фонил. На своих заключительных страницах седьмая Пыльная Книга раскрывала перед читателем искусственно созданные обстоятельства, при которых нашу вселенную можно ужать до размеров куриного яйца. А затем, скрупулёзно выстроив все полученные знания в логическую цепочку, аккомпанирующую без малейшей фальши всему, что даруют непостижимые ХОРЫ, придать ей состояние, предшествующее Большому Взрыву. После чего останется лишь дочитать до конца восьмую Пыльную Книгу и осуществить сам Взрыв.

— Вот теперь, когда через небольшое время, возможно, буквально через пару недель, я прочитаю последнею Пыльную Книгу, — мистер Жжуть вдохнул в себя запах застарелых книжных страниц. — то обучусь соединять разбросанные куски магических знаний в бесконечную линию, что позволит мне покинуть настоящее прошлое и возвеличиться в настоящем будущем, где самые скрытые тёмные таинства и силы будут подвластны лишь мне одному!.. Тогда этому миру и придёт Истинный Капздец. А что будет дальше — посмотрим. Время покажет.

Мистер Жжуть дьявольски расхохотался, и тут же закашлялся, зашмыгался, глаза его с разудалой безуминкой полезли из орбит, но вовремя одумались. Некоторое время мистер Жжуть напоминал скелет селёдки с грубо раздавленной головой, затем очухался и решил, что на сегодня хватит с него эмоциональных фокусов. Пора бы отойти ко сну.

*****

«Я, граждане читатели, достаточно догадлив, чтоб уловить настроение тех, кто ожидал появления в книге настоящего неугомонного злодея. Ожидал драмы, холодящей кровь в жилах, а получил какого-то нелепого мистера Жжуть — почти и не человека, а нарочито напускную аллегорию… Да, может быть, моих скромных талантов и не достаточно, чтоб удовлетворить читателя причудливостью зловещих злодейств, но как говаривал В. И Ленин: «В чудеса теперь, слава Богу, никто не верит». Чудес на свете не бывает, и я в своих литературных опытах придерживаюсь линии абсолютной правды — она касается и маньяков, подобных мистеру Жжуть. Каков он есть на самом деле — таков и представлен на читательский обзор. Сдаётся мне, что и угроза, несомая им, вполне ясна и подкреплена простыми сентенциозными реалиями. И нам следует бояться воинственного настроения опереточного колдуна, поскольку на нашей с вами планете люди совершенно разучились воевать. Остерегаясь кровопролитных войн, люди до внешнего вида стоптанных ботинок упростили свои межматериковые и межцивилизационные проблемы, ушли с головами в интересы годового бюджета, в ретрансляторы бессмысленных ценностей, в школьную программу по половому воспитанию. Гормональные бури имеют значение большее, чем избирательное право. Порноиндустрия заваливает рыночные прилавки резиновыми природными аномалиями и послушными фаллоимитаторами, а это вовсе не то послушание, которое способно превратить паясничающего рок-идола в добровольное пушечное мясо. Люди по унылой привычке противопоставляют жизнь смерти и зачатие похоронам, а ведь только та жизнь, которая держится на страхе смерти, сможет оказать достойное сопротивление и уважение тем, кто несёт с собой смерть. Это же истина, которую преподают на любом философском факультете. Люди забывчивы и доверчивы, и если в непредумышленном хаосе дискуссии пробуют объяснить бессмысленность ведения войн тем, что «любая война заканчивается миром», то, значит, они никогда не были на войне, и слышали о ней не больше того, что сама война охотно рассказывает о себе. Рассказывает развалинами, пеплом, подношением врагу хлеба-соли, распухшими от проглоченного дыма колоколами, узлами страха, странствующими сумасшедшими калеками, таскающими в наплечных сумах остатки съеденных детей во время блокады… И всего-то. При таком вычурном мироустройстве, в душу любого злодея засядет мыслишка о достижении верховной власти над людьми, а для этого необходимо уничтожить как можно больше людей. Дабы оставшиеся в живых боялись и безоговорочно подчинялись. Мистер Жжуть с давних пор лелеял в себе мечту о массовом уничтожении человечества. Прочтение восьмой Пыльной Книги обещало подарить этой мечте знак восклицания!.. Многие литературные новинки оканчиваются именно этим знаком.»

*****

Но мистер Жжуть и предположить не мог, что сейчас за ним наблюдает наш с вами верный друг — кролик Слон. И я вам незамедлительно расскажу кое-что про кролика Слона, хотя рассказывать про него можно долго и много. Это умора просто какая-то, а не кролик.

VI

Сразу, как только друзья и родственники крольчихи Ниточки узнали о её беременности, принялись уговаривать сделать аборт.

— Методика-то проста до смеха, племяшка ненаглядная! наша койка — твои промашки! — радушно размахивая лапами, говорил дядюшка-врач.

— Нет, хочу рожать. — упрямилась крольчиха.

— Ты невозможная идеалистка. — убеждали её подруги. — Ты выросла и окрепла при системе, в которой обман сочетался с проповедью гуманитарных отношений, с красиво нарисованной религией семейственности. Но, в тоже время, левая рука без разбору выхватывала и запихивала в рот всё то, что отдавали на сбережение правой. А если тебя одинаково миновали успехи обоих рук, то зачем ты до сих пор придерживаешься старых идеалов, не можешь разминуться с ошибками прошлого?..

— Увы, я не идеалистична, а цинична. — откровенничала крольчиха Ниточка. — Я забочусь о продолжении своего рода. Когда я стану старенькой, мне будет с кого потребовать стакана воды.

— Хорошо, если тогда стакан воды найдётся в доме. Часто бывает, что грехи родителей сказываются на детках, и те без всяких стаканов, прямо из горла хлещут. Это, милочка, дуга воздаяния.

— Не смейте подтрунивать, я гораздо серьёзней, чем вам кажется. — отгоняла назойливых подруг крольчиха Ниточка.

— Была бы ты серьёзной, ты бы от кого ни попадя не забрюхатила.

Крольчиха Ниточка в ответ лишь сумрачно всхлипывала. Правду сказать, отец кролика Слона остался никому неизвестным в наших краях, даже крольчиха Ниточка не могла припомнить его имени. Рассказывала только, что был он чрезвычайно ловок и ушаст, а, впрочем, напоминал юношеский портрет поэта Пушкина.

И вот, в назначенный день, крольчиху Ниточку посетили родовые схватки. Добрые акушерки привычно возились у ног роженицы, благодушно хихикая и перешёптываясь. Пышная, сладко пахнущая и гладко причёсанная врачиха Удавочка держала на изготовке акушерские плоскогубцы, с грубоватой неприязнью подтрунивая и поторапливая роженицу. Не у всех современных девушек личная жизнь доводится до беременности, некоторым способно и без этих излишеств каждый вечер ублажать любовную страсть. Роженица молчала и кротко взирала на плоскогубцы.

Первыми в тот день активно зашевелились магнитные бури. Хрипловатые небесные хляби пробормотали что-то предостерегающее, а молнии озорно побарахтались, чуть ли не играя вперегонки друг с другом. Кавардак в природе намечался предельно диковинным и шкодливым.

Затем зашевелился кролик Слон, который невероятно быстро научился рожаться на свет, хотя, казалось бы, никто его этому и не учил. Он умело выбрался из брюха крольчихи Ниточки, проскальзывая между рук акушерок, и занырнул в брюхо врачихи Удавочки. Врачиха трусливо вздрогнула, пощупала вздувшийся живот и без энтузиазма сообщила: уважаемые коллеги, а ребёночек-то теперь народится из меня!.. Акушерки посоветовали врачихе не теряться в сложившейся ситуации и смело рожать. Да и ребёночек, требуя вольных пастбищ, забил ножками и заколотил ручками. Врачиха Удавочка, подавленная случившимся безобразием, грохнулась на медицинский детоприёмник, где вспомнила благим матом всех претендентов на отцовство и быстренько родила. Акушерки на этот раз проявили ловкость и схватили новорождённого за уши, однако панического блеска в глазах скрывать не стали. Надо сказать, им было отчего запаниковать. Кролик Слон не удовлетворился достигнутым и расширил диапазон эффектной гинекологии: в один миг он освободил свои уши и очутился в брюхе акушерки Мурки Коротенькой. Кажется, даже крикнул оскорбительно-победоносное УРА!. Детоприёмник снова загудел от напряжения, роды акушерки Мурки Коротенькой прошли успешно, крольчиха Ниточка, как-то квёло покачивая головой и совсем не соображая, что происходит в палате, благодарно плакала и просила: «Вы мне только правду скажите: мальчик родился или девочка? розовое покупать или голубое?» Сотрудники больницы озабочено молчали.

Выродившись из акушерки Мурки Коротенькой, юркий кролик Слон с профессиональным интересом присмотрелся к акушерке Шурке Тоненькой и призывно подмигнул. Та испуганно зажмурилась, весьма громогласно посулила кролику всех козлов в огород, заткнула чем могла все входы и выходы своего девственного тела, взвизгнула и совершила попытку к бегству. Не успев пробежать и двух шагов, она рухнула на взбудораженный детоприёмник, попросила прощения у какого-то жениха, ещё не вернувшегося из армии, и быстренько родила нашего долгожданного кролика. В этот момент в палату вошёл дядюшка-врач, чтоб лично проследить за родами. От увиденного у него незамедлительно распахнулся рот, выказывая пещеру с туннелями и гротами, преисполненными всяческих загадок. «Розовое покупать мне или голубое?» — обратилась к нему крольчиха Ниточка. Ничего не успел ответить дядюшка-врач, а инвалидно охнул, многозначительно поджал губы и принял во внутрь себя, через распахнутый рот, кролика Слона. Некоторое время дядюшка-врач без паники выдержал это пикантное и неординарное состояние, но кролику было слишком невтерпёж. Он по-разбойничьи свистнул и выродился из такой малопристойной щели дядюшки-врача, про которую иногда и совестно упоминать. Затем ещё четырежды родился из врачихи Удавочки, четырежды из акушерки Мурки Коротенькой, а чтоб проучить ворчливую акушерку Шурку Тоненькую — повторно родился из неё сам и вытащил за собой младшего братца.

— Пиши жениху в армию, чтоб готовился алименты платить! — с неприятно-приторной ласковостью потребовал от мамаши младший братец кролика Слона.

Почему-то никто в больнице не пожелал смиренно принять случившееся, исключая счастливую крольчиху Ниточку. Шурка Тоненькая, оседлав приступ помешательства, ещё несколько дней бегала по больнице с целью изловить и придушить младшего братца кролика Слона, и — как рассказывают очевидцы — успела за это время нарожать ещё с десяток кроликов. Дядюшка-врач потратил все накопленные деньги на операцию по перемене пола, стал вполне себе миленькой и сумеречно-экзальтированной девушкой, вышедшей замуж за ресторатора из Кисловотска, куда и уехала, прокляв своё прошлое раз и навсегда. Акушерки требовали немедленно привезти в больницу из ближайшей деревеньки гармониста, который бы сумел исполнить знаменитую советскую песню про День Рождения, который бывает только раз в году, ибо только это исполнение сможет заставить кролика Слона угомониться. Гармонист прибыл и исполнил требуемое, и только тогда кролик Слон шустро пробрался в брюхо родной матери, чтоб сразу же родиться в последний раз. Чем и довёл материнскую любовь до состояния вековечной чехарды.

Да, необходимо сразу сказать, чтоб не тревожились те, кто слишком доверчиво отнёсся к разговорам про родительские грехи: кролик Слон никакой не пьянчужка и не пропойца!.. А если иногда, по требованию хлёсткого времени, ему и случается спраздновать нецелесообразные именины, то не следует судить его за это строго; Сидор да Карп в Коломне проживают, а грех да беда с кем не бывают.

Жениться кролик Слон надумал ещё будучи совсем юным и беззаботным. Кажется, с тех пор и не повзрослел, хотя и превратился в счастливого и покладистого отца. На работу ходил исправно, постигая, что даже у самой обычной и неказистой должности имеется весомый груз ответственности. От кролика требовалось сбегать спозаранку к матушке-молочнице Опрокиде Кувырдаевне, забрать несколько литров свежего молока и отвезти на тележке в замок Недосягаемых Умыслов, чтоб поспеть к завтраку мистера Жжуть. По нечётным постным дням кролик увозил в замок целую корову, от которой колдун самолично отрезал понравившийся мясистый кусок, чтоб на кухне приготовили бифштекс. А корову кролик увозил обратно, на ферму, где она продолжала выдавать надои и наращивать съеденное мясо. Мистер Жжуть выплачивал кролику по одному рублю за каждое утро. В постные дни, совпадающие с полнолунием, рубль превращался в трёшку, а кролика резко тянуло на празднование чьих-либо нецелесообразных именин. Мне не кажется, что всё тут прекрасно, но выслушаем самого кролика.

— Если я каждое утро приношу в дом заработанный рубль, то это невольно формирует в семье такие правила и обычаи, которые ни в коем случае не стоит разрушать. — уверял свою супругу кролик Слон. — А дополнительные два рубля наверняка сотворят и обоснуют дополнительные соблазны. Тебе захочется, чтоб я каждое утро приносил домой не рубль, а три. Ты потребуешь от меня, чтоб я потребовал от мистера Жжуть выдавать мне эти три рубля за каждое утро. Но вот от кого мистер Жжуть потребует мои три рубля?.. Кто ему их будет выдавать?.. Ты понимаешь, милая, что твои требования, в конечном итоге могут разрушить всю экономику страны?..

Повторюсь, мне не кажется, что у кролика в жизни всё прекрасно, я уверен, что он пессимистически путается в экономических возможностях государства и в зарабатываемых им рублях. Но не исключено, что имеется отретушированный древний обычай, по которому любой кролик, зарабатывающий по рублю за утро, оказывается всегда прав.

Но вот вчера случилось то самое трёхрублёвое утро, после которого кролик Слон отправился на празднование нецелесообразных именин, а его супруга, прихватив весь выводок детишек, срочно отъехала в отпуск на море.

— Скатертью дорога! — обрадовался кролик Слон, но радость была не слишком долгой.

Празднование именин закончилось, ночь прошла и наступило утро.

VII

Сегодняшнее послеименинное пробуждение для кролика проходило крайне болезненно. Чахлые мыслишки воображали что-то вроде смертного одра, инфракрасное излучение в глазах непроветренно пузырилось, кашляющий перегар сбивал насмерть зазевавшихся комаров и мух. Мягкая, блестящая понурой белизной, шёрстка лохмато дыбилась, а проплешины на боках сообщали о вырванных с корнем клочках. Упрямый звонарь, давно поселившийся в взбалмошной голове кролика, наконец-то воспрял духом и легонько забил в надтреснуто-чугунный колокол, качая его из правого полушария головы в левое. А заодно рассказывал обрывки из вчерашних кроликовых пьяных похождений.

— Ползал по троллейбусу и кричал пассажирам, что твои уши — есть не уши, а высокотехнологичные троллейбусные рога, а поскольку ты дальше не желаешь ехать по причине выпитых «да-всего-то-там-каких-то-сто-грамм-ну-двести», то просишь всех покинуть троллейбус, а хотя: девушка! можно с вами познакомиться?.. тьфу ты, пропади всё пропадом, аккумулятор-сука сел!..

— Да перестань, пожалуйста, быть таким назойливым, я и без тебя обречён целый день стыдиться вчерашнего. — попробовал заткнуть рот звонарю кролик Слон.

— В троллейбусном парке принялся землю целовать, дескать, возвратился на милую сторонку, и требовал официальной правительственной делегации с приветственной речью. — упрямо докладывал неуёмный звонарь. — Получил от трудящихся разбавленного антифриза в стакане, малосольный огурец на закусь, и в благодарность попытался изобразить гимнастическое упражнение «ласточка», а хотя: девушка! хотите я из вас сделаю чемпионку мира по акробатике?.. лезьте под меня!.. сама ты «гоблин вислоухий», едрить-твою-раскудрить!..

— Заткнись! — осипшей собачонкой тяфкнул кролик Слон.

— А вот чего ты отчебучил до троллейбуса — этого ни в сказке сказать, ни пером описать. — настойчиво бухтел звонарь. — Выдающиеся кренделя вытанцовывал на именинах Жирафушки Кроткоокого, а он, между прочим, работает судьёй Басманного района города Мосгвы, и тебя первый раз в жизни видел. На именины тебя затащили палачи Вздрюч и Вздроч, а ты обещал им, что будешь вести себя паинькой, хотя, и допускал некоторое оплошности.

— Ну вот, некоторые же обещал… — попробовал найти утешительные моменты кролик Слон.

— И сразу принялся застольные тосты провозглашать, пил без передыху, и «за милых дам», и за «за лося, чтоб хотелося, моглося, богателося и еблося», и за «ручки, ножки стали зябнуть — не пора ли нам дерябнуть?»… Потом принялся рассказывать, что, дескать, был выдающимся артистом балета и прогремел на весь мир и завистников нажил, а потом был изгнан из балетной труппы, на взлёте-то славы!.. Вроде того, что и публика, после твоего изгнания, два года в Большой Театр не ходила, брезговала пялиться на Цискаридзе, а хотя: девушка! хотите я вам расскажу, как мы втроём, помнится — я, Григорович, и ещё какой-то хрыч из министерства культуры — репетировали балет Чайковского?.. прошвырнулись свежим взглядом по затхлой классике… по этим, по лебедям-то херовым… пампампампам-парара-пампам… пампампампам-парара-пампам… Ну, было такое или нет? Помнишь?

— Отстань!.. Было и было, плевать. — всё больше грустил кролик Слон.

— Правильно, теперь тебе хоть ссы в глаза — всё божия роса!..

С трудом одевшись в любимый летний полукомбинезон василькового цвета, кролик запрягся в тележку и доплёлся до фермы. Всем своим крючковато-сгорбленным видом, напоминающим Апеннинский полуостров, он выказывал, что его надо чисто по-человечески пожалеть. Матушка-молочница Опрокида Кувырдаевна жалостливо погладила уши кролика.

— Знаете ли, кролик, — сказала она. — у вас какой-то очевидный недосып наблюдается. И за уши вас вчера никто не таскал, не помните?

— Если бы вы могли представить! — с трудом воскликнул кролик. — Вчера весь день именины праздновали дружной компанией — и хоть бы кто-нибудь меня остановил и домой отвёз. Вы же знаете, я не пью, разве только друзья попросят хорошенько, да и то — за здоровье дорогого именинника. А разве можно за здоровье именинника не выпить? это же грех, матушка-молочница, обычный житейский грех!..

— И ещё какой! — всплеснула руками Опрокида Кувырдаевна. — Сегодня вы ему здоровья не пожелаете, а завтра он вас и к дверям не подпустит, скажет «чтоб ты сдох, невежливый товарищ»!..

— Да, да, я терпеть не могу быть невежливым, я при любом удобном случае высказываю пожелание доброго здоровья, пускай даже это будет сволочь какая-нибудь, в которую и плюнуть жалко… а доброго здоровья пожелать не жалко… Хотя, вчера был прелестный именинник, дай бог ему благоденствия и лося, и повышения по службе…

— Блямц! — ударил по колоколу звонарь и напомнил: — Залпом выпил полбутылки коньяка и полез целоваться к Жирафушке-именинику, завопил: сколотите мне лестницу метров на пять, а то Жирафушка на судебной должности возгордился, вырос с пожарную каланчу и теперь сам нипочём не нагнётся, ему наши дружеские лобызания противны!.. Вскарабкался по лестнице, да только, вместо обещанного поцелуя, Жирафушке-именинику по челюсти съездил. Спросил ещё этак недовольно: чего ваше свиное рыло делает в нашем калашном ряду?..

— О-хо-хо! — покачнулся кролик, вспоминая, как стремительно и болезненно падал с лестницы. — Понимали бы вы, матушка, сколько трудных и дифференциальных вопросов поднимают несвоевременные именины к самим именинникам и к их случайным гостям.

— Да ещё как понимаю! — откликнулась Опрокида Кувырдаевна. — Я вчера видела, как возвращались с именин наши палачи Вздрюч и Вздроч. Обычно они завсегда деловые такие, телосложения имеют облачно-верблюжьи, сытые. Завсегда большое уважение к себе вызывают. А вчера, как половые тряпки, по ветру болтались, то и дело падали да на карачках по земле ползли. Вот, думаю, теперь к ним много вопросов может возникнуть про прошедший праздник, да они вряд ли чего вспомнят.

— Не знаю, не знаю… — покачал головой кролик. — Вот вроде ты и радуешься, что богиня памяти Мнемозина окочуривается на какое-то время, помалкивает стыдливо. Но всегда найдётся вредный гад, который напомнит тебе всё самое неприятное и непристойное. А там хоть со стыда сгори.

— Дак оно дело молодое. — сочувственно погладила кролику уши Опрокида Кувырдаевна. — Можно и побузить немножечко, кости поразмять. Можно и подраться, будучи в выпившем состоянии, поскольку кровь-то горяча.

— Дело, в основном, не в температуре крови. Дело во влияние людей друг на друга, которые — по сути говоря — друг другу чужды, но их притягивает, словно магнитом. Дело в том, насколько ты хочешь понимать людей, постигнуть насколько они усердны в своей естественности, не прибегая к нормам морали. И если они в ответ дерутся, то необходимо отвечать. Вы ведь знаете меня, матушка, я далёк от пацифизма.

— Все далеки. — вздохнула Опрокида Кувырдаевна. — Время такое.

— Блямц!.. Передрался со всеми трудящимися троллейбусного парка, поскольку ловко орудовал выхлопной трубой. — напомнил звонарь. — А потом в продуктовый магазин отправился за водкой, где собрал вокруг себя аудиторию и принялся заверять, что только прикидываешься пьяным кроликом, что есть некие цели для такого твоего поведения, о которых вся страна узнает со временем, обнаружив новый виток демократических перемен, а на самом-то деле ты — видный иностранец, представитель почтеннейшего аристократического семейства, наследник одной десятой европейской металлургической промышленности, и можешь купить весь этот сволочной магазин, стоит тебе только глазом моргнуть… их бин ди дойчешен демократишен републик… яволь?..

В носу кролика уёмисто запершило.

— Эх, понимали бы вы, матушка, — пригорюнился кролик Слон. — как малополезны принудительные раскаяния по утрам!.. Завидуешь трезвенникам, словно мертвец, придавленный чёрствой пустотой гробовой доски, завидует живым собратьям. А тут ещё надо и на работу поспешать, надо денежку зарабатывать!.. Очень бывает странно, когда всё так хорошо начинается в жизни, а затем так вульгарно кончается.

— Как говорится, шкалики да косушечки доведут до заплетушечки. — поучительно проговорила матушка-молочница. — А всем советую молоко пить, от него большого вреда не бывает, ежели свежее.

— Да и я всем советую молоко пить. — сразу согласился кролик. — Да не все меня слушают. Говорят, что это я хорошо устроился и могу у вас нахаляву молока брать сколько вздумается, а обычным людям надо денежку платить. Ну, говорю, раз вы такие скряги, то подоите бычка получите молочка!..

— Попробуй-ка его подои! — развеселилась Опрокида Кувырдаевна. — Вымя-то не надоенное.

Кролик Слон и сам, потешаясь сказанному, похмельно загигикал, полагая, что смеётся красиво и рассыпчато-задорно.

— Это кто кого здесь хочет подоить? Кто такой здесь смелый отыскался? — вдруг выкарабкался из орешника, сияя рахат-лукумистой бесстыжей рожей, бычок ПОТЕШИЛСЯ?-СПАСИБО,ХВАТИТ. — Привет, кролик!.. Об чём смеётесь?..

— Привет, дружище. — откликнулся кролик. — Да мы не над тобой смеёмся, если ты вдруг подумал что. Мы смеёмся над отрицательными чертами характера человека. Над скаредностью, например. А ты разве скаредник?..

— Да вроде нет.

— Ты немного ипохондрик бываешь, и потому от тебя мало толку. Но это вроде бы не отрицательная черта характера, а такая психическая несуразность. С такой, пожалуй, можно и смириться.

— Ну-ну. — буркнул бычок ПОТЕШИЛСЯ?-СПАСИБО,ХВАТИТ. — Матушка, милая, а я к тебе за блинчиками припёрся. Я блинчиков с творогом хочу.

— Ну, здрасьте-мордасьте, явился — не запылился! — с наигранной суровостью вперила руки в боки Опрокида Кувырдаевна. — А я тебе блинчики из воздуха, что ли, вытащу? Ишь герой-еруслан какой за блинчиками припёрся!

— Матушка, слюньки текут — так блинчиков хочется!

— Хочется да перехочется. Мне вот думается, что ты своей хотелкой ещё не заработал себе на блинчики!.. Бурёнка-то жаловалась, что ты от неё нос воротишь.

Бычок горько закашлялся:

— Куда мне ещё твою Бурёнку! подустал я что-то, матушка!.. В иной день так ухайдакаешься на бабских посиделках, что имени своего не вспомнишь, от усталости с ног валишься. Дай блинчиков с творогом!

— Дай да дай, заладил. От твоих «дай» у тебя во рту ещё изжоги нету?.. Ладно, пойди на терраску, съешь блинчиков с пяток, да не вздумай лишку брать. Я после приду и пересчитаю; не ты один здесь умненький, чтоб блины жрать, я для всех пеку.

— Спасибо, матушка! наше вам с кисточкой! — и вкусно промычав, бычок ПОТЕШИЛСЯ?-СПАСИБО,ХВАТИТ заторопился к терраске.

Кролик Слон с угрюмым смешком проводил незадачливого бычка.

— Ну, матушка, тебе своих забот хватает, а мне своих. — вздохнул он, полагая, что его заждались на кухне замка Недосягаемых Умыслов.

— А сами вы не желаете блинчиков откушать? — вдруг предложила матушка-молочница, подпустив в голосок внимательно-ласкового адажио. — Этим-то лодырям, на ферме, я блины с творогом пеку, а вам могу с липовым мёдом предложить. Ради обольщения.

— Это какого-такого обольщения?.. — сумрачно-сонный взгляд кролика принял заинтригованный вид.

— Стремительного и остросюжетного. — пообещала Опрокида Кувырдаевна.

— Так ведь… — припоминая, что жена с детьми удрала в отпуск, кролик Слон принялся слегка елозить и заводиться. — Отчего же и не попробовать блинчиков?.. С липовым мёдом я, кажется, очень люблю блинчики.

— Блямц!.. А в некотором местечке у тебя от мёда ничего не слипнется? — со всей мочи ударил в колокол звонарь. — Прекращай ловеласничать, а ступай работу исполнять, не то уволят тебя, дурня!!

Следуя строгим указаниям звонаря, кролик попрощался с матушкой-молочницей, загрузил тележку молочными бутылками и доплёлся до замка Недосягаемых Умыслов. Матушка-молочница провожала незадачливого кавалера вздохами излишне сильными и тягостными, и было в них много романтично-призывных фиоритур, как будто позаимствованных из весенних напевов пастушеской дудочки.

Привратник Назапор, следуя должностным инструкциям, привычно обыскал тележку кролика, не обнаружил в ней ничего подозрительного и распахнул главные ворота, указывая на кухню. «Да знаю, куда мне.» — так же привычно отвечал кролик, набирая скорость в длинном скользком коридоре, заваленном коробками, ящиками, высохшими овощами и обглоданными костями.

На кухне кролика встретил кухаркин муж, поскольку нередко здесь столовался, подкармливаемый любимой женой. Сейчас жена убежала на полчасика поругаться со служкой Кормёжкой, напутавшим что-то в отчётности по доставке рисовой крупы, а кухаркин муж пил густой утренний кофе в огромной фарфоровой кружке и было ему скучновато. Прибытие кролика оказалось очень кстати. Заговорщицки подмигнув кролику, он нахально заперламутрился, прошёлся по кухне походкой бездельника, которому слегка малы ботинки, и решительно подлил себе в кружку с кофе молока из бутылки.

— Этак-то вкусней станет. — объяснил свой поступок кухаркин муж. — Англитчане, сказать к примеру, завсегда чай с молоком пьют. Верно, от этого дополнительные нейроны в мозгах вырабатываются.

— Англитчане пускай делают что хотят, англитчан никто бить не будет. — заметил кролик Слон. — А тебя будут. За растрату хозяйского добра.

— Разве будут?.. Да не, врёшь, не будут. — сперва усмехнулся кухаркин муж, а затем призадумался, вытер заслюнившиеся губы, подозрительно огляделся по сторонам и вылил часть содержимого своей кружки обратно в бутылку. — Смотри, какой я хитрый. Теперь никто ничего не заметит. Мне ваш колдун и в подмётки не годится.

Всё бы выглядело прекрасно, и все были бы довольны, и никто ничего не заметил, если бы молоко в бутылке не приобрело водянисто-коричневый оттенок, напоминающий цвет растоптанной сигареты.

— Бить, говоришь, будут? — стыдливо нахмурившись, обратился кухаркин муж к кролику. — Ты информацию-то дозируешь или по полной программе выдаёшь, прицельно?

— По полной. — сказал кролик Слон. — Причём запросто могут и казнить. Не слышал, палачи сегодня вышли на работу?..

— Не слышал.

— Не сегодня-завтра выйдут, и усердие их будет неизмеримо. Не завидую я тебе, братец.

— Хорошего мало. — пощёлкал пальцем по бутылке кухаркин муж. — Тёмненько. И на душе теперь кошки скребут. Зря ты про палачей напомнил. Мне очень хочется услышать что-нибудь обнадёживающее.

— А что тебе сказать обнадёживающего? — буркнул кролик Слон, которому вдруг оказалась не безразлична судьба кухаркиного мужа. — Изобрети какой-нибудь прибамбас, осветляющий молоко. Только поторопись, у тебя времени не так много.

— Нет на кухне изобретательных прибамбасов, и сроду не бывало. — заныл кухаркин муж. — Есть отбеливатель в прачечной, но он не имеет пищевого сертификата. Или пофик на сертификат?..

— Нет, не пофик. Отравишь ещё хозяина. Ищи что понадёжней, присмотрись к обстановке.

Всецело устремляясь к изобретательным прибамбасам, кухаркин муж обыскал кухню, подробно изучая всякую доверчивую утварь и её сподвижников. Казалось, что прибамбасы могли находиться где-то совсем близко, где-то в несложной самобытной рентабельности, откуда должно попахивать солнечным компотом и душистым чабрецом. Но их нигде не было, и кухаркин муж слишком явно почувствовал, как на его шее стягивается петля, а палачи Вздрюч и Вздроч усердно мурлычут.

Обрадовала рукавичка для прихвата горячих кастрюлек: с лицевой стороны рукавичка красовалась засаленным аппликационным шмелём на хризантеме, а с изнаночной — петлистым и серым недоразумением. «Значит, — открыл страшную тайну кухаркин муж. — всякая вещь способна иметь две стороны: внешнею и внутреннею. И если на внешней стороне мы наблюдаем шмелей, то внутренняя нам предлагает нечто иное. Можно предположить, что и молоко в бутылке с лицевой стороны имеет темноватый цвет, а с изнаночной стороны, возможно, цвет гораздо светлей. Если как-нибудь постараться вывернуть молоко наизнанку, то оно будет выглядеть для всех белым и вкусным.» Открытие кухаркиного мужа обещало безотлагательно дефлорировать и реформировать все общественные институты, военно-космические комплексы, средства массовой информации, неостепенившиеся остеохондрозы и радикулиты, но попытаться вывернуть бутылку молока с лицевой стороны на изнаночную, чтобы сфокусничать белый молочный цвет, у кухаркиного мужа не получилось.

В кучке засушенных трав и специй кухаркин муж обнаружил искривлённый миртовый венок.

— Воздеть? — спросил он у кролика, обречённо вглядываясь в кухонную даль.

— Можно. — одобрил кролик. — Ах, люди-люди, как же я вам всё-таки завидую! Вы полны любопытства и первооткрывательского зуда. Каким бы тягостным не являлось для вас начало нового дня, вы всегда отыщете чем-бы его приукрасить, чем заретушировать и занавесить, чтоб иметь возможность начать всё сначала. Всегда и всё для вас может начаться заново, весь день может существовать, как начало без конца, а в конце дня, найдётся то единственное и неповторимое мгновение, в котором присутствует отправная точка для начала нового конца!..

— Издеваешься? — опомнился кухаркин муж.

— О нет. Укладываюсь в метаморфозу.

— Про метаморфозу я с женой поговорю, обещаю. Ты мне что-нибудь посоветуешь конкретное?.. Может, ты ещё разок сгоняешь на ферму за молоком?..

— Не сгоняю. — торжественно заявил кролик Слон. — Для меня сегодняшний день практически завершён, я не могу преодолеть наплыва апатии и подсекаюсь сонливостью. Люди! будьте всегда людьми!!

Кролик Слон, утомившись в бессмысленной борьбе с похмельным звонарём, выпил стакан кухонной водки, крякнул, закусив миртовым венком, и решил покинуть хлябкую компанию кухаркиного мужа. Осторожно побродив по замку, он остановился у двери в библиотеку мистера Жжуть, поскольку наивно полагал, что сюда редко кто заглядывает. Проникнув в само помещение, он свернулся тёртым калачиком на коврике, в уголке, и торопливо уснул до вечера. «Когда проснусь, — подумал кролик. — тогда и напугаюсь своей смелости, а сейчас мне сам чёрт не страшен!» Звонарь в назидание долбанул ещё два раза по колоколу и угомонился. Кролику снилось лазурное небо, призывно-прямая линия железной дороги, уходящая в бесконечность, и отдыхающие на станции, в буфете, серафимы с херувимами, вылавливающие обычно в поездах безбилетных пассажиров. Сон у кролика был долог.

VIII

Поздно вечером в библиотеку пришёл мистер Жжуть и с последовательностью, о которой я ранее сообщал, проговорил вслух свои мрачные затеи. Дескать, у него имеется восемь Пыльных Книг, после прочтения которых он намерен учинить беспрецедентную тиранию и пустить по всему миру кровь!.. Кролику Слону, пробуждённому от внезапного огненного света в правом верхнем секторе сна, где резко затормозил поезд, довелось услышать собственными ушами всё сказанное мистером Жжуть. А уши у кроликов подготовлены к подслушиванию просто замечательно. Однажды кролик Слон своими же ушами подслушал собственные мысли.

— Это всё требуется хорошенько уяснить. — прошептал кролик Слон, впитывая информацию, и дождавшись, когда колдун захрапит, уткнувшись носом в заскорузло-шершавые страницы книги, выкарабкался из угла и покинул библиотеку.

Ему не было дела до своей рабочей тележки, которую от так и оставил в кухонном коридоре, рядом с покоцанной новогодней елью, дожидавшейся, когда её выкинут. Он без всяких церемоний и прощаний выскочил за ворота замка Недосягаемых Умыслов и проскакал мимо привратницкой, где его даже не заметили. Он с осторожным любопытством осмотрел пару трупов, которые почему-то забыли закинуть на подъёмно-транспортную ленту кучер с форейторами, да так и уехали. Он с нарастающим драчливым вызовом пригляделся к луне, приметив, что сегодня она слишком подозрительно лучится добродушным марципаном. Он услышал какие-то неповоротливые храпы и хрипы, доносящиеся из узких окон-бойниц пыточной башни, и было совсем неясно, являются ли причиной этих звуков сонные видения палачей или муки, запытанного до смерти, кухаркиного мужа. Во всём, к чему не прикасался взор кролика Слона, ему виделись грядущая катастрофа и хаос.

— Невероятные бедствия затеял наш вздорный старикашка. — сказал кролик Слон про мистера Жжуть, когда отошёл подальше от замка Недосягаемых Умыслов. — Я предчувствую колоссальную погибель человечества и прочего сущего. Да и собственную погибель тоже чувствую, поскольку я-то, кролик, очень даже сущий! Можно сказать, мучительно сущий!.. И ведь непременно доколдуется этот старикашка до того, что и сам не удержится на престоле деспотии, а провалится в некую сквозную дыру, растянутую от одного полюса земли до другого, вылетит в воронку бесконечности. А затем подлая пыль покроет лоскутья мёртвых городов, ужасами мрака заклубятся небеса, и одинокие голодные вопли, случайно оставшихся в живых, ознаменуют крики из театрального партера, словно крики из могил: давайте дальше спектакль, жулики! обещали второе действие!..

— Кто обещал? — оторопело вопросил театральный занавес (который, конечно, сам по себе вообразился кролику).

— Духовные перипетии обещали, им дано право на подобные обещания. — сказал кролик Слон. — И я обязательно что-нибудь соображу, чтоб не подвести их, я постараюсь повоевать и за себя и за всех!.. За нашу и вашу свободу!.. Я как раз сейчас понял, почему одни люди одержимы поступками, а другие — обязанностями, и почему это не всегда срабатывает всем на пользу. Я решился на такой героический поступок, который никого не оставит равнодушным, я обязательно что-нибудь соображу для спасения мира.

— Да хотя бы пивка завезите в театральный буфет! — послышалось требование от занавеса. — Иногда приходят на спектакль вполне себе почтенные мужчины, а пить им приходится яблочный сок. Стыдно за культурное учреждение.

Будет и пивко.